Текст книги "Недалеко от Земли"

Но первый шок уже прошел, и спасительная мысль всплыла в самое время. Раз он смог оказаться здесь, то точно так же он сможет и вернуться на Базу. Он отчетливо представил себе дрыхнущего на боку Джека, а рядом свою пустую койку с полусползшим на пол одеялом, тепло и уют родного карантинного отсека. Хочу туда, подумал он, невероятно хочу. И очутился на еще не остывшем ложе.

Наутро он первым делом рассказал Джеку о своем ночном вояже. Клеменс моментально возбудился. «Слушай, – сказал он, – это же потрясающе! Без „папки“, без скафандра, без всяких технических наворотов. Один на один со стихией. Ну, парень, ты даешь! Ты же пионер телепортации и феномен гомеостаза! Как ты думаешь, научиться этому можно?» «Наверное, можно, – осторожно ответил Хромов. – Ты же как-то научился метаморфозам. А у меня получилось другое. Может, попробуем друг друга натаскать?..»

Ничего, конечно, из этой затеи не вышло, хотя старались вовсю. Потом Клеменс предложил Виктору больше пока не рисковать, а при удобном случае поделиться соображениями с другими испытателями. «Может, сообща что-нибудь и придумаем. Наверняка остальные тоже не без способностей». На том и порешили.

Хромов закончил рассказ в полной тишине. Некоторое время никто не шевелился, видимо, каждый из пилотов наедине с собой пытался осмыслить всё, выясненное в кают-компании. Наконец Кобыш решил подвести итоги.

– Мы все тут услышали и увидели много интересного, такого, что не вписывается в рамки обычных человеческих представлений. Поделились друг с другом впечатлениями, избавились от ноши, которую каждый тащил в одиночку. Пришли к выводу, что наши новые умения проявились в результате полетов к Сфере. Но вот что явилось решающим фактором для пробуждения этих умений – Сфера или прокол пространства – неизвестно. Вообще вопросов стало больше, чем ответов. Почему телепортироваться можем только мы с Хромовым? А считывать и преобразовывать информацию – только Тернер и Седых? А Дорин и Клеменс так и вовсе непарные, один – телекинетик, другой – спец по метаморфозам. Почему именно так? Ведь условия полета были у всех одинаковы.

– Не совсем, – поправил его Дорин. – Маршруты были разными.

– И что с того? – поморщился Кобыш. – Ты, Раф, летал с Седых. У вас что, реализовались одинаковые способности?

– Может, какое-то значение имеет внутренний настрой человека? – задумчиво сказал Клеменс. – Или его увлечения, предпочтения? Хобби, наконец. У Хромова хобби – астрономия, космос, он и попал прямиком на Марс. Я – несостоявшийся биохимик, отсюда и проявленная возможность метаморфоза.

– Да, это предположение первым приходит в голову. – Кобыш потер лоб. – Но я бы сформулировал несколько иначе. Как бы это получше объяснить… – Он пошевелил пальцами. – Главное – в первом подспудном желании, которое пришлось на момент реализации новой функции. Хотя, с другой стороны, почему именно оно оказалось первым? Может, оно всегда было основным? И сидело где-то глубоко в подсознании, и мы его всячески задвигали поглубже, зная, что его исполнение невозможно? Мне, например, очень часто хотелось оказаться где-то совсем в другом месте и в другое время. Что в результате и произошло. Хромов бредил космосом, мечтал о других мирах, но все получилось несколько не так, как он себе представлял. Тогда он взял свое тайное желание и привел его в соответствие с действительностью. Дорину, наверное, всегда не хватало элементарного комфорта в быту, Тернер с детства привык менять компьютерную виртуальность по своему желанию, а Седых – приверженец восточных философий, и определение «Всё есть майя» сомнений у него не вызывает. А одну иллюзию можно попытаться заменить на другую. Где-то так…

– Мне нравится это «где-то», – фыркнул Женя. – «Вы где-то свинья!» А где именно?

Тернер и Клеменс вздрогнули и настороженно посмотрели на него.

– Идиома, – буркнул Дорин. – Советую сильно не напрягаться.

– А откуда это известно тебе? – с сомнением спросил Джек. – В Израиле тоже так говорят?

– Мои родители – эмигранты из России. Так что русский для меня – второй язык.

– Вот как? – Тернер приподнял бровь. – А я-то думаю, как это ловко у вас с Женей получилось разыграть командира! Будто заранее договорились. Ну, с короной-то… Он начал, а ты сразу прихватил. Сами задумали или предсказал кто?

– Подсказал. Русский писатель Михаил Булгаков, гений милостью божией.

– А-а-а… – Брюс с уважением посмотрел на Дорина. – А я вот читал мало, все не получалось как-то.

– Не печалься, – сказал Раф. – Еще наверстаешь. Какие твои годы…

Кобыш, что-то вполголоса, голова к голове, обсуждавший с Хромовым, наконец, кивнул и повернулся к остальным:

– Джентльмены, позволю себе краткое резюме нашего совещания. В результате полетов у каждого из нас реализовались весьма своеобразные способности, не присущие подавляющему большинству людей. Я допускаю мысль, что у некоторых представителей рода человеческого такие возможности есть, и, более того, они задействованы и даже совершенствуются в меру сил и представлений об оных силах. Но это, так сказать, таланты, проявленные в процессе постепенной эволюции. У нас же другой случай. Наши способности возникли в результате воздействия пока неизвестного фактора. Толчком к их обнаружению каждым из нас послужили, по крайней мере, три причины. Первая – сильное желание, вторая – подсознательная область интересов и, наконец, третья – эмоция. Исключение – Тернер. В его случае я не усматриваю ни желания, ни эмоции.

– Погоди-ка, командир, – возмутился Брюс, – по поводу эмоции ты неправ. Мне было просто хорошо тогда. Приятная, как это… вот… – охренительная… истома, у меня всегда так бывает после хорошо заполненного дела. Да, пожалуй, и желание все-таки было. Правда, очень глубоко. Желание приразвлечься. А развлечение у меня одно – погонять компьютер в экстремальных режимах. Вот оно и случилось, просто в другом виде.

– Тогда всё укладывается в предложенную схему, – Кобыш скупо улыбнулся, – без исключений. Второй пункт резюме – существует ли возможность перенять друг у друга наши умения? Пусть каждый подумает на эту тему. Наверняка есть какие-то ходы, но мы о них пока ничего не знаем. А чтобы узнать, надо, парни, поднапрячь голову. Но только прошу вас – никаких из ряда вон выходящих экспериментов! Либо, если совсем уж невмоготу и захочется проверить свои предположения – только с гарантированной подстраховкой. А еще лучше будет, если тут же оповестите остальных. Жаль, что среди нас не появилось телепатов. Задача могла бы упроститься.

Третий пункт. Может быть, не все еще знают о том, что «папка» совершил еще один рейс, причем с полным экипажем. Пилотировала Вивьен, а экипаж состоял из Славы Ли, Василия Терехова и Андрея Бородина. Надеюсь, все знают, кто они. Так что, парни, у нас скоро появятся компаньоны. Если уже не появились. Советую над этим тоже поразмыслить. Сотрудничество обещает быть очень плодотворным, тем более, что все они большие специалисты в своих областях знаний. Мне кажется, с ними мы получим ответы на многие вопросы, беспокоящие каждого из нас.

И, наконец, последнее. Когда прибудет высокая инспекция и начнет задавать каверзные вопросы, следите за собой. Мы не должны предоставить им ни малейшего намека на то, что мы изменились. Вполне возможно, что они уже догадываются о происходящих здесь неординарных событиях, тем более, что информация о Сфере в Бернский центр была предоставлена. Мы выполняли обычные полеты. Не более того. Если же ситуация начнет выходить из-под нашего контроля, придется принимать адекватные меры. Какие именно, покажет будущий расклад. Все согласны с предложенным резюме?

Пилоты синхронно кивнули. Общую подспудную мысль выразил Клеменс:

– Все понятно, командир. Мы сейчас – лакомый кусок для спецслужб и всевозможных закулисных воротил. В лучшем случае нас упекут куда-нибудь в секретный институт для исследований с целью массового производства суперсолдат, в худшем – просто уничтожат для гарантированного сокрытия важной информации и серьезно возьмутся за это дело сами. Так что дураков среди нас нет.

– Я рад, что вы независимо пришли к такому выводу, – сказал Кобыш. – А теперь, парни, по местам. Переходим в режим ожидания, но размышлений о наших обстоятельствах не прекращаем. Всем быть на связи.

* * *

Ли щелкнул клавишей, и экранная анимация, подмигнув, показала, что отчет ушел к Штейнбергу. Слава с облегчением вздохнул и посмотрел на ученых. Терехов по-прежнему сосредоточенно возился с компьютером, а Бородин сидел, вытянув ноги и уставившись в пространство отсутствующим взглядом. Тогда Слава скосил глаза, чтобы увидеть, чем занимается Тараоки, и обомлел. Вивьен смотрела на Бородина, и лицо ее было белым, как свежевыпавший снег, а зрачки и без того темных глаз медленно расширялись. В следующее мгновение она судорожно вздохнула и стала неуклюже заваливаться набок. Ли рванулся из-за стола, стараясь в едином стремительном движении дотянуться до Тараоки и не дать ей упасть на пол. Он почти успел и подхватил ее в тот самый момент, когда голова ее уже коснулась коврового покрытия. Следующим среагировал Терехов, довольно быстро выбравшийся из-за терминала и сделавший даже несколько семенящих шагов в направлении Вивьен. И только Бородин продолжал неподвижно взирать в никуда, но через несколько ударов сердца он тоже вернулся в реальность и растерянно приподнялся, опираясь на подлокотники кресла.

– Что с ней?! – оторопело спросил Ли у приблизившегося биолога. Тот нагнулся, взял женщину за кисть и, нахмурившись, начал определять пульс. Наконец он выпрямился и неуверенно произнес:

– Очень похоже на шок. Только непонятно от чего.

– Помоги-ка, Вася, – пробормотал Ли, и вдвоем они осторожно уложили Вивьен рядом с диванчиком, после чего руководитель полетов метнулся к холодильнику и, открыв дверцу, буквально вырвал из гнезда литровую пластиковую бутыль с родниковой водой. В один миг оказавшись рядом с распростертым на полу телом, он сорвал колпачок, набрал в рот воды и прыснул в лицо Тараоки. Потерявшая сознание женщина застонала и неуверенно шевельнулась…

Рушились и создавались миры. Колоссальной мощи взрывы раздирали гигантские звезды и рождали океаны немыслимых энергий, уничтожавших все вещество в пределах досягаемости. Сжимались в невидимые точки гигантские области пространства, перетекая в другие невообразимые измерения. Расслаивалась, вырождалась и преобразовывалась в нечто совершенно запредельное межгалактическая материя. Атомы вырастали до размеров Вселенной и принимали конфигурации, смысл которых разум уже не мог воспринимать, отчаянно цепляясь за остатки приобретенных на протяжении жизни знаний, тонувших во всем этом многообразии. Пересекались, переливаясь друг в друга, бесчисленные призрачные структуры Мироздания, пронизываемые бесплотными нитями, связывающими всё и вся. И множество живых, источающих доброжелательность душ (именно душ, или сутей, или как их еще можно определить – в человеческом сознании не существовало подобных понятий) следило за этими процессами, вмешивалось в них, принимало активное участие в актах всеобщего творения и посылало ощутимые совсем уж на грани восприятия импульсы куда-то в бесконечность и вместе с тем вовнутрь себя, общаясь с тем, что было везде и всегда. А это самое «везде и всегда» бесстрастно принимало информацию, перетасовывало ее в соответствии с какими-то своими представлениями и вносило соответствующие коррективы в ткань Мироздания. Никакие слова и образы не годились для описания внезапно затопившей разум лавины ощущений.

Это было как шокирующий удар наотмашь по незащищенному и неподготовленному человеческому сознанию, и мозг Вивьен мгновенно закуклился и сорвался в спасительное небытие.

* * *

Изнуряющий процесс поднимания налитых свинцом век, казалось, растянулся на целую вечность. Потом в узкой щели поля зрения появились две смутные, склонившиеся над ней фигуры. Постепенно, по мере возвращения чувствительности, фигуры начали обретать объем и четкость, и Вивьен узнала растерянно и пристально ее рассматривающих Терехова и Ли. Взгляд ее, наконец, окончательно сфокусировался, и она увидела приближающегося, уходящего головой в невиданные выси Бородина. Зрачки опять стали расширяться, и она еле слышно прошептала, пытаясь поднять руку и указать на физика пальцем:

– Это он… Он разговаривал с Богом…

С трудом расслышавший последние слова Слава недоуменно взглянул на Бородина и, повернувшись к Терехову, спросил:

– Что она сказала?

– Она сказала, что Андрей разговаривал с Богом, – нахмурившись, сообщил биолог.

Бородин грузно присел на корточки, потом встал на колени и, наклонившись к Вивьен, успокоительно прогудел:

– Всё хорошо, девочка, и всё будет хорошо. Богу сейчас не до нас, он решает другие проблемы. У него они свои, а у нас пока совершенно иные. И давай-ка не будем нервничать, а во всем спокойно разберемся. Возьми мою руку и постарайся встать.

Физик протянул огромную лапищу, в которую Тараоки робко вложила свои хрупкие, сразу же утонувшие в ней пальчики, и осторожно потянул ее на себя, другой рукой обхватывая женщину за талию.

– Вот так, – приговаривал он, – вот и славненько. Сейчас мы присядем на диванчик и немного придем в себя. Посторонитесь-ка, ребята, не видите, что ли, – даме нужно больше простора и кислорода… Вот так… Удобно ли тебе, девочка?

– Можно подумать, – слабо улыбнулась Вивьен, – что это вы психолог, а не я.

– Всем нам изредка приходится быть психологами, – тихо ответил Бородин и тут же обратился к Ли. – Слава, ну, сколько можно стоять, вытаращив глаза! Подай-ка леди минералки!

Ли как ветром сдуло. Он моментально оказался у холодильника, вытащил из него запотевшую бутылку «Нарзана», схватил со стола стакан и рысью вернулся обратно, не забыв по пути добавить мощности кондиционеру. Как по волшебству, наполненный шипящей жидкостью стакан оказался в руке у Тараоки. Один Терехов не принимал участия в начавшихся передвижениях. Он так и застыл на прежнем месте, отсутствующим взглядом скользя по участникам мизансцены и, видимо, делая какие-то свои выводы.

– Спасибо, Слава! – сказала совсем уже оттаявшая Вивьен. – Эх, мужчины! Всегда бы вы были так предупредительны.

– Ну, не всегда же при нас женщины падают в обморок, – галантно поклонившись, молвил Бородин, – а то бы у нас была возможность поупражняться.

– Типун тебе на язык! – проворчал Ли. – По мне, так лучше б этого не было вовсе.

– Чего? – изумилась Вивьен. – Предупредительности?

– Обмороков, – смутился Слава, – всего лишь обмороков! А вообще-то, – он тут же взял себя в руки, – теперь, когда всё уже позади, хотелось бы услышать из первых, так сказать, уст, чем именно вызвана ваша столь удручающая реакция, сударыня?

И тут Тараоки опять привела окруживших ее мужчин в замешательство. Им очень отчетливо показалось, что она изучающе посмотрела одновременно на всех сразу. Взгляд был проникающим и вызывал ощущение некоего дискомфорта.

– Вот что, – медленно проговорила Вивьен, – может, не будем делать вид, что мы остались прежними, и ничего особенного не случилось. Хотя бы перед собой. Мы претерпели трансформацию, и вам это хорошо известно. Вы, Слава, – она в упор глянула на Ли, – добились того, чего хотели. Теперь вы можете разговаривать с испытателями на равных и точно знаете, что прыжок к Сфере порождает новые качества сознания со всеми вытекающими последствиями.

Вы, Андрей, уже убедились в том, что выдвинутая вами теория коллапса Солнечной системы несостоятельна, рассмотрели несколько вариантов образования Сферы, но ни на одном не остановились. И слава Богу, потому что вы пока даже не подозреваете, на что способно ваше неуправляемое воображение.

Вы, Васья, уже выяснили наверняка, что прогрессивное развитие нашего с вами нынешнего социума ведет в тупик. Эволюция человека разумного лежит совершенно в иной области. Ну, кто мне скажет, что я ошиблась?

Все трое молча смотрели на нее, видимо, прикидывая, с чего начать.

– Только, пожалуйста, по очереди, – предупредила Вивьен.

– Телепатия, а? – заинтересованно спросил Терехов. – Вы читаете наши мысли?

– Нет, – ответила Тараоки. – Это нельзя назвать телепатией в прямом смысле. Тут другое. Я могу стать любым из вас или сразу всеми вместе. Вернее, я могу думать, как вы. Если можно так сказать. Но это не слова и не понятия, а, скорее, образы и то, что стоит за ними. То есть, как бы это выразить… – она мучительно подыскивала подходящие по смыслу определения, – я ощущаю работу не только вашего сознания, но, одновременно, и подсознания тоже. Наверное, так будет почти правильно.

– Во-о-на как, – протянул Терехов и покосился на Ли с Бородиным. – И что же вы, милая барышня, ощутили такого, от чего, извините за грубость, просто отключились? Надо полагать, что сработал некий защитный механизм?

– Да. Думаю, что так. Заслон от перегрузки. Я увидела то, что представлял себе Андрей, но, вместе с тем, и то, что может произойти в будущем и, надо сказать, уже происходило в прошлом при физической реализации подобных представлений. С такими вещами надо обращаться крайне осторожно и бережно, потому что последствия могут быть ужасны.

– Ничего особенного я себе не представлял, – обиженно заметил Бородин, – я всего лишь рассматривал возможные модели структуры Вселенной вообще и нашей области пространства в частности. Что тут ужасного?

– В данном случае – ничего, потому что вы еще не достигли уровня творящего взаимодействия сознания с реальностью. Ваше подсознание, а правильнее будет сказать, надсознание, к счастью, не участвовало в процессе. Вернее, участвовало, но только как приемник информации, а не творческая функция. Вижу, вы меня прекрасно понимаете…

– Чего уж тут непонятного, – рассудительно произнес Бородин. – Вы просто озвучили наши мысли и расставили слова по порядку.

– Вот и чудесно. Я рада, что мы пришли к общему знаменателю. Было бы неплохо, если бы все-таки высказался каждый. Для закрепления, говоря языком учебников, пройденного.

– Да, – проговорил Терехов. – Для закрепления. И для осознания. Вы правильно определили, Вивьен. Я действительно думал о путях развития человечества в свете, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств. Мы зашли в тупик. Предпочтительные направления прогресса определяют власть имущие. Предпочтительные для них, а не для всего социума в целом. И прогресс в большинстве случаев имеет губительные последствия, потому что служит стяжанию неких материальных ценностей и благ, а не совершенствованию духа и сознания каждого человека. Взять хотя бы убийственное воздействие рекламы и низкопробных развлекательных программ на неокрепшие умы. Пир животных инстинктов! Может быть, вы не знаете, но пошел уже третий десяток лет, как на Земле пытается проявиться новый вид – так называемые «дети индиго», дети, обладающие распахнутым навстречу новому сознанием и предназначенные для будущего. А мы их насильно опускаем до нашего уровня, тем самым калеча их мировосприятие, потому что нет у нас приемлемой для них системы воспитания и не предусмотрено соответствующих моральных ориентиров, кроме тех, которые навязываются, опять же, сверху. Это печально. Но сегодня нам наглядно продемонстрирован другой путь. Путь, выводящий из тупика и не имеющий обозримых пределов. Наша задача – постараться подтолкнуть к нему если уж и не всё человечество, то хотя бы лучшую его часть. Примерно так.

Тараоки одобрительно кивнула, а Ли, беззвучно похлопав в ладоши, вежливо сказал:

– Ты нам определил, Вася, прямо-таки моисееву стезю. Сколько же лет понадобится для этого? Тоже сорок? С такими начинаниями нас прихлопнут гораздо раньше. Опять же, судя по твоей речи, потому что дело воспитания подрастающего поколения всегда находилось под пристальным оком государства, и оно направляло его своей мозолистой рукой. Но это – дело будущего, пусть и близкого, а сейчас меня интересуют способности наших испытателей. Что скажете, Вивьен?

– Не хитрите, Слава, – Тараоки погрозила ему пальцем. – Вы могли бы сами рассказать нам о них, потому что и так уже догадались о многом, хотя, может быть, и не обо всем. Впрочем, я могу озвучить эту тему. Не столько для вас, сколько для наших коллег. Как и всякая другая женщина, я люблю находиться в центре внимания, поэтому извольте, – и она, отсекая подробности, конспективно изложила результаты только что состоявшегося в кают-компании совещания, а потом перешла к выводам. – У испытателей другой уровень работы с физической реальностью, они на ступень ниже нас с вами. А все потому, что когда-то затормозились в развитии, отдав предпочтение своим авантюрным наклонностям. Чтобы совершенствоваться дальше, сознание человека должно непрерывно трудиться, расходуя огромное количество психической энергии и тем самым постоянно повышая планку. Вот, например, мы затратили этой самой энергии гораздо больше, чем они, в частности – на собственное обучение. Поэтому, в конечном итоге, и оказались на ступеньку выше, хотя грань, их разделяющая, довольно эфемерна с точки зрения Разума более высоких порядков. Мы уже в состоянии оперировать абстрактными понятиями, правда, это чисто человеческое представление, на самом же деле не такие они и абстрактные, скорее наоборот, вполне конкретные действия со вполне конкретными материями. Они тоже поднимутся на нашу ступень, но им нужна будет помощь, и я им помогу. Что же до нас четверых, то здесь еще проще – каждый может проделывать все те штуки, которыми забавлялись пилоты, причем легко и непринужденно, но до сих пор ни у кого даже не возникло подобного желания. Мы были заняты более серьезными мыслями, да и времени прошло – всего ничего.

– Мальчишки, – добродушно пробасил Бородин. – Хотя я их очень хорошо понимаю.

– И как же вы собираетесь им помочь? – заинтересовался Терехов.

Черты Вивьен неуловимо исказились и снова стали прежними. Как будто легкая рябь пробежала по зеркальной поверхности воды.

– Я не могу выразить это словами, – мягко сказала она. – Я просто знаю, что могу это сделать. Я получила такую способность, которая, грубо говоря, называется – замыкать круг. Я – Замыкающая Круг. Это легче показать, чем объяснить. Представьте, что вы водите хоровод, соедините руки, – она встала и шагнула к мужчинам, – а я возьму за руки крайних.

Всё закончилось, не успев начаться, в тот краткий миг, вместивший в себя прошлое, настоящее и будущее четверых человек, когда они ощутили прикосновение к своим ладоням ладоней друзей, и снова неуловимая рябь передернула теперь уже все пространство кабинета.

«Путь начат, – мысленно произнесла Вивьен и почувствовала тройное ментальное прикосновение, отчетливо теплое и располагающее. – То же самое мне надо совершить с пилотами».

«Не сейчас, – отозвался Ли. – Еще не сейчас. Пусть они немного подрастут».