Текст книги "Предупреждение Эмблера"

Глава 6

Прежде чем покинуть мотель, Хэл Эмблер сделал несколько звонков с сотового телефона убитого оперативника. Первым делом он позвонил в Государственный департамент. Делать какие-либо предположения на данном этапе было рано: Эмблер не знал, как отнесутся к появлению беглеца в отделе, где прошла вся его карьера. Звонить по сохранившимся в памяти номерам экстренной связи было бы опрометчиво: звонок мог автоматически запустить в действие систему отслеживания. В таких случаях безопаснее всего просто постучаться в переднюю дверь. Он набрал номера отдела по связям с общественностью Госдепа и, представившись репортером «Рейтер интернешнл», попросил соединить с офисом заместителя секретаря, Эллен Уитфилд. Не могла бы она подтвердить или опровергнуть приписываемое ей заявление? Помощница, с которой его связали после нескольких промежуточных соединений, извинившись, сообщила, что Эллен Уитфилд недоступна, поскольку отбыла за границу в составе официальной делегации.

– А нельзя ли уточнить, куда именно и на какой срок? – осведомился самозваный репортер.

Помощница еще раз извинилась, но ответила отказом.

Официальное звание «заместителя секретаря Государственного департамента» скрывало действительную административную должность Эллен Уитфилд: начальника Подразделения политической стабилизации. Короче, она была его боссом.

Что известно о нем коллегам? Считают ли его умершим? Сумасшедшим? Пропавшим без вести? Знает ли Эллен Уитфилд о том, что с ним случилось?

Вопросы, вопросы… Если она ничего не знает, то, конечно, хотела бы узнать, верно? Эмблер попытался вспомнить время, непосредственно предшествовавшее заключению в клинику. Однако в памяти сохранились лишь отдельные, разрозненные эпизоды; остальное же скрывал непроницаемый туман. Он постарался уйти в более далекое прошлое. Воспоминания поднимались, как клочки суши после наводнения. Эмблер вспомнил, что провел несколько дней в Непале, где встречался с лидерами тибетских диссидентов, отчаянно добивавшимися американской помощи. Разобщенные, так и не сумевшие согласовать общую позицию, они, как скоро выяснилось, представляли в действительности маоистских повстанцев, оставшихся без поддержки Китая и объявленных вне закона правительством Непала. Потом началась операция в Чжаньхуа – подготовка к устранению Ван Чан Люна – а потом… Память его можно было сравнить с оторванной страницей: четкой грани, отделяющей воспоминания от забвения, не существовало – только неровный нижний край ближе к концу.

То же самое случилось и когда он попытался заглянуть еще глубже. Многое из более ранних событий сохранилось в виде фрагментов, бессвязных, бессмысленных, оторванных от временной шкалы. Может быть, стоит спуститься ниже, к тому времени, которое запечатлелось ярко, твердо, последовательно, без черных провалов? Вот если бы найти кого-то, кто помнил его тогдашнего. Кого-то, чьи воспоминания стали бы столь необходимым подтверждением его существования, его идентичности.

Повинуясь импульсу, Эмблер позвонил в справочную и попросил дать телефон Дилана Сатклиффа, город Провиденс, Род-Айленд.

О Дилане Сатклиффе он не вспоминал несколько лет. Они познакомились на первом курсе Карлайла, скромного, небольшого либерального колледжа искусств в штате Коннектикут, и сошлись буквально с первого взгляда. Дилан был тот еще приколист и мастер трепа с огромным запасом самых невероятных историй о своем детстве в Пеппер-Пайк, что в Огайо. И еще Дилан жить не мог без розыгрышей.

Однажды утром в конце октября – они были уже на втором курсе – проснувшийся кампус с восторгом обнаружил надетую на шпиль Макинтайр-Тауэр огромную тыкву. Весила тыква фунтов семьдесят, и как она оказалась на шпиле, представлялось для всех полной загадкой. Диковинная ягода долго оставалась источником веселья для студентов и озабоченности для администрации: никто из рабочих не соглашался рисковать собственной шеей, так что в конце концов тыкву оставили в покое. На следующее утро у основания Макинтайр-Тауэр появилось с десяток тыкв поменьше, но полых, с вырезанными глазами и ртами, как делают к Хэллоуину. Расположены они были так, словно смотрели вверх, на свою более крупную товарку. На некоторых было написано – ПРЫГАЙ! Радость студентов не разделяло только начальство. Через два года, за несколько месяцев до выпуска, когда гнев администрации уже остыл, по колледжу прошел слушок, что благодарить за удовольствие надо Дилана Сатклиффа, опытного скалолаза. Дилан Сатклифф любил приколоться, но не стремился к популярности. Он так и не признался в содеянном и всегда ценил сдержанность друга. Потому что Эмблер, заметив что-то в лице Сатклиффа при обсуждении темы, первым догадался, кто стоит за шуткой, но никому о своем открытии не сообщил.

Эмблер помнил, что Сатклифф отдавал предпочтение рубашкам в стиле Чарли Брауна – с широкими разноцветными горизонтальными полосами – и коллекционировал глиняные курительные трубки, которыми редко пользовался, но которые выглядели куда как интереснее привычных пивных банок и пленок с подпольными записями «Грейтфул дэд». Еще он помнил, что через год после выпуска ездил к Сатклиффу на свадьбу, что у того была хорошая работа в городском банке Провиденса.

– Дилан Сатклифф, – произнес голос. Эмблер узнал его не сразу, но на душе все равно потеплело.

– Дилан! Это Хэл Эмблер. Помнишь меня?

Долгая пауза.

– Извините, – немного смущенно сказал мужчина. – Не уверен, что хорошо расслышал ваше имя.

– Хэл Эмблер. Лет двадцать назад мы вместе учились в Карлайле. Жили в одной комнате на первом курсе. Я был у тебя на свадьбе. Ну, вспомнил?

– Послушайте, я не покупаю у незнакомцев по телефону. Попробуйте обратиться к кому-нибудь еще.

Может быть, не тот Дилан Сатклифф? По крайней мере от того Дилана в этом не осталось ничего.

– Похоже, я не туда попал. Так вы не учились в Карлайле?

– Учился. Только в моей группе никакого Хэла Эмблера не было.

В трубке щелкнуло.

Злясь на себя самого и чувствуя холодок страха, он позвонил в колледж Карлайл и объяснил ответившему молодому человеку, что работает в отделе кадров большой корпорации и уточняет сведения, содержащиеся в резюме некоего Харрисона Эмблера. Ему нужно лишь знать, действительно ли этот человек закончил колледж Карлайла.

– Конечно, сэр, я сейчас посмотрю. – Молодой человек уточнил написание имени и фамилии, и Эмблер услышал, как он защелкал пальцами по клавиатуре. – Извините, продиктуйте еще раз. По буквам.

Уже предчувствуя неладное, он повторил.

– Вы не ошиблись, когда решили позвонить, – сообщил голос по телефону.

– То есть среди выпускников такого нет?

– Его вообще нет в списках. Харрисон Эмблер к нам даже не поступал.

– Может быть, у вас недостаточно полная база данных?

– Невозможно, сэр. Колледж небольшой, и такого рода проблемы у нас нет. Поверьте, сэр, если бы человек с фамилией Эмблер учился у нас в двадцатом веке, я бы знал.

– Спасибо, – глухо сказал Эмблер. – Извините за беспокойство. – Кладя трубку, он заметил, как дрожит рука.

Безумие!

Неужели человек может ошибаться относительно себя самого? Неужели его представление о себе – иллюзия? Возможно ли такое? Эмблер закрыл глаза, открыв заслонку памяти, и оттуда хлынули, кружась и вихрясь, бесчисленные образы, картины прожитых четырех десятилетий. Все они были воспоминаниями Хэла Эмблера, если только он действительно не сошел с ума. Как он мальчишкой отправился исследовать задний двор и наткнулся на подземное гнездо ос – они взвились из-под ног, словно черно-желтый гейзер! Приключение закончилось вызовом «Скорой», и его увезли с тридцатью укусами. Как жарким летом, будучи в лагере, осваивал баттерфляй в озере Кандайга и как мельком увидел голую грудь лагерной вожатой Уэнди Салливан, переодевавшейся за неплотно закрытой дверью. Как в пятнадцать лет отработал весь август в ярмарочном ресторане-барбекю в десяти милях от Кэмдена и как приставал к клиентам с вопросом «не хотите ли свежей кукурузы?», когда они заказывали всего лишь копченые ребрышки с картофельным пюре. Как после работы подолгу обсуждал с Джулианой Дейчис разницу между жестким и легким петтингом. Были и менее приятные воспоминания, связанные с отцом, ушедшим из семьи, когда Эмблеру едва исполнилось шесть, и со слабостью, которую оба родителя питали к бутылке. Он вспомнил, как на первом курсе колледжа всю ночь играл в покер, и как с тревогой и подозрительностью – как будто он изобрел некий необъяснимый способ мошенничества – посматривали на него и на неуклонно растущую горку фишек старшекурсники, озадаченные его неизменной удачей. Вспомнил он и безумное увлечение на втором курсе Карлайла – горячечные встречи, слезы, бурные обвинения и примирения, лимоново-вербеновый запах ее шампуня, казавшегося тогда таким экзотическим и даже сейчас, по прошествии стольких лет, отозвавшегося сладкой ностальгией и порывом желания.

Он вспомнил, как пришел в Отдел консульских операций, где удивил и заинтересовал инструкторов своим необычным даром. Вспомнил, что числился специалистом по культурному обмену в Бюро по делам образования и культуры Государственного департамента, чем объяснялись его частые отлучки за границу. Все это Эмблер помнил четко и ясно. У него была двойная жизнь. Или это двойной бред сумасшедшего?

Он вышел из комнаты с раскалывающейся от боли головой.

В углу фойе мотеля стоял подключенный к Интернету компьютер – маленький жест любезности по отношению к гостям. Эмблер подсел к нему и, воспользовавшись паролем аналитического бюро Госдепартамента, отыскал газетную базу данных Лексис-Нексис. Единственная выходившая в городке Кэмден – там, где он вырос – газета однажды поместила о нем, ученике шестого класса, небольшую заметку как о победителе окружного соревнования знатоков правописания. Энтальпия. Дифирамб. Чемерица. Он быстро и правильно написал все три слова, став знатоком орфографии не только в своей школе, но и во всем округе Кент. Сделав ошибку, Эмблер моментально понимал, что допустил оплошность, – по выражению лица судьи. Он помнил, что мать – к тому времени она уже растила его одна – была необычайно горда его успехом.

Но сейчас Эмблером руководил не детский эгоизм.

Он включил поиск.

Ничего. Никакого упоминания. Эмблер ясно помнил заметку в «Денвер пост» – помнил, как мать вырезала ее и поместила на дверцу холодильника под магнит в форме арбуза. Бумажка висела долго, пока не пожелтела и не начала крошиться от света. В архиве Лекис-Нексис хранились материалы «Денвер пост» за несколько десятилетий: всевозможные местные новости, сообщения о победителях на выборах в городской совет, о закрытии компании «Сибери хаузьер», о капитальном ремонте городской ратуши. А вот Харрисон Эмблер словно и не существовал. Не существовал тогда. Не существовал и сейчас.

Безумие!

Аэропорт напоминал знакомые джунгли – бетонно-мозаичные полы, сталь и стекло – с привычным ощущением полностью укомплектованного штатным персоналом учреждения. Всюду, куда ни посмотри, взгляд натыкался на сотрудников авиалинии, офицеров службы безопасности, носильщиков – все в форме, все со значками. Атмосфера, решил Эмблер, то ли почтового сортировочного пункта федерального значения, то ли небольшого курортного городка.

Он купил билет в один конец до Уилмингтона – сто пятьдесят долларов: так сказать, плата за секретность. Усталая женщина в билетной кассе, подавляя зевок, проставила штамп на посадочном талоне. Предъявленный документ – выданные в Джорджии водительские права с фотографией их нынешнего владельца – вряд ли смогли бы выдержать придирчивую проверку, но ее не последовало.

Выход D-14 находился в конце длинного прохода. Эмблер осмотрелся: в поле его зрения попала едва ли дюжина пассажиров. Часы показывали половину третьего. До ближайшего рейса оставалось около полутора часов. Примерно через полчаса следовало ожидать первых пассажиров на рейс до Питсбурга, но пока здесь продолжался «мертвый час».

Здесь ли уже тот, с кем ему предстоит встретиться? Скорее всего, да. Но кто? «Вы меня узнаете» – говорилось в сообщении.

Эмблер прошелся по залу ожидания, приглядываясь к ранним пташкам. Полная женщина, подкармливающая шоколадкой свою пухлую дочку; мужчина в неудачно пошитом костюме, листающий на ноутбуке презентацию «ПауэрПойнт»; молодая женщина с пирсингом, в разрисованных фломастером джинсах – ни один из них не тянул на роль загадочного связника. Вы меня узнаете. Как?

Взгляд его переместился наконец на сидящего в одиночестве у окна мужчину.

Джентльмен, точнее, самый настоящий сикх в тюрбане, с бородой и усами, читал «Ю-Эс-Эй тудей», едва заметно шевеля губами.

Подойдя ближе, Эмблер заметил нечто странное – под тюрбаном, похоже, вообще не было волос, по крайней мере, он не смог обнаружить ни одного волоска. Застывшее на щеке пятнышко клея позволяло сделать вывод, что густая, окладистая черная борода выросла не сама, а была наклеена, причем относительно недавно. И почему он шевелит губами? Действительно читает или переговаривается с кем-то по оптоволоконному микрофону?

Любой случайный прохожий принял бы его за скучающего в ожидании рейса пассажира. Но Эмблер не был случайным прохожим. Действуя по наитию, он повернулся и, оказавшись за спиной сикха, молниеносным движением поднял тюрбан с его головы. Под ним, на бледном, гладко выбритом черепе, лежал, приклеенный к коже полосками лейкопластыря, маленький «глок».

В следующее мгновение пистолет оказался уже в руке Эмблера, а тюрбан занял привычное место. Притворявшийся сикхом мужчина остался на месте, неподвижный и молчаливый, как и подобает высококлассному профессионалу, знающему, что в такой ситуации лучшая реакция – это отсутствие какой-либо реакции. Лишь слегка поднятые брови выдали его удивление. Обезоруживающий маневр занял не более двух секунд, причем никто из находящихся в зале ничего не заметил.

Оказавшийся в руке Эмблера пистолет казался невесомым, и он сразу узнал модель. Корпус сделан из пластика и керамики, а ударный механизм содержал меньше металла, чем пряжка обычного ремня. Металлодетектор на него скорее всего не среагировал бы, а сотрудники службы безопасности вряд ли осмелились бы прикоснуться к священному для сикха головному убору. Отличное прикрытие, подумал Эмблер, не в первый уже раз отдавая должное изобретательности и эффективности организаторов встречи.

– Браво, – негромко сказал мнимый сикх, позволяя себе улыбнуться. – Прекрасный маневр. Отличное исполнение. Хотя это ничего и не меняет. – Он говорил по-английски, четко произнося согласные, как человек, выучивший язык за границей, пусть даже и в юном возрасте.

– Оружие у меня. И это, по-твоему, ничего не меняет? А по-моему, меняет все.

– Иногда оружие лучше всего употребить, отдав его врагу, – совершенно спокойно и даже почти весело отозвался сидящий. – Ты видишь парня в форме возле рамки? Только что появился.

Эмблер посмотрел.

– Вижу.

– Он один из нас. И готов подстрелить тебя, если возникнет такая необходимость. – «Сикх» поднял голову и посмотрел на Эмблера, который все еще стоял. – Ты мне веришь? – Вопрос прозвучал без малейшей издевки, вполне серьезно.

– Верю, что может попытаться. В таком случае тебе остается рассчитывать только на то, что он не промахнется.

«Сикх» одобрительно кивнул.

– Чтобы ты знал, на мне бронежилет, а у тебя его нет. – Он снова посмотрел на Эмблера. – Веришь?

– Нет, – сказал после секундной паузы Эмблер. – Не верю.

Незнакомец улыбнулся еще шире.

– Ты – Таркин, да? Не посыльный, а «пакет». Как видишь, слухи распространяются быстро. Мне говорили, что тебя чертовски трудно обмануть. Надо было проверить.

Эмблер сел рядом с ним – ни к чему привлекать к себе внимание. Ради чего бы они ни назначили встречу – по крайней мере, убивать его на месте никто, похоже, не собирался.

– А теперь объясни, – сказал он.

Незнакомец протянул руку.

– Меня зовут Аркадий. А объяснять особенно нечего. Видишь ли, мне просто сообщили, что легендарный оперативник Таркин на свободе и к нему можно обратиться.

– Обратиться?

– Да, чтобы нанять. Между прочим, твоего настоящего имени я не знаю. Мне известно, что ты ищешь эту информацию. У меня есть доступ к ней. Или, точнее, у меня есть доступ к тем, у кого есть эта информация. Ты вряд ли удивишься, узнав, что организация, которую я представляю, очень тщательно разделена, и информация поступает только туда, куда ей следует поступать.

Эмблер пристально, внимательно наблюдал за соседом. Надежда, как и отчаяние, может затуманить, притупить восприятие. Его ответы на расспросы изумленных необычным даром коллег всегда звучали одинаково. Мы не видим то, что не хотим увидеть. Перестаньте хотеть. Перестаньте проецировать ваши желания. Просто воспринимайте поступающие сигналы. В этом все дело.

Сикх, сидевший рядом с ним, не был настоящим сикхом. Но он не лгал.

– Должен сказать, меня удивляет твоя осведомленность.

– Мы просто не любим тратить даром время. Думаю, ты тоже. Как говорится, один стежок, но вовремя, стоит девяти. В данном случае птичка пропела вчера утром. – «Птичка пропела» – жаргонное выражение; оно означало, что сигнал тревоги был передан накануне утром всем секретным службам страны. Такой практически незащищенный канал связи использовался только в случаях, когда срочность превалировала над секретностью. Весьма ненадежный, чреватый утечкой способ сообщения. Информация, предназначенная для многих, так или иначе всегда доходит и до чужих ушей.

– Тем не менее…

– Думаю, остальное ты и сам представляешь. Очевидно, поклонники твоего таланта с нетерпением ждали этого момента. Наверное, надеялись зацепить тебя раньше, чем ты скроешься из виду. И, конечно, они полагают, что к тебе уже выстроилась очередь желающих воспользоваться твоими услугами. Поэтому и не хотят упустить момент.

Думаю… очевидно… наверное…

– У тебя нет фактов, только предположения.

– Как я уже сказал, информация в нашем учреждении тщательно дозируется. Я знаю только то, что мне позволено знать. Все остальное – догадки. Да у меня вовсе и нет желания знать больше – хватит и того, что есть. Система работает за всех нас. Она заботится о нашей безопасности. В том числе и о моей.

– Но не о моей. Один из ваших парней пытался убить меня.

– Очень сильно в этом сомневаюсь.

– Пуля зацепила шею – аргумент достаточно убедительный.

Аркадий задумчиво покачал головой.

– Не вижу смысла. Здесь что-то не так.

– Южанин, которого за мной послали, наверное, подумал то же самое, когда эта самая пуля вошла ему в голову, – прошипел Эмблер. – Какую, черт возьми, игру вы ведете?

– Только не мы, – ответил Аркадий и, словно обращаясь к самому себе, добавил: – Похоже, птичку услышали и другие.

– Хочешь сказать, есть и еще одна сторона?

– Должно быть, – согласился после затянувшейся паузы Аркадий. – Мы все проанализируем, проверим, не было ли утечки. Но, по всей вероятности, мы имеем дело с, так сказать, паразитным вторжением. Больше такого не случится. По крайней мере пока ты с нами.

– Это обещание или угроза?

Аркадий качнул головой.

– Боже мой… Похоже, мы сегодня встали не с той ноги, а? Вот что я тебе скажу. Мое начальство будет очень заинтересовано в твоей безопасности – при условии, что и ты позаботишься о его безопасности. Сам понимаешь, доверие должно быть двусторонним.

– В таком случае им придется поверить мне на слово.

– Ну что ты! На это они никогда не согласятся. – В голосе Аркадия послышались примирительные нотки. – Знаю, знаю, неприятно слышать, но такие уж они недоверчивые. Они представляют это себе немного иначе. А точнее, хотят убить одним камнем сразу двух птичек. Для тебя есть небольшая работа. – Впервые за время разговора Эмблер услышал дифтонги родного для Аркадия языка – очевидно, славянского.

– Что-то вроде предварительного прослушивания.

– Вот именно! – с энтузиазмом откликнулся Аркадий. – Работа небольшая, но… довольно деликатная.

– Деликатная?

– Не стану же я тебя обманывать – какой смысл? – Он беспечно улыбнулся. – Ничего сложного, но другие с заданием не справились. Однако ж дело сделать надо. Видишь ли, у моего начальства есть одна проблема. Люди они очень осторожные – увидишь сам и еще будешь благодарен им за это. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Только вот, как ни жаль, не все их коллеги столь же осторожны и щепетильны. Как ни прискорбно, но не все, что блестит, золото. Представь, что какой-то агент сумел найти подход к кому-то из этих ненадежных коллег и, собрав кое-какую информацию, намерен передать ее в некую правоохранительную службу. Неприятный момент, что и говорить.

– Давайте начистоту. О ком вы говорите? О работающем под прикрытием федеральном агенте?

– Весьма некстати, верно? Могу даже назвать службу – Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием.

Если таинственный агент действительно представлял АТО, то речь, по-видимому, могла идти о контрабанде оружия. Это вовсе не означало, что организация, которую представлял Аркадий, обязательно занималась нелегальной торговлей – его собеседник употребил слово «коллеги». Логично было предположить, что снабжавшие ее оружием люди попали в устроенную АТО западню.

– Рано или поздно этот человек умрет, – философски рассуждал мнимый сикх. – От сердечного приступа. От рака. От чего-то еще. Предсказать невозможно. Так или иначе он, как и все, смертен, а потому когда-нибудь умрет. Мы всего лишь хотим приблизить этот неизбежный конец. Сделать срочный заказ. Вот и все.

– Но почему я?

«Сикх» скорчил гримасу.

– Ты, право, ставишь меня в неудобное положение.

Эмблер молча смотрел на него, ожидая ответа.

– Ладно. Проблема в том, что мы не знаем, как выглядит этот человек. Сам понимаешь, популярность этим людям ни к чему. А тот, с кем он поддерживал непосредственный контакт, помочь нам уже не в состоянии.

– Потому что мертв?

– Причина не важна – так что давай не будем отвлекаться на детали. Мы знаем, где, мы знаем, когда, но нам не хотелось бы, чтобы пострадал невиновный. Нам не нужны ошибки. Теперь ты видишь, какие мы осторожные? Другие на нашем месте просто расстреляли бы из автоматов всех, кто там появится. Но мы предпочитаем действовать иначе.

– Ты мне кого-то напоминаешь… Да, мать Терезу.

– Я тебе так скажу, Таркин, на место в списке святых мы не претендуем. Но ведь и ты тоже. – Темные глаза вспыхнули. – Возвращаюсь к главному. Тебе будет достаточно одного взгляда, чтобы разобраться в ситуации. Он – мишень, он знает, что уже помечен. На этом ты его и поймаешь.

– Понятно. – Эмблер кивнул – картина прояснялась. Его услуги потребовались каким-то мерзавцам. Предлагаемая работа действительно была проверкой – но только не проверкой его способностей читать по лицам. Они хотели удостовериться в том, что он действительно, на самом деле порвал все связи со своими прежними работодателями и переступил некую моральную черту. А что может быть убедительнее, чем убийство федерального агента? Должно быть, у них имеются веские основания считать, что он достаточно разочарован в бывших хозяевах и обозлен настолько, что готов выполнить любое поручение.

Возможно, их неверно информировали. Но также возможно, что они просто знают то, чего не знает он – возможно, им известно, почему он оказался в клинике Пэрриш-Айленда. Возможно, у него было куда больше причин для обид, недовольства и даже ненависти, чем он мог себе представить.

– Так что, договорились?

Эмблер еще немного помолчал.

– А если я откажусь? Что тогда?

– Кто же тебе ответит? – улыбнулся Аркадий. – Может быть, и следует отказаться. Может быть, все построено именно с таким расчетом. Отказаться и остаться при своем. В полном неведении. Не самый плохой вариант, есть и похуже. Говорят, одну кошку подвело как раз любопытство.

– Говорят также, что она вернулась, удовлетворив любопытство. – Эмблер знал, что не выживет, не докопавшись до правды. А выжить было нужно, хотя бы для того, чтобы отомстить тем, кто пытался стереть его из этого мира. Он бросил взгляд на мужчину в синей форме, с непринужденным видом стоящего у рамки металлодетектора. – Думаю, мы договоримся.

Безумие. Но, пожалуй, только безумие и могло спасти его от другого безумия. Вспомнилась давняя, запавшая в память с урока истории греческая легенда о критском лабиринте, обители Минотавра. Лабиринт был устроен столь хитро, что вошедшие в него не могли, как ни старались, найти выход. Спасся только Тезей, которому помогла Ариадна, давшая герою клубок. Он привязал конец нити к двери у входа и потом нашел путь назад. В данный момент сидевший рядом человек был единственной нитью, которая могла помочь Эмблеру. Неизвестно было только одно: куда она приведет, к свободе или к смерти. И все же лучше рискнуть, чем оставаться в неведении, затерявшись в лабиринте.

Помолчав, Аркадий заговорил тоном человека, которому пришлось заучивать инструкцию на память.

– Завтра утром, в десять часов, у этого агента назначена встреча с прокурором Южного округа Нью-Йорка. Согласно имеющейся информации, к месту встречи, на угол Сент-Эндрю-плаза, возле Фоули-сквер в нижнем Манхэттене, его доставит бронированный автомобиль. Возможно, у него будет какое-то сопровождение; возможно, он приедет один. В любом случае лучшего момента уже не будет – часть пути ему придется проделать пешком по пешеходной зоне. Ты должен быть там.

– Без страховки?

– В помощниках у тебя будет один человек. В нужное время он передаст тебе оружие. У нас одно требование: четко выполнять инструкции. Понимаю, это почти то же самое, что просить джазмена сыграть по нотам, но, повторяю, никакой импровизации. Как говорится, либо по-моему, либо никак. Никаких отступлений от плана.

– Паршивый план, – покачал головой Эмблер. – Слишком открытое место.

– Возможно, в следующий раз мы и выслушаем твое мнение, но сейчас будет только так. К тому же, ты ведь не все знаешь, а мое начальство знает все. Ситуация проанализирована, все учтено. Объект – человек осторожный и прятаться под мостом ради твоего удобства не станет. Шанс выпадает и впрямь уникальный. Другого может и не быть, к тому же нас поджимает время.

– Я уже сейчас вижу с десяток потенциальных проблем, – стоял на своем Эмблер.

– Настаивать не буду. Можешь отказаться, – добавив в голос стальных ноток, сказал Аркадий. – Но если выполнишь все по инструкции, встретишься с кем-то из начальства. Этого человека ты знаешь. Он работал с тобой.

Если так, то этот кто-то может знать всю историю злоключений Харрисона Эмблера.

– Ладно. – Эмблер согласился, не думая, что ждет его завтра. Он не мог не согласиться, понимая, что если упустит ниточку сейчас, то может уже никогда ее не найти. Нить Ариадны – куда же она приведет?

Аркадий наклонился и похлопал его по запястью. Постороннему жест мог показаться дружеским.

– Серьезно, мы ведь немногого просим. Сделай то, что не удалось другим. Тебе ведь такое не в первый раз.

Нет, согласился мысленно Эмблер, а вот в последний вполне может быть.