Текст книги "Великий Шёлковый путь. В тисках империи"

Хунну дружно смеются, сгибаясь пополам и фыркая, как лошади.

– Я бы оставил тебя, ханец. Да мой брат тебя загрызет! Или камнем своим… – вождь хунну не договаривает и валится на пол, покатываясь от смеха.

7

Едва живой от физической усталости и нервного напряжения, идет Чжан Цянь, пошатываясь, из шатра владыки. И тут его хватает за горло Ичисс.

– Ты остался жив и опозорил меня, ханец, – цедит сквозь зубы вельможа. Чжан Цянь еле слышно сипит. – Я не убью тебя сам, много чести для презренного чужака. Но я не дам тебе жить. Ты понравился шаньюю. Не хватало еще, чтобы вы подружились!

Он слегка ослабляет хватку. Чжан Цянь со стоном, хрипом и бульканьем втягивает воздух, пытаясь перевести дух. Ичисс, держа его за плечи, разворачивает вбок. Перед Чжан Цянем стоит Гань. Тот почти не изменился. Еще чуть заматерел, еще чуть раздался в груди и плечах, еще добавилось морщин и складок на лице. Ичисс скалится.

– Узнаешь?

Гань, не моргая, бесстрастно глядит бывшему хозяину в лицо.

– Да… – хрипло говорит Чжан Цянь.

– А ты узнаешь бывшего повелителя? – спрашивает Ичисс. Гань молча кивает. – Ты много лет жил и там, и здесь. Скажи, где лучше?

– Великий лули-ван, я сын степей! – отвечает Гань с несвойственным ему пафосом.

– Что ты чувствуешь к этому человеку? – Ичисс показывает на Чжан Цяня.

Гань и Чжан Цянь снова долго смотрят друг другу в глаза. Потом Гань пожимает плечами.

– Что я могу чувствовать? То же, что к овечьему катышку на дороге. К воробью в кустах. К зайцу в поле.

– Тебе можно доверять?

– Конечно, великий лули-ван.

Ичисс протягивает Ганю плетку.

– Ну-ка, ударь его хорошенько. Поквитайся наконец. Ты был у него в неволе. Или забыл?

– Такое не забывается, – медленно отвечает Гань, и эта фраза звучит как-то двусмысленно. Не забывается плохое, но и хорошее порой тоже не забывается. Однако двусмысленность ускользает от упоенного собой вельможи.

– Тогда бей!

Гань берет плетку и без колебаний наносит несколько сильных ударов крест-накрест. Он бьет всерьез, наотмашь. Чжан Цянь едва успевает прикрыть лицо руками. Кожа на тыльных сторонах ладоней сразу повисает сочащимися кровью лохмотьями.

– Хорошо, – говорит Ичисс. – Знаешь, посол… Караван с подарками и девчонкой уже ушел в Паркану.

Действительно, давно собранный и готовый, лишь ждавший прихода весны караван шаньюй поспешно отправил уже нынче днем, чтобы не рисковать рабыней. Слишком уж лакомым кусочком она, похоже, оказалась, не ровен час, очередной хитрец или очередной князь таки доберется до ее лона раньше того, кому это положено. В конце концов, пусть идут уже, а пока медлительная вереница доберется до гор, глядишь, перевалы уже и откроются.

– Ты возьмешь этого человека, – продолжает Ичисс, – и нагонишь караван. На первом же рынке ты продашь его.

– Продам, – равнодушно соглашается Гань.

Ичисс издевательски скалится. Ему нравится унижать людей, по капле выдавливать из них человеческое, делать трусами и подлецами. Это легко и сладко. Очень легко и очень сладко. Нет удовольствия большего, чем превращать человека в мразь.

– Не жалко будет продавать бывшего господина? – спрашивает Ичисс.

Гань снова пожимает плечами.

– Жалко будет, если продешевлю.

Ичисс от души смеется. Ему нравится ответ.

– И подбери ему такого хозяина, чтобы порол посла за любую промашку. Пусть у него кожа болтается клоками, пусть никогда не заживают рубцы. Пусть страх каждую минуту разъедает его душу.

Глава 2
Степная волчица

Римская республика, Пергам – столица провинции Азия

1

На большом дворе пахнет животными испражнениями и человеческим страхом. По одну сторону, в тени известковых стен, беспокойно мечутся по клеткам львы – в калейдоскопе мелькающих грив заметны матерые хищники в шрамах на выцветших шкурах и совсем юные самцы с наивными слезящимися глазами. Напротив них, молча прильнув к прутьям, сидят люди. Они осознают, что смотрят в глаза своей погибели, но сами не проронят ни слезинки. Это сарматы. Волки среди людей.

Между клетками в окружении охраны появляются двое. Рядом с невысоким жилистым Сципионом вышагивает красивый загорелый атлет. Это Митридат Эвергет, седьмой царь Понта – государства такого же цветастого и непрочного, как ткань туники, украшающей царское тело. Понт расположился по границе римских колоний, толкует на эллинском, верит в иранских богов и свой флот, но нутром чует – рано или поздно цветастая туника будет сброшена и растоптана поступью римских легионов. Но это будет завтра. Сегодня понтийский царь пьян и задорен – он друг Сципиона и разговаривает с ним на одном языке. Пока на одном…

– А вот и подарок! Лучшие степные волки – прямо из Тавриды! – Эвергет подпрыгивает от удовольствия, бросая нетрезвый взгляд в сторону клеток с людьми.

– Никогда прежде не видел сарматов, – Сципион щурится, пытаясь разглядеть спрятавшихся в тени людей.

– Так увидишь! Устроим им побоище с хищниками покрупнее. Посмотрим, чего они стоят без своих стрел! Ногти против когтей. Красота! – Эвергет подходит к клетке и с силой бьет ногой по железным прутьям, заставляя людей спрятаться еще глубже в утробу зловонной тени.

– Если честно, мне больше по душе, когда человек против человека, с оружием…

– Все для лучшего друга! – Эвергет, словно разгоряченный юноша, делает пару пружинистых шагов в сторону охраны и хлопает массивного лысого декуриона по плечу. – Тащи сюда любого и дай ему свой меч!

Офицер кивает и распахивает клетку с людьми, которые, будто сторожевые псы, начинают гавкать на своем непонятном и очень грубом наречии. Один из пленных пытается схватить декуриона за руку, но получает удар мечом по ключице. Брызгая кровью и проклятиями, мужчина уползает прочь от входа, другие же испуганно жмутся по углам. Декурион хватает первого попавшегося за шею – так обычно ловят гусей, призванных украсить хозяйский стол. Сципион с удивлением разглядывает кудрявого юношу с правильными чертами лица и выразительными зелеными глазами. Если бы не загорелое рельефное тело, он бы подумал, что перед ним девушка. Юноша испуганно озирается по сторонам и неуверенно хватает меч, который сует ему декурион. Сармату страшно. Он не хочет драться. Но перед лицом своих соплеменников он не посмеет попросить пощады.

– Хочешь посмотреть, как выглядит волчья кровь? – Эвергет с улыбкой садиста достает меч и вытягивает свои пухлые губы в трубочку, словно целует юношу.

– Мне кажется, ты больше этого хочешь! – волна дрожи неожиданно проходит по телу римлянина. Ему неприятно все происходящее.

– В окрестностях Херсонеса эти твари попали в засаду. Я лично зарубил с десяток. И знаешь, что мне в них нравится? Никогда не просят пощады. Это тебе не греки или фракийцы. Волчье племя! – Эвергет ловко играет коротким мечом, ловя булатным лезвием лучи солнца. – Ну, давай, щенок. Смелее! – понтийский царь все ближе к юноше, который работает кистью и пытается привыкнуть к чужому клинку, который для него слишком тяжел, а значит, он обречен.

Сципион оборачивается на клетки и смотрит на людей, которые наконец вышли из тени своего страха. Мужчины что-то гортанно выкрикивают, заставляя мышцы на руках юноши наливаться кровью. В отдельной клетке римлянин замечает женщину. Она молчит, в ее карих глазах застыла мольба, ее каштановые волосы на мгновение напомнили Сципиону осенний лес на берегах Тибра. Что она здесь делает? Кто она? Лицо полководца ласкает легкий ветерок…

Но это не осень из его детства. Это взмах мечом, еще один и еще… Вот юноша валяется в пыли и тянет свои руки навстречу смерти. Эвергет облизывает пересохшие губы и притрагивается клинком к шее поверженного. Сципион закрывает глаза. Этот красивый юноша мог бы много чего добиться в Риме, но боги зачем-то забирают его жизнь здесь и сейчас – на глазах урчащих львов, чтобы набить их ненасытные желудки.

– Пощады! Пощады! Это сын царицы! Не убивай! Хороший заложник! – посреди бесконечной паузы Сципион вдруг слышит женский голос и неказистые греческие реплики. Римлянин открывает глаза и сталкивается взглядом с рыжеволосой сарматкой.

Эвергет метит юноше в глаз: он любит убивать именно так – чтобы потом выковырять зрачок и, заглядывая в него под разными углами и с разным освещением, выдать пару фраз про бренность бытия. Сципион опережает смерть. Он резко отталкивает понтийского царя.

– Ты чего?.. Сам хочешь его прикончить?

– Кажется, это непростой воин. Не знаю, как вы, но у нас принято выяснять, кто есть кто, – Сципион вновь ловит взгляд рыжеволосой девицы. – Вон ту женщину… Приведите ее сюда!

– Ах вот куда ты все время смотрел? Сразу бы так и сказал. Но я бы ей не доверял ласки. Зубки острые! – понтийский царь начинает настолько заразительно смеяться, что улыбка мелькает даже на лице несчастного юноши.

– Мой друг, если это и правда подарок Риму, приведи мне женщину и оставь в покое мальчика! – морщинистое лицо Сципиона, напротив, совершенно лишено эмоций, чем он всегда удивлял и пугал своих противников.

Эвергет покашливает и приходит в себя, щелкая пальцем. Быкоголовый декурион пожимает плечами и хватает парня, словно он ничего не весит. Другой охранник с опаской открывает дверь клетки с девушкой. Она выходит, заставляя львов в клетках застыть на месте, а потом удивительно синхронно сделать шаг назад. Слишком сильная для женщины. Сципион таких раньше не видел.

2

Сарматку зовут Заряной. Подросток – ее младший брат по имени Атей. Они действительно из царского рода. Их мать упокоилась много весен назад – в тот самый день, когда первый раз багряный рассвет побывал в юном чреве Заряны. Она помнит огромный свежевырытый курган и лицо царицы воительницы, словно заснувшей на одну ночь, но уходящей в вечность под пение воинов, одновременно напоминающее голоса птиц, свист ветров и зов диких зверей. Заряна помнит, как стоящая у тела рослая, покрытая татуировками жрица в высоченной остроконечной черной шапке выпускает ворона в поднебесье и орошает труп золотыми монетами. После она призывает воинов, которые с помощью полыхающих факелов создают огненное кольцо вокруг покойной. Когда пламя наконец смыкается, все до единого вытаскивают свои мечи и втыкают их в землю. Заряне часто снится этот единый душераздирающий клич – словно в небо уходит не один человек, а сотня заживо сожженных волчьих стай.

– Опия, великая царица сарматов, твоя мать и моя жена… Ее имя будет вечно гулять по степи вместе с ветром. Ты слышишь его? – к девочке подходит седобородый мужчина и протягивает ей длинный лук с колчаном.

Мужчину зовут Скопасис. От него пахнет речной тиной и кровью забитого тура. Цвет его глаз напоминает крылья стрекозы, и теперь на Заряну смотрят десятки таких глаз. Все и сразу. Они чего-то ждут и хотят.

– Клянусь богами продолжить дело матери и убивать врагов из этого лука! Клянусь служить своему народу и драться до последней капли крови за свою семью и за все племя! – юная Заряна поднимает лук, чтобы его тетива задела появляющиеся на небосклоне звезды.

Другой рукой она прижимает плачущего мальчика, Атея. Старшей сестре кажется, что выразительные глаза брата всегда были заплаканы, но это, конечно, неправда. Нынче он вырос и успел убить на охоте своего первого тура.

– Пока ты не привезешь в шатер три скальпа врагов, убитых в бою, чтобы украсить ими узду своего коня, и не проедешь со своим избранником по кочевьям в колеснице, запряженной оленями, я буду хранителем народа. Но мы ждем, Заряна! Опия живет в тебе, как ты дышала в ней! И так сбудется, и придет время, и ты станешь великой царицей. И великой воительницей, как твоя мать! – Скопасис вырывает свой меч из земли и целует клинок. Седая борода окрашивается теплыми оттенками степной земли. Песок хрустит на зубах.

– Степь проснулась, Заряна! Ветры доносят эхо великих передвижений и свирепых схваток… Из Страны восхода идут «серебряные люди» – тохары. Их больше, поэтому мы не можем дать бой… Пока не можем!

3

Заряна вываливается из колесницы собственных воспоминаний. Она находится за множеством переходов от своей последней стоянки, сидит за столом из странного мозолистого дерева – перед маленьким, но властным мужчиной.

– Что за «серебряные люди»? – Сципион делает глоток красного вина и едва заметно морщится. Этому пойлу далеко до фалернского янтарного нектара.

– Они с Востока. Они светлые, как пшеница. И хорошие воины. Я больше ничего не знаю! – Заряна говорит со странным акцентом. Кажется, Сципион слышал подобный где-то в Галлии. Может, все рыжеволосые варвары одинаково забавно коверкают язык Аристотеля и Сократа?

– Кто еще есть на Востоке?

– Там Парфия…

– Это я знаю… А что ты слышала про страну Серёз, где делают шелк?

– Я ничего не слышала.

Сципион поднимается и обходит Заряну со спины, трогая ее за волосы. Девушка тяжело дышит, сжимая пальцы в кулаки.

– Не бойся меня. Дальше твоего рыжего меха дело не пойдет! – Сципион делает шаг в сторону и подходит к окну, задумчиво глядя на ночное небо. – На что ты готова ради жизни своего брата?

– На все! – Заряна бесшумно подходит к Сципиону. Ее глаза блестят в полумраке, сквозняк играет огненными волосами, словно это не человек, а богиня из низших миров. – Что мне сделать?

– Страна, где делают шелк… Найди мне ее! И привези ткань!

– Поклянись, что брат дождется меня живым! – Заряна приближается к Сципиону на расстояние дыхания, и римлянин улавливает пряный запах ее лоснящейся от пота кожи.

– Именем Юпитера! Клянусь! Иначе пусть он меня покарает!

– Вряд ли он… Я! Или мои боги! Мы как ветер!

Сквозняк усиливается: его порыв опрокидывает на стол бокал с остатками вина. Мозолистое дерево нехотя поглощает терпкую плоть анатолийского винограда. Сципион улыбается. Ему нравится стихия! И эта дикарка. В другое время он бы оставил ее себе. Но дело прежде всего! К тому же рано или поздно она вернется за братом.

Сципион улыбается. Всю жизнь он приносил жертвы Марсу. Но нынче ловкий вестник богов Меркурий спутал все карты. Расскажи кто полгода назад разрушителю Карфагена, о чем он сегодня будет договариваться с дикой сарматкой, он даже не удостоил бы безумца ответа.

– Я принесу в жертву Меркурию самого откормленного быка, чтобы тебе сопутствовала удача.

Сципион помнит, что Рим любит победителей! Так было, так есть и так будет вечно! А еще он помнит свою последнюю речь в сенате.

Глава 3
Шелковая лихорадка

Рим – Пергам

1

Сложно поверить, что когда-то вместо этой оживленной площади здесь находилась болотистая пустошь: по ней испокон веков бродили козы, спасаясь от солнца в тени редких могильных надгробий. Местные пастухи говорили на сабинском языке и были совсем не похожи на современных римлян: глаза цвета мутных вод Тибра и волосы оттенков поздней осени. Сабины прочно обосновались на семи холмах, им даже казалось, что так будет вечно, как журчание ручья Велабра… Но жизнь изменилась! Сейчас здесь раскинулся Форум – сердце Рима, и сегодня оно бьется в бешеном ритме.

Это заседание сената. Больше сотни человек здесь с раннего утра, многие даже не ели. Республика держится именно на них – многоликих и крикливых мужчинах разного возраста, утомляющих друг друга витиеватой смесью из латинских фраз и провинциальных наречий. Сегодня сенаторы успели немало обсудить – от устранения протечки Великой Клоаки, наполнившей зловониями подножия Палатина и Капитолия, до воен-ной операции в Иберии. К вечеру остается последний вопрос. Инициаторами его обсуждения выступают две противоположности. Престарелый Папила – неприятной внешности разжиревший фавн с огромными бородавками, напоминающими рожки луговых демонов. Он любит поскандалить, мерзко прикусывая свои толстые черничные губы. И Корнелий Луций Сципион: напротив, внешне спокоен, даже медлителен, словно наслаждается каждой секундой своего бытия в теле знатного патриция. Однако за вальяжностью льва скрываются его когти и клыки, заточенные в боях с врагами Республики. Сципиона боятся, как опасались его деда – победителя Ганнибала. Этот небольшого роста человек с простоватым лицом и лысым черепом говорит четко и убедительно. Уставшая от собственной важности толпа в одночасье замирает – она слышит не шаги худощавого мужчины, ей чудятся лязг оружия и победные крики легионеров…

– Граждане, этот вопрос может показаться не столь важным, но в нем вся суть болезни нашей с вами Республики. Болезни, которую мы обязаны излечить! – Сципион ищет глазами Папилу, который со своими сторонниками замер в ожидании, чтобы этот самый взгляд поймать. – Мы доблестно громим нашего врага, тогда как враг внутри нас! – Толпа сенаторов начинает гудеть. Многие воспринимают слова Сципиона буквально, косясь друг на друга и молниеносно просчитывая в уме силу той или иной коалиции. – На что мы тратим деньги? С Востока в Рим потоком течет шелковая ткань, которая, по утверждению торговцев, растет там прямо на деревьях. Нам неизвестны такие деревья, зато известны цены на шелк и темпы обогащения этих самых торговцев. Но это полбеды! Взгляните на женщин! Шелк хуже обнаженных тел! Он возбуждает фантазию, давая ей пищу, он сеет похоть и разврат. Разве за это боролся мой дед, Сципион Африканский? Это и есть будущее нашей Республики?

Сципион поворачивается и пристально смотрит на принцепса – старшего сенатора, чья седина напоминает альпийский снег. Чуть более ста лет спустя Республика падет к ногам первого императора Октавиана Августа, повелевшего именовать себя Принцепс сената! Демократично и скромно.

– Что ты предлагаешь, Сципион? Запретить оборот шелка? – принцепс утомился и весьма раздражен, соскучившись по хмельным плодам винограда, что ждут его в изящной амфоре, привезенной прямиком из Афин.

– Да, принцепс! Мы с сенатором Папилой и нашими соратниками обеспокоены тем уроном, что наносит шелк нашей стране. Рим невозможно разрушить мечом, но шелк, словно мягкая удавка, затягивается на шее Республики!

Толпа сенаторов смеется. Не от забавного сравнения, а от чувства внутреннего облегчения: слова Сципиона о «враге внутри нас» заставили напрячься всех, кто в состоянии думать и бояться. Многоликие и крикливые мужчины имеют столько скелетов в шкафу, что не уместит ни одно из кладбищ этого города, вскормленного волчьим молоком…

– На Форуме есть люди, кому выгодна порочная торговля!

Один из сенаторов – одышливый, тучный, с перстнями на пухлых волосатых пальцах – не выдерживает. Возмущенно кричит с места:

– Если это обо мне, то я имею право ответить вне очереди!

– Отчего ты решил, что это о тебе? – ядовито спрашивает Сципион, но принцепс кивает, давая слово возмущенному толстяку. Тот, ощутив поддержку, пытается расправить плечи и выставить грудь, но вместо этого всего лишь надувает живот.

– Всем известно, что я, являясь сенатором, не имею права заниматься торговлей. Да и зачем бы мне это?

Благо римского народа для меня превыше всего, денно и нощно я думаю лишь о том, как приумножить славу, мощь и богатство нашей великой Республики. Рим – победитель, Рим – центр и владыка мира. К нам послы с подарками едут со всего света. И то, что моя добродетельная и рачительная супруга ведет с ними дела, не нарушает ни единого римского закона!

Вот теперь смеха уже никто не таит. Тучный сенатор, опять растерявшись, озирается по сторонам. Он же был уверен в поддержке… Кто-то из задних рядов выкрикивает:

– Самой-то добродетельной супруге прозрачный шелк уже не по фигуре, так хоть заработать на тех юницах, что недобродетельно зарабатывают, одеваясь в прозрачный шелк!

Хохот со всех сторон.

Сципион, не удостоив толстяка ответом, ищет глазами жилистого высокого сенатора Тита, который поднимается с места с самодовольной улыбкой на лице.

– Уважаемый принцепс, полагаю, что сенатор Сципион только что выпустил стрелу в мою сторону… Позволь мне достать свой щит. – Тит слывет непревзойденным шутником и балагуром, что не мешает ему быть богатейшим жителем Вечного города. В зале будто повеяло свежестью – как после грозы. Титу улыбается даже принцепс: он предвкушает как минимум нескучную речь, а то и рабыню из Фракии, которую Тит ему накануне посулил как бы в шутку, между делом. Но в шутку ли? Старый принцепс едва заметно облизывает губы, представляя пышные формы фракийки, сложенной как добротный солиум. – Первым делом я хочу поздравить сенатора Сципиона с новым назначением. Как, наверное, приятно покинуть этот надоевший шумный город и вкусить власть проконсула в далеком Пергаме, – Тит наслаждается собственным баритоном, растягивая слова заранее заготовленной речи. – Ты ведь не будешь скучать по Риму?

Сципион смотрит на своего визави спокойно, но ненависть скрыть сложно. Тит не боится. У него действительно есть щит от стрел внука победителя Ганнибала, выкованный из грязного серебра сестерциев…

Проклятие, как же здесь душно… Сципиону становится дурно. Бывалый воин делает шаг в сторону и едва не оступается – это движение подхватывают десятки быстрых и настороженных глаз, словно муравьи заметили агонию раненого могучего жука… Зал охает, но этот возглас приводит Сципиона в чувства.

– Я не буду скучать по Риму, уважаемый Тит. Лишь бы Рим не скучал по мне!

– Как же приятно посмотреть на человека, чья важность сопоставима со славой целого города. А еще послушать его речи! – Тит медленно, но верно разгоняет колесницу своего красноречия. – Итак, сенатору Сципиону не нравятся девы, покрытые шелком. Он считает, что ткань возбуждает сильнее, чем обнаженное тело… Знаете, а я согласен! Может, римские мужчины уже перестанут думать о вечном и займутся главной своей миссией – зачинать детей!

Зал Форума сначала немеет, а потом расходится дребезжащими волнами, которые сливаются в единый прибой из шепота и едких реплик. Даже уставший принцепс привстает с места и щупает себя за колени, остекленевшие от долгого сидения и прогрессирующего диабета.

– А что вы так загудели, уважаемые граждане? Рим по рождаемости один из последних городов нашей Республики. Так, может, именно шелк поможет вернуть город к его былому величию? Или дело все-таки не в женских телах? – разгоряченный собственной смелостью, Тит смотрит на Сципиона. – Ты уезжаешь в Азию! Зачем тебе этот закон? Может быть, он нужен семье сенатора Папилы?

Люди переглядываются между собой – прибой сменяется штормовыми волнами. Принцепс пытается перекричать толпу и, как белая седая чайка, сползает в самую гущу сенаторов, оглушая зал звонким голосом.

– Тишина! Сенаторы Сципион и Папила ставят вопрос: полностью запретить оборот шелка в Римской республике! Кто за запрещение шелка – собираются возле Папилы, кто против – идут в противоположную сторону курии!

Форум затихает. Люди расходятся. Сципион ловит усталый взгляд Папилы – они проиграли эту схватку. Улыбчивый Тит словно подрос еще на пару сантиметров и теперь напоминает греческую статую, которую со всех сторон обступают зеваки. Сципион выходит из душного помещения. Ему нужен свежий воздух. Он не будет скучать по Риму!

2

На ступенях здания сената Сципиона ждут. Эти семь юношей околачиваются на Форуме с полудня – они громко дурачатся и мешают разномастным зрителям подслушивать решения сенаторов. Описание их имен и происхождения займет не одну страницу текста и затронет едва ли не все важнейшие патрицианские кланы Рима. Они молоды и красивы, они безрассудно отважны и уже нетрезвы. Сципион не может сдержать улыбку. Там, среди шакалов, он проиграл, но с ними – он вечный победитель!

Эти птенцы обернулись в оперившихся ястребов всего четыре года назад, когда Сципион стал консулом и возглавил испанскую армию. Войска, призванные усмирить непокорных ареваков, ни на что не годились – сплошное мародерство и дезертирство. Сципион не побоялся влить в жилы римской военной машины свежую молодую кровь, и молот вновь заработал, перемалывая каменные крепости и человеческие черепа. Семь римских граждан пришли на Нумантийскую войну совсем еще мальчишками, но именно там, под стенами Лютии и в траншеях у Нуманции, они обрели плоть Марса в мышцах и ярость молний Юпитера в глазах. Первым среди равных с самого первого дня был и остается Гай Марий из сословия эквитов. Сципион особенно тепло относится к этому белокурому юноше, словно видит в нем сына, а еще он чует его великое будущее.

– Сенатор, мы ждем тебя и хотим достойно проводить в дальний путь! – Гай Марий заговаривает первым и не стесняется обнять Сципиона. – Что вы так долго обсуждали? Поход на Лузитанию?

– Ты будешь смеяться, мой мальчик… Мы обсуждали шелк! – Сципион говорит эти слова с такой задорной улыбкой, словно и не было Тита с десятками подкупленных сенаторов. – Поехали ко мне! Сегодня нам всем нужно напиться!

Юноши победно кричат, распугивая жирных капитолийских голубей. Они подхватывают Сципиона на руки и тащат его вниз по ступенькам, сшибая на своем пути водоносов и зазевавшихся плебеев. Сципион пытается вернуться на землю, но нужно ли это? Нет! Сегодня земли ему не видать…

Сенатор плохо помнит этот вечер на своей вилле… В памяти всплывают лишь отдельные обрывки. Вот «магистром вина» по жребию назначен юный Публий Рутилий Руф, который весь вечер, утро и следующий день до заката умудряется руководить рабами, что тащат из погребов семьи Корнелиев амфоры с лучшим фалернским янтарным вином. Вот в саду начинают мелькать обнаженные женские тела, вот юный Гай из плебейского рода Цецилиев зачем-то сдирает с гетер шелковые туники и поджигает их под радостные дружеские крики и визг испуганных девиц. Сципион часто возвращается в этот безумный день. Помнить все не обязательно: тогда он был абсолютно счастлив, хоть и пообещал себе, что не будет скучать по Риму!

3

С тех пор луна рождалась и умирала шесть раз, небо стало другим, а вино на вкус гораздо кислее. Сципион из рода Корнелиев обосновался за сотни миль от столицы – в центре азиатской провинции. Нет, конечно, он не скучает по своей римской вилле. Он солдат и привык выполнять приказы. Половину своей жизни он провел под пологом грубой палатки и равнодушно относится к роскоши. Особенно к чувственной эллинской архитектуре, пронизанной культом Гелиоса, которым переполнен пергамский дворец последнего царя династии Атталидов.

Пять лет назад Аттал Третий завещал свой трон Римской республике. Странный он был царь. Удалился от государственных дел, ходил в рубище, небритый, посвятил себя изучению науки. Особенно увлекали его ядовитые растения, действие которых он проверял на родных и близких друзьях. Его брат Аристоник, счастливо избежавший царского эксперимента, не согласился с завещанием и поднял восстание. И ему даже удалось разбить армию Лициния Красса Муциана, а самого консула захватить в плен и убить. Но чего-чего, а консулов у Рима на все провинции хватит. И вскоре Аристоник был разбит, проведен в цепях по Риму в триумфе уже другого консула – Мания Аквилия и потом, как положено, задушен. А на территории бывшего Пергамского царства по постановлению сената была создана провинция Азия, надолго ставшая объектом алчных вожделений римских администраторов. И первым таким администратором было суждено стать ему – воину, стратегу, разрушителю Карфагена.

Теперь его дом в Пергаме – городе с огромной библиотекой и известным на весь мир храмом в честь бога врачевания Асклепия. Люди здесь читают, пьют вино и лечатся… Но чаще умирают…

Проконсул запутался в кружевах своих воспоминаний: он смотрит на стену, по которой медленно ползет черный паук, чьи лапки и микроскопический ворс вибрируют от сквозняка, но римлянину кажется, что сила его мысли насквозь пронзает это неторопливое насекомое. Сципиону чудится, что он сейчас прикажет – и паук развернется и поползет в противоположную сторону, но громко хлопает дверь и в просторном зале появляются двое. Охрана не в счет. Паук скользит по холодному камню и срывается на пол…

Первым идет здоровенный чернокожий мужчина с пружинящей походкой – совсем как у паука. Он сильно избит, но глаза улыбаются, будто незнакомца ведут на свидание с женщиной. Следом за негром появляется Марк – матерый центурион-наемник с острова Крит. Сципион многих вояк видел и научился разбираться в людях. Таких он называет terror, то есть «ужас». Они опасны тем, что совершенно нечитаемы, – в их глазницах не живые зрачки, способные сужаться и расширяться, а два полированных камня обсидиана с острыми краями. Такие люди способны убить взглядом, но больше любят калечить руками…

– Проконсул, это финикийский пират, грабил у наших берегов. Я не распял его сразу, подумал, тебе любопытно будет побеседовать с ним, – Марк, как всегда, лаконичен и сдержан. Он наносит скупой, но эффективный удар пленнику в спину, заставляя чернокожего скорчиться от боли. Его спина покрыта шрамами, похожими на финикийское письмо.

– Как зовут? – Сципион поднимается с высокого стула трона и осматривает гостя.

– Сальвий!

– Не похож ты на финикийца!

– Это вопрос риторический, господин.

Пленник явно не подавлен своим положением или, во всяком случае, не хочет такового показать. Марк подходит к Сципиону и подает ему обгоревший кусок ткани. Сципион разминает пальцами обожженную, но по-прежнему нежную ткань, потом нюхает ее и пробует на растяжение.

– Это шелк? – Сципион удивлен.

– Ты никогда не видел шелк? Очень удобная штука, особенно после того, как справишь нужду, – Сальвий обнажает белоснежную улыбку, скованную из бисера крупных зубов. Марк изуверски точно и сильно бьет чернокожего, заставляя его упасть на пол.

– На колени, скот! Это сам Публий Корнелий Сципион Африканский! – Марк пытается схватить Сальвия за волосы, но рука скользит по курчавой голове.

– Проклятье… А я месяц учил команду называть себя Африканским! – чернокожий, кажется, воспринимает все происходящее как игру, в которой он обязательно сорвет куш, чем ставит в тупик двух серьезных, закаленных в баталиях мужчин. Марк и Сципион даже переглядываются. Луч солнца отражается в обсидиановых глазах наемника и слепит проконсула.

– Рассказывайте. Оба! – Сципион щурится и возвращается на свой пергамский трон.

4

В тот день солнце было куда более беспощадным, заставляя плакать, чтобы не ослепнуть от всполохов морской глади. Соль везде: в глазах, на губах, на руках, сжимающих насквозь просоленную кожу пращей. Сальвий стоит на корме финикийского корабля, похожей на изготовленный к бою хвост скорпиона. Он сильно выделяется из разномастной толпы пиратов – как цветом кожи, так и спокойствием в улыбающихся глазах. Судно вот-вот настигнет хищная римская либурна, но Сальвий спокойно смотрит на паруса, нервно бьющиеся под ударами попутного ветра, а потом не спеша спрыгивает на палубу, где стоят взволнованные люди с пращами и дротиками в напряженных руках.

– Только по моей команде, – голос Сальвия звучит как заклинание, и его сразу же подхватывает стая чаек, привыкшая собирать отходы людей с корабля скорпиона. Особенно пернатые любят кровь и требуху, что летит в море после очередного пиратского нападения. Глупые птицы не понимают, что в этот раз кишки будут выпускать этим вечно галдящими и нетрезвым людям.