Текст книги "Отступник"

Часть вторая
1301 год

…и вот обрушится мщение Вседержителя, ибо всякое поле обманет упования земледельцев. Смерть накинется на людей и произведет опустошения среди всех народов…

Гальфрид Монмутский. История королей Британии

Глава восьмая

Баллимот, Ирландия 1301 год

Первые несколько дней заточения промелькнули для Роберта очень быстро; грозившая ему опасность ускоряла бег времени и обостряла чувства, когда звук шагов на лестнице или скрип двери нес в себе потенциальную угрозу. Но уже к концу первой недели, в течение которой тюремщики не особенно досаждали ему с Кормаком, расстояние от восхода до заката стало удлиняться и растягиваться. Дни складывались в недели, стены запертой комнаты давили на плечи, время замедлилось и ползло, как улитка, и, если бы не лопающиеся почки на ветвях дубов, окружающих замок Баллимот, да ячмень, подрастающий на соседних полях, Роберт сказал бы, что оно совсем остановилось.

В эти мгновения вынужденного безделья, когда каждый день казался неделей, а неделя растягивалась на целую жизнь, чувство досады и безысходности, вызванное заточением и отсутствием каких-либо сведений о судьбе братьев, становилось все острее, пока, подобно приливной волне, не накрыло его с головой. Слабым утешением было и то, что их комната походила скорее на дворцовые палаты, чем на тюремную камеру. Богато меблированная, с двумя кроватями с пуховыми перинами, шелковыми коврами на полу и гобеленами на стенах, стульями и столом, за которым они с Кормаком ели, тазом для умывания и даже несколькими книгами, она ничуть не уступала тем покоям, к которым привык Роберт. Но при всей своей роскоши она оставалась тюрьмой, и, когда весна сменилась летом, а в голове у него роились безнадежные планы, которые он отбрасывал один за другим, окружающая обстановка лишний раз напоминала ему о том, где он должен находиться. И где его не было.

Роберт часто вспоминал Джона Баллиола. Человек, которого Эдуард возвел на трон вместо деда Роберта, сейчас томился в собственной роскошной клетке, в свою очередь пав жертвой амбиций короля, желавшего единолично править Британией. Амбиций, подогреваемых словами пророчества и волей верных молодых людей, которыми Эдуард окружил себя. И Роберту, запертому под замком и всеми забытому, прозябающему за сотню миль от своего королевства и союзников, начало казаться, что он не сможет победить подобную решимость, а собственные потуги представлялись ему почти что нелепыми и смехотворными. Слишком многие из людей короля верили, что своими действиями спасают Британию. И от этого их попытки покорить Шотландию выглядели в их собственных глазах уже не захватнической войной, а своего рода крестовым походом. Ну и как, скажите на милость, с этим бороться?

В такие минуты, когда сомнения охватывали его целиком, лишь два соображения доставляли ему некоторое успокоение. Первое заключалось в том, что братья обязательно доставят посох в Шотландию, где Джеймс Стюарт сможет начать торг с королем. А вторым оставалась надежда, что колдовство Эффрейг рано или поздно сработает. Но все это время над ним дамокловым мечом висела угроза Ольстера передать его с рук на руки королю Эдуарду.

В самом начале заключения граф несколько раз навещал Роберта, предлагая свободу в обмен на рассказ о том, куда его братья собирались отвезти посох, и стращая последствиями отказа. Но, по мере того как лето набирало силу, посещения эти становились все более редкими. Вскоре стало очевидно, что у Ольстера появились куда более неотложные дела. Роберт выяснил это, проводя долгие часы у окна и наблюдая за передвижениями людей графа, отмечая увеличение количества вооруженных отрядов и их частые отъезды из замка. Иногда эти отряды возвращались обратно в меньшем составе, привозя с собой раненых.

Стремясь оставаться в курсе происходящего, Роберт свел нечто вроде дружбы с одним из слуг, которые приносили им еду, словоохотливым толстяком по имени Стивен. Именно благодаря длинному языку Стивена до него дошли слухи о том, что на границах Коннахта неспокойно. Ирландские вожди кланов решили покончить со старой враждой и объединились в борьбе с английскими поселенцами. Вслед за слухами пришли известия о захвате одного из пограничных замков Ольстера и гибели его гарнизона. В Баллимоте была объявлена тревога, и все его обитатели жили в страхе перед внезапным нападением.

Как-то Стивен проболтался, что, несмотря на неспокойные времена, в замке намечается большой праздник в честь предстоящей свадьбы младшей дочери графа Ричарда и могущественного местного лорда. Вскоре после этого в Баллимоте начались спешные приготовления к торжествам, и домочадцы графа явно обрадовались возможности заняться чем-то приятным и веселым. Пока Роберт слушал болтовню Стивена о том, какие изысканные угощения готовятся и какие почтенные гости должны прибыть на празднество, в голове у него забрезжил кое-какой план.

– Вот еще один. – Кормак отвернулся от окна, из которого наблюдал за гостями, прибывающими во двор замка.

Свет факелов дробился в стеклах и свинцовых переплетах, отчего его рыжие волосы выглядели охваченными пламенем. Чуть раньше они услышали скрежет поднимаемой крепостной решетки и стук копыт конного отряда, первого из многих – в составе некоторых попадались и крытые повозки – прибывших на праздник.

– Я насчитал уже двадцать кортежей. Похоже, сегодня ночью замок графа будет набит битком.

Роберт молча кивнул в ответ. Сам он стоял подле двери, прислушиваясь к разговору стражников, точнее, тем обрывкам, что долетали до него сквозь толстые доски. За последний час голоса их стали чуть громче, а смех – чуть менее сдержанным. Пиршество давало возможность людям графа хоть немного сбросить напряжение, нараставшее все последние месяцы, да и эль, похоже, лился рекой. Откуда-то из глубин замка по многочисленным переходам и винтовым лестницам до Роберта долетали звуки музыки.

– Он опаздывает, – заметил Кормак, нахмурившись и глядя в перламутрово-голубое небо. Он оглянулся на Роберта, и на его совсем еще мальчишеском лице отразилось беспокойство. – Может, о нас просто забыли посреди всей этой суеты?

– Придет, никуда не денется, – заверил его Роберт, хотя у него самого на душе кошки скребли.

Из‑за двери донесся приглушенный взрыв смеха.

Медленно тянулись минуты, и музыку то и дело заглушали крики грумов, когда прибывали новые гости.

Наконец Роберт услыхал то, чего так долго ждал: звук шагов на лестнице. Подав знак Кормаку, он пересек комнату, неслышно ступая по мягким коврам. Оба уселись за стол, прислушиваясь к скрежету засовов. Дверь открылась, и на пороге появились двое мужчин. Один, постарше и тучнее второго, держал в руках большой поднос с едой, а другой, юноша с прыщавым лицом, нес оловянный кувшин и два кубка. Едва они перешагнули порог, как стражники с грохотом захлопнули за ними дверь.

– Добрый вечер, сэр Роберт, – поздоровался мужчина постарше, раскрасневшийся и оживленный. – Прошу извинить за опоздание. На кухне творится настоящий бедлам.

– Я все понимаю, Стивен.

– Но вы будете вознаграждены за свое долготерпение, сэр, – продолжал Стивен, опуская поднос на стол. – Мы принесли лосося и мясо дикого кабана. А Нед прихватил для вас кувшинчик гасконского вина, которого не погнушался бы сам король.

Стивен склонился над столом, и Роберт уловил исходящий от него запах эля.

– Прибыли уже все гости сэра Ричарда? – поинтересовался он и взял в руки один из серебряных ножей, оставленных подле тарелки с мясом дикого кабана. Рядом с ножами лежали льняные салфетки, чтобы можно было вытереть руки от жира.

Нед обошел стол кругом и остановился возле Кормака, наливая ему вино.

– О да, веселье в главной зале в самом разгаре, – захихикал Стивен. – Думаю, оно продолжится до утра. – Он склонил голову. – Приятного аппетита, сэр Роберт.

– Пока вы не ушли, подбросьте-ка дров в камин, Стивен, – попросил Роберт, подцепляя ножом кусок мяса и перенося его себе на тарелку.

– Разумеется.

Когда Стивен подошел к камину и склонился над корзиной с поленьями, Роберт поймал взгляд Кормака.

Его сводный брат двигался столь стремительно, что Нед ничего не успел предпринять и так и застыл с кувшином, наклоненным над кубком. Обхватив прыщавого юнца одной рукой за горло, Кормак другой поднес к его лицу нож, взятый им со стола.

– Только крикни, и я воткну его тебе в глаз, – прошипел он на ухо слуге.

Роберт в два шага пересек комнату, держа в одной руке нож, а в другой – льняную салфетку. А Стивен, подкладывающий поленья на янтарные уголья, продолжал громогласно разглагольствовать и ничего не замечал до тех пор, пока Роберт не присел рядом и не упер кончик ножа ему в жирный бок.

– Делай, как я говорю.

Стивен так и застыл с поленом в руке. Взгляд его судорожно метнулся с лица Роберта на нож, который тот приставил ему к боку.

– Завяжи себе рот, – приказал Роберт, протягивая ему салфетку. – Потуже.

Выронив полено, Стивен дрожащими руками взял сложенную салфетку. Закрыв ею себе рот, он завязал кончики узлом на затылке. Кормак за столом приказал Неду последовать примеру товарища.

– Пойдем. – Роберт, не отрывая ножа от бока Стивена, рывком поднял слугу с кляпом во рту на ноги. – Садитесь. Оба.

Они повиновались. Роберт подал знак Кормаку, и тот поспешил к кровати и сбросил покрывало, под которым оказалась разорванная на полосы простыня. Роберт присел перед слугами на корточки. Он держал нож у них на виду, но они и не помышляли о сопротивлении. Оба были в ужасе. У Неда из носа тонкой струйкой потекли сопли.

Кормак обмотал импровизированной веревкой запястья обоих мужчин и сначала связал их друг с другом, а потом привязал к ножке стола. Это не могло задержать их надолго, но пленники и не рассчитывали на это. Роберт просто хотел, чтобы на них не напали со спины, когда он со сводным братом будет выходить из комнаты. Подхватив полено из корзины, он направился к двери. Кормак последовал за ним, сжимая в руке нож.

Роберт трижды постучал в дверь – так всегда делал Стивен. Дверь отворилась, и на пороге появился один из стражников, смеясь над тем, что сказал ему второй. Но улыбка мгновенно увяла, когда он увидел их. Роберт, впрочем, не дал ему возможности среагировать на происходящее, с размаху ударив стражника торцом полена в лицо. Тот зашатался и попятился. Кормак поднырнул под рукой Роберта и выскочил в коридор, атаковав второго стражника. Обеденный нож едва ли годился в качестве оружия, но он все-таки сбил противника с толку, когда юноша полоснул его лезвием по лицу, и тот машинально вскинул руки, защищаясь. Кормак же, воспользовавшись моментом, выхватил меч из ножен на поясе стражника. Воин, которого Роберт ударил поленом в лицо, отлетел к стене и врезался в нее головой. Изо рта и носа у него потекла кровь, но он все-таки попытался остановить Роберта. Впрочем, безуспешно. Роберт быстро разоружил его, отшвырнув полено и завладев мечом стражника.

– Внутрь, – прорычал он, схватив раненого стражника за грудки и вталкивая его в комнату.

– Сэр Ричард отрежет вам за это яйца, – выплюнул второй.

В ответ Кормак заревел и ударил разговорчивого стража рукоятью меча в лицо, сломав ему нос. Тот согнулся пополам, закрывая лицо руками, и Кормак пинком отправил его в комнату и с грохотом захлопнул дверь. Быстро заперев ее на засовы, он последовал за Робертом. Они пробежали по коридору и выскочили наружу, в тусклые сгущающиеся сумерки.

– Пожалуйста, миледи, стойте спокойно, иначе я и до утра не управлюсь, а ваш отец уже наверняка недоумевает, куда это вы подевались. Как и ваш жених, кстати.

– Мне нечем дышать, – пролепетала Элизабет де Бург, оглядываясь через плечо на служанку, которая зашнуровывала завязки изумрудно-зеленого платья у нее на спине.

С каждым рывком жесткий атласный корсет все туже сдавливал девушке ребра и грудь, угрожая задушить ее. Вечер был теплым, и тяжелая материя неприятно царапала вспотевшую кожу. Элизабет хотела только одного – сбросить с себя эту тяжесть и укрыться в прохладном сумраке замковой часовни, где она могла остаться наедине со своими мыслями и молитвами. Но застегнутые на пуговицы тесные рукава платья подобно кандалам сковывали ее руки от кисти до локтя.

– Почти готово, – пробормотала горничная, завязывая последний шнурок. – Все!

Элизабет посмотрела на себя в зеркало, пока Лора снимала с вешалки атласную накидку и вуаль. Оторочка платья сверкала золотом в пламени свечи, наполняя зеркальную поверхность теплым светом. Ее черные волосы, обычно спрятанные под жесткой шапочкой, блестели, умащенные ароматическими маслами, и были уложены в высокую прическу, которую закрепили булавками, украшенными драгоценными камешками. Она не узнавала себя. Девушка подумала о многочисленных гостях, сидящих в главной зале, о лицах, которые повернутся к ней, когда она войдет, и среди них – ее отец и будущий супруг. Внезапно платье стало еще теснее, и у нее перехватило дыхание.

– Поднимите руки, – приказала Лора, держа приталенную, отделанную золотой нитью накидку в тон платью. На груди был вышит черный лев герба де Бургов.

– Я не могу, Лора, – повернулась к ней Элизабет. – Не могу.

Горничная озадаченно наморщила лобик, окинув взглядом наряд.

– Сэр Ричард заказал его специально для вас, миледи. – Она говорила негромким обеспокоенным голосом. – Он ожидает, что вы наденете его.

– Да не платье! Праздник. – Элизабет прижала ладошку ко рту, и голос ее дрогнул и сорвался. – И это замужество.

На лице Лоры отразилось сочувствие. Заметив, что глаза Элизабет наполнились слезами, горничная положила накидку на кровать и сжала руки своей госпожи.

– Миледи, я знаю, вам страшно, но вы должны быть храброй. Мужайтесь. Вы знаете, какое значение придает этому браку ваш отец, как он нуждается в поддержке лорда Генри, учитывая, что на границе неспокойно.

– Я умоляла его позволить мне удалиться в монастырь. Я хочу обручиться с Христом, а не с мужчиной, который втрое меня старше.

– Лорд Генри не настолько стар, – укорила госпожу горничная.

Элизабет отняла руку от губ, и лицо ее посуровело.

– Он старше моего отца, Лора. Его первая жена родила ему двенадцать детей и умерла, когда рожала последнего.

Девушка отвернулась к зеркалу, вновь окидывая себя критическим взором. Ее охватило жгучее желание сбросить это ненавистное платье, вырвать заколки из волос, а потом расцарапать лицо, чтобы превратиться в уродину. Она заметила, какими глазами смотрел на нее лорд Генри во время их первой встречи два месяца назад, когда решался вопрос о браке. Тогда он показался ей похожим на лису, что кружит в сумерках вокруг курятника, не сводя черных глаз с лакомой добычи. Она вспомнила старческие пятна на его руках, толстые, как колбаски, пальцы, вспомнила его веснушчатую лысину и желтые лошадиные зубы.

Лора осторожно вздохнула.

– Вы должны исполнить свой долг, как исполнили его ваши сестры до вас. Кроме того, вы поедете к лорду Генри не одна. Я буду с вами рядом. Пойдемте, миледи, – строго сказала она, поднимая с кровати накидку. – Ваш отец и его гости ждут.

Элизабет покорно подняла руки, позволяя горничной надеть ей через голову накидку и расправить ее. Она вспомнила своих сестер и то, как они обожали празднества. Толкаясь у окна их спальни в Лохри, чтобы понаблюдать за гостями, прибывающими в сопровождении многочисленных оруженосцев и слуг, они едко подшучивали над напыщенными лордами, краснели и кокетничали с рослыми и здоровыми молодыми рыцарями. Элизабет никогда не могла понять, что привлекает их в этой пестрой толкотне и суматохе, шуме и гаме и что хорошего они находят в масленых взглядах пьяных мужчин. Она всегда пыталась найти предлог и уклониться от участия в подобных вечерах, ссылаясь на головную боль или иные недомогания. Иногда отец позволял ей отсутствовать. Но сегодня вечером спасения не было.

Лора прикрепила вуаль к волосам девушки и прижала ее золотым обручем.

– Вы похожи на королеву, – пробормотала она.

Элизабет не ответила. Направляясь к двери, она прошла мимо сундука, на котором лежал маленький крестик слоновой кости на серебряной цепочке. Отец подарил ей крестик на десятый день рождения, всего через несколько недель после того, как она едва не утонула.

«Да пребудет Господь с тобой всегда, девочка моя», – сказал он, надевая его на шею Элизабет.

С тех пор она носила его не снимая, и нижняя часть креста стала гладкой оттого, что она долгие годы теребила его. Девушка приостановилась, застегивая цепочку на шее, а потом прошла по коридору и ступила в окутанный сумерками двор. Он был заставлен повозками и лошадьми, и в воздухе висел резкий запах конского навоза. Чувствуя себя в тяжелом платье словно закованной в доспехи, Элизабет медленно направилась к главной зале. Сжимая в ладони крестик, она молила Господа вмешаться и спасти ее.

Глава девятая

Роберт и Кормак дошли уже до середины внутреннего дворика, когда заметили молодую женщину. Она направлялась к главной зале, шагая между рядами лошадей и повозок. А позади нее туннель выходил во внешний мир мимо надвратных башен-близнецов. Решетка была еще поднята в ожидании припозднившихся гостей. Двое стражников у ворот стояли спиной ко двору, прислонившись к стене и болтая о чем-то. Ускорив шаг и задыхаясь после многих недель вынужденного безделья, Роберт поднял руку, когда женщина обернулась; то был отчаянный жест, призывающий к молчанию. Он еще успел сообразить, что со стороны это выглядит так, словно он собирается напасть на нее, замахиваясь мечом, который по-прежнему сжимал в руке.

Ее пронзительный крик разорвал вечернюю тишину. Грумы у конюшен резко вскинули головы, прервав свои занятия, и обернулись. Роберт рванулся вперед, чтобы не дать им времени прийти в себя, но тут из сторожевой башни вышли еще трое мужчин, привлеченных криком. Роберт остановился, оценивающе глядя на выстроившихся перед ним противников. Когда стража вытащила мечи, встав на пути между ним и свободой, он устремился к молодой женщине, которая застыла на месте как вкопанная.

Она вдруг пришла в себя и кинулась бежать, почуяв грозящую ей опасность, но платье было длинным и тяжелым, и она сумела сделать лишь несколько неуверенных шагов, прежде чем Роберт настиг ее и прижал к себе, обхватив одной рукой поперек груди. Она вскинула руки и в страхе схватила его за локоть.

– Назад! – заревел Роберт на стражников, выставляя перед собой отнятый у врага меч.

Пятеро мужчин остановились в нерешительности, переводя взгляды с Роберта на Кормака, который прикрывал сводному брату спину, готовый защищать его. Один все-таки шагнул вперед, словно для того, чтобы проверить твердость намерений Роберта, но воин постарше с коротко стриженными седыми волосами и испещренным морщинами лицом остановил его, рявкнув что-то повелительно-властное.

Когда его товарищ попятился назад, седовласый стражник в упор взглянул на Роберта.

– Вы должны понимать, что убежать вам не удастся, сэр Роберт. – Голос его звучал уверенно и твердо. – Отпустите леди Элизабет, и вам не причинят вреда.

Услышав прозвучавшее имя, Роберт сообразил, что девушка, отчаянно старающаяся вырваться из его объятий, – младшая дочь Ричарда де Бурга. Стивен часто говорил о ней; сегодняшнее празднество было устроено в честь ее помолвки. Осознав, какую важную заложницу он захватил, Роберт на миг возликовал, но это чувство быстро улетучилось, когда он трезво оценил сложившееся положение. Он схватил леди, грубо и против ее воли. Он вел себя не лучше последнего разбойника и грабителя. Однако и отпустить ее он не мог, если только хочет вновь увидеть свое королевство.

– Вы не посмеете причинить мне вред.

– Я не стану и пытаться, сэр, – согласился стражник. – Но если с головы миледи упадет хоть волосок, граф Ричард разорвет вас на куски голыми руками.

Роберт обернулся к Кормаку:

– Приведи двух лошадей.

Кормак попятился к стойлам, не сводя глаз со стражников.

Роберт остался на месте. Остренькие лопатки девушки впивались ему в грудь, и они вдвоем застыли в круге трепещущего света факелов, горевших на стенах. Из главной залы долетали смех и музыка, и звуки веселья служили резким контрастом разыгрывавшейся во дворе напряженной сцене. Роберт решил, что шум заглушил крик девушки и гуляки не расслышали его, но долго так продолжаться не могло, рано или поздно кто-нибудь непременно заметит, что дело нечисто.

Он оглянулся на Кормака, который резкими жестами подгонял грумов в конюшне. Это были молодые парни, и вид взбудораженного вооруженного ирландца явно поверг их в ступор. Уголком глаза уловив какое-то движение, Роберт повернул голову и увидел, как седовласый страж медленными шажками движется вперед.

– Стой, где стоишь, – прорычал он, прижимая лезвие меча к шее Элизабет.

– Пожалуйста, не надо.

Этот едва слышный шепот исходил от нее.

В голове у Роберта зазвучал чей-то гневный голос, упрекавший его, – кажется, это был голос матери, – но Роберт постарался отогнать его и не обращать внимания на страх девушки, чтобы не позволить осознанию недопустимости своих действий ослабить его решимость. Эти люди встали у него на пути, и жизнь этой напуганной девочки ничего не значила по сравнению с троном Шотландии.

Седовласый стражник остановился в двадцати ярдах от них, а четверо его товарищей растянулись полукругом, перекрывая проход в крепостной стене. Роберт заметил, как взгляд стражника метнулся ему за спину. Выражение его лица изменилось, теперь на нем было написано яростное, нетерпеливое ожидание. Роберт резко обернулся – к его сводному брату со спины подкрадывался дюжий молодец в запыленной тунике.

А Кормак не сводил глаз с малого, ведущего под уздцы лошадей. Роберт заорал, предупреждая его, но, прежде чем его сводный брат успел обернуться, дюжий здоровяк оказался рядом с ним и саданул его кулаком под ребра. От удара Кормак согнулся пополам. Он не выпустил меч из рук, но его противник не дал ему возможности воспользоваться им, ударив его коленом снизу в опущенное лицо. Роберт яростно закричал, когда его сводный брат опрокинулся на спину, а здоровяк оседлал его сверху, вырывая меч из рук.

Заметив, что седой стражник сделал к нему еще один шажок, Роберт увлек Элизабет к повозке, одной из многих, запрудивших внутренний двор замка. В нее были запряжены две мускулистые лошадки. Забравшись на задок, он грубо втащил ее за собой. Она весила не больше пушинки. Лошади зафыркали и медленно тронулись с места. На повозке были свалены подушки и одеяла, а вдоль борта лежал длинный хлыст. Стражники придвинулись ближе, взяв повозку в полукольцо.

– Моего брата за леди! – крикнул Роберт седому стражнику, отпуская Элизабет и хватая хлыст, но по-прежнему упирая ей в бок острие меча, когда она испуганно съежилась рядом с ним.

Кормак извивался на земле, придавленный весом здоровяка, пытаясь сбросить его с себя. Прежде чем стражник успел ответить, из дверей главной залы выбежали еще шесть человек. За ними шел Ричард де Бург, лицо которого исказила гримаса ярости. Позади него вышагивал лысеющий мужчина лет шестидесяти, и на лице его отразились невероятное удивление и растерянность, когда он увидел Элизабет, скорчившуюся на повозке.

– Беги, брат! – закричал Кормак.

Выругавшись, Роберт щелкнул хлыстом над спинами лошадей, а граф и его люди бросились к нему. Животные, подстегнутые укусом хлыста, дружно рванули с места. Седовласый страж прыгнул к повозке, когда та пролетала мимо. Ему удалось схватиться за борт, и его поволокло к туннелю, мрачный и черный зев которого приближался с каждой секундой. Роберт, упавший от толчка на колени, ударил его хлыстом и попал по лицу. Стражник с криком разжал руки и покатился по земле куда-то в темноту двора.

– Опустить решетку! – взревел Ольстер.

Не обращая внимания на Элизабет, которая барахталась в груде подушек, Роберт сумел добраться до передка. Усевшись на облучок, он схватил вожжи и принялся нахлестывать лошадей, в то время как стражники на воротах услышали крик графа и острые зубья решетки пошли вниз. Железные острия вонзились в землю в какой-нибудь паре дюймов от задка повозки, перегородив дорогу, а горячие кони тем временем вынесли повозку из туннеля, и она, покачнувшись на повороте, вылетела на дорогу. Роберт услышал крики Ольстера, заглушаемые стуком копыт, но тут повозка свернула в лес.

Несмотря на опасность, Роберт не снижал скорости, и повозка, подпрыгивая на камнях и ухабах, летела в ночь. Под деревьями, между которыми рос густой подлесок, было уже совсем темно. Где-то вдалеке зазвонил колокол. Рассудив, что пройдет совсем немного времени и люди графа нагонят его на быстрых жеребцах, он придержал своих лошадей. Завидев прогалину меж деревьев, он направил лошадей туда, и под колесами телеги захрустели сучья и листья папоротника. Когда ехать дальше стало невозможно, он натянул поводья, останавливая лошадей, и спрыгнул с облучка. Сзади сквозь переплетение ветвей еще виднелась дорога. Он надеялся только на то, что под деревьями залегли уже достаточно глубокие тени, чтобы укрыть их от преследователей по крайней мере на время.

Дрожащими от нетерпения пальцами Роберт принялся отстегивать упряжь. Лошади заволновались, фыркая и прядая ушами. Обе были без седел, но он мог скакать на них и так. Отвязывая последнюю постромку, он метнул быстрый взгляд на дочь графа. Она по-прежнему сидела в повозке, вцепившись обеими руками в борта и судорожно хватая воздух широко открытым ртом. Золотой обруч соскользнул у нее с головы, вуаль сбилась, а волосы растрепались.

– Мне очень жаль, миледи, – сказал он ей. – У меня не было другого выхода. – Подпоясавшись подпругой, он сунул меч за импровизированный ремень. – Идите к дороге и ждите. Ваш отец скоро прискачет за вами.

Когда он повернулся, чтобы сесть на лошадь, Элизабет выпрямилась и спрыгнула с повозки.

– Подождите!

Роберт оглянулся. На лице девушки отражался уже не страх, а отчаяние.

– Возьмите меня с собой!

Роберт уставился на девушку, ошеломленный подобной просьбой, но потом ухватился за гриву лошади и одним прыжком взлетел ей на спину. С дороги долетел топот копыт.

Лицо Элизабет исказила гримаса душевной боли.

– Иначе я скажу им, в какую сторону вы поскакали. – В голосе ее прозвенела угроза, она повернулась и двинулась сквозь подлесок к дороге, одной рукой придерживая юбки, а другой отводя в сторону низко нависающие ветки.

Выругавшись, Роберт соскользнул с лошади и бросился за ней, перепрыгивая через торчащие корни. Сорочка его затрещала, зацепившись за колючие ветки шиповника. Грохот копыт стал громче, и земля под ногами задрожала от слитного топота множества коней. Обхватив Элизабет за талию, Роберт повалил ее на землю как раз в тот самый миг, когда люди графа проносились мимо, озаренные трепещущим пламенем факелов, которые держали в руках. Он зажал ей рот ладонью, но беспокойство его оказалось напрасным. Она даже не пыталась сопротивляться. Вздымая клубы пыли, всадники промчались мимо.

Роберт выждал несколько мгновений, чувствуя, как в темноте комары облепили его лицо. Элизабет часто и жарко дышала ему в ладонь. Он сначала выпрямился сам, а потом грубо, рывком поднял на ноги и ее.

Вуаль свалилась у нее с головы, а волосы окончательно растрепались, выбившись из-под заколок.

– Вы ведь поедете в Шотландию, верно?

– Отсюда до замка вы дойдете пешком, – сказал он ей, возвращаясь к повозке.

Люди Ольстера наверняка рассчитывают, что быстро догонят его. Когда же этого не случится, они, вне всякого сомнения, вернутся по своим следам и начнут прочесывать лес. Роберт замер как вкопанный. Повозка оставалась на месте, а вот лошади убежали. Его охватила ярость.

– Будь оно все проклято! – прошипел он, резко оборачиваясь к Элизабет, которая шла за ним.

Девушка испуганно отпрянула, но решимость не покинула ее.

– Возьмите меня с собой, и я напишу письмо отцу с просьбой отпустить вашего спутника целым и невредимым. Он приходится вам братом, не так ли?

Роберт же смотрел на дорогу, по которой сейчас мчался еще один отряд. Переведя взгляд на Элизабет, он отметил про себя отчаянную решимость, написанную у нее на лице. Она сжимала маленький крестик из слоновой кости, висевший у нее на шее, крутя его в пальцах. Если он бросит ее здесь, ничто не помешает ей криком позвать на помощь, и преследователи наверняка услышат ее. Выругавшись сквозь зубы, он схватил ее за запястье и скользнул в тень под деревьями. У них за спиной лес наполнился топотом копыт.

Пикардия, Франция 1301 год

Небо затянули тяжелые грозовые тучи, и золото заката сменилось сине-багровыми оттенками меди. По долине Соммы пролегли огромные тени. Со своего места на вершине замка Байоль, вздымающегося на земляной насыпи среди окружающих его пастбищ и деревень, Джон Баллиол наблюдал за первыми зарницами молний, зловещими росчерками озаряющими пейзаж его родины. За его спиной в полутемной комнате суетились слуги, застилая постель свежим бельем, разводя огонь в очаге и наливая воду в таз и кувшин, дабы он мог смыть с себя дорожную пыль. Остальную часть замка занимала семья и гарнизон его вассала, но эта комната неизменно оставалась свободной и ждала своего хозяина, который не бывал здесь уже давно, очень давно. Даже воздух в спальне застоялся и пах пылью.

Вечер выдался жарким и душным, и Баллиол уже решил было сказать слугам, чтобы не возились с камином, но веселый огонек, замерцавший в полумраке комнаты, вдруг породил в нем ощущение того, что он вернулся домой, и ему не захотелось расставаться с ним.

Дом.

Какое непривычное и чужое слово. Оно не имело для него смысла с тех пор, как он стал лордом Галлоуэя после смерти матери; он принимал его как нечто само собой разумеющееся и относился к нему соответственно. И только проведя три года в лондонском Тауэре и два года под домашним арестом у Папы в замке Мальмезон, он сполна осознал, что это такое. Дом означал свободу. Свободу приходить и уходить, когда ему вздумается, свободу призывать вассалов по первому требованию. Свободу есть, и спать, и ездить на охоту с сыном, если ему придет такая блажь. Баллиол вдруг понял, что это слово вызывает в нем дрожь, вот только восторга или страха – он пока не понимал.

В дверь постучали. В комнату вошел управляющий, и Баллиол отвернулся от окна.

– Сир, прибыли те, кого вы ждали. Быть может, вы хотите сначала отужинать?

– Нет, Пьер, приведите их. Я приму их немедленно.

Когда управляющий ушел, Баллиол вновь выглянул в окно. В нем нарастало предчувствие грядущих перемен, и оно потрескивало от напряжения, подобно приближающейся грозе. Он все еще не знал, почему три дня назад его выпустили из комнаты в Мальмезоне, впервые за долгие годы – без охраны, и провели к папским чиновникам, которые и препроводили его сюда, в его замок в Пикардии. Ему сказали лишь, что здесь его встретят посланцы из Парижа. Быть может, сейчас он наконец получит ответы на свои вопросы. Ему вернули свободу. Но он хотел знать, какой ценой.