Текст книги "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки"

– Ладно, тогда поехали вместе, я как раз собираюсь повидаться с мамой. Давай еще заедем в супермаркет и купим для вас на ужин что-нибудь вкусненькое.

– Ничего не надо. Утром, до приезда в институт, я все купила по поручению Людмилы Васильевны – она решила сделать вам сюрприз по поводу начала нового учебного года.

– Ну что же, тогда позвоню Ирине и предупрежу, чтобы она одевалась…

– Иван Ильич, что-нибудь случилось? Может, вы себя плохо чувствуете?

– Нет, все нормально. Поехали.

Он не мог сказать, что Ирина, с трудом выговаривая слова, сославшись на головную боль, положила трубку. Было очевидно, что она опять злоупотребила спиртным и лежит в полузабытьи. Он со страхом подумал, что, вернувшись домой, опять будет один в четырех стенах с тяжелейшими мыслями о здоровье жены, неудачной совместной жизни и ожидающем его вечном одиночестве. Надо проявить характер, надо спасти Ирину, убеждал он себя.

По дороге к маме, сидя в машине рядом с молоденькой девушкой, Иван Ильич нечаянно бросил взгляд на ее оголенные выше колен длинные красивые ноги. Он быстро отвел взгляд, но Ольга его заметила и стала ерзать на сиденье, стараясь натянуть пониже купленное несколько дней назад Людмилой Васильевной короткое платье. Непонятная электрическая искра пробежала между ними, создавая только им известную, некую новую сторону их отношений.

Уже дома у матери Иван Ильич и Ольга избегали встречаться взглядами, стараясь общаться друг с другом через Людмилу Васильевну.

«Странное создание человек, – размышлял Иван Ильич, рассеянно отвечая на вопросы матери. – Как в течение доли секунды его мозг может фиксировать столько разнообразных мыслей, противоречивых чувств, проследить за которыми никак не представляется возможным! Какую огромную силу взаимного тяготения заложила природа между мужчиной и женщиной, даже настолько разных по возрасту, по жизненному опыту, по социальному положению! Как сложно всегда быть разумным и правильным, не выходить за рамки сложившихся в течение веков понятий чести и морали, не уронить свое и чужое достоинство, чтобы потом не раскаяться за глупые порывы и поступки. Почему Бог создал человека таким сложным, уверен, до конца и для него самого не понятным и не предсказуемым? Видимо, для того, чтобы человек вечно сомневался, страдал, мучился и раскаивался за свои неправильные поступки и мысли. В эту минуту у меня в голове три женщины: моя мама, любимая несчастная жена и откуда-то вдруг появившаяся рядом эта молодая девушка».

– Иван, о чем ты задумался?

– Мама, пока Ольга на кухне, скажи, пожалуйста, тебе не сложно с ней?

– Иван, девушка мне абсолютно не в тягость. Наоборот, она внесла такое тепло в мою жизнь, такой уют, что я сама удивлена. Пусть останется у меня на пару недель, а потом, если необходимо, я ее отправлю в общежитие.

– Мам, поступай, как тебе удобно. Прости, что напоминаю насчет денег.

– Деньги уже у меня – возьми. Если нужно больше, я дам.

– Нет, мама, достаточно. На днях отправлю Ирину на лечение, провожу ее до санатория и через день-два вернусь.

* * *

– Ирина, ты спишь? Ведь еще нет и девяти вечера. Хочу тебя обрадовать: деньги мама уже дала, и завтра же я начну хлопотать насчет твоей поездки.

– Иван, ты так радуешься, что поневоле у меня возникают подозрения, может, ты и твоя мама хотите поскорее освободиться от меня… Почему не отвечаешь? Признайся, ведь я права?

– Ирина, ты говоришь глупости. Никак не ожидал такой несправедливости в адрес моей мамы, о себе уже и не говорю. Ты действительно больна, и болезнь, по-видимому, у тебя не только физического плана.

– Прости, Вань, как-то случайно получилось, не хотела такое сказать. Впрочем, не хочу раскаиваться. Что сказала, то и сказала. Тебе скоро стукнет шестьдесят, но тобой продолжает управлять твоя мама. Ты был и остаешься маменькиным сынком. Сейчас она приютила у себя эту молодую провинциалку, я понимаю, для чего – она готовит мне замену.

– Ирина, ты действительно сошла с ума! Откуда у тебя эти несправедливые, идиотские мысли? Ведь несколько дней назад ты сама хотела приютить эту девушку. Тогда ты была похожа на себя, на настоящую, добрую Ирину, которую я знаю много лет. Объясни, что с тобой? Не плачь, я хочу услышать нормальную, разумную речь.

Ирина продолжала плакать, Иван Ильич, постояв еще несколько минут в расстроенных чувствах от такого неожиданного выпада Ирины, пошел к себе. «Действительно, каждая семья несчастна по-своему. Кажется, все для счастья у нас есть: все здоровы, более-менее устроены, любят друг друга, связаны между собой. Но что-то не так, чего-то не хватает. А больше всего мне жаль Ирину – прямо на глазах меняется в худшую сторону. Может, это наказание за мой аморальный поступок – связь с молоденькой девушкой? Глупость, вздор воспаленного мозга заключенного в четырех стенах интеллигента, заменившего реальную жизнь книгами и виртуальным миром. На самом деле все очень просто: я искал и получил женскую ласку, всепоглощающее удовольствие, а она к тому же получила материальные блага и мою поддержку. В отношениях пожилого мужчины и молодой девушки это обязательный фактор. Та к было и так будет впредь. А Ирина, как самостоятельное биологическое существо, сама должна бороться за свою жизнь, здоровье и счастье. Это закон природы, который никакие гуманистические, человеколюбивые теории не могут заменить. Мой моральный долг – всячески ей помогать, что я и буду делать».

В следующую пятницу, около полудня, на поезде «Москва – Петрозаводск» супруги отправились в путь. Всю дорогу они молчали. Ирина отрешенно смотрела в окно, Иван Ильич читал последний номер институтского журнала. Только раз Ирина, не отводя взгляда от окна, тихо и спокойно сказала:

– Иван, у меня предчувствие, что я домой уже не вернусь.

– Откуда эти мрачные мысли? Все хорошо, ты ничем серьезно не болеешь, мы все тебя любим. Отдохнешь, поправишься, вернешься, заживем как прежде, начнем все сначала.

– Не вижу смысла в моей жизни…

* * *

В специализированном санатории-клинике их встретили вежливо, отвели Ирине большую, светлую комнату на втором этаже. По просьбе Ивана Ильича за дополнительную плату там поставили кровать и для него.

– Иван, поезжай домой, у тебя работа.

– Не могу я тебя оставить, Ириночка, в таком душевном состоянии. Всего несколько дней назад ты жила спокойно и жаловалась только на излишнюю полноту, а сейчас впала в идиотскую депрессию и ищешь смысл в жизни. Поиски смысла жизни ни прежде, ни сегодня никого еще не довели до добра, а сами «ищущие» закончили жизнь на виселице, или покончили с собой, или были заключены в тюрьмы, депортированы, сосланы. Смысл жизни, помни, – сама жизнь, то, что ты мыслишь, чувствуешь, любишь, получаешь тепло и любовь своих близких, – другого не дано. Надо жить столько, сколько предопределено нам природой. Что мне сказать еще? Ирина, а в чем смысл моей жизни? Сидеть по 16 часов в день в кабинете, бесконечно читать, готовиться к лекциям, писать книги и статьи? Работа – дом, дом – работа, общение с вами, со студентами и коллегами. Как еще ты представляешь жизнь в нашем возрасте и нашем положении? Не зря мудрость гласит: удовлетворяйся тем, что у тебя есть. Понятно, это не означает, что человек не должен стремиться к лучшему, высшему, светлому. Это тоже заложено в нем природой.

– Вань, может, ты и прав, но я воспринимаю и ощущаю мир по-своему. Сегодня – так, а завтра все, возможно, покажется мне другим. В светлое время дня, в летние месяцы я чувствую себя лучше, но ожидание мрачной, холодной и такой долгой зимы меня ужасает. Ты идешь на работу, а я остаюсь дома одна. Летом, если нет дождя, выхожу, прогуливаюсь, иду в магазин, изредка – с кем-то из знакомых в кафе. Ты возвращаешься – ужинаем, смотрим какие-то политические программы по телевизору, и ты уединяешься в своем кабинете. Я одна, все время одна, кроме вечно занятых детей, меня сейчас никто не интересует. Жаль, что я не родилась на юге Европы.

– Поверь, ты и там нашла бы какие-то причины для плохого самочувствия. Пойми, Ира, болезнь одиночества – это новое состояние в современном мире. Во всем мире, особенно в развитых странах, когда человек уже не борется за выживание, за каждодневное пропитание, когда он обеспечен, у него появляется много свободного времени. К тому же люди выходят на пенсию рано, средняя продолжительность жизни везде увеличилась на 10–15 лет, и пенсионный период составляет фактически треть жизни среднестатистического человека. Поэтому люди, привыкшие работать, не зная, чем наполнить свое время, начинают тосковать, появляется чувство одиночества. Это съедает человека изнутри, убивает его. У одних народов существует культура времяпровождения – собираться в клубах по интересам, объединяться в общественные движения, встречаться в кафе на углу своей улицы, где все друг друга знают. У нас летом бабули сидят во дворе, мужики забивают «козла», но это всего два-три месяца. Зимой же они в своих маленьких квартирах тихо выпивают, смотрят глупые, отупляющие человека телепередачи и в десять вечера ложатся спать. Ты – одна из огромного количества незанятых, не знающих как и куда приложить свои силы и духовную энергию людей, и поэтому недовольна. Надо найти новые интересы.

– Может, Вань, ты и прав.

Два дня Иван Ильич провел с женой, они выходили на утренние и вечерние прогулки, однажды даже пошли в кино. В скудной библиотеке санатория Иван Ильич нашел несколько произведений современных писателей, которые могли заинтересовать Ирину. Она обещала лечиться по-настоящему и отвечать на его звонки по мобильному телефону. С тяжелым сердцем Иван Ильич попрощался с Ириной, вернулся в Москву и уже в понедельник вышел на работу.

* * *

– Иван Ильич, – доложила Ольга, – звонила доцент Смурыгина и попросила кем-то заменить ее – у нее высокая температура.

– Кто сегодня дежурный по кафедре?

– Роза Петровна Карасина.

– Нет, она не сможет заменить Смурыгину – молода и неопытна. И потом, курс ей незнаком. Придется пойти самому.

С трудом собравшись с мыслями, Иван Ильич прочитал перед большим курсом лекцию и спешно вернулся к себе. В приемной его уже ждали несколько преподавателей с различными проблемами.

– Друзья, дайте мне пять минут, и потом я вас всех приму.

Первым делом он набрал номер Ирины. Ее голос ему показался более-менее бодрым, и он, успокоенный, положил трубку.

– Иван Ильич, освободились? По городскому телефону звонит женщина, хочет поговорить с вами.

– Она не представилась?

– Сказала, что представится лично вам.

Удивленный Иван Ильич взял трубку.

– Иван Ильич, здрасьте! Это Стелла.

– Да, Стелла? Случилось что-нибудь с Лаурой?

– Нет, ничего не случилось, но нам надо срочно встретиться.

– Стелла, только начался учебный год, я очень занят. Давайте как-нибудь в другой раз? И потом, простите, какие могут быть причины для такой срочной встречи? С Лаурой все в порядке, она держит связь с кафедрой. Так вот, давайте на этом закончим.

– Подождите, Иван Ильич, не вешайте трубку. Вы куда-то торопитесь? Встреча скорее нужна вам, чем мне.

– Стелла, у меня создается впечатление, что вы хотите меня шантажировать.

– Вы, Иван Ильич, очень догадливый человек. Понятно – вы же умный, профессор. Я хочу показать вам одну видеозапись. Запись о том, как некий пожилой козел (кстати, профессор) развращает молоденькую девушку, свою аспирантку, вытворяет такие фокусы с ней, что ни в одном порнофильме еще не додумались снять. Кажется, вы будете очень огорчены, если запись попадет в руки вашего руководства, ваших коллег или в правоохранительные органы. Ее с радостью посмотрят и ваша жена, и ваши дети, а, может, даже и внуки. Они будут очень гордиться вами – какой у них дед молодец, как в самых невероятных позах обрабатывает хрупкую девушку.

– Вы врете, у вас ничего нет. Сожалею, что перешагнул границы дозволенного, но вы же помните, что все было с вашего и Лауры согласия. Вы были счастливы, что я взял девушку под свою опеку, приютил, снимал квартиру, содержал. Вы тоже воспользовались этим – питались, одевались, ездили отдыхать за ее, то есть за мой счет. В этот самый тяжелый период вашей жизни я протянул вам руку помощи. Не знаю, что бы еще с вами случилось, ваша судьба меня не волнует, но Лауру мне было жаль, и сегодня эта девушка мне не чужая. Если что, я всегда готов помочь ей. Пожалуйста, уходите из моей жизни, не хочу ни слышать, ни видеть вас.

– Профессор, еще раз повторяю, у меня в руках видеозапись. Я не стреляю по воробьям холостыми патронами. Да, дорогой зятек, придется освежить вашу память. В записи многократно повторяется одна из ваших любимых поз: когда вы сидели в чем мать родила на красном плюшевом кресле, а на полу на коленях стояла Лаура. Вы заботливо подложили ей под ноги подушку. Потом большим пушистым полотенцем прикрывали ее худенькие плечики, чтобы она не простудилась. И чем занимались? Продолжать?

– Что вы хотите, подлая женщина?

– Встретимся на углу стоянки у супермаркета рядом с вашим институтом. Там и поговорим о том, что я хочу.

Ошарашенный, с чувством глубокого омерзения, Иван Ильич сидел в кабинете, плохо соображая, как ему поступить. Снова раздался звонок из приемной.

– Ольга, я очень занят, никого не могу принимать. Пусть подойдут завтра.

Мир как будто перевернулся! Его бросили в помойную яму, и он тонет в человеческих отбросах. Как низко он пал, с какими подлыми людьми он связался! Может, Лаура действует с матерью заодно, и они вместе организовали всю эту отвратительную игру с видеозаписью? Маловероятно. Она при всей своей лукавости девушка неплохая, в меру интеллигентная, понимает, что если эта видеозапись где-то всплывет, то будет поставлено под угрозу не только ее семейное положение, но и перспектива работы в институте.

Иван Ильич отправил по мобильному телефону сообщение Лауре с просьбой срочно позвонить ему.

По внутреннему телефону опять позвонила Ольга:

– Иван Ильич, что-нибудь случилось? Может, вы себя плохо чувствуете? Вас много раз спрашивали из ректората, а также по городскому телефону.

– Ольга, запишите имена всех, кто спрашивал меня. Скажите, что завтра я свяжусь с ними. Сейчас мне надо закончить одну срочную справку, и прошу, больше не беспокойте меня. Кстати, можете домой поехать одна, не ждите меня – я вернусь поздно. Предупредите маму, что меня сегодня не будет.

Работать, думать о чем-то другом он уже не мог. Иван Ильич прокручивал в памяти детали разговора со Стеллой. Чего она хочет? Разумеется, денег. Как он не догадался, что его могут записать, снять на видео! Если так могли поступить с бывшим генеральным прокурором России, то почему то же самое не может случиться с ним, обыкновенным профессором, беззащитным, не наделенным властными полномочиями? Но там – большие деньги и политические интересы, а здесь? «Родная мать сперва с радостью почти узаконивает интимные отношения дочери со мной, а потом записывает видео и шантажирует меня. Я догадался, что она – авантюристка, нечистоплотная женщина, но так мерзко поступить в отношении человека, сделавшего им столько добра? Чему я удивляюсь? Не вижу, что происходит вокруг? Бесследно исчезают десятки тысяч людей, газеты, телевидение шумят, что их похищают для расчленения и продажи человеческих органов преступным медицинским организациям. Детская проституция, убийства, похищения людей с целью получения выкупа стали повседневным, обычным делом в нашей жизни.

Демократия, свобода человека в России принимают странные формы. Привыкший к несвободе народ воспринимает их как призыв к анархии и насилию. Национальной идеей стало: брать все, что возможно – собственность, а иногда и жизнь другого человека, вести праздный и веселый образ жизни, в первую очередь дать волю своим подавляемым ранее инстинктам. При этом мало работать или вообще не работать. Такой образ жизни пропагандирует наш дешевый, из-под задворок жизни вышедший политический и культурный бомонд, разножанровая примитивно-дешевая попса. И кто возмущается? Я, который сожительствовал с молодой девушкой, социально зависящей от меня, для которой я авторитет, научный руководитель? Но она же была совершеннолетней, с определенным сексуальным опытом, к тому же видавшей немало порнографических фильмов. Она с энтузиазмом шла на связь со мной, понимая, что это шанс устроить свою жизнь. С малых лет она видела, как мамочка Стелла и ее младшая сестра тетя Роза используют свои женские пышные формы для получения от мужчин всевозможных жизненных благ. Более того, не стесняются, а наоборот, гордятся, считая это нормальным бизнесом. В позапрошлом году, когда по настоянию Стеллы я отправил их на отдых в Турцию, после возвращения Лаура как-то в порыве откровенности рассказала мне, что ее мама Стелла познакомилась с одним пузатым, с золотыми зубами торговцем овощами. Ходила с ним по ресторанам и рынкам, заставила его купить для нее массивный золотой браслет и всевозможную одежду. В конце концов Стелла с горечью сообщила, что торговец избегает ее и предлагает приличную сумму, если Лаура согласится принять его ласки. Правда, – удивлялась Стелла, – как Гасанчик после нее обратил внимание на такую худышку, у которой кроме длинных ног и больших глаз больше ничего нет? После долгих увещеваний и угроз мамы и трехкратного увеличения суммы, равной цене норкового полушубка, Лаура согласилась, надеясь, что сумеет обойтись разговорами и легкими ласками и закончить дело в пределах полутора-двух часов, о чем было заранее оговорено. Но когда Гасанчик с огромным, покрытым черными волосами животом, в длинных, до колен, трусах, с первой же секунды ринулся в бой, она закричала и выбежала из комнаты. Мама ее сильно ругала, даже ударила, угрожая, что оставит ее голодной, лишит хорошей одежды. Гасанчику она не вернула часть денег, угрожая, что заявит в полицию на его попытку изнасиловать ее дочь. Два дня Стелла держала Лауру впроголодь, заявив, что она сама должна заработать на хлеб и на свою одежду».

«Я еще удивляюсь, – продолжал свои размышления Иван Ильич, – что Стелла – истинная дочь своего времени – может иметь какие-то светлые уголки в душе. Она считает абсолютно нормальным выжимать из своего окружения все, что возможно. Таких категорий, как аморально, подло или нечестно, для нее не существует. Есть понимание, что возможно, а что – нет. Я сейчас осуждаю других, тогда как в сегодняшней ситуации виноват я сам и никто другой. Осмелился бы я в советское время вступить в сексуальную связь со своей молоденькой подчиненной? И тогда всякое бывало. Но два фактора: страх перед властью в лице партийных и профсоюзных организаций и администрации, и, наконец, наше отношение к окружающей реальности – было предопределено нашей скудной зарплатой. Жена точно знала, сколько я получаю, и потратить несколько рублей без ее ведома было почти невозможно. Не то что сейчас: удалось снять квартиру и фактически содержать, одевать и обувать молодую любовницу с активной, прожорливой, большегрудой, большезадой матерью.

Да, уже пора, надо идти на встречу с этой подлой тварью. Ничего доброго не жду. Дай Бог мне мужества и нервов выдержать это испытание».

Глава II. Грубый удар. Беспомощность и унижение

Иван Ильич припарковал свою «Мазду» в дальнем углу автостоянки у супермаркета и стал ждать Стеллу. Моросил мелкий, осенний, противный дождь, сопровождаемый порывистым ветром. Весь мир представлялся ему в эту минуту безрадостным и мрачным. Был уже седьмой час. «Надо позвонить Ирине», – подумал он, когда двери машины резко открылись с двух сторон. На переднее сиденье плюхнулся большой мужчина в мокром темном плаще, а на заднее – Стелла, на ходу закрывая зонтик. Щекастая, с заметным макияжем, сильно пахнущая духами и косметикой, пышущая каким-то животным здоровьем, она внесла в машину атмосферу другого, чужого мира. Глаза ее блестели, лицо выражало напряжение и одновременно предвосхищение чего-то радостного. Было видно, что такие жизненные ситуации для нее обычны, возбуждают ее, как охотника перед возможной добычей, и доставляют истинное удовольствие. Сидящий рядом с Иваном Ильичом мужчина лет 50–52, с огромной головой на широких плечах, с прямыми густыми светлыми волосами, с крупными чертами лица, очевидно напоминающими откуда произошел человек, безразлично, в упор, пустым взглядом смотрел на Ивана Ильича. Молча он протянул огромную ладонь, вынул ключи автомашины и закрыл изнутри двери на замки.

– Здравствуйте, Иван Ильич! У меня складывается впечатление, что вы не рады нашей встрече.

– Кто этот человек? Стелла, почему вы его привели с собой и почему он забрал ключи от моей машины?

– Это мой адвокат Сергей Геннадьевич Кондаков, кстати, майор полиции. Я его пригласила, потому что боялась насилия и провокации с вашей стороны.

– Понятно. Спорит с вами бесполезно. Что вам нужно?

– Сожалею, Иван Ильич, я должна огорчить вас. У меня серьезное онкологическое заболевание, возможно, пока на начальной стадии, но проблема уже очевидна.

– Мне очень жаль, но, как вам известно, я историк, а не врач.

– Я должна, – продолжала Стелла, не обращая внимания на слова Ивана Ильича, – пройти обследование в Германии и, по всей вероятности, оперироваться. Мы с Сергеем Геннадьевичем узнали, что это стоит больших денег, которых, к сожалению, у нас нет. Вот поэтому я и решила вас побеспокоить. В конце концов, вы не чужой человек, мы когда-то жили с вами как одна семья.

– Стелла, я старался и немало помогал Лауре, кажется, и вам. Сейчас каждый живет своей жизнью. У меня самого своих проблем предостаточно. Надеюсь, вы сами найдете какой-то выход из этой печальной ситуации.

– Иван Ильич, вы обязаны мне помочь. В противном случае я буду вынуждена показать вашим коллегам ваше истинное лицо извращенца. А заодно о ваших сексуальных похождениях узнают ваша жена и дети. Такой аморальный тип, извращенец, как вы, не имеет права войти в аудиторию, преподавать студентам, учить их доброму и разумному.

– О какой сумме идет речь? – отступил Иван Ильич.

– Не особо много – 75 тысяч евро.

– Нет, 100, – буркнул до того сидевший молча полицейский. – Есть и другие расходы: дорога, проживание.

– Ценю ваше чувство юмора. Я только что взял у матери в долг 50 тысяч рублей, чтобы отправить на лечение больную жену.

– Мужик, с тобой долгого базара не будет. Или даешь эти деньги, или позорно вылетаешь с работы и начинаешь разборки со своей больной женой! – вступил в разговор полицейский.

– Откуда я достану такую, для меня сумасшедшую, неподъемную сумму?

– Иван Ильич, миленький! Забери к себе мамочку и оформи ее квартиру на нас. Или лучше сам ее продай. Эта квартира стоит в два или три раза дороже, чем мы просим. Заодно и сыновний долг выполнишь. Неудобно ведь: 80-летняя женщина живет одна, без надлежащего присмотра.

– Стелла, это нереально. Мама не согласится. И чем я объясню такой непонятный поступок? Нет, это невозможно.

– Иванушка, дорогой, – продолжала настаивать Стелла, – продай дачу. Она тоже на 300–350 тысяч евро потянет.

– Откуда вам известно, сколько стоит моя дача? Вы же ее не видели. И Лаура никогда там не была. Насчет квартиры я знаю, она была там несколько раз и, видимо, рассказала вам.

– Мужик, – опять глухо и угрожающе вступил в разговор Сергей, – в областной кадастровой картотеке ты числишься как собственник. Там указан кирпичный дом площадью 420 квадратных метров. Выяснить это заняло 15–20 минут. Мы со Стеллой побывали там и на месте посмотрели твою дачу. Добротный дом, большой хороший сад, есть вода, газ, электричество, находится недалеко от магистральной дороги. Так вот, продашь в два счета, если не загнешь цену.

– А кто купит? Вся Рублевка выставлена на продажу. Люди за полцены продают собственность и тысячами уезжают из России.

– Ты, Ванечка, продай за недорого. И нам отдашь свой долг, и тебе кое-что останется.

– Я не знал, что я вам должен.

Сидящий рядом полицейский как-то вяло, с ленцой, ладонью ударил Ивана Ильича по голове, который инстинктивно хотел отскочить, но больно ударился о стойку автомашины и на секунду потерял сознание. Очнулся он от того, что Сергей стал заливать ему в горло спиртное из маленькой металлической канистры.

– Ну что, мужик, ты сам напросился на такую «ласку». Граммов сто я дал тебе, чтобы ты не буйствовал, – спокойно, не меняя выражения лица, обратился к нему полицейский, – твои документы, технический паспорт на машину, водительское удостоверение у меня. В кошельке у тебя было всего 15 тысяч рублей. Нам со Стеллой необходимо после такой неприятной разборки с тобой немного отдохнуть, выпить и перекусить. Машина с документами останется у меня как залог нашей договоренности. Не думай бежать в полицию, тебя там обхохочут и тобой никто не будет заниматься. В крайнем случае мы со Стеллой докажем, что ты, бывший зять, в общем, друг, добровольно отдал нам ключи, так как был нетрезв, и мы тебя на такси отправили домой. Но тогда пеняй на себя. На всех порносайтах будет демонстрироваться фильм о том, как солидный седовласый профессор в очках со знанием дела обрабатывает молоденькую аспирантку, какие офигенные позы находит, какая у него сексуальная фантазия! А может, тебя даже попросят написать учебник, но уже не по истории, а по порнографии для неопытных, начинающих молодых людей. Усек, мужик? На тебе 200 рублей, и мотай домой.

Полицейский левой рукой открыл дверцу со стороны Ивана Ильича, а правой резко толкнул его из машины. Иван Ильич неуклюже упал на мокрый асфальт. Минуту посидел, а потом перебрался на бордюр, краем глаза заметив удаляющуюся машину. Он обхватил руками готовую взорваться голову. «Какой позор! Как страшно эти мерзкие люди унизили меня. Понимают, что я испугаюсь, не предприму никаких действий. А что я могу сделать? Любые мои действия, в конце концов, обернутся против меня. Дай Бог сил не умереть от унижения и стыда прямо здесь, на мокром асфальте!»

Иван Ильич вспомнил безвольное, угрюмое лицо Ирины, маму, детей и внуков. «Что будет с ними, если я сейчас получу инфаркт, умру, стану инвалидом?» Волна внезапной острой ненависти к Стелле и полицейскому заставила его вскочить с места и дико, как зверь, зарычать, но потом он опять сел на бордюр. Люди входили в супермаркет и выходили из него, однако никто не обращал внимания на сидящего на бордюре немолодого, обхватившего голову руками мужчину в мокром плаще. Он остался в этом огромном мире наедине со своим горем. «Боже, как жестоко я наказан за свое прелюбодеяние, за свою слабость, за минутное отступление от тех принципов, которых я придерживался всю свою жизнь! Боже, создав нас, ты остался безразличным к нашим судьбам и нашим страданиям. Я от тебя ничего не жду, это удел слабых. Я начал всю эту историю, я и должен ее завершить».

Иван Ильич был настолько морально и физически разбит, что и не думал прямо сейчас пойти в ближайшее отделение полиции. Он понимал, что его, в мокром, грязном плаще, сильно пахнущего водкой, без документов, примут за бомжа, возможно даже задержат в кишащем клопами и тараканами «обезьяннике», под издевательский смех сокамерников и проходящих мимо полицейских. Его мысли прервал звонок мобильного телефона. Звонила Ирина.

– Вань, где ты? Почему не звонишь?

– Не беспокойся, у меня все в порядке.

– Что с тобой? Ты каким-то другим голосом говоришь.

– Да, дорогая, час назад я стал другим человеком. У меня появилась цель и неудержимая воля ее выполнить.

– Вань, ты выпил что ли? Не похоже на тебя.

– Сегодня я с коллегами слегка отметил начало учебного года.

– Но уже неделя, как он начался.

– Я в дороге. Позвоню тебе из дома.

* * *

Всю ночь Иван Ильич ни на секунду не сомкнул глаз. Его лихорадило. Он даже измерил температуру. Ничего особенного, если учесть, что остался под дождем и вымок до нитки. Несколько раз он сменил промокшее от пота нижнее белье, потом снова принимал душ и опять ложился. Нашел в буфете полбутылки виски и осушил ее. От спиртного голова отяжелела, но мозг работал лихорадочно и искал пути выхода. Страх быть опозоренным, оплеванным уже отошел на второй план. Осталось только одно огромное острое желание – жестоко наказать этих ненавистных животных. Никто никогда так не унижал его, не оскорблял его достоинство. Как будто из каждого угла квартиры звучал издевательский хохот Стеллы и ее друга-громилы. «К черту, – подумал Иван Ильич, – забрали машину, может, этим и успокоятся. Машина не новая, трехлетней давности. На рынке за нее дадут несколько тысяч долларов – не больше. Нет, они не успокоятся, – ответил он сам себе, – обязательно продолжат шантажировать, понимая, что загнали меня в угол и мне некуда отступать. Лучше отдать этим подонкам что-нибудь, тогда, может, они оставят меня в покое. Но что отдать? Машину, квартиру? Нет, я не могу лишить маму квартиры, любимого угла, где все ей дорого, где каждая вещь напоминает прошлую жизнь, рано ушедшего мужа, ее молодые годы. Та к жестоко, бесчеловечно поступить с мамой я не могу. Почему она должна идти на такие жертвы? Разумеется, если она узнает, что я в затруднительном положении, пойдет навстречу. Какой стыд! Этот вариант отрицаю начисто. Лучше продать дачу. Моим скажу, что хочу купить загородный дом поближе. Им известно, что в этом году первый этаж затопило, и каждый год весной повторяется та же история, притом затапливается не только наш дом, но и соседские. Правда, я в этом году дачу, особенно подвальное помещение, основательно отремонтировал, зацементировал и снаружи, и изнутри, провел дренажные работы. Дом сейчас в хорошем состоянии, и продать его возможно. Тогда часть денег положу в банк, а часть отдам этим подлецам. Наши же не будут проверять, какую сумму я положил в банк. Но где гарантия, что через некоторое время эти мерзавцы не выдвинут новые требования, ведь им уже ясно, что они могут надавить на меня. Они если и отдадут мне видеозапись, то десяток экземпляров копий непременно оставят у себя. После дачи они уже точно заставят продать мамину квартиру. Потом заставят обменять мою большую квартиру в центре на маленькую девушку, скажем, в Бутово или еще где-то на окраине. Это сто процентов, вне всякого сомнения. Может, ничего не отдавать, отказаться пойти у них на поводу? Пусть делают, что хотят. Тогда придется уйти из института, перестать общаться с коллегами и друзьями. А как поступить с семьей? От них же я не могу никуда уйти. Мой позор и унижение – такой страшный удар для них. Как трагично я завершаю свой легкомысленный роман! Даже не роман, а просто моральное отступление, недозволенную ошибку. Может лучше покончить жизнь самоубийством? Нет, это слабость плюс трусость. И по какому праву я так страшно накажу себя и моих близких? Старую маму, больную и беспомощную жену, легкомысленного сына и дочь, оставшуюся с двумя детьми. Нет, я такой путь начисто отвергаю. Тогда, может, попробую через полицию воздействовать на этих подонков? Смешно! Разве полиция в нашей стране кому-то помогает? Они же работают только для себя и для начальства. Если кого-то и задерживают, то очевидных, случайно попавшихся воров, налетчиков, пьяных дебоширов. Может, устроить ловушку для Стеллы и громилы, договориться с полицией, назначить время и место встречи для передачи денег и сдать их в руки полиции как вымогателей. Тщетные надежды, эти неотесанные полуграмотные мужики все сделают настолько неуклюже, что или провалят операцию, или, что более вероятно, за деньги сообщат своему коллеге о готовящемся задержании.