Текст книги "Дневники полярного капитана"

6 часов пополудни. Дул юго-западный ветер, но теперь утих. Небо пасмурно. Пишу после 9-часового сна; другие еще мирно спят. Работа с животными дает долгие промежутки времени, которые не всегда знаешь, чем заполнить. Согласно новым распорядкам собаки отстают на час или даже больше, стараясь прибыть в новый лагерь вскоре после того, как лошадей привяжут. Они везут хорошо, особенно упряжка, которой управляет Мирз. Но они что-то свирепеют. Две белые собаки у Мирза приучены бросаться на чужих. На судне они вели себя довольно смирно; теперь же неистово лают, если к их упряжке подойдет кто-либо, кроме их погонщика. Они однажды на меня залаяли, когда я указывал место для остановки, и Осман, мой старый приятель, обернулся и слегка куснул меня за ногу. При мне не было палки, и нет сомнения, что, не будь сам Мирз на санях, вся упряжка, следуя примеру белых собак, накинулась бы на меня.

Голод и страх – на этом вращается вся жизнь этих собак. На пустой желудок собака делается зла. Смотришь почти со страхом на внезапное, свирепое проявление первобытного инстинкта в прирученном животном. Инстинкт мгновенно вырастает в слепую, не рассуждающую, беспощадную страсть. Так, например, наши собаки в упряжи вообще дружны между собою: тянут бок о бок, друг через друга переступают, укладываясь на отдых, отношения между ними, по-видимому, самые мирные. Но стоит им только подумать о еде – страсти пробуждаются, каждая собака подозрительно смотрит на соседку; малейшая безделица – и драка в полном разгаре. С такой же внезапностью загорается у них ярость, если они на ходу перемешаются; спокойная, мирная упряжка одну минуту лежит, лениво растянувшись, помахивая хвостами, а в следующую – превратилась в кучу бешеных, рвущих, грызущих чертей. Только такие суровые факты еще примиряют с необходимостью жертвовать животными ради таких предприятий, как наше.

Суббота, 4 февраля.

8 часов утра. Угловой лагерь № 6. Удовлетворительный ночной переход. Пройдено 10 миль с небольшим.

Поднял всех в 10 часов вечера. Дул сильный ветер с юго-востока; температура ниже нуля [–18 °С], но под конец завтрака ветер утих и проглянуло солнце.

Дорога сначала была плохая; лошади на протяжении двух миль то и дело погружались; один только Дядя Билл, лошадь Боуэрса, мерно выступал на своих лыжах. Потом стало лучше. После 5 миль сделали привал для второго завтрака. После того стало еще лучше, если не считать нескольких трещин. В две трещины лошадь Оутса провалилась передними ногами, а в третью – вся целиком; остальные же как-то спаслись, и под конец мы вышли на совсем твердую поверхность, по которой шли уже легко. Эту местность, по-видимому, обметают ветры, постоянно дующие вокруг мыса Крозье; поэтому сомнительно, насколько далеко она простирается к югу, но пока идти будет, должно быть, хорошо. Луна ярко нам светила, но небо опять заложило, и к югу оно имеет угрожающий вид. Я думаю, не будет ли метели, хотя ветер пока северный.

Лошади в хорошем виде. Захромавший было Джемс Пигг замечательно поправился.

8 час. веч. Метель. Ветер умеренный; температура тоже.

Впечатления. Глубокий сон без сновидений, следующий за долгим переходом и сытным ужином.

Сухой треск, с которым ломается верхняя кора, заставляя содрогнуться людей и животных.

Собаки привыкают к этим звукам и уже не пугаются их, но продолжают ими интересоваться и, кажется, воображают, что это забавляются какие-то прячущиеся существа. Насторожатся и прыгают из стороны в сторону, надеясь схватить проказников. Сколько бы раз ни обманывала их эта надежда, они ее не бросают.

Собака должна или есть, или спать, или чем-нибудь интересоваться. Жадность, с которой она хватается за все, что может приковать ее внимание, подчас даже трогательна. Однообразие вечного бега для нее убийственно.

В этом заключается главное затруднение для погонщика на снежной равнине, где глаз не встречает ничего, что могло бы привлечь или остановить внимание. Собака близка к человеку по своей потребности живых интересов, но, увы, как далека от него своей неспособностью предвидеть!

Собака живет сегодняшним днем, часом, даже моментом. Человек способен жить и терпеть ради будущего.

Воскресенье, 5 февраля. Угловой лагерь № 6.

Метель налетела на нас вчера около 4 часов пополудни и продолжалась сутки при умеренном ветре. Тогда ветер повернул слегка к западу и подул с гораздо большей силой. Теперь он очень окреп и здорово треплет нашу утлую палатку. Кажется, как будто долго так продолжаться не может, но вспоминается наша близость к мысу Крозье и продолжительность тамошних метелей. По обыкновению, в таких случаях мы едим, спим и беседуем по возможности спокойно. До нас доходят скудные вести о нашем маленьком внешнем мирке, если не считать слуха, будто лошадь Боуэрса съела одну из своих обмоток!

11 часов вечера. Все еще сильный ветер; теперь уже настоящая метель; крутит снег, сухой, как мука. Достаточно двух минут, чтобы человеку превратиться в белую фигуру. Удивительно уютно в нашей маленькой палатке. Мы только что отлично поужинали, насладились на покое трубочкой и дружеской беседой у огня, почти забывая о времени и о завывающей кругом буре; и теперь, лежа в наших спальных мешках, в тепле и уюте, мы едва можем представить себе, какой ад там, за тонкой парусиной, нашей единственной защитой от непогоды.

Понедельник, 6 февраля. Угловой лагерь № 6.

6 часов пополудни. Ветер ночью еще усилился и весь день не унимался. Выйдешь из палатки – нехорошо! Но у нас никто от дела не отлынивает: Оутс периодически выходил кормить лошадей; Мирз и Уилсон – к собакам; остальные – когда что понадобится. Лошадям недурно, хотя видно теперь, насколько можно бы усовершенствовать их попоны. Собакам, должно быть, совсем хорошо. Зароются, свернувшись калачиком, под снег и, когда их зовут кормить, выползают из своих нор, из которых валит пар, – так там тепло. Температура, к счастью, высока. В палатке очень недурно, но для терпения это – большое испытание; это продолжается уже с лишком 50 часов, а конца не видать! Сугробы кругом лагеря очень глубоки, из саней некоторые почти засыпаны. Старая история: ешь да спи, спи да ешь; удивительно, сколько человек в состоянии спать.

Вторник, 7 февраля. Угловой лагерь № 6.

5 часов пополудни. Ветер всю ночь не унимался; приутих только к 8 часам утра. В 10 часов показалось голубое небо, Белый остров, Блэфф и Западные горы ясно обозначались. Ветер совсем упал, и мы получили возможность исполнить кое-какие нужные работы в лагере, – выкопать сани, устроить поудобнее лошадей. В 11 часов на южный горизонт наползла низкая, темная туча, и не было сомнения, что ветер опять собирается на нас нагрянуть

В 1 час пополудни снова закрутил снег и солнце затмилось. Чувствовалось, что слишком уж судьба нас преследует; но в эту минуту, когда я пишу, ветер снова упал до легкого бриза, светит солнце, и весь южный горизонт прояснился. Нужно же нам собраться с силами для будущей недели. А теперь надо делать все возможное для наших лошадей. Все как будто обещает благоприятную ночь для дальнейшего перехода.

Среда, 8 февраля. Лагерь № 7.

Широта 78°13′.

Только что пришли. Прошли больше 10 миль. Лошади все-таки пострадали от метели. Должно быть, не спали. Глядят тупо, безучастно, а две или три заметно похудели. Хуже всех маленькой лошадке Форда [матроса]. Ей дали везти не больше 400 фунтов, и то она на полпути отказалась. Сняли еще 200 фунтов, и повез уже Форд, ведя лошадь под уздцы. От бедняжки остались одни кости да кожа; ее совсем не следовало брать. Эта та самая лошадь, которая едва не погибла на море. День сегодня чудный. Мы корма даем много лишнего против положенного, и надеюсь, что лошади скоро опять поправятся. Но метелей им больше не вынести в их нынешнем состоянии. Боюсь, что далеко не уйдем, но во что бы то ни стало надо стараться, чтобы большинство лошадей остались живы. Собаки в лучшем виде, для них метель была только приятным отдыхом.

Памятка. Оставили в лагере № 7 два тюка корма.

Четверг, 9 февраля. Лагерь № 8.

Пройдено добрых 11 миль.

Дорога прекрасная. Лошадям давали очень легкие грузы. Бедная лошадка Форда чуть-чуть поправилась, ест жадно. Выживет ли – весьма сомнительно. Джимми не так хромает, как вчера. Ночью было холодновато: 5–6° ниже нуля [–21°C]; но днем, на солнце, тепло. Если только продержится такая погода, будет не так страшно за лошадей. Мы пришли к заключению, что они оттого так страдают, что шерсть у них не густа. Мы начинаем уяснять себе, как надо будет все устроить в будущем году, если лошади выживут. И они, и собаки уже не так слепнут от снега.

Пятница, 10 февраля. Лагерь № 9.

Пройдено с лишком 12 миль.

Идти было холодно; ветер очень холодный; небо пасмурное, так что дорогу плохо видно. Заметили, что сани, лошади и пр. бросают тени кругом себя. Поверхность очень хороша, и животные работают отлично. Спрашивается: можно ли рассчитывать на продолжение такой поверхности, если идти все прямо к югу? В таком случае в будущем году можно будет без больших затруднений достигнуть ледника Бирдмора.

Мы покидаем наши спальные мешки в 9 часов вечера. Около 11 1/2 часов я окликаю Оутса: «Как дела?» Получаю ответ, что все готово; начинается суета среди саней и лошадей. Пальцы мерзнут за этой работой, да и ногам не тепло. Теплые одеяла снимаются с лошадей, надевается сбруя; сани нагружаются палатками и лагерными принадлежностями, к которым прибавляются наполненные торбы, в полной готовности для следующей остановки. Одна за другой лошади отвязываются и запрягаются в сани. Оутс зорко наблюдает за своей; такому нервному созданию долго стоять не годится. Кто попроворнее, тот с нетерпением и досадой поджидает остальных. Уилсон и Мирз снуют там и сям, готовые помочь чем понадобится.

Но мы все ждем; тут надо собрать привязь, там замешкались, возятся с палаткой. Досада берет стоять, держа под уздцы онемелыми пальцами ворочающуюся от ветра лошадь. Наконец все готово. Кричишь: «Готово, Боуэрс, вперед!» – и он выводит свою большую лошадь впереди всех, бодрым шагом, которого и не изменяет. Лошади прозябли и рады тронуться, некоторые даже рвутся и мечутся. В меховых сапогах плохо ходить по скользкому насту, и в первые минуты нелегко угнаться за лошадьми. Но моцион греет, и через какие-нибудь десять минут весь отряд идет уже ровным, мерным шагом.

Шаг все еще бойкий, но свет плохой, и время от времени тот или другой нечаянно ступит на скользкое место и растянется. Это единственное приключение на ходу. Лошади послабее отстают, но немного, так что на первой остановке снова занимают свое место в строю. Мы дошли до того, что довольствуемся одной остановкой на каждые полперехода. Прошлой ночью было слишком холодно, и мы отдыхали всего несколько минут.

Когда подходим к половине ночного перехода, я даю свисток. Тогда Боуэрс заворачивает слегка влево; товарищи, разделяющие его палатку, отходят еще дальше, чтобы освободить место для привязывания лошадей; Оутс и я остаемся позади Боуэрса и Эванса; другая пара саней нашего отряда становится за двумя санями отряда Боуэрса. В таком расположении мы разбиваем лагерь: лошади привязываются по линии, под прямым углом к линии нашего направления, и на каждом конце ее прикрепляются к паре саней. В несколько минут лошади на своих местах, покрыты, палатки поставлены, печки затоплены.

Погонщики собак, между тем, обождав в старом лагере, навьючивают последние сани и пускаются по нашим следам. Они стараются так пригнать свое прибытие в новый лагерь, чтобы оно пришлось тотчас после нашего. На полпереходе мы стоим с час или полтора. На место дневной стоянки мы прибываем обыкновенно около 8 часов утра, и часа через полтора уже все почти покоимся в своих спальных мешках, Таков в настоящее время наш ежедневный распорядок. На долгой стоянке мы по возможности устраиваем наших животных, возводя вокруг них снежные валы, покрывая их лучшими одеялами и т. п.

Суббота, 11 февраля. Лагерь № 10.

Пеленг: широта 78°47′; Блэфф S 79W; крайняя левая точка Блэфф 65°. Белый остров рядом с проливом. Прошли 11 миль – 6 и 5 миль между остановками.

Поверхность опять рыхлее. Похоже на то, что дальше к югу будет не так хорошо, как до сих пор.

У лошади Эванса – Блоссом – очень маленькие копыта, и ей очень трудно. Вопрос не столько в тяжести, сколько в ходьбе, и нет сомнения, что большой помощью были бы какие ни есть лыжи; но какие?

Собакам сегодня тоже труднее, но они везут молодцами. Мирз заменил передовую, Османа, Рябчиком, так как Осман становился очень уж непослушным или же сильно оглох. Рябчик отлично слушается.

Памятка для будущего года. Завести крепкий бамбуковый шест с острым железным наконечником, для исследования глубины трещин.

Воскресенье, 12 февраля. Лагерь № 11.

Прошли 10 миль. Склад – 1 тюк корма. Магнитное склонение компаса 150 Е. Курс истинный 130 E по компасу.

Чем дальше, тем поверхность хуже и хуже. Лошади то и дело глубоко проваливаются.

Небо обложено: к югу темное, сулит снег. Мы близки к 79-й параллели. Надо в точности установить положение этого лагеря, который в будущем должен играть важную роль. Я решил отправить Эванса, Форда и Кэохэйна обратно с тремя слабейшими лошадьми, которых они вели под уздцы. Остальные пять заметно поправились и проходят, во всяком случае, еще несколько дней. Надо постараться дойти до 80-й параллели.

Сегодня мы провели вечер в приготовлениях для приведения в исполнение этого плана. Черри-Гаррард мы берем в нашу палатку.

Понедельник, 13 февраля. Лагерь № 12.

Прошли 9 миль 150 ярдов.

Вчера к ночи ветер поднялся с юга и стал развевать снег; все признаки метели. Однако мы выступили в 12 часов 30 минут и прошли 7 миль по наносному снегу. Сначала было чрезвычайно холодно. Но в это время небо прояснилось с обычной в этой полосе поразительной быстротой.

Около полудня небо было совсем ясно, и снег перестало носить. Я уже понадеялся на хороший переход, но когда мы выступили, его понесло пуще прежнего, и вскоре нас совсем занесло. Пройдя мили две, я решил сделать привал. Метель в полном ходу. Эта не унимающаяся непогода крайне утомительна; но на этот раз нам удалось себя и лошадей устроить очень хорошо. Мы воздвигли вокруг них длинные снежные валы, за которыми они в значительной степени укрыты. В палатке нас пятеро, но еще не слишком тесно.

Шерсть на лошадях, несомненно, становится гуще, и не вижу причины, почему бы нам не достичь 80-й параллели, если только погода позволит.

Удивительный человек Боуэрс! Всю ночь у него на голове была простая поярковая шляпа, прикрепленная ремешками под подбородком; лицо его и уши сохраняли яркий румянец. Мы же все рады были закутаться в большие воротники и шапки с наушниками. Никогда не видал я человека столь не чувствительного к холоду. Так, сегодня он добрый час оставался на воздухе после того, как мы ушли в палатку. Он просто возился с разной мелочью около саней. Черри-Гаррарда без очков ничего не видит и вследствие того борется со всевозможными неудобствами; но никто об этом не догадался бы, потому что он всегда как-то ухитряется наработать больше того, что приходилось бы на его долю.

Вторник, 14 февраля. Лагерь № 12.

Прошли 7 миль 650 ярдов.

Неприятный день. Погода прояснилась; ночь была ясная, но холодная – ниже нуля [–18°C], с резким юго-западным ветром. Скоро после выступления мы попали в очень плохие условия. Лошади часто уходили в снег по колено, и оставленный метелью рыхлый снег лежал кучами, подвергая полозья сильному трению. Мы кое-как тащились, но Гран со своей лошадью Уилли стал отстаивать. Я посоветовался с Оутсом относительно предстоящего еще расстояния, и он прехладнокровно предложил нам в эту ночь пройти 15 миль. Я даже обиделся и шел, пока счетчик на санях не показал 6 1/2 миль. К этому времени Уилли отстал на 3/4 мили, и уже подъезжали сани с собаками. Вдруг мы услышали вдали сильный лай; ясно было, что там что-то неладно.

Мы с Оутсом поспешили туда. Мне встретился Мирз, который сказал мне, что его собаки отбились от рук и, увидев, что Уилли упал, накинулись на него. Их, наконец, отбили и Уилли привели под уздцы, без саней. Он был порядочно искусан, но, к счастью, кажется, не опасно. Он храбро защищался и, со своей стороны, порядком покусал и потрепал нескольких собак. Гран усердно помогал ему и при этом сломал палку, так же как и Мирз, так что собакам, как видно, тоже здорово досталось; но им все нипочем, раз они рассвирепели, как видно из того, что ни одна, по-видимому, серьезно не пострадала.

Позавтракав, четверо из нас пошли назад и на себе привезли нагруженные сани. Тут мы узнали свойства этой ледяной поверхности лучше, чем в несколько часов хождения при лошадях. Случай вышел вообще плачевный, и вина в нем лежит на многих. Оказывается, что бедному Уилли груз был дан тяжелее, чем прочим лошадям.

Я и сам виноват, тем, что недостаточно внимательно наблюдал за этими мелочами и что допустил Уилли так ослабел.

После завтрака мы снова поднялись в путь, но не прошли и двух третей мили, как убедились, что Уилли не в состоянии идти дальше и что необходима остановка. Дали ему теплое месиво, накрыли его потеплее и окружили солидным снежным валом. День обещает ему покой и тепло, и надо надеяться, что он, благодаря этим; мерам, поправится. Все же это неприятная история.

Памятка относительно лошадей

1. Горячие отруби или овсяная размазня.

2. Кусачки для перекусывания проволоки, стягивающей сено.

3. Колышки для привязывания лошадей.

4. Более быстроходные лошади, чтобы тянуть десятифутовые сани.

Наст становится таким неровным и рассыпчатым, что вопрос о лыжах для лошадей снова настоятельно возникает.

Все заструги идут с юго-запада, так же как и ветер в этих краях. Не подлежит сомнению, что ветер во всякое время года обметает берег.

Возник вопрос относительно напластований. Профессор Дэвид [Сиднейского университета, геолог, сопровождавший Шеклтона] называет эти пластыры зависящими от времен года, но, наверное, ошибается. Они являются следствием метелей, однако после каждой метели новые пласты образуются только над неровными сугробами, созданными прежней метелью. Метель, по-видимому, оставляет сугробы, покрывающие от одной шестой до одной трети всей поверхности; такие сугробы, должно быть, обращают ложбины в холмы с новыми, ложбинами между ними, которые, в свою очередь, засыпаются последующими метелями. Если это верно, то единственное средство установить годовое напластование заключалось бы в том, чтобы вывести среднее число оставленных сугробов и это число помножить на число бывших в году метелей.

Среда, 15 февраля. Лагерь № 14.

Пройдено 7 миль 775 ярдов.

Поверхность ужасная. Тонкая кора, проламываемая копытами лошадей, и сыпучие кучи, пристающие к полозьям, – хуже вчерашнего, если это только возможно возможно.

Лошадь Боуэрса временами отказывалась идти. Ее задние ноги очень уж глубоко уходят. Уилли зато чувствует себя положительно лучше. Оутс на все смотрит мрачно, но я убедился, что у него такой уж характер. Несмотря на это, он с величайшим вниманием относится к слабейшим лошадям.

Пришлось делать частые остановки. Однако мы кое-как до завтрака сделали 4 мили и 3 1/2 – после завтрака.

Температура во время завтрака –15° [–26 °С]. Холодно было сидеть в палатке, выжидая, пока лошади отдохнут. Теперь –7° [–22 °С]; но солнце ярко светит и нет ветра, так что воздух совсем мягкий; меховые сапоги и носки легко сохнут. Провизии хватит при сделанном нами распределении рационов. По-настоящему все хорошо, кроме состояния лошадей. Я все более убеждаюсь в необходимости сохранить их, чтобы в будущем году лучше их использовать. Смешно было бы нескольких загнать до смерти, как предлагал Оутс. Я и то нахожу, что мы недостаточно берегли первых трех. Несомненно, что хорошие лыжи были бы здесь на вес золота, и если нам удастся чего-нибудь добиться, в следующем году мы сможем существенно облегчить себе переходы.

Памятка

Хранить сухари в будущем году, привязывая ящики к саням.

Следить за счетчиком, прикрепленным к саням.

Колышки для лошадей.

Мешки для продовольствия необходимого размера.

Двое саней поставить на стальные полозья.

Хранение корма: достаточное количество мешков для подвесных кормушек.

Четверг, 16 февраля. Лагерь № 15.

Поверхность получше, но лошади отказываются. Гнать их дальше было бы слишком рискованно. Итак, мы завтра пускаемся в обратный нуть. Температура ночью упала до –21° [–29 °С] с резким юго-западным ветром. Боуэрс, по обыкновению, отправился в своей поярковой шляпенке, с непокрытыми ушами. К счастью, я приказал остановиться, пройдя одну милю, и взглянул на него. Уши его совсем побелели. Черри и я занялись ими и привели их в нормальное состояние, между тем как пациент ничего, по-видимому, не ощущал, а только дивился и досадовал, что с ним могла приключиться такая беда. Оутсу было много хлопот с носом. Мне слегка отморозило щеку, и Черри-Гаррарду тоже.

Пробовал идти в легких шерстяных рукавицах, но было очень нехорошо.

Пятница, 17 февраля. Лагерь № 15.

Широта 79°28′1/2′′ ю. ш.

Вчера небо заложило, температура поднялась и выпало немного снега. Ветер с юга, холодный, кусающийся. Мы принялись устраивать продовольственный склад.

Комплект сбруи.

Двое двенадцатифутовых саней.

2 пары лыж, 1 пара лыжных палок.

Термометр.

Жестянка какао.

Жестянка спичек.

Считая упаковку, получилось много больше тонны. Жаль, что не удалось дойти до 80-й параллели. Но, во всяком случае, этот склад будет большим для нас подспорьем в будущем году. Над тем местом, где зарыт склад, мы поставили в виде кургана груду ледяных глыб, большую и солидную, высотой в 6 футов; кроме того, мы оставили снежные валы, воздвигнутые для защиты лошадей. Вообще это вооружение должно быть видно за несколько миль.

Думаю, лагерь № 15 легко будет заметить. Кроме флагштока и черного флага мы нагромоздили ящики из-под сухарей – пустые и полные, а жестяные коробки из-под чая прикрепили к саням, поставленным стоймя в снегу.

Над складом поставили большой гурий[32]32
  Гурий – опознавательный знак, сложенный из камней или снежных кирпичей.


[Закрыть], высотой в 6 футов. Кроме того, оставили снежные валы для защиты лошадей. Думаю, это сооружение будет видно за несколько миль.

Я забыл упомянуть, что 15 числа, оглянувшись назад, мы увидели такой же курган, поставленный над лагерем, на расстоянии 12 1/2 миль позади нас; это был мираж.

Можно теперь уже предвидеть, что для некоторых наших товарищей весенние путешествия будут тяжелым испытанием. Нос у Оутса вечно на волоске от отмораживания; Мирзу один палец на ноге доставляет много мучения, а хуже этого ничего быть не может для ходьбы по горам. Я сильно озабочен мыслью, как я опять выдержу подъем на вершину ледника; мороз заставляет задуматься. Думаю, что справлюсь, но нужно быть готовым ко всему.