Текст книги "«Ла»-охотник. В небе Донбасса"

– Витька? Подойди тута.

Он сел рядом с Шубиным, достал папиросу и стал ждать командирских откровений. Шубин не торопился, неторопливо, задумчиво посасывал мундштук, жевал губами.

– Спасибо, – наконец сказал он, не уточнив, за что, но Виктор и так все понял.

– Ночью не ложился почти, – добавил командир, – часа три поспал тута. Вот оно и сыграло. Ты уже понял, где мы ошиблись?

– Да чего тут понимать, – ответил Виктор, – сперва далековато от группы были, потеряли с ней зрительный контакт. С ходу помочь ничем не могли. Потом, когда довернули на того немчика, что Быкова сшиб, и скорость потеряли.

– Надо было наказать тута, – вздохнул командир, – но ты прав… прав… Ты, кстати, в курсе, что Быков этого «Фоккера» таранил? Битман, ведомый его, в рапорте написал…

– Как таранил? Брехня, – опешил Виктор, – я сам видел…

– Щас шепнули. Замполит дивизионный уже в сводке отразил.

– И что теперь будет?

– Да ничего, – хмыкнул Шубин. – Нам с тобой от того тута ни холодно ни жарко. Немцам, думаю, тоже. А Битмана я завтра отлюблю… Отдыхать нужно, Витька, перед полетами. Вот главный вывод. Я вот ночью не поспал и едва тута живой остался. Так что ты со своей бабой не усердствуй сильно, – он засмеялся. – А вообще я тебе удивляюсь тута. Ты же умный парень, войной битый, чего ты до этой курвы бегаешь? Неужто в полку нормальных девок нет?

Виктор промолчал.

– Ладно тута. – Командир понял, что интересный для него разговор развития не получит, и успокоился. – Готовься. Завтра станешь заместителем Егорова. А Лешку Соломина во вторую переводят. На ту же должность. Приказ вчера еще подписали…

– Во вторую? Как? – Виктору показалось, что он ослышался.

– Во вторую! Молча тута! – кратко ответил Шубин и пояснил: – Усилить надо. Потери большие, новичков много, а сильных летчиков тута один – Гаджиев. Не потянет. Я хотел тебя комэском поставить, но там, – он указал пальцем вверх, – не дали. Нечего было на Пруткова с ножом кидаться, теперь аукается. – Он усмехнулся. – Понял? Комэск из варягов будет.

– Хреново будет без Лешки, – пригорюнился Виктор.

– Нормально! Перебьетесь тута, – обрезал командир, – Егоров уже пороху понюхал, обтесался, тебе фору даст. Ты на месте, никуда не делся. Ильин опять же у вас, а он иных двоих стоит. На днях из госпиталя Кот вернется. Ларин твой, хоть и распиздяй, но летчик хороший. Если натаскаешь, то цены не будет… Да вас давно тута раскулачивать пора… Собрались сливки…

Виктор усмехнулся шубинской логике, но в душе все же признал его правоту. Вторую эскадрилью нужно было усиливать. Он вспомнил, что его родной Таганрог освободили в конце августа, а это означает наступление и соответственно бои в воздухе.

– Жарко будет, – неожиданно для себя сказал он. – Наступление скоро.

– А ты думал, что эти «Фоккеры», что мы завалили, у немцев последние? – Шубин усмехнулся. – Впереди тута драчка будет, и неслабая! Кстати, чуть не забыл. Только что пришло подтверждение от пехоты. Пишут, что прямо над позициями один наш «Як» дрался против трех немцев и одного из них сбил. Летчика в плен взяли. По всему тута выходит, что это твой подранок упал.

– Вот как? – удивился Саблин. – Выходит, шестнадцатый?

– Ага, – улыбнулся командир, – скоро меня перегонишь.

– Я его вверх ногами срезал, – похвастался Виктор, довольно улыбаясь, – последними снарядами. А «Фоккер» этот сильно побит?

– Не знаю тута, – командир потянулся за папиросами, – они не написали. Да и везти его оттуда та еще морока – километров восемьдесят будет. В следующий раз поближе к аэродрому сбивай…

…Полк прочно осел в Новошахтинске. Окопался, прижился, прирос. Ему подкинули немного самолетов, пополнив до штата, подкинули летчиков. Теперь прежний монолит «Як-девятых» разбавляли потрепанные ветераны Сталинградской битвы – «единички» и «семерки». Подкинули и летчиков. И если старые, потрепанные самолеты были злом, то двое уже немного хлебнувших войны младлеев, попавших в первую и вторую эскадрильи, были несомненным добром. Как и капитан Чуриков – новый комэск-2. Командиром он оказался хорошим, летчиком тоже, успев отличиться в первую же неделю пребывания в полку, перехватив и завалив вражеского разведчика.

Готовясь к летнему наступлению, немцы активизировали действия своей авиации, нанося частые и довольно болезненные удары по боевым позициям и коммуникациям наших войск. Перехватывать их с полкового аэродрома оказалось практически невозможно, поэтому одна из эскадрилий постоянно дежурила на небольшом пятачке, расположенном всего в пятнадцати километрах от линии фронта. Отсюда, особенно по ночам, когда не ревели двигатели самолетов, хорошо было слышно, как громыхала артиллерийская канонада, как загорались в ночи далекие зарницы…

Было здесь неимоверно скучно. Колхозный луг, хилая посадка с установленными в ней палатками, импровизированный штаб с единственным телефоном. Крытый камышом навес вместо столовой, укрытые маскировочными сетями истребители и бочки с ГСМ. Тишина и скука. Хорошо еще, что расположенные неподалеку мелкие пруды худо-бедно обеспечивали дичью и свежей рыбой, иначе обитать тут, на одном сухом пайке, стало бы совсем уныло.

– Как вы тут живете? – Ларин прихлопнул неудачно усевшегося овода. – Жарко, пыльно. Ни лесов, ни грибов. То ли дело у нас, под Тюменью. В лес как пойдешь, куда ни наступи – гриб. И ягоды… ты когда-нибудь ел чернику?

– Да ел я твою чернику, – отмахнулся Виктор, – зато у вас черешня не растет. И виноград. И алыча с жерделой.

– Это да, – сразу загрустил Славка. До черешни он был большой любитель.

С неба донесся рев авиационного мотора, и над посадкой голубой тенью мелькнуло брюхо истребителя. «Як» лихо побрил старт и, развернувшись, зашел на посадку. Судя по крупной желтой единице, нарисованной на фюзеляже, – пожаловал сам комполка. Разговоры смолкли – летчики, не сговариваясь, пошли к стоянке, за новостями.

Шубин, закончив инспектировать эскадрилью и насовав за недостатки и виновным, и тем, кто просто попался под руку, развалился на полянке, где обычно отдыхал личный состав. Уселся на свежеотесанную скамеечку – самое удобное, командирское место, – выселив Егорова. Отер платком все ширящуюся лысину, расстегнул ворот гимнастерки, покопавшись в своем планшете, достал какую-то бумажку и объявил:

– Неплохо устроились, курортнички. Вам только водки не хватает и блядей. Или нашли тута?

– Обижаете, тащ майор, – оскорбился Егоров, – мы днем и ночью…

– Жарко-то как, – перебил его комполка. – Саблин, ты тута местный? Скажи, какого хрена здесь так жарко?

– Это, Дмитрий Михайлович, еще не жарко. Вот в июле…

– Обнадежил, – буркнул командир и перескочил на главное: – Слушайте сюда. Из дивизии тута дали новое указание… будем теперь заниматься еще и свободной охотой.

– Охота? – обрадовался Виктор. – Здорово! – Остальные летчики пока не разделяли его энтузиазма и поглядывали на командира в ожидании разъяснений.

– Первый доброволец есть. – Шубин оскалил желтые клыки. – В шестой гвардейской дивизии этот метод уже месяц примеряют, результаты тута неплохие. Теперь и мы начнем работать – сектор выделили. Что еще? Помимо поиска вражеских самолетов будем попутно проводить воздушную разведку, ну и про атаку наземных целей забывать не следует. Дело это рисковое тута, но при случае нагадить немцам можно крупно. – Он еще раз оглядел притихшую эскадрилью и нахмурился. – Где радость на лицах? Где энтузиазм и восторг? Один Саблин… Вот с тобой, Витька, и полетим сейчас. Снимем тута пробу с девушки.

Он резко встал, и остальные, словно подброшенные, тоже подскочили.

– Вылет через полчаса! – Командир говорил быстро и сухо. – Мою машину срочно заправить, подготовить. Проследите! Остальной эскадрилье в готовность номер один тута. Егоров, Саблин, останьтесь, остальным разойтись…

Вновь под крылом замелькала степь, балки, дороги, деревеньки. Темным пятном на горизонте проплыл Таганрог, Шубин обошел его далеко стороной, и Виктор даже знал почему. Он как наяву вспомнил объятое пламенем крыло командирского «МиГа», хищные профили догоняющих «мессеров», жесткую болтанку облаков. Это случилось полтора года назад, но казалось, что за это время прошла целая жизнь.

Впереди засеребрился Таганрогский залив. Море было тихое и гладкое. Змеился узкий берег, заросший камышами, медленно проплывали рыбацкие поселки. Неподалеку от берега виднелся белый бурун от катера, далеко мористее кралась какая-то небольшая баржа. Наверное, плывущие на ней матросы сейчас с тревогой всматривались в небо: насколько знал Виктор, несколько дней назад наши штурмовики утопили на этом маршруте несколько фашистских посудин. Самолет внизу он увидел не сразу. Странный отблеск привлек его внимание, он всмотрелся и лишь тогда разглядел тяжелый трехмоторный транспортник, медленно летящий у самой кромки воды. Камуфляж его практически сливался с фоном побережья, и выдали лишь черные окантованные кресты на крыльях.

– Командир, самолет внизу, западнее нас. По-моему, «Ю-52».

Ведущий «Як» почти лег на крыло, Шубин искал глазами цель.

– Это мы удачно зашли. – Сквозь треск радиопомех Виктору представился волчий оскал командирской улыбки. – Сейчас тута у кого-то жизнь сложится…

С транспортника их увидели. Самолет вдруг шарахнулся подальше от воды и начал стремительно снижаться, его стрелок стал издалека лупить длинными очередями. Но что могла сделать эта пукалка против пушки и крупнокалиберного пулемета? Шубин метров с трехсот длинной очередью врезал по фюзеляжу вражеского самолета, заткнув пулеметчика, и, подойдя поближе, влепил вторую очередь в левый мотор. «Юнкерс» загорелся сразу, выбросив ярко-оранжевый язык пламени и длинный шлейф дыма, стал заваливаться на левое крыло. Виктор огорченно цыкнул – ему ничего не досталось. Но все равно обстрелял уже правый мотор горящего самолета, увидел попадания и потянул вверх, за командиром.

Они набирали высоту, довольные хорошо выполненной работой. «Юнкерс» застыл на земле, перекосив крылья, горящий и жалкий. Вражеский пилот все же успел посадить обреченную машину на берег, и теперь ее команда торопилась убежать подальше, пока не взорвались баки. Наших летчиков это не волновало, снова обойдя Таганрог стороной, они уходили на восток. Над линией фронта их обстреляли. Трассирующие пули пересекли пространство недалеко от саблинского «Яка» и исчезли в облаках. Пришлось взмывать вверх, несколько минут лететь в серой пелене облачности и лишь затем осторожно снижаться.

Вскоре появился аэродром подскока. «Як» запрыгал по неровной полосе и, поднимая тучу пыли, порулил к деревьям. Виктор вылез из кабины и облегченно рассмеялся. Натруженная шея неприятно ныла, напряжение вылета отпускало медленно, неохотно. Отдал шлемофон технику, потянулся за папиросой.

– Палыч, место нашли рыбное, – затягиваясь, сообщил он механику, – теперь без добычи не останемся…

Виктор накаркал. За три дня и четыре боевых вылета на свободную охоту им с Шубиным не встретилось больше никого. Не считать же добычей груженую подводу, расстрелянную больше со злости. И напрасно Шубин каждое утро бросал полк, все дела и летел сюда, чтобы сделать вылет. Все проходило впустую. Из всех летавших повезло лишь Ильину и Ковтуну. Они перехватили какой-то странный двухмоторный пузатый самолет со стеклянным, как у «Хейнкеля», носом и двухкилевым хвостом и после пары атак загнали его на землю. На «консилиуме» во вражине признали транспортный «Зибель», и комполка засчитал летчикам законную победу. Правда, лицо при этом у него было кислое-прекислое… Тем не менее летать продолжали. Немного – четыре, шесть вылетов в день, но делали.

…Тряхнуло, зашумели колеса, и самолет покатился, подпрыгивая на неровностях аэродрома и все сильнее замедляясь. Грузно запрыгнул на крыло Палыч, показывая, куда рулить. Наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась неподалеку от палаток. Виктор принялся отстегивать ремни.

– Ну как? – Палыч требовательно заглянул в кабину.

– Машина зверь! Рация чего-то барахлит. Механика пни, пусть посмотрит…

Оставив враз ставшего озабоченным техника у самолета, Саблин направился к командиру. Доклад о вылете был пустой формальностью, но за небрежение схлопотать можно было легко…

В штабной палатке тихо попискивала радиостанция, радистка из дивизии нахохлилась на своем стуле, прикрыв глаза, слушала эфир. Кроме нее, там еще находилась Таня, которая сидела у телефона и заполняла какую-то справку. Виктор привычно уселся на ящик у входа, служивший стулом, кинул на стол шлемофон, достал планшет. Дела военные остались позади, начиналась бюрократия.

– Это, Дмитрий Михайлович, бесполезно, – продолжил он начатый еще на стоянке разговор. – Зверь на дальний кордон ушел. Они все на Таганрогском аэроузле и у Сталино, а там… ну вы знаете.

Шубин раздраженно мотнул головой.

– Эх, нам бы человечка с рацией да на трассу, чтобы «Юнкерсы» выпасал. Вот бы жизнь была.

– Ты давай, пиши отчет тута, – буркнул командир, – фантазер. У Михайловки сколько машин насчитал?

– Двенадцать!

– А я тринадцать! Пиши тута, пиши!

В палатке было душно, солнце хорошо пропекло выгоревший брезент, а в открытые окна и распахнутый полог проникало слишком мало свежего воздуха. Монотонный писк и душный спертый воздух убаюкивали, тянули в сон. Виктор расстегнул пуговицы гимнастерки и, потея, стал царапать очередную бумажку. В продуваемой степным ветром тени столовой было куда прохладней. Там можно вдоволь наслушаться баек про все случаи жизни, до отвала напиться кислого, вяжущего рот тернового компота. Но идти туда почему-то перехотелось. Наверное, потому что у Тани замечательно красивые зеленые глаза, а когда она выпрямляется и гимнастерка обтягивает грудь, такую аккуратную и красивую…

Девушка перехватила его взгляд и сразу отвернулась, густо покраснев. Он поздно понял, что смотрел на нее очень уж пристально, смутился сам. И вновь вгрызся в отчет.

Как рассказал всезнающий Соломин, ролью машинистки Таня откровенно тяготилась и одно время даже пыталась перевестись в школу снайперов, но ее не отпустили. Прошел слух о каком-то грандиозном скандале, который она закатила Пруткову. Но слух этот слухом и остался – Таня как работала, так и продолжала работать в штабе. Вот только вместо «приличного» аэродрома у Новошахтинска оказалась в этой тмутаракани. Эскадрильи менялись, а она оставалась.

Послышался далекий гул авиамоторов, и сонное наваждение в палатке сгинуло. Задремавший было Шубин вскочил, захлопал глазами:

– Что? Где? Ларин вернулся?

Они выскочили на улицу, завертели головами, таращась в небо, выискивая источник звука. Гул накатывал все сильнее, басовитый, чужой, немецкий.

– Ракету! Дежурную пару в небо! – Виктор думал, что командир помчится к своему истребителю, но тот не пошевелился. Он бросил быстрый взгляд на стоянку – и понял причину. Самолеты еще не начали заправлять, успели лишь подкатить бочки с бензином, и вокруг машины комполка суетились люди со шлангами и ручным насосом. Саблинский истребитель был раскапотирован, и на стремянке с отверткой в руках соляным столбом застыл Палыч.

В штабе все затихли. Связистка и Таня замерли с испуганными лицами, видимо, им уже доводилось бывать под бомбежкой.

– Какого хрена зависла? – рявкнул он на связистку. – Ларина вызывай…

Та вздрогнула, взгляд у девушки стал осмысленным, и она забубнила в микрофон позывные Вячеслава. Таня тоже быстро пришла в себя и теперь бросала на Виктора испуганные взгляды.

– Дай сюда! – Шубин вырвал у связистки микрофон. – Двадцать второй, – закричал он, – над аэродромом немцы. Высота около трех, идут на запад. Повторяй! – рявкнул он и швырнул микрофон обратно.

Репродуктор молчал, но иначе не могло и быть – на Славкиной машине не было передатчика. Стены палатки заходили ходуном – дежурная пара пошла на взлет, и все вновь высыпали на улицу. Вновь принялись обшаривать глазами небо, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Увы, сильная облачность этого не позволяла. Гул моторов стал громче, казалось, что он звучит прямо над головой. Затарахтело и на стоянке – было видно, как замелькали лопасти винтов на машинах Егорова и Никифорова.

– Поздно, – прокомментировал Шубин, – одиннадцатому взлет запретить.

И тут же с неба, едва слышимый на фоне ревущих двигателей, раздался пулеметный треск, перемежаемый с резким пушечным перестуком. На земле забыли, как дышать. Все, кто сейчас был возле палатки, все, и летчики, и техники, и механики, и красноармейцы БАО, сейчас с тревогой всматривались в небо и ждали развязки. Она не заставила себя долго ждать.

Дежурная пара едва успела подойти к облакам, как оттуда вывалился горящий «Юнкерс Ю-88». У бомбардировщика пылало левое крыло, и за ним, словно шлейф подвенечного платья, тянулся черный дым. На земле все замерли, завороженно рассматривая редкую и красивую картину. Первым опомнился Палыч.

– Ура-а-а! – заорал он, стоя на своей стремянке и размахивая над головой отверткой. Капоты истребителя чудесным образом уже вернулись на место. – Ура-а-а.

– Ура-а-а, – закричали все вокруг, по стоянке словно разлилась волна щенячьего восторга. Виктор услышал, как в крики вплелся счастливый девичий визг, увидел, как техник Ларина исполняет какой-то безумный, африканский танец радости. Самолет коснулся земли, и в этом месте расцвел огромный оранжево-черный цветок, и спустя несколько секунд донесся приглушенный расстоянием взрыв. Потом из-под облаков показался маленький лоскуток парашюта, и сразу же наступила тишина – все вновь замерли, всматриваясь в крошечную точку, повисшую под белой тряпочкой.

– Чего уставились тута, – раздался насмешливо-равнодушный голос Шубина, – сбитых не видели? Сержант! – окликнул он командира отделения охраны. – Возьми своих бойцов, сходи за этими. Винтовки только не забудьте. Если немчики вдруг надумают отстреливаться или тебе покажется, что они руки поднимают без должного энтузиазма, то кончайте их сразу. Нам тут языки не нужны, главное, чтобы у вас дырок не было. Танюша, доложи в дивизию, сообщи, что сбили, и пусть сюда особиста пригонят! И надо к самолету послать кого-нибудь посмекалистей. Пусть шильды поснимают или еще чего… Ну? Чего тута застыли? Выполнять приказ!

…Наступил июль. Стало гораздо жарче, степь пожелтела и выгорела от беспощадного зноя. Солнце жгло, липло к коже, суша раскрытые рты и вынуждая укрыться в тени самолетов. Над дорогами висели облака пыли, люди старались спрятаться в тень, но жара донимала и там. Все не занятые службой старались обосноваться на берегу реки, но она обмелела, уменьшившись за малым не вдвое.

Виктор сидел под крылом «Яка» и обливался потом. У него по плану сегодня был пятнадцатиминутный тренировочный вылет, вот только в его ожидании легко можно было получить солнечный удар. Чуть прихрамывая, подошел Сашка Литвинов. Тоже забрался в тень, протянул холодную флягу с водой.

– Держи. Только с колодца. Не успела еще…

Виктор благодарно кивнул. Вода моментально проступила потом, но стало чуть легче.

– Как жена? Пишет? – спросил Сашка.

– Да вот, чего-то вторую неделю ни строчки. Может, почта задерживает…

Литвинов помолчал, потом как-то несмело произнес:

– Я вот попросить хотел… Дело такое… сейчас же ты на тренировку летишь?

– Лечу. Только тут раньше изжаришься.

– Слушай. А можно я за тебя слетаю, – умоляюще зашептал Сашка. – Очень надо!

– Да ты чего, Саш? – Виктор оторопел. – Это же «Як», а не «У-2». Скорости другие, все другое. Разобьешься и меня под монастырь подведешь…

– Не подведу, не подведу, – жарко заговорил Литвинов, – мне бы разок попробовать, силы свои оценить. Ты же знаешь, сколько я на «МиГе» летал! А на «У-2» почти каждый день в небе, то туда, то сюда. А я на истребитель хочу, снова фашистов бить… Это же вы с Игорем мне написали, что без ноги летать можно! Так выручи…

Виктор вспомнил читанную когда-то в прошлой жизни книгу про безногого летчика – Мересьева. У того не было обеих ног, однако он, после упорных тренировок, сумел вернуться в небо и воевал на истребителе, сбивал фашистов, и если верить книге, то делал он это прямо сейчас. Наверняка Сашка тоже сможет, раньше он был сильным летчиком, да и сейчас без проблем летает на «У-2». Вот только что будет, если он разобьется? Литвинов ведь привык к «кукурузнику», отвык от истребительных скоростей. Ведь даже спарки нет, чтобы вывезти, подсказать, подправить. Чуть ошибется, и привет, земля, плюс еще ступня эта деревянная. И хорошо еще, если дело кончится просто аварией. В любом случае Виктора за такое по голове не погладят. Но и Сашке отказывать не хочется, вон как глаза горят. Эх, была бы спарка…

– Как же ты полетишь? Ты хоть «Як» сперва изучи, – попытался отмазаться он, – ту же кабину…

– Да изучил я, изучил, – замахал Литвинов руками, – пойдем, прямо сейчас проверишь… Что там? Вон Кузьмин в девятом гвардейском летает без ступни! А я что, хуже?

Виктор гонял его минут пятнадцать, буквально по всему. Пытаясь найти хоть какой-то пробел в знаниях, отыскать любую зацепку. Все напрасно. Сашка подготовился хорошо, отвечал без запинок, четко, грамотно. Видно было, что он времени зря не терял и самолет изучил основательно.

– Блин, – Виктор грустно почесал затылок, – ты меня без ножа режешь. Ладно, помирать так с музыкой. – Он сунул Литвинову свой шлемофон. – Только смотри там. Если что – лучше прыгай. Хрен с ним, с самолетом…

Он с грустью смотрел, как ставшая уже родной «русалка» оторвалась от взлетной полосы. Сердце щемило в ожидании неприятностей. Снова вспомнил книгу про Мересьева. Там описали переживания летчика, который взлетел без ног. Но почему никто не показал переживания человека, который разрешил, который выпустил его в этот полет? Ведь ждать исхода вылета оказалось куда как тяжелей, чем даже драться в воздушном бою. Он, задрав голову, наблюдал, как уменьшается в размерах самолет, и не заметил, как побелели стиснутые в кулак костяшки пальцев. «Як» набрал высоту и принялся выполнять пилотаж.

– Оно и правильно. – Палыч подошел почти бесшумно. – В сорок первом ты на его «МиГе» долетывал, теперь он на твоем «Яке». Не боись, Витька. Сядет как миленький.

Он не ответил, только поморщился, не отрывая взгляда от маленького самолетика в небе.

– Не боись, – повторил Палыч, – вы с аэродрома по девкам, а Сашка шасть в кабину и давай учиться. Да и раньше он хорошо летал. А что переживаешь, то хорошо.

Виктор не стал слушать словоохотливого техника и пошел по аэродрому, нервно посматривая в небо. Истребитель вовсю уже крутил виражи и мертвые петли. По его мнению, выходило не очень…

Ноги принесли Виктора к КП. Тут обитал руководитель полетов, торчала тарелка репродуктора, толпился причастный народ. Он хотел было постоять в стороне, незаметно послушать, но буквально нос к носу столкнулся с Шубиным. Командир кивнул на приветствие, прошел было мимо, но вдруг замер.

– Саблин… ты эта тута как?

Виктор сделал отчаянную попытку провалиться сквозь землю, но потерпел фиаско.

– А там кто? – Шубин указал рукой на кувыркающийся в небе самолет.

– Литвинов, – упавшим голосом сказал Виктор.

– Что-о-о? Да как ты… твою… маму… семь раз… через кобылу… Витя, ты совсем охуел? – Лицо командира покрылось пятнами. Сашка тем временем прекратил пилотаж и уже стоял «в круге». Виктор невольно скосил глаза. Шубин застыл на полуслове и вдруг, кинувшись к КП, принялся рвать микрофон из рук руководителя полетов. «Як» заходил на глиссаду, и Шубин так и застыл с поднесенным ко рту микрофоном. Истребитель коснулся полосы у посадочного «Т», подпрыгнул, снова коснулся и побежал по желтой траве аэродрома. Виктор почувствовал, что по спине сбегают струйки пота…

Шубин рвал и метал, выплескивая на головы виновных свое негодование. Виктор принимал начальственный гнев как должное, понуро повесив голову, Литвинов же сиял как начищенный пятак и тем самым распалял командира еще больше. Наконец комполка осип и иссяк.

– Воды, – прохрипел он, и руководитель полетов сразу же кинулся снимать с пояса флягу. Промочив горло, Шубин снова ожил. – Вот тут, – он ткнул пальцем в непосредственной близости от КП, – вырыть яму и накрыть ветками. Это будет персональная землянка лейтенанта Саблина. Рядом тута вырыть вторую, для старшего лейтенанта Литвинова. Пусть там живут. И под домашний арест! Обоих! – снова заорал он. – Сук-кины дети!