Текст книги "Закон забвения"

В итоге документ Нэйлеру передал младший клерк из конторы государственного секретаря. Адресован он был «Нашему преданному и возлюбленному действующему губернатору или же иному магистрату и магистратам Наших плантаций в Новой Англии».

«Карл R. Преданный и возлюбленный, приветствуем тебя. До Нас стали доходить сведения, что полковник Уолли и полковник Гофф, повинные в подлом убийстве царственного Нашего отца блаженной памяти, прибыли недавно в Новую Англию, где питают надежду укрыться от суровости закона Нашего. Согласно воле и желанию Нашему сим повелеваем и наказываем тебе, как получателю сего письма, принять меры к задержанию обоих вышеупомянутых персон и при первой возможности отправить их к Нам под строгой охраной. Мы уверены в готовности твоей и рвении исполнить свой долг и на том желаем тебе всего хорошего. Подписано при дворе Нашем в Уайтхолле, марта в пятый день…»

Нэйлер едва пробежал по мандату глазами, прежде чем сунуть в кожаную папку. «Помни, что ты служишь делу, а не человеку». Он вышел из дворца, не попрощавшись.

Той ночью он спал плохо. Наутро, после того как оделся, снял со стены миниатюру Сары и положил на ладонь. Он подумывал сунуть ее в карман. Но потом вспомнил предупреждение Хайда. Возможно, его трезвый рассудок действительно затуманен. Так не годится. Он отправляется исполнять официальную миссию, а не вершить личную месть. Он снова повесил портрет на стену.

Слуга ждал в коридоре вместе с мальчиком, чтобы доставить багаж. Нэйлер запер апартаменты и последовал за ними через сад к Темзе, где у причала стояла лодка, на которой им предстояло отправиться вниз по течению в Грейвсенд. День выдался приятный для путешествия: в ветре ощущалось теплое веяние, намек на весну. Прежде чем они выгребли на середину реки и течение подхватило их, город уступил место сельской округе и настроение у Нэйлера улучшилось.

Часам к трем он находился на борту «Принца Гарри», в своей крохотной каюте на полубаке, над самым трюмом, и наблюдал, как матросы задвигают его сундук под койку. Палуба располагалась буквально в футе у него над головой. Нэйлер слышал, как поднимаются на борт пассажиры, как моряки перекрикиваются друг с другом, как перекатывают по доскам бочки. Веревки гамака натянулись под ним, парусина обняла тело; он смежил веки и мгновенно уснул.

Проснулся Нэйлер много часов спустя, в темноте. Покачиваясь в своей люльке, он прислушивался к скрипу деревянного корпуса. Сколько сейчас времени, он не представлял.

Чтобы вылезти из гамака, пришлось изогнуться, свесив сначала одну ногу, потом другую. Затем он опустил их и встал, покачиваясь от движения корабля. Они были в море. Должно быть, в эстуарий Темзы пришел прилив. Судно отчалило, пока он спал.

Он открыл дверь каюты и на ощупь двинулся по проходу. Ему приходилось пригибаться – до потолка было едва ли пять футов. Со всех сторон доносился густой храп. У него возникло смутное представление о висящих в темноте рядах продолговатых белых тюков, похожих на готовые мутировать коконы. Он добрался до трапа и ухватился за поручни, чтобы утвердиться на ногах. Через открытый люк виднелся квадрат звездного неба. Нэйлер осторожно поднялся по ступенькам на палубу, навстречу холодному ночному воздуху, ветру и тьме: ни огонька, ни единой души из членов команды в поле зрения. Было только ощущение качки, по мере того как корабль, вспарывая гладь моря, прокладывал путь над бездной к краю земли.

Часть II. Погоня. 1661 г.

Глава 14

Даже в то самое первое утро, когда их маршрут пролегал прямо по заснеженной массачусетской равнине – то была плоская местность с вкраплениями могучих дубов и буков, не сложнее для ходьбы, чем английский парк в середине зимы, – Неду с трудом удавалось поспевать за более молодыми попутчиками. Ноги, проваливающиеся в снежную кашу, ныли, капли пота застывали на лице, борода покрылась изморозью, сердце чугунным ядром бухало в груди. К полудню, когда они добрались до края поросших лесом гор, идти стало гораздо труднее. Тропа шла вверх меж здоровенных сосен, голые стволы которых уходили к небу, а кроны образовывали сумрачный шатер, высокий, как своды собора.

Гукин первым вошел в лес, ведя в поводу лошадь. За ним следовал Уилл. Последним пыхтел Нед, стараясь наступать в оставленные товарищами следы. Слишком часто им приходилось останавливаться и ждать его. Подойдя, Уолли, отдуваясь, заверял их, что не испытывает никаких трудностей. На четвертый раз он бросил попытки притворства и согласился на предложение Уилла ехать верхом. Двое спутников закинули на плечи часть навьюченных на лошадь мешков, а Нед взгромоздился в седло, униженный и проклинающий свои старые кости.

Тропа была узкой – повозка не проедет. Время от времени где-то среди безмолвного леса срывался с ветвей и падал на землю густым водопадом снежинок пласт снега. Хотя Гукин уверял, что они следуют старинной индейской тропой от Бостонской бухты внутрь континента и ему она хорошо знакома, путникам приходилось, похоже, описывать широкие петли, и Нед заподозрил, что они заблудились. Но со временем сидящий в нем старый солдат стал улавливать смысл хитрых маневров: они то следовали по берегу реки, преодолевая, казалось, ненужное расстояние, но выходили к месту, где поваленное дерево служило мостиком через поток. Или же оказывались среди больших валунов, расположенных так, что они образовывали ступеньки, позволяющие перебраться через низменный участок, который, если бы не мороз, был бы топким. Мудрость и труды столетий, если не тысячелетий, нашли свое выражение в этом замысловатом торге с препятствиями, воздвигнутыми природой.

Когда начало смеркаться, Гукин распорядился разбить стоянку на берегу озера. Пока полковники собирали хворост, он достал из багажа сеть, нашел крепкую ветку и осторожно вышел на лед. Офицеры остановились, чтобы посмотреть. Когда лед начал потрескивать, Гукин отступил на полшага назад, пробил при помощи ветки широкую лунку, потом забросил сеть. Минут десять спустя он вернулся на берег с шестью рыбинами, серебристыми в гаснущем свете, трепыхающимися в тонких ячейках. Гукин торжествующе поднял улов.

– Господь создал край столь изобильный, что человеку стоит лишь протянуть руку, чтобы обеспечить себе пропитание.

Путники разожгли костер. Уилл, впечатленный озером и пустынностью мест, поведал им поучительную историю про Иону, три дня проведшего в чреве кита.

– «И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита и сказал: к Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой»[16]16
  Ион. 2: 2.


[Закрыть].

– Аминь.

– Аминь.

«Из чрева преисподней я возопил…» Вот это верно, подумал Нед. При всей своей красоте именно такой казалась ему эта холодная, безлюдная страна.

Они завернули рыбу в листья, запекли на горячих углях и согласились, что в жизни не пробовали ничего вкуснее. Затем настал черед трубки табаку, потом Гукин показал, как устроить постель на индейский манер. Он сгреб сухую листву и мох, расстелил слой на земле, остальное набил в сеть – вышло толстое одеяло, под которым они улеглись вместе, чтобы согревать друг друга. Получилось на удивление тепло и сухо. Красные искры поднимались от костра к небу. Где-то кричали звери, невидимые в темноте. Слышался волчий вой, а иногда между деревьями проходил кто-то большой, и Гукин сказал, что это, должно быть, медведь. Оружие путники держали под рукой.

Таким выдался первый день.

Утро дня второго ушло в основном на дорогу в обход озера. Они взобрались на вершину холма, спустились с другой его стороны, ближе к вечеру вышли из леса и оказались перед еще одной похожей на парк равниной. Нед снова ехал верхом, двое других пригибались под ношей. Пелена облаков не разрывалась с рассвета – небо было серым и пустым, дул пронзительный и холодный северо-западный ветер, плоская равнина выглядела ровной, как спокойное белое море. Она тянулась на мили вдаль, расчерченная линиями звериных следов.

Гукин опустил вещи, вынул компас, махнул рукой налево, показывая курс прямо на запад. Ветер стал задувать сильнее. Примерно через час в нескольких милях впереди на заснеженной равнине показалось размытое темное пятно. Путники остановились. Нед достал из внутреннего кармана подзорную трубу, и смутные очертания превратились в три похожих на длинные амбары строения, крытые тростником. Из крыши каждого из них поднимался дымок. Уолли сошел с коня и предложил трубу Гукину.

– Индейцы, – сказал Гукин, припав к окуляру. – Живут лагерем в вигвамах у реки, чтобы ловить рыбу, которая поднимается к поверхности в конце зимы.

– Стоит нам сменить курс?

– Напротив – я намеренно искал их. – Гукин вернул подзорную трубу. – Мы попросим у них приюта на ночь. – Заметив выражение лица Неда, он рассмеялся. – Не пугайтесь так! Они такие же создания Божьи, как вы или я, которым мы обязаны помочь выбраться из теперешнего их состояния варварства и указать путь к спасению.

Тем не менее Нед настоял, что пойдет пешком, чтобы удобнее было пустить в ход шпагу и пистолеты, если понадобится.

– Как могла столь дикая раса попасть в Америку? – размышлял вслух Гукин, пока все трое шагали в ряд по направлению к стоянке. – Вот загадка, в поисках ответа на которую я перерыл все Писание. Согласно туземным легендам, тысячу лет назад на берег вышли две женщины. Морская пена коснулась их тел, отчего они понесли. Одна родила мальчика, другая девочку. Потом две женщины умерли и оставили землю, а сын и дочь стали прародителями их расы.

– Какое языческое суеверие, – заметил Уилл.

– Верно. Но отсюда возникает вопрос: от какого именно из сыновей Ноя происходят индейцы? По моему разумению, они потомки одного из десяти колен Израилевых, о которых мы читаем в Книге Царей, – изгнанного ассирийским тираном Салманасаром в качестве пленников из Самарии и переселенного в Азию. Истину мы узнаем в Судный день, когда все тайное станет явным во славу Божию. А пока мы обратили уже в добрых христиан множество индейцев и обратим еще больше. Мой друг Джон Элиот, проповедник из Роксбери, переводит сейчас Библию на вампаноаг – язык племени, населяющего Массачусетс.

– Великую вы поставили перед собой задачу.

– И тем не менее наша обязанность – привести их ко Христу, как побуждает нас псалом: «Проси у Меня, и Я дам народы в наследие тебе и пределы земли во владение тебе»[17]17
  Пс. 2: 8.


[Закрыть].

С этими словами он прибавил шагу, и больше они не обменялись ни словом, пока не дошли почти до самого индейского становища.

Вигвамы оказались на удивление большими: футов тридцать в длину и пятнадцать в высоту – и имели округлую продолговатую форму, похожую на корпус опрокинутого вверх килем корабля. Но вид у них убогий, подумал Нед: унылые лачуги без окон, сделанные из серых полос потемневшей от времени коры, снег вокруг превратился в вонючую жижу. Учуяв приближение англичан, в лагере залаяли собаки. Несколько тощих псов скачками пробрались через снег и присели, рыча, на тропе. Лошадь попятилась, вынудив путников остановиться.

Шкура, закрывающая вход в одну из хижин, поднялась, и на улицу высыпало с полдюжины одетых в меха мужчин с луками и стрелами. Они построились в линию, натянув тетивы и нацелив стрелы на трех путешественников.

– Господи, помоги, – проговорил Нед. – Поглядите на них.

– Ждите здесь, – сказал Гукин. – Я пойду и поговорю с ними.

Он снял с лошади один из мешков и направился к становищу, вскинув в знак приветствия руку. Нед нашарил под плащом пистолет.

– Не надо, – возразил Уилл. – Всех нам не одолеть. Их слишком много.

Гукин подошел к индейцам, поставил на землю мешок и воздел обе руки. Он обращался к самому рослому из туземцев. Луки опустились. Дэниел поднял мешок и последовал за индейцем в хижину.

Нед снял руку с пистолета. Он обернулся, оглядывая местность. По контрасту с пасмурным небом снег казался сверкающим, неестественно белым. Слышно было, как где-то за рощицей, росшей сразу за лагерем, шумит река – судя по всему, полноводная и слишком быстрая, чтобы замерзнуть. Бежать было некуда.

– Милый Уилл, – проговорил Нед. – В какую же страну я нас завел?

Они долго ждали на пронизывающем ветру, и, когда полог поднялся снова, стало уже слишком темно, чтобы рассмотреть Гукина. Обрисовываясь силуэтом на фоне красного огня костра за спиной, он помахал им и крикнул, что здесь безопасно. Полковники подошли к нему.

– Я все устроил. Купил зерна для лошади и провизии на два дня пути. У нас есть ночлег и ужин. Заходите, обогрейтесь.

Дэниел поднял полог. Нед и Уилл переглянулись, потом пригнулись и осторожно пролезли в теплое нутро хижины. Гукин опустил шкуру у них за спиной.

Эффект воздействия на их окоченевшие тела и привыкшие к темноте глаза был неожиданным и сокрушительным: жар от огня, пылающего в центре вигвама, мягкий желтый свет на лицах двух десятков индейских мужчин, женщин и детей, внимательно наблюдающих за ними, дым, поднимающийся к отверстию в крыше, аромат жарящихся рыбы и маиса. Стены были увешаны медвежьими и оленьими шкурами. Пол был земляной, но сухой и плотно утоптанный. На нем размещались шесть деревянных платформ, одинаково застеленных шкурами и одеялами. Гукин проводил двух офицеров к огню.

– Признайтесь, Нед, разве это не самое теплое место из всех, где вам приходилось бывать за всю зиму?

– Верно, – согласился Нед, протянув руки к огню и осматриваясь вокруг. – Теплее любого дома в Кембридже, это уж точно.

Гукин сказал что-то на туземном языке высокому индейцу, бывшему, судя по всему, предводителем группы. Это был внушительного вида мужчина с резкими чертами лица, черными волосами, забранными со лба и перехваченными сзади лентой, и глубоко посаженными угольно-черными глазами. На плечи его была наброшена шкура, чресла прикрывало нечто вроде передника, в остальном он был голый. Вождь указал на настил в дальнем конце хижины, где молодая женщина кормила грудью ребенка, и произнес несколько быстрых слов.

– Он говорит, что мы будем спать там и нам дадут еды.

Когда они подошли, женщина прикрыла грудь и проскользнула к остальным. Уилл смотрел ей вслед, не мог удержаться. «Этой язычнице, кормящей своего ребенка в этом диком месте, живется лучше, чем мне. Как такое возможно? – Он смежил на миг веки. – О Господь, помоги мне принять стезю, уготовленную Тобой для нас, и лучше понять ее».

Нед опустил мешок и лег на постель. Он подложил руки под голову, вытянул ноги и испустил удовлетворенный вздох.

– Это нам очень даже подходит. Для троих здесь места больше чем достаточно.

Старуха принесла им еду в деревянных мисках: куски рыбы, смешанные с кашей из маиса, фасоли и дробленых орехов. Варево было очень горячим, есть его приходилось руками, в рыбе было полно мелких костей, которые нужно было выуживать изо рта, прежде чем сделать глоток. Вкус был непривычный и не слишком приятный, но угощение получилось сытное и, как пришлось признать Неду, более питательное, чем хлеб и сыр, служившие обычным ужином для Армии нового образца на марше. Неудивительно, что эти язычники выглядят такими крепкими и поджарыми. Доев, полковник облизнул пальцы и спросил у Гукина, как по-массачусетски будет «рыба» и «хорошо». Он поупражнялся в произношении, потом крикнул, обращаясь к внимательно наблюдавшим за ними индейцам: «Намас! Вюньне!» Ему пришлось повторить несколько раз, прежде чем его поняли.

Некоторые из аборигенов засмеялись и покачали головами. Утолив любопытство, они вернулись к еде – с развлечением в виде наблюдения за тремя чудны́ми англичанами на этот вечер было покончено.

Не прошло и нескольких минут, как уставшие, угревшиеся и сытые Гукин и полковники погрузились в сон. Они спали, раскрыв рты, а их зычный храп доносился до самого дальнего конца вигвама, вновь изрядно позабавив хозяев.

Следующие четыре дня все трое шли пешком. Чем дальше проникали они на запад, тем мягче становилась погода и тем быстрее таял снег. Это вовсе не облегчало путешествие, поскольку грязь засасывала сапоги, а уровень воды в реках поднимался. Питались они рыбой, пойманной во время остановок на ночевку, а также припасами нокехика, индейской сушеной кукурузы, которые Гукин выменял на зеркальце и четыре унции табака. Пригоршни зерна, залитой горячей водой, хватало каждому, чтобы держать в узде холод и голод. Когда задувал сильный ветер или шел дождь, они, как научил их Гукин, делали укрытие на индейский манер, собирая сосновые ветви и строя из них миниатюрный вигвам.

Утром в пятницу Гукин поднял вдруг руку и остановил их в лесу.

– Мы приближаемся к цели. – Он указал на огромный плоский валун рядом с тропой.

Офицеры не могли придумать никакого объяснения его присутствию здесь, разве что он упал с неба. Это, как сообщил Дэниел, Кафедральная скала. С нее священники обращались с проповедью к поселенцам, торившим путь внутрь страны, или поощряли окружающих дикарей обрести новый мир (Иезекииль, глава 37: «И узнают народы, что Я Господь, освящающий Израиля, когда святилище Мое будет среди них вовеки»).

– Вы только подумайте, – продолжил Гукин, – какой пламенной должна была быть вера этих мужчин и женщин, чтобы они пришли сюда из самой Англии, понятия не имея, что их тут ждет, и поселились в непокоренной стране! Только избранникам Божьим хватило бы духу завоевать этот край.

На следующий день он указал им на новые приметы: Черный пруд, где из-за сосновых и кедровых болот вода была черной как уголь; и Хрустальный пруд, где по контрасту она была такой прозрачной, что на отмелях видно было стоящую у дна рыбу – чудеса, достойные Эдемского сада.

В воскресенье утром, на шестой день пути, пройдя около часа, они услышали вдалеке, за опушкой леса, шум воды. Ускорив шаги, они вышли из-под сени деревьев, и перед ними открылась река, шириной ярдов в сто. Она была величественной в своей дикости, бурой от талых вод и быстро неслась в теснине берегов. Ветки и сучья, кружась, проплывали мимо путников в пенящемся потоке со скоростью скачущего всадника и исчезали вдали.

Беглецы благоговейно смотрели на реку.

– Джентльмены, – провозгласил Гукин, совершив несколько неуклюжий пасс рукой, – перед вами Коннектикут.

Казалось благоприятным знаком, что путники добрались до цели в посвященный Господу день. Они преклонили колени и вознесли благодарственную молитву. Затем Уилл и Гукин снова взвалили на плечи мешки, Нед опять взгромоздился на кобылу, и они пошли на юг, вниз по течению реки. Примерно через милю на противоположном берегу, в отдалении, стали видны крыши английского поселения. Гукин сообщил, что это Виндзор, только тот, который на Коннектикуте, а не на Темзе. Когда они поравнялись с городком, Нед оглядел его через подзорную трубу: пара дюжин унылых бревенчатых хижин, дом собраний с колокольней и на речном берегу паром. Ему казалось невероятным, что переправа через разлившийся Коннектикут возможна, но Гукин заверил его в обратном, пояснив, что паром следует по проложенной по дну реки цепи и построен с таким расчетом, чтобы обеспечивать связь с бостонской стороной даже в самую плохую погоду. И действительно, спустя несколько минут на другом берегу появился человек и начал перетягивать паром к ним.

Это был первый англичанин, которого они встретили почти за неделю. В отличие от молчаливого паромщика на реке Чарльз, этот был молод и склонен поговорить. Но Гукин заблаговременно предупредил полковников, чтобы они не раскрывали, кто такие или куда идут. «Я не знаю, что за люди в здешних краях и как они настроены. Помните о цене за ваши головы. Лучше вам снова стать просто мистером Ричардсоном и мистером Стивенсоном, как на „Благоразумной Мэри“». Поэтому на все вопросы паромщика: издалека ли они идут, куда направляются, приходилось ли им бывать в Коннектикуте, офицеры отвечали односложно. Наконец парень сдался и ограничился тем, что движением сильных рук тянул их к берегу. Течение бурлило по бортам, иногда волна захлестывала на платформу. Кутаясь в кожаную армейскую куртку, в промокших сапогах, Нед впервые вдруг осознал, что такой отныне и будет их жизнь: подозревать каждого встречного, не забывать скрывать настоящее имя, отвечать на любые вопросы коротким «да», «нет» или молчанием. Долго сумеют они это вынести?

Они причалили к западному берегу и уплатили паромщику запрошенную цену: восемь пенсов за лошадь и по два за каждого пассажира. По настоянию Гукина в Виндзоре путники задерживаться не стали и в течение пары часов следовали по накатанной телегами тропе вдоль реки. Наконец часа в три дня они пересекли луг и оказались в предместьях Хартфорда. Поселение выглядело очень похожим на Кембридж, только было больше, и бревенчатые дома стояли гуще, теснясь на грязных улицах с побуревшими сугробами из слежавшегося снега. Из дверей никто не показывался. Ответвление от проложенной вдоль берега дороги повело их вверх по холму к обширному свободному пространству перед домом собраний, из которого доносились громкие звуки исполняемого псалма. Создавалось впечатление, что там собрался весь город.

– Вот бы нам к ним присоединиться! – воскликнул Уилл.

Гукин покачал головой:

– Слишком рискованно.

Он повел их прочь от дома собраний по узкой дороге к большому зданию на перекрестке. Принадлежало оно, по его словам, Уинтропу.

– У него есть еще ферма на побережье под Новым Лондоном, но бо́льшую часть времени он проводит здесь, занимаясь государственными делами. Надеюсь, что сегодня один из таких дней.

Устройство усадьбы было привычным: обнесенный забором участок в несколько акров с садом и загоном для скота, дом с двором и хозяйственными постройками. Гукин завел спутников в сарай, чтобы они ожидали не на виду. Пока он ходил проверить, кто дома, полковники в очередной раз расположились отдыхать на соломе в окружении дюжины коров. Нед стянул сапоги, снял чулки и попытался выжать их насухо. Ступни онемели.

– Ты не против, мой мальчик? – обратился он к зятю.

Уилл опустился перед ним на колени, стащил перчатки и стал массировать тестю ноги в стремлении немного их согреть.

Через некоторое время до них донеслись звук отпираемой калитки и девичьи голоса со двора. Оба офицера подошли к двери сарая и припали к щелям. Взрослая пара – мистер и миссис Уинтроп, надо полагать, – вернулась домой с пятью юными дочерьми, старшей из которых было лет пятнадцать. Все кутались в одежду от холода. Уинтроп пожимал руку Гукину. Что он говорит, расслышать не получалось. Потом он обнял гостя за плечи и повел к дому. Семья потянулась следом. Дверь закрылась.

Прошла, казалось, вечность. Свет дня начал меркнуть. В сарае сгущались сумерки. Нед натянул сырые чулки и сапоги и улегся на солому. Он закрыл глаза, но слишком устал, чтобы спать. Уилл стоял у двери. Спустя какое-то время Нед услышал его шепот: «Кто-то идет». Гофф прошел на середину сарая и помог тестю встать.

Нед еще отряхивал с куртки солому, когда вошел Гукин, а следом за ним плотного сложения мужчина лет пятидесяти с лампой в руке. Он поднял ее, осветив лица цареубийц, а заодно и свое: вытянутое, узкое, говорящее о недюжинном уме и проницательности. Крупный нос, кажущийся еще более мясистым в свете фонаря, сразу навел Неда на мысль о Кромвеле.

– Губернатор, позвольте вам представить Эдварда Уолли и Уильяма Гоффа, – сказал Гукин и обратился к полковникам. – Похоже, нет нужды притворяться, что вы не те, кем на самом деле являетесь.

Нед отметил, что Уинтроп не протянул им руку.

– Мы сожалеем, сэр, что поставили вас в такие условия.

Уинтроп не ответил, продолжая внимательно разглядывать их.

– Я изложил губернатору ситуацию, – сказал Гукин. Он нервно потирал ладони. – К несчастью, он не считает для вас возможным оставаться в Коннектикуте.

В отчаянии Уилл положил руку Неду на плечо.

Уинтроп поставил лампу и прокашлялся.

– Простите меня, джентльмены. Касайся риск только меня, я бы не колебался. Но на мне лежит ответственность за народ этой колонии. Многие тут сочувствуют вашему делу. Но даже так я не могу поручиться, что какой-нибудь иуда не польстится на награду в двести фунтов. В итоге мы навлечем на наши головы гнев английского правительства. Вы можете остаться здесь на ночь – Дэниел заверил меня, что никто в городе вас не видел, – но с рассветом должны уйти. Мне жаль.

– Уйти? – переспросил Нед недоуменно. – Уйти куда?

– Вот в этом вся соль, – вмешался Гукин. – Губернатор предлагает Нью-Хейвен.

– И как далеко он расположен?

– Еще сорок миль.

Уилл застонал.

– Почему в Нью-Хейвене для нас будет безопаснее, чем в Коннектикуте? – поинтересовался Нед.

– Это независимая колония, основанная двадцать лет назад на принципах, взятых строго из Писания, – сказал Уинтроп. – Ее обитатели не признают власти короля. Говоря точнее, они никакой власти не признают, кроме Бога. Я знаком с тамошним священником, Джоном Девенпортом. Мне в любом случае нужно послать ему лекарства. Я договорюсь с человеком из местных, чтобы проводил вас.

Уилл удивленно повернулся к Гукину:

– Вы не идете с нами, Дэн?

– Я дорогу не так хорошо знаю. – Гукин выглядел смущенным. – К тому же я обещал Мэри вернуться через две недели домой. Со здешним проводником вы будете в надежных руках, поверьте.

Уинтроп не пригласил их ночевать в дом, но вернулся с хлебом, сыром, пивом, одеялами и лампой. Гукин, хотя его и звали в гости, отказался и остался с полковниками, отклонив все попытки его переубедить.

– Я до сего дня делил с вами все трудности. И не оставлю вас до конца, – сказал он.

Уилл предложил им поразмышлять над текстом из Евангелия от Матфея, глава 6: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, и не жнут, и не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их».

В последний раз улеглись они все трое вместе, для тепла. Двое других уснули быстро, но Нед с час или больше лежал с открытыми глазами. Хотя Уинтропу он не сказал, но Джон Девенпорт был ему известен по меньшей мере по репутации. Сестра Неда Джейн много лет прожила в тамошней колонии. Ее муж, Уильям Хук, состоял при Девенпорте помощником. И хотя слова она подбирала осторожно, а сам Хук неизменно отзывался о преподобном как об истинном человеке Божьем, он улавливал некоторую ее холодность по отношению к основателю Нью-Хейвена. Теперь, размышляя об этом, Нед вспомнил, что именно Джейн настояла на возвращении в Англию. Он и так и сяк раскидывал мозгами, так и не придя к окончательному выводу, за исключением факта, что выбора у них нет и им следует быть благодарными Господу, который в неизмеримой своей мудрости направляет их к единственному во всей Америке человеку, готовому их защитить.

В предрассветный час Неда разбудил бьющий в лицо свет лампы. Над ним склонялся Уинтроп. С собой он привел человека лет тридцати, невысокого роста и широкоплечего.

– Это Саймон Лобделл, житель Хартфорда, хорошо знающий Нью-Хейвен. Саймон, вот люди, которых тебе предстоит вести.

Имен губернатор не назвал, и то, как Лобделл поджимал губы, заставляло предположить, что ему строго запретили приставать к путникам с расспросами.

Нед поднялся на онемевшие ноги и занялся приготовлениями к отъезду: скатал одеяло и закинул мешок на спину лошади Лобделла, потому как твердо решил пройти оставшийся путь пешком. Потом пришло время прощаться. С Уинтропом процедура носила формальный характер, но, обняв Гукина, Нед ощутил выступившие на глазах слезы и постарался говорить как можно меньше, чтобы открыто не расплакаться.

– Господь да хранит вас, Дэн, и спасибо. А если нам не суждено свидеться… – Голос изменил ему. Пришлось расцепить объятия и отвернуться.

– Мы встретимся снова, друг мой, – сказал Гукин. – Не сомневайтесь. На этом свете или на том.

Нед не повернулся. Вскинув в знак согласия руки, он вышел на двор. Потом утер глаза и стал слушать, как Уилл произносит слова прощания. Вскоре зять присоединился к нему, затем появился Лобделл и взял лошадь под уздцы, под перестук копыт они миновали калитку и вышли на улицу, не оглядываясь назад.

В темноте было сложно что-либо разглядеть. Грязь в колеях замерзла за ночь, превратившись в твердые, как железо, гребни, о которые при неосторожности можно было сломать лодыжку. Путники плелись по неровной дороге мимо неясных очертаний домов по обе стороны. Залаяла собака. В окне на верхнем этаже одного из зданий загорелся свет, и беглецы инстинктивно, несмотря на ночную мглу, надвинули поглубже шапки и опустили головы. Где-то в городе запел петух. Они спустились с холма. В воздухе ощущалась холодная сырость. Коннектикут они не видели, но слышали, как поток шумит поблизости. Дорога шла рядом с рекой, удаляясь от города.

Спустя час небо стало сереть, слева смутно обозначилась похожая на пилу гряда сосен. «Это означает, что мы идем строго на юг», – подумал Нед. В остальном же он понятия не имел, где они находятся. Впереди обрисовывалась широкая, коренастая фигура Лобделла. Кто знает, куда ведет их этот человек. Приходится на него полагаться. А стоит ли? Нед прибавил шагу и поравнялся с Уиллом.

– Возможно ли, что он на самом деле не знает наших имен? – шепотом спросил он.

– С какой стати Уинтроп стал бы раскрывать наши личности?

– Даже если так, проводник наверняка догадывается. Объявление о награде за наши головы развешано в Новой Англии на каждом углу.

– Думаешь, он может нас предать?

– Почему нет? Человек он едва ли богатый, иначе не согласился бы сразу на такую работу. Двухсот фунтов такому на всю жизнь хватит.

Уилл отозвался не сразу.

– Нас несет по бескрайнему морю. Нам следует полагаться на Бога.

– Да, на Бога-то мы полагаемся. Всегда и везде. А вот можем ли мы положиться на мистера Лобделла?

На этот вопрос ответа не было. Некоторое время спустя Нед поотстал и занял обычное место в хвосте. Они шли в молчании, пока дорога не свернула от реки Коннектикут, увлекая их через равнину.