Текст книги "Командор Кощей. Книга первая"

***

Старая дева по имени Дранбикуланта (а полное имя – Адранте-би Куланта Билибито-куникур; что оно означало, – самому Богу, наверное, не было понятно), дочь одного старого злого барона – лекаря (в народе поговаривали, будто бы он был колдуном), жившего на самом краю Северо-восточного удела, сумела-таки подобрать ключик к сердцу будущей свекрови. Случилось однажды так, что Джулианарта вдруг перестала приставать к Елисару с требованием немедленно жениться на всех невестах сразу, а вместо этого стала часто и подолгу общаться с Дранбикулантой. А вышла на мать Елисара Дранбикуланта из-за недуга, который вдруг ни с того ни с сего одолел далеко уже не молодую королеву.

Никто из лучших лекарей Отрантурии так и не понял, какую заразу Джулианарта и где подцепила, но мать Елисара вдруг стала чахнуть прямо на глазах у придворных. Из сильного и властного голос её превратился в тихий, хриплый и печальный. То и дело заходилась королева кашлем, а ночью никак не могла заснуть. Кто её только ни лечил, какие только лекарства ни использовали – всё оказалось напрасно. Королева таяла и таяла с каждым днём. И совсем было уже готовилась отдать богу душу, как вдруг явилась дочь того самого барона отшельника и буквально стащила королеву со смертного одра.

Снадобье, которое принесла с собой Дранбикуланта, оказалось по истине волшебным. Уже на следующий день после приёма одной его ложки королеве стало значительно лучше. А ещё через пару дней она, как ни в чём не бывало, сидела со своей спасительницей в своей гостиной, уплетала вместе с ней горячие оладьи с клеверным вареньем, потягивала вино и болтала о том о сём. И что самое удивительно, даже во время болезни королева посылала сыну наставления жениться на той, на той и на той, а тут вдруг словно забыла о том, что вообще кого-то королевичу сватала.

А ещё через пару недель с Дранбикулантой заговорил и сам Елисар. И не просто заговорил – он заговорил с ней о высоких чувствах, смущаясь и краснея при этом. Королевича стало не узнать. И если с другими девушками (а точнее с множеством других) королевич общался громко и весело, постоянно отпуская в адрес очередной собеседницы шутливые колкости, а то и хлопая поклонницу по попе, то рядом с этой старой девой он превращался в скромника из скромников, телка из телков. Более того, все его друзья и подружки с удивлением отметили, что их всеобщий любимец и весельчак вдруг превратился в затворника и тихоню.

Парня стало прямо-таки тянуть к этой пришлой девке, будто магнитом. Конечно же, Дранбикуланту невзлюбила не только вся придворная челядь Елисара, но и вообще вся молодежь королевичевства. А пожилые люди, обсуждая эту проблему, в раздумье покачивали головами: околдовала, мол, девка королевича, как есть околдовала. Чувствовали бывалые отрантурийцы, что ни к чему хорошему такая перемена в королевиче не приведёт, однако помочь ему даже и не ведали как.

А Дранбикуланта, видать, и ставила такую цель – присушить Елисара к себе. Да так сильно, чтобы он мать родную позабыл, не говоря уж о подружках и друзьях. Что она вытворяла, оставаясь с ним наедине в его покоях, про то никому узнать не удалось, как ни старались. Но после ласк этой «чернокнижницы» (как с ненавистью называли её ребята и девчата королевичевства) их душка Елисар ничьего общества более признавать не хотел. И надо сказать, увидевшие Дранбикуланту вблизи, королевича вполне понимали. Это уже потом обман раскрылся, когда развеялись её чары и оказалось, что на самом деле она – противная и страшная старуха (хотя даже сорок лет для женщины не возраст – что в то, что в наше время).

На тот же момент, когда она охмуряла королевича, Дранбикуланта смотрелась очаровашкой из очаровашек. Лицо её выглядело нежным и чистым, как у пятнадцатилетней принцессы. Кожа казалась белой и приятно бледной. Из-под томных ресниц, густых и чёрных, как смола, на юношу смотрели с обожанием большие синие глаза. Она была стройна и грациозна, её голос не говорил, а пел – тихо, плавно и нежно.

Возможно, в тот момент Дранбикуланта и на самом деле любила королевича, как женщина, созревшая к семейной жизни, обычно любит лицом и статью привлекательного для неё мужчину. А то, что Елисар запал ей в душу как вызывающий желание партнёр, как юноша, которого всё время хочется обнять, расцеловать и крепко стиснуть в своих объятиях, сомнений в замке королевича не вызывало ни у кого. И танцовщица Элия отлично это понимала, зная по себе, насколько Елисар желанен и пригож для множества других девчонок столицы королевичевства.

Её, конечно, вовсе не пугал сам факт того, что о её сердечном друге детства мечтают все молодые женщины и девушки, по крайне мере Елисарова удела.

Но о том, что Елисар однажды потеряет голову от пришлой дочери какого-то отшельника – барона, про это Элия даже помыслить не могла. Она давно привыкла верить в сказку, которую сама себе придумала.

 
Чтоб её верный добрый друг,
Который с самой первой встречи с ней
признался ей в любви,
весь покраснев до кончиков ушей,
её веселый преданный мальчишка,
проводивший с ней,
обыкновенной танцовщицей, времени гораздо больше,
нежели со всеми остальными
друзьями вместе взятыми,
чтоб этот чудо-мальчик вот так легко о ней забыл,
влюбившись по уши в какую-то «старуху»
(глаза девчонок и колдунья не способна обмануть) —
такого Элия не ожидала.
 

И когда она действительно увидела, что королевич предал её, отставив в сторону, как надоевшую игрушку, а сам отдался в руки этой чернокнижницы, – переживаниям девчонки не было предела. Несколько ночей подряд она проплакала в подушку, потом, немного успокоившись, решила навсегда забыть о королевиче и окончательно расстаться с глупою мечтой.

Однако, когда вдруг в замке начались приготовления к женитьбе королевича, и он, её любимый, случайно с Элией столкнулся на одной из улиц города, она почувствовала, что не может отказаться от него. А поразмыслив над вопросом, почему вдруг Елисар отправился гулять один в момент, когда до свадьбы оставалось всего три дня, она сообразила наконец, что парень околдован – самым изощренным, наглым образом.

«Бедняжка, – подумала тогда Элия, сидя у себя в каморке, располагавшейся в одном из зданий для прислуги на территории дворца. – Он сказал мне „привет“ и застенчиво улыбнулся, словно сам не свой. А я-то, дура, решила, что мой милый меня забыл. Нет, не поверю ни за что! Всё дело в этой гадине. Она его приворотила, это точно. Он сделался совсем другим. А я, такая дрянь, вместо того, чтобы подумать, как избавить его от этих чар, надула губы. Его надо спасти во что бы то ни стало, а не сидеть, как клушка, взаперти!».

Приняв такое решение, Элия первым делом поговорила со своей матерью, которую звали по-простому – Вертранта. Она была ровесницей Дранбикуланты, но лет своих не скрывала, хотя и продолжала танцевать в одной из городских харчевен, чтобы заработать на еду и одежду. А жизнь, надо сказать у матери Элии была не сахар, несмотря на то, что Элия к тому времени уже лет шесть как жила во дворе дворца и получала неплохое для танцовщицы жалованье.

Разумеется, Вертранта не очень хотела зависеть от ещё совсем юной дочери, правильно считая, что такая зависимость не приводит ни к чему хорошему. Сегодня дочь в фаворе у знатных особ, завтра в опале – привыкши к достатку, попробуй-ка вернуться к скромной жизни. Но главная печаль Вертранты заключалась в другом.

***

Дожив почти до сорока лет, Вертранта так и не встретила своего мужчину. Дочку-то родить сумела – от одного заезжего канатоходца, обаятельного красавца-силача Да только отец Элии исчез однажды из города, ушёл со своей труппой в неизвестном направлении. И больше не вернулся, хотя и обещал. С тех пор осталась Вертранта одна. Разумеется, сватались к ней мужчины, даже молодые и собой ничего. Не те оказались женихи. Не захотела Вертранта повиснуть кому-нибудь из них на шею – в смысле жить за счёт мужа.

Ведь если бы она вышла замуж, работу танцовщицы пришлось бы бросить: какому парню понравится, что его супруга развлекает других мужчин. А ей, чтобы бросить любимое дело, требовалось влюбиться по-настоящему, как в того канатоходца. Ни в кого влюбиться не смогла Вертранта. Да и дочку надо было растить, деньги зарабатывать. Вот и осталась доисторической матерью одиночкой. Зато дочь свою поняла с полуслова.

– Ты верно решила, – сказала Вертранта после того, как Элия поделилась с ней своими подозрениями. – Я сразу эту пришлую знахарку невзлюбила. Показалось мне, глаз у неё чёрный, злой. И королевича она решила под себя подмять. Да уже подмяла мальчишку. Подлая она баба да ещё хитрющая. Тут сразу и не придумаешь, чем и как разрушить её чары. Но я схожу в деревню к одной знакомой бабке, которая, мне кажется, тоже самая настоящая ведьма и наверняка знает средство против приворотного зелья. Ты же, дочка, пока ничего не делай, а лучше затаись, как будто ты занемогла и пока не танцуешь. Не ровен час, пронюхает стерва, что ты королевича любишь, да и сделает что-нибудь опасное для тебя.

– Порчи я не боюсь! – решительно заявила Элия в готовности сражаться за любимого до полной победы.

Однако мать сумела-таки убедить её в необходимости не торопить события, дабы не навредить королевичу ещё больше.

Элия поняла, что свадьбу расстроить всё равно не удастся, а вот отравить её любимого, пока он очарован, Дранбикуланте бы не составило труда. Да и что с того, что королевич женится на ней. Жениться ведь ещё не значит никогда не вернуться к своей настоящей любви. Элия тогда не знала точно, любит ли её королевич, как никого другого, но ей настолько хотелось в это верить, что она действительно поверила в истинность их с королевичем чувств. «Если тебе, любовь моя, необходимо испытать свои чувства в этом проклятом браке, если спасти тебя можно только допустив этот брак и никак иначе, то я потерплю.

Я буду ждать твоего исцеления ровно столько дней, месяцев, лет, сколько понадобится. И всё это время я буду жить надеждою на то, что всё у тебя, милый, будет хорошо. И помогу тебе, всё сделаю, что нужно будет, чтобы эти чары с тебя сбросить» – думала Элия после разговора с матерью накануне вступления королевича в ненавистный Элии и всей молодёжи города брак. И так она думала и после того, как Елисар «окольцевался» и опять пропал в своих покоях с Дранбикулантой. По меньшей мере лет пять она жила надеждами. И дождалась-таки своего.

А произошло вот что. Вертранта на самом деле разыскала ведьму, о которой говорила Элие. И ведьма, погадав на волосах Элии при свете полной Луны, ответила Вертранте, что средство против зелья приворотного здесь не поможет.

– Его ведь надо подмешать в напиток не только парню, но и той, которая его приворотила. И не единожды, а много раз подряд. Вы сделать этого не сможете: Дранбикуланта очень осторожна. И она не ведьма, а колдунья. Колдуньи плохо видят будущее, но очень подозрительны ко всем, кого встречают.

Поэтому всё время следят за теми, кто им кажется опасным для себя. Но не печальтесь. Я отлично вижу, как чары Дранбикуланты постепенно истаивают, и королевич прозревает. Чем терпеливее вы будете себя вести, чем меньше Дранбикуланта будет беспокоиться по поводу того, что кто-то раскусил её и хочет разоблачить, тем в меньшей опасности будет все эти годы находиться королевич. Наступит время, когда он сам придет к тому, кого покинул. Нужно просто этого дождаться и не обидеть королевича, не оттолкнуть его упрёками. То есть вам необходимо просто потерпеть, стараясь не попадаться колдунье на глаза. И всё само собой решится в вашу пользу, – успокоила ведьма Вертранту.

И, помолчав, добавила загадочную фразу:

– Конечно, Дранбикуланта пришла неспроста. Мать королевича она обязательно погубит. Да, это она навела на неё сильную порчу, чтобы, на какое-то время сняв её, вызвать к себе любовь королевы. Через два – три года королева снова заболеет и потом умрёт. Это неизбежно, потому что за Дранбикулантой стоит кто-то гораздо более сильный. И когда королевич вернётся к друзьям и Элие, Дранбикуланта ещё сумеет ему навредить. Но думать об этом сейчас не время. Как говорится, поживём – увидим, что будет дальше.

Вертранта плохо поняла, о чём сказала ведьма напоследок, но предсказание её о том, что чары с королевича в конце концов спадут, показалось ей убедительным. Элию советы ведьмы успокоили и окрылили. Ей было очень трудно сдерживать себя все годы, пока королевич жил, как во сне, но она нашла в себе силы потихоньку уйти из замка и поселиться в каморке у матери в одном из бедных кварталов. Чтобы не привлекать к себе внимание, Элия перестала танцевать и устроилась на работу посудомойкой в одну из городских харчевен. Говоря откровенно, ей можно было вообще не работать: на службе у королевича Элия сумела накопить приличную сумму золотом – на эти деньги они могли бы запросто прожить вдвоём с Вертрантой как минимум лет пять. Но, во-первых, это тоже могло привлечь к себе внимание особо любопытных горожан, а во-вторых, в безделье очень трудно терпеливо ждать.

Через три с небольшим года в королевичевство пришёл траур: как и напророчила деревенская ведьма, ушла из жизни Джулианарта. Переодевшись нищими, так, чтобы их никто не узнал, Элия и Вертранта присутствовали на похоронной процессии. Сердце Элии дрогнуло, когда она увидела убитого горем королевича. Дрогнуло не только потому что впервые за столько месяцев увидела своего любимого, но и потому, что печаль Елисара говорила о начале процесса его исцеления. Если он оплакивает мать, значит королевична уже не полностью владеет его душой. И, словно чувствуя это, Дранбикуланта выла над гробом свекрови, будто не человеком была, а волчицей, женщиной обернувшейся.

Тяжело Элия переживала этот многолетний период ожидания. А после похорон Джулианарты ей стало совсем трудно – страшно хотелось увидеть королевича ещё раз, но позволить себе этого она ни за что не могла. До тех пор, пока добрая ведьма не подаст сигнал о том, что черед Элии в борьбе за королевича наконец-то пришёл. И она дождалась этого момента.

Однажды от доброй ведьмы к ним прибежал вихрастый мальчишка лет одиннадцати, чумазый, будто трубочист. Едва поздоровавшись, он вручил Вертранте маленький холщовый мешочек с пришитым к нему листиком бересты и тут же убежал. Хозяйки не успели даже ничем угостить его, хотя им очень хотелось это сделать, тем более что, стремясь облегчить страдания дочери, Вертранта всегда держала в каморке разные сладости.

Береста оказалась запиской, состоящей из одного слова – «пора». В мешочке же находился темно-зелёный сухой порошок. Никакой инструкции к нему ведьма не приложила. Однако Вертранта и без неё догадалась, что порошок нужно растворить в стакане воды и любым путём напоить этой водой королевича. Только как это сделать?

Несколько дней подряд мать и дочь ломали голову над этим вопросом. Наконец Элия решила действовать на свой страх и риск. Просто приготовила зелье и отправилась вместе с ним в сторону замка. И так судьбе оказалось угодно, что королевич случайно вышел ей навстречу. Он шёл по той самой улочке, кривой и узкой, по которой, дабы остаться незамеченной, пробиралась со склянкой в руках Элия. Его она увидела неожиданно. И, хотя Елисар был одет в неприметный серый плащ с надвинутым на глаза капюшоном, Элия его сразу узнала. В таких случаях обычно говорят, сердцем почувствовала. Узнал её и королевич. Но не сразу, а лишь когда едва не столкнулся с ней. Резко остановившись перед внезапно вставшей на пути девчонкой, королевич машинально схватил её за руки и посмотрел ей в лицо. От неожиданности Элия выронила склянку с зельем. «Всё пропало!» – с отчаянием в душе подумала Элия, увидев, как отворотное зелье вытекает из разбитой склянки.

Но королевич от удара склянки о землю вздрогнул, глаза его внезапно округлились от нахлынувшего удивления.

– Элия? Это ты? – медленно прошептал он, с нарастающим в груди волнением вглядываясь в знакомые черты.

И вдруг Елисар крепко прижал девчонку к своей груди. Она тут же заплакала, роняя горячие слёзы на грудь Елисара. А он только крепче стискивал её в своих объятиях. И целовал её в макушку.

Скорее всего их никто в этот момент не видел. Потому что никто не мешал насладиться долгожданной встречей. И они простояли на улице в обнимку, рыдая от радости и целуя друг друга, неведомо сколько. Весна только началась – было далеко не жарко и дул холодный порывистый ветер. Но влюблённые не обращали на него внимания. А когда Элия выплакала свои слёзы и застенчиво улыбнулась королевичу, он крепко и горячо поцеловал её в губы, и приятное тепло мгновенно распространилось по всему её телу. Потом королевич нежно обнял Элию за плечи и сказал всего одно слово – «пошли». Она не стала уточнять, куда королевич ведёт её. Хотя и понимала, что в замок им вдвоём идти опасно. Сердце подсказывало девушке, что чары колдуньи пока что сильны и сама она по-прежнему властвует в замке Елисара на правах королевичны.

Вот что было обиднее всего – дочери старого короля королевичнами не считались. Они могли сохранить особые привилегии и личные богатства, доставшиеся от покойного отца, но влиять на жизнь отрантурийцев никак не могли. Зато законная супруга королевича автоматически становилась госпожой всего его народа и вполне могла распоряжаться как в замке, так и за его пределами. Ограничить её власть, согласно никогда никем не нарушаемым в Отрантурии правилам, имел законную возможность только королевич – её супруг. У Елисара было три родных сестры – одна старше королевича на целых десять лет и две другие младше – на семь и на пятнадцать лет.

Так вот со смертью королевы о сёстрах королевича забыла вся челядь. Они и так-то жили тихо, не привлекая к себе внимания (так настраивали древние правила), а с приходом Дранбикуланты им и вовсе житья не стало. Старшую сестру Елисара, Либретту Жёлтоволосую, королевична постаралась свести с ума и запереть в одной из дальних комнат замка, приставив к ней надежную охрану. Единственным утешением для несчастной оставалось то, что ненавидимая ею Джулианарта не решилась отказать золовке в нормальном содержании – комнату Либретты отлично убирали, а саму Либретту хорошо кормили, доставляя ей кроме вкусно приготовленного мяса и дичи целые корзинки спелых фруктов и кувшины с лёгкими винами. Разумеется, бедняжке ничего не оставалось, как потихонечку спиваться. Дранбикуланта знала, что конец Либретты близок и поэтому разрешала слугам приносить ей всё, что та попросит.

Среднюю сестру Елисара, Дорианну, Дранбикуланта сумела поскорее «сбагрить» на сторону – нашла ей богатого и чрезвычайно ревнивого жениха из далёкого удела, сосватала и со злорадной радостью выпроводила вон из столицы. Оставалась пятнадцатилетняя девчонка по имени Свеалана, гордая, но чрезвычайно скромная и тихая красавица с зелёными глазами и смоляной косой. Ей королевична усиленно искала будущего мужа, надеясь также поскорее удалить из города, но Свеалана находила для претендентов такие слова, услышав которые из её миленьких уст, все пожелавшие заполучить в жены маленькую сестричку Елисара бароны или их сыновья немедленно убирались прочь, с гневом отвергая очередные приглашения Дранбикуланты.

– Погоди у меня, маленькая дрянь, я подберу тебе такого красавца, что ты сама за ним побежишь. Но не думай, что твоя наглая спесь сойдет тебе с рук. Всё будет так, как ты напрашиваешься. Ты влюбишься по уши и убежишь за твоим принцем на край света, однако он тебя спустя полгода бросит, – желчно говорила Дранбикуланта сама себе, отходя от очередной порции ругательств, которыми её осыпали опозоренные женихи.

И действительно – вскоре Дранбикуланте повезло. Свеалана неожиданно влюбилась в заезжего акробата из бродячей цирковой труппы. Королевич, на какой-то миг прозрев, попытался было отговорить сестричку покидать замок – куда там! Дранбикуланта, используя колдовские зелья, снова подавила его волю, а со Свеаланой поругалась настолько изощренно, что та сбежала вместе с акробатом в ту же ночь.

И вот теперь, когда чары королевичны почти рассыпались, а Елисар в душе вернулся к Элие, в замке у него не осталось, по сути, ни одной родной души. Ему как никогда нужна была поддержка своих сестер, но увы – обращаться за моральной помощью к больной и вечно пьяной Либретте было всё равно, что просить безногого куда-нибудь сбегать.

К счастью, разум королевича проснулся окончательно. Он понял, что в замок им ходу пока нет, и повёл Элию какими-то тихими кривыми переулками в сторону городской окраины, за крепостную стену, в кварталы, где жили небогатые ремесленники, мелкие лавочники, жители деревень, привозящие в столицу хлеб и мясо, а также просто бедняки, которым не на что было снимать жильё и они просто строили себе шалаши из веток, чего в укрепленных стенами кварталах делать не разрешалось.

Вскоре они оказались в скромной харчевне, где королевич снял на вечер маленькую комнатку с очень ветхой мебелью и заказал весьма скромный ужин, надеясь таким образом надёжно замаскировать своё присутствие в непотребном для королевича месте. Весь вечер и всю ночь провели они в необыкновенно нежных ласках и воспоминаниях. Но утром королевич ушёл, не дожидаясь, когда в конце концов заснувшая Элия проснётся. Элия пробыла в сладком сне едва ли не до обеда. А проснувшись, обнаружила на старом скрипучем столе листочек пергамента, на котором четким почерком королевича было выведено три волшебных слова – «Я тебя люблю». Элия поняла, что королевич исцелился. Обидно было, конечно, что он ушёл не попрощавшись. Однако девушка сообразила, почему он вынужден был так поступить.

Вертранта выслушала рассказ Элии со слезами радости на глазах.

– Вот увидишь, он скоро пришлёт нам весточку! Ах, какая молодец деревенская ведьма! – с необыкновенно широкой улыбкой на уже стареющем лице говорила время от времени она дочери, ликуя не меньше, чем юная Элия.

И королевич действительно прислал весточку. Буквально на следующий день к ним заглянул веселый симпатичный юноша, очень просто одетый, но лицом явно не похожий на бедняка. Он очень галантно поздоровался с двумя дамами и объяснил Элие, в каком месте города её будет ждать Елисар. Элия тотчас же отправилась на свидание, уже в другую харчевню, побогаче и поближе к городским стенам. И снова у них был медовый вечер и медовая ночь. Но утром королевич всё-таки дождался, когда проснется Элия, чтобы сказать ей, где они проведут следующую ночь.

– Но не спохватится ли твоя супруга? Я очень боюсь за тебя, милый! – заволновалась девушка.

Однако Елисар уверенно сказал, что более не намерен подчиняться Дранбикуланте и в ближайшее время вообще посадит её под стражу.

– Ты не представляешь, как эта ведьма изменилась. Её лицо теперь не молодое и красивое, как было раньше. И она стареет с каждым днём. Я подожду пару суток, а потом обвиню её в колдовстве. Рикас уже предлагал мне арестовать Дранбикуланту. Да и слуги в замке становятся всё более откровенными, уже не падают ей в ножки как раньше. Однако я пока не спешу. Пусть побесится немного.

Но обвинить Дранбикуланту в злом колдовстве при своих подданных Елисар всё-таки не решился. Во-первых, не так-то просто оказалось разорвать с Дранбикулантой отношения: сила её змеиного взгляда на королевича продолжала действовать гипнотически. А во-вторых, королевич подумал, что и сам позора не оберётся: дескать, позволил себя какой-то проходимке околдовать – правитель называется. Елисар-то ведь не знал, что жители удела давно его жалеют, мало-помалу проникаясь ненавистью к нежданной королевичне.

Короче, всё, что сделал королевич спустя трое суток после разговора с Элией – это высказал Дранбикуланте с глазу на глаз. Она, разумеется, не ожидала столь резкого поворота событий, хотя и предполагала, что кто-то на королевича навёл контрчары. Колдуньей она оказалась не такой уж и сильной. К тому же у колдунов вообще нередко наступают периоды, когда они вынуждены прятаться от врагов, потому что временно ослабевают и начинают болеть. Чаще такие перемены с ними происходят ранней весной и жарким летом. А Дранбикуланта почувствовала ещё и то, что её отец лишился покровительства ТОГО САМОГО (по-другому барон об этом могучем волшебнике и не упоминал).

Королевичну страшно мучил вопрос, почему такое случилось, но она оказалась не способной ни найти на этот вопрос более менее правильный ответ, ни быстро взять себя в руки и собраться с силами – хотя бы просто с силами обычной стервы. Поэтому когда в ответ на её вопрос «и где это ты шляешься по ночам, лишая меня законной любви?» королевич неожиданно резко накатил на опостылевшую супругу, Дранбикуланта растерялась и, вместо того, чтобы устроить истерику, притихла. Осмелев, королевич подробно рассказал ей, что с ней сделает, если она вдруг захочет восстановить в замке свою власть и, упаси её Минотавр*, начнет преследовать Элию и её маму Вертранту.

Охая и размазывая по щекам слёзы, королевична поклялась, что даже мыслью не тронет любовницу Елисара, а тем паче её мамашку, только пусть королевич позволит ей остаться в замке на положении королевичны и никому ни о чём не рассказывает. Добрый королевич, конечно же, размяк и пообещал Дранбикуланте сделать вид, будто никакой размолвки между ними не произошло, просто королевич вернулся к своему законному поведению. Ведь, по законам Отрантурии, родовитый мужчина имел право держать в своём доме до сорока любовниц при одной жене или иметь до сорока жён, живущих в разных населенных пунктах.

Вертранта жить в замок так и не пошла, как её ни уговаривали. Она и дочь не хотела отпускать под одну крышу с чёрной колдуньей, хотя и потерпевшей в борьбе за королевича поражение. Можно же ведь просто встречаться, лучше где-нибудь вне замка – мало ли уютных и безопасных гостиниц в столице Елисарова удела. Но королевич остался непреклонен. Мы, дескать, всё детство и раннюю юность провели в моих законных покоях – чего это теперь-то будем бегать по чужим углам.

– И потом, – сказал королевич, – надо привыкать к мысли о том, что рано или поздно (а скорее всего очень скоро) я расторгну брак с Дранбикулантой как заранее нечестный с её стороны и женюсь на Элие.

Откровенно говоря, Элия тоже побаивалась возвращаться в замок. К тому же за несколько лет разлуки с королевичем она привыкла жить в скромной каморке на окраине города да ещё вместе с матерью. Тем не менее, дабы не обижать королевича (ещё пуще она боялась, что из-за этого он стушуется, поддастся чарам, которые на него непременно снова нашлёт Дранбикуланта, и все её тяжкие труды пойдут прахом), Элия всё-таки переехала под крышу старого замка, в котором она провела свои лучшие годы детства и юности.

Конечно же, замок ей теперь не показался таким интересным и уютным, каким она его воспринимала раньше, до появления в нём Дранбикуланты. Но она отлично понимала, что королевичу нужна поддержка. И такая, которую можно оказать, только постоянно находясь с королевичем рядом. А посему Элия постаралась побыстрее преодолеть всяческие чувства страха, дискомфорта, тревожности и научилась держать себя в замке настоящей хозяйкой. Тем более что практически все слуги и стражники королевича Элию в этом откровенно поддерживали, вызывая у Дранбикуланты приступы бессильной ярости, переходящие в уныние.

До самого лета Элия с королевичем жили в замке, пребывая в отличном расположении духа и находясь всё время в лёгкой эйфории. В окружении многочисленных подружек и дружков королевича они частенько выезжали на охоту с соколами в степь, устраивая по возвращении бурные оргии во дворе замка. Также часто Елисар и Элия надолго пропадали в покоях королевича, заново проигрывая все детские игры. И Элия снова с детским задором и энергией лупила королевича большущей подушкой, укладывала его на лопатки и усаживалась на него верхом, изображая лихую наездницу.

В радости вернувшейся любви (теперь и королевич ощутил, что любит Элию больше самого себя) они и вовсе упустили Дранбикуланту из виду. А та, пользуясь создавшейся ситуацией, спокойно съездила к своему папаше, вышла на связь с посланниками от ТОГО САМОГО и, вернувшись в замок, приступила к своим чёрным делам. Серьёзное колдовство у неё, разумеется, не вышло. Передавая ей одну волшебную штучку, посланники ТОГО САМОГО потребовали у Дранбикуланты не портить королевича ни в коем случае. Он, де, нужен ТОМУ САМОМУ в лучшем виде.

Озлобленная на королевича, Дранбикуланта хотела было наплевать на данное посланникам ТОГО САМОГО обещание, но не так это оказалось просто. Потерпев полную неудачу с заговорами и заклинаниями на кособокость королевича (и ещё на всякую дребедень типа криворотости, кривоглазости и вислого живота), Дранбикуланта повела наступление на здоровье Элии. Да только так всегда бывает – любовь партнёра искажает направление колдовства. Дранбикуланта свой удар направила на Элию, а попала по королевичу.

При этом смысл плохого воздействия на человека трансформировался настолько, что ничего особенного королевич не почувствовал. Кроме одного – однажды он заговорил с Элией не своим, красивым юношеским голосом, а каким-то хриплым, дребезжащим, старческим. Для него это был настоящий шок. Ну представьте себе: стройный, как олень, очаровательный парнишка с тонкими и нежными чертами лица, а говорит, как самый настоящий старикан. Хотел было королевич в сердцах разорвать королевичну на мелкие куски, да воевода Рикас его отговорил.

– Раз уж ты, ваша властность, позволил ей из замка улизнуть за зельем, то теперь уж следует другой тактики придерживаться. Убьешь гадину прямо сейчас – так и останешься на всю жизнь таким голосом наказанным. Надо выждать, войти к ней в доверие, усыпить её бдительность. Да и вынюхать рецепт от этой порчи. И уж только потом, восстановив свой истинный голос, чинить над ней справедливую расправу. Так что сейчас её не то что бить – пальцем трогать нельзя, окриком задевать нельзя. Терпи уж, ваше владычество.

На том, стало быть, и порешили.