Текст книги "Мятеж"

Проектировщики щедро поместили повсюду в общих отсеках крафта живые пальмы с аппаратами капельного орошения, системы освещения полного спектра, не говоря уже о банальных травалаторах вдоль широких галерей. Никакой другой класс крафтов не мог себе позволить подобной роскоши, и наверное, попади сюда какой-нибудь вояка, его, привыкшего к стеснённости и расчётливому минимализму обстановки боевых крафтов и космических стационаров, подобное расточительство могло бы, пожалуй, привести в бешенство, тем более что большую часть времени променад попросту пустовал.

На счастье, воякам тут, в царстве больничной чистоты и лабораторной стерильности, делать было нечего. Хотя, если задуматься, особый юмор состоял в том, что формально каждый из них зотя бы единожды лично побывал на борту «Принсепса» или пяти его систершипов, мигрирующих сейчас по Галактике, вот только воспоминания об этом у них сохраниться не могли физически.

Квестор усмехнулся про себя, широко шагая на скользнувшую вперёд ленту травалатора, но тут же вернул своему лицу приличествующую строгость. Проскрипции недвусмысленно порицали и прямо запрещали испытывать по отношению к другим людям чувство превосходства. Тот факт, что ты квестор, а они – твоя паства, не значит, что ты над ними или они ниже тебя. Но и испытывать неловкость от окружающей его роскоши квестор не собирался, та была органична и оправдана.

Он тот, кто он есть, на своём посту, исполняет свой долг перед человечеством, в чём-то ему просто повезло, но в остальном – квесторов, рукоположенных Коллоквиумом в ранг Магистра Памяти, в Галактике не насчитывалось и полусотни, они были элитой элиты, даже флотских полных пятизвёздных адмиралов было на дюжину больше, при этом от квесторов зависело порой куда более важное, чем от самих Воинов – если те пытались человечество окормлять и направлять, то квесторы его, человечество, по сути лепили, подобно коллективному скульптору, из ничего, из глины, из Проскрипций, из архивов Памяти.

И сейчас квестора беспокоила лишь та эффективность, с которой он исполняет собственную работу.

Строго говоря, сам факт его нахождения на борту «Принсепса» уже был вопиющим недоразумением, срывающим все планы, и с каждой минутой урон всё возрастал. Сколько ни пытайся изображать занятость, вдали от банка Памяти квестор почти беспомощен, любой его коммит почти наверняка устареет по прибытии на Эру, каскадные конфликты расползутся по аллелям подобно двухцепочечному разрыву дээнка от случайного гамма-кванта, разбираться со всем этим зоопарком впоследствии было совершенно бессмысленно, разве что квестор обнаружит в процессе что-нибудь невероятно значимое.

Например, развяжет Великий конфликт Аш-Семнадцать, над загадкой которого бились все пять предшествующих поколений Магистров, и пока безрезультатно.

Квестор вздохнул. Если бы.

Пока же он разгребал потихоньку технический долг, всякие недописанные каталоги, архивы комментариев, шаблонизаторы для ещё только запланированных на будущее цепочек, в общем, вся та мелочь, что обычно доставалась ликторам из числа докторантов второй стадии. Нужная, важная, полезная работа.

Квестор в ярости скрипнул зубами. Можно сколько угодно себя уговаривать, что всё именно так.

А вот и лифт, ведущий в рубку, квестор нервно махнул раскрытой ладонью, без единого слова проходя в послушно раскрывшиеся створки – на всех подконтрольных Магистрату кораблях и стационарах у него был высший допуск, капитану «Принсепса» это не нравилось, но его мнение в таких вопросах никому не было интересно.

Лифт без малейшего перепада в гравитационном градиенте скользнул вниз, пиликая по пути какую-то необязательно-успокаивающую мелодию. Квестор не очень любил музыку, его мозги были настроены на восприятие несколько иных законов гармонии, квантовых, подобно всему в микромире. Музыка же воспринималась им как нечто излишне продолжительно-непрерывное, вязкое и слащавое. Наконец, лифт добрался до места – в самом подбрюшье рыбообразного корпуса крафта, у основания южного киля.

Рубка была обставлена так же витиевато, как и весь остальной каргокрафт. Обычно это был довольно тесный отсек, где только и хватало места для строенного кокона капитана, дежурного навигатора и энергетика, остальное пространство занимали дублирующие системы коммуникации. На «Принсепсе» же, с его гипертрофированной энерговооружённостью, вместо полноценных капсул были размещены лёгкие ложементы био-коконов, больше похожие на пассажирские, чем на боевые. Повсюду были развешаны виртпроекторы, дежурная смена вообще, как в реликтовых видеофильмах о космосе, предпочитала проводить время на ногах. Капитан тоже был на месте, проверяя какие-то показатели на боковых визуализациях. Славно.

– Капитан?

Квестор постарался придать своему голосу всю необходимую убедительность. Флотские, только сейчас обратив на него внимание, дружно закатили глаза. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прийти к досужей мысли, что квестор с самого начала рейса числился тут по части писаных заноз в заднице.

– Магистр?

Капитан в точности воспроизвёл интонацию гостя. Издевается. Квестор даже бровью не повёл, хотя внутри и вскипел.

Партия Эн-2-46-710, ошибка амплитуды дала у пятипроцентной выборки сбой экспрессии в аллели Паттертона, итог – повышенная активность внутреннего участка вентромедиального гипоталамуса, для вояк этот дефект даже когда-то дебатировался в качестве кандидата на включение в преднорму, но потом Магистрату хватило ума этот проект зарубить, а все баганутые экземпляры подчистить вирусами-модификаторами.

Квестор всегда считал подобные мысли недопустимыми, но сейчас не смог удержаться.

– Капитан, сорр, прошу прощения, что отвлекаю, но вы обещали мне восемь часов.

Тот в ответ на холодный тон тоже придал своему голосу протокольные интонации.

– Сожалею, магистр, но в точке прибытия сейчас не могут предоставить нам оперативный коридор для постановки в шлюз, там у них, извольте видеть, бардак, да и плотность крафтов сильно превышает все допустимые лимиты по безопасности прохода, так что, при всём уважении, я бы не позволил себе совать сейчас «Принсепс» в это пекло, вы прекрасно знаете приоритеты в моих директивах.

Квестор бросил быстрый оценивающий взгляд за спину собеседнику. По крайней мере, наглец не врёт. Если это кроваво-красное мельтешение на гемисфере что-то значило, то никак не образцовый порядок и спокойствие.

– Есть какие-то прогнозы?

Капитан пожал плечами и всем видом постарался показать, что ему следует вернуться к своим обязанностям, а не упражняться в велеречивости.

– Узнайте, по крайней мере, где «Лебедь».

Флотские переглянулись.

– Постараюсь. Что-нибудь ещё?

Магистр в ответ негативно покачал головой и поспешил ретироваться обратно в лифт.

Следует иногда переступать через собственные принципы и идти по пути наименьшего сопротивления – воспользуйся он бортовым каналом связи, этот диалог ничуть не стал бы менее содержателен.

Вернувшись к себе в каюту, квестор присел за столик в камбузном углу и по привычке нацедил себе из раздатчика клубничного микса со взбитыми сливками. Формально это блюдо вообще не содержало естественной органики, но и обычного набора вкусовых добавок хватало, чтобы привести чувства в порядок. Он и не ожидал от себя реакции – если поначалу этот незапланированный полёт казался ему безумием и чужой блажью, то теперь что-то изменилось, он начал искренне переживать за итог своей миссии.

Да, в конце концов, он по праву гордился последней партией и искренне полагал свой вклад в общую работу если не основным, то значительным. Не будем придираться к словам, на Эру славили общий труд, но не забывали и о роли отдельной личности. Даже если ты Магистр Памяти, аноним, отмеченный со времён рукоположения лишь ничего не говорящим непосвящённому кодом в регистре, в конце концов, это была лишь малая цена за обретение высшего бессмертия.

Квестор с чувством выдохнул клубничный ароматизатор и отправился к проекционной стене.

К делу. Раз случилась такая задержка, презентация должна быть доведена до совершенства.

Квестор развернул тезаурус, пробежав глазами по меткам. Основные позиции бридинга, ветви исходного генома (разумеется, «Ганимед» и «Эола», последние лет десять они считались самыми перспективными), словарь кодонов, сгруппированные по сложности конфликты (как всегда в самом центре маячил злополучный Аш-Семнадцать), и наконец – подробная карта тончайшей вязи артифициальных фрагментов, осознанную необходимость в которых не могли отрицать даже самые замшелые ортодоксы из числа старшего ныне живущего поколения Магистрата. Расширенный восьмибуквенный словарь нуклеотидов открывал перед Эру слишком широкие перспективы, чтобы его можно было бесконечно игнорировать.

Заготовка партии переливалась перед глазами Квестора подобно волшебному сундуку сокровищ, но подлинные бриллианты там ещё только предстояло отыскать и огранить. Увы, проделать это было суждено уже совсем другим людям, и даже не столько им, сколько самому времени.

Формулы дисперсий и сложнейшая комбинаторная логика уже сделали своё дело, но, сожалению, а может и к счастью, усмехнулся про себя квестор, результат тут зависел не только от точности расчётов. Большие числа продолжали работать и после того, как люди и аппараты Эру завершили свою работу.

Геном твою налево.

Квестор смачно и в голос выругался. На диаграмме ветвления значилась откровенная и беззастенчивая чушь – у кого-то явно были проблемы с неокортексом, и если в них срочно не разобраться, проблемы эти по возвращении могли стать у этого кое-кого несовместимыми с жизнью.

На борту «Принсепса» размещалась обычная в таком случае группа сопровождения из десятка ликторов. И в каюте каждого из них сейчас принялась синхронно завывать сирена срочной побудки.

Взмыленные недоучки (сплошь цвет своего выпуска, элита элиты, мать их колбу) начали появляться в канале связи спустя долгих полторы минуты. Явиться лично не хватило ума никому – знай они квестора получше, догадались бы, что в таком случае им было бы проще отвертеться от головомойки. А так квестор набрал в грудь побольше воздуха и принялся возить всех собравшихся физией по содеянному.

Взбодрённые таким нехитрым педагогическим приёмом «короткохалатники» только шмыгали носом и старались смотреть не выше пола. Да и что тут отмазываться – когда три рациональных числа в итоге дают сумму не 100, а 101 процент, тут как бы без вопросов – чистое головотяпство, если не намеренная диверсия.

Впрочем, за дело они взялись резво, уже полчаса спустя проблему благополучно локализовали и поправили, благо она не пошла глубоко внутрь статистики, и теперь вся толпа с улюлюканьем носилась по дереву коммитов и радостно искала крайнего. Тот быстро был изловлен и тут же морально низвергнут в пыль, где тоскливо скулил и затравленно оглядывался по сторонам. Остальные (кто тихо, а кто и в голос) радовались, что не пришлось надевать каргосьюты и лично спускаться в трюм – пересчитывать вручную криогенные банки.

Квестор поглядывал на это всё со смешанным чувством гадливости и облегчения. Тяжело в таком признаваться при его статусе, но в первые мгновения у него сердце буквально ушло в пятки. Когда имеешь дело со столь тонким материалом как живая материя, шутки с цифрами приводят порой к чудовищным последствиям.

Между тем, в самом разгаре самокопания в канале принялся маячить капитан, о котором квестор и думать забыл. Тьма вас всех задери, неужели хоть кто-то сегодня смог сделать свою работу нормально!

– Магистр, ответьте.

Судя по обречённому тону, вызывали его отнюдь не первый раз.

– Да, капитан.

– «Лебедь» идентифицирован, его транспондер отвечает в предполётном режиме.

– Что это означает?

– Крафт готов в любое время уйти на прыжок, но сейчас дрейфует в субсвете, насколько я вижу, в двух тиках от основного скопления флота.

– То есть нам нет необходимости соваться к докам?

Капитан слегка повёл в ответ бровью.

– Магистр, нам необходимо доставить груз. Вам это прекрасно известно.

Таким убедительным тоном обычно выговаривают расшалившимся детям. Или взрослым с нарушениями аутического спектра.

Что ж. В эту игру можно играть и вдвоём.

– Капитан, немедленно свяжитесь с кволом «Лебедя» и запросите для меня личную аудиенцию у Воина. Мне кажется, эта задача не противоречит вашим служебным инструкциям. Я со своей стороны предоставлю вам мой личный открытый ключ для подтверждения полномочий на стороне реципиента. Выполняйте.

И оборвал связь. Одно нервное движение кистью – бесценный стокилобитный пакет отправлен получателю. Капитан может беситься сколько угодно, но он обязан подчиняться старшему научспецу на борту, если это не касается вопросов физической сохранности корабля и груза. Тем более что коридора им до сих пор так и не предоставили, если судить по продолжающейся мешанине у причальных ворот. Тем более у научспеца был приоритет, если на борту таковым являлся член Магистрата.

Квестор вновь машинально нацепил знакомое всем его коллегам упрямое выражение лица – не он решил, что весь этот перелёт действительно является необходимостью, но он летел в такую даль, оторвавшись от своих неизмеримо более важных дел, не для того, чтобы упустить возможность давно назревшего разговора. И тот должен был непременно состояться лицом к лицу, а не по каналу связи, вовсе не потому, что так наставляли Магистров Памяти священные Проскрипции, подобное нарушение квестор вполне мог себе позволить, даже глазом бы не моргнул, если надо. Просто иначе не было смысла всё это и затевать.

Воины использовали речевой канал лишь в качестве вынужденно-вспомогательного, их реальность лежала на несколько планов глубже, в недрах «медленного времени», Магистру же в данном случае нужен был максимальный контакт со слушателем, дабы донести до него искомую мысль в во всей её полноте, для этого в его мозгу и полоскался тяжёлыми волнами гигабайт доклада, готовый пролиться водопадом знаний на заинтересованного слушателя.

Воин, погружённый в гиперсон в рубке «Лебедя», был не самым идеальным собеседником, куда значительнее был бы личный контакт с Вечным в активной фазе, а лучше с Хранителем, но о последних никто не знал ничего достоверного с самого окончания Века Вне, когда они точно все присутствовали на борту ковчегов (в том числе «Ганимеда» и «Эолы», с бесценными генетическими линиями которых они последние годы так носились), но что с ними случилось дальше – об этом, пожалуй, могли знать только Вечные, но и они последние десятилетия словно превратились в призраки. Об их существовании напоминали лишь Песни Глубин, будоражащие немногие Живые Миры, но и только.

Значит, Воин.

Кто-то из них, по сути, неважно, кто. Один транслирует остальным. И Конклав изменит, наконец, треклятые директивы, из года в год заставляющие Магистрат под копирку клепать манипулы и легионы однообразных сборок, не имеющих по сути никакой научной или хотя бы эстетической ценности.

Человечество давно нуждалось в другом. Вот какую мысль должен был донести до Воина квестор.

И их груз был примером того, что именно Эру мог подарить Галактике.

Проект носил кодовое название «Новое лицо», и в этом была вся его суть.

А тупые ликторы могли своей небрежностью запороть его презентацию!

С новыми силами квестор бросился на своих докторантов, костеря их на чём свет стоит. «Анацефалами», кажется, он их ещё не называл. Вот и обновим вокабуляр.

Впрочем, если аудиенция состоится – а она должна состояться, чего бы то ни стоило – к тому моменту презентация должна быть полностью перепроверена и готова к сдаче, а значит, нужно было срочно возвращать процесс в рабочее русло.

Квестор раздал всем задачи, а сам принялся за самый ответственный участок – схемы секвенирования эм-эрэнка базовых образцов.

На сплайсинге обычно всплывают ошибки, не замеченные при сборке первичного генома, так что для точного программирования транскрипции эти схемы заменяли собой регрессионное тестирование и были единственным надёжным способом обнаружить бреши в логике разметки экзонных цепочек. Если что-то было пропущено на этом этапе, то в дальнейшем проблему можно было выявить лишь на этапе специализации соматических клеток, когда особо ничего уже и не поправить, незадачливому исследователю оставалось только уничтожать опытные образцы и начинать заново.

Потому квестор вновь и вновь перебирал сборки кодонов, читая геномную азбуку, как музыкант читает сложнейшую партитуру – то есть буквально на глаз различая нюансы исполнения партии.

И с удовольствием находил эту генетическую музыку великолепной.

Если не считать злосчастных Великих конфликтов, в остальном это было похоже на сложнейший верлибр, тонко перекликающиеся друг с другом строчки из белков и энзимов то осторожно вступали, то грохотали торжественным крещендо, то снова начинали плести нежное кружево генетических программ.

Когда квестор перевернул последнюю страницу этой рукотворной симфонии, у него на глазах стояли слёзы. В этот раз Магистрат превзошёл себя. Это действительно было всё лучшее, что зрело последние годы в недрах Коллоквиума научного сообщества Эру, да что там скромничать – всех Семи Миров, чтобы, наконец, дать свои плоды.

«Новое лицо». Да, оно было таковым.

Только квестор спокойно выдохнул, как раздался новый вызов из рубки.

– Магистр, мы начинаем маневрирование.

– Погодите, куда… Мне было отказано в аудиенции?

– Напротив, мы выдвигаемся в квадрант ожидания, где дрейфует «Лебедь».

Сердце квестора подпрыгнуло и пропустило такт.

– Сколько… – Магистр коротко откашлялся, – простите, сколько у меня времени в запасе?

– Через четырнадцать минут жду вас у южного шлюза. Мы ограничимся гибким рукавом, так что вам следует надеть каргосьют и быть готовым к транспортировке на ту сторону.

И отключился. По тону было ясно, что если квестор замешкается хоть на минуту, «Принсепс» не станет его ждать и вернётся обратно в очередь на постановку в грузовой док.

Квестор спешно засобирался, переодеваясь в более подходящий к поводу парадный сюртук, по счастью, пригодный к ношению под просторным экзоскелетом каргосьюта.

Капитан зря его стращал, процесс надевания защитной оболочки был автоматическим и завершался за три с половиной минуты. Ещё пять минут добираться по гипертрубе до южного шлюзового узла. Значит, в запасе минимум лишних пять минут, и квестор давно знал, как именно хотел бы их потратить.

Промежуточная остановка на средней палубе. Послушные сервомехи деловито упаковывают квестора в синтетическую оболочку, без которой человеку не выжить ни в открытом космосе, ни в разреженной атмосфере гибкой межшлюзовой трубы.

Ни на промороженных насквозь трюмных палубах.

Четыре минуты.

Квестор сделал шаг вперёд и дождался, когда рассеется туман клубящейся в стылом азоте ледяной пыли. Тут так сухо, что отдельные снежинки возгоняются обратно в пар, не долетая до пола. Но и этот пар скоро выведут климатизаторы. Стерильная атмосфера криогенной лаборатории. Это то, чего квестору так часто не хватает.

Он вырос в таких местах (хотя и не в том прямом смысле, как его паства), здесь его дом, а не за кафедрой или в кабинете.

Жаль, что так редко выпадает повод сюда вернуться.

Три минуты.

Квестор провёл рукой в многослойной перчатке из перестроенного микропористого кремний-органического материала по гулко звякнувшей стенке «канистры», но исходящего от неё холода не ощутил. Тогда он двинулся по проходу вдоль ряда послушно оживавших при его приближении голо-проекций.

Побежали строчки состояния груза и параметров режима, но единственное скупое движение кистью убрало всю эту суету.

Две минуты.

Квестору хотелось взглянуть им в глаза.

Голубые, серые, карие, зелёные, рыжеватые.

Глаза любопытные, глаза живые.

Глаза инженеров, учёных, поэтов, архитекторов, художников. Такие редкие в Галактике, где кругом – одни вояки.

Новые лица. Это были они.

Реальные фотографии половозрелых особей и анонимные реконструкции только готовых вызреть эмбрионов.

Мужчин и, важное дело, женщин, спокойных и агрессивных, умных и не очень, безнадёжно обычных и невероятно талантливых. Разных. Две сотни миллионов единиц.

Вот что «Принсепс» привёз на «Тсурифу-6», вот необходимость чего квестору предстояло доказать Воину и остальным. Вот во что ему было должно поверить, наконец, самому.

Галактике было необходимо новое лицо.

Ноль минут.

Не снимая каргосьюта, квестор вернулся обратно в капсулу, ему ещё предстояло добраться до южного шлюза, где его будет ждать полупрозрачный тоннель над бездной и распахнутый люк в борту «Лебедя» на той стороне.

«Принсепс» заметно тряхнуло, замигали аварийные индикаторы, капсула тут же остановилась, оставив люк задраенным. Наступила оглушительная тишина.

Квестор замер, даже дышать машинально перестал.

Первое наставление по пользованию каргосьютом – в нём нельзя задерживать дыхание.

Но можно останавливать.

Почему у него в голове всплыла в тот момент только эта немудрящая шутка, которой, кажется, исполнилось добрая тысяча лет.

Тишина была такой оглушительной, что тут же сменилась противным звоном в ушах, который бил по натянутым нервам сильнее любой тревожной сирены.

Связь, где долбаная связь!

– Капитан?

Молчание в ответ. Канал мерцал огоньком вызова, но никто не откликался.

Тут крафт тряхнуло повторно и уже только тогда начало надсаживаться звуковое оповещение, призывающее всем оставаться на местах вплоть до особых инструкций, по возможности пребывая в капсулах или любых других средствах индивидуальной биологической защиты.

Если при всей энерговооружённости «Принсепса» в его недрах настолько отчётливо ощущалась инерция внешних эволюций, значит, маневрирование было действительно резким и непредвиденным. В таких случаях движение в трубе блокируется автоматически. А значит, он здесь заперт, как в консервной банке.

И останется таковым ещё на неопределённый срок. В то, что он сумел настолько достать капитана, что тот решился на сознательную диверсию, квестор не верил, но предпринять что-то было всё-таки необходимо.

Корабельный квол, в отличие от капитана, отозвался немедленно.

– Магистр, на борту нештатная ситуация, просьба терпеливо отнестись к вынужденным неудобствам, как только обстановка нормализуется, экипаж немедленно свяжется с вами по личному каналу.

Квестор со вздохом переключил режим передачи в высший приоритет, и квол немедленно заткнулся. Квестору не представлялось разумным настолько грубо пользоваться своими привилегиями Магистра, но тут приходилось выбирать, что важнее – самолюбие капитана или цель его миссии.

– Магистр, вы с ума сошли, понизьте приоритет!

– Капитан, что у вас происходит?

– Флоту дана команда экстренного перемещения, мы вынуждены сейчас аварийно уступать им дорогу, и вы, отвлекая меня на объяснения – Стивенсон, держи левее на десять! Щиты в сборку! – ставите «Принсепс» под угрозу влететь в чью-нибудь факельную зону, тут уже и без вас случилась аномалия, я отключаюсь.

– Капитан, немедленно доставьте меня к «Лебедю», таков прямой приказ, и вы обязаны его исполнить, если это не угрожает грузу.

Квестор постарался придать своему голосу столько металла, сколько смог.

– Магистр, вы не поняли, «Лебедь» уже в прыжковой зоне, разгоняется на пяти тысячах «же». Даже если бы я захотел, не смог бы выполнить ваш приказ.

Квестор с шумом выдохнул.

Так.

Всё к тьме под хвост, мать вашу банку.

Все планы, надежды.

Хотя…

Нет, мы ещё поборемся.

«Новое лицо» стоит того, чтобы за него биться до конца, даже если вся Галактика против тебя.

– Капитан Райдо, снимите блок с западной трубы.

– Магистр, я вас уверяю, вам лучше оставаться…

– Квол, приказываю снять блокировку с западной транспортной трубы и передать управление мне.

– Выполнено.

Воздух вокруг вновь заполнили басовитые нотки силовых установок.

– Что вы задумали?

Движением пальца квестор отправил капсулу в сторону южных шлюзов. Кориолисова сила заметно болтала его из стороны в сторону, отчего начинала кружиться голова, но пока вполне терпимо.

– Капитан, кормовые шлюпки у нас по-прежнему в нулевой готовности к старту?

– Да, но… куда вы собрались?

– Вам же известен радиант, по которому сейчас выдвигается флот?

Пауза.

– Это безумие.

– Даже если так, вы же скажете мне координаты, или мне придётся прыгать наугад?

– Это секретная информация, только для экипажей боевых крафтов, даже ваших высших приоритетов не хватит, чтобы квол вам её выдал.

Капсула остановилась в торцевом узле, квестор с усилием поспешил из неё выбраться под заунывные требования голосового оповещения. Уф, всё-таки каргосьют не предназначен для длительного пребывания в тесных отсеках, аж кости хрустнули, когда он выпрямлялся. Так, три оранжевых люка по левому борту. Отлично.

– Вот поэтому, капитан, я и спрашиваю об этом радианте не у квола, а у вас лично.

Отжимать уплотнители спасательных шлюзов традиционно приходилось вручную – по старинке вращая штурвал, чтобы в шлюпку можно было попасть даже при полном отказе энергосистем корабля. Дальше будет проще – активизируются автономные генераторы.

Изнутри привычно пахануло консервированным воздухом. Как ни стерилизуй, а специфический аромат склепа всегда остаётся.

– Капитан?

– Мне голову открутят, если я вас отпущу вот так.

– Магистрат вам голову открутит уже за то, что не приняли все меры к содействию и нарушили мой прямой приказ.

Квестор попытался избавиться от громоздкого каргосьюта в тесном тамбуре, но плюнул, выбрался обратно на шлюзовую палубу, и принялся разоблачаться там, разбрасывая части так и не пригодившейся амуниции по сверкающему антисептиком полу.

– А ещё вам свернут вашу тупую башку, если меня так и не найдут на месте выхода. Кто его знает, куда меня занесёт, наугад, может, в заморозку, а может и непосредственно в зону огневого барража. Вы не сможете меня остановить, капитан, вам остаётся только смириться с моим решением.

Кажется, капитан только что прочитал самое страшное ругательство за всю свою карьеру.

– Тьма вас подери, магистр, ловите координаты. И будьте прокляты.

Какой внезапно высокий штиль.

– Вам тоже счастливого пути обратно на Эру. Сообщение для Магистрата я на всякий случай оставил в каюте. Прощайте, капитан.

Шлюпка с лёгким вздохом вышла из своего гнезда в корпусе «Принсепса», открыв, наконец, обзор на творящееся вокруг «Тсурифы-6».

Флот стремительно покидал доки и причалы, о его присутствии вблизи базы напоминал теперь разве что расцветающий у третьих ворот огненный цветок – след упомянутой капитаном «аномалии». Там что-то догорало, разметавшись обломками на пару километров. Кажется, вояки как всегда что-то снесли на своём пути, даже и не заметив.

И «Новое лицо» не должно стать очередным не замеченным на пути военной машины артефактом.

Квестор загрузил в квола радиант и расстояние до точки выброса, послушная машинка автоматически форсировала гравигенератор, устремившись в прыжковую зону.

Квестор не думал о том, что его ждёт на той стороне.

Он думал о том, что ему там предстоит сделать.

«Лебедь» трепетал на самой границе небытия, жадно впитывая в себя песню глубин.

Его защитная оболочка, сотканная из тончайших силовых волокон, поперечные размеры которых были столь ничтожны, что равнялись кратным амплитудам колебаний фундаментальных бран, яростно полоскалась в набегающих приливных потоках файервола. Метастабильная структура полей не позволяла динамическому равновесию в пузыре нарушаться дольше, чем на считанные единицы планковского времени, так что в макроскопических масштабах устойчивость закрепления корабля была столь же нерушимой, как если бы он был замурован в толще вырожденного ферми-газа кварковой звезды, самого плотного макроскопического объекта в этой Вселенной.

И лишь порядки величин на индикаторах нагрузок говорили о том, что случится с этим клочком реальности, если равномерность потока хотя бы на один из тактов превысит предельный порог. Стоит ротору поля отклониться от оси корабля на ничтожную величину в одну стомиллиардную градуса, как внутри пузыря тотчас начнёт прогрессировать неудержимый гравитационный коллапс, и фрактальная вселенная проекции тут же обогатится своей порцией петаджоулей, а вот от «Лебедя» уже не останется ничего, кроме квантовой пены.

Впрочем, этот корабль был надёжен, как те незыблемые законы математики квантовых полей, на которые опирались его создатели, и куда раньше, чем коллапс станет возможен, корабль уже благополучно соскользнёт обратно в субсвет, оставив голодное шестимерие его собственным заботам.

Топология метастабильных пространств была фундаментально расходящейся, и вообще говоря, сама их физика с возможностью формально сверхсветовых перемещений и прочими акробатическими чудесами вневременья оставалась всё такой же бессмысленной, саморазрушаясь и схлопываясь от малейшей ряби пространства. По сути, там жил и здравствовал лишь абсолютный вакуум, не оживляемый даже базовыми колебаниями виртуальных флуктуаций. Фрактальной вселенной, спроецированной на шестимерную свёртку традиционного супербранного двенадцатимерия эм-метрики, в обычном понимании просто не существовало, она была абстракцией, пока туда не попадало сквозь огненные врата файервола что-нибудь вещественное из нашего мира. Тогда и только тогда фрактальные щупальца оживали и принимались в ярости хлестать тахионной плазмой по собственным бесконечным глубинам. Так даже крошечная песчинка «Лебедя», погрузившись кормой в чуждую топологию, создавала тем самым вокруг себя целую новую вселенную, всё так же невозможную, но парадоксально существующую и, главное, единую для всех кораблей, совершающих прыжок в любой точке этой Односвязности.

Дип. Так его называли артманы.

Пустотность. Так его звали летящие.

От самих попыток осмыслить величие происходившей при этом метаморфозы времени-энергии можно было двинуться рассудком, но Илиа Фейи был в последнюю очередь настроен философствовать, тем более на такие отвлечённые темы. Он наблюдал. В этом и состояло его служение.

На грубом языке артманов само слово «служенаблюдатель» обладало массой вторичных смыслов, наиболее заметное из которых имело обратный перевод, связанный не столько со служением, сколько со слежкой. Проще говоря, Илиа Фейи был шпионом летящих в этой части Вселенной, громогласно именуемой артманами Галактикой с большой буквы. Какая-то словесная ерунда про разлитое по небу молоко. Млекопиты-самоеды как всегда в своём духе.

Летящие чисто биологически гнушались всякого рода поедания самих себя, даже в качестве дани собственному месту в таксономии живой природы, и этой тяги к выделениям чьих-либо желёз внешней секреции разделять не могли. Впрочем, данное звёздное скопление для артманов было домом, так что пусть называют как им угодно и занимаются тут любыми извращениями. Летящие называли его исторически – Пероснежие.