Текст книги "Хребет Мира"

– Что ж, ты отлично повеселился сегодня, разве нет? – с горечью воскликнул тот. – Вульфгару каждую ночь нужна драка, иначе неинтересно, да?

Вульфгар ухватил его за рубаху на груди, легко приподнял и прижал к полкам на задней стене, на которых выстроились ряды бутылок, сильно поредевшие за этот вечер.

– Радуйся, что твоей физиономии не довелось встретиться с моим кулаком, – прорычал варвар.

– А еще я должен радоваться, что не оказался на месте бедняжки Делли, чувства которой ты растоптал, – зло огрызнулся Арумн.

Эти слова больно резанули Вульфгара, и ему нечем было оправдаться. Он слегка тряхнул Арумна, потом отпустил его и сделал шаг назад, не сводя с хозяина глаз. Боковым зрением он заметил какое-то движение, обернулся, но успел разглядеть только чей-то громадный кулак.

Сильнее, кажется, его в жизни никто не бил. Вульфгар покачнулся, ухватился за полку с бутылками виски, обрушил ее и вцепился за стойку, чтобы не упасть.

Когда бешеная карусель перед глазами немного сбавила обороты, варвар смог разглядеть лицо Лягушачьего Джози. Тот плюнул ему в лицо. Вульфгар не смог ничем ответить, как не смог ответить на следующий удар чудовищного кулака. И еще один. И еще. Затем варвар оказался в воздухе и на него полетела стена бара…

Риф вытащил Вульфгара из-за стойки и пронес через весь зал. Вся таверна замерла, видя, что могучий варвар, наконец побежден.

– Покончим с этим снаружи, – сказал громила, пинком распахивая дверь. Но стоило ему повернуться, как у его горла оказалось острие ножа.

– Все и так кончено, – невозмутимо произнес Морик, хотя его показное спокойствие давалось ему не без труда: он тревожно поглядывал туда, где в середине зала собирал вещи худощавый маг, так, словно все происходящее не имело к нему ни малейшего отношения. Риф нанял его для пущей уверенности. Поскольку чародей, очевидно, не был лично заинтересован в сваре, Морик немного успокоился и пробормотал едва слышно: – Ненавижу чародеев. – Потом посмотрел на Рифа и чуть сильнее надавил на нож.

Риф покосился на своего товарища, державшего Вульфгара за другую руку, и они бесцеремонно уронили варвара прямо в уличную грязь.

Вульфгар с трудом поднялся на ноги, одной лишь силой воли заставляя себя вновь приготовиться к бою. Он развернулся, намереваясь вломиться в «Мотыгу», но Морик был уже рядом. Вор схватил великана за руку и властно сказал:

– Не надо. Они тебя гонят. Что ты хочешь доказать?

Вульфгар хотел что-то возразить, но посмотрел в глаза Морику и понял, что спорить не о чем. Бродяга был прав. Дома у него больше нет.

Глава 4
КАК ЗНАТНАЯ ДАМА

– Гандерлей, – объявил Темигаст, входя в комнату, где находились Присцилла и Ферингал. Те, не понимая, что это значит, удивленно посмотрели на управляющего. – Эта женщина, которую ты видел, господин мой Ферингал, – пояснил Темигаст. – Ее семейство носит имя Гандерлей.

– Я не знаю в Аукни никаких Гандерлеев, – возразила Присцилла.

– В деревне мало семей, чьи имена вам известны, моя дорогая госпожа, – с некоторой сухостью отозвался Темигаст. Но эта женщина – точно Гандерлей. Ее семья живет на южном склоне горы Мерлона, – рассказывал он, имея в виду довольно густо заселенную часть Аукни милях в двух от замка, на склоне, уступами спускавшемся к бухте.

– Девчонка, – презрительно поправила Присцилла. – Женщиной она станет еще очень не скоро.

Но Ферингал, похоже, даже не услышал ее слов, настолько его взволновали принесенные Темигастом новости.

– Ты уверен? – спросил он, вскакивая с места и бросаясь к Темигасту. – Ошибки быть не может?

– Дев… женщина шла по дороге в то самое время, когда проезжал ваш экипаж, – подтвердил управляющий. – Несколько человек, знающих ее и видевших на дороге в тот самый час, описали ее, и все сходится. Все упомянули длинные распущенные черные волосы, что соответствует и вашему описанию, мой господин. Я уверен, что это старшая дочка Дони Гандерлея.

– Я пойду к ней, – заявил Ферингал, взволнованно расхаживая взад-вперед по комнате и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно не зная, с чего начать. – Я прикажу подать карету.

– Лорд Ферингал, – негромко, но повелительно обратился к нему Темигаст, и его тон, кажется, слегка охладил пыл молодого человека. – Это было бы просто непозволительно.

Ферингал изумленно уставился на него:

– Но почему?

– Потому что она деревенская девчонка и не стоит того… – начала было Присцилла, но быстро умолкла, потому что ее никто не слушал.

– Нельзя являться без предупреждения в дом достойной женщины, – пояснил Темигаст. – О вашем появлении должен доложить ваш слуга, а на вашу с ней встречу дать согласие отец девушки.

– Но ведь я – хозяин Аукни, – горячо возразил Ферингал. – Я могу…

– Вы можете поступить как вам угодно, если желаете просто позабавиться, – перебил Темигаст, и Присцилла с Ферингалом одновременно нахмурились, – но если вы считаете ее достойной стать вашей женой, то и сделайте все достойно. Существуют правила, лорд Ферингал, в соответствии с которыми всем нам полагается действовать. Пойти против этикета значило бы все испортить, уверяю вас.

– Я не понимаю…

– Конечно, не понимаете, – отозвался Темигаст, – зато, к счастью для нас всех, понимаю я. Сейчас отправляйтесь и примите ванну. Если старшая Гандерлей станет от вас с подветренной стороны, то в ту же минуту сбежит как можно дальше. – С этими словами он развернул лорда Ферингала к двери и решительно подтолкнул.

– Предатель! – накинулась на него Присцилла, как только за ее братом закрылась дверь. Темигаст только фыркнул в ответ.

– Я не пущу ее в свой дом, – твердо заявила женщина.

– Разве ты еще не поняла, что воспрепятствовать этому можно разве что убийством? – очень серьезно спросил Темигаст. – Я имею в виду убийство твоего брата, а не девушки, потому что, убив ее, ты только навлекла бы на себя ярость Ферингала.

– Но зачем помогать ему в этом глупейшем предприятии?

– Я сказал ему только то, что он и сам легко узнал бы, расспрашивая каждого встречного селянина, включая и тех трех женщин, что работают в замке, одна из которых была вчера на дороге.

– Наш дурачок вряд ли ее заметил, – возразила Присцилла.

– Он все равно узнал бы имя девушки, – не сдавался Темигаст, – и этими недостойными поисками поставил бы в неудобное положение всех нас. – Управляющий усмехнулся и придвинулся поближе к женщине, приобняв ее одной рукой за плечи. – Я понимаю твою тревогу, дорогая Присцилла, – сказал он, – и отчасти согласен с тобой. Я бы тоже предпочел, чтобы твой брат влюбился в дочь какого-нибудь состоятельного купца из других мест, а не в крестьянку из Аукни. Или чтобы он попросту отдался страсти, не задумываясь о браке. Но возможно, так оно еще и случится.

– Едва ли, с твоей помощью, – ядовито ответила Присцилла.

– Не-ет, – ответил Темигаст, довольно улыбаясь, чем заинтересовал Присциллу. – Я это сделал для того, чтобы твой брат больше доверял мне и больше прислушивался к моим суждениям. Может, он не отступит от своего каприза, будет любить эту девушку и захочет жениться на ней, но обещаю тебе, что я неотступно буду следить за каждым его шагом. Я не позволю ему опозорить семью Аук, равно как не позволю этой девчонке и ее семейке сесть нам на шею. Уверяю тебя, сейчас нам не переломить Ферингала, но твое негодование лишь укрепит его решимость.

Присцилла презрительно фыркнула.

– Разве ты не видишь, как он злится, когда ты его бранишь? – спросил Темигаст, и она нетерпеливо передернула плечами. – Если мы сейчас отвернемся от твоего брата, поверь мне, девчонка Гандерлей приберет его к рукам – и Аукни вместе с ним.

На этот раз Присцилла ничем не выразила своего несогласия, лишь посмотрела на Темигаста долгим и пристальным взглядом. Он чмокнул ее в щеку и решил, что пора закладывать карету и отправляться выполнять обязанности посланника лорда Ферингала.

* * *

Яка Скули, как и остальные работники – люди и гномы, трудившиеся на грязном поле, – поднял голову, когда мимо по разбитой дороге проехала разукрашенная карета. Перед домиком Дони Гандерлея она остановилась. Из экипажа выбрался старик и направился к дому. Яка слегка насторожился. Однако, припомнив, что остальные, быть может, наблюдают за ним, снова напустил на себя обычный отстраненный вид. В конце концов, он же Яка Скули, о котором втайне мечтают все юные девицы Аукни, а больше всех та, что жила в том самом доме, перед крыльцом которого остановилась карета. Для Яки много значило, что он небезразличен прекрасной Меральде, хотя, конечно, он никогда никому не показал бы собственного неравнодушия к ней.

– Дони! – крикнул один из работников, маленький сгорбленный гном с длинным острым носом. – Дони Гандерлей, к тебе гости!

– Наверное, до лорда дошло, наконец, что ты за пройдоха! – выкрикнул другой гном, и все разразились хохотом.

Кроме, разумеется. Яки. Он никогда не смеялся при всех.

Дони Гандерлей пошел к отвалу за торфяным полем. Он посмотрел на крикунов в ожидании объяснений, но те лишь подбородками указали в сторону его дома. Дони тоже посмотрел туда, увидел экипаж и пустился бежать что было духу.

Яка Скули провожал Дони взглядом до самых дверей.

– Эй, парень, ты копать сегодня собираешься? – спросил его кто-то. Обернувшись, Яка увидел беззубого старика, а тот перепачканной в торфе рукой потрепал его красивые темные локоны.

Молодой человек с отвращением тряхнул волосами и принялся энергично вычесывать их пятерней. Старик снова потянулся, чтобы погладить его по голове, но парень сердито ударил его по руке.

– Хе-хе, – ухмыльнулся старик, – Похоже, к твоей девчушке посетитель, – добавил он.

– Да к тому же старый, – добавил еще один работник, подтрунивая над Якой.

– А что, может, и мне с ней полюбезничать, – подмигнув, сказал беззубый старикан. Яка насупился, и старик засмеялся еще громче, радуясь, что сумел-таки поддеть мальчишку.

Юноша медленно обвел взором окрестности: поле и рабочих на нем, несколько домов, разбросанных по побережью, замок Аук вдалеке, а за ним – холодную темную воду. Море, по которому он, его мать и дядя прибыли в это богом забытое место четыре года тому назад. Яка не знал, по какой причине они оказались в Аукни – его вполне устраивала жизнь в Лускане, – но подозревал, что все дело в его отце, который имел привычку нещадно избивать мать. Яка смутно помнил, что они бежали – то ли от него, то ли от властей Лускана. Так уж было принято в семье Скули, потому что то же самое они проделали, когда Яка едва начал ходить. Мать и дядя, бросив свой дом в Королевстве Мечей, бежали в Лускан. Наверняка его отец, страшный человек, которого Яка едва знал, разыскивал их и убил бы мать и ее брата за то, что улизнули от него. А может, его уж и на свете нет, стараниями Ремпини, дяди Яки.

Но как бы то ни было, юноше было все равно. Он знал только, что оказался в этой жуткой, холодной глухомани, где вечно задували ветры и земля ничего не родила. До недавнего времени единственное преимущество этого места заключалось в том, что его унылый вид развивал поэтическую натуру юноши. Хоть Яка и представлял себя этаким романтическим героем, но ему уже исполнилось семнадцать, и он частенько подумывал, не увязаться ли с одним из нечасто бывавших здесь купцов и отправиться в большой мир. Может, вернуться в Лускан, а может, пойти даже дальше, до великолепного Глубоководья, Он надеялся, что как-нибудь устроит там свою жизнь или даже возвратится на родину, в Королевство Мечей.

Но пока эти планы были отложены на потом, поскольку кроме поэтичных пейзажей парень обнаружил в Аукни кое-что хорошее. Определенно, он чувствовал влечение к юной девице Гандерлей.

Само собой, он не признается в этом ни ей, ни кому бы то ни было еще, пока не убедится, что Меральда готова целиком и полностью отдаться ему.

* * *

Промчавшись мимо экипажа, Дони узнал кучера – седобородого гнома по имени Лайам Вудгейт. Лайам улыбнулся, кивком поприветствовал его, и Дони облегченно вздохнул и поспешил войти в дом. У маленького кухонного стола сидел управляющий замка Аук. Напротив него сидела больная жена Дони, Биаста, и бедный крестьянин не мог припомнить, когда в последний раз ее лицо так светилось радостью.

– Господин Гандерлей, – почтительно обратился к нему Темигаст. – Меня зовут Темигаст, я служу в замке Аук, и послал меня к вам лорд Ферингал.

– Я знаю, – настороженно ответил Дони. Не сводя со старика глаз, он обошел стол и встал рядом с женой, положив руки ей на плечи.

– Я только что объяснял вашей жене, что мой и ваш хозяин просит вашего согласия на присутствие вашей дочери на ужине сегодня в замке, – сказал управляющий.

Дони был бы ошеломлен меньше, если бы с размаху получил дубиной по голове, но виду не подал. Он заглянул в умные серые глаза Темигаста.

– Само собой, подходящая случаю одежда для мисс Меральды лежит в карете, если вы, конечно, согласны, – договорил Темигаст, ободряюще улыбнувшись.

Однако гордого и проницательного Дони не могли сбить с толку ни лучезарная улыбка, ни почтительное поведение. Он чувствовал снисходительные потки в голосе Темигаста, видел, как тот уверенно держится. Ну конечно, он уверен, что эти грязные крестьяне не посмеют отказать. Лорд Ферингал поманил, и Гандерлей побегут на его зов как собачонки.

– Где Меральда? – спросил он свою жену.

– Они с Тори пошли в лавку, – ответила она. Дони подметил, что голос ее слегка дрожит. – Купить несколько яиц к ужину.

– Меральда может отужинать сегодня в замке, и, возможно, не только сегодня, – вставил Темигаст.

Дони опять ясно расслышал снисходительные нотки, которые красноречивее всяких слов напоминали о том, какой жребий в этой жизни выпал ему и его детям.

– Что ж, она придет? – поторопил с ответом Темигаст, прерывая неловкое молчание.

– Пусть Меральда сама решает, – несколько резко отозвался Дони.

– Да-да, – сказал управляющий. Улыбка не сходила с его лица. Он встал и жестами попросил Биасту не беспокоиться и не провожать его. – Конечно, конечно, но прошу вас, господин Гандерлей, пойдемте, вы возьмете платье. Если вы решите отпустить девушку, будет намного удобнее и проще, если оно уже будет у нее.

– А если она не захочет туда идти?

Темигаст удивленно вскинул бровь, как будто такая мысль даже не приходила ему в голову.

– Тогда завтра возница заедет и заберет платье, само собой, – ответил он.

Дони взглянул на больную жену: ее лицо исхудало, а в глазах застыла мольба.

– Господин Гандерлей? – вопросительно обратился к нему Темигаст, поджидая у дверей. Дони нежно погладил жену по плечу и пошел за управляющим к карете. Кучер-гном ждал их, держа платье в высоко поднятых руках, чтобы не запачкать его в дорожной пыли.

– Было бы очень хорошо, если бы вы убедили свою дочь пожаловать в замок, – посоветовал Темигаст, протягивая ему платье; лицо Дони словно окаменело. – Ваша жена больна, – продолжал Темигаст. – Несомненно, ей не пойдет на пользу предстоящая зимовка в ветхом доме.

– Вы говорите так, будто у нас есть выбор, – ответил Дони.

– Лорд Ферингал – человек с большими возможностями, – сказал Темигаст. – Ему не составит труда достать чудодейственные травы, теплые постели и обратиться за помощью к могущественным чародеям. Вашей жене нет нужды так страдать. – Он провел рукой по материи платья. – Ужин будет подан сразу после захода солнца. Незадолго до этого я пришлю карету к вашему дому. – Сказав это, Темигаст сел в экипаж и закрыл дверцу. Возница сразу хлестнул лошадей, и они помчали карету прочь.

Дони Гандерлей еще долго стоял в облаке пыли, держа в руках платье и невидящим взором глядя перед собой. Ему хотелось крикнуть вслед, что, если уж лорд Ферингал так щедр и обладает такими большими возможностями, он мог бы воспользоваться ими на благо своих людей. Чтобы семейство Гандерлей могло получить необходимую помощь, не торгуя при этом своими дочерьми. Ведь Темигаст только что предложил ему продать дочь и купить благосостояние семьи! Продать собственную дочь!

Но, как ни бушевали его уязвленные гордость и достоинство, Дони Гандерлей все же раздумывал над внезапно появившимися возможностями.

* * *

– Это была господская коляска, – говорил Яка Скули Меральде, перехватив ее на полпути к дому. – У самой вашей двери, – добавил он с заметным акцентом, обильно сдабривая речь вздохами и драматическими паузами.

Тори Гандерлей захихикала. Меральда дернула ее за руку и подтолкнула к дому.

– Но я тоже хочу знать, – захныкала младшая сестра.

– Сейчас ты узнаешь, какова земля на вкус, – пригрозила Меральда. Она двинулась к сестре, но остановилась и заставила себя успокоиться, вспомнив, кто стоит рядом с ней. Изобразив на лице сладчайшую улыбку, Меральда обернулась к Яке, успев все-таки искоса бросить грозный взгляд на Тори.

Тори помчалась по тропинке.

– Я только хотела посмотреть, как ты его поцелуешь! – восторженно выкрикнула она, отбежав подальше.

– Ты уверен насчет кареты? – обратилась Меральда к Яке, изо всех сил делая вид, что не слышала неуместного вопля младшей сестренки.

Молодой человек только преувеличенно драматично вздохнул.

– Но что за дело может быть у лорда Ферингала к моим родителям? – спросила девушка.

Яка, стоя с руками в карманах, склонил набок голову и только пожал плечами.

– Ну что ж, тогда я пойду, – сказала Меральда и сделала шаг, но Яка преградил ей дорогу. – Чего ты?

Яка посмотрел на нее ясными голубыми глазами, провел рукой по вьющимся темным волосам и приблизил к ней лицо.

Меральде казалось, что она сейчас задохнется, – горло перехватило, а сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди.

– Чего ты? – слабым голосом повторила она. Яка придвинулся к ней. Она вспомнила, как сама поучала Тори о том, что юноша должен умолять. Она уговаривала себя, что не должна этого делать, что еще рано. Мысленно она упорно твердила себе об этом, но не делала попыток уклониться. Он придвинулся еще ближе, она ощутила тепло его дыхания и тоже потянулась к нему. Яка лишь коснулся губами ее губ и сразу же отодвинулся, смутившись.

– Что? – снова спросила Меральда, уже с нетерпением.

Яка вздохнул, а девушка снова подалась к нему, чтобы поцеловать. Она дрожала всем телом, просившим, молившим ответить на ее поцелуй. Он надолго приник к ней мягкими губами и отстранился.

– Буду ждать тебя после ужина, – сказал он и, передернув плечами, медленно пошел прочь.

Сердце Меральды учащенно билось – наяву этот поцелуй оказался даже лучше, чем в мечтах. Где-то в животе разливалось тепло, колени подгибались, а тело била мелкая дрожь. Какая разница, что Яка, лишь чуть поколебавшись, сделал то, что, как она учила Тори, должна сделать женщина с мужчиной. Сейчас Меральда даже думать об этом не могла, настолько ее опьянило то, что случилось.

Она пошла по той же тропинке, что и Тори, но в ее походке не было ребяческого задора, потому что одним поцелуем Яка пробудил в ней сдержанность и достоинство, свойственные женщине.

Улыбаясь, Меральда вошла в дом. К своему изумлению, она увидела больную мать стоящей у стола, да еще с таким счастливым лицом, какого она давно у нее не видела. Биаста держала великолепное платье глубокого зеленого цвета, расшитое мерцающими драгоценными камнями.

– Ты его наденешь, и Ауки поймут, что красивее тебя никого на свете нет, – сказала Биаста Гандерлей, а стоявшая рядом Тори захихикала.

Меральда недоуменно глядела на платье, потом обернулась к отцу, стоявшему чуть поодаль и тоже улыбавшемуся, однако несколько натянуто.

– Но, мам, у нас же нет денег, – сказала девушка, не в силах отвести глаз от платья. Она подошла и осторожно провела ладонью по мягкой ткани, воображая, что покорила бы Яку, если бы предстала перед ним в нем.

– Это подарок, за него не надо платить, – объяснила Биаста, а Тори снова захихикала.

Меральда с любопытством посмотрела на отца, но он почему-то отвернулся.

– Да в чем дело, мам?

– У тебя появился поклонник, девочка моя, – радостно объявила мать, обнимая девушку. – Боже, сам господин хочет ухаживать за тобой!

Меральда предпочитала во всем соглашаться с матерью, особенно сейчас, когда та сильно болела, поэтому радовалась, что мать положила голову ей на плечо и не видит, насколько ее дочь ошарашена и расстроена. Зато Тори хорошо это видела, но вредная девчонка только дразнила ее, складывая губки как для поцелуя. Меральда взглянула на отца, и тот сдержанно кивнул.

Биаста отодвинулась, держа руки на ее плечах.

– Моя малышка! – воскликнула она. – И в кого ты уродилась такой красавицей? Подумать только, ты пленила сердце самого лорда Ферингала!

Лорд Ферингал! У Меральды перехватило дыхание, но отнюдь не от радости. Она почти не знала хозяина замка Аук, хотя и много раз видела его издали, в дни праздничных гуляний на главной площади – обычно он занимался своими ногтями, испытывая, очевидно, смертельную скуку.

– Он к тебе неровно дышит, – продолжала Биаста, – и это серьезно, если верить тому, что говорит господин Темигаст, его управляющий.

Меральда через силу улыбнулась матери.

– За тобой скоро приедут, – сказала Биаста. – Помойся быстренько. А потом, – многозначительно добавила она, – ты наденешь это великолепное одеяние, и тогда… о, тогда все мужчины будут лежать у твоих ног!

Меральда машинально взяла платье и скрылась в комнате, за занавеской, служившей спальней двум сестрам. Тори увязалась за ней. Меральде казалось, что она видит сон, причем далеко не из приятных.

Отец подошел к матери. Они заговорили о чем-то вполголоса, стали спорить, хотя слов Меральда не разобрала. Единственное, что она услышала ясно, – это как мать воскликнула:

– Знатный господин для моей девочки!

* * *

Деревня Аукни была небольшой, и хотя дома не лепились друг к другу, соседям не приходилось напрягать ни слух, ни голос, чтобы услышать друг друга. Так что неудивительно, что весть о предложении, сделанном лордом Ферингалом Меральде Гандерлей, распространилась очень быстра

Яка Скули узнал, зачем управляющий приходил в дом Дони, в тот же вечер, еще до ужина.

– Только подумать, чтобы человек его положения снизошел до какой-то крестьянки, – заметила вечно унылая мать Яки. Она до сих пор говорила с сильным акцентом уроженки Королевства Мечей. – Мир перевернулся!

– Ужасные времена, – подхватил дядя Яки, седой человек, много повидавший на своем веку.

Яке такой поворот тоже казался ужасным, но совсем по другой причине. И он на самом деле не понимал, почему мать и дядю так расстроило это известие, и его замешательство ясно отражалось у него на лице.

– У каждого – свое место, – веско сказал дядя. – Существуют четкие границы, и преступать их нельзя.

– Лорд Ферингал опозорит свой род, – добавила мать.

– Но Меральда – чудесная девушка, – возразил Яка, прежде чем подумал о том, что стоило бы придержать язык.

– Она – крестьянка, как и все мы, – оборвала его мать. – У нас свое место, а у лорда Ферингала – свое. Хотя, конечно, народ-то обрадуется, когда узнает об этом. Они думают, раз Меральде повезло, это и для них обернется чем-то хорошим, но не понимают, что будет на самом деле.

– А что на самом деле?

– Ничего хорошего, – уверенно заявила мать. – Выставит себя дураком и девчонке жизнь испортит.

– Да, в конце концов, он ее затиранит, когда лишится уважения своего круга, – поддакнул дядя. – Ужасные времена.

– А почему вы решили, что она ему уступит? – спросил юноша, стараясь не выдать своего подавленного состояния.

Мать и дядя только рассмеялись. Яка слишком хорошо понял, что это значит. Ведь Ферингал – хозяин Аукни. Разве Меральда сможет отказать ему?

Чувствительный юноша не мог этого вынести. Он стукнул кулаком по столу и отшвырнул стул. Вскочив, он гневно взглянул на изумленно воззрившихся на него родных. Потом повернулся и выскочил из дома, хлопнув дверью.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он бросился бежать, мысли в голове путались. Вскоре он оказался на возвышенности: небольшие скалы громоздились над грязным полем, где он сегодня работал, и отсюда можно было любоваться восхитительным закатом. Кроме того, отсюда ясно был виден дом Меральды. Вдалеке на юго-западе можно было различить замок, и юноша представил себе роскошную карету, едущую к нему с Меральдой внутри.

Тяжесть сдавила грудь Яки, словно бы все ограничения его жалкого существования превратились в каменные стены и давили, давили его. Последние несколько лет Яка потратил на то, чтобы выработать тот отстраненный вид и безразличную манеру держаться, разбивавшие сердца девушкам. И вдруг появился этот сумасбродный, господин, расфуфыренный петух, пахнущий духами, которому не нужно ни чего добиваться, который имеет все благодаря положению, полученному с рождением, и может с легкостью забрать все, что стоило Яке таких усилий.

Яка, конечно же, не представлял себе все это так четко. Но одно было ему предельно ясно: чудовищная несправедливость. Он родился тем, кто он есть, и у него нет положения и богатства. Потому что жалкие крестьяне из Аукни не способны понять, кто он на самом деле. Живущие среди деревенских полей и грязных торфяных болот, они никогда не разглядят величия, скрывающегося в душе юноши.

Чувствуя себя совершенно разбитым. Яка запустил руку в густые вьющиеся волосы и тяжело вздохнул.

* * *

– Надо вымыть все как следует, ты же не знаешь, на что захочет взглянуть лорд Ферингал, – издевалась Тори, оттирая грубой тряпкой спину Меральды, свернувшейся, как котенок, в лохани с горячей водой.

Меральда развернулась и брызнула в лицо Тори. Девчонка тут же перестала хихикать, заметив мрачное выражение на лице сестры.

– Я точно знаю, что увидит лорд Ферингал, ясно? – осадила ее старшая сестра. – Если он захочет забрать платье назад, я вернусь сюда, чтобы переодеться.

– Ты ему откажешь?

– Мне даже целоваться с ним не хочется, – угрожающе подняв мокрый кулачок, сказала старшая. – Если он попытается меня поцеловать, то я…

– То ты будешь вести себя как дама, – раздался голос отца. Обе девушки обернулись к занавеси у входа в комнату и увидели его. – Выйди, – велел он Тори. Девочка хорошо знала, что, когда он говорит таким тоном, слушаться надо беспрекословно.

Дони Гандерлей еще немного постоял в проеме, дожидаясь, когда любопытная Тори отойдет на достаточное расстояние, потом подошел к лохани и протянул дочери большой кусок ткани, чтобы вытереться. Их жилище было таким маленьким, что скромность просто не имела смысла, поэтому Меральда без малейшего стеснения вылезла из лохани, обмоталась лоскутом и села на табурет.

– Тебе не слишком-то все это нравится, – заметил Дони.

Меральда сжала губы и поплескала рукой в остывающей воде.

– Лорд Ферингал тебе не нравится?

– Я его не знаю, – с жаром ответила девушка, – и он меня не знает. Совсем не знает!

– Но он хочет узнать, – возразил Дони. – Считай это за лучший комплимент.

– А принять комплимент разве значит уступить тому, кто его сделал? – язвительно спросила Меральда. – И выбора у меня не остается? Тебя хочет лорд Ферингал, ступай, так, что ли?

Теперь она плескалась в воде не взволнованно, а ожесточенно, и случайно обрызгала Дони. Отец рассердился, но девушка поняла, что не из-за воды, а из-за ее отношения к происходящему. Отец схватил ее за руку и с силой повернул лицом к себе.

– Нет, – резко ответил он. – Ферингал – хозяин Аукни, человек больших возможностей, человек, который может вытащить нас из грязи.

– Лучше уж я буду грязной, – огрызнулась Меральда, но отец оборвал ее:

– Он может вылечить твою мать.

Эффект был такой, как если бы он со всей силы ударил ее кулаком в лица Она смотрела на отца, едва его узнавая, – обычно сдержанное лицо исказилось болью и отчаянием, и девушка всерьез испугалась.

– У тебя нет выбора, – снова сказал он нарочито бесцветным голосом. – Мама совсем слаба, скорее всего, она не доживет до весны. Ты пойдешь к лорду Ферингалу и будешь вести себя как дама. Смеяться над его шутками, восхвалять его щедрость. Ты это сделаешь ради мамы, – закончил он упавшим голосом. Он встал, повернулся к выходу, и Меральда заметила, как влажно блеснули глаза отца. Ей все стало ясно.

Поняв, насколько сейчас тяжело ее отцу, Меральда постаралась настроиться на то, что ее ожидало, справилась с собой и смогла спокойнее воспринять жестокий поворот судьбы.

* * *

Солнце садилось, и небо приобрело глубокий синий цвет. По дороге внизу проехала карета и остановилась возле жалкого домика Меральды. Девушка вышла из дому, и даже с такого расстояния было видно, какая она красивая, – она была похожа на сияющий бриллиант, блеск которого не затмевала даже подступавшая мгла.

Его бриллиант. Достойная награда за красоту его души, а не игрушка капризного хозяина Аукни.

Он представил себе, как она садится в карету, а лорд Ферингал тянет к ней руку, гладит и ласкает. Представив себе эту картину, юноша чуть не закричал. Карета покатила обратно, к далекому замку Аук, увозя с собой Меральду, в точности как он нарисовал себе чуть раньше. Это было все равно как если бы лорд Ферингал влез к нему в карман и украл последнюю монету.

Яка еще долго в тоске сидел на покрытом торфяной пылью холме, беспрерывно теребя волосы и проклиная свой несчастный жребий. Он был настолько поглощен самим собой, что чуть. не подскочил, услышав девчоночий голос:

– Я знала, что ты будешь неподалеку.

Яка открыл затуманенные слезами глаза и увидел уставившуюся на него Тори Гандерлей.

– Так и знала, – поддразнила она его.

– О чем ты?

– Ты слышал, что сестру позвали на ужин, и пришел убедиться, – рассудила Тори. – И все сидишь и смотришь.

– Твою сестру? – с деланным недоумением переспросил Яка. – Да я каждый вечер сюда прихожу.

Тори отвела от него глаза и посмотрел на дома, на свое жилище, окно которого было ярко освещено изнутри огнем очага.

– Надеешься увидеть через окно голую Меральду? – хихикнула она.

– Я прихожу сюда с наступлением темноты, чтобы быть подальше от света и огней, – с достоинством ответил юноша, – И подальше от докучливых людей, которые не способны понять.

– Что понять?

– Истину, – загадочно ответил юноша, надеясь, что его слова прозвучат весомо.

– Какую истину?

– Истину жизни, – отозвался Яка.

Тори долго не сводила с него глаз, и на ее личике появилась озадаченная гримаса. Потом она снова взглянула на свой дом.

– Да ну, я думаю, ты просто хочешь увидеть голую Меральду. – повторила она и весело помчалась по тропинке вниз.

«Она всласть посмеется над ним вместе с Меральдой», – подумал Яка. Он снова испустил тяжелый вздох, а потом направился вверх по склону холма, где было еще темнее.

– Будь проклята эта жизнь! – выкрикнул он, воздев руки к выходящей на небо полной луне. – Проклята, проклята, и прочь от меня, мирские соблазны! О, жестокая мука: жить, когда недостойный собирает мои плоды. Когда справедливость низринута в волчью яму! Когда достоинство определяет случайность рождения! О, лорд Ферингал припал к груди Меральды! Будь проклята эта жизнь, прочь!