Текст книги "Приют сердец"

Глава 4

Март 1874 – «Хартс Лэндинг».

Тейлор сидела за туалетным столиком, щетка для волос застыла на полпути в воздухе. Она склонилась ближе к своему отражению, рассматривая крошечные морщинки вокруг глаз. Поискав предательскую седину в волосах, но не найдя никаких признаков, она улыбнулась. Тейлор действительно выглядела моложе своего тридцати одного года.

Синие глаза затянулись мечтательной дымкой, пока она опускала щетку на столик. Как давно у нее не было подобного чувства? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– А ты здесь, моя красавица.

Брент небрежно оперся о дверной косяк, наслаждаясь картиной. Его взгляд вызвал вспышку румянца на щеках Тейлор и улыбку на ее губах. Брент пересек комнату и привлек ее к себе, обнимая и звонко целуя.

– Посмотрите-ка, – сказал он, отпустив ее. – Я все еще способен заставлять тебя краснеть.

– Вы себе льстите, сэр. Сегодня розы на моих щеках цветут совсем от других мыслей. – Тейлор кокетливо подмигнула и сделала реверанс.

– Скажи мне, кто он, – в притворном гневе воскликнул Брент. – Я вытащу и четвертую его.

Шутливость исчезла из голоса Тейлор.

– Серьезно, дорогой, у меня действительно есть еще один. – Она подняла глаза, и встретилась взглядом с мужем, сказала – у меня будет ребенок.

В спальне образовалась невероятная тишина. Рот Брента постоянно двигался, но ни единого звука не вырывалось наружу. Тейлор увидела потрясение на его лице.

– Брент, все нормально? Ты ведь ничего не имеешь против, не так ли?

– Против? – закричал он, обретя, наконец, голос. – Против? Ребенок! У нас ребенок? Я даже не думал… я уже сдался… Может, тебе надо сесть или… или еще что-нибудь?

Тейлор расхохоталась радостным, звенящим смехом.

– Не шути. Я не сломаюсь. Может быть, тебе следует присесть. Ты выглядишь не очень хорошо.

Он послушно сел, потянув ее за собой на кровать, и поцеловал еще раз, сейчас уже нежным, идущим из глубины сердца поцелуем.

– Я люблю тебя, миссис Латтимер, – прошептал он.

– И я люблю тебя, мистер Латтимер. Я люблю тебя.

Бренетта сидела на заборном столбе, зацепившись каблучками ботинок за нижнюю перекладину. На ней была одета рубашка с длинными рукавами и джинсы. Косы уложены вокруг головы и спрятаны под фетровую с широкими полями шляпу. Она мрачно разглядывала лошадей.

Ребенок. У мамы будет ребенок. Она вспомнила сияющее лицо отца, нежную улыбку матери и почувствовала себя совсем покинутой. На ее место они возьмут другого.

– Эгей, Нетта. Как там, наш урожай сегодня? – спросил Тобиас, вспрыгивая на забор возле нее.

Она пожала плечами, желая, что бы он убирался прочь, но Тобиас уже заметил выражение ее лица и остался.

– Что случилось, баловница? Ты выглядишь так, как будто потеряла последнего друга.

– Именно так, – она повернулась и взглянула на него, потом зловеще добавила. – Полагаю, что здесь нет тайны, поэтому я могу сказать тебе, у мамы будет ребенок.

– Но, Нетта, это же чудесная новость! Твой отец всегда хотел побольше ребятишек. Ну-ка, посмотри на этот большой дом, который они выстроили, и который вы втроем пытаетесь заполнить.

Ее глаза быстро наполнились слезами.

– Но, Тобиас, они не будут любить меня так сильно, когда рядом появится малыш. Папа… папа не захочет больше иг… играть со мной.

– Глупышка, – грубовато произнес Тобиас, обнимая ее за плечи, – разве ты не знаешь, что любовь невозможно исчерпать? Чем больше людей ты любишь, тем больше любви, которую ты отдаешь, образуется у тебя внутри. Невозможно, чтобы на кого-то не хватило любви. Любовь не иссякает. Никогда.

– Это действительно верно, Тобиас?

– Стал бы я тебе врать, принцесса? Конечно, это правда.

Заполненные слезами глаза Бренетты вернулись к лошадям и новым жеребятам в загоне. Ей всегда нравилась весна – появлялись детеныши: жеребята и телята, поросята, щенки, и котята. Если Тобиас прав, то, возможно, маленькая сестричка или брат тоже будет неплохо. Она смахнула слезы рукавом рубашки и громко вздохнула.

– Спасибо, Тобиас. Я действительно чувствую себя лучше.

Он отпустил руку и спрыгнул с забора.

– Никаких проблем, Нетта. Рад, что смог помочь тебе.

– Что это означает, что больше нет? Тогда найди мне еще. Или ты позволишь собственному отцу умереть от жажды?

Рори подхватил пошатнувшегося отца.

– Па, мне жаль, но я не пойду просить у Латтимеров, а сейчас взять больше негде.

– Не пойдешь? Ты не будешь делать то, что я говорю тебе? Какой же ты тогда сын?

Гарви отступил назад и уставился в точку затуманенными зелеными глазами. Неожиданно его рука рванулась вперед, опустившись на челюсть Рори. За резким треском последовала гнетущая тишина. Лицо Рори оставалось совершенно бесстрастным, когда он посмотрел на отца.

– Ради любви Святого Кристофера, парень! Неужели в тебе нет никаких чувств? – закричал Гарви и рухнул в глубоком обмороке.

Рори подхватил его и перетащил на кровать. Он смотрел на отца, на его рыжие волосы и такую же бороду, припухшее бессмысленное лицо, и чувствовал, как появляется в груди знакомая боль.

– Да, отец, у меня есть чувства, – прошептал он, потом повернулся и вышел из пропахшего дерьмом домика.

Рори стремительно подошел к своей привязанной лошади. Он расстегнул подпругу и стащил седло. Схватившись за гриву, Рори вскочил на лошадь и повернул к горам. Будь кто-либо поблизости в этот момент, застывшее как гранит лицо ножами пресекло бы любые расспросы.

Путь к вершине был не из легких, особенно без седла, но усилия и напряжение снимали, казалось, тяжесть с плеч. К тому времени, как он достиг вершины, в голове Рори прояснилось, хотя в сердце все еще оставалась тяжесть.

Он сел, скрестив ноги, на скалистом выступе, закрыл глаза и слушал, как лошадь щипает траву, как ветер свистит среди острых вершин, как деревья раскачиваются. Далеко внизу, в долине он различал приглушенное мычание коров.

– О, мама, – шептал он, – я так одинок. Мое сердце все выжато.

Брент расслабился в седле. Для столь раннего времени года день был необыкновенно теплым, и он наслаждался легким ветром и солнечными лучами, осматривая все стадо. Животные возвращались с зимнего пастбища. Брент с удовольствием заметил, что выглядели они хорошо.

Он слегка выпрямился в седле, увидев скачущего к нему Тобиаса и мужчину, незнакомого ему. Они пробивались через середину стада, разделяя его как расходящиеся потоки воды. Пока они приближались, Брент внимательно изучал незнакомца. Это был большой мужчина, как по виду, так и по весу. Длинные темно-русые лохматые волосы окаймляли чисто выбритое – не считая густых усов над тонкими губами – рябое лицо. Лошадь под ним вполне соответствовала ему по размерам, взмыленные бока ее прикрывала накидка из оленьей кожи.

Тобиас перешел на шаг и остановился возле Брента.

– Мистер Латтимер, это – Джеймс Хансон. Он говорит, что купил недавно земли «Боуман». Он поехал этим путем, чтобы встретиться с вами и посмотреть место.

– Рад познакомиться с вами, мистер Латтимер, – сказал незнакомец протягивая руку.

Брент неохотно пожал ее. У него появилось странное ощущение неприязни и недоверия к нему. Причин для этого не было; просто что-то в нем самом…

– Когда вы выкупили имение Боуманов, мистер Хансон? – спросил он.

– Зовите меня Джейк. Сделку завершили на прошлой неделе. Старик и его жена уедут к концу месяца. Тем временем я и моя дочь – Ингрид подыщем чуть больше скотины в добавок к тому, что продали нам Боуманы. – Он замолчал и оглядел стадо. – А как вы называете этих? Это явно не Лонхорнсы, – добавил он со смешком.

– Эта порода – Херефорды, мистер Хансон. Их привезли сюда из Англии в начале столетия. Я пытаюсь доказать, что они смогут с успехом существовать и на западе. До сих пор, мне это удается неплохо, как Вы сами можете видеть.

– Наверное, им тут нравится. А как насчет лошадей? Слышал, что они у вас тоже особенные.

Брент похлопал свою лошадь по шее.

– Да, тешу себя мыслью, что в них течет хорошая кровь, – только и сказал он.

– Есть какие-нибудь на продажу? – настаивал Джейк, его близко посаженные глаза с жадностью бегали по жеребцу под Брентом.

– В данный момент, нет, – ответил Брент, особенно для тебя, мысленно добавил он. – Нам самим хотелось бы иметь больше.

– Ну что ж, мистер Латти… то есть, Брент, не так ли? Полагаю, что скоро перееду. И так, как теперь мы близкие соседи, уверен, что будем видеться часто. – Он повернулся к Тобиасу. – Спасибо, что проводили меня сюда. Да, вы не назвали мне своего имени, чтобы я должным образом отблагодарил вас.

– Тобиас Леви.

Брови Хансона поползли вверх; дружеская улыбка исчезла.

– Звучит по-еврейски, не так ли?

– Возможно, потому, что мои родители были евреи.

Их глаза встретились и задержались в безмолвном поединке. Брент заметил неприкрытое презрение Джейка и негодование Тобиаса перед лицом предрассудков. Наконец, он ударом ноги направил лошадь вперед и встал между двумя противниками.

– Тобиас, проверьте с Сэмом телят; видишь, он уже подъезжает.

Брент почти физически ощущал, что воздух заполнен ненавистью, но Тобиас, в конце концов, прервал битву взглядов и поехал выполнять поручение.

– Вы явно наняли управляющим довольно странную личность, Латтимер, – с презрительной усмешкой сказал Джейк.

– Мистер Хансон, боюсь, что мне тоже надо ехать. Желаю Вам всего наилучшего на новом месте.

Джейк понял, что пора прощаться. С потемневшим лицом он буркнул отрывистое «до свидания» и поскакал прочь.

У Брента возникло чувство, что он съел какую-то гадость, настолько сильным был ужасный привкус во рту. Он точно знал, что Хансон кое для кого представляет угрозу и неприятности. Он относился именно к такому типу людей.

– Мама, можно поговорить с тобой?

Тейлор повернулась от окна, на которое вешала новые занавески.

– Конечно, милочка. Дай только я положу их вниз.

Она повесила шторы на высокую спинку стула у обеденного стола, потом сделала знак Бренетте сесть за длинный, окрашенный под ореховое дерево стол.

– Я только что заварила чай, ты выпьешь немного со мной? – спросила она Бренетту.

– Да, спасибо.

Обе хранили молчание, пока Тейлор доставала чашки и разливала чай. Она с мягким шелестом юбок устроилась на стуле. Она взглянула на Бренетту в пыльной рубашке и холщовых штанах, но подавила желание отослать ее в комнату вымыться и переодеться.

Бренетта слегка покусывала нижнюю губу, нахмурив брови, двигала чашку по блюдцу. Тейлор терпеливо ждала, пока она заговорит, совершенно точно зная, в чем проблема.

– Мама, – начала, наконец, Бренетта, – почему ты хочешь ребенка?

Тейлор улыбнулась; ее синие глаза смягчились.

– Нетта, малыш – это всего лишь часть выражения любви между мужчиной и женщиной. Именно потому, что твой отец и я любим друг друга, мы будем так счастливы иметь еще одного ребенка. Так же сильно хотели и тебя. – Она наклонилась вперед и взяла руку Бренетты. – Дорогая, мы с папой любим тебя очень, очень сильно. Ты была сокровищем и радостью в нашей жизни; вот почему мы с таким волнением ожидаем еще одного малыша. Вот увидишь. Вчетвером мы станем вдвое счастливее.

Пока она говорила, Бренетта внимательно наблюдала за ней, в ее хмуром взгляде явно читалась неуверенность.

– Вы по-прежнему будете любить меня?

– Любить тебя! Конечно, будем!

– И вы не отошлете меня куда-нибудь, когда оно появится?

Тейлор нежно провела руками по волосам Бренетты.

– Нет, моя самая дорогая дочь. Тебя всегда будут любить, и ты будешь нужна нам точно так же, как и сейчас.

Темные брови девочки почти сошлись на переносице, пока она боролась со своими противоречивыми чувствами. Наконец, она вздохнула и подняла взгляд на маму.

– Хорошо, – сказала она. – Думаю, со мной теперь все в порядке, вы с папой любите меня по-прежнему.

Тейлор подавила смех над серьезностью разрешения проблемы Бренеттой и поблагодарила ее поцелуем в лоб. Ее сердце пело от радости. Ее мир был совершенным.

Глава 5

Апрель 1874 – Хартс Лэндинг.

Бренетта встала, едва забрезжила заря. Сегодня – ее одиннадцатый день рождения. Как обычно частью ее праздника было посещение на несколько дней столицы Бойсе. Бренетта не могла дождаться этого момента. Она любила поездки за припасами раз в полгода. Шумная столица их молодой территории всегда возбуждала ее.

Я даже не имею ничего против того, что всю неделю придется носить платья, подумала она, просовывая голову в одно из них. Хорошенькое бело-голубое платье из набивного ситца доходило до середины икры, что вполне устраивало ее. Бренетта, в отличие от некоторых девочек, совершенно не торопилась вылезать из коротких платьев. С длинными юбками просто намного больше хлопот.

Она радостно напевала вполголоса, ополаскивая лицо, потом приступила к расчесыванию волос. Скоро придет мама заплетать ей косы, и Бренетте не хотелось, чтобы хоть какая-то мелочь замедлила отъезд. Она была полна решимости расчесать все спутанные клубки к тому времени, когда появится Тейлор.

Покончив с расчесыванием, но все еще в одиночестве, Бренетта подобрала туфли и принялась зашнуровывать их. Пальцы казались неуклюжими, и дело продвигалось медленно. Ей хотелось бы надеть свои свободные, черные кожаные сапоги, но она знала, что мама ни за что не одобрит такой выбор. Тейлор с трудом терпела ее холщовые штаны и рубашки даже здесь, на ранчо. А в городе одежда – совершенно иное.

Легкий стук каблучков возвестил о прибытии Тейлор еще до того, как распахнулась дверь.

– Доброе утро, Нетта. Поздравляю с днем рождения. Она прильнула к Бренетте и крепко сжала ее в объятиях. Отступив назад, Тейлор сказала: – Бог мой, ты выглядишь очаровательно в этом платье. Мне так хочется, чтобы ты почаще одевала юбки. – Она вздохнула. – Что же это произошло с моей маленькой деткой – всегда одетой в розовые воздушные платьица, с волосами в кудряшках?

Бренетта в отвращении сморщила нос.

– Ну, хорошо, я знаю, о чем ты думаешь, юная леди. Подойди сюда, и давай заплетать косы.

Бренетте очень нравилось, когда мама работала с ее волосами. Пальцы двигались ловко и проворно, соединяя пряди в толстые косы. Мягкое подергивание кожи на голове, каким-то образом, успокаивало ее. Она изучала в зеркале лицо Тейлор, пока та работала. Потом перевела взгляд на собственное отражение. Все говорили, что она – копия мамы, и сейчас она попыталась сама это увидеть. У них обеих – небольшой нос и полные губы, высокие скулы, глубоко посаженные глаза и изогнутые брови. У Бренетты точно такие же непокорно вьющиеся черные волосы. Но в глазах Тейлор плескалась темная синева, а у Бренетты на рыжевато-коричневом фоне вспыхивали золотистые искорки. Ее глаза были потрясающим явлением, казалось, что они живут сами по себе, не принадлежа к остальным чертам лица. А так же, кожа Тейлор по-прежнему оставалась нежной и розовато-белой, в то время, как дни, проведенные на солнце, заканчивались для Бренетты появлением веснушек на носу. Нет, подумала она, я никогда не буду такой красивой, как моя мама.

– Ну вот. Все готово, – сказала Тейлор, целуя Бренетту в макушку. – Сейчас позавтракаем и отправимся в путь, правда?

Тобиас оседлал лошадей и занялся другими, впрягая их в повозку. Рори загружал продукты и постель; провианта вполне хватило бы на три дня, хотя нормальная, без происшествий поездка займет только два. Если все пойдет гладко, то и при хорошей погоде, они прибудут в Бойсе к следующему вечеру.

– Медведь, обязательно проверяй почаще ту пятнистую кобылу, – сказал Тобиас, подходя к задней части повозки. – У меня чувство, что она ожеребится раньше времени, а мне это совсем не нравится.

– Я присмотрю за ней, Тобиас.

– Я знаю, ты все сделаешь. Да, и Сэму понадобится кое-какая помощь с этими одногодками.

– М-мм.

Бормочущий ответ Рори заставил Тобиаса бросить на него внимательный взгляд.

– С тобой все в порядке, Медведь? – спросил он, замечая жесткую линию подбородка и застывшие глаза.

– Все хорошо.

Тобиас отошел от него, почувствовав нежелание Рори разговаривать. Парень в таком состоянии уже несколько дней – нет, если подумать, несколько недель – весь напряженный и ушедший в себя. Тобиас всегда знал Рори как очень замкнутого и молчаливого мальчика, но сейчас он совсем другой. Что-то кипит внутри под его холодной маской. Он подозревал, что здесь вина Гарви, но не знал, чем помочь. Нельзя врываться в личную жизнь другого человека, если тебя не просят. Одно он знал совершенно точно: не важно, какие проблемы его одолевали, Рори безукоризненно выполнял свою работу на ранчо. Всегда можно положиться на Рори О'Хара.

– Кажется, все готово, Тобиас?

При звуке голоса Брента Тобиас поднял глаза. Он так ушел в мысли, что не слышал, как подошел хозяин.

– Да, Брент.

– Тогда я пойду за дамами.

Тобиас остался ждать возле повозки. Первой из дома выбежала Бренетта. Ее платье взлетало вверх и вниз, беспечно открывая взору нижние юбки и штанишки. Лицо девочки сияло от возбуждения.

– С днем рождения, принцесса.

– О, спасибо, Тобиас. Замечательный день для поездки, правда?

– Совершенно точно, – согласился он, подсаживая ее на сиденье.

– Доброе утро, Тобиас.

– Доброе утро, миссис Тейлор, – Тобиас прикоснулся к шляпе, потом поддержал ее, пока она забиралась в фургон.

Бросив еще один быстрый взгляд на оснащение, Тобиас подошел к ожидавшей лошади и сел в седло. Оседланная лошадь была привязана сзади к повозке, в то время, как сам Брент занял место кучера возле Тейлор.

– Поехали, – крикнул ему Брент, стегнув широкий круп лошади перед ним.

Рори сбросил с глаз взбившиеся черные волосы. По коричневому лицу стекали струйки пота. В амбаре было душно даже с открытыми настежь, на свежий апрельский воздух дверьми.

У пятнистой кобылы схватки начались около полудня, раньше срока, как и предсказывал Тобиас. Вдобавок, это были трудные роды. Она, как и Рори, была вся мокрой от пота. Каждые несколько минут бедняжка вскидывала голову и пыталась кусануть свой припухший бок. Иногда она начинала вставать, потом снова падала, роняя голову на пол, закатывая глаза, пока не оставались одни белки.

Рори сделал все, что знал. Осторожная диагностика показала, что жеребенок лежит в правильном положении – ноги не заложены, зад не перекручен, но по какой-то причине кобыла не могла его вытолкнуть.

Он опустился на колени возле ее головы, утешающе говоря с ней монотонным голосом, поглаживая ее шею. Ему хотелось, чтобы Тобиас был рядом. Это его кобыла, и вдобавок – любимая. Если с ней что-то случится…

Она вдруг сильно заржала. Рори мог видеть, как у нее сжимается и разжимается живот. Когда она напряглась, появились два крошечных копытца в оболочке из темного с синими жилками мешочка. Последовала долгая пауза, потом она дернулась еще раз. Ее усилия произвели кончик носа жеребенка. Кобыла отдыхала, и Рори отошел от нее. Похоже, что с ней, в конце концов, все будет нормально. Он облегченно вздохнул.

Хотя казалось, она не спешила, конец родов прошел гладко. Проткнув головкой пузырь, жеребенок стоял на полу, когда в амбар вошел Гарви. Рори услышал и узнал его шаги. Он не обернулся, не взглянул на отца, не отрывая глаз от мокрого жеребенка перед собой.

– Скажи-ка, какой хорошенький малыш для Латтимеров, – мягко произнес Гарви.

– Он принадлежит Тобиасу.

– Ага, так значит? Ну что же, тогда он стал богаче в этот день.

Рори пристально посмотрел на него, в глазах читалось недоверие. Фактически, его отец казался трезвым. Гарви твердо и ясно ответил на взгляд сына. Жеребенок с трудом встал на ноги, и они снова посмотрели на него.

– Я жестоко обидел тебя, мой мальчик. Я знаю, что ты пытался сделать после того, как я ударил тебя. Я знаю, ты пытался сделать для своего старого па все, что считал нужным.

Последовало молчание.

– Ну не знаю, смогу ли я стать другим, не тем, что я есть. Я – старый человек, да.

Жеребенок качался из стороны в сторону на тонких длинных ногах.

– Ты – замечательный сын, как и твоя мама, которая была чудесной женщиной. Никогда не существовало цветка, нежнее Белой Голубки, и я убил ее своей любовью.

– Па…

– Нет. Я говорю правду. Я забрал ее из племени, совсем молодой, почти ребенком. А я был уже старым. Она умерла при родах, из-за того, что я так сильно хотел ее.

Рори смотрел на нового жеребенка, который тыкался в вымя матери, в поисках первой в своей жизни пищи. Он думал, что так близок был к тому, чтобы увидеть смерть этого малыша. Была ли здесь его ошибка? Или ошибка Тобиаса? Или матери? Нет, это было бы только частью земного круговорота, биением сердца природы, естественной сменой жизни и смерти, дня и ночи, начала и конца.

– Я – не плохой человек, Рори, – продолжал его отец, – но я утратил весь интерес к жизни со смертью твоей матери. К тебе это не имеет никакого отношения, запомни. Я горжусь, что я – твой отец. Просто я слишком устал. Слишком устал, мой мальчик.

Рори еще раз посмотрел на Гарви. В первый раз он заметил седину в его рыжих волосах и бороде. Он увидел признак глубокой потери в зеленых глазах, притаившийся за темными зрачками. Никогда он не видел с такой ясностью, какой ужасной болью была смерть его матери для отца, какой глубокой раной.

– Па… я…

Гарви покачал головой, отошел от стойла, свежего запаха сена, соломы и новой жизни.

– Нет, Рори. Не пытайся ничего говорить. Знай только, я горжусь, что ты стал таким, несмотря на своего отца. Ты похож на мать; у твоей силы глубокие и здоровые корни – их имели все поколения ее людей… и твоих людей. Ты обязательно станешь когда-нибудь значительным человеком, с которым будут считаться. Род О'Хара с честью продолжится после того, как я умру, – он повернулся и с понуро опущенными плечами вышел из амбара.

Рори смотрел, как он уходит, и противоречивые чувства сражались в его груди. С мудростью не по годам он понимал, какой большой жертвы стоило отцу это признание. И все же, горячий гнев восстал против сострадания, против жалости, что грозила затопить его сердце. Ему захотелось что-нибудь разбить, причинить боль, пусть даже самому себе. По какому праву Гарви присвоил все горе себе?

– Это несправедливо! – крикнул он в пустоту. – Я ведь тоже потерял ее!

Рори оглянулся на сосущего жеребенка. Мускулы на его лице подергивались, он боролся с чувствами, пытавшимися переполнить его. Он слишком долго и тяжело контролировал свои эмоции, чтобы раскрывать их сейчас, даже перед самим собой. Он знал о своем долге, и он выполнит его. Но он никогда – он никогда – не раскроется больше обиде, беспомощности, которые чувствовал, когда отец шесть лет назад отторгнул его от себя. Он не будет ни жалеть, ни любить его, он не будет ненавидеть его. Он будет только делать то, что обязан.

Бесстрастная маска вновь заняла свое место, прекрасно высеченные черты лица не выражали ничего, черные глаза стали пустыми. В амбаре воцарилась тишина, за исключением чмокающих звуков, раздающихся из теплого стойла.

Тело Брента легко покачивалось от движений лошади, широкие плечи расслабились. Руки спокойно лежали на луке седла, а вожжи свободно свисали между пальцами.

После полудня они оставили позади горы и ехали сейчас через покрытую кустами шалфея пустыню юго-западного Айдахо. Острый запах заполнял ноздри. Он посмотрел вперед, минуя равнину, на пурпурные горы вдали. С самых высоких вершин уже исчезал снег. Внизу, у подножия тех самых гор, уютно устроившись в речной долине, находилось их место назначения.

Брент вспомнил, как он в первый раз увидел город. Айдахо был среди «золотой лихорадки», и столица его территории представляла собой бурлящее, шумное место. С улыбкой припоминал он тот ужас Тейлор, охвативший ее при виде буйных граждан, заполнявших улицы и питейные заведения. Даже после нескольких месяцев тяжелых испытаний в Орегонском Обозе, она ожидала место более культурное и современное.

К 1870 году большинство поселенцев уехали, увозя с собой двести миллионов долларов в золоте, которое они собрали и промыли из земли Айдахо. Численность населения катастрофически упала, особенно пустынным город казался по вечерам. Но сейчас снова начался наплыв, на этот раз гораздо медленнее, но все же они приезжали – мужчины и женщины, такие же, как они сами, стремящиеся выстроить семейный очаг на этой суровой местности, в поисках места, где можно было бы пустить корни для следующих поколений.

Когда они остановились на отдых, Брент осознал, как чувство глубокого удовлетворения заполняет его. Он взглянул на Тейлор, занятую приготовлением ужина на всех четверых. Она склонилась над костром, натянутое платье обрисовывало округлые бедра и ноги. Брент потихоньку приблизился к ней сзади, обхватил за талию – пальцы его рук почти соприкоснулись.

– Невероятно, – прошептал он, покусывая шею Тейлор.

Она довольно поежилась, приложившись к его плечу и закрывая глаза в блаженстве от любовного прикосновения.

– Ты невероятна, – повторил он.

Она повернулась и поцеловала его, прильнув к подтянутому, мускулистому телу мужа.

– Невероятна или нет, – хрипло произнесла она, когда их губы разъединились, – мне надо приготовить еду. Даже если не голоден ты, Бренетта и Тобиас хотят есть.

Он рассмеялся и хлопнул ее чуть пониже спины.

– Твоя взяла. Я ухожу.

Он в одиночестве поднимался на крутой утес, расставляя мощные ноги для надежной опоры и продвигаясь вперед. Темно-рыжая кожа блестела на напрягшихся мускулах. На вершине, острые глаза Амен-Ра внимательно осмотрели долину. Уши его подрагивали, ноздри втягивали нежный весенний ветер. Удовлетворившись, он покачал благородной головой. Амен-Ра вернулся на свое обширное летнее пастбище.

Зима была мягкой, и снег рано сошел с равнин. Кормов хватило на весь сезон. Он и его кобылы мало потеряли в весе. Один ранний жеребенок умер, став жертвой койотов. А так он привел назад свой табун в целости и сохранности. Внизу на равнине кобылы мирно щипали траву, некоторые были беременны, а возле других уже стояли маленькие жеребята. Отдельно от них паслись три молодых лошади. Вскоре они попытаются доказать какую-то власть, и Амен-Ра прогонит их. Здесь место только для одного вожака.

Тряхнув головой, он покинул утес. Снова очутившись у подножия, он не спеша обошел свой небольшой табун, потом спокойно принялся за траву.

Подобно магниту, горы тянули Рори О'Хара все выше. Казалось, они обещают ему мир, любовь, чувство, принадлежность к ним. И он следовал их призыву, пробираясь еще глубже в высокие леса, ожидая, что их волшебство не обманет его. Холодная вода пенилась и кружила над гладкими камнями. Рори лег на живот, дотянувшись до воды, сделал большой глоток. Потом, утолив жажду, он сел на корточки и окинул взглядом свои владения. Природа окунула кисти в несколько оттенков зеленого и беспорядочно расплескала цвета по холмам и долинам, деревьям и травам. Пространство голубого неба над головой было безоблачно чисто, и тишина окружала его.

Удивительно. Он так часто ощущал себя совершенно одиноким, когда был среди других, а здесь, в диком месте, где он действительно один, он чувствовал особенную близость со всем миром вокруг. Возможно, это потому, что природа – его самый близкий друг, его верный помощник.

Вздохнув, Рори вспомнил вчерашнюю ночь. Он пошел навестить Гарви и нашел его как всегда пьяным. Его краткое путешествие в трезвость оказалось слишком сильным для него. Единственные слова, сказанные им Рори, снова были полны злобы и раздражения; раздражения, граничащего с ненавистью. Поэтому утром Рори сбежал в тишину и мир, и это дало свои результаты. Холод, сжимавший его сердце, потихоньку ослаблял свою хватку. Он начал забывать, что именно привело его сюда, и просто наслаждался тем, что он здесь.

Рори провел лошадь вдоль потока в чистый массив деревьев. Он продолжал подъем пешком, стремясь к скалистому выступу, откуда он мог видеть на целые мили в трех направлениях. Подъем был недолгим, но крутым. Последние двадцать футов за лесом взмывались, казалось, к самому небу. Рори привязал своего мерина к дереву и дальше пошел один.

Он неторопливо поднимался на утес, каждый раз проверяя, куда поставить ногу. Он осторожно следил за руками, совершенно не желая нарваться на спящую гремучую змею. Апрельское солнце согрело камни, и южная сторона была любимым местом для рептилий.

Достигнув вершины, Рори с радостью устроился на отдых. Даже для сильного юноши, как он, подъем оказался трудным. Его глаза осматривали долину внизу, пока дыхание не начало успокаиваться. Неожиданно он напрягся и подался вперед. На крошечный луг, который он только что покинул, входил Амен-Ра. За ним следовали его кобылы и жеребята. Чуть подальше шли два – нет, три – молодых жеребца. Судя по их виду, скоро они будут совершенно самостоятельны.

Лошади быстро выстроились вдоль ручья и начали пить. Амен-Ра подозрительно понюхал воздух и лишь потом присоединился к остальным. Ветер дул Рори в лицо, и он знал, что жеребец не осознает его близкое присутствие. Едва дыша, он пристально разглядывал внизу гордое животное.

Не удивительно, что лошади Латтимеров так хороши. Кровь этой лошади – основа их всех. До того, как сбежать, Амен-Ра стал производителем нескольких сыновей и дочерей с кобылами, которых Брент отловил на пастбище или купил у владельцев других ранчо. Хотя они и не были чистокровными, породистыми лошадьми, которых он мог бы получить путем спаривания в другое время и в другом месте, они все были выносливыми, крепко сбитыми животными, прекрасно подходящими для жизни на Западе. Досадно, что его так и не поймали вновь, Брент бросил, в конце концов, все попытки, заменив Амен-Ра его сыновьями.

Рори оторвал взгляд от жеребца и осмотрел остальных. Они представляли собой великолепно выглядевшую группу, – сильные и выносливые. Табун перезимовал хорошо. Он узнал кобыл, которых они отловили вместе со своими племенными лошадьми прошлым летом. Они выпустили их, позволив бежать вслед за Амен-Ра, после того, как обеспечили безопасность своих собственных кобыл. Если бы Бренетта не ушиблась, упав с лошади, они с Тобиасом смогли бы попытаться привести их с собой. Но они спешили как можно быстрее добраться домой, не тратя время на борьбу с четырьмя дикими животными.

Кобылы и жеребята отходили от воды, начиная щипать траву. Амен-Ра направился к выходу из долины, оставаясь настороже. Рори с восхищением смотрел на него, потом вновь перевел взгляд на кобыл. Заметив двухгодовалую лошадь – он задержал взор, желая как можно лучше рассмотреть ее.

Она очень выросла за девять месяцев, прошедшие с тех пор, как он видел ее. Великолепно очерченная голова поддерживалась тонкой, но сильной шеей. Тело было коротким, созданным для быстрых движений. Длинные прямые ноги обещали скорость. Шкура цвета меди сияла даже сейчас, в конце зимы; она по-прежнему оставалась цветом горячего пламени. «Огонек», назвала ее Бренетта.