Текст книги "Неандертальский параллакс. Люди"

Глава 12

Мэри пыталась сосредоточиться на работе, но её мысли всё время возвращались к Понтеру – и не случайно, ведь как раз с образцами его ДНК она и работала.

Мэри передёргивало каждый раз, когда она читала популярную статью, пытающуюся объяснить, почему митохондриальная ДНК наследуется только по материнской линии. Обычное объяснение состояло в том, что в яйцеклетку проникает только головка сперматозоида, тогда как митохондрии располагаются в его средней и хвостовой частях. Но хотя митохондрии и правда распределялись по сперматозоиду именно таким образом, то, что в яйцеклетку попадает только головка, было неправдой. Микроскопия и ДНК-анализ показали, что митохондриальная ДНК сперматозоида всё-таки попадает в оплодотворённую яйцеклетку млекопитающих. По правде говоря, никто не знает, почему отцовская митохондриальная ДНК не включается в зиготу так же, как материнская, – по непонятной пока причине она просто исчезает, так что объяснение было простым и красивым, но совершенно неверным.

И всё же, поскольку в каждой клетке тысячи митохондрий и всего одно ядро, получить из древних образцов митохондриальную ДНК несравнимо проще, чем ядерную. Ядерную ДНК не извлекали ни из одного неандертальского ископаемого образца на этой версии Земли, и поэтому Мэри сосредоточилась на анализе митохондриальной ДНК Понтера и её сходства и отличий от глексенской. Однако, похоже, не существовало какой-то одной характерной последовательности, которая присутствовала бы в ДНК Понтера и известных ископаемых образцов и отсутствовала бы в ДНК глексенов. Или наоборот.

И поэтому Мэри в конце концов обратилась к ядерной ДНК. Она понимала, что здесь выявить различия будет ещё труднее, и действительно, несмотря на длительные поиски, она не нашла ни одной нуклеотидной последовательности, которая была бы существенно отлична у неандертальцев и Homo sapiens sapiens; все её праймеры находили соответствие в ДНК обоих видов людей.

Усталая и разочарованная, ожидая Понтера из карантина и шанса возобновить прерванную дружбу, Мэри решила получить кариотип[29]29
  Кариотип – описание совокупности признаков (число, размер, форма и т. д.) полного набора хромосом, присущего клеткам данного биологического вида.


[Закрыть] неандертальской ДНК. Это означало вырастить несколько клеток Понтера до состояния, когда они готовы к делению (поскольку только в этот период хромосомы становятся видимы), а потом подвергнуть их воздействию колхицина, чтобы зафиксировать хромосомы на этой стадии. Когда это было сделано, Мэри окрасила клетки – слово «хромосомы», кстати, и означало «окрашенные тельца» и касалось их способности легко впитывать краситель. После этого она отсортировала хромосомы в порядке убывания размеров – общепринятый способ их нумерации. Понтер – мужчина, так что у него была и X-, и Y-хромосома, и, как и у мужчин одного с Мэри вида, Y-хромосома была примерно втрое короче хромосомы X.

Мэри выровняла все пары, сфотографировала их и распечатала фото на струйном «Эпсоне». Затем принялась отмечать пары, начиная с самой длинной и двигаясь к самой короткой: 1, 2, 3…

Это была простая работа, через упражнения такого типа она прогоняла студентов-цитогенетиков каждый год. Голова в такой работе почти не участвовала, и она обнаружила, что думает о Понтере и Адекоре, о мамонтах, о мире без сельского хозяйства, о…

Чёрт!

Она явно где-то напортачила, потому что получалось, что Понтеровы X– и Y-хромосомы – это 24-я пара, а не 23-я.

Если только…

О Боже, если только у него не три двадцать первых хромосомы – в каком случае он и, предположительно, весь его народ имел генетический дефект, который у Homo sapiens приводил к синдрому Дауна. И это имело смысл: страдающие Дауном демонстрировали целый ряд особенностей лицевой морфологии, не свойственных здоровым людям, и…

«Боже мой, – подумала Мэри, – неужели всё так просто?» У больных Дауном действительно повышенная частота заболевания лейкемией… а разве Понтер не говорил, что от неё умерла его жена? Также синдром Дауна связан с абнормальным уровнем тиреоидных гормонов, а они, как хорошо известно, влияют на морфологию – в особенности лицевую. Может ли быть, что у всего народа Понтера трисомия по хромосоме 21 – одно маленькое изменение, которое у них проявляется немного не так, как у Homo sapiens sapiens, ответственное за все отличия между двумя видами людей?

Но нет. Нет, этого не может быть. Первичным эффектом синдрома Дауна, по крайней мере у Homo sapiens sapiens, является недостаточное развитие мышечного тонуса; народ же Понтера демонстрирует прямо противоположное состояние.

Кроме того, Мэри выделила чётное количество хромосом; синдром Дауна появляется при нечётном. Если только она по небрежности не посчитала хромосому, принадлежащую другой клетке, у Понтера их, похоже, двадцать четыре пары, и…

«О Господи, – подумала Мэри. – О Господи!»

Всё даже проще, чем она думала.

Да, да, да!

Она нашла ответ!

У Homo sapiens sapiens двадцать три пары хромосом. Но их ближайшими родственниками, по крайней мере на этой Земле, являются два вида шимпанзе, и у них…

У них обоих двадцать четыре пары хромосом.

У рода Pan (шимпанзе) и рода Homo (все виды людей, современные и вымершие) был общий предок. Несмотря на распространённое мнение о том, что человек произошёл от обезьяны, на самом деле обезьяны и люди являются кузенами. Общий предок – неуловимое недостающее звено, до сих пор окончательно не выявленное в ископаемой летописи, – существовал, согласно анализу генетических расхождений между людьми и обезьянами, около пяти миллионов лет назад в Африке.

Поскольку у шимпанзе двадцать четыре пары хромосом, а у людей – двадцать три, то можно только гадать, сколько их было у общего предка. Если двадцать три, то это значит, что в какой-то момент после разделения ветвей людей и шимпанзе в линии шимпанзе одна хромосома превратилась в две. Если же двадцать четыре, значит, две хромосомы слились в одну где-то на протяжении линии Homo.

До сегодняшнего дня – до вот этой самой секунды – никто на этой Земле не знал наверняка, какой из сценариев в действительности имел место. Но сейчас всё стало кристально ясно. У настоящих шимпанзе двадцать четыре пары хромосом; у бонобо – второго вида шимпанзе – тоже двадцать четыре. И теперь Мэри выяснила, что у неандертальцев их тоже было ровно две дюжины. Слияние двух хромосом в одну произошло не просто после разделения линий обезьян и людей; на самом деле оно произошло уже после того, как линия Homo разделилась на две линии, которые Мэри сейчас изучает, – то есть всего пару сотен тысяч лет назад.

Вот почему представители народа Понтера были могучи, как обезьяны, а не хилы, как люди. Вот почему у них обезьяний тип лица, надбровный валик и никакого подбородка. Генетически они и в самом деле обезьяноподобны, по крайней мере в том, что касается числа хромосом. И каким-то образом слияние двух хромосом – это были хромосомы два и три, Мэри это знала из статьи по генетике приматов, которую читала много лет назад, – каким-то образом оно стало причиной всех тех морфологических отличий, которые и составляют фенотип современного взрослого человека.

В принципе, конкретный механизм возникновения этих отличий легко просматривался: неотения, сохранение взрослой особью детских характеристик. У детёнышей обезьян, детей неандертальцев и детей глексенов похожие черепа, с вертикальным лбом без надбровного валика и с не особенно сильно выступающей нижней частью лица. По мере роста форма черепов у других видов изменялась, но соплеменники Мэри, становясь взрослыми, сохраняют эти черты.

А вот у народа Понтера взрослеет и череп. И причиной этого может быть различное число хромосом.

Мэри поднесла сложенные вместе ладони к лицу. Она сделала это! Она нашла то, что нужно было Джоку Кригеру, и…

И… О Боже!

Различное число хромосом означает, что неандертальцы и разновидность людей, к которой принадлежит она, – это не просто разные расы или даже подвиды одного и того же вида. Это разные виды. Больше не нужно удваивать «разумную» часть в Homo sapiens sapiens для того, чтобы отличить соплеменников Мэри от соплеменников Понтера, поскольку народ Понтера никак не мог быть Homo sapiens neanderthalensis. Теперь уже совершенно ясно, что у них свой собственный таксон: Homo neanderthalensis. Мэри знала, что одних палеоантропологов эта новость приведёт в восторг, других – в ярость.

Но…

Но…

Но Понтер принадлежит к другому виду! Мэри видела «Плавучий театр»[30]30
  «Плавучий театр» – мюзикл, поставленный по мотивам одноимённого романа Эдны Фербер, впоследствии получил три экранизации. Одной из тем повествования являются межрасовые романтические отношения. (Прим. ред.)


[Закрыть], когда его ставили в Торонто, с Клорис Личмен[31]31
  Клорис Личмен (1926–2021) – американская актриса и комедиантка. Обладательница девяти премий «Эмми», а также «Оскара», «Золотого глобуса» и премии BAFTA. (Прим. ред.)


[Закрыть] в роли Парти. Она знала, что межрасовые связи когда-то считались большой проблемой, но…

Но «межрасовая связь» или даже «интербридинг» – неподходящий термин для обозначения действий человека, вступающего в половой контакт с представителем другого биологического вида. Не то чтобы Мэри с Понтером этим занимались…

Нет, подходящим термином здесь было бы…

«Господи Иисусе», – подумала Мэри.

Зоофилия.

Но…

Нет, нет.

Понтер – не животное. Мужчина, изнасиловавший её, – её соплеменник, представитель вида Homo sapiens, – вот кто животное. Но не Понтер.

Понтер – джентльмен.

И вне зависимости от количества хромосом – человек. Человек, новой встречи с которым она ждала всей душой.

Глава 13

Наконец, по прошествии трёх дней, специалисты Лабораторного центра контроля заболеваний и Центра по контролю и профилактике заболеваний – соответствующего американского агентства – согласились, что посол Тукана Прат и посланник Понтер Боддет не являются носителями инфекции и могут покинуть карантин.

Понтер и Тукана в сопровождении пятерых солдат и доктора Монтего прошагали по штреку к металлической клети подъёмника и совершили долгий подъём на поверхность. По-видимому, новость бежала впереди них: в обширном помещении перед входом в подъёмник собралась толпа горняков и других служащих «Инко».

– На стоянке снаружи ждёт орда репортёров, – сказала Элен Ганье. – Госпожа посол, вам придётся сделать короткое заявление для прессы.

Тукана вскинула бровь:

– Какого рода заявление?

– Приветственное. Ну, вы знаете, обычные протокольные вещи.

Понтер не имел ни малейшего понятия о том, что это значит, однако то была не его забота. Элен вывела их с Туканой из холла на улицу, под осеннее небо Садбери. Здесь было как минимум градуса на два теплее, чем в мире, который Понтер покинул, но, конечно же, с тех пор минуло три дня, которые они просидели под землёй, так что разница в температуре не обязательно что-то значила.

Тем не менее Понтер в изумлении покачал головой. Это место не произвело на него впечатления в прошлый раз, но тогда его выводили из шахты с повреждённой головой. Лишь сейчас он получил возможность как следует рассмотреть гигантский горнодобывающий комплекс, огромную рану в земле, проделанную этими людьми; огромные пространства, полностью очищенные от деревьев – они называли их «парковками», – вплотную заставленные сотнями персональных транспортных средств.

И эта вонь! Его оглушило всепоглощающее зловоние этого мира, его тошнотворный смрад. Подруга Адекора, Лурт, исходя из описания Понтером своих ощущений, сделала предположения относительно его источников: диоксид азота, диоксид серы и другие продукты сгорания нефтепродуктов.

Понтер предупредил Тукану, чего следует ждать, и теперь она пыталась незаметно зажать нос ладонью. Он хранил тёплые воспоминания о встреченных здесь людях, но забыл – или, скорее, заставил себя не вспоминать – о том, в насколько ужасный вид привёл этот народ доставшуюся ему планету.

* * *

Джок Кригер сидел за столом и бродил по двум сетям – по общедоступному интернету и по обширному массиву секретных правительственных сайтов, доступных по выделенным оптоволоконным линиям, обращаться к которым могли только лица с соответствующим уровнем допуска.

Джок не любил, когда вдруг появлялось что-то, чего он не понимал; незнание было единственным, что заставляло его ощущать утрату контроля. И он пытался с этим справиться, разыскивая информацию о геомагнитных коллапсах, особенно после получения из Садбери новостей о том, что таковые, по-видимому, происходят очень быстро.

Джок ожидал найти тысячи страниц, посвящённых этой теме, но хотя новостные сайты успели произвести кое-какие материалы за последнюю неделю, в основном пережёвывая три или четыре «экспертных» мнения одних и тех же людей, действительно серьёзных исследований оказалось очень мало. Примерно половина материалов, найденных им в интернете, принадлежала перу креационистов, пытающихся дезавуировать материальные свидетельства предыдущих смен полярности геомагнитного поля, по-видимому, из-за того, что само их число плохо вязалось с гипотезами о сотворении Земли всего несколько тысячелетий назад.

Но потом он зацепился взглядом за цитату из статьи в «Earth and Planetary Science Letters»[32]32
  Earth and Planetary Science Letters – научный журнал, выходящий два раза в месяц и освещающий исследования физических, химических и механических процессов на Земле и других планетах, в том числе внесолнечных. Охватываемые темы варьируются от глубоких планетных недр до атмосфер. (Прим. ред.)


[Закрыть] за 1989 год под названием «Свидетельства в поддержку экстремально быстрых вариаций геомагнитного поля при смене полярности». Авторами были указаны Роберт С. Коу и Мишель Прево: первый из Калифорнийского университета в Санта-Крус, второй – из Université des Sciences et Techniques в Монпелье, – надо полагать, в том, что во Франции, а не в Вермонте[33]33
  Название столицы штата Вермонт – города Монтпилиер – пишется почти так же, как название французского города Монпелье: Montpelier – Montpellier.


[Закрыть]. Санта-Крус был довольно уважаемым университетом, а второй… несколько щелчков мышкой – да, у второго также неплохая репутация. Но самой статьи в Сети нет; как и в случае с существенной частью мудрости, накопленной человечеством до 1990-х годов, никто не потрудился её оцифровать. Джок вздохнул. За статьёй придётся идти в библиотеку.

* * *

Мэри прошла через коридор, спустилась по лестнице и подошла к офису Джока Кригера на первом этаже. Она постучала, дождалась, пока из-за двери донесётся «Входите», и сделала именно так, как было сказано.

– Я поняла! – воскликнула Мэри.

– Тогда не подходите близко, – сказал Джок, закрывая окно браузера.

Мэри была слишком возбуждена, чтобы оценить шутку, хотя она и дошла до неё позже[34]34
  В просторечье фразу I've got it, которую употребляет Мэри в оригинале, можно перевести как: «Я заразилась венерической болезнью». (Прим. ред.)


[Закрыть].

– Я выяснила, как отличать глексенов от неандертальцев.

Джок поднялся со своего аэроновского кресла[35]35
  Офисное кресло особой конструкции.


[Закрыть].

– Вы уверены?

– Да, – ответила Мэри. – Это проще простого. У неандертальцев двадцать четыре пары хромосом, тогда как у нас только двадцать три. Это огромная разница, на генетическом уровне настолько же заметная, как разница между мужчиной и женщиной.

Седые брови Джока изогнулись.

– Если это так очевидно, то почему заняло столько времени?

Мэри объяснила, почему она поначалу ошибочно сосредоточилась на митохондриальной ДНК.

– Ага, – сказал Джок, – понятно. Хорошая работа. Отличная.

Мэри улыбнулась, но её улыбка быстро помрачнела.

– Через пару недель будет ежегодное собрание Палеоантропологического общества, – сказала она. – Я бы хотела представить там неандертальский кариотип. Кто-то обязательно наткнётся на это рано или поздно, и мне бы хотелось утвердить свой приоритет.

Кригер нахмурился:

– Простите, Мэри, но в вашем контракте есть пункт о неразглашении.

Мэри приготовилась к схватке:

– Да, но…

Джок поднял руку:

– Нет-нет, вы правы. Простите. Рандовские привычки так просто не уходят. Да, разумеется, вы можете сделать доклад о своём открытии. Мир имеет право знать.

* * *

Элен Ганье оглядела сотни журналистов, собравшихся на парковке шахты «Крейгтон».

– Дамы и господа, – сказала она в укреплённый на телескопической штанге микрофон, – спасибо, что пришли. От лица народа Онтарио, народа Канады и народов всего мира я рада приветствовать двоих эмиссаров с параллельной Земли. Я знаю, что некоторые из вас уже знакомы с Понтером Боддетом, который в этот раз носит титул посланника. – Она сделала жест в сторону неандертальца, и через мгновение Понтер осознал, что от него, вероятно, ждут какой-то реакции. Он поднял правую руку и энергично замахал ею в воздухе, что, по какой-то причине, вызвало оживление среди глексенских журналистов.

– А это, – продолжала Элен, – госпожа Тукана Прат, посол. Уверена, что у неё для вас найдётся несколько слов. – Элен выжидательно посмотрела на Тукану, которая, после ещё нескольких ободряющих жестов, встала и подошла к микрофону.

– Мы рады встрече, – сказала Тукана. И попятилась от микрофона к своему месту.

Элен с помертвевшим лицом поспешила обратно к микрофону.

– Посол Прат имела в виду, – сказала она, – что, действуя от имени своего народа, она рада установить официальные отношения с нашим народом и с нетерпением ожидает продуктивного и взаимовыгодного диалога по интересующим обе стороны вопросам. – Она повернулась к Тукане, словно ища одобрения своим словам. Тукана кивнула, и Элен продолжила: – Она надеется, что у наших двух народов имеется масса возможностей для сотрудничества и культурного обмена. – Она снова посмотрела на Тукану; по крайней мере, неандерталка не демонстрировала желания возразить. – И она хотела бы поблагодарить компанию «Инко», Нейтринную обсерваторию Садбери, мэра и городское собрание Садбери, правительство Канады и Организацию Объединённых Наций, где она завтра будет выступать, за их гостеприимство. – Она снова взглянула на Тукану и указала на микрофон: – Не так ли, госпожа Посол?

Тукана помедлила, затем снова приблизилась к микрофону:

– Э-э… да. – Всё, что она сказала.

Журналисты взвыли.

Элен склонилась к Тукане; она накрыла микрофон ладонью, но Понтер всё равно различил её слова:

– До завтра нам предстоит ещё очень много поработать.

* * *

После того как Мэри покинула его офис, Джок Кригер долго смотрел в окно. Он, разумеется, выбирал себе офис сам. Большинство предпочло бы вид на озеро, но это означало бы окно, обращённое на север, в сторону Канады. Окно Джока было обращено на юг, в сторону Штатов, но поскольку здание «Синерджи Груп» стояло на песчаной косе, то в его поле зрения также попадала красивая пристань для яхт. Подперев голову сплетёнными пальцами, Кригер смотрел на свой мир и думал.

* * *

Самолёт канадских ВВС, доставивший их в Оттаву, поразил Тукану и Понтера до глубины души. Хотя неандертальцы и умели строить вертолёты, реактивные самолёты в их мире были неизвестны.

Когда Тукана преодолела первое потрясения после взлёта, она обратилась к Элен:

– Простите, – сказала она. – Похоже, я не оправдала ваших ожиданий.

Элен нахмурилась:

– Скажем так: наши люди, как правило, ожидают немного больше помпы и церемониала.

Компаньон Туканы дважды пискнул.

– Ну, вы знаете, – пояснила Элен, – немного больше торжественности, каких-нибудь добрых слов.

– Но вы не сказали ничего существенного, – сказала Тукана.

Элен улыбнулась:

– Именно. Премьер у нас человек простой, так что сегодня у вас с ним проблем не будет. Но завтра вы окажетесь перед Генеральной Ассамблеей ООН, и они ожидают от вас речи подлиннее. – Она помолчала. – Простите, что спрашиваю: вы профессиональный дипломат?

– Конечно, – немного обиженно ответила Тукана. – Я провела много времени в Эвсое, Ранелассе и Налкану, представляя интересы Салдака. Но в таких дискуссиях мы предпочитаем как можно скорее переходить к делу.

– А вы не боитесь кого-нибудь обидеть такой бесцеремонностью?

– Как раз поэтому послы являются на такие переговоры лично, а не пользуются средствами связи. Таким образом мы можем во время разговора обонять их феромоны, а они – наши.

– Это работает, когда вы обращаетесь к большой группе людей?

– О да. Я участвовала в переговорах с десятью людьми, и даже одиннадцатью.

Элен почувствовала, как у неё отвисает челюсть.

– Завтра вы будете выступать перед восемнадцатью сотнями людей. Вы сможете почувствовать, обижается ли на ваши слова кто-нибудь из них?

– Вряд ли, если только этот человек не стоит ко мне ближе всех.

– Тогда, если не возражаете, я хотела бы дать вам несколько советов.

Тукана кивнула:

– Как это у вас говорят – я вся внимание.

Глава 14

Мэри вернулась в свою лабораторию на втором этаже итеперь сидела на вертящемся кресле из чёрной кожи – предмет офисной роскоши, который редко встретишь в кабинете университетского профессора. Она отвернула кресло от рабочего стола и смотрела в большое северное окно, выходящее на озеро Онтарио. Она знала, что Торонто находится напротив Рочестера на противоположном берегу озера, но даже в ясный день она не могла отсюда разглядеть тот берег – он скрывался глубоко под горизонтом. Самое высокое рукотворное сооружение в мире, телебашня Си-Эн Тауэр[36]36
  Си-Эн Тауэр – телебашня в Торонто высотой 533,33 м, построенная в 1976 году. Статус самого высокого сооружения в мире потеряла в 2007 году, когда таковым стал строящийся в Дубае небоскрёб Бурж-Халифа.


[Закрыть], находилась прямо на береговой линии Торонто. Она надеялась, что хотя бы её верхушка высовывается из-за искривления поверхности Земли, однако…

Однако она вспомнила, как Понтер говорил, какой большой ошибкой было выбрать для Хак, своего импланта-компаньона, голос его умершей жены. Вместо утешения он получил постоянное напоминание об утрате. Так что, возможно, это и хорошо, что Мэри не может увидеть в своё окно даже маленькой частички Торонто.

Как ей рассказывали, летом Сибриз был совершенно замечательным местом, но по мере того, как вступала в свои права осень, он становился мрачнее. Мэри приспособилась смотреть новости на канале «WROC» – местном филиале Си-би-эс, но в каждом прогнозе погоды, который она слышала, упоминался «эффект озера»[37]37
  Снежный эффект озера – процесс образования кучево-дождевых облаков и выпадения из них осадков, связанный со смешением холодного сухого континентального воздуха с тёплым влажным морским воздухом. (Прим. ред.)


[Закрыть], о котором она никогда в жизни не слыхала, живя на северном его берегу. В Торонто зимой снега не слишком много, но в Рочестере, похоже, сыплет без перерыва из-за того, что холодный воздух из Канады, двигаясь на юг, вбирает над озером влагу.

Мэри взяла кофейную кружку, наполнила своим любимым сортом «Максвелл Хауз», добавила шоколадного молока и осторожно отхлебнула. Она успела пристраститься к «Экстремально шоколадному молоку» от «Upstate Dairy», которое, как и французский луковый соус «Heluva Good», в Торонто не продавалось. В жизни вдали от дома иногда бывают и плюсы…

Её раздумья были прерваны телефонным звонком. Она поставила кружку на стол. Здешний номер знало всего несколько человек, и это был не внутренний звонок изнутри здания «Синерджи Груп» – в этом случае сигнал другой.

Она подняла чёрную трубку:

– Алло?

– Профессор Воган? – произнёс женский голос.

– Да?

– Это Дария.

Мэри тут же почувствовала, как у неё поднимается настроение. Дария Клейн – её аспирантка в Йоркском. Разумеется, Мэри дала свой новый номер всем на факультете: это было самое малое, что она могла для них сделать, сбежав в такой спешке перед началом учебного года.

– Дария! Как я рада вас слышать! – Мэри представила себе угловатое улыбающееся лицо стройной шатенки.

– О, мне тоже очень приятно, – ответила Дария. – Надеюсь, вы не возражаете, что я позвонила. Я не хотела сообщать об этом по е-мэйлу. – Судя по голосу, Дария буквально подпрыгивала от возбуждения.

– Сообщать о чём?

– О Рамзесе!

Мэри уже собралась было пошутить: «Вы знаете, он эффективен только на девяносто семь процентов»[38]38
  «Ramses» – одна из старейших марок презервативов, выпускается с 1882 года.


[Закрыть], но не стала. Дария, очевидно, говорила о египетской мумии, из которой она извлекала ДНК.

– Я так понимаю, результат положительный, – сказала Мэри.

– Да, да! Это действительно представитель династии Рамзесов – предположительно, сам Рамзес Первый. Записывайте ещё один успех на счёт Воганской технологии!

Мэри, вероятно, немного покраснела.

– Это здорово. – Однако всю кропотливую работу по секвенированию выполнила Дария. – Поздравляю.

– Спасибо, – сказала Дария. – Те типы из Эмори просто в восторге.

– Замечательно. Отличная работа. Я вами горжусь.

– Спасибо, – снова сказала Дария.

– Как там у вас вообще дела?

– Да по-старому, – ответила Дария. – Помощники преподавателей поговаривают о забастовке, «Йоменов»[39]39
  «Йомены» – название спортивных команд Йоркского университета.


[Закрыть] разносят в пух и прах, правительство провинции объявило о новых сокращениях.

Мэри невесело усмехнулась:

– Да уж, хорошего мало.

– Вы знаете, – сказала Дария, – по-настоящему плохая новость, что на этой неделе в кампусе изнасиловали женщину. В «Экскалибуре»[40]40
  «Экскалибур» – университетская газета в Йоркском университете.


[Закрыть] писали.

Сердце Мэри пропустило удар.

– Господи, – сказала она. Потом снова развернулась с креслом к окну, представляя себе, что видит в нём университетский кампус.

– Ага, – согласилась Дария. – Причём прямо рядом, возле Фаркуарсон-билдинг.

– Там говорилось, кто жертва?

– Нет. Никаких подробностей.

– Насильника поймали?

– Пока нет.

Мэри глубоко вздохнула:

– Дария, будьте осторожны. Будьте очень осторожны.

– Обязательно, – ответила Дария. – Джош встречает меня с работы каждый день. – Джош – Мэри не помнила его фамилии – это бойфренд Дарии, студент из Осгуд-Холла[41]41
  Осгуд-Холл – юридический факультет Йоркского университета.


[Закрыть].

– Хорошо, – сказала Мэри. – Это хорошо.

– Ну, так или иначе, – Дария явно настроилась перевести разговор на более весёлую тему, – я звонила сообщить о Рамзесе. Скорее всего, будет какое-то освещение в прессе. Завтра к нам обещали приехать из Си-би-си.

– Отлично. – Мэри почти не соображала, что говорит.

– Меня прямо распирает. Это так здорово!

Мэри улыбнулась. Ещё бы!

– Ладно, не буду вам больше докучать, – сказала Дария. – Просто хотела поделиться. Потом ещё позвоню.

– Пока, – сказала Мэри.

– Пока, – повторила Дария и отключилась.

Мэри попыталась положить трубку, но у неё тряслись руки, и она не сразу попала ею в гнездо.

Ещё одно изнасилование.

Ещё один насильник?

Или… или… или…

Или это животное, этот монстр, о котором она не сообщила в полицию, нанёс новый удар?

Мэри почувствовала, как её желудок завязывается узлом, словно в быстро снижающемся самолёте.

Чёрт. Чёрт возьми!

Если бы она сообщила об изнасиловании – если бы полиция насторожилась, если бы университетская газета…

Прошло несколько недель со времени нападения на неё. Нет причин считать, что насильник тот же. Но, с другой стороны, сколько длится у насильника восторг, подъём, вызванный удачным нападением? Сколько ему потребуется времени на то, чтобы набраться смелости – злобной, сжигающей душу смелости, – и решиться на новое преступление?

Мэри предупредила Дарию. Не только сейчас, гораздо раньше, в е-мэйле из Садбери. Но Дария – лишь одна из тысяч женщин в Йоркском университете, одна из…

Мэри преподавала на кафедре женских исследований, она была знакома с феминистской фразеологией: все взрослые люди женского пола – это женщины, и только женщины. Но Мэри тридцать девять – её день рождения пришёл и прошёл никем не замеченный, – а в Йоркский принимают с восемнадцати. О, первокурсницы – тоже женщины… но они ещё и девушки, по крайней мере, по сравнению с Мэри; многие из них впервые оказались вдали от дома, только-только начинают свой жизненный путь.

И этот зверь охотится на них. Зверь, которому она сама дала уйти.

Мэри снова посмотрела в окно, но в этот раз она была рада, что Торонто отсюда не разглядеть.

Некоторое время спустя – Мэри представления не имела, какое именно, – дверь её лаборатории приоткрылась, и в неё просунулась голова Луизы Бенуа.

– Мэри, как насчёт пообедать?

Мэри повернулась к ней вместе с креслом.

– Mon dieu! – воскликнула Луиза. – Qúest-ce qúil y a de mal?[42]42
  Боже мой! Что-то произошло? (фр.)


[Закрыть]

Мэри знала французский достаточно, чтобы понять вопрос.

– Нет, ничего. А что такое?

Луиза перешла на английский; её голос звучал недоверчиво:

– Ты плакала.

Мэри автоматически поднесла руку к щеке и сразу одёрнула. Она почувствовала, как её брови полезли на лоб.

– О! – тихо выдохнула она, не зная, что и сказать.

– Что случилось? – снова спросила Луиза.

Мэри глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Луиза была самым близким ей человеком во всех Соединённых Штатах. А Кейша, консультант Центра помощи жертвам изнасилований, с которой она разговаривала в Садбери, как будто находилась во многих световых годах отсюда. Но…

Но нет. Она не хочет об этом говорить, она не хочет рассказывать о своей боли.

Или о своей вине.

И всё же она должна что-то сказать.

– Ничего, – сказала она наконец. – Просто… – Она нашарила на столе пачку вегманcовских[43]43
  Wegmans Food Markets – региональная сеть супермаркетов, базирующаяся в Рочестере.


[Закрыть] салфеток и вытерла лицо. – Мужчины.

Луиза понимающе кивнула, словно Мэри призналась ей в каком-нибудь – как бы она это назвала? В каком-нибудь affaire de coeur[44]44
  Делах сердечных (фр.).


[Закрыть] с несчастливым финалом. Мэри подозревала, что у Луизы было множество таких романов.

– Мужчины, – согласилась Луиза, закатывая глаза к потолку. – Ты не можешь жить с ними и не можешь жить без них.

Мэри хотела было кивнуть в знак согласия, но… она слышала, что в мире Понтера всё не так, как сказала Луиза. И потом, Мэри не какая-нибудь школьница – впрочем, как и Луиза.

– Это из-за них в мире столько проблем, – сказала Мэри.

Луиза кивнула и на это и, по-видимому, уловила смену акцентов.

– Женщины определённо реже устраивают теракты.

Мэри была вынуждена согласиться с Луизой, но…

– Но проблемы не только от заграничных мужчин. От здешних тоже – и в Америке, и в Канаде.

Брови Луизы озадаченно изогнулись.

– Что случилось? – спросила она.

И Мэри наконец ответила, пусть и не полностью:

– Мне звонила подруга из Йоркского университета. Сказала, что в кампусе было изнасилование.

– О господи, – проговорила Луиза. – Кто-то знакомый?

Мэри покачала головой, хотя и понимала, что не знает ответа. «Боже, – подумала она, – а что, если это и правда кто-то знакомый – кто-то из тех, кого я учила?»

– Нет, – сказала Мэри, словно покачивание головой недостаточно чётко передавало смысл ответа. – Но я сильно расстроилась. – Она посмотрела на Луизу – такую молодую, такую красивую – и опустила взгляд. – Это так ужасно.

Луиза кивнула, и то был такой же мудрый кивок видавшей виды женщины, как и в первый раз, будто Луиза – у Мэри при этой мысли скрутило желудок, – будто она знала, о ком идёт речь. Но Мэри не могла это выяснить, не раскрыв свою историю, а к этому она была не готова – по крайней мере пока.

– Мужчины могут быть такими ужасными, – сказала Мэри. Это прозвучало легковесно, по-бриджитджонсовски, но это была правда.

Правда, гори оно всё в аду.