Текст книги "Закон забвения"

Глава 11

Из-за коротких дней и ставших непроходимыми во время суровой английской зимы дорог охота Нэйлера продвигалась плохо. Пришло всего два донесения о лицах, арестованных по подозрению, что они Уолли и Гофф: одно из Эссекса, другое из Кента. Но когда клерк отрядил Нокса в непростое путешествие из Лондона с целью допроса задержанных, оба случая не подтвердились. Так или иначе, для себя Нэйлер сделал вывод, что цареубийцы в Америке. Он посетил таможенную контору на Темзе, расположенную близ Тауэра, и договорился с начальником, что ему будут сообщать обо всех судах, прибывающих из Новой Англии. Но вышло так, что немногие капитаны рискнули встретиться с зимними штормами в Северной Атлантике, а на редких кораблях, отважившихся пересечь океан, никто – ни матросы, ни пассажиры – не признался, что видел беглецов или что-либо слышал о них.

А затем, в середине января, его вызвали к Хайду в Вустер-хаус и поручили неприятную работу: эксгумировать тела Оливера Кромвеля, его зятя Генри Айртона и председателя суда цареубийц Джона Бредшоу из их гробниц в Вестминстерском аббатстве и организовать их посмертную казнь в Тайберне на двенадцатую годовщину расправы над королем.

У Нэйлера эта перспектива вызывала отвращение. Естественно, он был согласен, что изменников следует удалить из окрестностей аббатства до коронации государя, но почему просто не закопать их где-нибудь в безвестной могиле? Он поерзал на стуле.

– Грязная будет работенка, сэр Эдвард.

– С каких пор это стало вас пугать? Идея определенно не моя, вы уж поверьте. Но Парламент распорядился. Да и в самом деле, мистер Нэйлер, – добавил он с неожиданной резкостью, – раз уж вам не по силам предъявить суду новых живых цареубийц, так займитесь хотя бы повешением мертвых.

Вследствие этого неделю спустя Нэйлер стоял в продуваемом сквозняками центральном крыле часовни Генриха VII рядом с приставом Палаты общин и наблюдал, как рабочие разбивают ломами каменный пол. Солдаты сдерживали толпу зевак. Потребовалось примерно полчаса, чтобы вскрыть вход в склеп и обнажить дощатый гроб Кромвеля, а затем поднять его на поверхность. Ходили слухи, что с бальзамированием трупа что-то пошло не так, что труп протектора источал ядовитые пары и даже взорвался, почему потребовались срочные похороны. Не исключали и возможности, что тело в аббатстве вовсе не его. Когда сняли крышку, Нэйлер приложил к носу пропитанный лавандой и камфарой шарф и подошел ближе.

Под крышкой оказалась свинцовая пластина. Когда ее удалили, клерк различил очертания тела, завернутого в полдюжины слоев грязно-серой материи. Он протянул руку, откинул пелены и увидел перед собой лицо Кромвеля. Кожа истончилась и потемнела, стала грубой, как шкура животного. Подбородок сгнил, обнажив зубы. Но даже после двух лет разложения массивный круглый нос, широкий лоб и остатки усов и бороды были безошибочно узнаваемы – то были руины лица, но они все еще излучали властность и силу. Рубец на голове указывал на место, где бальзамировщики удалили верх черепа, чтобы извлечь мозг, а потом приклеили кость обратно. На шее висел на цепочке серебряный медальон. Отвернувшись, Нэйлер просунул руку под шею и стянул цепочку через голову Кромвеля. Надпись на медальоне была выгравирована на латыни, но ему не составило труда перевести: «Оливер, протектор Английской, Шотландской и Ирландской республики. Родился 25 апреля 1599, инаугурирован 15 декабря 1653, умер 3 сентября 1658. Здесь он покоится».

Нэйлер медленно опустил медальон обратно в гроб, позволив серебряной цепочке собраться в лужицу на груди протектора, и сделал шаг назад. Бог свидетель, он не питал любви к этому человеку, но считал, что осквернить его могилу означает опуститься даже ниже своего врага.

– Это Кромвель, без сомнения.

Парламентский пристав распорядился, чтобы гроб вынесли на главную площадь аббатства, чтобы народ мог увидеть тело за плату в шесть пенсов с каждого, а тем временем возобновилась эксгумация остальных цареубийц. Айртон, лорд-наместник Ирландии, пролежал в земле дольше всех, девять лет. Труп атрофировался, усох и почернел. Зато Бредшоу, похороненный всего четырнадцать месяцев назад, был зеленым, а когда подняли крышку, смрад распространился такой, что ближайших к гробу рабочих стошнило.

На исходе короткого зимнего дня три трупа погрузили в телегу и повезли к таверне «Красный лев» в Холборне, чтобы устроить пародию на первоначальное прощание с телом Кромвеля. От желающих заплатить за зрелище, несмотря на вонь, распространявшуюся от трупа Бредшоу, не было отбоя.

Утром 30 января Нэйлер ехал на лошади вслед за кусками плетня, на которых трупы тащили по улицам к Тайберну, где скопилась толпа в несколько тысяч голов, чтобы посмотреть, как их вздернут на виселицу. Когда тела закачались на ветру, общественный палач спустился с лестницы и заметил:

– Я бы отрезал старому Ноллу хрен и яйца, кабы они так не усохли.

Нэйлер повернулся к нему спиной. После полудня трупы сняли и обезглавили. Чтобы рассечь затвердевшую шею Кромвеля, потребовалось восемь ударов топором. Затем трупы сбросили в общую могилу, а головы сложили в мешок, чтобы нанизать на двадцатифутовые шесты и выставить у суда в Вестминстер-холле.

Нэйлер проследил за исполнением этих процедур, а с наступлением сумерек направился прямиком в публичный дом на Милфорд-лейн, где взял первую из предложенных женщин. Ему было все равно, старая она или молодая, красивая или уродливая; все, чего он хотел, – это слиться с живой плотью. Позже ночью в своей спальне он впервые за многие годы не зажег свечу под портретом Сары. Он не мог смотреть на нее и не вынес бы ее взгляда.

Наутро он отправил Ноксу записку, что заболел.

В последующие дни Нэйлер оставался у себя в комнатах, по большей части лежал в постели, никого не принимал, а еду слуга оставлял ему перед дверью. Такие припадки черной тоски преследовали его с юности. Иногда они длились неделями. Вызывали их холодные сухие гуморы меланхолии, против которых не помогало никакое средство: ни отвар лаврового листа, ни настойка из чемерицы белой, ни конские пиявки для кровопускания.

Однажды утром, спустя три с небольшим недели его затворничества, в одиннадцать часов, его разбудил громкий стук в дверь. Он попытался его не замечать. Но громыхать не перестали. Наконец он накинул поверх ночной сорочки плащ, доковылял до двери и отворил ее настежь. В тусклом свете коридора обрисовался высокий мужчина, хорошо одетый.

– Мистер Ричард Нэйлер?

Нэйлер прищурил глаза. Слова доносились до него как бы издалека.

– Кто его спрашивает?

– Я капитан Томас Бридон, сэр. – Мужчина снял шляпу и поклонился. – Судовладелец, веду торговые дела с компанией Массачусетского залива в Америке, вчера прибыл в Лондон из Бостона. На таможне меня направили в Тайный совет, а ваш секретарь сообщил мне ваш адрес. Мистер Нэйлер, я хочу рассказать вам кое-что, что вас, как мне думается, заинтересует.

Глава 12

Снег в Кембридже начал таять в середине февраля. Офицеры слышали, как большие глыбы движутся у них над головами, сползая с крыши сарая и разбиваясь при падении на двор. Затем вернулся мороз и снова загнал их под одеяла. В течение нескольких дней они не видели Дэниела Гукина – он уехал в Бостон на сессию совета колонии Массачусетского залива, членом которого был избран. В ночь на понедельник, двадцать пятого, вскоре после того как полковники поняли, что он вернулся, снег снова повалил на мерзлую землю. Нед лежал без сна и слушал шорох, с каким он ложится, в очередной раз делая тишину внутри сарая более глубокой и мертвой. В окутавшем их глухом коконе едва мерцала свеча, и когда залаяла собака – было это значительно позже полуночи, – беглец поначалу не обратил на это внимания, так как лай доносился словно с расстояния полумили.

Но сомнений не было – Бонни действительно лаяла. Нед резко насторожился, растолкал Уилла, потом опустился на колени, выковырял перочинным ножом деревянную затычку и стал вглядываться в ночь через подзорную трубу. Четыре факела размытыми из-за снегопада пятнами перемещались гуськом по дороге по направлению к воротам. Уолли разглядел очертания двух человеческих фигур, тени которых мелькали на снегу. Одна несла мушкет с длинным стволом.

Он повернулся к Уиллу, уже вставшему.

– Они пришли, – сказал Нед. – По меньшей мере четверо.

Уилл кивнул, передал тестю его пару пистолетов, рассовал по карманам свои, а затем проворно спустился по лестнице, сжимая шпагу. Их план предусматривал разделение точек огня, чтобы создать впечатление более многочисленной силы.

Нед вернулся к наблюдательному посту. Факелы горели уже в середине двора. Подзорная труба стала бесполезной. Он убрал ее, высунул в дыру один из пистолетов и наклонил голову к стволу. На его стороне было преимущество высоты, футов десять.

Знакомое ощущение, как всегда перед схваткой. В груди ком, сердце стучит, какое-то странное ледяное спокойствие. Голос Оливера: «Никогда не жди, когда на тебя нападут, Нед. Всегда нападай первым, независимо от соотношения сил; укрепи дух, полагайся на Господа…»

Факелы приближались к сараю. Он выждал еще несколько секунд, давая Уиллу время занять позицию, потом прицелился в ближайший огонек и выстрелил. Ослепительная вспышка пороха. Оглушительный грохот. Запах опаленных волос. Нед видел, как факел упал, переложил в правую руку другой пистолет, снова прицелился, выстрелил и, не глядя, попал ли, бросил оружие на солому, схватил шпагу и бросился к лестнице. Уши так заложило от выстрелов, что он почти не слышал треска, с которым Уилл один за другим разрядил через дверной проем свои пистолеты. Ему показалось, что кто-то выстрелил в ответ.

Перепуганные коровы вскакивали на ноги. Дверь в сарай была раскрыта нараспашку. В лицо ему ударил морозный воздух, отражающегося от снега света хватило, чтобы различить Уилла, который стоял спиной к стене рядом с проемом со шпагой наголо, а разряженные пистолеты валялись у его ног. Нед гнал скот к выходу. Коровы сбились в кучу, загородив проход, сталкивались друг с другом, вырывались на заснеженный двор. Нед подошел к Уиллу и раскинул руки: где, мол, они? Зять пожал плечами и покачал головой. Двое мужчин встали плечом к плечу. Снаружи не доносилось ни выстрелов, ни голосов, только мычание перепуганной скотины.

– Сколько их было, успел разглядеть? – спросил Нед тихо.

– Слишком темно. Пятеро или шестеро, наверное.

Когда последнее из животных вышло и сарай опустел, Нед осторожно перешагнул через порог.

Снег по-прежнему густо валил. Коровы сбились в кучу в дальнем конце двора. В верхних окнах дома загорались окна. Бонни заливалась лаем. На дворе было темно, если не считать мерцающего огонька на земле шагах в двадцати. Вдалеке виднелась пара факелов, удаляющихся по дороге в направлении реки.

Это явно были не регулярные солдаты, раз их оказалось так легко испугать, подумал Нед. Скорее всего, бостонские роялисты или те шотландские негодяи, погнавшиеся за наградой.

Держа шпагу наготове, он зашагал по снегу. Поднял брошенный факел и посветил вокруг. Отпечатки торопливых следов, кровавое пятно с суповую тарелку размером, алая полоса, довольно широкая, уходила по снегу, уже скрываясь под тяжелыми падающими хлопьями. Нед прошел по следу, пока он не исчез, потом опустился на четвереньки, разгреб пальцами снег, обнаружив красную лужицу. Рана тяжелая, судя по всему. Должно быть, товарищам пришлось тащить раненого.

Следом подошел Уилл. Нед распрямился, поморщившись от усилия, суставы скрипнули. Он был уже староват для подобных забав, но, как всегда после боя, чувствовал возбуждение.

– Мы побили псов, Уилл!

– Ага. Да только они вернутся. Быть может, уже с рассветом. И придут в большем количестве и наготове.

Из дома вышел Дэниел Гукин со свечой, прикрывая ладонью пламя от падающих снежинок. Он брел к ним через доходящий до колен снеговой покров. Мэри, накинувшая плащ поверх ночной сорочки, смотрела с порога.

– Вы ранены? – окликнул Дэниел офицеров.

– Ни царапины, – жизнерадостно отозвался Нед.

Уилл прав, разумеется. Если оставаться здесь, они покойники. Нед поднял глаза к сумрачному небу. Морозная паутина снежинок облепила его лицо.

Разбуженные выстрелами дети высыпали на лестничную площадку. Мэри стояла у подножия лестницы и держала кухонную дверь закрытой. Полковники слышали, как она говорит детям, что бояться нечего – голодный волк забрел во двор и отец его заметил, – и велела им ложиться спать. Нед вышел за ворота посмотреть, не возвращается ли кто из нападавших, но вокруг были только темень и снег.

Когда детей уложили, а скот загнали в сарай, офицеры уселись у огня на кухне. От их мокрой одежды шел пар. Собака улеглась у ног Уилла. Стараясь говорить тихо, они рассказали, как отразили атаку, потом молча выслушали отчет Гукина о состоянии дел в Бостоне. Большой и Верховный суд Массачусетса[14]14
  Большой и Верховный суд Массачусетса – так до 1780 г. назывался законодательный орган колонии Массачусетс.


[Закрыть] прозаседал целый день, обсуждая их пребывание в колонии, и, хотя губернатор Эндикотт отказался поставить вопрос на голосование, было ясно, что большинство считает ситуацию неприемлемой. Депутаты исходили из того, что власть в Англии установилась твердо, что об укрывательстве в колонии цареубийц вскоре станет известно и в наказание король может отозвать хартию.

– Губернатор Эндикотт просил меня передать, что сожалеет, но у него нет иного выбора, кроме как подписать ордер на арест. Он постарается потянуть неделю-другую, чтобы дать вам фору, а главный маршал обещает не усердствовать в поисках. Но даже так в колонии для вас становится слишком опасно. Охотники за вознаграждением вскоре станут самой меньшей из ваших забот.

– Так куда нам податься? – спросил Уилл.

– Куда-то подальше от Массачусетса.

– Но куда именно.

– Мне на ум приходит долина Коннектикута.

Единственным звуком, нарушавшим повисшую тишину, было потрескивание поленьев в очаге.

– Разве это не очень далеко отсюда?

– Далеко – миль сто или около того. Но сама ее отдаленность – это преимущество. Коннектикут – край пуританский, в намного большей степени, чем Бостон. Вы не встретите там роялистов. И мне знаком тамошний губернатор Джон Уинтроп. Лет двадцать тому назад его покойный отец был губернатором Массачусетса. Если кто вам и поможет, так это Уинтроп. Хартфорд – вот самый подходящий для вас город.

– Сумеем ли мы забраться в такую даль в такую погоду? – осведомился Нед.

– Это можно проделать. Легко не будет, конечно. В такое время года фуража не найдешь, поэтому взять придется лишь одну лошадь, чтобы навьючить на нее припасы и вещи.

– Так нам что, пешком идти придется? Сто миль?

– Да, но по дороге встречаются поселения индейцев, где можно найти приют на ночь. Идти зимой по старой Коннектикутской тропе нелегко, но мне она достаточно хорошо знакома.

Мэри встревоженно поглядела на мужа:

– Ты пойдешь с ними?

– А кто еще будет проводником? Одним им такое расстояние не преодолеть.

Женщина сложила руки на груди и уставилась на огонь. Снова молчание.

– Что скажешь, Уилл? – спросил Нед.

Уилл потрепал спаниеля за уши. Они были мягкие, теплые, словно шелк. Перед мысленным его взором возникла вдруг Фрэнсис вскоре после свадьбы, нагая в свете очага в их спальне. Ему пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать видение.

– Я бы предпочел лежать перед очагом, словно Бонни сейчас, но Бог избрал для нас более суровую дорогу. – Гофф обвел всех взглядом. – Я скажу, что у нас нет выбора.

Мэри и Дэниел ушли к себе в комнату. Полковники забрали из сарая свои пожитки. Сидя за кухонным столом, они перезарядили пистолеты, потом договорились дежурить по очереди до восхода. Пока один нес дозор у окна, другой пытался прикорнуть у огня.

Во время второй вахты Неда снегопад наконец прекратился. На небе засияла россыпь звезд, вышел яркий полумесяц. Заснеженная поверхность блестела и переливалась, крохотные кристаллы сверкали в свете звезд. Нед соскреб большим пальцем изморозь со стекла. Хорошее начало утра. Для долгого путешествия удобнее твердая поверхность, чем слякоть и грязь. Но даже так поход в сотню миль в его возрасте не выглядел радужной перспективой.

Мэри спустилась в кухню, повесила над очагом котелок с мясной похлебкой, затем пошла в кладовую, чтобы собрать припасы на пару дней.

– Больше нам не понадобится, – сказал ей Дэниел. Он отпер сундучок для хранения денег и извлек несколько снизок белых и розовых раковин – туземную валюту. – Вампума у меня достаточно. Будем покупать еду у индейцев.

Мэри знала, что, если муж решил, спорить с ним не стоит. Он вошел в кладовую, пока она раздраженно упаковывала кусок посыпанной перцем ветчины, обнял ее за талию и прижался щекой к ее щеке. Его борода колола ей кожу. Мэри знала, что утром лицо у нее будет красным, как если бы она только что зашла в дом с мороза.

– Ты ко мне так просто не подберешься, Дэн Гукин.

Но он подобрался, конечно. Как всегда. Мэри отложила ветчину, развернулась и поцеловала его в губы.

Все четверо подкрепились бульоном при свечах. Понимая, что наверху спят дети, говорить старались поменьше. Когда сборы были окончены, в окошко уже лился серый свет.

Гукин пошел в конюшню за лошадью. Когда он вернулся, путники навьючили на нее седельные сумки и свои пожитки, потом перетаптывались неловко в кухне, пока Уилл не предложил помолиться вместе.

– Давайте утешим друг друга словами псалма. – Он воздел руки с раскрытыми ладонями. – «Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя»[15]15
  Пс. 138: 8–10.


[Закрыть]. О Господь, предаем мы себя служению Тебе и вверяем заботе Твоей. Аминь.

– Аминь.

Они встали, и трое мужчин по очереди обняли Мэри: Нед несколько сдержанно и грубовато, Уилл с нежностью, а Дэниел с такой страстью, что у нее перехватило дыхание. Она понимала, что это обещание вернуться.

– Я буду дома через две недели, клянусь, – шепнул он.

Она стояла на пороге и смотрела им вслед. Холодный воздух обжигал легкие так, что больно было вздохнуть полной грудью. Проходя через ворота – Дэниел шел первым, ведя в поводу лошадь, – они обернулись и помахали, Уилл галантно снял шляпу, потом скрылись из виду на дороге, ведущей в деревню.

Фермы Кембриджа стояли объятые сном. На повороте, непосредственно перед домом собраний, путники пересекли замерзший ручей и пошли по тропе вдоль северного берега реки Чарльз. Сапоги их с хрустом проламывали наст и утопали в снегу. Когда они прошли пару миль, над заснеженным горизонтом встало солнце, а час спустя беглецы свернули на юго-запад и зашагали сквозь девственную белизну укутанных снегом полей к далекому лесу.

Глава 13

Комитет Тайного совета по цареубийцам собрался в то утро во дворце Уайтхолл по настоятельной просьбе Нэйлера. Присутствовали все: Хайд в кресле, сэр Уильям Морис, сэр Энтони Эшли-Купер и сэр Артур Эннесли. Советников не слишком радовало, что их оторвали от других дел.

– Итак, мистер Нэйлер, мы перед вами, – сказал Хайд. – В чем дело?

Нэйлер занял обычное место в дальнем конце стола и разложил бумаги. Ступор минувших трех недель сняло как рукой. Он ощущал переполняющую его энергию, опасно переполняющую, – ему это чувство тоже хорошо было знакомо. Он заставил себя говорить спокойно и медленно.

– Милорд, рад вам сообщить, что я установил местонахождение полковника Уолли и полковника Гоффа.

Эта новость вызвала за столом весьма умеренное оживление.

– И где они? – спросил Хайд. – В Англии?

– Нет, сэр Эдвард. Этот след оказался ложным. Они в Америке. Если точнее, то, насколько мне известно, они обитают в поселке Кембридж в Массачусетсе, неподалеку от порта Бостон.

Вид у Хайда стал разочарованный.

– Выходит, они еще не у нас в руках?

– Пока нет, милорд. Но будут.

– Это едва ли можно считать срочной новостью. – Разочарование лорд-канцлера перешло в раздражение. – Приглашайте нас, когда оба будут в цепях, мистер Нэйлер. Вот тогда и настанет время принимать поздравления. – Он обратился к государственному секретарю: – Сэр Уильям, окажите любезность попросить сэра Эдварда Николаса подготовить приказ губернатору колонии Массачусетского залива, обязывающий его произвести арест.

Прежде чем Морис успел ответить, вмешался Нэйлер.

– Боюсь, тут не так все просто, милорды. Могу я, с вашего разрешения, представить комитету свидетеля?

Хайд обвел взглядом собравшихся. Потом надул щеки и выдохнул.

– Если это так надо.

Нэйлер прошел по коридору в свой кабинет. Нокс вышел из комнаты, и капитан Бридон, определенно, воспользовался этим, чтобы просмотреть бумаги на столе, но торопливо отскочил, когда увидел Нэйлера. Ну и проходимец! Нэйлер притворился, что ничего не заметил.

– Комитет готов вас выслушать, капитан Бридон, – сказал он. – Помните, что я вам говорил: только факты, прямые и ясные.

Большинство из людей оробело бы в присутствии лорд-канцлера Англии, государственного секретаря и двух членов Тайного совета. Только не Бридон. Он вошел в палату с уверенным видом человека, собирающегося продать выгодный товар компании готовых раскошелиться торговцев.

– Милорды, это капитан Томас Бридон, недавно прибывший из Бостона.

– Утро доброе, джентльмены, – провозгласил Бридон. – Это честь для меня.

Хайд вскинул брови удивленно, но вежливо и указал на стул.

– Расскажите комитету то, что сообщили мне вчера, – сказал Нэйлер, когда Бридон уселся.

К облегчению Нэйлера, капитан изложил все толково: как он отплыл из Англии в июне минувшего года, везя среди прочих новостей список цареубийц, сдача которых была затребована парламентом по условиям Закона забвения; как корабль причалил десятого августа в Бостоне и как члены другой команды опознали Уолли и Гоффа. Те шли из церкви близ порта в обществе видных пуритан к дому преподобного Джона Нортона. Далее Бридон поведал о том, как шотландцы разыскали его и как он пошел с ними и имел стычку на пороге не с кем-нибудь, а с самим губернатором колонии Массачусетского залива Джоном Эндикоттом. Как он зачитал парламентский ордер и показал Эндикотту список разыскиваемых; описал, как Уолли и Гофф укрывались в комнате за спиной у губернатора – «я видел их, как вижу сейчас вас, милорды» – и как его требование арестовать их встретило презрительный отказ. В последующие недели он неоднократно требовал от Эндикотта исполнить свой долг, но в ответ слышал оскорбления и был заклеймен негодяем. И про то, как «главный маршал ухмыльнулся мне в лицо и заявил: „Скажи хоть слово против Уолли и Гоффа, коль посмеешь, коль посмеешь, коль посмеешь“».

– Главный маршал? – изумленно переспросил Хайд. – Должностное лицо короны, и он отвечал вам в таком тоне?

– Вот прям слово в слово, сэр Эдвард. Есть свидетели, способные это подтвердить.

– И губернатор отказался принимать меры? Это безобразие.

– Нет, милорд, – возразил Морис. – Это измена.

– Можете вы объяснить их такое невообразимое поведение, капитан Бридон? – спросил Эннесли.

– Полагаю, что да, сэр. – Бридон поправил манжеты и прочистил горло. – Поселенцы Новой Англии делятся на тех, кто принадлежит к пуританской церкви, и тех, кто не принадлежит к ней. В теперешней Америке противостояние между ними почти такое же сильное, как это было прежде здесь между кавалерами и круглоголовыми. Пуритане – не все, но по преимуществу – это старые кромвелианцы, отказывающиеся принять факт возвращения его величества. Некоторые выступают даже против сохранения прежних связей с Англией. Самые радикальные убеждены, что светские власти должны находиться в подчинении у старейшин их церкви. Голоса пуритан преобладают в правительстве, и это они покрывают Уолли и Гоффа.

– И эти цареубийцы, они что… живут открыто?

– Совершенно открыто, сэр. Ко времени моего отплытия из Бостона в декабре они размещались в Кембридже, прямо за рекой. Там они и обитали, насколько я мог понять, со дня своего приезда. Мне рассказывали, что они принимают посетителей. Навещают соседей. Ходят в церковь по воскресным дням. И повсюду хвастают, что, если надо, подписали бы смертный приговор королю еще раз.

– Возмутительно, – пробормотал Эшли-Купер.

– Теперь вы понимаете, милорды, почему я решил, что комитету следует лично выслушать капитана Бридона, – сказал Нэйлер. – Если мы просто попросим губернатора Массачусетса арестовать изменников, это ничего не даст.

– Определенно, – процедил Хайд. Обдумывая дело, он постукивал указательным пальцем по губам. – Ладно, спасибо, капитан. Ваше свидетельство весьма ценно.

– Ко мне нет больше вопросов? – На лице Бридона проступило выражение лукавства. – В таком случае нельзя ли смиреннейшим образом поднять вопрос о вознаграждении?

– Вознаграждение, – произнес Нэйлер твердо, положив руку капитану на плечо, – полагается лишь тому, кто доставит нам беглецов живыми или мертвыми.

Неприметной, но резкой хваткой он заставил Бридона встать и направил к двери.

– Ваше содействие будет учтено, – бросил Хайд вслед капитану. – Уверен, мы найдем некий способ отблагодарить вас. Не так ли, мистер Нэйлер?

– Я посмотрю, что можно сделать, сэр Эдвард.

Нэйлер отвел Бридона обратно в свой кабинет. И с облегчением обнаружил, что Нокс вернулся за свой стол.

– Это именно то, что требовалось, капитан. Окажите любезность подождать здесь, с мистером Ноксом, я скоро буду.

В коридоре он помедлил, прислушиваясь к разговору внутри палаты Совета. «Храни спокойствие», – напомнил он себе. Предложение должно прозвучать от них, не от тебя. Он сделал глубокий вдох, вошел в комнату и скользнул в свое кресло. Морис, судя по всему, предлагал отправить военный корабль с десантом.

– Большие силы не потребуются – максимум человек пятьдесят.

– Пятьдесят человек, чтобы привезти двоих? – Хайд покачал головой. – Так мы будем выглядеть слабыми, а не сильными. Это придаст фигурам Уолли и Гоффа значимость, которой они не заслуживают.

– Итак, если ситуация настолько сложная, как говорит капитан, – сказал Эннесли, – не стоит ли нам соблюдать осторожность, дабы не вызвать реакцию в отношении его величества, для противодействия которой нам потребуется еще больше солдат? Может получиться так, что война, с которой мы только что покончили в Англии, может разразиться с новой силой на другом конце света.

– Каково ваше мнение, мистер Нэйлер? – осведомился Хайд.

– Я не дипломат, милорд, но мне кажется, что чиновники короны должны или исполнять свои обязанности, или лишиться места.

– Вот именно, – отрезал Морис. – Демонстрация силы.

– Быть может, – ввернул мягко Нэйлер, – прежде чем дойдет до этой стадии, нам удастся разъяснить властям в Америке, какому они подвергаются риску, отказываясь арестовать цареубийц.

– И как у нас это получится?

Нэйлер помедлил, как если бы эта идея только что пришла ему в голову.

– Что, если его величество отдаст Эндикотту и прочим чиновникам в Новой Англии прямой приказ касательно Уолли и Гоффа, обязывая незамедлительно поместить их под стражу и отправить в Англию? Если они не подчинятся, это наглядно покажет, что губернаторы сами повинны в измене. Вот тогда и можно будет послать армию.

Советники замолчали, обдумывая предложение.

– Это подходяще, – сказал наконец Хайд.

– Но как нам узнать, повиновались они королевскому указу или нет? – возразил Морис. – Эти люди вот уже полгода укрывают предателей. Насколько можно понять, они могут тянуть еще полгода, делая вид, что разыскивают их.

Нэйлер не говорил ничего. Он ждал. Им следует самим прийти к решению.

Первым до очевидного вывода додумался Эшли-Купер.

– Разве нельзя отправить чиновника короны, чтобы он лично вручил властям королевский указ? И на месте проследил, исполняется ли он.

Последовала еще одна пауза, потом Хайд рассмеялся.

– Ага, теперь я понял! – Он воззрился через стол на Нэйлера. – И кто может выступить в качестве этого чиновника?

Лорд-канцлер явно был не дурак. Нэйлер посмотрел на него:

– Любой, кто до некоторой степени знаком с делом, милорд. Мой секретарь мистер Нокс, например.

– Нокс? – Морис фыркнул. – Кто это такой – Нокс? Кто станет обращать внимание на какого-то там Нокса?

– Как полагаю, на самом деле мистер Нэйлер предлагает свою собственную кандидатуру, – сказал Хайд.

– Вовсе нет, сэр Эдвард, – запротестовал Нэйлер. – Тот, кто отправится исполнять это поручение, будет отсутствовать по меньшей мере полгода. Мои обязанности вынуждают меня оставаться здесь.

– Ей-богу, сэр, не вынуждайте упрашивать себя! – Голос Хайда звучал скорее весело, чем сердито. – Уверен, вы уже набросали проект королевского указа и выяснили название ближайшего корабля, отплывающего в Бостон.

Нэйлер не ответил. Оба документа лежали на столе в его кабинете.

– Должен заметить, – проговорил Эннесли, – что лучшего плана не придумаешь, если мистер Нэйлер готов взяться за выполнение этой миссии, конечно.

Нэйлер смиренно поклонился:

– Я исполню все, что повелит мне Совет.

Итак, решение было принято: Нэйлеру предстояло отплыть как можно скорее в Америку и лично передать королевский приказ губернатору Эндикотту. Затем он должен будет остаться в Новой Англии и проследить за его исполнением.

Хайд попросил его задержаться, после того как все выйдут.

– У вас есть особый зуб на этих парней, Уолли и Гоффа.

– Нет, сэр Эдвард.

– Есть, мистер Нэйлер, и еще какой. Я наблюдал за вашим лицом всякий раз, когда произносились их фамилии. Хотел бы предупредить вас на этот счет – это просто совет на основании большого опыта: одержимость и трезвый рассудок редко ходят рука об руку.

Следующие несколько дней Нэйлер посвятил подготовке. Он попытался убедить капитана Бридона поплыть с ним в Бостон, но Бридона удерживали в Лондоне дела, и даже перспектива заполучить двести фунтов награды не подвигла его совершить еще один вояж через Атлантику в такой скорой последовательности после предыдущего. Зато он назвал Нэйлеру имена «двух добрых людей, верных королю». Это были жители Массачусетса, на помощь которых можно было положиться. Нэйлер заказал одно место на корабле «Принц Гарри», отплытие которого из Грейвсенда было намечено на четверг, 7 марта. Он положил в сундук одежду, некоторый запас хорошего твердого сыра, три бутылки французского коньяка, «Историю мира» сэра Уолтера Рэйли, а также два пистолета и мешочки с порохом и пулями. От Казначейства он получил двести фунтов золотом и расписку, что любые понесенные подателем сего расходы будут возмещены правительством его величества.

Дело оставалось только за мандатом от короля. К несчастью, двор отправился в Хэмптон-корт на недельную охоту, и его величество не желал, чтобы его беспокоили. В ночь на пятое, во вторник, король вернулся в Уайтхолл. Весь следующий день Нэйлер обивал пороги королевских апартаментов в ожидании, когда мандат будет составлен, подписан и скреплен печатью. Он лелеял даже фантазию, что его могут позвать и пожелать доброго пути. Но когда Хайд вернулся из присутствия, то сообщил, что его величество отправился только что на Кинг-стрит навестить миссис Палмер.