Текст книги "Посленовогоднее чудо"

Посленовогоднее чудо
Роман Глухов

© Роман Глухов, 2023

ISBN 978-5-0060-9390-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посленовогоднее чудо

Январь. Ну и холодный же в этом недавно пришедшем году месяц. По ночной снежной степи, где зимой затихают почти все звуки и остаются в тишине заснеженные холмики, равнины и одиноко спящие деревца, ехал я в промёрзшей карете.

Утеплённые стенки кареты сильно охладились, потому что угля, дающего тепло, не хватило, так как второй мешок, который был по расчёту, кучер по своему старческому возрасту забыл погрузить. Лёгкий морозный ветерок усугублял ситуацию. От холода немного спасали лишь новое тёплое пальто и окутавший меня колючий плед. Мне пришлось сидеть в согнутом положении, скрестив руки, держащие плед, и крепко прижимать их к груди.

По крыше кареты прозвучали три чётких стука, которые я так долго ждал. Осмелившись сделать движения, чтобы приблизиться к окну, разукрашенному морозными узорами, я смог разглядеть в густой тьме тускло-оранжевые огоньки, подзывающие путников. Это стояла дача Кумского Андрея Парестоновича – моего старого друга. Каждый год, летом или зимой, на даче собираются люди, которые давно и хорошо знакомы друг с другом. Когда Андрей Парестонович огласил такую идею, которая потом стала традицией, я удивился. Ведь, зная друга, он редко приглашал к себе, особенно множество людей, но часто гостил у других. Все деловые вопросы решались также не в его доме.

Мы заехали во двор через немного покосившиеся ворота. Впереди нас встречало поместье с высокими колоннами у крыльца. Карета остановилась. Я торопливо вышел из неё. Пожалев моего кучера, тяжело выгружавшего мои вещи, я взял один чемодан и подарок, завёрнутый в толстый материал.

– Григорий Александрович, – промолвил кучер, – Вы простите меня, старого.

– Ничего, ничего, – ответил я, желая быстрее зайти в поместье, – прощаю.

Отворив дверь и зайдя внутрь, я положил вещи, снял пальто и начал жадно ощущать теплоту, потирая немеющие руки. Из правого угла, где находится коридор, послышались неспешные шаги, приближавшиеся ко мне. И вот в проходе появился Андрей Парестонович, светловолосый с короткой стрижкой, уложенной на бок. Его тёмно-малиновый жилет, который он одевал исключительно по праздникам, как всегда хорошо смотрелся на нём. Добрая улыбка на лице Кумского растянулась.

– Григорий Александрович! – с громким восторгом произнёс Андрей Парестоноич.

Только я хотел поприветствовать его, как сразу же он, растянув руки, полез обниматься. Кумский обхватил меня с такой силой, что у меня щёлкнуло в спине.

– Ну… здравствуй, друг, – кое-как сказал я.

– Это ж сколько? – начал эмоционально говорить он, отпустив меня, – Сколько мы не виделись? Пять… нет, целых шесть месяцев!

– Да, – согласился я, – целых шесть месяцев.

На порог зашёл кучер, державший чемодан. Его седую бороду облепил белый иней. Только он хотел сделать шаг вперёд, как Андрей Парестонович мягко возразил:

– Нет, нет, стойте там. Поставьте чемодан рядом и можете быть свободны.

Кучер так и сделал.

– Ну что, – говорил друг, – пройдёмте-с в залу, там уже все собрались.

– Пройдёмте-с. Только не забудьте сказать вашим слугам, чтобы в комнату мои вещи занесли.

– О, Вы не волнуйтесь, Григорий Александрович, они сейчас придут.

– Ах, да, – вспомнил я про подарок, – держите.

– О, благодарю, – сказал он и с интересом начал развёртывать его. – Что же Вы мне подарили? Так. Это же…

– Вино «Шато Марго», – сказал я так, будто бы очень хорошо разбирался в винах, когда показалась бутылка, – тысяча восемьсот пятидесятого года.

– Дорогое ведь.

– Деньги не проблема.

– Так, – произнёс Кумский, оторвав свой взгляд от бутылки, – что-то мы задержались. Пошлите, пошлите.

Мы шли по плохо освещённому коридору, где на левой стене висели небольших величин картины, которые ждали дневного света, чтобы вновь продемонстрировать свою палитру красок.

– Ну-с, рассказывайте, как Вы? – начал разговор Андрей Парестонович. – Как Новый год отметили?

– Вроде, хорошо. Год я встретил в своём поместье с знакомым в окружении слуг.

Мне показалось, что после сказанного мною друг стал жалеющи смотреть на меня. Но, возможно, мне так казалось из-за освещения.

– А у вас как дела продвигаются? – спросил я. – Как ваша жена Лидия Александровна поживает?

– Дела у меня прекрасные. Недавно вот долг отдали. Сын из гимназии приезжал. А жена как всегда полна сил и энергии. Кстати, о жёнах, Григорий Александрович, вы нашли свою прекрасную даму? Может, произошло новогоднее чудо?

– К сожалению, ещё не нашёл. А новогоднее чудо произошло в другом: мне зарплату повысили.

– Что ж, это, и вправду, хорошее чудо, – ответил друг.

Мы подошли к залу. Оттуда доносились два голоса, что-то горячо обсуждающие или спорящие между собой. Один проявлялся как самый громкий, резкий и постоянно грубый, другой же был более спокойный.

– Не при каких обстоятельствах такое не может произойти! – рявкнул первый голос. – Не при каких!

– Но как же, – возмущённо негромко произнёс второй, – всё уже доказано.

– Это ложь! Там всё подделали!

Я и Андрей Парестонович зашли внутрь. Данная комната нравилась мне больше всех остальных в этом дачном поместьице из-за своей планировки. С противоположной стороны входа стояла лестница, ведущая на подвешенный коридор с красивой балюстрадой, – это был второй этаж, где находились комнаты. Коридор, проходя с левой стороны, делал полуквадрат и соединялся с другой лестницей, которая имелась с правой стороны входа. В середине зала располагался бордовый ковёр. Чуть правее занимал место овальной формы стол на хорошеньких ножках. И сейчас его окружал народ. Там же сидели и две персоны, кому принадлежали те недавно чётко услышанные мною голоса: отставному офицеру Ильину Андреевичу и молодому земскому врачу Петру Олеговичу. Они продолжали спорить между собой, что меня удивляло, ведь Пётр был скромным человеком и обычно тихо слушал или что-то рассказывал, а тут сразу спорить с Ильином Андреевичем. Отставной офицер, недавно зашедший на пожилой пост, имел вспыльчивый характер и злопамятность.

Из-за стола встала женщина с пышной чёрной причёской, одетая в тёмно-лазурное платье, и недовольно, но держа мягкость в голосе, произнесла своими вишнёвыми губами:

– Ну хватит вам, в конце-то концов, – это Лидия Александровна, жена Кумского. Она старше меня всего на восемь лет, ей тридцать два года. Хороша телом и душой. Добрая и справедливая женщина, почти всегда поддерживает разговор.

– А вот и наш долгожданный гость! – проголосил Андрей Парестонович.

– Ох, – произнёс Ильин Андреевич, ещё ниже опустив свои густые брови, и затем остроумно выразился, – явился не заметелился. Какой же он долгожданный?

Отставной офицер невзлюбил меня после второго приезда сюда. По какому поводу ко мне выросла неприязнь, сказать трудно. Угодить я ему никак не мог. Ильин Андреевич постоянно считает себя правым в своих разговорах и дискуссиях и сильно злится, если кто-то посмеет сказать своё мнение, отличающееся от его. Я знаю лишь единственный случай, когда Ильин Андреевич засомневался в своих словах. Казалось бы, нужно просто поддакивать такому человеку, но как я не пытался, как делали все остальные, он всё равно в большинстве случае раздражался на меня. Помнится, я усугубил его неприязнь ко мне: случайно задел бокал вина, который затем пролился на синие брюки и блестящие туфли Ильина Андреевича. Теперь, когда отставной офицер что-то начинает рассказывать, я просто предпочитаю молчать, но это тоже может раздражать его.

– Григорий Александрович, – приветливо произнесла Лидия Александровна, – неужели, мы уже заждались.

Я неловко усмехнулся.

– Вы уж простите, так получилось. Как ваше здоровье?

– Всё замечательно.

Лидия Александровна единственная, кто может быстро усмирить пыл отставного офицера.

Справа от стола ждал рукопожатия мой лучший друг. Светло-русый парень с серо-зелёными глазами в белой рубашке и тёмном жилете. Зовут его Павел Сергеевич. Я с ним знаком со студенческих лет. Он целеустремлённый, трудолюбивый и гордый, но умеет достойно проигрывать, что довольно редко происходит с ним. Никогда не бросит в трудную минуту. Бывает наглее меня, при этом запросто находит общий язык с людьми, даже с такими людьми, как Ильин Андреевич. Приблизившись к другу, я заметил… Заметил рядом с ним её, светловолосую девушку в розовом платье! Я не ожидал увидеть её здесь. У меня что-то быстро сжалось внутри, чуть ниже груди, сердце так сильно забилось, что мне казалось, будто бы оно сейчас разобьёт грудь и с высокой скоростью вылетит наружу. Затем я почувствовал некие тёплые волны, высоко поднимающиеся и не так низко опускающиеся. Девушка смотрела на меня и нежно улыбалась мне алыми губками.

Я попытался скрыть резко появившееся волнение и, вроде бы, у меня получилось.

– Долго же Вы, Григорий Александрович, – сказал Павел Сергеевич, крепко пожав мне руку. – Как добрались?

– Ну-с, представьте, почти половину пути без подогрева.

– О-о-о, ясно, кучер, значит, провинился.

– Да, провинился.

Я подошёл к девушке, скрывая сильное смущение, и осторожно поцеловал её ручку в полупрозрачной розовой перчатке.

– Здравствуйте, София Михайловна. Не ожидал вас тут увидеть.

– Здравствуйте, – тихо ответила она, – рада вас видеть.

«А уж я-то как», – произнёс про себя. Меня переполняли разные эмоции: и хорошие, и плохие.

Я сел за стол. Моё внутреннее море стихало. Зал заполнился голосами, стуками по тарелкам и другими звуками. Все о чём-то разговаривали, только мне не удавалось хорошо разговориться. Я не мог ни расслабиться, ни сконцентрироваться на какой-либо теме для рассуждений. Почти всё моё внимание занимала София, при этом мне было боязно хотя бы на пару секунд остановить свой взор на ней.

– Друг, что это с Вами? – поинтересовался Павел Сергеевич. – Что-то Вы сегодня задумчивый.

– Устал, похоже, – соврал я, вяло улыбнувшись.

Нагнувшись ко мне, он прошептал:

– Григорий Александрович, Вы не волнуйтесь, я взял с собой Софию Михайловну, чтобы нам сразу, не теряя времени, уехать в Санкт-Петербург по делу. В следующий раз я приеду один.

– Где Вы видите, что я волнуюсь? Можете приезжать вместе сюда сколько угодно, я здесь не решаю. Всё, что было, в прошлом, – настаивал я. – Теперь она ваша жена. И давайте-с насладимся застольем, не будем сейчас вспоминать плохие моменты прошлого. Тем более я же не буду красть у друга жену. У меня уверенности и харизмы не так много, как у вас.

– Григорий Александрович, это что же, Вы имеете ввиду, что я могу в наглую забрать замужнюю девушку? – улыбнулся Павел Сергеевич.

– А разве такого не было? – весело спросил я.

– Точно, – ответил он, постучав пальцем по столу. – Но это был единственный случай. Я же ещё учился в гимназии и мало понимал всю ответственность таких действий. И то, потом опомнился.

Посидев ещё час, я понял, что в этот вечер не смогу хорошо открыться для разговоров, и первый отправился в спальную комнату. Некоторые даже удивились такому решению, ведь обычно первый уходит Пётр Олегович, а последними уходим я, Павел Сергеевич и Андрей Парестонович. Спальня располагалась на втором этаже зала, где висячий коридор. В комнате мои вещи уже были разложены по местам, а чемоданы поставлены к стене. Закрыв дверь, я затушил догоравшую лампаду и лёг на разложенную кровать.

За дверью слышался слабый гул разговоров, с другой стороны, с улицы, – ветер, который задевал стену поместья, и лишь мои мысли, пропитанные страстью, были самыми громкими, не давая мне заснуть. Сердце мягко билось, в груди появлялось тёплое ощущение, которое плавно проходило почти по всему телу. Помнится мне, за прошедшие два года мои чувства к Софии Михайловне остыли. Боль и страдание утихли. Но эта неожиданная встреча заставила чувства вновь вспыхнуть, разгореться новым пламенем. Страстные мысли всё больше кружили мою голову. Я был не доволен ими, но поделать ничего не мог, они были неподвластны. Казалось, что ночь будет бессонной. Но мысли незаметно перешли в яркие сны.

Проснулся я днём, когда солнечные лучи уже светили в оконце. Вставать мне не хотелось, да и спать тоже. Ощущалась лёгкая тоска. Страсть в голове ослабла, и я без особых усилий смог прогнать её на некоторое время.

Всё-таки пролежал я в постели недолго, так как пустой желудок давал о себе знать. Приводя себя в порядок, мне закралась одна мысль, заключавшаяся в том, чтобы уехать обратно домой, соврав, что нездоровится. «Хотя погодите, – подумал я, – тут же Пётр Олегович. Если я даже попытаюсь уйти, Лидия Александровна точно заставит меня проконсультироваться у него. Значит, нужно придумать что-то другое». Ко мне пришла ещё одна идея: уехать по внезапно появившимся важным делам. «Хм, идея хорошая и почти всегда работает». – Подумал я.

В дверь постучались. «А вот и приглашение на завтрак», – сказал я. Поправив жилет, открыл проход. Вместо слуги передо мой стояла София Михайловна. Было видно, как она смущалась. Её взгляд не держался на мне, чаще всего она опускала глаза или отводила в сторону от меня. Руки Софии лежали друг на друге, прижавшись к платью.

– Доброе утро, Григорий Александрович, – поприветствовала она меня, поправив что-то за ухом.

– Доброе, – ответил я, чувствуя обиду за прошлое.

– Как ваше самочувствие?

– Лучше, чем вчера, благодарю.

София скромно улыбнулась. Наступило неловкое молчание. София хотела что-то сказать, но никак не осмеливалась. Она разочарованно выдохнула и произнесла:

– Вас Лидия Александровна на завтрак приглашает.

– Что ж, я как раз собирался выходить из комнаты, – ответил я.

Мы пошли на первый этаж. Проходя вдоль перил, увидел внизу Лидию Александровну в сиреневом платье. Она сидела за столом и смотрелась в золотистое зеркальце. Увидев меня, хозяйка начала говорить:

– Григорий Александрович, как же вы быстро вышли. Обычно Вас приходится ждать дольше.

– Захотелось удивить, – пошутил я.

Мы стали завтракать втроём. Остальные по традиции ещё рано утром взяли всё необходимое и ушли на охоту. Я вместе с ними не хожу: во-первых, нужно рано вставать, что уже мне не нравится (всё-таки выходные дни, какое блаженство наступает, когда ты просыпаешься и осознаёшь, что сегодня не нужно беспокоиться о важных делах), а во-вторых, не люблю охоту, не вижу в ней никакого развлечения и нужды, так как ресурсов хватает.

– Госпожа… – обратилась София к Лидии Александровне, но та тут же её перебила.

– Милочка, зовите меня просто Лидия Александровна, а то я чувствую себя старой женщиной.

– Что это Вы? – сказал я. – Раньше Вам нравилось, когда вас так называли. С каких пор Вы стали считать это слово не таким привлекательным?

– С таких и считаю, теперь не нравится.

– Гм, ну хорошо, как вам угодно.

– Лидия Александровна, – снова обратилась София Михайловна, – простите, если сказанное мной сочтёте за грубость или неуважение, но мне очень интересна ваша история любви.

От сказанного я выронил вилку из рук. Это надо же спрашивать такое, когда они знакомы всего день. Лидия Александровна улыбнулась.

– Да нет, что вы, конечно, я Вам расскажу. И Григорию Александровичу будет полезно послушать, – поменяла тон Лидия.

Я сделал серьёзное лицо.

– Позвольте, у меня опыт есть. И мне непривычно слушать такие истории за столом.

– Ну Вы послушайте, – сказала она, – будет интересно. Я не хотела Вас обижать, вы неправильно поняли.

– Ну, хорошо. Один раз можно поменять свои правила.

– Замечательно. Сейчас я вам расскажу. Приехали в родительское поместье дальние знакомые на пару дней, и с ними юноша, застенчивый, вы представьте. Волосы длинные, уложенные назад, в элегантном костюме. Посматривал он часто на меня и краснел, когда мы встречались взглядами. И вот на следующий день я шла по коридору и встретилась с ним. Он решился заговорить со мной и неожиданно для меня мы с ним разговорились. Иногда бывал неуклюж, но это делало его забавнее. Да, у меня было много поклонников, и среди них были такие же тихие и застенчивые, как он, но всё же после нескольких разговоров и прогулок мне он показался особенным. С ним у меня появлялось чувство необычного комфорта. Всё больше и больше узнавала я его и так я влюбилась в Андрея Парестоновича.

– Стойте, – сказал я, – мне что-то не верится. Застенчивый юноша – это Андрей Парестонович, жизнерадостный и открытый человек?

– Да, да, это чистая правда. Затем он должен был уехать, но перед отъездом нежно сказал: «Моя прекрасная Лидия Александровна, я вернусь и мы сыграем свадьбу, и никто нам не помешает». Так и произошло, – закончив историю, Лидия Александровна с улыбкой вздохнула и некоторое время смотрела куда-то в потолок.

«Как же им повезло с любовью», – с досадой произнёс внутренним голосом. Я взглянул на Софию, а она взглянула на меня. Её глаза выражали сожаление. Вдруг Лидия Александровна произнесла:

– Ну что же, вы позавтракали?

Мы ответили положительно. Я знал, какой смысл следующего предложения будет дальше, и уже был готов ответить «да».

– Тогда, может нам развлечься?

– Конечно, Лидия Александровна, – с радостью ответил я.

– Можно, – ответила София, совсем не ожидая, какое веселье её ждёт.

– Замечательно, тогда я за револьвером, а вы идите на улицу. И, Григорий Александрович, возьмите вот эту бутылку.

Естественно, София Михайловна не могла ожидать такого. Лицо её немного изменилось.

– Извините, мы что, будем стрелять? А я думала в карты будем играть.

– Потом в карты будем, дорогуша, – произнесла Лидия.

– Но это же не женская забава.

– Ну и что? – женщина уже поднималась по лестнице. – За то Вы не представляете, как это весело.

Кроме меня, и теперь уже Софии, никто из гостей, даже Андрей Парестонович, не знали о таком её увлечении. А если бы узнали, то, возможно, от такого Парестонович сильно удивится, Ильин Андреевич впадёт в замешательство – хотелось бы мне увидеть лицо отставного офицера после такой информации – а Пётор Олегович и Павел Сергеевич просто бы удивились. Когда Лидия Александровна впервые предложила мне пострелять по бутылкам, мне по началу подумалось, что она шутит. Ведь где это видано, что бы в нашей стране аристократические женщины развлекались стрельбой по бутылкам да и вообще брали оружие в руки.

Я, взяв цилиндр и накинув пальто, и София Михайловна, надевшая шубу, вышли на задний двор. Меня ослепил яркий свет, падающий и отражавшийся от снежного покрова. Ветра не ощущалось. На белом дворе было просторно и тихо, и лишь мы тревожили тишину, скрепя снегом под ногами. Мне было неуютно идти рядом с Софией.

– Вы хорошо стреляете? – начала она.

– Попадаю, – кратко ответил я.

У меня возникало несколько вопросов к Софии, но я никак не решался их задать ей. И нужно ли мне делать это теперь? Ведь они уже не имеют такого сильного значения, как раньше, когда не давали мне нормально мыслить и спать.

Очищенная дорожка закончилась, мы остановились. В десяти метрах от нас в сугробах лежали слегка заметённые снегом бежевые доски и тёмные брёвна. Послышался хлопок дверью, из поместья вышла Лидия Александровна. В одной руке она держала револьвер, а в другой несла гремящий мешок.

– Ой, – произнёс я, – Лидия Александровна, зачем же? Давайте мне его. Совсем забыл про мешок, сказали бы, я вернулся за ним.

– Я вас прощаю. Мне просто не терпится пострелять по бутылкам. Держите, – она дала серебряный револьвер, – зарядите, пожалуйста.

Я стал заряжать оружие.

Достав различные бутылки из мешка и расставив их на те самые брёвна с досками, я дал первой пострелять хозяйке.

– Как странно, – сказала Лидия, – раньше Вы всегда стреляли первым.

– Предпочёл сегодня по-другому, – ответил я.

Лидия Александровна целилась недолго. Взвела курок, и затем прозвучал выстрел. Пуля попала в бревно, оно пошатнулось, и с него упала тёмно-зелёная бутылка.

– Хороший выстрел, – сказал я.

– Вы шутите? – возмутилась Лидия. – Для меня это позорный выстрел.

– Да у вас ещё две попытки.

Она снова начала целиться.

– Григорий Александрович, Вам не холодно в этом пальто? – спросила София Михайловна, притронувшись к поверхности моего рукава. Я почувствовал неловкость.

– Нет, в нём тепло. Оно совершенно новое, – я давно простил Софию, и то, что недавно у меня возникала обида, было мимолётным чувством из прошлого. Такое бывает, когда у меня плохое настроение и уверен, что у многих также.

Прозвучал второй выстрел, и моментально послышался звон разбитого стекла.

– Вот это отличный выстрел, – радостно сказала Лидия Александровна.

После третьей попытки, увенчавшейся успехом, настала моя очередь. Опять же расставив бутылки и встав на расчищенное место, мне показалось, что расстояние до целей слишком маленькое и поэтому я зашёл в заснеженную часть.

– Хотите меня превзойти? – пошутила Лидия.

– Нет, мне хочется проверить себя на меткость. И ещё на удачу.

– Как на удачу?

– Ну, моя идея заключается в том, чтобы оставить три патрона в барабане, затем прокрутить его и попробовать выстрельнуть в цель.

– Хм, как интересно. Ну попробуйте.

Раскрутив барабан револьвера, я вытянул руку и прицелился. В этот раз я волновался, но не из-за того, вылетит ли пуля или нет, а из-за того, что на меня смотрела София. Я зажал спусковой крючок, послышался щелчок.

– Неудача, – тихо произнёс я.

Лидия Александровна захохотала.

– Ничего, сейчас точно повезёт, – сказал я.

Я вновь прокрутил барабан и сосредоточился… Выстрел и пуля попала в цель.

– Ух ты, – произнесла Лидия, – у Вас получилось. И в бутылку попали.

– Везунчик на половину, – сказал я, затем обратился к Софии, – попробуете?

– Нет, Вы что? – она покачала головой и сделала шаг назад.

– Милочка, ну попробуйте.

– Не бойтесь, никто не узнает, – подбадривал я.

– Не умею и не буду.

Постреляли мы с Лидией Александровной ещё немного, и уже все вместе собирались уходить в поместье, но прежде, чем уйти с этого места, я вспомнил давнюю идею, которую не смог реализовать в прошлый приезд.

– А подкиньте-ка бутылку.

– Хотите на лету? Ладно. Даю Вам только два патрона.

– И одного хватит, – ответил я, играя уверенного.

– О, давайте поспорим, – предложила София Михайловна, хитро улыбаясь, – Поспорим на то, что Вы не попадёте.

– Хм, смотрите, Вы сами решили затеять спор. Только на что?

– На рубль.

– По рукам, – мы протянули друг другу руки, чтобы пожать их. Я обхватил её ладонь, и что-то взволновалось у меня внутри. – Лидия Александровна, разбейте.

И вот Лидия подкинула бутылку в серое небо. Я навострил глаз и замедлил дыхание. Мой палец на сколько можно сильно прижался к спусковому крючку. Бутылка на мгновение остановилась в воздухе и уже стремилась вниз. Выстрел и пуля разбила её, осколки, большие и малые, сверкая, разлетелись по сторонам. Я удивился своему умению, если такое рассказать Павлу Сергеевичу – не поверит. Лидия Александровна и София Михайловна аплодировали мне.

– София Михайловна, – радостно обратился я, – рубль за вами.

Наступал второй час. Мы ещё не садились обедать, так как ждали людей с охоты. Даже в фараон не играли: не хотелось. В коридоре раздалось множество голосов, сливающие во едино. В проход зашла компания.

– Ох, неужели, – сказала Лидия Александровна, подбежав к мужу и затем обняв его.

– Извини, моя дорогая, – радостно ответил Андрей Парестонович, – немного задержались.

– Да, – поддержал Павел Сергеевич, – кабан шустрый попался, – друг подошёл к свой жене и поцеловал её. На пару секунду я почувствовал пустоту в груди. В глубине души мне всё ещё хотелось вернуть Софию, но я убеждал себя, что это не случится.

– Вот-вот, а ещё и уворотливый.

– Да хватит вам пургу нести, – тяжёлым голосом сказал Ильин Андреевич. – Кабан, как кабан. Просто бегал в тех местах, где… где трудно было в него попасть.

– Угу, – сказал я про себя, – просто кто-то уже позиции сдаёт.

– Ну хорошо, – произнесла Лидия Александровна, – извольте садиться за стол, слуги скоро принесут блюда. Только переоденьтесь.

Через некоторое время все сели за стол. Я начал разговор с Павлом Сергеевичем:

– Ну что, друг, устали от беготни по лесу?

– Да так, – отмахнулся он, – совсем немного. Эх, жалко Вы не предпочитаете охоту. Заснеженный лес, свежий воздух, тишина, к которой нужно прислушиваться, осознание того, что нам нужно поймать зверя, тем самым показать свои силы, красота.

Не прошло и часу, как Ильин Андреевич решил возмутиться и зачинить сору:

– Не нравится?! А может Вы, Григорий Александрович, специально так говорите, а сами клинья подбиваете.

– Простите? – насторожился я.

– К Лидии Александровне, например.

– Ильин Андреевич, да Вы что такое говорите?! – не ожидала такого Лидия Александровна. – Вы за кого меня принимаете?! Да как Вам в голову такое могло прийти?

Из-за стола встал Андрей Парестонович. Его лицо стало более серьёзным. Мне было непривычно видеть старого друга таким. Становилось даже не по себе: будто сейчас случится что-то страшное.

– Ильин Андреевич, – начал он, – ваше предположение – бред. Моя жена верна мне, а я верен ей. Она прекрасная и честная женщина. И никто не смеет так о ней говорить, никто.

Павел Сергеевич тоже хотел что-то сказать, уже собравшись встать, но не стал.

– Прошу извиниться перед моей женой.

Нахмурившись, отставной офицер стучал пальцами по столу и посматривал каменным взглядом на некоторых людей. Такому человеку трудно перед кем-то извиняться. Мне казалось, что Ильин Андреевич будет и дальше молчать или уйдёт в свою комнату, но он всё же трудно произнёс:

– Извините… за мою не правоту.

Затем отставной офицер взял свою трубку и задымил.

Под вечер затопили баню. Помнится, когда Андрей Парестонович только хотел поставить баню и когда она уже строилась, мой старый друг часто упоминал её при каждой нашей встрече. Как он ярко рассказывал про неё, да и сейчас любит похвастаться баней. Естественно больше всех париться ходил Андрей Парестонович и конкурировать с ним мог только Пётр Олегович. Я тоже пробовал с ними соревноваться, но по их меркам быстро сдавался.

Дверца в предбанник приоткрылась, и оттуда вышло двое профессионалов.

– Фух, – с облегчением выдохнул Андрей Парестонович, – похоже сегодня выиграли Вы.

– Похоже, – ответил Пётр Олегович, оперевшись одной рукой на стену.

Помывшись, затем одевшись, мы все пошли в поместье. После бани я чувствовал себя расслабленно и умиротворённо. На улице уже темнело, по горизонту проходила слабая линия света. Мороз почти не ощущался по моим горячим лицу и рукам.

За ужином все весело общались, попивая на этот раз сладкое вино. Всё же иногда грозный и терпеливый взгляд Ильина Андреевича присутствовал. Я всё чаще смотрел на Софию Михайловну, забывая обо всём, и много раз сталкивался с её лёгким, но немного грустным взглядом. Как мне хотелось прикоснуться к ней, поговорить о других вещах именно с ней. Но каждый раз я приходил в себя и отгонял все эти сладкие мысли. В целом ужин прошёл хорошо.

Ночью перед сном страстные мысли, набравшие силы, снова начали кружить мою голову. На этот раз я не стал с ними сражаться, позволил им свободно передвигаться. Около двери или за нею протяжно скрипнула доска, а затем что-то тихо прошуршало. Я лежал и всматривался в тёмное пространство, где происходили звуки, а также внимательно прислушивался. Шумы прекратились. «Хм, – подумал я, – навряд ли это была мышь». Я осветил то место и увидел на полу бумажку, сложенную пополам. Там было написано: «Григорий Александрович, простите меня. Я надеюсь, Вы позволите меня выслушать». После прочитанного моя сонливость исчезла и я ещё долго не мог уснуть, раздумывая.

Уснул я только под утро, когда из-за горизонта появился ватно-розовый рассвет. Казалось, недавно закрыл глаза и тут меня уже будят:

– Дружище, Вы до сих пор спите? – меня будил Павел Сергеевич.

– Что? Как? – слабо произнёс я.

– А вот так.

– Извольте отстать от меня.

– Не изволю. Там все уже собрались, а Вы ещё в кровати. Давайте, давайте, вставайте.

– Можно я на обед приду? – надеясь на положительный ответ, спросил я.

– Нет уж.

И после этих слов через несколько секунд внезапно на моё лицо пролилась холодная жидкость. Это было неприятно. От таких ощущений я, охая, резко сел на кровать.

– Вы что делаете?! – возмущённо воскликнул я, быстро вытерев лицо рукавом.

– Помогаю Вам встать, – со смехом ответил Павел Сергеевич.

– Ах так, вот когда Вас придётся будить, как можно быстрее, я тогда целым ведром Вас окачу. И месть, и помощь в одном лице будет.

– Да когда такое было, что бы Вы вставали раньше меня?

– Может, и было, – ответил я.

Как только все поужинали, мы отправились в игральную комнату. В ней находились бильярдный стол, которым редко пользовались, покерный стол, окружённый пятью стульями с мягкими красными сиденьями и спинками, в углу стояло пианино с серебряными линиями. Мужчины сели играть в покер, а женщины начали показывать друг другу и нам свои умения на пианино. Пожалуй, как раз пианино является моим любимым музыкальным инструментом. Его звуки легко проникают в разум и будоражат сознание, а когда на нём играют полноценную композицию, моя душа играет вместе с ней.

После прекрасной игры Лидии Александровны за пианино села София Михайловна. Прозвучала первая часть музыки, и меня поразило, поразило настолько, что я не мог сконцентрироваться на игре в покер. Мне хотелось только слушать и смотреть на Софию, на то, как плавно она двигает руками в полупрозрачных розовых перчатках и как спокойно покачивает головой.

– Григорий Александрович, – обратился ко мне Павел Сергеевич, – Вы подкидывать будете?

– Извините-с, задумался, – ответил я, взглянув на карты. У меня в руках была комбинация пара двоек. На столе лежало три карты и две из них составляли ещё одну пару, только из дам. – Я повышаю на двадцать копеек.

Выиграл Андрей Парестонович, у которого был фулл-хаус.

– Господа, – сказал я, – мне ненадолго нужно отойти.

Вышел я не просто так, а чтобы успокоить бушующее сознание. «Как же я устал. – Говорил тихим голосом. – Это чувство высосет все мои силы, если я продолжу держать его в себе. Так, а что делать? Может, всё-таки уехать? А что же в следующем году? Неужели София снова будет здесь? Тогда мне придётся сразу же уехать».

Так я дошёл с раздумьями, мешающими друг другу, до коридора, завешанного картинами. Захотелось остановиться тут. Меня привлекла одна картина с изображением тёмного бушующего моря с высокими волнами, которые будто бы вот-вот выйдут за рамки. Небо было закрыто грозными тучами, и лишь вдалеке, на краю картины, показывался просвет, откуда проходили лучи солнца, освещая жёлтенький островок, из-за чего он становился ярче.

– Григорий Александрович, – неожиданно услышал я голос Софии Михайловны. – Вот Вы где, – сказав, она зашла в коридор.