Текст книги "Кольцо Харона"

3. Из пешек в игроки

Тысячелетней дреме Наблюдателя пришел конец. Теперь никому было не под силу загасить вспыхнувшую в нем надежду.

В глубинах космоса что-то происходило. После того как Наблюдатель ощутил слабый энергетический укол, чувствительность его обострилась. Он улавливал множество слабых движений и шорохов, исходящих из далекого уголка Солнечной системы – от источника, который медленно перемещался по тамошней орбите.

Наблюдателю нужно было сравнить новую информацию с чем-нибудь известным, попытаться понять ее по аналогии.

Он порылся в блоке памяти, обращаясь не только к своему собственному, хотя и долгому, но не богатому событиями опыту, но и к опыту всех своих предшественников. В жизни далекого предка он нашел случай, чем-то похожий на теперешний.

Но ничего, кроме разочарования, находка не принесла. В том давнем случае внезапный поток гравитационных сигналов оказался в конце концов лишь позывными, посылаемыми наугад одним из собратьев, в котором возникли неполадки.

Итак, первая гипотеза, будь Наблюдатель человеком, формулировалась бы им с той или иной степенью точности так: некая отдаленная подсистема, другой прибор в той же галактической ветви, где находился он сам, в некотором смысле двойник Наблюдателя, дала сбой.

Но следовал вопрос: мог ли находиться его двойник в той точке, откуда шли эти слабые сигналы? Он снова полез за информацией в блок памяти и нашел нужный ему участок неба.

Он ожидал увидеть маленькое, движущееся по орбите небесное тело, размером с астероид, с помещенным на него собратом. Но ничего такого там не было, а было тело естественного происхождения, замерзшая планета, вокруг которой обращалась большая луна. Наблюдатель был поражен.

Планета – источник искусственного гравитационного поля? Этого не может быть, это противоречит не только собственному опыту, но и опыту всех его предшественников. А того, чего никогда не было, не может быть никогда.

Наблюдатель изо всех сил сосредоточился на странной планете, и его постигло еще одно потрясение. Нет, это совершенно невозможно!

У спутника планеты имелось кольцо, не отмеченное в блоке памяти. Кольцо прерывисто мерцало, излучая все виды энергии.

И судя по всему было родственником Наблюдателя.

Ларри сидел как на иголках. «Приглашение» немедленно нанести визит директору Станции пришло полчаса назад, но Рафаэль, вероятно, хотел перед аудиенцией помариновать непокорного подчиненного за дверью.

Ларри в волнении сжимал и разжимал кулаки. Он знал, что надо делать, когда получал силу тяжести в миллион нормальных. Там работала физика, комбинация законов природы, все поддавалось управлению и пониманию. Ларри просто ухватил за хвост продуктивную идею, правильно поставил опыт, и законы с неизбежностью сработали. Они не могли не сработать.

Но вся эта мышиная возня вокруг эксперимента не имела никакого отношения к физике и была ему решительно непонятна. Прошло четыре часа с тех пор, как его краткий отчет поступил в банк данных, а на Станции все словно с ума посходили.

При помощи Кольца Ларри высвободил волшебную силу, но этой силой можно управлять. Отключите приборы, и она успокоится, а этот переполох… Споры выпустили джинна, которого не загнать обратно в бутылку.

Одни сотрудники воодушевились, другие разозлились, третьи и то, и другое вместе. Персонал разделился на две группы, никто не остался равнодушным, и никто не стеснялся высказывать то, что думал, прямо в глаза Ларри. Он герой. Он лжец. Он гений. Он дурак. Он заслуживает Нобелевской премии. Жаль, что Тихо больше не тюрьма, потому что по нему плачет тюремная камера. Лесть была ему так же неприятна, как и брань.

Станция бурлила, обычный порядок жизни пошел кувырком. Ларри не удалось завершить полный анализ эксперимента – он попросту не мог пробиться к компьютеру, ибо сотрудники, пользующиеся преимущественным правом доступа к нему, пытались сами воспроизвести его ночной эксперимент.

Рафаэль одобрил численные модели, придуманные двумя маститыми учеными. Ларри ничуть не удивился, узнав, что расчеты на основе этих моделей «подтвердили» ошибочность его результатов. В пику расчетам, одобренным Рафаэлем, группа научных сотрудников помоложе (среди них выделялась Сондра) подготовила анализ, доказывающий, что Эффект Чао существует. Ларри не знал наверняка, кто первый пустил в оборот это название, но подозревал, что Сондра.

Он молча взирал на бурление и суматоху, понимая, что и его противники и сторонники исходят из неверных посылок.

Но дело было даже не в том, на чьей стороне истина, истина отошла на второй план. В этой возне главенствовала уже не наука, а политика. Сотрудников разделил незримый барьер. От них требовали принять чью-либо сторону, и вовсе не по вопросу о правоте Ларри. Вопросы теперь ставились другие. Вы за или против Рафаэля? Вы за или против закрытия Станции? Вы за нас или за них? И в конечном счете все противоречия, столкновения характеров, нравственная ненормальность жизни, годами тлевшие, но притушенные видимостью общего дела, воплотились в одном нехитром вопросе: «Вы в это верите?» Научная проблема свелась к вопросу веры, к выбору между ортодоксией и ересью.

«И после этого, – с грустью говорил себе Ларри, – здесь не осталось ничего от науки».

Включился прибор внутренней связи, и голос Рафаэля властно произнес: «Войдите». Ларри не совсем уверенно встал. Старик даже не проверил, тут ли он. Ларри поднял голову и поискал глазами камеру. Если она и была, то тщательно замаскированная. Или смысл состоял в том, чтобы показать Ларри, насколько доктор убежден в неукоснительном соблюдении приказа? Слово доктора – закон, и никто не в праве его нарушить.

Ларри пришло в голову, что, не явись он к нему, и Рафаэль ничего не потерял бы, поскольку заметить его промах было бы просто некому. Он чуть не поддался искушению остаться на месте и посмотреть, как отреагирует шеф. Но это было бы неверной стратегией.

Ларри встал, открыл дверь и вошел в кабинет.

Рафаэль сидел за столом и делал вид, что поглощен сообщением на экране компьютера. Ларри остановился перед директорским столом и замялся в нерешительности.

С него хватит. Если Рафаэль хочет поиграть в свои игры, Ларри будет не пешкой, а игроком. С несколько театральным вздохом он уселся и вынул свой карманный компьютер. Ему есть чем заняться. По крайней мере, можно притвориться.

Ларри включил компьютер и вывел на дисплей рабочий массив. Его лицо было спокойно, но сердце сильно билось. Красноречивый, наглый, вызывающий жест. Такое было не в правилах Ларри, он не выказывал презрения к старшим. Отец назвал бы его теперешнее поведение рецидивом унаследованного от матери ирландского гонора и, вероятно, был бы недалек от истины.

Было мгновение, когда директор мог взять верх, если бы оторвался от работы и осадил его уничтожающим замечанием.

Но оно было упущено, директор продолжал притворяться, что считывает информацию с экрана компьютера, а Ларри сидел в кресле для посетителей, делая вид, что с головой ушел в работу.

И с каждой секундой Рафаэль терял возможность разыграть сцену встречи так, как он задумал.

Ларри показалось, что Рафаэль искоса бросает на него быстрые взгляды, но не спешил поднять глаза от своего экрана, чтобы убедиться в верности догадки. Ему стало любопытно, каким образом старик попробует исправить оплошность. Наконец Рафаэль встал, взял книгу и подошел к книжной полке. Он положил книгу на полку. Книга была явно с другой полки, просто Рафаэль сделал первый ход. Он вернулся назад и сел на угол стола. Столь непринужденная поза была для него совершенно нехарактерна. Но легко объяснима – так Рафаэль мог смотреть на своего подчиненного сверху вниз. Он захватил господствующую высоту.

– А, господин Чао! – холодно проговорил Рафаэль.

Ларри закрыл крышку компьютера и, подняв голову, встретил недобрый взгляд.

Директор кивнул, встал и вернулся к своему креслу. Игра продолжалась.

– Не вижу смысла тратить время на любезности, – начал Рафаэль. – Вот уже двадцать четыре часа, как работа Станции по вашей милости нарушена. Я не могу допустить, чтобы так продолжалось и дальше. Мы воспроизвели ваш так называемый опыт и выяснили, что это самое настоящее жульничество. Таким образом, нелепость ваших претензий становится очевидной. Я не вижу необходимости в том, чтобы и дальше тратить рабочее время персонала на поиски миража, не говоря уже об использовании Кольца и другого опытного оборудования. Я приказал немедленно прекратить всю дальнейшую деятельность по проверке вашего заявления. Станция должна вернуться к нормальному графику работы. Могу добавить, что я не знаю, какие юридические и научные инстанции занимаются подобными вопросами, но в ближайшие дни собираюсь выяснить это. Самоуправство не должно оставаться безнаказанным.

Ларри раскрыл было рот, но слова застряли в горле. Его начальник, его собственный шеф в глаза называет его лжецом, угрожает уволить и привлечь к ответственности за сделанное открытие!

Спустя минуту Ларри все-таки обрел дар речи.

– Вы хотите, чтобы Станция вернулась к нормальному графику работы? – спросил он. – А что это за график? График подготовки к закрытию? – Ларри в недоумении покачал головой. – Почему вам проще думать, что нанятый вами сотрудник – лжец и мошенник, чем признать сделанное открытие? Вы хоть мельком взглянули на мои данные, настоящие данные, а не на расчеты, сделанные людьми, не понимающими суть эксперимента?

Рафаэль пренебрежительно улыбнулся.

– Ваше открытие, господин Чао, сводится к тому, как быстрее всего и безвозвратно погубить свою карьеру. Наших численных экспериментов вполне достаточно, чтобы доказать невозможность результатов, о которых вы столь самонадеянно заявили. Наша система не способна продуцировать такое гравитационное поле.

– Я видел их уравнения! – резко ответил Ларри. Он встал и навис над столом Рафаэля. – Они даже не пытаются учесть фокусировку внешних гравитационных полей, а ведь в этом весь смысл опыта. Разумеется, такое поле нельзя создать при помощи одного Кольца, оно возникло, когда заработал гравитационный потенциал Харона! Я поймал его и сосредоточил в малом объеме. Обработка еще не закончена, но идея-то очевидна. Попробуйте опровергнуть ее! То, что вы делаете, все равно что слепое копирование радиопередатчика без антенны. Конечно, передатчик не будет работать! Неужели, доктор, вы не понимаете, что именно таков принцип ваших хваленых модельных расчетов?

Ларри посмотрел в горящие яростью глаза старика, повернулся и, не дожидаясь ответа, молча вышел из кабинета. Впервые в жизни им овладел гнев, настоящий, безжалостный взрослый гнев.

Ларри был взбешен не столько пустыми обвинениями Рафаэля, сколько его тупостью и твердолобостью.

Директор отвергал истину, отвергал то, ради чего все сюда приехали. У Ларри были компьютерные записи, цифры, показания приборов, доказывающие, что он прав. Но на Земле, в миллиардах километров от Кольца, это будет слабым утешением. Если Кольцо законсервируют, то все будет впустую, потому что начатую работу можно закончить только здесь, на Плутоне. И больше нигде.

Вот что так возмутило Ларри – слепое и бесполезное расточительство, упущенная возможность. Будь результаты его опыта признаны и подтверждены. Кольцо наконец-то заработало бы. Несмотря на экономический спад на Земле, Финансовый комитет нашел бы средства для продолжения исследований. В финансировании проекта приняли бы участие марсианские поселения и внешние спутники. Черт возьми, да разве только они! Все, абсолютно все дадут деньги на эту работу. Если искусственная гравитация существует, не останется ничего невозможного. Какое широчайшее откроется поле для научных поисков, какие невообразимые они сулят открытия! У Ларри заколотилось сердце.

И между ним и этим блестящим будущим стоит лишь уязвленное самолюбие вечно недовольного старика. Это нестерпимо.

У Ларри возникло желание немедленно отыскать Сондру, чтобы посоветоваться с ней о ближайших действиях. Но он подавил его. Позволить Сондре хозяйничать не лучше, чем позволить Рафаэлю унижать его. Он должен сам принять решение. Он придет к Сондре не смущенным беспомощным мальчишкой, а мужчиной, отвечающим за свои поступки. Ларри знал: если он хочет и дальше уважать себя, то должен сам решить, что ему делать.

Ноги сами привели его к своей комнате. Он толкнул дверь, вошел и заперся на ключ. Ему надо побыть одному в тишине и покое. Чтобы подумать. Чтобы не спеша прокрутить в голове все варианты этой проклятой игры.

Нужен еще один опыт, срочно! Он необходим не столько в интересах науки, сколько ради рекламы. Начнется шумиха, и закрытие Станции отменят. Или, во всяком случае, отложат до выяснения всех обстоятельств.

Если он этого не сделает, его карьеру с большой долей вероятности можно считать завершенной. Сила тяжести в миллион земных норм впечатляет, но Астрофизический фонд ООН не поверит ему на слово так же, как не верят здесь. На Земле скорее послушают Рафаэля, чем его.

И даже если Рафаэль добьется своего, Ларри в любом случае нужен материал для продолжения работы на Земле, хотя бы для того, чтобы подготовить качественную публикацию. А одного-единственного опыта тут, конечно, мало. Ларри нахмурился. Да, все-таки это скорее политика, чем наука. Ну так что ж?

Если он будет вести себя, как положено скромному молодому ученому» бескорыстно влюбленному в истину, его открытие останется непризнанным, и больше всего пострадает эта самая истина. То есть истина требовала, чтобы Ларри окунулся в интриги, хитрил, плутовал, истина отвергала наивный идеализм.

«Неужели все когда-нибудь соглашаются с тем, что цель оправдывает средства?» – с некоторой грустью подумал Ларри.

Теперь конкретно. Во-первых, нужно точно узнать положение дел на Станции. Прекращена ли проверка результатов его опыта? Что это не так, Ларри было ясно, не мог Весь научный персонал кротко подчиниться запрету самодура-директора. Но и Рафаэлю это наверняка было столь же ясно. Значит, тот, кто попытается провести испытание, замаскирует его под другой эксперимент.

Ларри вызвал на экран карманного компьютера график опытов с Кольцом. График был напряженнейший, ни одного просвета, по минутам расписаны все двадцать четыре часа. Это было очень необычно. Конечно, можно объяснить это тем, что люди спешат закончить свои эксперименты до закрытия Станции, но что-то в этом объяснении было неубедительное, очень уж неожиданно, в один день, так уплотнилась работа.

Нет-нет, все это связано с эффектом Чао, это элементарно. Ларри теперь нельзя было ошибиться в одном: кто из этих людей – нарушители директорского запрета?

Ларри подумал некоторое время. Наверняка он мог назвать только одного человека – Сондру Бергхофф. Значит, он поставит на Сондру.

Ларри поискал в расписании опытов эксперименты с участием Сондры. Их оказалось три, но лишь в одном она значилась ведущим исследователем. И этот опыт внесли в график как раз после того, как Ларри показал ей свои результаты. Разумеется, Рафаэль будет пристально следить за ходом этого эксперимента. Кроме того, опыт будет проведен только через неделю. Ларри не может ждать так долго.

Ну ладно. Ларри обратился к другому опыту – он тоже казался подходящим. Запланированный несколько недель назад, он должен был начаться в ночную смену, в 2:00 по Гринвичу. Сондра числилась здесь техническим оператором, а не экспериментатором. Ведущим же исследователем здесь была записана доктор Джейн Уэблинг, и это, пожалуй, удача. Уэблинг, заместитель Рафаэля, научный руководитель Станции, мягко говоря, не молода. Она может уйти спать, не дождавшись окончания опыта, а утром просто проверить результаты «ассистентки». По всей вероятности, Сондра будет у пульта управления одна.

Итак, если Сондра собирается что-то предпринять, лучшего времени не придумаешь. Так, а какова цель работы? Ларри посмотрел название по списку: «Испытание улучшенной методики гравитационной коллимации». И люди специально для Рафаэля научились такой псевдонаучной абракадабре! – отметил Ларри с неприязнью.

Гравитационная коллимация. Он видел один из предыдущих отчетов Уэблинг по этой теме – в сущности, тот отчет дал толчок его собственной мысли. Некоторое время Уэблинг пыталась придумать устройство для получения сфокусированного пучка гравитационных волн – «гразер». По аналогии с лазером. Если есть источник света, то в принципе все лучи можно собрать и сфокусировать в однонаправленный пучок. Подобным же образом можно попытаться сконцентрировать гравитационное поле – на этом и был основан использованный Ларри прием.

Гразер, над которым работала Уэблинг, – гравитационный аналог лазера. Уэблинг стремилась сфокусировать пучок гравитационных волн и направить его на приемники, расположенные на других планетах. Идея Уэблинг заключалась в том, чтобы получить два пучка, расходящихся под углом 180 градусов. Один из них должен быть направлен на цель, другой – в противоположную сторону. В этом случае приемник фиксирует гравитационный луч, но никакие неприятные последствия самому приемнику не грозят, так как сила гравитации – нулевая. Ведь разнонаправленные пучки сводят действие друг друга на нет, луч можно обнаружить, до он бессилен.

«А если увеличить силу тяготения? – подумал Ларри. – Скажем, в миллион раз? Результирующая все равно будет нулевой и не окажет никакого воздействия на другие миры, но позволит доказать, что мы на верном пути. Черт возьми, все гравитационные приемники зашкалит!»

И тогда Станция привлечет внимание других планет.

Что, собственно, и требуется.

4. Палец на кнопке

Наблюдатель не понимал поведения странного кольца, обнаруженного на окраине Солнечной системы. Кольцо очень узнаваемое, и действия его должны были походить на действия Наблюдателя. Но кольцо нарушало все законы, словно не подчинялось системам управления, определявшим деятельность Наблюдателя и всех его двойников.

Почему оно ведет себя так странно? Почему вращается вокруг никчемной замерзшей планеты на самой границе этой системы? Почему не скрывается от чужих глаз? Почему, напротив, понапрасну расточает энергию, демаскируя свое присутствие. Каждый час эта незнакомая машина теряет больше энергии, чем Наблюдатель позволил себе потерять за последний миллион лет.

Кольцо бессмысленно испускает малые порции гравитационных волн. Почему оно делает это так грубо, так неумело? Настоящее кольцо не должно быть таким. Этот непонятный механизм напоминает Наблюдателя только формой, размером и использованием гравитационных полей.

Вывод напрашивался сам собой: это новая машина, и потому сведения о ней не занесены в блок памяти. Но вопрос о происхождении объекта Наблюдатель, по своей природе, задать себе не мог. Он знал лишь одну-единственную схему образования гравитационных колец и не допускал возможности иных. Именно поэтому он и решил, что загадочный объект есть более или менее точное подобие его самого. Но Наблюдатель был не в состоянии объяснить нелогичность поведения кольца.

Он принял чужеродную машину за родственную. Только почему загадочное кольцо столь необычно? Почему его повадки, его действия так непредсказуемы?

Ответ вдруг явился из многовековой памяти далекого предшественника: чужак представляет собой каким-то образом измененную основную модель, мутанта. Кольцо построено давным-давно в сходной или более древней планетной системе.

То была вторая ошибка Наблюдателя.

А из нее вытекала третья, роковая ошибка, впоследствии перевернувшая с ног на голову всю Вселенную и положившая конец длившемуся миллионы лет привычному образу жизни.

Но для Наблюдателя беда была еще далеко.

Земле не так повезло.

– Да, жаль, что нам досталось такое позднее время, доктор Бергхофф, но, думаю, на вас можно положиться, – говорила доктор Уэблинг. – Это довольно простое рядовое испытание. Полагаю, нет смысла обоим не спать, а утром я с удовольствием взгляну на наши результаты. Вероятно, ответные сигналы с Земли поступят не раньше полудня.

– Да, мэм, – рассеянно ответила Сондра.

Ей было не до любезностей, она думала о другом.

– Вот, побалуйтесь ночью чашечкой хорошего кофе, – весело сказала Уэблинг, ставя на стол баночку, – это не помешает. Ну, спокойной ночи, доктор Бергхофф.

– Спокойной ночи, доктор Уэблинг.

Доктор Уэблинг осторожно, будто боясь упасть, выбралась из лаборатории. Многие пожилые ученые так и не освоили премудрости передвижения при пониженной силе тяжести.

Сондра дождалась, пока дверь за Уэблинг закрылась, и вздохнула с облегчением. А то ей уже казалось, что старушка никогда не уберется. Сондра встала и закрыла дверь на ключ. Она не хотела, чтобы ее беспокоили.

До начала опыта Уэблинг оставалось четыре часа. Черт! Едва хватит времени, чтобы перенастроить приборы, подготовленные для испытания Уэблинг, на воспроизведение результатов Ларри Чао. Сегодня ночью график составлен так, что не остается ни одной свободной минуты. Три другие диспетчерские заняты, работа в них идет полным ходом. В первой опыт уже проводится сейчас, вторая и третья ждут своей очереди. Диспетчерская Сондры (четвертая) получит Кольцо в свое распоряжение только после того, как закончится работа в третьей, а на 3:00 уже запланирован следующий опыт в первой.

Значит, у Сондры будет только один час. Один-единственный. Если она ошибется, исправлять ошибки будет некогда.

Конечно, Уэблинг обнаружит подмену и позаботится о том, чтобы утром Рафаэль оторвал Сондре голову, но тут уж ничего не поделаешь. Да и какое это имеет значение теперь, когда Станция официально закрывается? Как может Рафаэль наказать ее за самоуправство? Уволить?

Сегодняшнее испытание, наверное, единственная для Сондры возможность подтвердить результаты Ларри. Вот что важно.

Быть может, и не она одна в эти смутные часы стремится к этому, но ей предоставлена единственная попытка. Да и можно ли рассчитывать на то, что эти трусливые овцы отважатся пойти наперекор директору?

Даже знай она о ком-нибудь из коллег, что они намерены повторить опыт, ей все равно хотелось бы самой убедиться, увидеть на шкале прибора миллион земных норм. А увидит их Сондра лишь в том случае, если сама, не передоверяя его никому, проведет испытание.

Сондра села и начала настраивать приборы управления, перепрограммируя систему согласно описанию Ларри. В его заметках все было очень подробно расписано, но все равно подготовка всегда трудная задача.

Возясь с системой управления, проверяя счетчики и датчики, Сондра начала понимать ход мыслей Ларри. Теория всегда была ее слабым местом, хотя с приборами она обращаться умела.

Сондра так ушла в работу, что, когда раздался звонок в дверь, чуть не подпрыгнула до потолка. При такой небольшой силе тяжести земные рефлексы небезопасны.

Она нажала кнопку внутренней связи.

– Кто… – Сондра откашлялась. – Кто там?

Оставалось успокаивать себя тем, что обнаружить переналадку оборудования, которую она произвела, сможет только специалист. Все хорошо, беспокоиться нечего, как заведенная твердила она про себя.

– Это я, Ларри, – ответил глухой голос.

Он не воспользовался внутренней связью, а говорил сквозь дверь. Может, боится, что Рафаэль за ним следит?

Сондра шумно выдохнула – перед этим она, сама того не сознавая, затаила дыхание. Чувство облегчения, охватившее ее, означало, что секунду назад она себя обманывала. Сондра встала и отперла дверь.

В появлении Ларри она не увидела ничего удивительного. В конце концов он неплохо соображает. Он мог заглянуть в расписание и узнать, что она здесь. Она сама предложила стать его союзницей, хотя он и не сразу принял предложение.

Ларри вошел в комнату и быстро огляделся. Сондра вдруг поразилась тому, насколько Ларри изменился за последние несколько часов. Он стал более решительным, более жестким, более уверенным в себе.

Ларри подошел к приборной доске и проверил установку приборов.

– Ты наполовину сбросила данные, приготовленные для опыта Уэблинг, – заявил он.

Это был не вопрос.

– А, ну да, – неуклюже двигая руками, ответила Сондра.

Вот и специалист.

– Надо установить их снова, – сказал Ларри.

– Но я хочу подтвердить твои результаты, – возразила Сондра. – Сейчас это во сто раз важнее гразера.

– А кто принимает ваши сигналы? – спросил Ларри.

В его голосе звучали непривычные нотки, и Сондра поняла: лучше дать прямой ответ.

– На Титане, Ганимеде, потом на ВИЗОРе, это большая орбитальная станция на Венере, и на Земле в Лаборатории реактивного движения. На каждый приемник передаем по десять минут. Каждую секунду уходит по импульсу продолжительностью в тысячную долю секунды.

– Какой силы импульсы? – спросил Ларри.

– Как раз ее-то мы среди прочего и пытаемся измерить. Мы генерируем сферическое поле диаметром один километр, с силой тяжести в одну земную, оно удерживается около тысячной доли секунды. Пока мы успеваем его сфокусировать, получить пучок лучей и послать импульс, уже теряем почти всю исходную мощность. Волны, распространяясь, также ослабляют потенциал поля. Неплохо, если бы на другом конце приборы показали хотя бы одну десятимиллионную земной нормы, но неизвестно, получится ли это. В сущности, сегодняшнее испытание должно показать, что мы можем получить на другом конце. Кроме всего прочего, существует проблема самого пучка. Теоретически мы должны посылать идеально направленный гравитационный луч. Но на практике мы имеем дело с конусом, вершина которого приходится на наш источник. В общем, мы предполагаем, что сможем получить одну десятимиллионную земной нормы, но нас устроила бы и стомиллионная.

– А приемники поймают такие слабые импульсы?

– На станциях, с которыми мы работаем и которые я назвала, должны поймать, у них очень чувствительные приемники, того же типа, что и у нас. Станции на Титане и Ганимеде изучают взаимодействие гравитационных полей спутников Сатурна и Юпитера. Сотрудники станции на Венере составляют карту местного поля тяготения, их интересует внутреннее строение планеты. А в Лаборатории, реактивного движения разрабатывают используемые на всех этих станциях приборы. С отличными механизмами обнаружения и широким диапазоном чувствительности. Есть приборы сверхчувствительные, со средним диапазоном, мощные и сверхмощные, – закончила Сондра.

– И они смогут установить, скажем, резкую вспышку мощности пучка, длящуюся тысячную долю секунды? Ну, к примеру, увеличение в миллион раз по сравнению с тем, что они привыкли от вас получать?

Сондра внезапно поняла.

– Ты хочешь усилить поле тяготения по своему методу и послать усиленный гравитационный импульс!

Ларри ухмыльнулся с плутовским видом.

– Это всех немного расшевелит, правда?

Сондра задумалась, и чем дольше она думала, тем больше ей это нравилось. Опыт обязательно привлечет внимание к открытому Ларри эффекту. Ха, привлечет внимание! Да он повергнет в шок гравитологов по всей Системе. Через несколько часов вся армия исследователей будет в курсе работы Ларри, потребует объяснений и новых проверок открытия. Вот шум-то поднимется.

Да, Ларри все правильно задумал. Видимо, это единственно верное решение.

– Должно сработать, Ларри, – сказала Сондра. – Без сомнения, это должно сработать. Если мы сумеем при помощи Кольца усилить поле тяготения, преобразовать его и получить направленный гравитационный пучок.

– Сумеем. Меня тревожит только, успеют ли наш сигнал заметить на другом конце. И замерить.

– Не волнуйся. Во всех этих лабораториях приемники включены круглосуточно и постоянно регистрируют показания. Они работают в автоматическом режиме, чтобы свести к нулю вероятность ошибки. Если нам удастся послать сигнал, они его уловят.

– Тогда сейчас у них будет крупный улов, – сказал Ларри и сел к приборам управления.

Задолго до того, как Кольцо Харона заработало, метод наблюдения перестал быть основным инструментом астрофизики. Привычными стали активные эксперименты с применением высоких энергий. Не только Кольцо, но и другие крупные и мелкие системы, расположенные тут и там, служили для изучения энергетических полей.

Эксперименты эти проводились с величайшей осторожностью, потому что на Земле и в космосе находилось множество обсерваторий, предназначенных для обнаружения чрезвычайно слабых сигналов, которые поступали от источников, удаленных от Земли на несколько миллионов световых лет. Незначительная перегрузка могла запросто вывести из строя оборудование этих обсерваторий. Ученые, работавшие с высокими энергиями, хорошо усвоили, что нужно заранее широко оповещать о своих планах, чтобы другие успели отключить сверхчувствительные приборы. Необъявленный опыт грозил повредить их.

Существовала еще одна причина, заставлявшая заранее предупреждать о готовящихся экспериментах. В давние времена, когда все обсерватории располагались на Земле или на ее орбитах, проблемы согласованности между этими обсерваториями разрешались без труда, потому что во всякую минуту можно было связаться с коллегами по телефону. Даже когда требовались одновременные наблюдения, согласование осуществлялось практически мгновенно, не представляло большого труда, ибо обе точки находились на расстоянии не больше крошечной доли световой секунды друг от друга. Но потом человек шагнул далеко в космос, и теперь, когда обсерватории размещались на орбитах планет от Меркурия до Сатурна, о телефонных звонках и простом согласовании не могло быть и речи. Световая волна, проходящая через Сатурн, достигала Землю только через четыре часа. Двусторонняя связь – запрос и ответ – заняла бы восемь часов.

Связисты предложили ввести в обиход новое понятие – так называемый радиус событий, и астрономы с готовностью ухватились за это изобретение.

Всякий электромагнитный сигнал перемещается со скоростью света, и его можно представить как точку на расширяющейся со скоростью света сфере. Так вот, расстояние между этой точкой и центром изучения (центром сферы) стали называть радиусом событий.

Сведения о некоем событии могут быть получены, только когда по мере распространения информационной сферы точка (информация) пройдет через Наблюдателя. Радиусы событий могут обозначаться в обычных линейных единицах измерения, но, как правило, для удобства их длину оценивают в световых годах. Так, расстояние от Земли до Солнца – сто пятьдесят миллионов километров, то есть радиус события, равный приблизительно восьми световым минутам. Если Солнце взорвется, Земля узнает об этом лишь через восемь минут.

Но определить расстояние в световых годах – это еще полдела. Порой положение осложняется тем, что движение планет и гравитационные колодцы вызывают небольшое красное смещение и приводят к микроскопическому растяжению времени. Обнаружение погрешности в расчетах стоило карьеры одним и возносило других.