Текст книги "Зелёный шёпот"

Как давно это было – уже три года прошло, а кажется, будто все случилось только вчера. Верхний двор против нижнего – финал лиги местных чемпионов по футболу. Счет ничейный, последние секунды матча. Саша, оставив свои ворота, мчится на половину поля противника. Красивый подкат – и мяч направляется в ворота аккурат между ног Кира, знаменитого на всю округу голкипера. Тот отчаянно пытается избежать позорной «банки», но тщетно. Эх, знал бы тогда Саша, что Кир надолго запомнит этот момент, может быть, и не стал бы так стараться. Но он не знал – и поэтому радовался победе своей команды совершенно искренне, принимал поздравления и даже совершил два круга почета.

Вот Саша идет домой – гордо вышагивает в рваных парусиновых туфлях и даже не боится того, что мама может не оценить подвига их обладателя на фоне урона, нанесенного выходной обуви. Это на самом деле не важно. Саша представляет, как будет рассказывать о том, что происходило на поле – как настоящий комментатор. Эх, была бы у него еще какая-нибудь звучная фамилия – Чилаверт, например. Или Дасаев. Или Касильяс! Саша представляет, как защищает ворота своей страны в финале чемпионата мира в решающий момент – и спасает всех, конечно. А потом его качают на руках, но сначала, конечно, делают кучу-малу. Ему всегда хотелось попробовать, каково это.

Как только Саша открыл калитку и направился к дому, он тут же забыл обо всем – и о сегодняшнем матче, и о том, что собирался рассказать. Справа от дорожки, вымощенной брусчаткой, было непривычно пусто – будто кто-то вырвал часть привычной картинки и ничем не заполнил образовавшуюся пустоту. Не сразу поняв, в чем дело, Саша несколько секунд рассматривал уродливую дыру в земле. Разве она здесь была и раньше, эта дыра? Почему он ее не замечал? Или не было ее? А что тогда было? Ой!

Еще через несколько мгновений родители Александра, почти взрослого уже мальчика двенадцати лет, выбежали из дома, услышав плач сына. Тот сидел на дне земляной ямы, кидал в них комья грязи и кричал:

– Где оно? Куда вы его дели? Где мое дерево? Это было мое дерево! Где мое дерево? Где! Мое! Дерево!

– Саша, что ты… Не переживай. Ты ведь хотел бассейн? Помнишь, я тебя спрашивала, – мама, волнуясь, пыталась успокоить его, отец же стоял рядом молча. – Помнишь? Вот мы и решили тебе сюрприз сделать. Пока ты с друзьями играл, дядя Коля дерево выкорчевал, вот – яму под бассейн уже выкопал. А что? Тебе не нравится? Ты знаешь, как мы его сделаем – какими хочешь цветами. Все, давай руку, не плачь. Ну, дерево, ну и что? Завтра с папой поедешь в магазин и выберешь себе другое дерево – какое захочешь. Правда, Олег? Съездишь с ним?

Отец молча кивнул, обнял словно заснувшего Сашу и пошел с ним в дом. Глаза ребенка были закрыты, только веки слегка подрагивали и шевелились губы, будто он с кем-то разговаривал.

– Тише, все будет так, как должно быть, – кто-то невидимый шептал из пустоты. – Мы знаем тебя, я знаю тебя. Ты не виноват. Я тебе все объясню. Чуть позже. Ты приходи – и все увидишь сам. Но молчи. Или не приходи. Будешь молчать? Наш секрет? Молодец. Приходи, я жду.

Если бы кто-нибудь сказал Сашиным родителям, что их сын в тот момент действительно кое с кем разговаривал, наверное, его тут же отвезли бы в больницу к какому-нибудь мозгоправу. Но, к счастью, все обошлось – мальчика оставили в покое, объяснив его поведение особенностями подросткового возраста, поэтому сегодня мы имеем… Впрочем, обо все по порядку.

***

Лес. Такой разный – то шумный и сердитый, то ласковый и внимательный. Сегодня тебе кажется, что ты знаешь его как свои пять пальцев, а завтра бродишь по нему как в первый раз: где вчерашние тропинки, куда делись зарубки? Можно десять раз пройти мимо какого-нибудь дерева – и только на одиннадцатый заметить, что это и не дерево вовсе, а просто тень, игра света. А может быть, и было дерево? Просто ему надоело расти на одном месте, и оно перебралось куда-нибудь поближе к воде, оставив вместо себя муляж.

Вот и пруд как раз. Говорят, будто после войны из него вытащили истребитель, только вот пилота так и не нашли. Поэтому здесь никто не купается. Боятся, что призрак летчика на дно утащит. Мол, одиноко ему там одному, вот и ищет себе компанию. А Саша верит в то, что пилот вовремя катапультировался и спасся. И прожил долгую счастливую жизнь.

– Сегодня прекрасный день, не правда ли, человек? Зачем ты нацепил на себя это странное приспособление? Сквозь него не сможет пробиться ни один солнечный луч. Как ты вырастешь без солнца? Будешь тонким и щуплым. Сними его.

– Отстань, зелень. Это просто кепка. От кепки еще никто не умирал.

– Так ты станешь первым. Посмотри на себя – щуплый, бледный. У нас таких на мульчу пускают, знаешь ли. У-р-р-р…

Это он так смеется. Саша уже привык, а сначала пугался. Любому бы стало не по себе от такого проявления веселья.

Саша подошел к самому берегу пруда и склонился над водой. Отражение показалось ему достаточно привлекательным: стройный, спортивного вида парень с тонкими чертами лица и большими глазами. И кепка очень даже к месту. Побудешь на таком солнцепеке без головного убора часик – нос обгорит. А кому понравится красный нос?

– Так что сам ты мульча, – закончил Саша вслух свои рассуждения. – Я бы, может быть, и прислушался к твоему авторитетному мнению, если бы оно было авторитетным.

– А к чьему мнению ты готов прислушаться?

– Ну… – мальчик замялся.

Между нами, выбор-то был невелик. Так уж повелось, что за последние пару лет Саша растерял всех своих друзей – мало кто хотел общаться с «психом», как его называли окрестные ребята. Сначала он злился, даже несколько раз дрался, но потом сказал себе, что лучше быть одному, чем дружить с дураками. Сказать-то сказал, но поклонников ему такая жизненная позиция не прибавила – поэтому сегодня он не в бассейне с одноклассниками, а здесь, в обществе своего единственного друга. Правда, друга проверенного, настоящего. Он не соврет, не предаст, не бросит в трудную минуту.

– Да ладно тебе философствовать, старый, – Саше стало стыдно от сказанного. – Ты ведь знаешь, что я несерьезно. Если я кого и слушаю, так только тебя. Ты чего, обиделся что ли?

– Нет, конечно, что ты. Я на мульчу обижаться не привык. У-р-р-р… – в этот раз и Саша присоединился к смеху своего собеседника.

– Ну, пока, до завтра, – Саша направился в сторону своего дома. – Мне еще родителям нужно помочь. Обещал еще дней десять назад свою комнату в порядок привести. А завтра бабушка приезжает. Если завтра на моих двенадцати квадратах будет такой же бардак, как сейчас, то к обеду жди в гости – родители меня здесь и закопают.

– Хорошо, иди, обещания нужно исполнять. Помнишь, какое ты мне слово дал? Пора бы и его сдержать, как ты считаешь?

– Да помню, помню. Все будет, не торопи меня, я и так быстрый, как сквозняк. Вот – видишь: я есть, а теперь меня нет, – и Саша вприпрыжку побежал домой.

Вслед ему улыбался и махал ветками Лес.

– Люди, – прошептал он. – Как вы любите все усложнять.

***

– Эй, вы посмотрите, кто к нам пожаловал! – Кир состроил дурашливо-удивленную гримасу и скосил глаза к переносице. – Сам псих почтил нас своим присутствием. Нет-нет, я не верю. Этого просто не может быть.

Фу ты, опять этот шут гороховый. Кто бы мог подумать, что этот остряк самоучка растет в профессорской семье, домой носит одни пятерки, Пушкина почти всего наизусть знает. Девчонки его любят, парни уважают, все окрестные взрослые ставят его своим отпрыскам в пример. В общем, Кир – наше все и даже больше. Для всех, за исключением Саши, который знаком с не самой приятной стороной всеобщего любимца. Он знает Кира как злопамятного и вредного мальчишку, который так и не смог простить ему того злополучного гола. Уж он-то никогда не упустит случая задеть Сашу, как только выпадет такая возможность. Вот и сегодня, стоило тому, задумавшись, пройти мимо группы ребят и не поздороваться, как Кир тут как тут.

Впрочем, Саша уже привык к дразнилкам. Сейчас, наверное, Дима присоединится – он верная кировская правая клешня. Ну, конечно, кто бы сомневался.

– О, что мне сделать, чтобы его придурковатое величество обратило на меня свое драгоценное внимание? Взгляни на меня, о желанный объект моих субъективных грез! – иногда правая рука была даже остроумнее своего хозяина, подумал «объект».

– Привет, Саша!

Это Ника. Невысокая, с темно-русыми, чуть вьющимися волосами и карими улыбчивыми глазами. Саша учится с ней в одном классе. По утрам они часто встречаются по пути в школу, иногда даже вместе идут домой. Несколько раз Саша почти решился предложить ей зайти куда-нибудь – например, в кино. Или съесть по мороженому в местной кафешке. Но, как известно, «почти» не считается, поэтому Саша до сих пор подолгу смотрит на Нику, когда думает, что его никто не видит. Нравится ли она ему? Конечно. Может быть, это любовь? Может быть – Саша еще не определился. Вот только каждый раз, когда Ника оказывалась рядом, куда-то разом пропадали нужные слова, ладони вдруг становились влажными, а все предметы вокруг становились нечеткими и размытыми – настолько, что, провожая ее до дома, обычно внимательный Саша мог легко не заметить лужи у себя под ногами или ветки дерева прямо перед своим носом. Конечно, такие особенности поведения не могли долго оставаться вне поля зрения Кира и его компании. Ну, что ж делать… Вот и сейчас ребята переглядываются и начинают активно зубоскалить. Ничего, ничего, думает Саша, сейчас он поздоровается с ней, а потом подойдет и пригласит на свидание – так, чтобы все слышали. Именно так они все с Лесом и планировали – и слово Саша дал, что обязательно решится на это. Обязательно решится, это ведь совсем не сложно, вообще проще простого.

– Привет, Саша!

Опять все плывет перед глазами, внизу живота что-то ухает, ноги становятся ватными, он спотыкается и чуть не падает под дружный гогот аудитории.

– Привет, Ника… Я тут… В общем, дело у меня важное очень. Увидимся утром, хорошо?

– Да, конечно, пока. Удачи тебе!

Саша шел к дому, слыша за спиной раскатистый смех Кира и представляя себе, как он однажды даст ему в зубы. Обязательно даст однажды. А почему сейчас не дал? Может, вернуться? Нет, это будет совсем глупо выглядеть. Да и за что? За то, что смеялся? Так было ведь над чем смеяться. Сам дурак, поделом. И Нике, наверное, он болваном показался. Хотя, может быть, она не заметила? Саше очень хотелось на это надеяться.

***

Дом – таинственный остров, на котором время остановилось. Здесь ничего никогда не меняется. По утрам яичница с поджаренным хлебом, обеденный стол случается только по воскресеньям, потому что всю неделю родители работают, а в субботу отсыпаются. Ужин, естественно, тоже обычно не отличается особой душевностью. Воскресенье начинается с разговоров о том, как мало времени остается на семейные отношения. Заканчивается воскресенье, соответственно, усиленным наверстыванием этого потерянного времени. Один раз в месяц приезжает бабушка – поэтому именно раз в месяц Саша наводит марафет в своей комнате. Захватывающе, не правда ли?

Саша, с раздражением собирая в мусорный пакет разбросанный повсюду хлам, раздумывал над тем, как бы сделать так, чтобы бабушка в этот раз не заходила в его комнату. И вообще, ну, что она забыла здесь? Он и сам может к ней как-нибудь на днях заскочить. Да и почему это она должна сама к ним приезжать? Она ведь уже старенькая совсем, наверное, сложно ей. Родители тоже хороши – вот взяли бы и сами…

Саша вдруг покраснел от того, что попытался обмануть самого себя. Конечно, дело было вовсе не в заботе о бабушке, а в обычной лени. Все, баста, не переломишься, уважаемый, если в кои-то веки наведешь порядок в собственных хоромах.

– Сынок, ты у себя? – мама, наверное, поторопить хочет. Скорее всего, ужинать позовет. Что там? Неужели опять суп? – Саша, подойди ко мне, пожалуйста.

– Иду, мам, иду, – Саша вышел из комнаты, волоча пакеты с мусором. Родители сидели на диване, взявшись за руки. Что, уже время бесед о семейных ценностях? И все-таки, откуда его столько набирается всего за месяц, мусора этого? – Я почти закончил. Еще минут пятнадцать – и дворец к почетному приему королевы-матери будет готов.

– Сынок, бабушка не приедет завтра, бабушка умерла вчера, мы с папой только что узнали.

Саша не сразу понял смысла всей фразы – он уловил только ее начало. Поэтому он радостно улыбнулся и присвистнул – и, только подняв глаза и увидев лицо матери, начал с ужасом вникать в суть услышанного. Стало вдруг очень больно в горле – будто проглотил пузырь воздуха, во рту появился горьковатый привкус соли. Почему-то вспомнился день, когда он катался на велосипеде, угодил колесом в яму и, неудачно грохнувшись, сломал себе руку. Было очень больно и страшно, как сейчас. А бабушка взяла его на руки и так – на руках – отнесла в травмпункт. Он тогда еще подумал: никогда бы не подумал, что она такая сильная. Возможно, даже сильнее папы, а это уже очень серьезно.

И вот ее нет. Мама плачет, отец молчит и смотрит в сторону. А Саша никак не может разобраться в своих чувствах. Первый шок прошел – пришло осознание утраты, однако самого ощущения утраты не было. Так бывает, когда тебе говорят, что потолок – это навсегда, и неба больше нет. Но ты-то знаешь, что небо есть.

– Это очень странно, – Саша закрыл глаза и прислушался. Обычно ему достаточно было нескольких секунд, чтобы наладить контакт с Лесом. – Ты здесь? Что со мной происходит? Почему мне кажется, что моя бабушка со мной?

Зашелестели листья – верный признак того, что его услышали. Теперь главное – не произносить мыслей вслух.

– Я с тобой.

– Ты не понял, у меня бабушка умерла. Но у меня такое чувство, будто она где-то рядом. Ты мудрый, сам говорил. Объясни.

– Я с тобой. Я – это она. Она – это я. Ты поймешь. А сейчас нужно просто поверить. Верь мне, Человек. Я – это она, теперь уже навсегда.

– Постой, постой, – у Саши закружилась голова. – В каком смысле ты – это она? Или она – это ты. Это как реинкарнация что ли? А можно мне с ней поговорить? Или ты передай ей, что мне очень жаль.

– Чего тебе жаль?

– Не знаю. Всего. Того, что мало с ней общался. Того, что забыл многое. Многого не успел сказать – или не хотел. А сейчас хочу. Можно мне поговорить с ней?

– Ты уже разговариваешь. Я слышу – она слышит. Она говорит – я говорю. Она сказала так: не кори себя, Саша, невозможно успеть все. Нужно оставлять незаконченные дела, чтобы их кто-нибудь доделал за тебя. Она сказала еще: твои папа с мамой пока не готовы, но время скоро настанет. Страшное приближается, одному тебе не справиться. Нужна будет их помощь.

– Какое страшное? Что приближается?

– Ты скоро сам все узнаешь. Не сегодня. Сейчас ты нужен своим родителям. Им больнее, чем тебе. Ты – их лекарство. Лечи.

***

Ника, знаешь, ты мне давно нравишься, я давно хотел тебе сказать… Нет, не так. Ника, я как-то прочитал у одного поэта такие строки: «Когда в глазах твоих вселенная души – уже не карлик я. Гигант». А если она не любит стихов? Нет, она любит их, конечно. Ну, а вдруг? Нет, не то, не то!

Саша сидел на большом камне возле пруда и разговаривал с воображаемой Никой.

– О чем думаешь? – шепот раздался над самым ухом.

– Не о чем, а о ком, – Саша уже давно перестал стесняться своих чувств, общаясь с Лесом. – Сам знаешь. Вроде бы все просто, а как пытаюсь что-то сказать ей, тут же в болвана какого-то превращаюсь.

– А ты не думай. Говори, как есть.

– Ага, не думать. Это ты можешь напрямую – у тебе фотосинтез. Ты бы помог лучше.

– Как?

– Ну, если бы я знал, как – то и не спрашивал бы. А раз спрашиваю, значит, не знаю. Ты же древний и мудрый вроде, так чего глупые вопросы задаешь?

Саша задумался – а в чем, на самом деле, проблема? Ника – единственная, кто никогда не издевается над ним. Значит, он ей нравится. Ну, да, нравится. Про элементарную воспитанность слышал? Может быть, она просто выше всего этого – вот и не опускается до уровня этих орангутанов. Или все-таки нравится?

Окончательно запутавшись в предположениях и устав гадать, Саша закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Легко сказать: не думать – как только ты решаешь это сделать, твой мозг начинает работать в режиме какой-то истеричной активности.

– Чтоб тебя! – ругнулся Саша и вскочил на ноги. От резкой смены положения у него закружилась голова, и он, не удержавшись, плюхнулся в зеленоватую воду.

– У-р-р-р… – пространство вокруг будто завибрировало. – Правильно делаешь, Человек! Полив – дело полезное.

Саша хотел было съязвить в ответ, как вдруг ему пришла в голову идея.

– Зеленый, а можно мне с бабушкой поговорить? Ты ведь сам вещал: я – она, она – я, м? Чего молчишь? Раз сам не можешь ничего дельного подсказать, дай другим, не будь гадом.

– Саша, ты все правильно делаешь, – привычный шепот приобрел новые, более человечные нотки. – Ты сомневаешься – это нормально. Только глупцы никогда не сомневаются. Боишься, что ответит отказом – и правильно делаешь. Зато еще больше будешь ценить ее положительный ответ.

– Ба, ты честно думаешь, что она согласится пойти со мной на свидание.

– Конечно. Я не только так думаю, но и знаю наверняка. Вот увидишь.

– Спасибо! Тогда я пойду, – Саша, приняв решение и получив необходимую ему поддержку, заторопился. – Слушай, а ты никуда не денешься. Ну, не перейдешь в какой-нибудь другой мир или измерение – или как оно у вас называется? Мне бы с тобой иногда поговорить – а то этот совсем деревянный, до него не достучишься временами.

– А я все слышу, между прочим, – шепот опять изменился и стал прежним. – Деревянный я, говоришь? Так я ведь дерево, чего ж ты хотел. Будешь, будешь общаться со своей бабушкой, не переживай. Она теперь никуда не уйдет – поверь мне: здесь достаточно места для всех. Ну, беги, а то опять весь свой пыл растеряешь, если думать начнешь.

Саша хотел было последовать совету своего друга, но вдруг вспомнил о чем-то:

– Постой, ты говорил о приближающемся страшном – что это? Ты так и не сказал.

– Я слышу, как дрожит земля. Я чувствую боль своих братьев и сестер. Много боли. Я пока не могу определить, что это. Но оно чудовищной силы – и оно приближается. Боюсь, что мне одному не справиться.

– Ты боишься? – Саша удивился. – Ты ведь сам мне говорил, что был всегда и поэтому страх тебе неведом. Говорил?

– Говорил. Выходит, я ошибался.

***

Вот тебе и Зеленый. Вот тебе и дерево. Ведь с самого начала был прав. Боялся Саша, боялся, планировал что-то, проигрывал в голове различные воображаемые ситуации, пытался их решить – опять же в воображении. И с каждым разом это было сделать все сложнее и сложнее – то невсамделишная Ника становилась злой и язвительной, то рядом оказывался нафантазированный Кир и оказывалось, что именно в него она все это время и была тайно влюблена. Нет. Все оказалось просто. Набрался смелости – выдохнул, подошел, сказал.

За три два дня, что прошли с эпического признания в любви, Саша успел похвалить себя за смелость бесчисленное количество раз. И еще больше – обругать себя же последними словами за то, что не сделал этого раньше. Нужно было дать себе пинка в тот день, когда впервые не решился рассказать ей о своих чувствах. Сколько времени потеряно! А ведь она, оказывается, ждала от него этих простых трех слов. И сама сомневалась – и страдала, и провожала его взглядом.

– О ком ты думаешь? – Ника шутливо надула губки и скрестила руки на груди.

– А? Я? Нет, только о тебе и вообще – ты разве кого-то еще знаешь, о ком можно думать? – Саша состроил удивленную гримасу.

Ника весело рассмеялась и потянула его за собой: – Ты обещал мне показать самое секретное из всех секретных мест. Или ты передумал?

Конечно, Саша не передумал. Просто он отчаянно трусил. Рассказать – не рассказать?

Вариант первый. Все это время Кир был прав: Саша – псих, и голоса звучат исключительно в его голове. Вот уж радость так радость. Навряд ли Ника будет счастлива навещать его в психушке.

Вариант второй. Шарики за ролики у него не закатились – он здоров. Но Ника не услышит. И не поверит. Как следствие, возвращаемся к первому варианту.

Вариант третий. Она научится слушать и слышать. Да, Саше определенно больше всех нравился именно третий вариант.

– Ну, так как? Веди меня, мой рыцарь! – для нее это была игра, конечно. Но для него все было более, чем серьезно.

– Хорошо! – Саша решил придерживаться выигрышной тактики и ничего не бояться. Если решил – то делай. – Пойдем. Только обещай, что ничего не будешь бояться – и если что-то покажется тебе необычным, то ты хотя бы попытаешься понять и поверить. Договорились?

– Договорились, – согласилась Ника, заинтригованная серьезностью, с которой говорил Саша.

Взявшись за руки, они пошли по направлению к лесу.

***

Погода стояла дивная – как раз для великого посвящения. Так сначала думал Саша, однако по мере приближения к лесу его уверенность сменялась тревогой. Что-то было не так. Он привык чувствовать любые, даже самые незначительные, изменения в настроении природы.

Рябина в предлесье бессильно опустила ветви и не ответила на прикосновение. Береза, подобно плачущей иве, грустно склонилась над самой землей. Не было приветственного щебетанья птиц. Все будто замерло. Ника, идущая рядом, конечно, ничего этого не замечала. Она весело рассказывала о чем-то, но Саша ее не слышал.

– Зеленый! – мысленно позвал он. – Зеленый, где ты? Что происходит?

Несколько мгновений в эфире стояла полная тишина, потом, будто издалека, нарастая, появился многоголосый шепот. Он становился все громче – пока не превратился в гул, сквозь который Саша с трудом различал отдельные фразы.

– Они убили!.. Возродится… Это невозможно… Убили, убили!.. Помощь, нужна помощь… Нельзя ждать… Откуда?.. Он сможет… Всего лишь человек… Еще ребенок… Такой же… Все они звери… Он не такой!

Этот тембр Саша узнал бы из тысячи. Лес говорил о нем, надеялся на него, просил о помощи.

– Я могу! – Саша вмешался в разговор – и все голоса вдруг смолкли. – Вы только скажите, как вам помочь.

– Так он действительно нас слышит? – произнес старушечий надтреснутый голос. – И что же, мальчик, ты до сих пор никому ничего не рассказал?

– Так я обещал Зеленому… То есть Лесу обещал я, – поправился Саша.

– И что же, ты все обещания сдерживаешь?

– Ну, да. То есть нет, конечно, не все. Но важные – все.

– А разве бывают неважные обещания?

– Не знаю. Наверное, бывают, – Саша совсем запутался, а тут еще Ника принялась рассказывать что-то уж очень громко – так, что он начал путаться в собеседниках.

– Но ты ведь и это свое обещание не сдержал, разве нет? Кто эта девочка? Она тоже умеет нас слышать?

– Нет, пока она не умеет, но я очень хотел бы ее научить. Это Ника, она мне очень нравится. Но я пока ничего ей не рассказывал – хотел сначала у Зеленого спросить. То есть… Можно я его буду Зеленым называть? Я уже привык.

– Называй моего брата хоть фиолетовым, от этого суть вещей не меняется. К тому же настоящего его имени ты все равно выговорить не сможешь. А что это значит – нравится? То есть если тебе кто-то нравится, то ему – можно, а если не нравится – так и нельзя? А кто сказал тебе, что тебе нравятся хорошие люди – и наоборот?

– Ника хорошая! Она одна надо мной не издевалась! – Саше захотелось защитить свою подругу, и он едва не произнес эти слова вслух.

– Ну, раз ты так считаешь. Ну, что, Зеленый – можно я тоже теперь тебя так буду называть? – позволишь Саше рассказать все девочке?

– Здравствуй, Человек! – голос звучал грустно. – К сожалению, она не поймет тебя. Это я почувствовал сразу, как ты появился. Лучше не делать этого, доверься мне. Все будет не так.

– Ты ошибаешься! Ты же можешь ошибаться, Зеленый, – Саша изо всех сил старался придать своему мысленному голосу уверенности, которой он на самом деле не испытывал. – Позволь мне попытаться. Ты обещал, помнишь? Я свое слово сдержал, теперь твоя очередь.

– Я не могу помешать тебе, ты ведь знаешь. Могу только предостеречь. А прислушаться к моим словам или нет – решать тебе.

– Извини, друг, но я решил.

– …а она, ты представляешь, надела мамино платье и все лицо ее дорогущей губной помадой измазала!.. – Ника как раз дошла до кульминационного момента своей истории и приготовилась продолжить повествование о похождениях своей младшей сестры, но Саша перебил ее:

– Послушай… Ты помнишь, я тебе говорил о своей тайне?

– Мм, о тайне? Да, помню, – Ника хитро прищурилась.

– Я еще никому о ней не рассказывал. Ты – первая.

Девочка сделала томное лицо и закатила глазки:

– Я вся внимание, месье.

Саша набрал в грудь воздуха и выпалил:

– На самом деле деревья умеют разговаривать, но их никто не слышит. А я слышу. Мы сейчас в лесу – это мой друг, его зовут Зеленый, мы с ним почти каждый день общаемся. И вообще – когда люди умирают, они становятся частью леса, и тогда с ними тоже можно разговаривать. Ты же знаешь, что у меня недавно умерла бабушка. Так вот, мы уже…

Саша замолчал, потому что Ника вдруг закрыла уши руками и закричала:

– Хватит! Ты ненормальный? Я думала, что ты меня поцеловать хочешь! Ты зачем меня сюда привел? Про лес рассказывать? Дурак! Псих! Не подходи ко мне больше!

Раздраженно дернув плечиками, Ника решительно зашагала прочь. Саша, опустив руки, молча смотрел ей вслед. Когда она скрылась из вида, мальчик медленно сел на траву. Внутри была странная пустота. Незнакомое чувство, которое даже неприятным было сложно назвать. Никакое чувство. Светло-серое, густое, как туман поздней осенью. Хотелось закрыть глаза и завалиться в спячку, как меведь.

Саша вздрогнул от прикосновения – он повернул голову и увидел воробья, как ни в чем не бывало сидящего на его плече и заглядывающего ему в глаза. Саша склонил голову на бок – птица повторила за ним. Саша улыбнулся – воробей чирикнул, клюнул его в ухо, взмахнул крыльями и улетел.

– Мне очень жаль, – в голосе Зеленого звучала неподдельная грусть. – Ты должен был через это пройти, я не должен был тебя предостерегать. Не имел права. Теперь ты знаешь: не все то, что тебе хочется считать хорошим, является таковым. И наоборот, как уже говорила моя сестра. Сейчас тебе больно, но эта боль добрая. Она сделает тебя сильнее. Можешь считать это проявлением эгоизма, но всем нам нужна твоя сила.

Саша слушал своего друга – и появившееся было раздражение сменялось чувством благодарности. Наконец, вздохнув, он произнес:

– Спасибо тебе! Давай пока не будем говорить об этом. Мне еще самому нужно подумать обо всем, что произошло. А теперь рассказывайте. А то чем дольше вы молчите, тем страшнее мне становится. Что произошло? С чего такой переполох?

Все опять заговорили разом – и от этого голоса слились в шелестящий взволнованный гул.

– Не все сразу, пожалуйста. Так мне ничего не разобрать. Друг, давай ты.

Над лесом повисла вязкая тишина, и оттого слова, произнесенные Зеленым, прозвучали неестественно громко, будто в громкоговоритель.

– Нас убивают, Саша. Каждый день. Страшные машины оставляют после себя пустоту. Помнишь, ты по моей просьбе в прошлом году навещал моего брата, когда он заболел? Его больше нет. Несколько дней назад пришли какие-то люди в касках, долго ходили, измеряли что-то, а на следующее утро земля задрожала и со всех сторон на лес напали машины, пожирающие деревья. Люди не слышали их криков, люди не чувствовали их ужаса. Возможно, если бы они могли слышать, все было бы иначе. Возможно, мы могли бы жить вместе.

– Но как заставить их услышать? – Саша с ужасом представил себе, как валятся деревья вокруг него, и непроизвольно зажмурился.

– Мы пытались, – голос Зеленого звучал грустно. – Ты еще не знаешь: люди в касках уже приходили. Сегодня. Мы сделали все, что было в наших силах, но они не захотели нас услышать. Завтра все будет кончено. Если, конечно, мы ничего не придумаем.

По лесу прошел легкий шум, похожий на вздох.

– А что мы можем сделать? – у Саши закружилась голова от ответственности, которая неожиданно легла на его плечи. – Вернее, что я могу сделать? Меня ведь очень мало – и даже еще меньше. Совсем недавно меня только Ника и считала нормальным. А сейчас каждый в нашем городке будет уверен в том, что я вообще того. Вы думаете, что меня кто-то послушает?

– Может, стоит хотя бы попытаться? Помнишь: не попробуешь – не узнаешь.

– Вот, я попробовал. И чем все это закончилось? – Саша вспомнил о реакции Ника и вдруг рассердился. – А если и в этот раз все будет так же? Что мне тогда делать? Советчики нашлись тоже.

– Ну, даже если и так. Что случится? Конечно, ты можешь промолчать, – опять вмешался старушечий голос. – Наверное, для тебя даже будет лучше, если ты уйдешь и больше никогда не вернешься сюда. Забудь о нас – будто нас и не было вовсе. Со временем все образуется. У тебя появятся друзья, с которыми ты опять будешь играть в футбол. Извинишься перед Никой, скажешь, что неудачно пошутил. Она, конечно, простит – ведь ты ей нравишься. Да, так будет лучше. Прощай. Мы все понимаем и зла на тебя не держим.

Как же все это сложно. Саша уже давно убедил себя в том, что лучше ни с кем не дружить, чем дружить с кем попало. Но сейчас он вдруг осознал, как ему не хватает простого общения со своими сверстниками. Сестра Зеленого смогла заглянуть в душу мальчика и посеять в ней сомнение. Вот только зачем?

Зачем? – Саша не мог этого понять. Деревья ведь отчаянно нуждались в нем – это было ясно как день. Без него им конец. Правда, возможно, что и с ним – конец, но все же он может дать им хоть какую-то надежду. Если только…

– Я все понял. Вы не хотите ни к чему меня подталкивать. Нужно, чтобы я сам принял решение. Чтобы понял, что для меня важнее. Так вот, я понял. Я помогу вам. Ждите.

***

Родители не поймут. Зеленый говорил, что они помогут, но он ошибался – Саша это точно знал. Они просто испугаются и отвезут его в больницу. Впрочем, он всегда был готов к такому повороту событий и, честно говоря, временами удивлялся, что до этого так и не дошло. Нет-нет, оставим родителей в покое, так будет спокойнее, – решил про себя Саша. Он брел вдоль дороги и размышлял о том, как заставить кого-то помочь ему и лесу. И – главное – кого? Пойти к директору школы? Ну, это совсем не вариант. Попытаться поговорить с ребятами? Засмеют. Взрослые даже слушать не станут – не в фаворе он у местного родительского совета. Кинуть клич удаленно? Поздно уже. Эх, эх… Пожалуй, придется опять выставить себя на посмешище и просить о помощи Кира и его команду. А вот и они. Смелей.

– Народ, у меня к вам разговор, – галдящая толпа ребят на секунду замолчала от удивления – настолько необычно было слышать что-либо от Саши. – Послушайте, это на самом деле очень важно…