Текст книги "«МиГ» – перехватчик. Чужие крылья"

«Мессеры» уже заходили сзади сверху, в новую атаку. Он развернул самолет и пошел на них вверх, в лоб. Те боя не приняли, ушли выше, строя новый заход. Виктор старался держаться от врагов на расстоянии, чтобы они не занимали позицию прямо над головой. Пока получалось, но какой ценой… он был мокрым от пота и постепенно терял высоту, перегруженный мотор ревел на повышенных оборотах. Немцы по-прежнему атаковали, в маневренный бой не лезли, но, пользуясь преимуществом в скорости и скороподъемности, не пускали к маячившим вдали спасительным облакам, наседая все сильнее и сильнее.

Бой уже проходил над самыми крышами равнодушного ко всему поселка. Виктор дрался из последних сил, «мессеры» ловко его загоняли, чувствовалась богатая практика, только чудом его истребитель еще не получил повреждений. Вдруг, сбрасывая с хвоста размашистым виражом особо настырного «мессера», он увидел, как слева выше, из облаков вывалилась пара «МиГов».

– Ребята, я Восемнадцатый, нахожусь справа ниже, за мной выше пара «мессов». Атакуйте! – «МиГи» его услышали, набирая скорость, моментально провалились вниз и устремились в атаку, заходя «мессерам» в хвост.

Те, увлеченные боем, казалось, ничего не замечали вокруг. Виктор, плюнув на оборонительные маневры, уходил по прямой. Они вытянулись за ним, медленно догоняя. Ведущий «МиГов» настиг замыкающего «мессера» и чуть ли не в упор расстрелял его из пулеметов. Хорошо было видно, как росчерки трассеров пропадают у того в фюзеляже… С секунду ничего не происходило, «мессер» продолжал полет, паря пробитыми радиаторами и оставляя за собой белесую полосу вытекающего бензина, а потом он загорелся. Сперва как-то робко, словно рыжий песок начал сыпаться из-за крыла, потом все сильнее, и вот уже огненный ком, увенчанный черными крестами на крыльях, мчится к земле, оставляя черный шлейф дыма. Второй «мессер» сразу врубил форсаж и, снизившись до самых крыш пологим пикированием, стал уходить. «МиГ» пытался его преследовать, но безрезультатно, тот отрывался все сильнее и сильнее…

Он пристроился к «МиГам». Это оказались свои, Шубин привычно погрозил ему кулаком, но беззлобно, улыбаясь. Шишкин же вообще растянул улыбку в тридцать два зуба.

Обратно вернулись без приключений. Устал Виктор страшно. Сил, чтобы рулить, почти не осталось, из кабины его вытаскивал Палыч, он же помог снять парашют. Виктор стоял, покачиваясь, и глупо улыбался.

– Ты где так вспотел? – улыбаясь в прокуренные усы, спросил Палыч.

– Да, – Виктор устало махнул рукой. – немцы кого хочешь вспотеть заставят.

– Хе, ну они такие, – с важным видом подтвердил механик. – Иди, там тебя командир уже заждался…

– Ну-с, – Шубин с удовольствием сделал первую затяжку. – Тута начнем, пожалуй… По атаке колонны… отработали чисто, правда, Витя, смертничек наш, как обычно, отличился. Я же говорил тебе, чтобы так низко не опускался… как об стену горохом… Ну, тута, ладно, немцы тебя быстро отучат. Теперь дальше, ты почему от группы оторвался?

Виктор задумался.

– Я сперва при штурмовке оторвался, но недалеко, надо, наверно, было форсаж дать, догнал бы, потом вы резко вправо повернули, я же левее был, еще сильней отстал. Вы в облака ушли, я сразу за вами, зашел, а там никого. Спустился ниже, вас там тоже нет. Тогда я решил, что вы наверх ушли…

– Вот видишь тута, к чему приводят такие атаки? – перебил его комэск. – Там немного, тут немного, вот и отстал. А тута немцы, а они одиночек отставших ой как любят. Дальше что?

– А дальше облака пробил, а там немцы…

– Так чего же ты сразу обратно в облака не ушел?

– Ну, – Виктор смутился, – как-то не подумал. Сбить хотел.

– Ха! Сбить. Однако, герой, – Шубин с Игорем развеселились. – Ну как, тута, сбил?

– Нет, – поник Виктор, – крутились минут десять, а потом вижу, одолевают меня, я рванул в облака, а там-то уже облаков толком и нет. Окно, здоровенное, над Курганом. Вот тогда-то я и стал вас по радио звать…

– Это ты теперь его должен долго водкой поить, – указал комэска на Игоря, – выскочил вперед меня и давай крутить крыльями, на Курган потащил. Игорь, что это было?

– Так, Дмитрий Михайлович, это Гольдштейн мне перед вылетом приемник настраивал, крутил. А потом, когда Саблина искать стали, я и вспомнил, что у него передатчик стоит. Включил, а тут он, весь эфир воплями забил, под Курган звал.

– Я так и думал, – протянул Шубин, – выходит, Витек, спасло тебя твое радио. Вот запомни этот урок хорошенько, как оно, от группы отрываться. Схарчили бы тебя тута немцы через пару минут, как пить дать. К земле бы прижали и схарчили или на силу бы взяли, тебя-то вон до сих пор шатает, а они вдвоем, вполовину не так устали. Хотя силен, силен. Почти пятнадцать минут против пары драться, это тута, конечно…

Тут Шубин снова увидел незадачливого механика по радио.

– О, Гольдштейн, поди сюда… – последний, испуганно озираясь, заспешил к начальнику.

Комэск, видя его испуг, напустил на себя грозный вид, нахмурил брови, но не выдержал, засмеялся.

– Гольдштейн, за оперативную установку и хорошую работу радио на самолетах объявляю тебе благодарность! Молодец… Теперь дальше, сколько у нас в эскадрилье радиостанций?

– Приемников семь, правда, один неисправный, а вот передатчиков всего два и есть.

– Почему так мало? – изумился Шубин.

– Все штатно, было раньше три, но третий стоял на машине Королькова…

– Так… ясно. Тогда вот что, один передатчик поставь на мою пятерку. Второй с его машины снять, – палец комэска уперся в грудь Виктора, – и поставить на истребитель Петрова.

«Ну вот, – пригорюнился Виктор, – мало того что идея радиофикации всей эскадрильи накрылась медным тазом, одни приемники… так еще у самого отобрали аналог местного тимспика. Но, по крайней мере, в нашей эскадрилье радио все же будет. Значит, есть хоть какая-то польза от моего попадания в прошлое. Хорошо бы еще свободную охоту ввести. Вот только на «МиГе» это сложно. Одиночного «мессера» не догонишь, а от звена «мессеров» и не убежишь. Эх, не все так просто в этом прошлом»…

– Дальше, – продолжил комэск, – все рации настроить на одну волну. Сегодня или завтра, посмотрим по времени, проведешь занятие с летчиками, как правильно ими пользоваться, может, забыл кто или не знал, – последнее он буркнул себе под нос. – Иди, Шаховцева позови, мне он нужен… Ну что, – обратился он к своим ведомым, – пошла писать губерния… Двинули на КП, рапорта напишем, заодно проверим ваши литературные таланты, – он засмеялся, – не каждый день эскадрилья «мессеров» сбивает.

В землянке хорошо. Там нет такого пронизывающего зимнего ветра. Там нет мороза. Печка, растопленная стеблями подсолнуха, сильно дымит, плюется искрами, однако исправно дает тепло. В землянке полумрак, накурено и дымно. Летчики развалились на лавках, «добирают». Подъем каждый день происходит рано, вот и используют каждую возможность, чтобы поспать часок-другой.

Но вот на улице заурчал мотор полуторки, и в землянку, занося с собой клубы морозного воздуха, гремя термосами, ввалилась Галка, официантка из столовой. Розовая от мороза, она быстро скинула тулуп и затараторила, не забывая накрывать на стол:

– Вот, товарищи командиры, покушать принесла, присаживайтесь. А то вы еще не завтракали, а на улице так холодно, так холодно…

Летчики быстро занимали свои места, Шишкин, увидав ненавистные макароны, заворчал:

– Опять эти макароны, да сколько же можно? Они в меня не лезут уже…

– Бойцовый петух должен быть злым, худым и жилистым, – выдал старую остроту Нифонт. – А макароны, да на стареньком маслице, как нельзя более этому способствуют. Так что кушайте на здоровье, товарищ летчик!

Шубин хлопнул неосторожно повернувшуюся официантку по упругому заду.

– Вот так, Галинка-красавица, покушаешь макарон ваших, потом случится тебя в койку затащить, а сил-то, после макарон, на такую роскошную женщину и не хватит. Так и осрамиться недолго.

Галка, делано смущаясь, захихикала.

– Ой, ну вы, товарищ капитан, все только грозитесь. Хотя именно вам макароны как раз полезны. Манька, хозяйка ваша, бабам недавно жаловалась… у нее кроватная сетка железная порвалась, а она новая была, перед войной куплена…

– Вот балаболка. – Шубин снова хлопнул ее по попе. – Давай, накладывай…

Галка весьма двусмысленно ему подмигнула и принялась за раздачу…

– А все-таки почему так происходит? – спросил молчавший все утро Вадим. – Ведь недавно же кормили борщом, и очень вкусным борщом.

– И картошка была, – Игорь мечтательно прикрыл глаза, – с тушенкой.

– Да это повара в столовой путают свой котэлок с чужим!

– Хватит! – вмешался в беседу Шубин. – Развели тута. Что на склад поступает, то и готовят. Сами они и того не едят.

– А вчера, – влез Нифонт, – мотористы из первой эскадрильи зайца застрелили. Из винтовки. Говорят, ничего, вкусный.

– Да тут зайцев навалом, я десяток настреляю легко. – Виктор не удержался и влез в разговор. – Мне только фонарик нужен будет, ночью хорошо охотиться. Я хорошее место приметил поблизости. А готовить их довольно просто, со сметанкой, пальчики оближете…

– Когда ты успел научиться готовить зайцев? – недоуменно спросил Шишкин. Виктор прикусил язык, кляня себя за болтливость. Положение спас комэск, он грохнул кулаком по дощатому столу и начал, все повышая голос:

– Да вы совсем охренели, Чингачгуки доморощенные. Какие, на хрен, зайцы! Какие, на хрен, петухи с макаронами! Ешьте, что дают! И спасибо потом сказать не забудьте. А после летайте, сколько прикажут. Распустились у меня тута… Анархисты-охотнички…

– Зря ты так, командир, – спокойным, ровным голосом, словно и не было вспышки начальственного гнева, продолжил Вадим. – Ведь никто ничего такого не предлагает. Ну, отлучится Витька на пару часов, ночью. Мало ли зачем. Зато мяса свежего поедим. От этих макарон уже живот сводит…

Командир на минуту задумался, поостыл, кивнул Виктору: «Давай мол, излагай». Тот, все еще переживая за глупый прокол, нехотя начал рассказывать:

– Тут за деревней, километрах в полутора, фермы стоят. Да вы все видели, каждый день мимо них на аэродром ездим. Скотины там никакой, все уже эвакуировали. Зато оставили целую гору бураков.

– Каких еще бураков?

– Ну свеклы сахарной. С поля вывезли и бросили. Так вот, там зайцы кормятся, все следами истоптано.

– Понятно, а зачем ночью и с фонариком?

– Ну как… заяц же ночью кормится. Я быстро. Туда сбегаю, посижу час-полтора и мигом обратно.

– Беда мне с вами. – Шубин нахмурился, устало махнул рукой. – Ладно, после ужина можешь сбегать. Только недолго, а то потом заснешь, тута, в воздухе. Фонарик возьми у Шаховцева, у него хороший. Упрется, на меня ссылайся… Чингачгук… – И добавил игривым тоном: – А Галюня нам зайчатины приготовит, да, красавица?

Галка расцвела, заулыбалась, нахально ему подмигнула:

– Для вас, товарищ капитан, сделаю все, что угодно…

Подавая порцию Саблину, она ненароком коснулась его крупной, высокой грудью. От этого прикосновения и от ее томного голоса у Виктора стало тесно в штанах. Он торопливо проглатывал остывающие макароны, не чувствуя вкуса и стараясь не смотреть на официантку. «А ведь бабенка ничего, – лихорадочно думал он, – конечно, старая уже, ей, наверное, может быть и все двадцать пять… но мне же не жениться…»

Позже, когда они с Игорем собирали очередную порцию дров – промерзших подсолнечных стеблей, он не удержался и как можно более равнодушным тоном спросил:

– А что, эта… Галка, которая официантка… дает?

Шишкин замер, покраснел, а потом неожиданно рассмеялся:

– Знаешь, Литвинов Сашка вот так вот насмотрелся, как Шубин Галку за задницу лапает. Ну и тоже… однажды ухватил. Так она ему потом дала… по морде. Хе-хе. Это Нифонт рассказывал. Она по капитану сохнет, а тот… ни себе, ни людям, как собака на сене.

После завтрака Виктор вылетел ведомым, с комэском, на разведку. Вследствие малой численности самолетов фронтовой авиации их полку нарезали немаленький сектор для наблюдения. Вот и летали каждый день, невзирая на погоду, состояние матчасти и количество летчиков. Обычно летали наиболее опытные летчики эскадрильи: Шубин с Петровым. Однако Дмитрий Михайлович всегда брал с собой Виктора или Игоря, смеясь: «Вдвоем веселее!» – а на самом деле натаскивая, давая налетать как можно больше часов в относительно спокойной обстановке. Если позволяла погода и обстановка – проводил короткие воздушные бои, один на один. В таких боях он обязательно комментировал свои действия по радио, а после проводил обязательный разбор. Указывал на ошибки, хвалил за успешные действия…

Немцы в небе больше не встречались, и за неделю Виктор выполнил двенадцать вылетов и провел четыре тренировочных воздушных боя. И хотя он понимал, что это ничтожно мало, однако даже такая малость позволила ему на многое взглянуть иначе. Он начал понимать суть воздушного боя, видеть свои слабые стороны и понял, что бой это не только маневрирование кто сильнее, до темноты в глазах. Нет! Бой сродни мастерству игры в шахматы, сродни поединку на шпагах в благородном искусстве фехтования. Правильное маневрирование самолетами в бою похоже на движение фигур на черно-белых клетках доски. Взаимодействие самолетов в звене так похоже на положение игральных фигур, что прикрывают друг друга, завоевывают инициативу. И занятие выгодной позиции с последующей стремительной атакой схоже с неотвратимым ударом рапириста.

Другое дело, он догадывался, что для понимания все этого ему далеко. Пока что Виктор мог только брать силой. Так говорил Шубин, а он с ним был согласен. Благо силы и выносливости ему хватало. Комэск только разводил руками, выдерживать подобные перегрузки так долго он не мог. Благодаря этому он почти сумел выиграть самый первый учебный бой, в последний момент комэск успел ускользнуть ему под капот. Потом Виктор увидел его сзади, как он любил говорить: «На шести часах». В последующих же боях он был позорно бит. Шубин уже не ходил за ним в виражи и не крутил петли, а ловко уходил вверх, захватывал преимущество по высоте и непрерывно атаковал.

Однако сегодня учебного боя не вышло. Во время разведки, неподалеку от Куйбышево, наткнулись на колонну. Колонна была аппетитная, полтора десятка автомобилей неспешно катили по укатанной дороге, посреди заснеженного поля.

– Атакуем! – Шубин перевел машину в пологое пикирование, Виктор тотчас устремился за ним, выбирая цель.

Однако колонна огрызнулась, от замерших машин к истребителям потянулись разноцветные шарики трассирующих снарядов, расплели паутину светящиеся нити трассеров из счетверенных пулеметов. Самолет Шубина словно заплясал, уходя от летящей навстречу смерти. В эфире Виктор услышал, скороговоркой:

– Маневрируй… маневрируй… с ходу бей и уходим…

Он бросил самолет вниз, уходя под ряд приближающихся ярко-красных шариков из «эрликона», дал левую ногу, оставляя справа потянувшуюся к нему линию пулеметных пуль и успев поймать в прицел цель, залпом отстрелил все РС. Целью оказалась небольшая легковая машина со счетверенной установкой зенитных пулеметов на борту. Ракеты легли вразнобой, однако одна из них, взорвавшись в паре метров от машины, перекинула и словно сдула ее с дороги. Он это успел увидеть мельком, отчаянно маневрируя, уклоняясь от вражеского огня, в этот момент самолет вздрогнул от попадания. Виктор замер от ужаса, однако ничего не происходило, дыма не было, он так же слушался рулей, только появилась тряска. Трясло так, что начало тошнить, пришлось сбросить тягу, стало немного лучше.

Ушли, оставив позади такую опасную цель. Над ней поднималось облако черного дыма, одна из вражеских машин все-таки загорелась от их огня. Когда Виктор поравнялся с ведущими, тот, улыбаясь, поднял вверх палец.

– Хорошо отработали. – Сквозь треск помех в наушниках раздался его уверенный голос. – Ловко немцев причесали. Теперь быстренько проверим дорогу до Кумшатского – и домой. У тебя, кстати, фюзеляж пробит. Все нормально?

Виктор отрицательно закачал головой, жестами пытаясь показать проблему. Шубин, видимо, ничего не поняв, нахмурился, коротко бросив в эфир:

– Уходим домой!

Неприятности продолжились на посадке. Когда он повернул кран выпуска шасси, в пневмосистеме вместо привычного свиста что-то коротко пшикнуло, сигнальные лампочки так и продолжили гореть красным. Только теперь Виктор доглядел, что манометр давления воздуха был на нуле. Пришлось крутить лебедку аварийного выпуска…

На пробеге самолет как-то особенно жестко воспринимал все неровности аэродрома, норовил завалиться вправо и в итоге так и застыл, перекошенный на один бок, раскорячив крылья. Моментально выключив мотор, он выскочил из кабины, опасаясь пожара. К нему уже бежали со стоянки люди, неслась псевдосанитарка, их старая полуторка, что каждый день возила летчиков на аэродром. Виктора моментально осмотрели, ощупали и, убедившись, что все нормально, народ переключил внимание на самолет.

Тут все оказалось куда хуже. Правое колесо шасси, видимо, простреленное в бою, теперь чернело лохмотьями свежепорванной резины. Из-за чего машину и перекосило. В крыльях виднелись черные точки нескольких пулевых пробоин. В фюзеляже, позади кабины, была дыра размером с кулак. Машине досталось изрядно, самолет было жалко до слез. Виктор ходил кругами, осматривая повреждения, переживая, ведь попади этот снаряд чуток левее, и такая дыра была бы в кабине. Подошел Палыч, посмотрел, сочувственно хлопнул по плечу, буркнул:

– Ничего, к утру залатаем… будет лучше прежнего. – Вскоре подъехал трактор и не спеша потащил искалеченный самолет на стоянку.

Вот так Виктор стал «безлошадным». Очень неприятное состояние, как будто неполноценный, чуть ли не убогий. Остальные летчики сегодня летают, благо погода позволила, а ты на земле слоняешься. Он долго сидел в землянке, глядя на огонь, пытался отоспаться, но сон не шел. Чтобы хоть чем заняться, двинулся на стоянку, помочь Палычу. Самолет затащили в капонир и уже успели снять винт. Раскапотированный, без винта, с козелками под правым крылом, он казался жалким. Палыч, весь измазанный в масле, слез со стремянки и чинно подошел, закуривая.

– От так от. Шесть пробоин в крыльях. Пробили камеру колеса и амортизатор шасси, остальное ерунда. А вот по фюзеляжу дела хуже, одна пуля пробила винт, кок, разбила компрессор, в нем застряла. А слева, видать, зенитка попала, воздушный клапан в труху размолотило. Вот ты без воздуха и остался.

– Так вот почему трясло, – догадался Виктор, – из-за винта все… Слушай, Палыч, давай помогу.

– Командир, иди, отдыхай, у меня тут помощников выше крыши, есть кому гайки крутить…

Ужин прошел уныло, в похоронном молчании. После обеда снова летали полком, прикрывать полк СБ. В этот раз немцы бой приняли, дрались яростно и упорно. Никифоров, командир первой эскадрильи, сумел сбить одного врага, однако и немцы не остались в долгу, сбили два бомбардировщика. Пилот первой эскадрильи, Сергей Лисичный, недавний герой, заваливший «мессера», также был сбит в этом бою. Его горящий «МиГ» упал в окрестностях Таганрога, парашюта никто не видел. Многие машины в полку получили повреждения. И теперь все летчики вяло ковыряли свои порции, изредка тихо переговаривались. Ощущение было такое, словно находишься на похоронах, даже наркомовские сто граммов не сумели разгладить обстановку…

После ужина Виктор направился к замеченной ранее колхозной ферме. Снег весело поскрипывал под ногами, взошедший месяц хорошо освещал заснеженную степь. Вот и ферма. Он быстро забрался на кучу, устроился поудобнее и принялся ждать. Как она тут оказалась – неясно. Может, война помешала увезти свеклу на переработку, а может, чье головотяпство – никто уже не скажет. Тем не менее приличная гора свеклы, порядка сотни тонн, осталась лежать под открытым небом никому не нужной промерзшей горой. Однако, несмотря на то что она промерзла, ни зайцам, ни оставшимся местным жителям, что часто наведывались сюда с мешками, это, видимо, не мешало. Заячьими следами здесь все было буквально затоптано. Снега выпало непривычно много для этих мест, вот косые и облюбовали себе большую кормушку.

Накануне он зашел к механикам, разжился фонариком и, воспользовавшись кусачками, обкусил скругленные головки пуль в обойме. Конечно, точность у таких пуль убогая, но на пару десятков метров хватит, а больше и не надо. Заяц на рану очень крепкий, а Виктор хорошо себе представлял, как «шьет» «ТТ» и бежать километр по снегу за умирающим подранком ему не хотелось.

Первый заяц показался минут через десять, темной тенью выделяясь на белом фоне заснеженной земли. Он настороженно подбежал к куче, шурша по снегу, принялся хрустеть промороженной свеклой и замер, освещенный ярким светом фонарика. Выстрел на морозе прозвучал каким-то жалким хлопком, зато от вспышки пламени и света фонарика Виктор ослеп. Однако все оказалось зря, он промахнулся. Заяц серой тенью удирал в спасительную тьму, а незадачливый охотник, беззвучно матерясь и моргая, так и сидел, карауля следующую жертву.

Второй зверек прибежал скоро, буквально минут через пять. Теперь Виктор стрелял без фонарика, тщательно целясь в серую, расплывающуюся на фоне незанесенной снегом свеклы фигуру. Снова тихий хлопок выстрела, ослепляющая глаза вспышка, и белые пятна в глазах. Шум на снегу показывал, что в этот раз он попал. Заяц бился в агонии, рассыпая на снегу кажущиеся черными в ночи капельки крови.

– Ну, с первой кровью! – поздравил Виктор сам себя. Раньше… или нет, не раньше – позже, по этому поводу проводился целый ритуал. В конце захода быстренько, на скорую руку накрывали стол на капоте машины, разливали по стопочке и под немудреную закуску поздравляли стрелка. Сейчас же… свои сто граммов Саблин употребил еще за ужином…

Мороз усиливался, несмотря на унты и меховой комбинезон, сидеть на куче промороженной свеклы было некомфортно. Тем не менее за час с небольшим он добыл четырех зайцев. Конечно, это неспортивно, и сам Виктор такое занятие охотой не считал, но макароны надоели, а зайцев тут действительно было много. Запихав добычу в заранее припасенный мешок и похвалив себя за предусмотрительность, – не придется пачкать комбинезон кровью, он отправился домой. По дороге решил заглянуть к техникам, отдать фонарик. Благо там кто-то еще не спал, сквозь неплотно задернутые шторы светомаскировки пробивался слабый лучик света.

К его удивлению, Шаховцев, Палыч и еще трое техников их эскадрильи еще ужинали. Расположившись за большим столом, они устало ковыряли остывшие макароны, запивая холодным чаем. Виктор поразился, насколько у них был усталый вид. Красные, распухшие руки с въевшимся в кожу маслом и грязными ногтями, измученные лица с черными пятнами от обморожений, – видимо, недавно пришли с аэродрома, закончив ремонт.

– Николай Николаевич, я вам фонарик принес, спасибо!

– А, Саблин, с тебя за фонарик пять зайцев. Много настрелял? – хриплым, простуженным голосом спросил Шаховцев.

– Я думаю, торг здесь уместен, – засмеялся Виктор, – нож дадите хороший и керосинку не мешало бы.

– Слушай, – сказал ему Палыч, доставая откуда-то финку, – а тебе их шкуры нужны? Кстати, наш самолет я починил.

– Спасибо, Палыч, – искренне обрадовался Виктор, – а шкуры мне не нужны. Зачем? Если хочешь, забирай, постараюсь аккуратнее их снять, только их еще выделывать надо, знаешь?

– Да, знаю, – буркнул Палыч, – есть тут умелец. Пойдем, посвечу. Там вон, фартук возьми, запачкаешься…

С зайцами Виктор управился быстро, благо там особых навыков и не надо. Снимал шкуры, потрошил, складывал в ведро, пересыпая снегом. Палыч только сопел, глядя, как быстро он с ними разделывается. Закончив работу, Виктор умылся, полюбовавшись ножом, вернул его хозяину.

– Хороший нож, удобный, острый. Сам делал?

– Сам, – ответил Палыч, – еще в финскую. Вот с тех пор с ним не расстаюсь. Тогда также холодно было…

– Да. Хороший нож. Ладно, пойду я. Держи, Палыч, зайца, с мужиками приготовите. На суп он не очень, постный, но тушить самое то.

Месяц уже зашел за облака, когда Виктор пошел домой, скрипя снегом по заметенным улицам ночного хутора, натыкаясь впотьмах на заборы и влезая в сугробы. А Палыч все стоял, задумчиво смотря ему вслед и что-то тихо бормоча себе под нос.