Текст книги "Штрафники против эсэсовцев"

X

В отсветах огня было хорошо видно, как немцы цепью, кто во что одет, с оружием в руках выдвинулись в сторону леса. Они залегли по внешней стороне сломанного хуторского забора, к лесу лицом, и вели непрерывную стрельбу.

Блики пожара скользили по черным башням обездвиженных танков. Вот на одной открылся люк. С трудом, как будто крышка была неимоверно тяжелой, ее откинула рука. Потом из отверстия показалась голова. Она была без пилотки и шлема. Даже отсюда, из леса, в отсветах пламени было видно, что немец белобрысый. Он, будто пьяный, шатаясь, выкарабкался наружу, сначала вполтела, потом высунул и ноги.

– Не стрелять, пусть другие выползут… – тихо, но отчетливо произнес Аникин.

– Ишь, как его качает… – не преминул прокомментировать Талатёнков. – Хорошо его двинуло… миной-то…

– Откуда знаешь, что миной, – произнес Девятов. – Может, и не миной вовсе. Может, он от горилки хохляцкой не оклемался еще. У них там знаешь какая гулянка шла? С бабами… Мы там одну уложили. Как раз для тебя, Телок. Хошь, сгоняй к ней… А я тебя прикрою…

Приглушенный хохот всей группы прервал голос Аникина.

Первый танкист вернулся к отверстию люка и опустил туда руки. Вот он извлек на поверхность своего товарища. Половина его туловища торчала из башни.

– Иди ты… и у фашистов взаимовыручка… – удивленно проговорил Чесничанский.

– Приготовились… – прошептал Андрей.

– А ты думаешь, ты один – человек… – философски сказал Яким. – Немчура – они тоже люди…

Произнеся это, он пустил в башню очередь из только что захваченного трофейного «шмайсера». В обойме были и трассеры. Их пунктир хорошо обозначил траекторию полета пуль, которые принялись кромсать тела на башне. Для остальных это словно послужило отмашкой на старте. Будто боясь не успеть всадить в фашистов свою порцию стали, все открыли огонь по танкам и по цепи, залегшей на земле под домом. Под этот шквал угодили и механики, выбиравшиеся из люков на корпусе в передней части танка.

Один, потом второй пулемет заработал со стороны хутора. Кусты, в которых укрылись истребители танков, выкашивало, как косой.

– Уходим!.. – крикнул Аникин. – Все – в глубь леса… Мы с Девятовым прикрываем.

Пулеметные пули, впиваясь в землю, кидали в лица бойцов комья грунта и искромсанные ветки.

– Командир! – раздался голос Мадана. – Девятов ранен… Плечо, кажется…

– Бери его на буксир… – тут же приказал Аникин. – Якимов, возьми у Девятова пулемет. Прикроем…

– Не вопрос, командир… – Штрафник тут же отполз в сторону корчащегося от боли товарища и, приняв из его рук оружие, выдвинулся к краю опушки.

– Уходите, уходите… вдоль просеки, мы нагоним… – сдержанным криком подстегивал Андрей, давая своему автомату несколько секунд на то, чтобы хоть немного остыть.

– Карпенко… – остановил он бойца. – Давай свой «МГ». Поменяемся, на время. А то у моего ствол вот-вот разорвет…

На ходу они переменили оружие, как будто поменялись эстафетными палочками.

– Командир… – спешно затараторил Карпенко. – Я останусь. Нельзя вам…

– Отходим! – не терпящим возражений голосом оборвал Аникин. – Мы – следом… Давай, бегом… уводи людей…

XI

Одну из танковых башен немцы все-таки развернули в сторону леса. Теперь в дело вступил один из курсовых пулеметов. Пламя вырывалось из башенной щели, по широкому сектору поливая очередями всю лесную опушку, которую спешно покидали аникинские штрафники. Поддержанные такой огневой мощью, под прикрытием трех пулеметов, фашисты перешли в атаку. Аникину было хорошо видно, как их черные силуэты вырастали из травы.

Ночное небо и лес вдруг посветлели и стали серыми, свидетельствуя о приближающейся заре.

– Слышь, Яким… – проговорил Андрей, выставляя взятый у Карпенко немецкий пулемет на сошки.

– Да, командир… – откликнулся боец.

– Ты не торопись боекомплект расходовать… Поближе подпусти…

– Ясно…

– Нам еще только утра не хватало, – зло усмехнулся Аникин. – Заря приближается…

– И гады приближаются… – с юмором приговоренного в голосе ответил Якимов.

– А мы щас им покажем, Яким… – в тон бойцу ответил Андрей.

– Можете не сомневаться, товарищ командир…

Они ударили по наступающей неровной цепи почти одновременно. Несколько немцев упали замертво, как подкошенные. Другие попытались залечь. Но они подошли слишком близко, а земля тут была распахана и ровна, как стол, так что укрыться было негде. Пули, выпущенные Аникиным и Якимом, рыскали по этому пространству, вздымая вверх земляные фонтанчики и одного за другим отыскивая врагов. Вот трое или четверо оставшихся в живых начали отползать назад. Воздух становился все светлее, и в широкое пространство поля, окруженного плотным кольцом леса, стал густыми клубами наползать туман. Он окутал и клубящийся черным дымом остов горящего дома, и весь хутор, разбитый и растерзанный ночным нападением аникинской группы.

– Смотрите, командир… – Яким ткнул пальцем в башню «пантеры», из которой по ним строчил пулеметчик. Башня и ствол стали перемещаться. Выцеливали прямо в них.

– Все, и нам пора…

Андрей успел сказать, но сделать что-то уже не смог. Будто сразу тысячи громов громыхнули одновременно возле его ушей. Страшная, неимоверная сила раскаленной ладонью провела прямо над его головой, вмяла его тело в мягкую землю и ушла в глубь леса. Андрей поднял голову, очумело озираясь и не понимая, что происходит. Вот возле него появилось лицо Якимова. Тот, судя по перекошенному рту, что-то кричит ему, прямо в ухо. Но Андрей ничего не слышит. В голове только звон и гул – как будто в мозгу надулся огромный пузырь, который не пропускает звуки внутрь. Но вот пузырь лопнул, и в уши с болью и скрежетом хлынула волна смертоносных звуков.

– …ндир… скорее… – разобрал он ошметки слов, вылетавших из кричащего рта Якима. Тот с силой тряхнул рукой Аникина за плечо. Еще не придя в себя, Аникин послушно сложил сошки, переметнул ремень на шею. Раскаленный ствол пулемета, качнувшись, ожег ладонь, но Андрей даже не почувствовал боли. Заплетающимися полусогнутыми ногами, бегом они уходили в чащу, каждый миг ожидая спиной нового выстрела танка.

XII

– Сюда, товарищ командир… – Яким уверенно выбирал путь в зарослях. Аникин думал только об одном – успеть, не отстать от него.

Глухота почти прошла, остались только шум в голове и боль в ушах.

– Хорошо, что мы оказались к нему слишком близко… – бормотал Андрей. – Прямой наводкой – все равно перелет будет.

– Зато как жахнуло! – взбудораженно отозвался Яким. – Я думал – башка лопнет… Смотрю, а вы, товарищ командир, того – в полной «несознанке». Думаю, все, кранты…

– Ничего, Яким… Нас так дешево не возьмешь… – отозвался Аникин.

– Ага, и я того же мнения… Вот, видите… Наши тут шли точно…

Якимов показал на сломанную ветку и несколько смятых листьев.

– Да ты настоящий следопыт, Якимов… – похвалил его Андрей.

– Следопыт не следопыт, а варнацкое дело нам малость знакомо… – с хитрой улыбкой ответил боец. – Из тайги выйти не каждый может…

Яким вдруг остановился и замер. Аникин чуть не налетел на него по инерции.

– Чего ты?… – спросил он, тоже останавливаясь.

– Слышите?… – произнес Яким, вслушиваясь в лесные звуки. – Слева по борту… Похоже, наши…

Андрей тоже различил в глубине чащи шорох и треск ломаемых сучьев.

– Может, позвать их… А, товарищ младший лейтенант? – спросил Яким.

– А если это немцы? Не-ет… – ответил Аникин. – Давай тихим ходом на них держаться. Без шуму подберемся. Береженого, сам знаешь…

– Оно и верно… – согласился Яким и изменил направление движения. Ступать они стали осторожнее, стараясь не шуметь лишний раз.

– Смотрю, Яким, ты и в «товарищи» меня уже записал… – по пути заметил Аникин. – А то поначалу все «гражданином начальником» величал…

Якимов покряхтел и откашлялся.

– Оно-то привычнее… поперву, товарищ командир… – с признательной интонацией в голосе ответил он. – Для меня-то восемь лет, кто в форме, непременно гражданин начальник был. А теперь вроде как и сам…

Он приостановился и пожал плечами, добавив:

– Родину вот… защищаю…

Сплюнув, Яким ощерился, показав ряд металлических зубов, таких же по виду свинцовых, как и его маленькие, глубоко утопленные в глазницы зрачки.

– Я скажу одно, командир… У меня каждое слово на весу, и базар фильтровать я умею. Так что если говорю «товарищ», значит, так оно и есть. После дела сегодняшнего можно… Потому как за спины наши штрафные ты не прятался и огнем прикрывал…

– Тут чести никакой нет, – отозвался Аникин. – Это в бою – первый закон: прикрой товарища… Ладно… – проговорил он, доставая из кармана гимнастерки припасенный окурок. – Наши никак не догоняются…

– Быстро чешут, товарищ командир. Шустрые… – весело ответил Яким, с готовностью доставая огонь для аникинской самокрутки.

XIII

Казалось, они уже должны были догнать свою группу. Но вдруг шедшие впереди будто исчезли. Растворились в зарослях. Аникин вместе с Якимом остановились, вслушиваясь в доносившиеся из чащи звуки. Никакого движения впереди.

– Куда ж они подевались? – прошептал Яким.

– Непохоже это на наших… – перемещая пулемет и беря его на изготовку, так же тихо ответил Аникин.

– Фашисты? – произнес Якимов, выставляя вперед ствол трофейного немецкого автомата.

Они притаились за стволами деревьев, ожидая, когда враг не выдержит и обнаружит себя. Впереди отчетливо треснула ветка.

– Ага… – уверенно произнес Андрей. Передернув затвор, он отчетливо и громко сказал:

– Фашисты!.. Хенде хох… Шнель…

Несколько секунд в ответ ему только шумели листья на верхушках деревьев. Потом за одним из них снова хрустнула ветка. Яким, не выдержав, полоснул в него очередью. Две пули угодили в ствол, наискось вспоров темно-серую кору.

– Панове… блажам… не забие… панове… – вдруг жалобно заголосило женским тоненьким голосом это самое дерево.

– Что за черт!? – пробормотал Андрей. – Не стреляй, Яким. А ну, выходи, кто там прячется?…

Прошло несколько секунд, и вот от ствола отделилась фигура. Юбка, мужской пиджак, на голове платок. Та самая женщина, с хутора.

– А ну, стой! Не двигайся… Руки… Руки покажь! Вверх подымай… – говорил Яким, подтверждая свои слова указательным движением ствола автомата. Голос его звучал безжалостно сухо. Женщина от этого еще больше перепугалась. Ее поднятые руки задрожали. Побелевшие, разбитые, с запекшейся кровью губы пролепетали еще жалостнее:

– Ни вбивайте… Благаю…[3]3
  Умоляю (польск.).


[Закрыть] Ни треба…

Аникин, держа пулемет наготове, медленно подошел к ней. Он внимательно оглядывался по сторонам. Где-то рядом могли затаиться фашисты. Похоже, они устроили погоню. А эта – наверное, проводница у них.

– Что ты тут делаешь? – стараясь не повышать голоса, спросил Аникин.

Она молчала, озираясь то на него, то на Якима расширенными, наполненными ужасом и страхом глазами. Ее аккуратный курносый носик дышал часто-часто.

– Что молчишь? Воды в рот набрала? – наседал Яким. – Отвечай, когда тебя спрашивают…

– Не треба стреляти… – снова пробормотала она. Две крупные прозрачные слезы выкатились из ее глаз. Слезы текли по ее покрытым пылью и копотью щекам, прокладывая чистые линии-дорожки.

XIV

– Мы тебя не убьем, – как можно мягче произнес Аникин. – Ты одна? Отвечай мне…

Женщина закивала головой. Платок ее сбился назад, еще больше открывая лицо. На свету она показалась еще моложе.

– Вытри сопли, – мягко, но настойчиво произнес Андрей. – А ты, Яким, обыщи ее.

Тут же закинув автомат за спину, он протянул обе руки к ее груди и вдруг покраснел, как рак, и замер.

– Ох, товарищ командир… пять лет к бабе не притрагивался… – выдохнул Яким.

– Смелее, боец! Но не увлекайся… – подзадорил его Аникин.

Якимов пошарил руками у груди, потом ниже – с боков и спины. Когда он спустился к бедрам, лицо его стало совершенно взопревшим.

– Чисто… – отступая, произнес Яким. Он кряхтел и прятал глаза, вытирая пот с лица. За все время процедуры женщина не пошевелилась. Она словно одеревенела, боясь сделать хоть одно движение.

– Не плачь… утрись чем-нибудь… – сказал Аникин.

Женщина послушно вытерла лицо, размазав остатки пыли и копоти. И слезы ее перестали течь, как по команде, хотя она то и дело всхлипывала.

– Рассказывай теперь, кто ты, как тебя звать и что ты тут делаешь. Только быстро… – четко произнес Аникин.

– Тикаю… вид гадив цих… – женщина вдруг быстро-быстро заговорила по-польски. Глаза ее в этот момент наполнились такой злобой, что обоих солдат взяла оторопь. Не ожидали они обнаружить в этой беспомощной, зареванной крестьянке такую яростную ненависть.

– Небось ругается, товарищ командир… – вслух, полушепотом предположил Яким, невольно отступая назад на полшага.

– Как тебя зовут? – спросил ее Аникин. Она помолчала несколько секунд, словно пыталась понять, чего от нее хотят.

– Агнешка, – произнесла она и тут же показала рукавом пиджака, который был ей навыпуск, в ту сторону, где остался хутор.

– Галици… галици…

Она несколько раз повторила это слово, делая ударение на первый слог.

– Черт ее знает… Что за галици? – сплюнул Яким. – Может, полиция?

– Не… не полиция… – задумчиво выговорил Андрей. – «Галичина»?

Женщина вскинулась, будто кто-то током ее ударил. Она лихорадочно закивала головой. Новая порция ругательств полилась из ее разбитого рта. Аникин распознавал и некоторые общеславянские слова, которые не требовали перевода.

– Галиции, галици… – еще быстрее стала твердить Агнешка. – Шукают партизан, тоби шукают…

Она ткнула пальцем Аникину в грудь.

– Слышь, командир, – ухмыльнулся Яким. – Она вас персональным врагом всех фашистов назначила.

– Погоди смеяться, Якимов… – тяжело выдохнул Андрей. – Дело принимает серьезный оборот. Похоже, по нашу душу пожаловали эсэсовцы из дивизии «Галичина». Слыхал про таких?

– Это еще что за гоп со смыком? – пожимая плечами, спросил Якимов.

– Еще какой гоп… – отозвался Аникин. – Немцы дивизию из местных сколотили. Немчуру надо знать – они грязную работу не шибко выполнять любят. В перчаточках воюют. И даже в части изуверств соблюдают известную чистоплотность. Для таких, совсем уж зверских надобностей подбирают желающих добровольцев. А те и рады стараться. Из кожи вон лезут, чтобы показать, что они достойные кандидаты в истинную арийскую расу…

XV

Аникин повернулся к женщине.

– Агнешка… что значит, шукают? Они в лесу, что ли?… В лесу галици?

Та закивала головой часто-часто.

– Я сховалася… бачила, як вони пошли до ласу.[4]4
  В лес (польск.).


[Закрыть] Дюже виеле[5]5
  Много (польск.)


[Закрыть] галици…

Сбивчиво, на трудно понимаемой польско-украинско-русской смеси, женщина сказала, что на хутор на заре приехали галици, дуже багато галици. Они тут же начали облаву. А часть из них отправились обратно, по лесной дороге, в сторону Почапово, чтобы зайти к партизанам во фланг.

– Это она нас партизанами называет, – догадался Яким.

– Черт, худо дело… – с досадой произнес Аникин. – Я Карпенко приказал вести группу в сторону Гончаровки. Нам майор конечный пункт рейда обозначил. А по карте это как раз возле Почапово.

Женщина опять закивала головой часто-часто.

– Почапови, Почапови… – произнесла она, показывая рукой куда-то в сторону, наискось от того направления, куда шли Аникин и Якимов, стремясь догнать группу.

– Ты знаешь, где Почапово? И Гончаровку знаешь? – спросил Андрей.

Опять Агнешка кивнула, показывая туда же.

– Там, там Гончаривка. И Почапови…

Она ткнула пальцем в Аникина.

– Тоби шукают…

В этот момент треск автоматной очереди разорвал тишину леса. Громыхнуло так неожиданно и так близко, что Аникин, Яким и женщина – все трое – пригнулись.

На автомат ответил сухой, отрывистый металлический стук.

– Погоди… так это ж «дегтярь» Девятова… – догадался Аникин и бросился на звуки стрельбы. На ходу он успел подсказать Якимову быть готовым к бою.

– Я как пионер, товарищ командир… – так же, бегом, ответил Яким. – Всегда готов…

XVI

С каждым шагом шум и треск стрельбы нарастали, превращаясь в беспорядочную пальбу. Листва стала прореживаться, и бойцы увидели сквозь ветки кустарника неширокую лесную дорогу.

Аникин упал на живот и подполз как можно ближе к краю дороги. Прямо перед его носом пробежали чьи-то сапоги. Солдат, придерживая на голове характерную фашистскую каску, резко свернул вправо и нырнул в листву на той стороне. Тут же оттуда раздался винтовочный выстрел, потом еще один. Уже со спины, по странному желто-голубому шеврону на рукаве кителя грязно-серого цвета Аникин понял, что это не солдаты вермахта.

Несколько трассеров прошили открытое пространство над дорогой и ушли в непроглядную тень листвы, в которую только что пытался спрятаться фашист. Истошный крик вырвался оттуда. Меткое попадание. Аникин быстро сообразил, что группа Карпенко скорее всего находится по левую руку, а фашисты наступают вдоль дороги справа, со стороны хутора.

Возможно, какие-то силы врага располагались впереди. Оттуда раздавалась непрерывная стрельба – и одиночные из карабинов и винтовок, и автоматные очереди. Вот заработал пулемет, но не наш «Дегтярев», а фашистский. Левый край сразу умолк. Прижали, гады. Этим тут же воспользовались напиравшие по правому флангу.

– Вперед, швидче, швидче!..[6]6
  Быстрее (укр.).


[Закрыть] – завопил чей-то осипший голос. Сразу несколько фигур в необычной пятнистой форме, кто в касках, кто в кепках, пробежали по дороге справа налево. Первыми прямо на дорогу плюхнулись двое – пулеметчик и подающий ленту. Они тут же открыли огонь, давая возможность завершить перебежку. Несколько бежавших прыгнули в правые от дороги кусты. От зеленых, черных и бурых пятен на форме фашистов в глазах рябило, и они расплывались на фоне листвы.

Тот же осипший голос до хрипоты выкрикивал, словно стегая бежавших:

– Обходь праворучь… бей партизанив!

Чей-то черный силуэт, ломая сучья и ветки, вкатился и повалился на землю в нескольких сантиметрах правее Аникина. Каска налезла фашисту на лоб, и Аникину был виден только край его испуганного, потного, красного от бега лица. Он глядел на дорогу, словно приходя в себя, тяжело, в голос дыша.

XVII

Вдруг он почувствовал взгляд Аникина и медленно повернулся влево. Шея его уперлась в ствол пулемета, выставленного Андреем. Вся краснота исчезла с лица фашиста, и оно стало белым как мел. Глаза его расширились, не в силах вместить весь тот животный ужас, который в них отобразился. Он машинально дернул рукой, сжимавшей автомат. Вдруг ужас в глазах как будто остекленел, эсэсовец захрипел, все его тело затрусило мелкой дрожью. Струйка крови выступила из левого угла его рта. Уже потом, как при покадровом просмотре киноленты, Андрей увидел руку, всадившую нож в спину врага, чуть ниже левой лопатки, а потом – довольное лицо Якима.

– Сработал… товарищ командир… – возбужденно прошипел он, вытаскивая длинное лезвие ножа из раны и вытирая его о спину убитого. Каждое такое движение оставляло на грязном сукне пятнистой куртки багровые полосы. На рукаве убитого красовался золотой лев, вышитый на шевроне по голубому полю. На танкиста не похож. И разговаривали они по-украински. Значит, облаву на них устроили эсэсовцы из той самой дивизии «Галичина», о которой говорил командир штрафной роты Шибановский.

– Щас… погодите… – Аникин усилием утихомирил в себе первую, ошарашившую его волну ощущений. Он выдвинул вперед ствол пулемета, выставил сошки и проверил ленту. Патронов осталось всего на несколько очередей, но надо было выручать товарищей. Пулеметчики, расположившиеся на дороге, работали без остановки. Они здорово прижали группу Карпенко к земле, не давая ни секунды, чтобы огрызнуться.

– Щас, Яким, и я сработаю… – произнес Андрей. – Я беру пулеметчиков, а ты бей по тем, что в кусты сиганули. Понял? И правый сектор держи. Мало ли кто из эсэсовцев оттуда прет…

– Ясно… – коротко отозвался Яким, отползая от убитого в правую сторону.

Первым Аникин снял стрелявшего из «МГ». Он дал им пожить еще две секунды – у них закончилась лента, и они как раз ставили новую. Их разделяло всего метров десять, и убойная сила крупного, почти восьмимиллиметрового калибра патронов сделала свое дело. Пули всаживались в тело пулеметчика с такой силой, что его буквально стало рвать кусками. Подающий попытался перехватить ствол пулемета. В этот момент пуля попала ему прямо в кисть. Ее оторвало, как будто кусачками клацнуло. С диким воем, схватив здоровой рукой высоко поднятую вверх окровавленную культю, эсэсовец покатился по земле. Из его рта вырывались нечеловеческие протяжные звуки, которые никак не складывались хотя бы в подобие членораздельных слов.

Андрей снова нажал на курок. Пущенная им новая порция фашистских пуль вспорола наискось серый китель на животе катившегося. Его муки разом прекратились, и он вдруг застыл в смертной судороге, вытянув свое долговязое тело вдоль разбитой, заполненной дождевой водой дорожной колеи.

Андрей лишь через миг понял, что без толку выжимает курок своего пулемета. Патроны закончились. Решение созрело само собой.

– Прикрой, Яким… – крикнул Андрей и «щучкой» вынырнул из кустов на дорогу.