Текст книги "Тру-ру-ру-ру"

Роберт Силверберг
Тру-ру-ру-ру

День, когда Элу Мейсону, специалисту по гидропонике, пришла в голову эта идея начался на Третьей лунной базе как обычно – сонные с покрасневшими от недосыпания глазами ученые и инженеры сползались к завтраку.

Первый прием пищи ни у кого не вызывал приятных эмоций. Персонал Третьей лунной состоял исключительно из представителей мужской половины человечества. В отсутствие женщин, без строгих законов об окончании рабочего дня ничто не отвлекало от научных споров, которые часто затягивались «за полночь», до двух, а то и трех часов утра по местному времени.

Но в половине восьмого по тому же времени раздавался неумолимый звонок, зовущий к столу. Повара строго следовали распорядку дня. И те, кто не хотел работать на пустой желудок, являлись в столовую после пяти и даже трех часов сна с воспаленными глазами и больной головой.

За завтраком разговор не вязался. Ученые коротко здоровались друг с другом, просили передать соль или сахар да традиционно сетовали на качество синтетической пищи.

Прошлой ночью Эл Мейсон лег спать после трех, увлекшись беседой с заезжим астрономом с Первой лунной. И четырех с небольшим часов сна ему явно не хватило, чтобы прийти в себя. Но идея уже проклюнулась и пошла в рост, продираясь сквозь туман недосыпания.

– Порошковое молоко, – бурчал Мейсон. – Каждое утро порошковое молоко! Да всякий уважающий себя теленок отказался бы от второго глотка этой гадости. – Он налил полный стакан и, скривившись, отпил белой жидкости.

– Если бы ты пил по утрам кофе, – не без ехидства заметил биохимик Моури Роберте, – то давно перестал бы жаловаться.

– Я люблю молоко, – возразил Мейсон, – и не хочу пить кофе.

– Затянувшееся детство, – вмешался программист Сэм Брустер. – Поэтому он все еще пьет молоко.

При росте Мейсона шесть футов три дюйма и весе на Земле двести фунтов подобное заявление могло вызвать только смех. И Мейсон хмыкнул.

– Давай-давай, упражняйся в психоанализе, если тебе так хочется. Но я все равно люблю молоко, настоящее молоко, а не этот эрзац!

Кувшин переходил из рук в руки. Одни добавляли молоко в овсяную кашу, другие в кофе. Но никто не отрицал, что порошковое молоко порядком всем надоело. Как, впрочем, и остальные сублимированные продукты: овощные котлеты, пирожки с «мясом» и тому подобное. Но другого и не предвиделось -космические перевозки стоили недешево и предпочтение отдавалось приборам и инструментам, а не натуральным бифштексам. Сублимированные продукты по вкусу, возможно, и уступали обычным, но содержали те же калории и занимали вдесятеро меньше места в трюмах прилетающих с Земли кораблей.

Эл Мейсон склонился над столом, сонно думая о том, как приятно есть настоящую пищу круглый год, а не только на Рождество, – натуральные продукты, мясо и молоко. Он допил содержимое стакана и вздрогнул – идея выскользнула наконец из тумана и обрела реальные очертания. Мейсон рассмеялся. Несомненно, абсурдная идея, но весьма привлекательная.

Он осторожно посмотрел на другой стол, где завтракало начальство. Командор Хендсрсон уписывал омлет из яичного порошка, одновременно проглядывая бюллетень с новостями, полученный ночью из Вашингтона. Но все знали, что командор обладает идеальным слухом. Напряженный бюджет Третьей лунной не оставлял места для незапланированных исследований, и Мейсон не без основания опасался, что командор может пресечь его проект в самом зародыше.

– У меня идея, – Мейсон понизил голос до шепота.

– Насчет порошкового молока и всего остального.

– Любопытно, – откликнулся Моури. – Поделись.

– Не здесь, – ответил Мейсон. – А то командор сразу придавит ее. Поговорим вечером. Кажется, есть возможность поразвлечься.

Весь день Мейсон не произнес ни слова, но идея зрела и набирала силу. Он трудился в своей теплице, ухаживая за растениями. Какой бы заманчивой ни была идея, гидропоника, как, впрочем, и любые другие прямые обязанности на базе имела неоспоримый приоритет,и Мейсон это прекрасно понимал.

В 1995 году на поверхности Луны высилось восемь рукотворных куполов Три базы построили американцы, три – русские, по одной – Китай и Индия. Хотя холодная война давно уступила место разрядке и все поняли, что лучше жить в мире, чем подвергаться постоянной угрозе взаимного уничтожения, научное соперничество не ослабевало, и ученым, чтобы не отстать, приходилось грудиться с предельным напряжением.

Третья лунная занималась главным образом прикладными науками. К сожалению, в Конгрессе члены разного рода комиссий не понимали важности проводимых там исследований, отчего базе постоянно не хватало денег. Но, несмотря на ежегодные попытки урезать бюджет, исследования продолжались.

Луна буквально создана для криогенной техники, и, естественно, криогеника занимала главенствующее положение на Третьей лунной. По важности решаемых задач с ней могла соперничать разве что гидропоника. Человечество с каждым годом расширяло свои владения, и в новых условиях постоянно возникало немало проблем, связанных с обеспечением земной экологии, требовавших немедленного решения. Процветали на Третьей лунной и исследования в области высоких и низких давлений и физики твердого тела синтез сверхчистых веществ и многое-многое другое Контроль над работой ученых практически отсутствовал, никто не требовал конкретных сроков завершения тех или иных исследований, но все понимали, что само существование Третьей лунной зиждется на доброй воле Конгресса. И работать на Третьей лунной было мечтой каждого молодого американского ученого. Точно так же, как цвет советской науки стремился попасть на лунную базу в кратере Птоломея, носившую имя Капицы.

Формально рабочий день на Третьей лунной заканчивался в семнадцать ноль-ноль. На деле ученые были хозяевами своего времени. При желании они имели право уйти из лаборатории и в двенадцать, а если возникала необходимость, могли продолжить эксперимент и позже. Однако сотрудники базы редко бросались в крайности, хотя их рабочая неделя обычно составляла восемьдесят – девяносто часов. Иногда командору Хендерсону доводилось из медицинских соображений даже запрещать кое-кому приходить в лабораторию.

На Третьей лунной имелось несколько комнат отдыха, где ученые могли расслабиться, побеседовать в спокойной обстановке. Порог одной из них, помещения Б, в девятнадцать ноль-ноль и переступил Эл Мейсон.

Он облегченно вздохнул, не увидев никого из администрации. Зато его поджидали пятеро коллег -программист Чэм Брустер, биохимик Моури Роберю, криогенпйк Лен Гарфилд, микробиолог Дсйв Херст и Нат Брайан, специалист по физике твердого тела.

Мейсон, улыбаясь, оглядел присутствующих и устроился в кресле, мурлыкая под нос знакомую всем песенку:

«Рано-рано по утру Пастушок: „Тру-ру-ру-ру!“

И коровки в лад ему Затянули: «Му-му-му».

Сэм Брустер оторвался от микропленки и посмотрел на него.

– Боже, Мейсон, ты действительно впадаешь в детство? Тебе уже нужна няня. Что же будет дальше?

– Он начнет сосать кулак, – предположил Лен Гарфилд.

– Все дело в химикатах, которые используются в гидропонике, – добавил Моури Роберте. – Они воздействуют на обмен веществ и …

– Достаточно! – Мейсон поднял руку, призывая к тишине. – Возможно, кто-то из вас помнит, что утром у меня возникла идея.

– Ура! – воскликнул Гарфилд. – У Мейсона идея! Мейсон нахмурился.

– Не надо оваций. Так, продолжим. Сегодня за завтраком я понял, что порошковое молоко встало у меня поперек горла. Но где взять натуральное? И ответ пришел сам собой. Натуральное молоко можно получить только от коровы!

– От коровы? На Луне? – фыркнул Сэм Брустер. Она станет пастись у тебя в теплице, – усмехнулся Моури Роберте.

– Вы еще успеете пошутить, а пока дайте мне закончить. Я не хуже вас понимаю, что ни на нашей базе, ни вообще на Луне не найдется места для живой коровы. И Земля никогда не разрешит привезти ее сюда – слишком велики расходы на космические перевозки. Но все мы мастера своего дела, сказал я себе. У нас есть специалисты во всех областях знания. Так почему, почему мы не можем построить корову?

На мгновение в комнате воцарилась тишина Потом все разом переспросили:

– Построить корову?

Эл Мейсон кивнул.

– Совершенно верно. Почему бы и нет? Разумеется, администрации это не понравится, но мы можем никому ничего не говорить, пока не получим положительного результата.

– Построить корову? – повторил Карфилд. – Целиком? С рогами, копытами и чтобы мычала? Мейсон притворно нахмурился.

– Перестаньте меня подначивать Я имею в виду устройство, которое будет производить молоко, натуральное молоко. Я представляю себе цепь агрегатов – от приемника сырья до молочного крана, – которая будет напоминать корову разве что в функциональном отношении.

Мейсон оглядел коллег: потребовалось лишь несколько секунд, чтобы предубеждение уступило место живому интересу. Некоторые, судя по всему, уже мысленно набрасывали первые схемы. Конечно, все они могли обойтись без натурального молока. Во всяком случае, в кофе оно не отличалось от порошкового. Но предложение Мейсона пришлось им по душе. Они не делали различий между работой и отдыхом. И то и другое в одинаковой мере означало для них познание непознанного.

– Я не смогу сделать все сам, – сказал Мейсон. – Вы мне поможете? Все пятеро кивнули.

– Я так и думал, что вы не в силах отказаться от такого удовольствия. Итак, приступаем к осуществлению проекта «Босси». Какие будут предложения?

Предложения посыпались как из рога изобилия. Мозговой штурм, как обычно, затянулся далеко «за полночь» и с каждым часом становился все яростнее.

– Мы понимаем, как происходит обмен веществ у коровы, – говорил Мейсон. – Мы знаем, как у коровы образуется молоко. Нам известен состав молока – жиры, лактоза, белки, вода. Мы знаем, что происходит в пищеварительном тракте коровы. Так что нам мешает построить ее аналог?

– А мне не известно, как корова делает молоко, – возразил Лен Гарфилд. – В криогенной технике я с этим как-то не сталкивался. Моури, не мог бы ты заполнить этот пробел в моем образовании?

Биохимик задумчиво пожал плечами.

– Ну, корова питается главным образом травой, которая состоит главным образом из целлюлозы. Хорошо пережеванная целлюлоза поочередно проходит через четыре коровьих желудка. В пищеварительном тракте микроорганизмы разлагают целлюлозу на более простые составляющие, кроме того, содержимое желудков подвергается ферментизации, а затем переваривается.

Что касается молока, то оно образуется из веществ, циркулирующих в крови коровы. Ее вымя содержит особые клетки, выделяющие молоко в альвеолы, связанные с протоками молочной железы. Там молоко собирается и оттуда откачивается. Как и говорил Мейсон, молоко состоит из лактозы, белков, жиров и большого количества воды. Процесс получения молока предельно ясен. Нам необходимо лишь воспроизвести последовательность биохимических реакций, происходящих в организме коровы, начиная с подачи целлюлозы и ее последующего разложения на аминокислоты и прочие составляющие. Если мы шаг за шагом повторим весь процесс, то на выходе обязательно получим натуральное молоко.

– Ты не учел одной особенности, – заметил Сэм Брустер. – Коровье вымя – чертовски сложная штука. Если кто-то думает, что мы сможем изготовить механический аналог такого фильтра, то, позвольте заметить, я не гарантирую положительного результата и через девяносто лет.

– Для этой части системы механический аналог нам не нужен, – ответил Моури Роберте. – Я согласен, создание фильтра, выделяющего молоко из системы кровообращения, нам не по зубам. Но мы можем использовать настоящее вымя и получить из него молоко.

– Да? – удивился Брустер. – А где ты собираешься добыть насто..

– Оно у меня есть, – Роберте усмехнулся. -Подозреваю, ты, Эл, уже знаешь об этом?

Мейсон кивнул.

– У Моури много замороженных образцов животных тканей, необходимых для биологических исследований. В том числе, как я предварительно выяснил, и коровьего вымени.

– И я без особых хлопот могу позаимствовать несколько клеток,

– продолжил Роберте. – Поместим их в термостат с физиологическим раствором, и они будут себе делиться и делиться. Каждые сорок восемь часов или чуть больше их объем будет увеличиваться вдвое. Так что через недолгое время мы вырастим вымя нужного нам размера.

– Вымя понадобится нам только на конечном этапе, – заметил Нат Брайан. – А как насчет микроорганизмов, участвующих в процессе пищеварения? Их-то у тебя нет.

– Мы их синтезируем, – ответил Дейв Херст. – В нашей лаборатории мы можем создать все что угодно. Моури, ты только скажи, что нам нужно, и…

– Я знаю, что нам нужно, – прервал его Сэм Брустер. – Уйма оборудования. Мы ведь хотим построить перегонный аппарат, получив на выходе не спиртное, а молоко. И где мы возьмем необходимые материалы?

– Достанем, – спокойно ответил Мейсон. – Постепенно. Никто не станет возражать, если мы позаимствуем несколько ярдов трубок да пару железок. Главное, чтобы наши действия не вызвали подозрений.

По выражению лиц своих коллег Мейсон понял, что «крючок» проглочен. Месяца два, с тех пор как один из программистов научил робота из лаборатории сверхчистых материалов печь сдобные булочки, на Третьей лунной царили тишина и спокойствие.

Они обсуждали не только возможные препятствия, но и способы их преодоления, высказывалось множество предложений, одни – принимались, другие отметались, им на смену выдвигались новые. Около трех часов «утра» они решили, что на сегодня достаточно. Предстояло многое обдумать, прежде чем переходить к практической реализации идеи Мейсона. Но главное направление уже определилось – предстояло создать механический аналог пищеварительного тракта коровы с выращенной из кусочка вымени гигантской молочной железой на выходе.

На следующий день за завтраком они, как обычно, почти не разговаривали, четыре часа сна не способствовали хорошему настроению, но после завтрака, до начала работы, Мейсон зашел к командору Хендерсону и попросил разрешения использовать одну из свободных лабораторий Третьей лунной.

Хендерсон проглядел положенный перед ним бланк.

– Что ты задумал, Эл? – спросил он.

– У меня возникла идея, сэр. Хочу посмотреть, что из этого выйдет.

Хендерсон улыбнулся.

– Мы находимся здесь именно для того, чтобы проверять наши идеи. Не мог бы ты ввести меня в курс дела?

– Если вы не возражаете, сэр, пока я предпочел бы ничего не говорить. Необходимо кое-что проверить.

– Я-то не возражаю. Хотя… – глаза командора сузились. – Надеюсь, ваша идея не потребует дополнительных расходов?

– Нет, сэр. Все необходимое оборудование имеется на базе.

– Это хорошо, – облегченно вздохнул командор. – Вашингтон кусает меня за пятки, Эл. На следующий год они хотят урезать наш бюджет на пять, десять, а то и пятьдесят миллионов долларов. И зная порядки на Капитолийском холме, можно ожидать, что они своего добьются. Поэтому сейчас не стоит затевать дорогостоящие проекты. Нам повезет, если Конгресс выделит ту же сумму, что и в нынешнем году.

– Я понимаю, сэр. И не сомневаюсь, что проверка моей идеи не потребует значительных затрат. Это всего лишь… шаг в сторону от основного направления исследований, сэр.

– Отлично, – улыбнулся Хендерсон. – Можете занимать лабораторию.

Поблагодарив командора, Мейсон вышел из его кабинета и позвонил Моури Робертсу.

– Все в порядке, – сказал он. – Старик выделил нам помещение 106-А.

– Прекрасно. Я нашел образец нужной ткани и только что поместил его в термостат. Вчера, когда мы разошлись, я набросал схему пищеварительного тракта коровы. Мы сможем использовать ее в качестве отправной точки.

– Понятно, – Мейсон не мог не улыбнуться. – До вечера.

Первая неделя ушла на дебаты. Высказанные предложения раскладывали на части, а потом собирали вновь. Все шестеро спорили, ругались, сердились. Но не напрасно. К концу недели они наметили достаточно логичный план дальнейшей работы. Соглашались не со всем и не сразу, но в долгих спорах слетала шелуха и оставались лишь зерна истины.

А тем временем в термостате росло, росло и росло вымя – в питательной среде при оптимальном температурном режиме неустанно делились клетки.

Сэм Брустер разработал программу автоматической подачи различных компонентов. Дейв Херст приступил к синтезу необходимых ферментов. Мейсон осуществлял руководство. Постепенно, недели за две, казалось бы, противоречивые предложения шестерки сложились в единое целое – проект «Босси».

На пятой неделе началась его материализация. В помещении 106-А появились четыре медных котла, связанные пластиковыми трубопроводами. Они представляли собой четыре желудка коровы. Сэм Брустер смонтировал насос для постоянной перекачки их содержимого. Mасос, так же как и котлы, Мейсон получил со склада по специальному требованию. Никто не спросил, зачем они ему понадобились.

Проект набирал силу, и вскоре к четырем котлам присоединились пятый, шестой, а затем и седьмой. Работа, естественно, велась по вечерам. Никто из создателей механической коровы не забывал о своих прямых обязанностях.

После седьмой недели стало ясно, что пищеварительный тракт коровы нельзя имитировать, лишь обеспечив постоянное движение пищи. Разного рода неувязки возникали на каждом шагу.

Некоторые из синтезированных ферментов реагировали друг с другом – для контроля процесса пищеварения пришлось разработать сложную систему дозированного ввода ферментов. Кислота, образующаяся в одном из желудков, разъела часть трубопроводов, так что потребовалась их срочная замена. Для разделения продуктов пищеварения, которое у коровы происходит с участием гормонов, в схему ввели дорогую центрифугу, заимствованную из биохимической лаборатории Моури Робертса.

К девятой неделе забрезжили первые проблески успеха, но одновременно на горизонте проекта появилось небольшое облачко, совершенно неожиданно превратившееся в грозовую тучу.

Первое предупреждение прозвучало за завтраком. В столовую вошел дежурный радист, остановился возле стола начальства, отдал честь и положил перед командором Хендерсоном желтый бланк радиограммы, только что полученной с Земли. Прочитав ее, тот громко чертыхнулся. Все разговоры сразу же стихли. Хендерсон встал и оглядел зал. Его лицо потемнело, лоб прорезали морщины.

– Господа, заранее прошу прощения – мне придется испортить вам аппетит, но я получил плохое известие, которым и хочу поделиться с вами, – он пожевал нижнюю губу, сдерживая распиравшую его ярость. – Как вы, должно быть, знаете, хотя и не придаете этому особого значения, в США вскоре пройдут выборы. Через девять месяцев многие сенаторы и конгрессмены рискуют потерять свои места, если им не удастся убедить своих избирателей, что именно они должны представлять их на следующий срок. И сейчас наступает время, когда все эти сенаторы и конгрессмены будут стремиться доказать, что не зря сидят на Капитолийском холме, а изо всех сил пекутся о благосостоянии своих избирателей.

Перехожу к существу дела. Я только что получил сообщение, что следующий транспортный корабль, который должен прилететь к нам через двадцать семь дней, доставит на Луну трех сенаторов и трех конгрессменов. Они желают проверить, насколько разумно мы расходуем деньги налогоплательщиков.

В тот вечер Эл Мейсон и его друзья собрались в помещении 106-А не в лучшем настроении. Они оказались в положении человека, который наклонился, чтобы погладить котенка, и внезапно обнаруживает, что это – тигр.

– Да, – протянул Мейсон, оглядывая нагромождение труб, котлов, проводов. – Похоже, нашему везению пришел конец. Сенаторы! Конгрессмены!

– Мерзкие ищейки, – пробурчал Сэм Брустер.

– Мы доставим им удовольствие своими объяснениями, – добавил Наг Брайан. – Разве они способны понять, что людям необходимо немного развлечься.

– Развлечься! – Фыркнул Моури Роберте. – Конгрессмены полагают, что ученым это ни к чему. Они убеждены, что мы начисто лишены чувства юмора, а в разговоре пользуемся лишь междометиями, да и то для соединения уравнений. Если они пронюхают, что ради развлечения я притащил сюда центрифугу стоимостью в девятьсот долларов…

– И реле, и транзисторов на добрую сотню, – добавил Сэм Брустер.

– И термостат для вымени, – вздохнул Дейв Херст.

– И котлы, и трубопроводы, – эхом отозвался Лен Гарфилд. – Расходомеры, холодильник…

– И что из того?! – воскликнул Мейсон. – Неужели вы хотите свернуть лавочку?

– Нет, но…

– Что но? – оборвал Мейсон Брустера. – Неужели ты хочешь все разобрать и разложить по полочкам? Конечно, тогда комиссия никогда не узнает, чем мы тут занимались. А Хендерсону скажем, что наша идея не дала практического результата и мы отказались от дальнейшей разработки.

– Но результат-то есть! – с жаром возразил Дейв Херст. – Еще один месяц, и мы своего добьемся. Нельзя останавливаться на полпути, Эл!

– Совершенно с тобой согласен, – кивнул Мейсон. – Что нам конгрессмены? Когда они прилетят, мы временно ляжем на дно в надежде, что нам не придется отвечать на их вопросы. Мы зашли слишком далеко, чтобы все бросить. Ваши предложения?

– Мне кажется, работу надо продолжить, – ответил Нат Брайан.

– И я того же мнения, – поддержал его Дейв Херст.

Согласились и остальные. Проект «Босси» двинулся дальше.

Выращенное в питательной среде вымя достигло, наконец, требуемых размеров, и однажды ночью термостат перенесли в помещение 106-А и подключили к системе. Шла одиннадцатая неделя. Теперь они могли ввести целлюлозу в приемник «механической коровы» и пропустить ее через четыре желудка, где она разложится на более простые составляющие, превратится в синтетическую «кровь», а уж из нес выращенное вымя отфильтрует молоко. Мейсон рассчитал, что для получения кварты молока им потребуется триста кварт синтетической крови. В дальнейшем они надеялись поднять процент выхода.

Затем возникли непредвиденные трудности. Первая порция молока, полученная на двенадцатой неделе, оказалась дурнопахнущей жидкостью, содержащей шестьдесят процентов жира и пятнадцать белка. Она свернулась, едва показавшись из вымени, и с каждым мгновением пахла все хуже. Причину неудачи нашли в конструкции подвода синтетической крови к вымени, задерживающей глюкозу и галактозу и пропускающей излишек жира.

Они преодолели и это препятствие, разработав систему подводящих капилляров. Механическая корова росла вширь. Котлы пищеварительного тракта едва просматривались сквозь переплетенье трубопроводов и кабелей, соединяющих в единое целое многочисленные приборы и управляющие механизмы. Установка заполнила практически каждый квадратный дюйм помещения 106-А и полезла к потолку.

Но тут выявился новый недочет – они забыли о секрете, выделяемом печенью и играющем важную роль в усвоении жира. Натуральное коровье молоко содержало не больше четырех процентов жира, они же не могли получить меньше двадцати пяти. Неделя упорного труда ушла лишь на то, чтобы понять, каких огромных усилий потребует создание механического аналога органа секреции.

Проект оказался на грани катастрофы.

Выход нашел Нат Брайан.

– У нас есть настоящее вымя. Почему бы нам не использовать настоящую печень?

Моури Роберте перевернул все запасы биохимической лаборатории, но нашел замороженный образец нужной ткани. На следующий день Роберте задействовал второй термостат с питательной средой. В нем начали делиться клетки коровьей печени. На ней зижделось спасение проекта «Босси».

Клетки делились и делились. Каждые три дня вымя приходилось подрезать, чтобы оно не вылезло из термостата.

Они приближались к успеху.

Но и конгрессмены подлетали к Луне.

Они прибыли точно по расписанию, в девять ноль-ноль двадцать восьмого января 1996 года. Все шестеро, как и ожидалось. Полная масса законодателей с учетом их багажа составила тысячу триста фунтов, поэтому немалую толику полезного груза пришлось оставить на Земле. Как заметил командор Хендерсон, на этот раз Третьей лунной не приходилось рассчитывать на новые видеокассеты или пиво. Остался на Земле и комптоновский спектрометр, столь необходимый астрономам Первой лунной. Возмущаться не имело смысла. Законодатели выделяли средства на финансирование лунных поселений, они же и заказывали музыку.

В то утро, придя в столовую, каждый сотрудник обнаружил на тарелке ксерокопию памятной записки, составленной командором.

«ВСЕМУ ЛИЧНОМУ СОСТАВУ.

По прочтении уничтожить.

Сегодня в 9.00 транспортный корабль доставит к нам на Луну шесть членов Конгресса. На Третьей лунной базе они пробудут десять дней, а затем отправятся инспектировать другие базы. Прошу относиться к конгрессменам с предельным уважением! Я не шучу: они могут оставить нас на следующий финансовый год без гроша.

Занимайтесь обычными делами. Я не требую организации специальных экспериментов. Но постарайтесь вести себя поскромнее, не используйте материалы и оборудование, назначение которых труднообъяснимо. Будьте вежливы, отвечайте на все заданные вопросы и, что самое главное, постарайтесь показать, если представится возможность, насколько важны ваши исследования для блага рядового налогоплательщика.

Обратите особое внимание на то, чтобы наши гости не хватались руками за провода высокого напряжения, не выходили на поверхность Луны без шлемов и скафандров и вообще не подвергали свою жизнь опасности. Любое происшествие с ними отрицательно скажется на нашем будущем.

И помните – они не собираются оставаться здесь навечно. Десять дней – и они уедут».

Эл Мейсон положил листок на стол и повернулся к соседу, Сэму Брустеру.

– «Не используйте материалы и оборудование, назначение которых труднообъяснимо,» – процитировал он слова командора. – Самое время напомнить нам об этом. Мне бы не хотелось объяснять, куда пошли все эти реле, термостаты и центрифуги.

– Если командор сунется в 106-А, – заметил Брустер, – от объяснений не отвертеться. Придется тебе, Эл, придумать что-нибудь убедительное.

Сенаторов разместили в административном секторе Третьей лунной, а для членов Палаты представителей освободили один из складов. Самому младшему из них давно перевалило за пятьдесят, и меньшая, чем на Земле, сила тяжести пришлась им по душе. Но, едва вступив на территорию базы, они начали оглядываться, выискивая первую жертву, и всем стало ясно, что к памятной записке командора следует отнестись со всей серьезностью.

Шестерка участников проекта «Босси» решила, что в эти десять дней лучше держаться подальше от помещения 106-А, сведя свою деятельностью до минимума. Никому из них не хотелось встретиться там с членами комиссии. Во-первых, загляни конгрессмены в помещение 106– А, созданная машина не могла остаться незамеченной. Во-вторых, стоимость использованного оборудования превысила десять тысяч долларов. А какая комиссия могла одобрить действия шестерых ученых, без ведома руководства базы потративших столько времени и средств ради такой ерунды, как производство молока, и только потому, что им захотелось поразвлечься?

И Мейсон с друзьями появлялись в помещении 106-А крайне редко, лишь для того чтобы проверить, как растет печень. Вымя чувствовало себя прекрасно.

Очень скоро на Третьей лунной поняли, кто из членов комиссии наиболее опасен. Особым рвением отличался конгрессмен Клод Мэннсрс. По странному совпадению его избирательный округ находился в Нью– Гэмпшире – родном штате Мейсона. Мэннерс встречал в штыки любые государственные расходы. И во всех уголках базы слышался его тонкий пронзительный голос, задающий один и тот же вопрос: «Понятно, но какая от этого практическая польза?»

Под стать ему был и сенатор от штата Алабама Альберт Дженнингс. Он, правда, отдавал предпочтение другим вопросам: «Не могли бы мы обойтись без этих исследований?» и «Позвольте узнать, сколько стоит эта установка?»

Проверялся каждый выделенный цент. Третью лунную трясло как в лихорадке. Эл Мейсон начал уже клясть себя за то, что предложил построить механическую корову. Он не сомневался – рано или поздно тайное станет явным.

А ведь до полного успеха им остался лишь один шаг. При последней проверке все системы отработали без сучка без задоринки. И даже печень грозила вылезти из термостата, так что Моури Робертсу пришлось уменьшить температуру питательной среды, чтобы замедлить ее рост. Если бы эти ищейки покинули базу, думал Мейсон, можно было бы испытать печень в деле…

На четвертый день пребывания законодателей на Третьей лунной Эл Мейсон наводил порядок в теплице, готовясь к встрече с конгрессменом Мэннером, когда зазвонил телефон.

Он взял трубку.

– Отделение гидропоники. Мейсон слушает.

– Эл, это командор Хендерсон. Не мог бы ты заглянуть ко мне на пару минут?

– Разумеется, сэр. Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Если ты не занят.

Озабоченный тон командора встревожил Мейсона. Он положил трубку, сказал помощнику, что уходит, и кинулся к кабинету Хендерсона.

Командор действительно волновался. Его лицо осунулось, резче обозначились морщины. Уж ему-то комиссия доставляла куда больше хлопот, чем остальным.

– Эл, час назад я показывал нашим гостям северное крыло базы. Они захотели осмотреть помещение 106-А.

«О-о», – мысленно простонал Мейсон.

– Да, сэр?

Хендерсон слабо улыбнулся.

– Вы соорудили там нечто уникальное, Эл.

– Да, довольно сложная установка, – признал Мейсон.

Хендерсон кивнул. Уголки его рта дрогнули.

– Э… некоторых наших гостей она очень заинтересовала. Они захотели узнать, для чего она предназначена. Конгрессмен Мэннерс так и спросил: «В чем заключается ее практическая польза?»

– Польза, сэр? – тупо повторил Мейсон.

– Да, польза, – командор тяжело вздохнул. – Я… э… сказал им, что установка используется для биологических исследований. Они, однако, потребовали более конкретного ответа, я выкручивался как мог, но в конце концов признался, что понятия не имею, для чего предназначена эта чертова штуковина! И теперь я попал в довольно щекотливое положение, Эл. Почему-то они полагают, что командор должен знать обо всех научных экспериментах, которые проводятся на вверенной ему базе.

Мейсон облизнул губы и промолчал.

– Возможно, нам повезет и удастся выкрутиться без особых хлопот, – продолжал Хендерсон, – но все может кончиться весьма плачевно. Скажи, пожалуйста, Эл, на случай, если они вновь насядут на меня, что именно вы соорудили в 106-А?

– Это корова, сэр, – едва слышно выдохнул Мейсон.

Командор на удивление быстро пришел в себя.

– Что-что?

Мейсон невесело усмехнулся.

– Это… э… устройство для преобразования целлюлозы в пищевые продукты, сэр. В молоко, если говорить точнее.

Хендерсон медленно кивнул.

– Корова. Понятно, Эл. Вы построили машину, которая дает молоко.

– Да, сэр. Правда, она еще не доведена.