Текст книги "Дневники полярного капитана"

Наша станция начинает принимать вид благоустроенного лагеря. Мы продолжаем находить все новые достоинства в выбранном нами месте. Длинное ровное взморье дает возможность расставить и разложить припасы в самом систематическом порядке. Все будет под рукой, и никогда не возникнет сомнения, где искать тот или другой ящик. Дом подвигается быстро. Уже приступлено к обшивке остова. Должно быть, будет необыкновенно тепло и хорошо, потому что, в добавление к двусторонней обшивке и прокладке тюфяками из морской травы, я думаю расположить вокруг дома корм для лошадей.

Задаю себе вопрос: куда мы лошадей поставим на зиму?

Единственное неудобство здешней местности то, что лед становится тонким и в трещинах, и местами на льдинах образуется сало. У лошадей ноги проваливаются; но они, видно, уже привыкли к чему-нибудь подобному, потому что этим не смущаются. По всему заметно, как желательно спешить. Итак, будем работать и завтра, в воскресенье.

На нас нагрянул целый рой маленьких бед: болячки на лице и губах, пузыри на ногах, порезы и ссадины; мало у кого нет чего-нибудь такого; неважно, но неприятно; впрочем, конечно, это все входит в программу. У меня самого подошвы ног адски болят.

Природа и стихия, понятно, зададут немало хлопот. Зато отрадно знать, что это – наши единственные противники и что так мало грозит опасности от внутренних трений и столкновений.

С Понтингом на днях было пренеприятное приключение. Желая непременно добыть художественные фотографии с эффектными предметами, вроде бугристых льдин или отражений в воде, на первом плане, он стал уходить со своими собственными маленькими санками, нагруженными камерами и кинематографическим аппаратом, и один отправлялся к севшим на мель айсбергам. Однажды утром он так шел, беспечно таща за собой санки; очки затянуло ему влагой от пота, и вдруг он почувствовал, что лед под его ногами подается. Он потом говорил, что не запомнит такого ужасного ощущения, – и немудрено. Вблизи никого; никакой помощи, если бы он провалился. Он инстинктивно рванулся вперед, а лед при каждом шаге подавался, и санки волочились через воду. К великому счастью, слабое место, на которое он попал, было очень невелико, так что через какие-нибудь две минуты он выкарабкался на твердую поверхность. Тут только он заметил, что с него градом льется пот!

Припоминая прошлое, должно сознаться, что мы со льдом обращались неосторожно.

Глава IV. Наше поселение

Потеря мотора. – Пропажа собаки. – Результат шестидневной работы. – Своенравные лошади. – Пещера во льду. – Погрузка балласта. – Экскурсия на мыс Хижины. – Возвращение. – Укромная стоянка. – Дом и его отделка. – Планы на осень. – Пианола. – Котлеты из тюленьего мяса. – Судно садится на мель. – Начало ледохода.

Воскресенье, 8 января.

Бедственный день. Я имел глупость разрешить сегодня утром выгрузить третьи моторные сани. Это было исполнено первым делом, и сани были поставлены на твердый лед. Впоследствии Кэмпбелл сказал мне, что один из людей одной ногой провалился, переходя через рыхлое место шагах в двухстах от судна. Я этому не придал большого значения, поняв это так, что он провалился только сквозь верхнюю кору.

Около 7 часов утра я отправился к берегу с небольшим грузом, оставив Кэмпбелла отыскать лучшее место для перевозки мотора. Придя в лагерь, я отправил Мирза с собаками и жестянкой керосина. Минут через двадцать он вернулся с известием, что мотор провалился. Вскоре после того Кэмпбелл и Дэй [Day, механик] подтвердили печальную весть. Оказывается, что Кэмпбелл, испугавшись, достал канат и прикрепил его к саням, затем поставил к канату несколько человек, в надежде с разбега перевезти сани через рыхлое место. Один из людей, Уильямсон, сразу провалился по плечи, но был немедленно вытащен.

Во время этой операции заметили, что лед под мотором подается и тут же провалился вместе с ним. Люди не выпускали каната, но он прорезывал лед, заставляя их все больше напрягать силы, пока они один за другим не были вынуждены его выпустить. Еще полминуты, и осталась одна большая прорубь. Счастье еще, что люди все целы; но все же это для нас крупная потеря. Грустно подумать, что один из двух лучших моторов, стоивших столько времени и забот, теперь лежит на дне морском. Не далее как вчера другой такой же мотор с очень тяжелым грузом благополучно переехал то самое место, на котором сегодня провалился этот; кроме того, я сам вчера перешел это же место с тяжелыми лошадьми.

Мирз вернулся туда с Кэмпбеллом и, возвратившись, донес, что лед поблизости от того места с каждым часом становится опаснее.

Было ясно, что мы, в сущности, отрезаны от судна, во всяком случае что касается перевозки больших тяжестей. Боуэрс опять вернулся к судну с Мирзом, и им удалось перевезти несколько вензелей и кое-какую мелочь. С тех пор сообщение прекратилось; на берегу работали, но на судне люди почти бездействовали.

В 6 часов я пошел к краю льда, подальше к северу. Я нашел место, куда можно было перевести судно, ближе к толстому льду, по которому еще могут ходить сани. Я подошел ближе к судну и сигнализировал, чтобы его перевели туда возможно скорее, – если нужно, то под парами. Оно теперь стоит втиснутым в лед. Можно будет протиснуться дальше, когда лед начнет расходиться.

Мы с Мирзом, прежде чем вернуться, обозначили новый путь жестянками с керосином. И вот опять ждем, пока смилуется судьба. Дом, между тем, подвигается, но еще не так-то скоро будет готов.

Сегодня вечером подул холодный северный ветер при пасмурной погоде, но скоро упал, и солнце снова ярко светит. Сегодняшний день был пока самым жарким. Пройдясь на берег и обратно, я сильно вспотел, после того, сидя на солнце после второго завтрака, почти мог бы подумать, что нахожусь в Англии, в теплый летний день.

Первую ночь провожу на берегу. Пишу в новой палатке, очень удобной.

Понедельник, 9 января.

Я вышел из палатки не раньше 6 часов 45 минут, и первое, что я увидел, было мое судно, которого еще вчера не видно было из лагеря. Оно медленно и с трудом ползло вдоль края льда. Позавтракав, я туда отправился и, к радости моей, нашел крепкий, надежный путь вплоть до самого судна. Я немедленно поднял флаг, давая знать, чтобы вывели лошадей, и началась работа. Сани весь день ходили взад и вперед, но более тяжелая работа досталась лошадям. Хорошо помогали и собаки и люди. Ни один человек не тащит, средним числом, меньше 300 фунтов; собаки же, по пяти на упряжку, возят от 500 до 600 фунтов и, понятно, бегут много быстрее людей или лошадей.

Таким образом, мы перевезли массу всякой всячины; сначала около трех тонн угля для постоянного обихода, потом 2 1/2 тонны карбида, трубу и вентиляторы для дома, все аппараты и приборы для биологов и для физиков, медицинские припасы – словом сказать, почти все, кроме топлива и корма. И то мы доставили 7 тонн корма. Так что на этот день пожаловаться нельзя; много сделано. Все бы хорошо, если бы под конец не случилось несчастье с одной из собак. Она вдруг закашлялась, очевидно, силясь от чего-то откашляться; через две минуты ее не стало. О причине никто не догадывается. Аткинсон делает вскрытие и, вероятно, выяснит ее. Нам нельзя терять животных.

Все лошади, кроме трех, теперь возят грузы с судна. Эти три, по мнению Мирза, слишком нервны для работы на такой скользкой поверхности. Однако он сегодня сделал опыт с самой нервной из них, и она благополучно пришла с тяжелым грузом.

Завтра, должно быть, будут работать 12 или 13.

У Гриффиса Тэйлора [геолога] лошадь три раза понесла – первые два раза больше по его вине, а третий благодаря глупости одного из матросов. Несмотря на это, товарищи ему этого третьего побега не простили и немилосердно над ним трунили. Было особенно смешно, когда он с серьезным видом и решительной поступью сопровождал последний, и необыкновенно тяжелый, груз, никого не удостаивая взглядом или словом.

Сегодня мы достигли весьма изрядной организации. Эванс заведует путями сообщения – выискивает опасные места, покрывает трещины досками и снегом.

Боуэрс проверяет каждый доставленный на берег груз и бежит на судно распорядиться, в каком порядке отправлять то или другое. Он прямо неоценимый человек. Нет ни одного ящика, которого бы он не знал, нет такого предмета, которого он не мог бы во всякую минуту указать…

Вторник, 10 января.

Сегодня шестой день, как мы находимся в проливе Мак-Мёрдо, и могу сказать, что мы устроились. Ничего подобного никогда не удавалось совершить – так быстро и в таком совершенстве. Утром сегодня возили главным образом корм, а после полудня – брикеты для топлива, 12 с лишком тонн.

Кроме того, весь день прибывали разные вещи: инструменты, одежда, багаж. Все идет так хорошо, что я почти боюсь, не готовит ли нам эта летняя погода какое-нибудь коварство.

Дом подвигается быстро, и все согласны с тем, что он должен оказаться в высшей степени удобным жилищем. Он широко вознаграждает за все затраченное на него время и внимание. Стены снабжены двусторонней обшивкой с прокладкой из прекрасных простеганных тюфяков, набитых морской травой. Крыша снабжена с внутренней стороны дощатой подстилкой и снаружи такой же. На нее положен двойной рубероид, потом тюфяки, потом опять дощатая настилка и, наконец, тройной рубероид. Первый пол положен, но над ним будут тюфяки, потом войлок, потом второй пол, а на нем линолеум. Так как кругом, со всех сторон, можно навалить имеющийся в большом количестве вулканический песок, то невозможно допустить, чтобы могло дуть снизу, и также невозможно представить, чтобы могло пропасть много теплоты в этом направлении посредством соприкосновения или излучения.

В добавление к изоляции стен с южной и восточной сторон до большой высоты нагромождены тюки прессованного сена, а с северной стороны устраивается зимнее помещение для лошадей. Оно будет находиться между стеной дома и стеной, сложенной из прессованного сена. Эта стена будет в два тюка толщиной и в шесть тюков высотой. Помещение это будет крыто бревнами и брезентом, так как досок не набрать, сколько нужно. Надо будет наблюдать, чтобы снега много не накоплялось на этой кровле; во всех других отношениях конюшня хоть куда.

Между лошадьми есть очень неспокойные; однако все, кроме двух, сегодня работали, и до вечера не было никаких случайностей. После чая Оутс предложил вывести двух строптивых за другими санями и в то же время вывел уже упомянутую сильную, но нервную лошадь. Я сам вел одну из считавшихся спокойными лошадей, и все сначала шло хорошо, три груза благополучно прибыли. Но тут, пока разгружали одни сани, запряженная в них лошадь чего-то испугалась и понесла с санями, прямо к другим лошадям; но все еще чувствуя за собой досадную помеху, она галопом помчалась по буграм и вулканам, едва не сбив с ног Понтинга с его камерой, и, наконец, прискакала с горы в лагерь, порядочно-таки выбившись из сил, но, странно сказать, не нанеся большого вреда ни себе, ни саням. Мы снова отправились в том же порядке.

На полпути моя задняя лошадь передней ногой попала в повод, испугалась, задергала головой, подняла пустые сани, повод порвался, и она понесла. Запряженная в сани лошадь дико зафыркала и рванулась вперед, когда они ударились о землю. Мне с трудом удалось сдержать ее, пока Оутс не подбежал, и мы снова двинулись. Но лошадь была слишком напугана; никакие ласки и успокоительные слова не помогли; она стала рваться, поднялась на дыбы, и мне пришлось выпустить ее. Она поскакала назад, и мы все печально последовали за нею. У лагеря Эванс [матрос] ее поймал, но она сбила его с ног и опять понесла. Наконец Оутс с Антоном схватили ее и повели. Она довольно послушно шла по пути к судну, но на обратном пути снова стала шалить. Эванс, ведший ее под уздцы, позвал Антона; они вдвоем старались держать ее, но не удержали; она вырвалась, опрокинула груз и с пустыми санями прибежала в лагерь.

И все это она натворила после того, как три раза сходила туда и обратно без малейшего приключения, и мы уже смотрели на нее, как на славное, благонадежное, спокойное животное. Теперь я боюсь, что нелегко будет опять угомонить ее. Я так подробно описал этот случай, чтобы дать понятие о том, каким неожиданностям подвергаешься с этими животными, и о невозможности на них положиться. Не подлежит сомнению, что стукотня саней у самых задних ног их есть главный корень зла.

Погода как будто портится. Сегодня в полдень дул довольно сильный северный ветер со снегом и градом, а теперь ветер повернул к югу, и небо обложило со всеми признаками метели. Лед трескается, и может случиться, что от него оторвутся куски и уплывут, в каковом случае придется опять разводить пары. Выпавший в полдень град на несколько часов сделал поверхность льда очень неудобной для людей и собак.

Собаки хорошо работают, но Мирз полагает, что некоторые из них слепнут от снега. Я никогда не видал, чтобы это бывало с собаками, но Дэй говорит, что у Шеклтона это случалось. Вскрытие околевшей вчера собаки не показало ничего, чем объяснялась бы ее смерть. Аткинсон мозга не исследовал и думает, не в нем ли крылась причина смерти. Утешительно хоть то, что не обнаружилось ничего заразного.

Среда, 11 января.

Сегодня неделя, как мы здесь, а кажется, будто целый месяц – так много сделано в этот короткий промежуток времени.

Угрожавшая метель разразилась сегодня в 4 часа утра. Ветер все усиливался до полудня.

На воздухе работать не было возможности, поэтому мы занялись внутренней отделкой дома. Остается несколько дней работы для плотника, тогда все будет кончено. Дом превосходный, и место необыкновенно укрытое: в то время как ветер неистовствовал кругом судна, у нас было сравнительно тихо.

Я послал людей разрывать сугроб затвердевшего снега за лагерем. Они сейчас же напали на лед, заинтересовались работой и начали выдалбливать пещеру, которая должна служить нам кладовой или ледником. Они уже выдолбили 6–8 футов и принялись долбить боковые углубления. Через несколько дней у них будет выдолблено просторное помещение; это будет идеальное хранилище для мяса.

Около полудня ветер стал падать, а к вечеру совсем упал, и теперь опять такая же чудная погода, какая стояла всю неделю. Буду надеяться, что она продержится хотя несколько дней.

Четверг, 12 января.

Сегодня все утро без устали работали семь лошадей и собаки. Я в первый раз запряг собак на сибирский манер. Управлять ими было нетрудно, только в критические минуты я все забывал русские слова[26]26
  Слова эти, конечно, не вполне русские.


[Закрыть]: «ки» – направо, «чуй» – налево, «айда» – прямо, «тпру» – стой и т. д. Я вижу, что придется ввести кое-какие перемены, сообразно нашим потребностям; так, например, мне кажется, что лучше запрягать не больше пяти собак и чтобы погонщик шел сзади. Впрочем, еще рано решать. Мы многому научимся во время продовольственной экспедиции.

Вскоре после полудня с судна донесли, что припасы все выгружены. Остается привезти еще только баранину, книги, картины да пианолу. Итак, мы в восемь дней высадились совсем. Недурно!

В доме можно бы поселиться хоть сейчас, но мы, вероятно, подождем еще с неделю. За это время плотник будет отделывать темную комнату и разные кладовки и углы, в том числе тот, в котором будут храниться метеорологические инструменты.

Наш ледник тоже подвигается, но это – работа медленная и тяжелая. Зато когда она будет окончена, ледник будет во всех отношениях превосходный.

Завтра мы начнем доставлять на судно балласт. Лошади свезут его тонн 30. Работы по дому и леднику будут продолжаться, и начнутся приготовления к продовольственной экспедиции. Я сегодня уже говорил по этому поводу с Боуэрсом. Этот человек просто клад: сразу входит во все ваши мысли и, очевидно, до тонкости вникает в самое основание того, о чем идет речь.

Завтра думаю с Мирзом и несколькими собаками пойти к концу маленького мыса, на котором поставлен дом, чтобы исследовать лед и вообще посмотреть, как и что. Судя по тому, как обстоят дела, можно будет до конца месяца отправить вспомогательную партию.

Суббота, 14 января.

Вчера утром дул сильный ветер с SSО; температура упала до 15° [–9 °С], небо заложило. К югу очертания берега видны сквозь дымку; поэтому я отказался от прогулки с собаками. После полудня стало тише, и мы начали опять возить балласт – и так усердно поработали, что до ночи свезли около 10 тонн. Добывается он так: на высоте футов 30–40 по горному склону из земли выкапываются большие, лежащие близко к поверхности камни, кладутся на грубой работы тяжелые сани и спускаются вниз ко льду по гладкой снежной тропе, там перекладываются на обыкновенные сани и лошадьми увозятся к судну.

Я ночевал на судне и нашел, что там холоднее, чем в лагере; в каютах всю ночь было ниже точки замерзания. Вода замерзла в котле, и сегодня утром пришлось развести огонь в одной топке. Вчера вечером (в первый раз за 10 дней) принял ванну и выбрился, а сегодня от завтрака до чая писал письма. Между тем, балласт возили без устали, и теперь его погружено не менее 26 тонн.

Когда я вернулся в лагерь, отрадно было видеть успехи, сделанные даже в такое короткое мое отсутствие. Ледник сильно подвинулся, и в нем теперь уже поместится вся баранина и значительное количество тюленьего мяса и пингвинов.

Рядом Симпсон и Райт [метеоролог и физик] выдалбливают погреб для магнитных наблюдений. Они уже выдолбили туннель в семь футов и, под углом, начали долбить камеру, которая будет иметь 13 футов в длину при пяти в ширину. Твердый лед на этом скате для нас находка, и оба грота будут идеально хороши по своему назначению.

Плита и печка поставлены в доме; теперь ставятся трубы; крытое крыльцо почти окончено; плотники заняты разными мелочами по желанию отдельных лиц.

Завтра будет наш первый день отдыха; на той неделе начнутся приготовления к экспедиции с санями. Кроме того, я уже обсуждал и составлял список животных, которые «Терра Нова» должна привезти в будущем году.

Из лошадей некоторые не оправдали моих ожиданий: медленны на ходу и задерживают более резвых. Из лучших Оутс двух назначил Кэмпбеллу, но это распоряжение мне придется отменить. Затем, я не совсем уверен, насколько они вынесут мороз, а в этой первой экскурсии могут встретиться весьма нелегкие условия. Предвидится, конечно, еще возможность терять их на тонком льду или вследствие повреждений, полученных в трудных местах. Хотя их у нас теперь пятнадцать (двух я отдал восточной партии), я далеко не уверен, будут ли они у нас все целы, когда мы в будущем году предпримем поход к полюсу. Можно только быть осторожными и надеяться.

Воскресенье, 15 января.

Как и было решено, день этот был посвящен отдыху.

Большинство команды пользовалось досугом, чтобы писать письма.

Мы встали поздно; завтракали в 9 часов. Утро сулило хороший день и не обмануло нас. Светило солнце и почти не было ветра.

В 10 часов офицеры и люди явились с судна. Мы все собрались на взморье, и я прочитал молитвы. Это была первая служба в лагере, на открытом воздухе, и получилось глубокое впечатление. После службы я сказал Кэмпбеллу, что мне придется взять его лошадей и дать ему других. Он вполне оценил мои доводы и согласился со мной.

Он у меня еще раньше просил разрешения пойти к мысу Ройдса, через ледник, и я разрешил. После нашего разговора мы вместе пошли исследовать путь, думая найти много трещин. Я предполагал пройти недалеко, но, дойдя до снега над голыми холмами нашего мыса, я нашел поверхность такой удобной для ходьбы и свободной от трещин, что я соблазнился и прошел порядочное расстояние; однако вернулся наконец, оставив Кэмпбелла, Грана и Нельсона, привязанных один к другому веревкой, идти дальше на лыжах, не прежде, впрочем, чем я удостоверился, что путь к мысу Ройдса не представляет больших трудностей. Поднявшись на последнюю возвышенность, мы увидели Тэйлора и Райта впереди нас уже на спуске. Они пришли другой дорогой, очевидно, направляясь к той же цели.

Я вернулся в лагерь, и после второго завтрак мы с Мирзом, взяв сани и девять собак, прошли поперек мыса на морской лед, что на южной его стороне, и направились к мысу Хижины. Мы взяли с собой немного провианта, маленькую печку и спальные мешки. Мирз перед тем нашел покрытую снегом дорогу через мыс, и собаки дружно везли, так что мы довольно быстро шли к Ледниковому языку. Лед по большей части оказался голым. Ближе к Ледниковому языку нам попадались снежные сугробы, сильно развеянные ветром. Поднявшись на ледник, мы увидели направо от нас склад, оставленный «Нимродом», и направились туда. Мы нашли изрядное количество прессованного сена и ящики с кукурузой, но зернодробилки, на которую рассчитывали, не нашли. Почти до самого ледника была открытая вода.

Мы спустились по легкой покатости до четверти мили от конца Ледникового языка, но нас остановила открытая трещина футов в 15 ширины; пришлось опять подняться на ледник и отойти на полмили дальше от конца косы. Опять пришли к трещине, но обошли ее, завернув к западу. С этой точки мы уже без препятствий пришли к мысу Хижины. На высоте его оказались небольшая полынья и порядочной длины трещина. Я сильно промочил ноги, переходя последнюю. У всех трещин мы видели сотни тюленей.

Дойдя до дома, мы, к великому нашему огорчению, нашли его наполненным снегом. Шеклтон сообщал, что дверь была выломана ветром, но что он вошел в окно и с несколькими товарищами укрылся в доме. Но они, уходя, не заделали выломанного ими окна, вследствие чего почти вся внутренность дома набита твердым, мерзлым снегом, и укрыться в нем уже нельзя.

Мирзу и мне удалось перелезть через этот снег и осмотреть аккуратно сложенные в середине ящики, но потребуется много работы, чтобы выкопать их оттуда. Мы из погреба для магнитных наблюдений достали несколько листов асбеста и кое-как устроили местечко. в котором сварили себе какао.

Найти наш старый дом в таком заброшенном состоянии было для нас ужасным огорчением. Мне так хотелось найти все старые дома и сооружения почти невредимыми. Ужасно грустно быть вынужденными провести ночь под открытым небом и знать, что уничтожено все, что было сделано на пользу людей. Я лег в самом удрученном настроении. Казалось бы, самое первоначальное выражение культурного человеческого чувства должно состоять в том, чтобы люди, посетившие такие места, оставляли что и сколько могут, на помощь и отраду будущим путешественникам, и сознание, что такой простой долг забыт нашими непосредственными предшественниками, страшно угнетало меня.

Понедельник, 16 января.

Спали плохо до самого утра и потому встали поздно. Позавтракав, отправились в горы. Дул резкий юго-восточный ветер, но солнце светило, и я приободрился. Я никогда не видал, чтобы было так мало снега. Некоторые склоны и вершины совершенно обнажены. Водоем оттаял, и яма, вырытая нами, уцелела, как открыл Мирз, провалившись в нее до пояса и сильно промокнув.

Одну за другой я узнавал все вокруг и замечал следы нашего прежнего пребывания. Мы нашли трубки Феррара[27]27
  В 1902 г. участник первой экспедиции Р. Скотта на «Дискавери» Феррар установил на Наблюдательном холме мыса Хижины почвенные термометры, которые его товарищи назвали «трубками Феррара».


[Закрыть] – они торчали из снега, будто были поставлены туда только вчера. Крест Винса[28]28
  Крест Винса – памятный знак на мысе Хижины, воздвигнутый в 1904 г. участниками первой экспедиции Р. Скотта в честь погибшего товарища.


[Закрыть] тоже кажется совсем новым – краски яркие, надпись хорошо различима, только флагшток упал.

Мы нагрузили на сани несколько асбестовых листов из старого погреба для магнитных наблюдений и отправились в обратный путь. В лагерь пришли к чаю. Я нашел кладовую в ледяном гроте совсем оконченной, со сложенными в ней бараниной и пингвинами. Температура в гроте никогда не превышает 27° [–2,8 °С], так что это будет прекрасным хранилищем для наших зимних запасов. Симпсон тоже почти окончил магнитный погреб неподалеку. В доме печка хорошо топит; было уже тепло и уютно, и мы дня через два займем его.

Мне пришла мысль, что хотя морской лед в наших бухтах замерзнет в начале марта, но трудно будет перевести на него лошадей вследствие обрывистости его краев. Мы поэтому должны приготовиться к тому, что мы будем отрезаны от судна дольше, чем мы ожидали.

Я узнал, что все, ходившие вчера к мысу Ройдса, благополучно туда дошли. К моему возвращению Кэмпбелл, Левик и Пристли только что отбыли.

Вторник, 17 января.

Сегодня мы поселились в доме и опомниться не можем от восторга, так в нем удобно и хорошо. После завтрака я поручил Боуэрсу отделить офицерское помещение от помещения людей перегородкой из поставленных рядами ящиков, чем, я уверен, и те и другие остались весьма довольны. В пространстве между моей перегородкой и людской, по моему распоряжению, расположились пять человек: Боуэрс, Оутс, Аткинсон, Мирз и Черри-Гаррард [зоолог]. Эти пять большие друзья и устроили себе очень уютную спальню. Симпсон и Райт [метеоролог и физик] поместились в своем углу около своих инструментов. За ними следуют Дэй [Day] и Нельсон [моторный механик и биолог], в пространстве, включающем лабораторию последнего у большого окна.

Отрадно смотреть, как усердно каждый работает, чтобы все привести в порядок. Дней через десять вся станция – люди, животные, инструменты – войдет в свою колею, и жизнь пойдет своим правильным чередом.

Поистине удивительно, как подумаешь, сколько сделано за это короткое время.

Завтра будет ровно две недели с того дня, как мы вошли в пролив Мак-Мёрдо, а мы уже совершенно устроены и готовы предпринять нашу вспомогательную экспедицию, как только лошади окончательно оправятся после тяжелого плавания.

Всю ночь шел снег; сегодня утром в лагере лежало три-четыре дюйма рыхлого снега, у судна же до шести. Лагерь весь белый. Днем дул сильный ветер с юга и сносил снег в сугробы. Здесь в лагере мы, по обыкновению, мало чувствуем его, но нам видно, как он гонит анемометр на холме и как снег облаками несется мимо судна. Лед тронулся между нашим мысом и судном; любопытно одно, что он остается цел по прямой линии к последнему. Открытая вода составляет канал параллельно судну, простираясь всего на несколько сот ярдов к югу от него. Большая льдина у входа в бухту, к которой оно прикреплено, уже некрепко держит его и, неизбежно, в весьма скором времени уйдет. Надеюсь, что судно тогда найдет себе более укрытое и безопасное место ближе к нам.

Большая айсберг сегодня проплыла мимо нас. Аткинсон уверяет, что это оторвавшийся конец ледника на мысе Барни. Надеюсь, что на судне это знают: интересно было бы присутствовать при рождении айсберга.

Сегодня вечером проясняется, но ветер все еще сильный. Лошади ветра не любят, но холод переносят отлично, и все болячки на них зажили.

Среда, 18 января.

Прошлую ночь судно провело тревожно. Было приказано развести пары, но льдина в 1 час пополуночи начала быстро расходиться, и вся остальная ночь прошла в возне с ледяными якорями.

Пар поспел как раз к тому времени, как судно сорвалось. Утром оно прицепилось к краю льда по той же линии, на несколько сот ярдов ближе к нам. Я прошелся туда и посоветовал лейтенанту Пеннелу, оставленному командовать судном, подойти ближе к берегу, что и было исполнено, и местечко выбрано как будто необыкновенно удобное и безопасное. Но в этих краях ни в чем, конечно, нельзя быть уверенным; опыт учит, как легко ошибиться. Но Пеннелу я, безусловно, доверяю. Он неизменно бодр, неустанно бдителен и каждую минуту на все готов.

Ночью температура упала до 4° [–15,6°С] при резком SSО бризе, и утром на воздухе было очень неприятно. К полудню ветер упал, и солнце вышло. К вечеру – почти штиль, но небо снова заложило; дует теплый, южный ветерок при легком снеге: признаки, как будто сулящие метель. Положение судна облегчает сообщение, но лед местами немного тонок у краев.

В доме водворяется все больший комфорт. Не знаешь, кого хвалить – так неутомимо все работают для общего блага. Каждый в своем роде клад.

Повар Клиссольд отличается. Он теперь подает нам тюленье мясо, пингвинов, больших поморников. Я никогда не едал этих блюд так вкусно приготовленными. Это обстоятельство имеет большую практическую важность, так как оно обеспечивает наше здоровье на года. Сегодня, к великому нашему удовольствию, явился к нам буфетчик Хупер [Hooper], он же и общий слуга, и тотчас же принялся за дело; он освободит наших ученых от всех грязных работ. Антон и Дмитрий всегда готовы услужить; они оба славные малые.

Четверг, 19 января.

Если вы можете представить себе наш дом приютившимся у подошвы холма на длинной полосе темного песка, с расставленными перед ним аккуратными грудами ящиков со всякими припасами и морем, набегающим внизу на обледенелый берег, вы будете иметь понятие о нашем непосредственном соседстве. Что же касается нашей более отдаленной обстановки, нелегко подобрать слова, которые достойным образом передавали бы ее красоту. Мыс Эванса – один из многих отрогов горы Эребус, ближе других к горе, так что всегда над нами возвышается ее величественная, снегом покрытая, дымящаяся вершина. К северу и к югу от нас – глубокие бухты, за которыми огромные ледники спускаются по нижним уступам горы и высокой голубой стеной врезаются в море, синева которого усеяна сверкающими айсбергами и огромными плавучими льдинами; дальше же, за приливом, но с такими смелыми, великолепными очертаниями, что кажутся близкими, стоят красивые Западные горы, со своими многочисленными высокими, острыми пиками, глубокими, обледенелыми долинами и резко изваянными кручами; все это составляет такой дивный горный ландшафт, которому на свете мало подобных.

Ветер бушевал весь день; но это хорошо после недавнего снега, так как разносит сыпучий снег в сугробы и делает поверхность льда твердой. Лошади, понятно, этого не любят, но нельзя баловать их перед самой дорогой. Я думаю, что закаливание – процесс, полезный для животных, если не всегда для людей; природа первым помогает, с удивительной быстротой снабжая их теплой шубой. Мне кажется, что на наших лошадках уже густеет шерсть. Собаки, по-видимому, не так боятся холода, но они и не столько подвергаются непогоде.

Боуэрс построил кладовую у северной стороны дома и продолжил флигель поперек крыльца с наветренной стороны, соединяя кровлю его с кровлей крыльца. Это огромное улучшение, от которого большую пользу получат живущие близ двери. Конюшня будет готова через несколько дней.

Сегодня я пересмотрел все меховые спальные мешки и нашел их в наилучшем порядке; шкуры вообще прекрасные. После того пробовал заняться улучшением саней, но у меня по этой части неясные понятия.

Я назначил наше выступление на 25 число. Квартирмейстеру Эвансу поручено приготовить сани со всеми принадлежностями; Боуэрс будет заведовать заготовлением мешков с провизией.

Гриффис Тэйлор [геолог]с товарищами советовался с Уилсоном насчет предстоящей им западной экскурсии.