Текст книги "Зараза"

Глава 2

СРЕДА, 9 ЧАСОВ 45 МИНУТ, 20 МАРТА 1996 ГОДА

Резко остановившись, Тереза Хаген взглянула на закрытую дверь «хижины» – так сотрудники называли главный конференц-зал, внутреннее убранство которого в точности копировало интерьер принадлежавшего Тэйлору Хиту дома в нью-гэмпширской глуши. Сам Тэйлор Хит был директором набиравшей силу рекламной компании «Уиллоу и Хит», пробивавшей брешь в редеющем строю рекламных монстров.

Убедившись, что ее никто не видит, Тереза приникла ухом к двери. Из «хижины» доносились голоса.

Сильно разволновавшись, Тереза поспешила в свой кабинет. Она вообще была очень легко возбудимой дамой. Вот и сейчас – не пробыла в кабинете и пяти минут, а сердце уже колотится как бешеное. Терезе страшно не нравилось, что она не знает темы совещания, которое проходило сейчас в «хижине» – святая святых компании. Тереза Хаген работала художественным директором фирмы и считала своим долгом знать все, что происходит в компании.

А происходило нечто интересное. В прошлом месяце Тэйлор Хит потряс всех сообщением о своей предстоящей отставке с поста руководителя фирмы и о назначении новым директором Брайана Уилсона, ее нынешнего президента. Но возникал закономерный вопрос: кто сменит на посту самого Уилсона? Наверняка обсуждалась кандидатура Терезы. Но равные шансы имел и Роберт Баркер, исполнительный коммерческий директор фирмы. Был возможен и наихудший вариант – Хит приглашает президента со стороны.

Тереза сняла плащ и повесила его в шкаф. Ее секретарь – Марша Девоне – говорила по телефону, поэтому Тереза первым делом бросилась к письменному столу в поисках заветного листка с назначением. Но стол был пуст, наполированной поверхности пылилась лишь стопка никому не нужных телефонных сообщений.

– В «хижине» совещание, – крикнула из соседней комнаты Марша, закончив телефонный разговор. Маленькая женщина с темными, цвета воронова крыла, волосами появилась в дверях кабинета Терезы Хаген. Тереза весьма высоко ценила свою помощницу: та была интеллигентна, старательна и обладала интуицией – тремя качествами, начисто отсутствовавшими у четырех предыдущих секретарш. Тереза была весьма требовательным начальником и ожидала от своих помощников такого же рвения, с каким работала сама.

– Почему вы не позвонили мне домой? – раздраженно спросила Тереза.

– Я позвонила, но вас уже не было дома, – ответила Марша.

– Кто присутствует на совещании? – пролаяла Тереза.

– Звонила секретарь мистера Хита, – ответила Марша. – Она не сказала, кто приглашен, передала только, что требуется ваше присутствие.

– Она не намекнула на тему совещания? – спросила Тереза.

– Нет, – кратко ответила Марша.

– Когда началось совещание?

– Звонок секретаря был в девять.

Тереза бросилась к телефону и набрала номер Колин Андерсон, художественного директора, которой мисс Хаген доверяла больше других. Андерсон занималась сейчас Национальным советом здравоохранения.

– Ты знаешь что-нибудь о совещании? – без долгих предисловий спросила Тереза.

Колин не знала, ей было только известно, что совещание уже началось.

– Вот черт! – вырвалось у Терезы, когда она швырнула трубку на рычаг.

– Что-то не так? – участливо спросила Марша.

– Если там сидит этот Роберт Баркер, то все действительно будет не так, – ответила Тереза. – Этот хрен никогда не упустит случая лягнуть меня побольнее.

Тереза снова набрала номер Колин.

– Каков статус совета здравоохранения? Есть у нас что-нибудь компрометирующее на них? Что-нибудь, что я могла бы предъявить прямо сейчас?

– Боюсь, что нет, – ответила Колин. – Мы целый день ломали голову, но не нашли ничего стоящего. Я же понимаю, что тебе нужно. А теперь прости, я бегу домой.

– У меня есть поганое подозрение, что этот проклятый совет – мое самое уязвимое место, – произнесла Тереза.

– Да мы уж давно места себе не находим, ночей не спим, – постаралась успокоить подругу Колин. – Уверяю тебя.

Тереза, не попрощавшись, повесила трубку. Схватив сумочку, она побежала в туалет и ринулась к зеркалу. Привела в порядок растрепанные кудри, подмазала помадой губы и слегка подрумянилась.

Отступив на шаг, она придирчиво оглядела свое отражение. Хорошо, что догадалась надеть сегодня лучший костюм. Темно-синий габардин облегал ее фигуру, как вторая кожа.

Довольная своей наружностью, Тереза устремилась к дверям «хижины». Глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнув, она повернула ручку и вошла в зал.

– А, мисс Хаген, – проговорил Брайан Уилсон, выразительно посмотрев на часы. Он сидел во главе большого, грубо оструганного стола, занимавшего центр помещения. – Вижу, что теперь вы приходите на работу в банкирское время.

Брайан был коротышка с редеющими волосами. Намечавшуюся лысину он тщетно маскировал, зачесывая наверх волосы с боков. Как всегда, Уилсон был в белой рубашке и незатянутом галстуке – одежда делала его похожим на измотанного делами газетного издателя. Сходство " с журналистом довершали закатанные до локтей рукава и заткнутый за ухо желтый диксоновский карандаш.

Несмотря на едкое замечание, Тереза любила и уважала Брайана. Он являлся способным администратором. Стиль его работы был жестким и требовательным, но Уилсон и себе не давал никаких поблажек.

– Вчера я задержалась в кабинете до часу ночи, – начала оправдываться Тереза, – но сегодня я обязательно пришла бы вовремя на такое важное совещание, если бы кто-нибудь заранее оповестил меня.

– Да, это было очень важное совещание, – подтвердил Тэйлор. Он стоял у окна, что подчеркивало его свободный неформальный стиль руководства. Хит предпочитал руководить, как олимпийский небожитель, стоя над мелочными интересами группок, не вмешиваясь в подобные глупости. Решения должны были принимать простые смертные.

Тэйлор и Брайан были полными противоположностями. Один мал ростом, другой высок. Брайан светился лысиной, а Тэйлор щеголял пышной седой шевелюрой. Если Брайан постоянно вел борьбу с кем-то, огрызаясь иногда, как прижатый к стенке драчун, то Тэйлор gо большей части являл собой образчик философского спокойствия, упакованного в безукоризненно сшитый костюм. Но при этом никто не мог отрицать, что у Тэйлора Хита развито до чрезвычайности видение стратегических целей, которые он умел безошибочно формулировать, несмотря на тактические неудачи и мелкие промахи.

Тереза села за стол прямо напротив своего ненавистника – Роберта Баркера. Это был высокий худой человек с продолговатым лицом и тонкими губами. Он, видимо, твердо решил следовать примеру Тэйлора в своей одежде, щеголяя в шелковых костюмах и выбирая галстуки самых пестрых расцветок. С помощью данного предмета мужского туалета Баркер выделялся среди прочих сотрудников. Тереза не могла припомнить, чтобы ей удалось увидеть Баркера дважды в одном и том же галстуке.

Рядом с ним сидела Элен Робинсон, чье присутствие заставило чаще биться и без того сбившееся с ритма сердце Терезы. Элен работала с Робертом и курировала вопросы, связанные с делами Национального совета здравоохранения. Эта двадцатипятилетняя женщина отличалась бьющей в глаза красотой – ниспадающие на плечи длинные каштановые волосы, темно-коричневый, даже в марте, загар и крупные, чувственные черты лица. Элен являла собой потрясающее противоречие между умом и красотой.

Кроме Роберта и Элен, за столом также сидели Фил Аткинс – руководитель финансового отдела и Карлин Десальво – руководитель планово-экономического отдела. Фил был безукоризненно честным человеком, он ходил круглый год в неизменной тройке и очках в проволочной оправе. Карлин же отличалась пышными формами, которые она постоянно облекала в ослепительно белые одежды. Последних двух сотрудников Тереза не ожидала увидеть на совещании.

– У нас большие проблемы со счетами Национального совета по здравоохранению, – объявил Брайан. – Вот почему мы решили провести данное совещание.

У Терезы пересохло во рту. Она взглянула на Роберта и успела заметить мимолетную, но весьма зловещую улыбку. Тереза от души пожалела, что не пришла на совещание к началу и не слышала, что было сказано здесь до ее появления.

Ей было в принципе хорошо известно о трудностях с Национальным советом. Месяц назад он претерпел реорганизацию, а это означало, что необходимо было начать новую рекламную кампанию для сохранения капиталов. Все прекрасно понимали, что компания «Уиллоу и Хит» просто обязана помочь их сохранить. Компания зарабатывала ежегодно около сорока миллионов, и доходы продолжали расти. Реклама в здравоохранении набирала силу, и фирма надеялась, что она займет место запрещенной недавно рекламы сигарет.

Брайан взглянул на Роберта.

– Может быть, вы введете Терезу в курс последних событий?

– Я попрошу сделать это мою незаменимую помощницу Элен. – Роберт одарил Терезу снисходительной улыбкой.

Элен подалась вперед и заговорила:

– Как вам, должно быть, известно, Национальный совет здравоохранения выразил большое недоверие к своей рекламной кампании. К сожалению, их недовольство продолжает нарастать. Только вчера пришли их показатели за прошедший период. Результаты удручают. Они все больше уступают свое место в нью-йоркском регионе компании «Америкэр». После строительства нового госпиталя это стало тяжелым ударом по совету.

– И они обвиняют в этом нашу рекламу? – вспылила Тереза. – Но это же абсурд. Они закупили только двадцать пять процентов времени наших минутных роликов. Их претензии неадекватны, так не поступают.

– Это ваше мнение, – спокойно возразила Элен, – но не мнение Национального совета.

– Я знаю, что вы увлечены своей кампанией «Здравоохранение для современности», и это в самом деле удачная программа, – вставил свое слово Роберт, – но фактом остается то, что с началом рекламной кампании Национальный совет вытесняется с рынка.

Последние цифры говорят об устойчивой тенденции в этом направлении.

– В «Клио» высоко оценены наши ролики, – возразила Тереза. – Это прекрасный результат. Я горжусь, что моя команда сумела его достичь.

– И вам есть чем гордиться, – заметил Брайан. – Но Роберт прекрасно чувствует, что клиенту наплевать на «Клио». И помните главное правило: если что-то не продается, значит, это что-то не имеет ничего общего с творчеством.

– Но это тоже абсурд, – огрызнулась Тереза. – Кампания проводится очень солидно. Просто дело в том, что ответственные за это люди не могут найти клиента, готового купить адекватное экранное время. В результате мы имеем мелькание кадров на различных местных телестанциях.

– При всем моем уважении к вам, должен заметить, что они купили бы больше времени, если бы им понравились рекламные коммерческие ролики, – сказал Роберт. – Я не думаю, что их вообще когда-либо можно будет продать, поскольку они сделаны на основе принципа «они против нас» – устаревшая медицина против современной. По-моему это смешно, но я не знаю, смогут ли эти ролики убедить зрителя в том, что все устаревшие методы лечения применяются исключительно конкурентами Национального совета, в частности компанией «Америкэр». Я лично считаю, что все эти детали ускользают от зрителя.

– Я знаю, что вы лично считаете, – произнес Брайан. – Вы считаете, что Национальный совет хочет иметь весьма специфический тип рекламы. Расскажите Терезе то, что вы поведали мне буквально перед самым ее приходом.

– Это очень просто, – сказал Роберт, разводя руками. – Они хотят на экране беседы «говорящих голов», которые обсуждают опыт конкретных пациентов, или выступления знаменитостей от медицины. Их абсолютно не интересует, выиграет ли ролик «Клио» или еще какую-нибудь награду. Им нужен результат. Они стремятся завоевать рынок, и я хочу предоставить им эту возможность.

– Что я слышу? – иронично воскликнула Тереза. – «Уиллоу и Хит» хотят вернуть себе успех и для этого решили превратиться в мелочную лавку. Мы на пороге прорыва в ряды крупнейших фирм, производящих рекламу. Но как мы этого достигли? Мы достигли этого качественной рекламой. Мы вознеслись наверх на традициях Дойла – Дэйна – Бернбека. Если мы подчинимся диктату клиентов и пойдем на поводу их вкусов, мы обречены.

– Сейчас я слышу обычную перепалку между финансистом и творческим директором, – заявил Тэйлор, прерывая накалявшуюся дискуссию. – Роберт, вы полагаете, что Тереза просто избалованный ребенок, который хочет отвадить выгодных клиентов. Вы, Тереза, думаете, что Роберт – близорукий прагматик, готовый выплеснуть ребенка вместе с водой. Вся беда в том, что вы оба одновременно и правы, и заблуждаетесь. Вам надо работать вместе, в одной упряжке. Прекратите грызню и приступайте к работе – проблем хватает.

На мгновение все притихли. Зевс сказал свое слово и, как всегда, попал в яблочко.

– Ладно, – проговорил Брайан. – Делать нечего, такова реальность. Национальный совет – это гарант нашей долговременной стабильности. Чуть больше месяца назад они заказали нам медицинское обозрение, и мы думали, что у нас есть пара месяцев. Теперь выясняется, что они хотят получить его на следующей неделе.

– На следующей неделе? – Тереза едва не сорвалась на крик. – Боже мой! Для того чтобы подготовить кампанию и довести ее до блеска, нужны месяцы!

– Я понимаю, что такие сроки потребуют от творческой группы непомерных усилий, – подытожил Брайан. – Но реальность такова, что наш босс – Национальный совет. Проблема заключается в том, что, если наша реклама их не устроит, они объявят открытый конкурс. Тогда их деньги пойдут нарасхват, а я не хочу вам напоминать, что гиганты здравоохранения все следующее десятилетие останутся самыми выгодными дойными коровами для всех рекламных агентств.

– Как руководитель финансового отдела, считаю своим долгом пояснить, что потеря счетов Национального совета существенно уменьшит наши активы, – подал голос Фил Аткинс. – Нам придется тогда отказаться от задуманной реструктуризации, потому что денег не останется даже на то, чтобы выкупить закладные.

– Так что в наших интересах не потерять кредит Национального совета, – заключил Брайан.

– Я не представляю, как мы сможем подготовить показ к следующей неделе, – сказала Тереза.

– А нет ли у вас каких-нибудь заготовок? – поинтересовался Брайан.

Тереза отрицательно покачала головой.

– Ну что-то у вас должно быть, – усомнился Роберт. – Целая команда работает на совет, так что... – Едва заметная улыбка тронула уголки его губ.

– Команда-то у нас есть, – горестно произнесла Тереза, – но нет блестящих идей. Мы думали, что впереди несколько месяцев.

– Может быть, вам нужны дополнительные люди? – предложил Брайан. – Но это на ваше усмотрение. Следующее совещание – после готовности творческой группы к показу. Все свободны. – Он встал, и остальные последовали его примеру.

Выйдя из «хижины», озадаченная Тереза спустилась в студию, расположенную этажом ниже.

«Уиллоу и Хит» отказались от тенденции, наметившейся в семидесятые годы, когда нью-йоркские рекламные фирмы арендовали для своих офисов шикарные дома в фешенебельных кварталах города. Нынешняя штаб-квартира фирмы располагалась в довольно скромном здании.

В студии за кульманом в полном одиночестве сидела Колин.

– Какие новости? – поинтересовалась Колин. – Что-то ты бледна.

– Сплошные неприятности! – в сердцах воскликнула Тереза.

Колин была первым человеком, которого Тереза самостоятельно приняла на работу. Женщина оказалась первоклассным и весьма надежным работником. Они были родственными душами и прекрасно поладили – и в личном и в профессиональном плане. Колин была блондинкой с волосами цвета соломы, молочно-белой кожей и россыпью веснушек вокруг вздернутого носика. Глаза синие, более яркие, чем у Терезы. Одевалась Колин в основном в просторные свитера, которые непостижимым образом больше подчеркивали, чем скрывали ее завидную фигуру.

– Дай-ка я погадаю, – сказала Колин. – Национальный совет сократил сроки?

– Как ты догадалась?

– Интуиция, – усмехнулась Колин. – Когда ты сказала о неприятностях, я сразу вообразила самое худшее.

– Короче, дуэт «Роберт и Элен» сообщил, что Национальный совет по здравоохранению уступает рынок компании «Америкэр», несмотря на проведенную нами рекламную кампанию.

– Черт! – воскликнула Колин. – Это была прекрасная кампания.

– Это мы с тобой знаем, – махнула рукой Тереза. – Но проблема в том, что нашу рекламу мало показывали. У меня очень неприятное подозрение, что эту мину подложила Элен – ваша реклама пошла не по той цене, о которой сговорились ранее. Если бы все удалось сделать, как намечалось, то эфирное время было бы вполне достаточным. Тогда бы реклама заработала, я просто уверена.

– Я помню, как ты говорила, что гарантируешь расширение рынка для Национального совета, – задумчиво произнесла Колин.

Тереза потерла лоб – у нее страшно разболелась голова, сердцебиение отдавалось в висках неприятной пульсацией.

– Я тоже помню, – сказала она. – Я сделала все, что могла, и кое-что еще. Это была моя лучшая работа. Ты же сама говорила.

– Ну ладно, не томи – выдавай самую главную пакость, – продолжала Колин. Она отложила карандаш и повернулась к подруге. – К какому сроку мы должны успеть?

– Национальный совет хочет, чтобы мы начали новую кампанию на следующей неделе.

– Боже мой! – только и сумела вымолвить Колин.

– Что мы имеем в заначке? – спросила Тереза.

– Не слишком много.

– У тебя должны быть материалы и предварительные наброски. Последнее время я не тревожила тебя вашей группы было полно забот с тремя клиентами. Но по Национальному совету целая группа работала почти месяц.

– Мы собирались для выработки стратегии почти каждый день. Но... как ни напрягали извилины, ничего оригинального нам в головы так и не пришло. Озарений не было. Но я чувствую, что тебе нужно.

– Хорошо, но все же я хочу посмотреть, что у вас есть. Не важно, насколько все это сыро и отрывочно. Я хочу понять, чем занимается группа. Мы сделаем это сегодня.

Колин вздохнула и поднялась со стула.

– Ладно, – сказала она без всякого энтузиазма. – Пойду собирать людей.

Глава 3

СРЕДА, 11 ЧАСОВ 15 МИНУТ, 20 МАРТА 1996 ГОДА

Сьюзен Хард терпеть не могла больниц.

Из-за сколиоза позвоночника она с детства не вылезала из них и от частого пребывания на больничной койке сделалась почти стопроцентной неврастеничкой. Больше всего ее выводило из себя то, что, попадая в госпиталь, она теряла возможность распоряжаться собой по собственному усмотрению. Добивало и окружение – сплошь больные и умирающие.

Сьюзен твердо верила в мудрость: если может случиться что-то плохое, то оно обязательно случится. А в больницах, по ее непоколебимому убеждению, по-другому просто не бывает. Например, когда она в прошлый раз поступила в госпиталь, ее направили в урологическое отделение для проведения какой-то страшной процедуры. Уже лежа на столе, она попросила упиравшуюся медсестру еще раз прочитать фамилию на бирке, привязанной к руке Сьюзен. И что вы думаете? Конечно, эти разгильдяи перепутали больных.

Правда, на этот раз Сьюзен попала в госпиталь не из-за болезни. Накануне вечером у нее начались схватки – Сьюзен Хард рожала второго ребенка. Кроме сколиоза, женщина страдала сужением таза, что делало роды естественным путем невозможными. Так что пришлось прибегнуть к операции – кесареву сечению.

Так как это было не первое полостное хирургическое вмешательство в ее жизни, врач настоятельно рекомендовал пребывание в больнице в течение нескольких дней. Никакие уговоры и лесть не помогли – доктор остался непреклонен.

Стараясь отвлечься от неприятных мыслей, Сьюзен начала гадать, на кого окажется похож только что рожденный ею ребенок. На Аллена? Вот чудесный малыш – с первого дня спокойно спал по ночам и никого не беспокоил. При одном воспоминании о старшем сыне Сьюзен испытала восторг. Теперь Аллену почти три годика, он стал вполне самостоятельным, и она решила, что пора рожать второго ребенка, – Сьюзен считала себя прирожденной матерью.

Она проснулась словно от толчка – и когда только успела отключиться? Разбудила Сьюзен одетая в белое медсестра, колдовавшая с капельницей, подвешенной на металлической стойке, укрепленной в изголовье кровати.

– Что вы делаете? – испуганно спросила Сьюзен. Ее всегда обуревало беспокойство, когда рядом происходило что-нибудь непонятное.

– Простите, что разбудила, миссис Хард, – извинилась сестра. – Я просто меняю флакон.

Сьюзен опасливо посмотрела на шланг, по которому в ее вену текла какая-то прозрачная жидкость, и как многоопытный стационарный больной решила, что с капельницами пора заканчивать, о чем не преминула сказать сестре.

– Я посоветуюсь, – пообещала девушка и неслышно выскользнула из палаты.

Сьюзен запрокинула голову и долго разглядывала флакон, силясь прочитать, что же ей льют в вену. Но бутылка висела горлышком вниз, и разобрать надпись Сьюзен не удалось.

Она решила лечь поудобнее и начала переворачиваться на бок, но острая боль напомнила ей о недавно сделанной операции. Пришлось остаться лежать на спине.

Сьюзен попыталась перевести дух и почувствовала какое-то неудобство при глубоком вдохе.

Закрыв глаза, она решила успокоиться. Сьюзен понимала, что в ее организме до сих пор плавает масса лекарств для наркоза, и поэтому надеялась легко уснуть. Самое страшное заключалось в том, что Сьюзен боялась спать, когда вокруг ходит такое множество народа.

Мягкий стук пластика о пластик привлек внимание Сьюзен, и она моментально открыла глаза. Рядом со столом медсестры стоял санитар.

– Простите, – окликнула его Сьюзен.

Санитар обернулся – это был красивый парень в белом халате, надетом поверх хирургического костюма. Со своей койки Сьюзен не могла прочесть имени на визитке, приколотой к лацкану халата. Санитар, казалось, был несказанно удивлен тем, что к нему обратились.

– Надеюсь, я не очень побеспокоил вас, мадам, – вежливо произнес молодой человек.

– Меня здесь все беспокоит, – беззлобно пожаловалась Сьюзен. – Мне кажется, что здесь суета, как на вокзале.

– Прошу простить, – сказал санитар. – Я могу зайти и попозже, если это вам удобно.

– А что вы делаете? – спросила Сьюзен.

– Заполняю жидкостью увлажнитель.

– А зачем мне нужен увлажнитель? В прошлый раз никакого увлажнителя не было.

– Анестезиологи часто рекомендуют применение увлажнителя в это время года, – начал объяснять санитар. – После операции горло больного раздражено интубационной трубкой, поэтому в первые часы после наркоза полезно подышать увлажненным воздухом. В каком месяце вам делали прошлую операцию?

– В мае, – ответила Сьюзен.

– Может быть, поэтому обошлись без увлажнителя, – предположил мужчина. – Так мне зайти попозже?

– Нет, нет, делайте свое дело, – проговорила Сьюзен.

Не успел он покинуть палату, как вошла уже знакомая медсестра.

– Вы были правы, – сказала она. – Врач распорядился убрать капельницу, как только закончится флакон.

Сьюзен согласно кивнула. Она хотела было спросить у медсестры, как та ухитряется дома обходиться без распоряжений, но лишь горестно вздохнула. Ей вдруг захотелось немедленно убраться отсюда.

После ухода медсестры Сьюзен успокоилась настолько, что смогла снова уснуть. Сон оказался недолгим – кто-то коснулся ее плеча.

Сьюзен открыла глаза и увидела рядом с собой незнакомую улыбающуюся медсестру с пятиграммовым шприцем в руке.

– Я вам кое-что принесла, – сказала медсестра таким тоном, словно Сьюзен была малолетним несмышленышем, а шприц – сладкой конфеткой.

– Что это? – капризно спросила, инстинктивно отпрянув, Сьюзен.

– Это обезболивающий укол, – ответила медсестра. – Поворачивайтесь, я вас уколю.

– Мне не нужен обезболивающий укол, – заупрямилась женщина.

– Нет, он вам, вне всякого сомнения, нужен, – настаивала на своем медсестра.

– Нет, не нужен.

На лице девушки появилось выражение отчаяния. Она помрачнела и перестала улыбаться.

– Понимаете, так распорядился доктор. Вам надо вводить обезболивающее каждые шесть часов.

– Но боль меня почти не беспокоит, – запротестовала Сьюзен. – Только когда я переворачиваюсь или глубоко дышу.

– Вот видите. – Казалось, медсестра обрадовалась. – Вам просто необходимо глубоко дышать, иначе вы можете заболеть пневмонией. Ну же, будьте послушной девочкой.

Сьюзен задумалась. С одной стороны, ей не хотелось уступать из чистого духа противоречия. С другой – она хотела, чтобы о ней заботились, и, собственно говоря, в обезболивающем уколе нет ничего особенно плохого. Даже наоборот – может быть, удастся вновь уснуть.

– Ну ладно, делайте, – согласилась Сьюзен.

Скрипнув зубами, Сьюзен повернулась на бок и закрыла глаза. Медсестра ловким движением сбросила простыню с ее ягодиц.