Текст книги "Титаны психиатрии XX столетия"

Известно, что Э. Крепелин, как и многие другие психиатры того времени, поддерживал так называемую теорию вырождения. Некоторые исследователи заходят дальше и улавливают в его научной позиции «обертоны протофашизма». Они проводят более или менее прямую связь между поддержкой этой теории большинством академических психиатров конца XIX и начала XX века в Германии и в других странах, постепенным ростом влияния теории вырождения перед приходом к власти НСДАП и ростом влияния и распространенности национал-социализма как такового. В конечном счете, они проводят прямую связь между поддержкой этой теории и ужасными преступлениями нацизма по отношению к страдающим психическими заболеваниями.

Бенедикт Огюстен Морель (1809–1873)

Однако связь на самом деле вовсе не так прямолинейна. Дело в том, что теория вырождения (дегенерации) была в то время весьма распространена не только в психиатрии, но и в медицине вообще. В последние десятилетия XIX и в начале XX века она получила большую популярность и широко распространилась не только в медицинских и естественнонаучных кругах, но и в кругах философских и политических. На деле, применительно к психиатрии корни теории вырождения обнаруживаются не в немецких, а во французских трудах по изучению психопатологии, особенно в трудах Бенедикта Мореля (1809–1873) и Валентина Маньяна (1835–1916).

Основная идея теории вырождения состояла в том, что при «дегенеративных» заболеваниях наблюдается стойкая тенденция к утяжелению симптоматики этого заболевания (для данной теории несущественно, рассматривается ли как «дегенеративное» психическое, неврологическое или соматическое заболевание) в нескольких поколениях одной семьи, от поколения к поколению. Применительно к психическим заболеваниям это означало, что от поколения к поколению степень психической и социальной дисфункции в «дегенеративной», пораженной психическим заболеванием семье может прогрессировать от всего лишь «нервного характера» в первом поколении до МДП в следующем поколении и до явного хронического психоза со стойкими хроническими когнитивными нарушениями в третьем поколении.

Вначале теория не была полностью умозрительной и политизированной. Она родилась у ученых и врачей-практиков, наблюдавших, что у родителей, страдающих тяжелыми хроническим психическим заболеваниями, например, МДП, действительно нередко вырастают еще более больные дети, особенно в случаях, когда одним и тем же хроническим психическим заболеванием страдают оба родителя и другие члены семьи. Сегодня мы понимаем, что это может происходить из-за наложения на неблагоприятные эффекты наследственной предрасположенности таких же неблагоприятных эффектов обстоятельств раннего развития и воспитания, которые обусловлены хроническим психическим заболеванием у родителя или у обоих родителей, а вовсе не из-за мифической «дегенерации» (накопления болезни в поколениях одной семьи).

Тем не менее несмотря на то, что теория вырождения сначала не была полностью умозрительной и политизированной и зародилась именно в попытках эмпирически объяснить нередкое появление еще более больных детей у родителей, страдающих тяжелыми хроническим психическими заболеваниями, с момента рождения все же была весьма расплывчатой и спекулятивной концепцией, что давало широкий простор для злоупотреблений ею и для расширительных трактовок. К тому же теория вырождения была выдвинута за десятилетия до того, как Мендель открыл законы наследования простых одногенных заболеваний, и задолго до того, как стало возможным плодотворное применение генетики в психиатрии. Большинство психических заболеваний являются мультифакториальными заболеваниями, в развитии которых играет роль множество генов, а также факторы внешней среды, и поэтому к ним неприменима простая менделевская генетика.

Валентин Маньян (1835–1916)

Однако несмотря на расплывчатость, спекулятивность и неконкретность, в конце XIX и начале XX века теория вырождения получила широкую поддержку в медицинских, академических и политических кругах. В сочетании с теорией социального дарвинизма («социально слабые, бедняки и нищие, инвалиды, умственно отсталые, больные психическими заболеваниями не заслуживают поддержки, потому что портят генофонд популяции») она послужила идеологической основой для зарождения психиатрической евгеники и движения «расовой гигиены».

«Общество расовой гигиены» было основано в 1905 году врачом Альфредом Плоцем (1860–1940). Одним из его основателей был швейцарский психиатр Эрнст Рюдин (1874–1952). Этот врач работал в клинике Э. Крепелина в Мюнхене с 1907 года и считался его протеже. Позднее, более чем 25 лет спустя, Э. Рюдин стал центральной фигурой в подготовке и исполнении законов о насильственной стерилизации, а затем о насильственной эвтаназии психически больных, принятых режимом НСДАП. Эти законы в конечном итоге стоили многих тысяч жизней.

Эрнст Рюдин (1874–1952)

Несколькими десятилетиями ранее, в конце XIX – начале XX века, и Э. Крепелин, и большинство современных ему авторов учебников и руководств по психиатрии широко использовали аргументы теории вырождения. Э. Крепелин придавал этой теории особенно важное значение в своих попытках объяснить этиологию и патогенез таких психических заболеваний, как МДП, паранойя и расстройство личности, и практически не учитывал ее при рассмотрении гипотез об этиологии и патогенезе деменции прекокс.

Однако отношение Э. Крепелина к теории вырождения, так же как и отношение к ней другого гиганта психиатрии XX века – швейцарца О. Блёйлера, в действительности было двойственным. Оно не было стопроцентно позитивным в отношении некоторых наиболее радикальных идей, но не было и критическим. Так, например, Э. Крепелин одобрительно воспринял основные идеи «криминальной антропологии», предложенные итальянским психиатром Чезаре Ломброзо (1835–1909), но категорически отверг идею о существовании неких «явных стигматов дегенерации». В соответствии с этой идеей, отдельные личности могли быть идентифицированы как «дегенераты» или «вырожденцы» всего лишь на основании особенностей внешнего вида, таких как форма черепа и ушей, высота лба и т. п.

Известно, что уже после 1900 года Э. Крепелин неоднократно утверждал, что все психиатрические учреждения должны служить целям расовой евгеники и что одной из важных задач должно быть «отвращение многочисленных больных от воспроизведения их тревожных свойств». В частности, эту позицию он выразил в своей лекции «О психиатрических задачах государства» («Die psychiatrischen Aufgaben des Staates») [Kraepelin, 1900].

Начиная с 1903 года, после переезда в Мюнхен Э. Крепелин стал все чаще писать о проблемах социальной политики применительно к психиатрии. Уже в этот, ранний мюнхенский, период своей научной и политической жизни Э. Крепелин считался сильным и влиятельным сторонником психиатрической евгеники и «расовой гигиены».

Чезаре Ломброзо (1835–1909)

Кроме того, Э. Крепелин также был убежденным сторонником теории социал-дарвинизма. Он считал, что такие общественные институты, как общедоступные системы образования и здравоохранения, а также системы социальной поддержки слабых и малоимущих (так называемое государство всеобщего благосостояния), вследствие их тенденции нарушать процессы естественного отбора в популяции подорвали биологические силы немецкого народа, ухудшили его генофонд и ослабили позиции в «борьбе за выживание». В свете этого Э. Крепелин был обеспокоен биологическим сохранением и укреплением немецкого народа как нации или расы. По-видимому, Э. Крепелин придерживался не дарвиновских, а более ранних и более примитивных ламаркистских взглядов на процессы биологической эволюции.

Э. Крепелин не только сам придерживался подобных взглядов, но и был сильным и влиятельным союзником и пропагандистом работ своего ученика Э. Рюдина (см. выше). Он оказывал Рюдину протекцию в начале его карьеры. В 1922 году, уходя на пенсию с должности ректора Германского института психиатрических исследований в Мюнхене, Э. Крепелин сделал своим преемником на данном посту именно Э. Рюдина. Однако тогда Э. Рюдин еще не был нацистским преступником, а считался респектабельным ученым, который всего лишь стремился прояснить механизмы генетического наследования психических заболеваний, чтобы получить возможность сделать так называемый эмпирический генетический прогноз и ограничить распространение психических заболеваний в популяции.

В 1909 году, в новом издании «Учебника психиатрии» Э. Крепелин предупреждал читателей о потенциальной и, по его мнению, «серьезной угрозе для нашей расы» из-за ее возможного проигрыша или ослабления в «борьбе за существование» в современном ему урбанизированном индустриальном обществе с его неблагоприятным «потенциальным воздействием на человеческую породу».

Огюст Анри Форель (1848–1931)

Тем не менее в действительности Э. Крепелин довольно мало внимания уделял рассмотрению вопросов психиатрической евгеники в своих трудах, а если и касался их, то придерживался довольно умеренных позиций по сравнению с такими, например, учеными, как швейцарец Огюст Анри Форель (1848–1931).

Одной из особенностей творческого наследия Э. Крепелина, наиболее неприятной с сегодняшней точки зрения, является даже не столько его поддержка теории вырождения, психиатрической евгеники, социал-дарвинизма и «расовой гигиены» (в этом не было ничего необычного для психиатров того времени) сама по себе, сколько склонность экстраполировать результаты психиатрических исследований на различные социальные и политические контексты, в частности, склонность патологизировать политических противников.

В рамках этой тенденции Э. Крепелин считал больными, например, социалистов или противников Первой мировой войны (пацифистов).

В отличие от некоторых других своих ученых коллег, например, Вильгельма Оствальда (1853–1932), Э. Крепелин не имел ярких политических амбиций, то есть не собирался становиться политиком или активно участвовать в политической борьбе [Kraepelin, 1987]. Тем не менее Э. Крепелин часто высказывался по некоторым социальным и политическим проблемам, которые были актуальны в Европе в то время. Эти проблемы, по-видимому, были личностно значимы и важны и для него.

Как указывает биограф Э. Крепелина Курт Колле, существуют данные, что психиатр придерживался правоконсервативных и этнонационалистических взглядов, которые в то время в Германии называли «фёлькиш». По-видимому, это действительно так: в такую систему взглядов хорошо вписываются и антисемитизм, и склонность считать больными, например, социалистов и пацифистов, и поддержка социал-дарвинизма, психиатрической евгеники и теорий «расовой гигиены», и отношение к гомосексуальности как к психическому заболеванию и продукту «совращения ребенка злокозненными взрослыми гомосексуалистами».

Майкл Шеферд идет еще дальше и пишет, что политические взгляды Э. Крепелина были, с его точки зрения, не просто правоконсервативными и этно-националистическими, но крайне реакционными, или, говоря сегодняшним языком, ультраправыми. При этом он говорит о «двух лицах» Э. Крепелина – одновременно и ученого, и политического реакционера – и о том, что его политические взгляды, к сожалению, оказывали влияние на научную деятельность.

Интересно, что, по некоторым данным, в начале своей научной деятельности – в лейпцигский период – Э. Крепелин был последователем Бисмарка и его теории «доброго государства», которое только и способно объединить страну и обязано помогать слабым, больным и малоимущим. То есть в молодости он, по-видимому, придерживался скорее левых, социал-демократических взглядов.

Известно, что политические взгляды Э. Крепелина стали еще более радикально правыми во время и после Первой мировой войны. Возможно, такова была его психологическоая реакция на огромные потери немецких солдат, на поражение Германии в войне, на несправедливый и грабительский Версальский мир и на распространившиеся в результате в немецком обществе опасения относительно возможной «гибели немецкой нации» или произошедшего «ослабления немецкого духа».

В 1916 году Э. Крепелин присоединился к ультранационалистической, пангермански настроенной (то есть считавшей необходимым объединение всех немецкоязычных земель под крышей единого государства – Великой Германии) группировке «Народный комитет по немедленному уничтожению Англии» (Volksausschuß für die rasche Niederkämpfung Englands). Эта группировка, кроме всего прочего, пропагандировала необходимость неограниченной холодной войны с Великобританией. А в 1917 году Э. Крепелин поддержал призыв к созданию баварского отделения крайне правой Партии немецкого отечества (Deutsche Vaterlandspartei, DVLP). Он даже был избран в исполнительный комитет DVLP.

Стоит заметить, что DVLP была не просто идейной предшественницей НСДАП, но и ее прямым организационным предшественником: когда в 1920 году, после неудачной попытки «капповского путча», DVLP была запрещена, большинство ее бывших членов перешло в основанную в 1919 году одним из бывших рядовых партийцев Антоном Дрекслером Немецкую рабочую партию, прямую предшественницу НСДАП.

Среди прочего, DVLP призывала к отставке тогдашнего канцлера Германии Теобальда фон Бетман-Гольвега и категорически настаивала на «победоносном мире», то есть на продолжении Первой мировой войны «до победного конца» с получением в итоге имперской Германией крупномасштабных территориальных приобретений. При этом члены партии совершенно не учитывали фактическую обстановку на фронте, которая в тот момент была для Германии далеко не благоприятной. Интересно, что Э. Крепелин считал, что политические цели партии вовсе не являются особенно радикальными и далеко идущими [Kraepelin, 1983].

Когда после поражения в Первой мировой войне и последовавшей революции, свергшей власть кайзера и установившей в Германии Веймарскую республику, DVLP стала быстро терять популярность и к концу 1918 года фактически распалась, Э. Крепелин разочаровался в политике и политической деятельности.

Сохранились также данные, что в 1919 году Мюнхенская психиатрическая клиника под руководством Э. Крепелина была назначена Веймарским правительством ответственной за оценку психического состояния и степени вменяемости нескольких задержанных лидеров Баварской Советской Республики. Одного из них, писателя Эрнста Толлера, ранее уже обследовал Э. Крепелин – когда Э. Толлер оказался под стражей за участие в январских забастовках 1918 года. Тогда Э. Крепелин объявил Э. Толлера «психопатом», однако при этом вынес вердикт о его «невменяемости» и, следовательно, о том, что он не должен нести уголовной ответственности за свои выступления и действия против правительства Германии.

Так же, как и многие другие немецкие (и не только) психиатры того времени, Э. Крепелин был явным антисемитом. Так, например, в своих «Воспоминаниях» он замечал: «Я также считаю растущую опасность, которую иудеи представляют для будущего наших народов, предметом большого беспокойства. В ряде случаев семитская раса продемонстрировала тенденцию вылезать вперед ради поверхностного превосходства, а не внутреннего удовлетворения…» [Kraepelin, 2002].

Интерпретируя этот пассаж, следует заметить, что в немецком и не только обществе тогда были широко распространены и зависть к научным, финансовым и другим успехам, которые действительно сопутствовали ряду ученых, банкиров и промышленников еврейского происхождения, и представление о них как о «поверхностных полуграмотных выскочках», пользующихся «еврейскими хитростями» ради получения сиюминутного и несправедливого преимущества перед представителями титульной нации.

Далее Э. Крепелин писал: «Я с обеспокоенностью отмечаю, что влияние евреев на науку намного перевешивает их долю представительства в населении. И это катастрофично, потому что у них стремление к успеху и признанию превалирует над поиском истины и знания. Хотя у меня были личные отношения со многими евреями и некоторые из них пользовались большим уважением, я мог рассматривать их только как стимул для развития наших собственных способностей» [Kraepelin, 2002].

Здесь мы также видим популярное в то время представление о евреях как о «выскочках», которые стремятся не к поиску научной истины, а к получению несправедливых преимуществ перед представителями титульной нации, к сиюминутной славе, успеху и признанию. Мы также видим здесь невысказанную мысль о желательности введения неких «квот» на еврейское представительство в науке, с тем чтобы оно было пропорциональным количеству евреев в Германии.

Заключая этот пассаж, Э. Крепелин писал, что, по его мнению, «доминирующее влияние еврейского духа на немецкую науку, как это ни печально, становится все более очевидным. Мне кажется, что это действительно очень серьезная опасность – опасность, которой нам необходимо противостоять, прежде всего, путем систематического поиска выдающихся немецких талантов, способных победить в этой гонке» [Kraepelin, 2002].

Здесь мы встречаем популярное в те времена представление, что «еврейский дух» потенциально способен ослабить науку, финансовую систему или промышленность государства и что все евреи, независимо от их внешней лояльности государству и титульной нации, являются потенциальными предателями, так как мечтают о своей Палестине, а не об укреплении государства, его науки или финансов – и поэтому с «засильем евреев» в науке, финансах и промышленности следует систематически бороться, а представителям титульной нации – отдавать предпочтение при приеме на работу.

Кроме того, Э. Крепелин также выдвинул теорию о частой генетической предрасположенности евреев к психическим заболеваниям [Kraepelin, Engstrom, 1992].

Известно, что, кроме научной работы, Э. Крепелин, вслед за старшим братом Карлом проявлял живое любопытство к зоологии и ботанике, а также интересовался литературой. Помимо того, что Э. Крепелин был весьма начитанным и широко образованным человеком, он сам писал стихи и воспоминания. Занимался он этим преимущественно во время отдыха на любимом озере Лаго-Маджоре в Италии, на берегу которого он жил в доме с большим садом и библиотекой. «Воспоминания» Э. Крепелина, а также его стихотворения раскрывают нам личность великого ученого с неожиданной стороны и дают представление о нем как о душевном и тонко чувствующем человеке в противоположность традиционному представлению как о «бесстрастном ученом сухаре», с трудом находящем контакт с пациентами.

По-видимому, Э. Крепелин начал писать мемуары во время или сразу после Первой мировой войны. Однако большую часть работы по написанию этой книги он проделал уже после выхода на пенсию в 1922 году. Эта книга – важное дополнение к его научным работам, она позволяет лучше понять их. В «Воспоминаниях» Крепелин в подробностях рисует читателю картину своего интеллектуального и духовного мира, логику, которой он руководствовался в исследованиях, свои чувства, эмоции и переживания.

Обложка «Воспоминаний» Э. Крепелина (1983)

По неизвестным причинам «Воспоминания» Э. Крепелина не были опубликованы ни сразу после создания, ни вскоре после смерти автора. Они вышли в свет на немецком языке только в 1983 году. В 1987 году Эрик Энгстром перевел мемуары Э. Крепелина на английский. Только после опубликования на «общепринятом» языке мировой науки ученым стала понятна важность «Воспоминаний» для оценки остальных трудов Э. Крепелина, для понимания их сквозь призму логики автора.

Стихи Э. Крепелина тоже были опубликованы только после его смерти, хотя и гораздо раньше, чем «Воспоминания», – в 1928 году, всего через два года после смерти автора. Они дают представление о внутреннем духовном, эмоциональном и интеллектуальном мире Э. Крепелина. Читая их, мы впервые встречаемся с Э. Крепелином как с человеком, а не как с ученым и врачом-психиатром.

Стихи Крепелина отражают задумчивое, элегическое, грустно-философское настроение, которое он выражает, от стихотворения к стихотворению используя одни и те же аллегории из мира природы. Он описывает свои страдания из-за несчастной судьбы родной страны (имеется в виду поражение Германии в Первой мировой войне), навязанный ей по ее итогам несправедливый и грабительский Версальский мир и последовавшую за этим экономическую и социальную катастрофу.

Кроме того, в стихах Э. Крепелин описывает противоречивые размышления о профессии врача, которую он, с одной стороны, горячо любил, но которая, с другой стороны, причиняла ему страдания, заковывая, по его словам, в «цепи рабства», и тем самым мешала ему следовать в жизни собственным курсом и поступать как хочется.

Книга стихотворений Эмиля Крепелина

Известно четырнадцать стихотворений Э. Крепелина, которые он написал в разные периоды жизни. Темы этих стихотворений – семейная жизнь, критика академических кругов, политика и политические события, даже научные исследования, в том числе и его собственные. Порой в стихотворениях встречаются и неожиданный юмор, и романтика. Известно, что сам Э. Крепелин никогда не планировал публиковать свои поэтические опыты, считая, что их качество оставляет желать много лучшего.