Текст книги "Полпирожка с повидлом. Сказочная история о мальчике, который мечтал стать мореходом"

Полпирожка с повидлом
Сказочная история о мальчике, который мечтал стать мореходом
Роман Борин

Памяти великого сказочника мира

Ханса Христиана Андерсена

Посвящается

Рисунки Екатерины Резниченко

© Роман Борин, 2016

© Екатерина Резниченко, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

В маленьком городе на берегу не очень тёплого, но и не очень холодного моря жил один мальчик. Ничем особенно не примечательный – мальчик как мальчик. Таких было много – босоногих, вечно голодных, но всё равно весёлых, любящих купаться в море и греться на солнышке. И, конечно же, с интересом слушать всякие истории.

Долговязый Джон и старый пират

Но Джон Оттопыренные Уши (так его прозвали во всём городе – за его забавные уши) заметно отличался от других озорников. Прежде всего, тем, что разные истории любил не только слушать, но и рассказывать. Причём рассказывал он их всегда так складно и с таким чувством, что сверстники – и в школе, и на улице – поначалу его заслушивались. Первое время они даже начали ему завидовать. Вся хитрость здесь заключалась в том, что каждую свою историю Джон просто придумывал, но именно об этом и утаивал. Он всегда обрисовывал её так, будто сам участвовал в потрясающих событиях. И говорил при этом так убедительно, что даже самые недоверчивые ребята принимали выдумку за чистую монету.

Но однажды… Джон придумал, будто в море на него напала акула. И жив он остался благодаря проплывавшему мимо дельфину.

– Вот ты и попался! – закричали мальчишки в один голос. – Это в каком таком море на тебя напала акула, а спас тебя дельфин?

Увы, но город, в котором жили Джон со своей мамой и все знакомые ему мальчишки, стоял на берегу моря, дельфины в котором не водились. Да и акул у берега никто в том городе не видел. Джон попытался было оправдаться: мы, мол, с мамой ездили на южное море. Но ему никто не поверил. Все ведь знали: работая прачкой у разных зажиточных горожан, мама Джона денег получала очень мало – какие там поездки.

– И вообще! – заявил один из слушателей Джона, очень начитанный мальчик из обеспеченной семьи. – Что-то слишком много с тобой разных историй приключается. Как будто ты не в городе живёшь, а постоянно путешествуешь. В прошлый раз ты рассказал нам, как на тебя напал гигантский орёл в горах. Интересно, когда же это ты побывать там успел? Ведь ты всё лето помогаешь своей матери тюки с бельём таскать.

– А ну-ка признавайся честно, – возмущённо загалдела ребятня. – Ты всё время нам врал?

Смутившись, Джон сумел лишь плечами пожать:

– Не врал, а просто сочинял. Я не знал, что вы рассердитесь. Ведь вы же меня всё время слушали

– Ах ты, сочинитель-врунишка! – накинулись на Джона все его бывшие слушатели. – Надоело твоё враньё! Да как ты посмел нас дурачить, выдавая свои выдумки за правду!

Они хотели даже как следует наподдать бедному Джону, однако начитанный мальчик из обеспеченной семьи был, в общем-то, неплохо воспитан; он считал, что бить одного гурьбой недостойно человека, к тому же Джон никому ничего плохого не сделал – подумаешь, навыдумывал разных историй. В глубине души этот мальчик даже немного завидовал сыну прачки: ишь, мол, какой – в школе для бедных еле-еле на «троечки» учится, а сочиняет как складно! Поэтому мальчик из обеспеченной семьи остановил ребят и громко, с чувством снисходительного превосходства, заявил:

– Думаю, о такого врунишку не стоит и руки марать – лучше мы просто перестанем с ним дружить. Пусть рассказывает свои глупые сочинилки девчонкам. Если, конечно, они захотят его слушать.

Джон рассказывает сказки друзьям

Все желчно засмеялись, радуясь, что так легко посрамили Джона, не распуская кулаки. И, довольно похлопывая друг друга по плечам, побежали загорать на море. А Джон остался во дворе один: плестись за оскорбившими его мальчишками ему не позволяла гордость.

Надо сказать, что Джон Оттопыренные уши не любил жаловаться на жизнь и на кого-либо обижаться. Если кто-то из знакомых сверстников или взрослых вдруг переставал Джона замечать, он просто прекращал первым напрашиваться на общение. Другое дело, когда к нему сами обращались. Тогда он внимательно выслушивал человека, и, если тому нужна была помощь, никогда не отказывал. Даже своими ничтожными заработками Джон всегда делился с теми, кто просил у него несколько монет для чего-то очень важного. Хотя знал, что самостоятельно заработанные деньги следует отдавать матери, поскольку она и так, бедная, из сил выбивается, чтобы каждый день у Джона было что покушать и надеть на себя.

Честно говоря, жили они с мамой Лизой до того бедно, что соседи, сами совсем не богатые, всегда старались им чем-то помочь. В основном помогали старой изношенной одеждой и, в холодную зимнюю стужу, углём для их маленькой печурки. Одежду, разумеется, приходилось перешивать. Сохранить в прежнем виде, к примеру, дарёные брюки или курточку никогда не удавалось: настолько они оказывались потрёпанными. Но мама Лиза и Джон всегда придумывали, как из самых оборванных обносков сделать приличную вещь. Джон ведь никогда не боялся насмешек. И с удовольствием до самой осени носил короткие, обрезанные чаще всего выше колен, штанишки, на которые для красоты искусно нашивал вырезанные из маминых лоскутков кораблики или птиц. А вместо куртки с привычными длинными рукавами – весьма оригинальную короткую безрукавку, заплатки на которой благодаря его фантазии и маминому мастерству превращались в самое настоящее украшение.

Пока Джон был маленький, на его перешитую одёжку никто не обращал внимания. Но, в отличие от всех остальных своих сверстников, Джон Оттопыренные Уши очень быстро тянулся вверх – к яркому солнцу и нежному небу, как любила острить на этот счёт мама Лиза. Может быть, кому-то просто стало завидно, что мальчик из неполной и очень бедной семьи так быстро растёт – трудно сказать. Но когда Джону исполнилось тринадцать, мальчишки вдруг стали ехидно называть его «Долговязый – Длинноногий – С голым пузом – Голоногий». Увы – девочки почему-то тоже подхватили эту глупость. А подсказал им её кто-то из взрослых, с улицы, где жили Джон и мама Лиза. Джон как-то рассказывал сказки гревшемуся на солнышке большому рыжему коту, а этот взрослый человек услышал и очень громко, на всю улицу, заявил:

– Глядите-ка на Джона! Такой долговязый уже вымахал – даже из штанов и жилетки вырос! А всё чего-то придумывает, всё завирает, как маленький! И не стыдно тебе, Джон?!

Джон рассказывает сказки коту

Он сказал это просто так, без какой бы то ни было злобы и презрения. Посмеялся, да и только. Однако ребятня, услышав его слова, тут же придумала Джону новую кличку. Хорошо хоть старая, про оттопыренные уши, постепенно забылась. Правда, форма ушей у Джона к тому времени изменилась. Уши у него стали как уши – не маленькие, но и не большие. Да и шевелюра у парня вдруг пошла так буйно, что уши его вскоре никто и не замечал. А вот долговязый с голым пузом и ногами – как ни обидно было Джону такое слышать, но даже зимой, когда мальчик ходил в длинной тёплой одежде, эта кличка продолжала преследовать его буквально по пятам.

Будь он покрепче в кости и пошире в плечах… Впрочем, вряд ли бы Джон и тогда проучил своих обидчиков: уж слишком он был добрый. С тех пор, как, уличив во вранье, ребята перестали с ним общаться, прошло года четыре. Всё это время Джон свободные от уроков и работы часы проводил наедине с собой, рассказывая сказки только разным животным – кошкам, собакам, воронам, белочкам, даже свиньям, попадавшимся ему навстречу. И вдруг ребята, старательно не замечавшие Джона даже в школе, вспомнили о его существовании. С одной стороны, новая кличка вернула к Джону внимание сверстников, и это было хорошо. Но с другой, лучше бы это внимание не восстанавливалось. И дня не проходило без того, чтобы мальчишки и девчонки всласть не поиздевались над Джоном. А тут ещё на их улицу приехали из другого города двое хулиганов-близнецов. Они сразу же захотели верховодить на своей новой территории. Но, чтоб не вызвать на себя неприязнь со стороны целой команды местных мальчишек, эти хулиганы активно подхватили волну насмешек над Джоном. И, плюс ко всему, начали Джона задирать. Мальчик был выше каждого из них на целую голову. Однако, во-первых, их было двое, во-вторых, хулиганов-новичков всё время поддерживали бывшие друзья Джона, а в-третьих, Джон совершенно не понимал, как это можно взять и человека ни с того ни с сего ударить. Впрочем, хулиганы вели себя весьма осторожно и хитро. Они понимали, что если начнут по-настоящему лупить этого Голоногого Хлыща (так они извратили новую кличку Джона), он, глядишь, рассвирепеет да и научится давать сдачи. Поэтому парни поначалу ограничивались толканием и подножками. А когда сообразили, что Джона этим не проймёшь, принялись вываливать его в грязи.

Вот в это время Джон и познакомился со старым матросом, недавно поселившимся в ветхой каморке на самом краю улицы. Это был плохо ухоженный, заросший волосами человек с деревянным протезом вместо правой ноги и с левой рукой, отрубленной по локоть. Одевался он обычно, хотя и в мятую, но довольно крепкую форму морского офицера, а когда кого-нибудь о чём-нибудь спрашивал, обязательно кричал: «Эй, на марсе! Какого цвета паруса на горизонте?». Про этого человека взрослые обычно тихо говорили между собой, будто он когда-то был пиратом.

Долгое время Джон и этот старик друг друга как будто совсем не замечали. Когда Джон проходил мимо его каморки, тот как ни в чём ни бывало курил свою «пиратскую» трубку и глядел куда-то в сторону над крышами домов.

Однажды при целой куче насмешливых зрителей один из близнецов бесцеремонно повалил Джона спиной на траву и с явным удовольствием уселся на него верхом. Такое хулиганы проделывали с Джоном и раньше, причём неоднократно. И поскольку драться Джон не любил, а рассердить его было довольно трудно, то, оказываясь на лопатках под кем-нибудь из хулиганов, он обычно терпеливо ждал, когда нахалу надоест издеваться над «Голоногим Хлыщом» и он сам ему позволит подняться на ноги. Близнецы же, в свою очередь, старались не делать Джону больно. Скорее всего, они просто боялись вывести мальчика из себя. Ведь тогда у них вполне мог появиться шанс опростоволоситься перед той же самой публикой.

В конце концов Джону порядком надоело быть всё время униженным. В тот раз он на самом деле попытался уйти с лопаток. Увы, не зря говорят в народе: с чем смиришься, то и будет. В первые минуты отчаянной борьбы с оседлавшим его хулиганом уйти из-под него Джону не удалось. Из-за этой промашки мальчику и вправду показалось, будто хулиган намного его сильнее, даром что ниже ростом. Растерявшись от неудачи, Джон покорно лежал на сырой траве, а нахальный мальчишка не просто с победным видом сидел на нём, но и под злорадный хохот наблюдавшей за поединком детворы с ехидной ухмылкой высказывал про Джона всякие гадости. Дескать, и слабак он, и трус, и вообще длинный голоногий хлыщ, здорово похожий на пожарную лестницу.

Неожиданно Джон услышал хриплый недовольный кашель, а потом и самый настоящий, по представлениям Джона, пиратский голос:

– Ты чего это, Долговязый Джон, позволяешь каким-то хилым дуроплясам над собой издеваться! Ты же настоящий моряк! Я видел, как ты плаваешь в море! Ну-ка, покажи этому крысёнку, где его место!

Джон густо покраснел.

Он и на самом деле уже отлично плавал

Только никто из мальчишек этого не видел. Неожиданно он понял, что ни в коем случае не должен осрамить этого странного человека, к которому Джон давно испытывал тайный интерес.

А сидевший на парне хулиган с дурацким хихиканьем уцепил Джона за нос своими пальцами, ногти на которых были чрезвычайно грязными. Вот тогда Джон разозлился по настоящему.

Поединок Джона с хулиганом

Сам не понимая как, он резко ухватил обидчика за руку, с силой дёрнул её на себя и повернулся на бок. Не прошло и двух секунд, как Джон не только сбросил с себя этого нахала, но и, усевшись хулигану на спину, наколотил ему между лопаток так, что тот орал во весь голос и взахлёб. А старый пират, радостно потирая свои мозолистые ладони, подбадривал Джона:

– Молодчина, Долговязый Джон! Дай ему как следует, чтоб он сам выбросился за борт! Крысам нечего делать на корабле!

Дворовые мальчишки и девчонки захохотали ещё пуще – теперь уже над словами странного деда и визгом посрамлённого близнеца. Вынырнув откуда-то из кустов, на помощь брату попытался прийти второй близнец. Однако неожиданная удача заметно ободрила Джона. Мальчик смело встретил второго хулигана.

– Давай, Долговязый Джон! Накостыляй им обоим! Пусть и вторая крыса сваливает за борт, на корм акулам! – с необычным для простого дедушки азартом подзадоривал старый пират.

Джону и второго близнеца удалось протащить носом по траве, заломав ему руку за спину.

– Больно! Пусти, голоногий! – благим матом орал второй близнец, в то время как братец его позорно улепётывал домой – Джон ведь не мог заниматься обоими одновременно.

Старина Грэй

Словом, Джон доставил тогда настоящее удовольствие всем, кто видел его последнюю потасовку с близнецами. Детвора теперь от души смеялась над братьями-задирами, потерпевшими в борьбе с Джоном убедительное поражение. Ребятня, конечно же, не вернула свой потерянный когда-то интерес к сочинилкам Джона. Мальчишки и девчонки по-прежнему избегали проводить свободное время вместе с ним. Кто знает, может быть, стыдясь своих прошлых насмешек, сверстники мальчика стеснялись открыто попросить у него прощения и пригласить его в свою компанию.

Увы, но после победы над хулиганами-близнецами Джон всё также пребывал в одиночестве. Однако всякие гадкие словечки и глупые смешки в его адрес никто отныне не отпускал. А между собой ребята, случайно вспоминая про Джона, называли его уже не старой кличкой, а гораздо более уважительной – Долговязый Джон. То есть, как назвал его в шутку старый пират.

Был ли тот дедушка в молодости пиратом, выяснится чуть позже. Пока же давайте вернёмся к моменту триумфа Джона, показавшего обоим близнецам, кто они есть на самом деле. Когда у братьев-задир, как говорится, засверкали пятки, старик так обрадовался, что принялся размахивать своим костылём и кричать:

– Каррамба! Эй, на марселе! Посмотрите-ка, не слопала ли выброшенных за борт крыс акула! Молодчина, долговязый Джон! Быть тебе капитаном каравеллы! Сто футов ей под килем!

Хватаясь от смеха за животы, дворовые мальчишки и девчонки буквально попадали в траву. От смущения Джон аж запунцовел. А старик тут же подковылял к нему и с настоящим пиратским размахом дружески хлопнул мальчика по плечу. Бедняга Джон едва удержался на ногах.

– Выше голову, юнга! – весело воскликнул дед. – Клянусь морской солью, давно я не видел такого сногсшибательного поединка. Здорово ты вздул эту сухопутную шпану! Любо-дорого было смотреть. И, клянусь своей матерью, ты надолго отбил им охоту подло нападать исподтишка на мирных моряков. При этом – не врут мои просоленные морем глазищи – ты не поставил им даже ни одного приличного синяка на физиономии. А это, знаешь ли, признак самого настоящего боевого мастерства и пиратского благородства! Верно я говорю: быть тебе капитаном, юнга! И как бы мне хотелось подняться на борт твоей каравеллы, хотя бы боцманом! Жаль, что я стар. А то бы мы с тобой ещё поплавали.

Немного успокоившись, забавный дед с интересом рассказал о том, как в молодости в одиночку разгонял из таверн «целые тучи» сухопутных крыс, задумывавших обчистить карманы благородного морского волка. По словам старика выходило, что практически все его товарищи по морскому ремеслу почитали за доблесть, оставив кортики в каютах, отправиться на весёлую прогулку в ближайшем порту и постоять за честь моряка против «всяческих сухопутных тварей, думающих, что они способны безнаказанно грабить честных борцов с морскими бурями». Уставши, наконец, произносить напыщенные фразы, старик махнул рукой и небрежно пригласил Джона «заглядывать к нему на капитанский мостик». То есть, как понял Джон, в каморку на самом краю улицы.

С тех пор Долговязого Джона довольно часто можно было увидеть сидящим на приступке у покосившейся хибары в компании странного старика, всегда державшего во рту свою неразлучную трубку.

Мальчик-рыба и мода на шорты

Правда, слово «часто» для мальчишек того времени значило совсем не то, что для современных ребят. Свободных часов у таких, как наш храбрый Джон, даже в летние каникулы оставалось не очень-то много. Ведь нужно было помогать родителям по хозяйству, а то и где-то подрабатывать. Многие мальчишки в том городе и в дождь, и при жарком солнце часами шныряли в поисках работы где только было можно – по рынкам, вдоль рядов мануфактурных лавок и продовольственных магазинов, рядом с фабрикой по производству копчёной и солёной рыбы, поблизости от парфюмерного и свечного заводиков. Околачивались мальчишки и у пекарни, у харчевни, у кондитерской тётушки Мэри, просто на улице с богатыми домами: вдруг кто-нибудь из господских слуг попросит быстро сбегать на рынок или отнести кому-нибудь любовную записку от барышни – хотя бы самую мелкую монету заработаешь. Но больше всего ровесников Джона тянуло в два места – на городскую пристань и в рыбацкую гавань. На пристани почти каждый день можно было увидеть спускающихся с корабля по трапу прилично одетых молодых людей, богатых стариков и хорошеньких леди. И большинству из них всегда требовалась помощь носильщика. Тяжёлые чемоданы и сундучки, разумеется, подросткам никто бы не доверил: ещё уронят в воду. Зато достаточно лёгкие, но не очень удобные для белых господских рук саквояжи и корзинки с провиантом, одеждой, цветами и, нередко, господскими кошками и собаками взрослые богатыри-носильщики всегда уступали мальчишкам. Даже когда тяжёлых коробов с очередного судна никто не вытаскивал. Так было заведено с неведомо каких времён. Поэтому мальчишкам всегда что-нибудь да перепадало.

Но пристань, конечно же, была не такой уж и оживлённой, чтобы клиентов хватило всем желающим. К тому же за доставку корзинки, пусть и самой большой, только до ждущего на берегу извозчика много платить не было принято. Обычно за один такой вояж мальчишка зарабатывал себе на пирожок с повидлом, а то и полпирожка.

Поэтому к рыбакам ребятню тянуло всё-таки сильнее. В гавани, хотя и было слишком шумно, и всё время там сновали совершеннолетние парни, всё-таки у «сопливых шкетов», как любили высокомерно покрикивать рослые юноши, появлялось куда больше шансов «срубить калым», нежели на пристани, а тем более в городе. Рыбаки вообще являли собой, с точки зрения босоногих пацанов, образец дружелюбия – угостить чумазого мальчишку свежевыловленной рыбкой (из той, что по размерам не доходила до нужного «калибра») им ничего не стоило. Мальчишки, умевшие располагать к себе взрослых мужчин, за день общения с рыбаками нередко заслуживали по доброму ведру всякой мелкоты, которую можно было, если не продать (хотя бы господским кошкам на ужин), то навялить. А даже самая мелкая вяленая рыба – это для завсегдатаев любой пивной отличный деликатес. Но, кроме того, рыбакам почти всегда требовалось доставить что-нибудь из города. То они просили пацанов принести пресной ледяной воды, то пива из ближайшей таверны, то хлеба или варёной картошки. Нередко счастливчику поручали перебрать улов, оказавшийся слишком богатым для того, чтобы рыбаки успели ещё на баркасе отделить мелкоту от «нормальной» рыбы, а протухшую от хорошо сохранившейся. Платили они, разумеется, рыбой. Но уже на выбор. Например, бери какую хочешь, но чтоб не больше одной корзинки. Дескать, и так еле «допрёшь» до дома.

Джон, конечно же, тоже пробовал зарабатывать в этих столь хлебных местах. Особенно во время, когда помогать маме Лизе таскать бельевые тюки не требовалось. Увы, будучи по натуре уступчивым, Джон почти всегда терял свой шанс получить задание от рыбаков или других завсегдатаев гавани. Чаще всего Джон просто слонялся по берегу без дела, в глубине души надеясь на неожиданный оклик кто-нибудь из взрослых. Как правило, не окликали. И поэтому долгое время у Джона больше получалось подработать на городском рынке, где нередко у какого-нибудь торговца овощами возникала необходимость быстро отобрать из корзин ещё не испортившиеся овощи и унести долой с глаз массу гнили.

Но мысли Джона не застаивались на месте. Научившись к двенадцати годам отлично плавать, он вдруг сообразил встречать рыбаков прямо в море. И однажды, забыв об опасностях, подстерегающих одинокого пловца далеко от берега, Джон бесстрашно пустился в рискованный заплыв к виднеющимся на горизонте рыбацким баркасам. Каково же было удивление рыбаков, которые первыми увидели подплывающего к их борту мальчишку!

– Человек за бортом! Малец какой-то в воде! Держись, паренёк! – закричали ему в самый первый раз рыбаки, готовясь бросить спасательный круг на канате.

А один из них, самый крупный и высокий, с настоящей моряцкой бородой без усов, прямо в штанах и тельняшке сиганул в воду навстречу Джону. Отплевываясь от солёной воды, Джон упирался как мог. Однако спасатель всё-таки уцепил мальчугана за волосы и отбуксировал его к баркасу. Куда, в общем-то, Джон и направлялся, предварительно надев на себя широкий пояс с прикреплёнными к нему бутылям пресной воды. Их он предусмотрительно закупорил самодельными пробками.

Когда, наконец, рыбаки сообразили, что на самом деле задумал этот «малёк», отправляясь в море, как говорится, на своих «два плюс два» (руки и ноги), они долго взахлёб хохотали, дружески похлопывая Джона по голой спине. Оказалось, что и прибуксированная Джоном пресная вода, ещё на берегу заправленная винным уксусом, пришлась рыбакам весьма кстати.

Разумеется, Джон вернулся на берег поздно вечером, за что получил от мамы Лизы отличную трёпку. Однако и заработок у него в тот счастливый день оказался на зависть взрослым носильщикам. Чтобы дотащить всю подаренную рыбаками рыбу от гавани до дома, парню пришлось самому нанимать извозчика. Поздно вечером извозчиков на пирсе дежурило всего-то пару экипажей. К тому же они и днём-то не любили плату натурой, требуя денег. Но так уж, видно, Джону повезло: пожилой извозчик, к которому один из рыбаков подтащил целый мешок рыбы Джона, оказался любителем свежевыловленной жареной трески. А рыба в мешке у мальчишки лежала такая аппетитная, что извозчик сам предложил расплатиться с ним парой рыбёшек.

Если мерить любимыми Джоном пирожками с яблочным повидлом, то за этот легендарный заплыв ему удалось заработать столько пирожков, сколько продававшая на их улице тётушка Герда не выпекала за полмесяца непрерывной работы. Мама Лиза, конечно же, обрадовалась такому щедрому подарку от сына. Но в то же время она и забеспокоилась: откуда, мол, у мальчишки столько крупной трески. Джон, разумеется, ещё по пути домой придумал сказку о том, будто рыбу заработал у рыбаков, перебирая их необычайно огромный улов. Якобы так получилось, что Джон самый первый встретил баркас этих мореходов.

Да и некому было, собственно говоря, кроме Джона их на пирсе встречать: так поздно никто из мальчишек в гавани не задерживается.

– А тебе, значит, можно задерживаться! Тебе, стало быть, можно волновать свою бедную мать, которая уже готова была заявлять в полицию об исчезновении сына! – возмутилась мама Лиза. – После смерти отца прошло всего каких-нибудь шесть лет, а ты успел окончательно отбиться от рук!

Рискованный заплыв Джона

Она не столько ругала Джона, сколько горевала по поводу его безответственного поведения. Хорошо ещё, она так и не узнала, что на самом деле вытворил тогда её любимый сыночек. Иначе непременно упала бы в обморок. У женщин ведь очень сильно развито воображение. Стоило ей только представить мальчишку, плывущего почти в открытом море, как её наверняка хватил бы удар. Но и поверив Джону, мама Лиза настоятельно попросила его больше так не поступать с ней.

Однако по натуре Джон был до невозможности упрям – при всей любви к матери он не мог вот так просто, что называется, сойти с дистанции. Ту рыбу мама Лиза частью пожарила (и они впервые за многие годы жизни без отца очень вкусно и сытно поужинали, позавтракали и пообедали), частью умело засолила, а частью продала на маленьком базарчике недалеко от дома. Не успел Джон, как говорится, и глазом моргнуть, а у него появился настоящий костюм старшеклассника.

– Это тебе подарок на новый учебный год! Ведь ты пойдешь уже в пятый класс! Как я хочу, чтобы ты стал, наконец, выглядеть красиво, как подобает будущему джентльмену! – торжественно объявила мама Лиза, показывая Джону его обнову.

Костюм был и вправду великолепен! Один длиннополый двубортный пиджак чего стоил. Причём он оказался Джону как раз по фигуре, подчёркивая его стройность и не по годам высокий рост. И никаких обрезанных брюк, за которые его долгое время звали голоногим!

Джону очень не хотелось волновать и огорчать маму Лизу своими заплывами, но бросить свой новый вид заработка, пусть и столь рискованного, он так и не смог. А когда о его «проделке» узнал старый пират (в гостях у него Джон бывал теперь каждый выходной день), то мальчик и вовсе решил стоять на своём.

– Ни в коем случае это дело не бросай, пока оно тебе не надоест, – категорически заявил ему странный дедушка. – Только так поступают настоящие моряки. Я как только увидел тебя в море, сразу понял: вот кто настоящий капитан. И, клянусь своей отрубленной в морском бою рукой, ты станешь настоящим пир… то есть, капитаном!

«Он проговорился», – возликовал в душе мальчишка. Непонятно почему, но Джону очень хотелось, чтобы старый Грей (так звали странного деда) на самом деле оказался бывшим пиратом, которому мастерски удалось избегнуть наказания.

– Но мать волноваться не должна! – вдруг строго посмотрел на Джона старина Грей. – Если ты твёрдо решил добывать золотишко таким образом, то делай это так, чтобы мать не догадалась об этом. А знаешь, как этого добиться?

Джону, естественно, очень хотелось узнать о таком способе – как обмануть маму Лизу, чтобы она ни за что не раскрыла обман, и в то же время перед самим собой не выглядеть лгуном. И Грей нашептал ему в ухо весьма дельный совет.

На следующий день ближе к вечеру, когда рыбаки в основной своей массе выпили на баркасах всю захваченную с собой пресную воду, наш юный герой, не привлекая ничьё внимание, оглядываясь по сторонам, вошёл в воду и поплыл. При этом на самой макушке у него был прикреплён большущий пучок сухой травы. Издали посмотришь – ни дать ни взять сгусток водорослей болтается на волнах. Рыбаки же его спереди сразу распознали и очень ему обрадовались.

– Наш спаситель приплыл! – весело приветствовали они подплывающего к баркасу мальчишку.

Напившись вдоволь прибуксированной Джоном холодной воды, рыбаки хотели снова оставить мальчика на баркасе до позднего вечера. Однако Джон объяснил им, что не может возвращаться домой так поздно, потому что его мама очень волнуется, и рыбаки предложили Джону взять на прокат маленький ялик. Эту довольно лёгкую и плохо управляемую лодчонку они держали на баркасе на всякий случай.

Дождавшись, когда солнце начало садиться, Джон поблагодарил своих клиентов, забрал у них мешок с рыбой и благополучно вернулся на берег. Правда, высадиться он решил всё-таки не в гавани, а в маленьком глухом заливчике, располагавшемся от гавани шагах в трёхстах. Сплошь затянутый вонючей тиной, этот заливчик никого не привлекал – на его берегу всегда было тихо, только цикады звенели да бабочки порхали с цветка на цветок. Спрашивается, для чего Джону было нужно, чтобы никто не заметил его с мешком рыбы да ещё на чужом ялике? Во-первых, в гавань к вечеру запросто могла прийти мама Лиза. Во-вторых, его могли увидеть кто-нибудь из знакомых, а это определённо означало бы, что очень скоро маме Лизе станет известно о его заплыве к рыбакам. В-третьих, он возвращался с моря без сопровождения рыбака. Вполне возможно, кто-нибудь из хулиганистых парней постарше, вечно шнырявших по гавани в поисках поживы, захотел бы силой отнять у Джона заработанную с таким риском рыбу. Шататься же без дела у заливчика никому бы и в голову не пришло: все знали, что в нём никто не купается.

Джон обрадовался: сегодня всё у него вышло как надо. Никто из знакомых его не видел, и рыбу он спокойно притащит домой гораздо раньше, чем получилось в первый раз. Ялик из-за малого волнения управлялся довольно легко и скоро мягко уткнулся своим полукруглым носом в пологий берег заливчика. Осторожно, боясь оттолкнуть лёгкий ялик в глубину заливчика, Джон вылез на заваленный водорослями берег и потащил за собой мешок. Вот тут-то парень и понял, насколько сильно заблуждался, планируя такой манёвр с незаметным возвращением домой. Хотя рыбаки на этот раз рыбы ему в мешок положили фунтов на десять меньше, ноша всё равно оказалась для мальчика чересчур тяжёлой. Ведь прошлый раз мешок он довёз до дома на телеге, а до неё мешок дотащил рыбак. Причём даже у самого дома надрываться Джону не пришлось: старик-извозчик оказался не только физически очень крепким, но ещё и добрым – он помог мальчишке доставить мешок с рыбой аж до самого крыльца их с мамой Лизой дома. И всё это у Джона как-то вылетело из головы. Только теперь, на неприглядном берегу совершенно безлюдного заливчика он сообразил, с какой проблемой столкнулся. И машинально подумал, что вдвоём с мамой Лизой они, скорее всего, дотащили бы мешок до дома, хотя и с трудом. Что делать? Не бежать же за мамой домой, оставив рыбу и чужую лодку без присмотра. Тут же Джон догадался, о чём думали рыбаки, предлагая Джону ялик. Дескать, парень снова наймёт извозчика и ялик заберёт к себе домой вместе с рыбой. Лодчонка вполне умещалась на телеге. В принципе, если очень сильно постараться, то ялик можно дотащить до дома, накрывшись им. Но тогда придётся оставить на берегу мешок с рыбой, а потом поздно вечером за ним возвращаться.

«Вот ещё, незадача! – с тревогой в душе подумал Джон. – Мама ведь ни за что не отпустит меня из дома на ночь глядя. И потом, придётся ей как-то объяснить, откуда у меня взялся рыбацкий ялик».

Раздумывая над этой проблемой, Джон машинально повынимал из мешка почти всю рыбу, сложив её под ноги в кучу наполовину высохших водорослей. Солнце уже стояло в зените, но светило ещё достаточно ярко, чтобы видеть вокруг себя минимум шагов на двести. Неожиданно Джон заметил неподалёку от кромки берега довольно густые заросли крапивы. Из-за долго стоявшей жаркой погоды жгучие стебли вымахали мальчику едва ли не по грудь. Обжечься об её коварные листья ему, конечно, не хотелось. Но он всё-таки надумал спрятать в эти заросли лодчонку и половину рыбин вместе с пустыми бутылками, тоже привезёнными от рыбаков на ялике. «Вряд ли кто захочет поискать неизвестно что в такой высокой крапиве», – рассудил Джон. Вот только по поводу оставленной в ялике рыбы у него возникли сомнения: не испортиться ли она до утра. Впрочем, другого выхода у мальчугана не было, и, взвалив заметно полегчавший мешок на спину, Джон бодро зашагал в сторону видневшейся шагах в трёхстах от заливчика высокой насыпи – по ней проходила дорога в город.