Текст книги "Швейцарец. Лучший мир"

– Понятно. Как скоро надо выезжать?

– Как будете готовы – так и езжайте. До вашего перехода ведь не очень долго осталось? Так чего тянуть? Но у меня есть ещё один вопрос. Как вы смотрите на то, чтобы привлечь госпожу До’Урден к разработке наших новых образцов автомобильной и тракторной техники?

– М-м-м, что? – не понял Алекс.

– Как выяснилось, ваша жена – очень неплохой художник, – пояснил Сталин. – Она даже участвовала в нескольких выставках, причём одна из них была персональной.

– Вот как… – тупо отозвался парень, совершенно не понимая, как художественные таланты Эрики связаны с чисто инженерной задачей по разработке новых образцов тракторов и автомобилей.

– Дело в том, что госпожа До’Урден, похоже, насмотревшись тех альбомов, что вы привезли в прошлый и в этот раз, начала рисовать, как она это назвала, «картинки из будущего». Не такого отдалённого, как ваше, – лет на десять-пятнадцать. И эти её картинки углядели некоторые преподаватели и слушатели Промакадемии. Среди которых оказался и товарищ Дьяконов[30]30
  Первый директор ГАЗа.


[Закрыть], которому они очень понравились. Более того, он утверждает, что просто влюбился в них.

– Хм. – Алекс задумался. Он видел, что Эрика явно несколько заскучала. Её деятельной натуре было недостаточно тихого семейного уюта и скромной должности редактора-переводчика. Ну да иначе бы она вряд ли заинтересовалась такими вещами, как мотоциклы, яхты и самолёты… Так что, возможно, новая деятельность придётся ей по нраву. Чем это им грозит? Да, в принципе, ничем серьёзным. Она же не собирается выезжать за пределы СССР? Да и кто ж её отпустит? После всего случившегося-то… И охрану ей точно выделят. А что – вариант!

– К тому же ваша жена – единственный из художников, который будет иметь полный доступ не только ко всем материалам и рисункам, что вы привезли, – с ехидной улыбочкой произнёс Сталин, – но и, так сказать, абсолютный доступ «к телу» самого главного консультанта.

Парень хмыкнул, оценив шутку, и согласно кивнул:

– Хорошо, согласен. Но два условия!

– Слушаю, – посерьёзнел хозяин кабинета.

– Во-первых, она будет не просто художником, а руководителем специальной студии, можно в составе НАТИ[31]31
  Научный автотракторный институт – такое название носил НАМИ с 1931 по 1946 год.


[Закрыть]. Назовём её Студией эстетики и цве… – Тут он запнулся… В голову пришла мысль, что Харли Эрл, возможно, уже вовсю работает на «Дженерал моторс». И зачем тогда так откровенно подчёркивать свою вторичность? – Нет! Лучше «Студией технического дизайна».

– Не вижу никаких препятствий, – улыбнулся Сталин.

– И во-вторых, я хочу, чтобы она могла подписывать свои эскизы фамилией До’Урден.

А вот тут хозяин кабинета нахмурился. Фамилия До’Урден в СССР публично нигде не звучала. Только среди «посвященных». Потому что было неосторожным наталкивать кого бы то ни было на связь между неким господином До’Урден и первым в мире государством рабочих и крестьян.

– Вы думаете, это будет разумным?

Алекс задумался. С одной стороны, у него свербело. Ему… ему нравилась эта фамилия. И когда настанет время им с Эрикой уходить в будущее, он хотел приложить все усилия для того, чтобы стать До’Урден и там. Да и Эрика также была к ней неравнодушна. Особенно после того, как он рассказал ей, откуда эта фамилия вообще взялась. А ещё он очень хотел, чтобы его жена снова стала хоть сколько-нибудь знаменитой. От славы «Че Гевары в юбке» он её, слава богу, избавил, но Эрика достойна того, чтобы остаться в памяти людей не только «хорошей женой и матерью». Так почему бы ей не прославиться в этом? С его помощью она точно станет этаким «Сальвадором Дали» в области дизайна. Наверное… Но с другой стороны, все те резоны, из-за которых и было принято решение не «светить» в СССР фамилию До’Урден, также никуда не делись. И как быть?

– Я думаю, – медленно начал Алекс, – что определённая опасность в этом есть. Но, как мне представляется, есть способы сделать её минимальной.

– Может быть, – задумчиво кивнул Сталин. – Но я бы вам посоветовал сначала всё-таки посоветоваться с женой.

– Непременно! – согласно кивнул парень…

В Швейцарии он застрял почти до самого перехода. Бюрократическая система даже такой прогрессивной страны работала крайне неторопливо. Так что и процессы патентования, и процессы оформления собственности сильно затянулись. А учитывая, что помимо этого пришлось ещё и искать и нанимать персонал – главного инженера, технолога, мастеров, – без герра Циммермана он бы точно до марта не справился. Да и с ним пришлось изрядно побегать. В принципе, можно было и плюнуть! Денег у него в будущем хватало, считай, на всё. Но так то в будущем! А Алекс не исключал того, что захочет кое-что прикупить и в настоящем. Например, какие-нибудь драгоценности жене. Фамильные. Или даже и нет, но с историей. Она же этого достойна, не так ли?.. А канистры – это верные деньги! Когда он изучал этот вопрос, то узнал, что уже к сорок пятому году в пользовании находилось более двадцати миллионов таких канистр. Да если даже с каждой ему «капнет» всего по одному швейцарскому франку прибыли – это ж такие деньжищи по местным меркам получаются… Да и СССР, которому он передавал лицензию в обмен на поставку оборудования для завода, тоже на этом должен будет неплохо подняться. И, до кучи, не будет тратить валюту на закупку канистр за рубежом. А то в той истории, которой уже не будет, их аж до пятидесятых годов за рубежом покупали…

Нет, неделю на то, чтобы смотаться в Союз и увидеться с семьёй, он перед отъездом выкроил. Но и только…

День перехода, уже вполне традиционно, принёс неожиданности. И, как обычно, неприятные. Ну, или, как минимум, напрягающие.

Всё началось с того, что уже вечером, когда практически стемнело, в дом ввалилось несколько человек во главе с Фрунзе.

– Михаил Васильевич, – удивлённо обратился к нему Алекс, – какими судьбами? Что-то случилось?

– Да нет, всё по плану, – широко улыбаясь, заверил его нарком. – Вот, привёз вам тех самых трёх человек, о которых вам говорил Иосиф Виссарионович.

– Каких трё… – Алекс осёкся, припомнив разговор о людях, «информация которым будет доведена перед самым вашим уходом», а затем озадаченно уставился на них. Он совершенно не понимал, зачем этим людям доводить информацию о нём перед его уходом в будущее. Чего этим собирались добиться-то?

– Э-э-э… – неуверенно начал он, но Михаил Васильевич его прервал:

– Всю необходимую информацию им я уже довёл. Одежда на них изготовлена по вашим образцам. Необходимыми средствами в золоте и драгоценных металлах они обеспечены. Так что они готовы.

– К чему? – всё ещё не догоняя, тупо спросил парень.

– Отправиться с вами, конечно, – как само собой разумеющееся ответил Фрунзе. И, вздохнув, добавил: – Вы бы знали, как я им завидую…

– Но-о-о они же могут погибнуть? – растерянно произнёс Алекс. Народный комиссар СССР по военным и морским делам улыбнулся.

– Они знают это. И согласны рискнуть.

– Блин, а вот я не готов… – взвился Алекс, но Фрунзе остановил начавшийся бурный спич взмахом руки. После чего терпеливо заговорил:

– Александр, вы же знаете, что уже через пять лет начнется мировая война. Да и после неё мир сильно изменится. И нам нужно ещё очень и очень много сделать, чтобы встретить не только войну, но эти изменения максимально готовыми к ним. Чтоб сохранить страну. Нашу с вами страну. И предлагаемое нами решение позволит очень сильно ускорить подготовку. Люди это понимают и готовы рискнуть. – Михаил Васильевич замолчал, а парень растерянно уставился на стоящую перед ним троицу. Первым стоял невысокий, плотный крепыш с круглым лицом и абсолютно лысой, гладко выбритой головой. Поймав взгляд Алекса, он уверенно улыбнулся. Вот, значит, что имел в виду Сталин, когда говорил о том годе, на который эти трое «окажутся в полной изоляции от окружающих». И вот о каких «проработках по другим вариантам» шла речь…

– Но-о-о… – несколько растерянно начал Алекс, разворачиваясь к Фрунзе, однако тот снова прервал его:

– И потом, посудите сами – тот план исследований, с которым вы знакомились и который вам, как мне сказали, не слишком понравился, рассчитан, как минимум, на десятилетие. Причём переход к экспериментам с участием людей там планируется только после трёх-четырёх экспериментальных переходов с животными. А ведь даже они не могут дать стопроцентной гарантии! Потому что с помощью экспериментов с животными мы не можем спрогнозировать, как портал будет взаимодействовать не просто с живой, но с разумной материей. То есть всё равно риск при первом эксперименте с человеком будет весьма велик! И мы считаем, что предлагаемый шаг, позволяющий резко сократить время исследований, стоит некоторого увеличения подобного риска.

Алекс насупился. Ну вот что за люди?! Его временами ставило в тупик отношение людей этого времени к жизни и смерти. Полярные экспедиции под девизом «головой в прорубь», рекордные перелёты «на самоваре на другой континент», рекорды метростроя на уровне «что раньше сдохнет – я или кессон» и так далее. Ну надо же иметь голову на плечах! Он развернулся, собираясь высказать категорическое «нет» затеваемой авантюре. Пусть количество посвящённых уже, и причём необратимо, увеличилось на трёх человек, но вести их на почти верную смерть…

– И потом, сами понимаете, если принять тот осторожный план исследований, ваша семья вряд ли успеет перейти не то что до начала Второй мировой войны, но и до захвата Гитлером Франции. А после него как поездки в Швейцарию, так и сам переход точно сильно осложнятся и станут для вас куда более опасными.

Алекс захлопнул уже открытый рот. Да, это был аргумент, на который ему было просто нечего ответить. Он снова покосился на троих «смертничков». Вздохнул. И кивнул.

– Хорошо, я согласен. Давайте попробуем…

Глава 6

– Что так крепко задумались, Владимир Кириакович? – Триандафилов вздрогнул и повернулся на голос. В проёме полукруглой арки, отделявшей крошечную оранжерею или, скорее, зимний сад, который Владимир Кириакович уже давно избрал на роль своего кабинета, стоял его собрат по-о-о… ну уж несчастьем всё, что с ними случилось, назвать точно было нельзя… так что, скорее, собрат по удивительному приключению – Ванников[32]32
  Советский государственный деятель. Один из первых трижды Героев Социалистического Труда. Во время войны был наркомом боеприпасов. В 1945–1953 годах – начальник Первого главного управления при СНК СССР, занимавшегося созданием советской атомной бомбы.


[Закрыть]. В руке Бориса Львовича курилась ароматом солидная кружка со столь полюбившимся ему «капсюльным» кофе. Ну, так его называл их, так сказать, «Вергилий»[33]33
  Древнеримский поэт. В знаменитейшей поэме Данте Алигьери «Божественная комедия» выступает в роли проводника главного героя, ведущего его через ад и чистилище.


[Закрыть]. Хотя, опять же, адом всю расстилающуюся вокруг них реальность назвать было категорически невозможно. Максимум чистилищем…

Для него лично всё началось во время вполне себе обыденного еженедельного доклада Фрунзе, во время которого Владимир Кириакович очередной раз попытался убедить народного комиссара по военным и морс… то есть, вернее, теперь уже, после переименования, наркома обороны СССР, в том, что немедленный переход РККА на новые, в настоящий момент всё ещё разрабатываемые и уточняемые его управлением уставы не только бесполезен, но ещё и вреден. Потому что степень оснащения войск новой техникой и вооружением, которые предусматриваются новыми штатами, не просто нулевая, а скорее отрицательная. Да что там новые – и по старым штатам имеется серьёзный некомплект.

– Вот не понимаю я вас, Владимир Кириакович! – сердито отозвался нарком. – По-моему, очевидно, что чем раньше мы начнём, тем лучше. К тому моменту, когда штаты будут полностью укомплектованы, нынешние командиры взводов вполне уже могут стать командирами батальонов, а то и полков. А нынешние комбаты – комдивами и комкорами. Так что если мы уже сейчас не начнем учить командиров грамотно управлять новым вооружением, то толку от него будет мало.

– Учить надо, – согласно кивнул Триандафилов. – Но для того, чтобы учить, надо иметь то, на чём можно учить. Вот, скажем, у нас по новому штату в полковом звене имеется зенитно-пулемётная батарея из восьми буксируемых спаренных крупнокалиберных зенитно-пулемётных установок. Что потребует от нас около шестисот установок только на пехотные части. Между тем план на этот год – всего сто шесть. Из них, насколько я знаком с планами ГАУ, шестьдесят уходят флоту, четырнадцать – на снабжение только что принятых на вооружение и в настоящий момент ещё находящихся в производстве зенитных бронеплощадок, восемнадцать передаются в военные училища по подготовке офицеров-зенитчиков и во вновь сформированные школы младшего комсостава зенитных подразделений. Восемь пойдут в экспериментальную батарею, на базе которой и будут отрабатываться штаты и тактика применения полковых зенитно-пулемётных батарей. Ещё четыре запланированы для курсов «Выстрел». Так что даже если промышленность полностью выполнит годовой план… – тут Владимир Кириакович сделал очень многозначительную паузу, а Фрунзе поморщился: ну да, ни один годовой план военная промышленность пока что в срок не выполнила, – то для войск у нас останется всего две единицы. – Он замолчал.

Михаил Васильевич досадливо прикусил ус и тяжело вздохнул. После чего произнёс не слишком понятную фразу:

– То есть для того, чтобы использовать обшитые фанерой макеты танков, нужно хотя бы иметь то, что обшивать… – После чего решительно произнёс: – Хорошо, ваши предложения.

– Не ранее чем через полтора-два года, – коротко ответил Триандафилов. – К тому моменту у нас, например, по тем же зенитным подразделениям будет наработанный опыт экспериментальной батареи, а также мы будем иметь некоторое количество младших и средних командиров, прошедших полноценное обучение по новому вооружению. И, я надеюсь, промышленность сможет дать нам нового вооружения в количестве, при котором мы сможем сформировать хотя бы несколько полноценных полков нового штата разных родов войск, а как минимум в четверти остальных сформировать хотя бы зенитные секции из пары установок.

– А почему обязательно из пары?

– А это чтобы командиры сразу приучались воспринимать зенитчиков как полноценное подразделение, а не как один пулемёт, который непонятно куда приткнуть, поэтому «пусть он постоит вон там, чтобы не потерялся и глаза не мозолил».

Фрунзе ненадолго задумался, после чего спросил:

– Но в общем новые уставы готовы?

– Не совсем, – осторожно ответил Владимир Кириакович.

– То есть? – удивился нарком.

– Вот. – Триандафилов раскрыл папку. – Это предложения нашей группы. Мы предлагаем провести двухэтапное внедрение новых уставов. Первый, м-м-м… пул документов, – тут заместитель начальника штаба использовал новомодное словечко, появившееся в обиходе Владимира Кириаковича именно с подачи Фрунзе, – планируется ввести в действие через два года. И эти изменения будут хотя и вполне революционны, но достаточно ограниченны. Именно вследствие того, что к тому моменту мы всё ещё будем испытывать значительный дефицит вооружения, средств связи, разведки и средств инженерного обеспечения, производство которых в лучшем случае сейчас только разворачивается, а по кое-каким позициям и вообще ещё только выданы технические задания. То есть в этих промежуточных штатах у нас будут присутствовать практически все новые подразделения, предусмотренные окончательными новыми штатами, но в крайне ограниченном составе. То есть там, где по окончательному штату у нас имеется отделение, будет один расчёт, где батарея – секция, где дивизион – огневой взвод или в лучшем случае батарея. Ну и так далее. – Владимир Кириакович развёл руками. – Увы, в условиях столь недостаточного финансирования мы просто не способны…

– Я знаю, – несколько раздражённо оборвал его Фрунзе. – Но до конца второй пятилетки[34]34
  Второй пятилетний план развития народного хозяйства СССР с 1933 по 1937 год.


[Закрыть], увы, ничего радикально не поменяется. На политбюро принято решение в первую очередь развивать гражданские отрасли. По военным в приоритете – РККФ, да и то потому, что корабли строятся долго. По армии же решено пока тиражировать уже принятые на вооружение образцы, а по новой технике сосредоточиться на научно-исследовательских и опытно-конструкторских программах. Массовое же насыщение РККА новыми образцами планируется уже в третьей пятилетке.

Триандафилов всё это знал, так что не стал ни спорить, ни задавать новых вопросов. Тем более что кое-что для армии всё-таки делалось. Например, недавно запустили в производство очень неплохой лёгкий гусеничный артиллерийский тягач, оснащённый новым двигателем, производство которого было только-только освоено на ГАЗе[35]35
  Аналог из реала – Я-13 (Я-12 с зисовским движком). Вариант книги имеет двигатель Газ-11. На мой взгляд, для 1933 года – великолепная машина.


[Закрыть]. Несмотря на то, что он считался лёгким, на испытаниях тягач вполне себе «тянул» всю гамму дивизионной артиллерии, а при необходимости способен был утащить и корпусную, а то и кое-что из артиллерии особой мощности. Правда, далось ему это тяжело и то по более-менее ровной дороге, но справился… А главное – он был относительно дешёвым, поскольку в конструкции были широко использованы автомобильные агрегаты, а ходовая часть была собрана из элементов ходовой части нового лёгкого танка, который как раз сейчас проходил обширные испытания. Так что и со снабжением запчастями, и с ремонтом и обслуживанием в строевых частях особых проблем не предвиделось. Также готовился к запуску в серию и полноприводный грузовик, причём разрабатывался он по «спецификациям» (ещё одно новое словечко от наркома), принятым для «армейского автомобиля снабжения». Впрочем, это была не столько чисто военная техника, сколько, так сказать, техника двойного назначения. Например, те же тягачи довольно широко планировалось поставлять ещё и геологам, и мелиораторам, и на лесозаготовки, а по поводу грузовиков и говорить нечего…

Самое же интересное произошло в самом конце этой встречи. То есть тогда, когда и с докладом, и с вопросами, возникшими в процессе его обсуждения, они уже покончили. Именно тогда Фрунзе и попросил Триандафилова задержаться, а секретарю дал команду принести чаю с сушками.

– М-м-м, Владимир Кириакович, – начал Михаил Васильевич, когда чашки с чаем и вазочка с сушками оказались расставлены на столе, а секретарь тихо исчез, прикрыв за собой дверь, – тут такое дело… – Он сделал короткую пазу и эдак с сомнением посмотрел на Триандафилова. Похоже, тема, которую он собирался затронуть, приводила его в некоторое смущение. – Короче, есть, м-м-м… возможность ознакомиться с, так сказать, «исходниками» тех материалов, на базе которых ваш отдел ведёт разработку наших новых уставов.

Триандафилов резко подобрался. Это было очень, просто чрезвычайно интересно. Он прямо умирал от любопытства, мучимый желанием узнать, кто и где смог посчитать «стандартный расход боеприпасов на погонный метр фронта в условиях широкого применения автоматического оружия», додумался до разделения соединения авиации на «группу расчистки», «группу подавления ПВО», «ударную группу», «группу прикрытия»? Где и на каком театре военных действий велись столь масштабные военные действия, что на их основе был сделан вывод о том, что «организация обороны на основе использования системы индивидуальных стрелковых ячеек является совершенно неприемлемой, потому что при массированном артиллерийском обстреле существенная часть бойцов впадает в предпаническое и даже паническое состояние, поскольку им начинает казаться, что вокруг уже никого нет, все соседи по отделению уже убиты, средства усиления уничтожены и они остались одни, вследствие чего стойкость подразделений в обороне резко падает? Где именно шла та война, во время которой происходили те самые «массированные артиллерийские обстрелы», на основании которых и были сделаны выводы о катастрофическом ухудшении психологического состояния солдата в стрелковой ячейке? Ибо, насколько он знал (а Владимир Кириакович старался максимально тщательно отслеживать все публикации в этой области), по итогам империалистической войны ничего такого сделано не было. Ну не вёл никто подобных исследований – ни в Германии, ни в Англии с Францией. Не говоря уж о всяких там Бельгиях и Япониях. Да и не практиковались во время той войны никакие стрелковые ячейки. На первом этапе война была маневренной, а на втором, позиционном, оборона строилась на базе сотен линий траншей, протянувшихся в глубину на десятки километров от линии фронта. Про Гражданскую и говорить нечего – не было там ни сплошной линии фронта, ни тем более массирования артиллерии… Это только сейчас возникли некие новомодные идеи насчёт того, что личная стрелковая ячейка лучше, потому что представляет из себя более малоразмерную и потому намного куда более сложную цель для отдельного артиллерийского снаряда. Хотя заместитель начальника штаба РККА считал это чушью. Как, впрочем, и большинство командиров РККА. Траншеи – лучше. Например, потому, что позволяют осуществлять манёвр силами и средствами под огнём противника, не входя в зону прямого поражения. Но проверять их в бою пока было негде…

– Ну-у, я бы считал это чрезвычайно полезным, – осторожно ответил он. Фрунзе отозвался не сразу. Он ещё где-то с минуту сидел нахмурившись и покусывая ус, что говорило о чрезвычайно напряжённой работе мысли, и бросая на собеседника испытующие взгляды, после чего пояснил:

– Понимаете, в чём дело, Владимир Кириакович, это очень, очень опасно. Я бы сказал, что вероятность того, что вы при этом погибнете, гораздо больше пятидесяти процентов. Как бы даже не все девяносто.

Триандафилов улыбнулся.

– Ну, для офицера фронтового производства опасность – дело привычное[36]36
  Триандафилов был призван в армию во время Первой мировой войны рядовым, а к ноябрю 1917 года был уже штабс-капитаном и командиром батальона.


[Закрыть]. А уж если вспомнить, что благодаря вашей настойчивости с тем перелётом я и так уже живу лишние месяцы…[37]37
  Триандафилов погиб 12 июля 1931 года во время авиакатастрофы, случившейся с самолётом АНТ-9. В реальности книги катастрофа была предотвращена.


[Закрыть]

– Тем не менее ваша потеря для РККА была бы чрезвычайно тяжёлой утратой.

– И всё же я бы не хотел отказываться от подобной возможности, – настойчиво повторил заместитель начальника штаба РККА. – Несмотря на любую опасность.

Народный комиссар обороны СССР тяжело вздохнул.

– Понятно. Что ж, хорошо – так тому и быть. Тогда прошу вас за оставшееся до командировки время организовать работу вашего отдела таким образом, чтобы ваше отсутствие в течение не менее одного года не повлияло на его эффективность. И ещё – никому ничего не говорить. Официально вы едете на работу за границу. Тем более, – тут Фрунзе усмехнулся, – так оно и будет на самом деле. Но куда – военная тайна. Причём намного более строгая, чем ранее. Вообще никаких вопросов и обсуждений. Даже с женой и самыми близкими друзьями. А лучше вообще пока никому ни о чём не говорите. Перестройку же работы отдела ведите под предлогом того, что собираетесь с начала следующего года активно ездить по военным округам и подолгу работать непосредственно в войсках. Понятно?

Триандафилов кивнул.

– И подтяните немецкий. Да и английский тоже не помешает. Но немецкий – в первую очередь. Впрочем… – Фрунзе задумался. – С этим я, пожалуй, вам помогу. У нас запланировано куда более широкое его изучение под предлогом того, что это язык нашего главного вероятного противника… ну, в связи с приходом в Германии к власти национал-социалистов во главе с Гитлером.

Триандафилов понимающе кивнул. «Майн кампф» он читал. Выдержки из него, с обоснованием жизненной необходимости и «законности» будущей неминуемой германской экспансии на восток, были отпечатаны большим тиражом и распространены среди командиров РККА сразу после назначения Гитлера канцлером Германии. Но он прочитал всю книгу. Она оставила двойственное впечатление. Там была и неплохая аналитика, и здравые мысли, но только если дело не касалось «великой миссии» немецкого народа и «неполноценности» многих остальных. Например, славян. Так что главное, что Владимир Кириакович из неё вынес, – это твёрдую уверенность в том, война с Германией для СССР теперь стала неизбежной.

– Так вот, в масштабах РККА мы планируем развернуть обучение только с осени будущего года – большая проблема с преподавателями. А вот по штабу РККА, пожалуй, сделаем это уже с начала следующего месяца. Я прикажу подготовить нужное распоряжение. А вы отнеситесь к этому требованию с гораздо большей серьёзностью. Возьмите дополнительные индивидуальные уроки, например. Потому что в предстоящей командировке, буде всё сложится удачно, существенную часть времени вы будете пребывать в германоязычной среде.

После этого всё и завертелось…

– Да так, Борис Львович, – отозвался Триандафилов. – Наткнулся тут на интересную идейку по штатам. И весь в сомнениях.

– А ну-ка, ну-ка… – оживился Ванников. Он успел повоевать в Гражданскую, так что считал, что имеет некоторое понятие о военном деле. Да и вообще, по живости характера, постоянно, так сказать, пытался совать свой нос почти всюду, куда он дотягивался. Но их «гостеприимный хозяин», благодаря которому они и оказались здесь, то есть и в будущем, и в этом комфортабельном особняке, ставшем их основной базой, частенько отсутствовал, как занимаясь какими-то своими делами, так и выполняя регулярные «заказы» своих, так сказать, «квартирантов». А Сева Меркулов[38]38
  Всеволод Николаевич Меркулов – советский государственный и политический деятель, генерал армии. Руководитель ГУГБ НКВД СССР в 1938–1941 годах, нарком государственной безопасности СССР (1941, 1943–1946). В реальности книги – координатор деятельности СССР в США во время Великой депрессии.


[Закрыть], как представитель очень серьёзного ведомства, всегда параноидально относившегося к собственным секретам, подобную неуёмность характера своего соратника по «вояжу в будущее» совершенно не приветствовал, ревностно охраняя свои секреты. Так что Триандафилову приходилось, так сказать, принимать удар за троих…

– Да вот, смотрите, – заместитель начальника штаба РККА несколько откинулся от монитора и повернул его в сторону собеседника. Тот где-то с минуту поизучал раскрытые файлы, после чего удивлённо покачал головой.

– Хм, ставка на широкое применение пистолетов-пулемётов в полевом бою? Оригинально… Не сказал бы, что поддерживаю. Уж больно у них дальность эффективного огня мала. Двести метров всего. А то и вообще сто пятьдесят…

– Да нет, – покачал головой Триандафилов. – Не совсем так. Во всей предлагаемой системе ставка сделана на коллективное вооружение – пулемёты, артиллерию, миномёты, авиацию. Ну, с этим у нас все согласны, но здесь это доведено до такого уровня, о котором у нас даже не задумывались. Вот, посмотрите, уже в роте планируется иметь так называемый взвод огневой поддержки в составе отделения станковых пулемётов, миномётного отделения и отделения противотанковых ружей. Простой же пехоте тут, скорее, отведена роль охранения. Ну и последнего рубежа обороны. Или, при наступлении, – средства захвата и контроля территории, противник на которой уже приведён коллективным оружием в небоеспособное состояние или, как минимум, сильно ослаблен… Вследствие чего даже в стрелковом отделении упор в первую очередь делается на коллективные средства поражения – пулемёт и снайперскую винтовку. Все остальные нужны, по существу, лишь для обеспечения их боевой устойчивости. Отсюда, кстати, в отделении для них предусмотрен не один боец, а расчёт – первый и второй номера у пулемёта, снайперская пара… В этом случае, даже при поражении штатных пулемётчика и снайпера, эти огневые средства всё равно остаются в строю, просто перейдя в руки вторых номеров, которые вполне подготовлены для их использования. Пусть, возможно, и чуть хуже штатных наводчиков, но точно лучше, чем если бы это оружие получил в своё распоряжение случайный боец. Штурмовики с трёхлинейными карабинами здесь лишь средство поддержки. А пистолеты-пулемёты, которыми вооружены и вторые номера обоих расчётов, и командир отделения, вообще вступают в действие только в случае критической ситуации – то есть когда противник подберётся где-то на сто – сто пятьдесят метров, обеспечивая в этом случае просто вал огня. В нормальном же бою они вообще не задействуются. Всё делают уже упомянутые артиллерия, миномёты и авиация, а при обороне – ещё и мины. А что осталось, опять же, добивают пулемётчики и снайпера.

– Ну, с такой точки зрения звучит разумно, – согласился Ванников. – А в чём тогда вопрос?

– Не знаю, потянут ли наши командиры, – с сомнением произнёс заместитель начальника штаба РККА. – Всё же даже уже в отделении у нас получается аж пять видов вооружения. Ну, если считать и наствольные гранатомётные мортирки[39]39
  Состояли на вооружении в межвоенное время во многих армиях мира в качестве этаких эрзац-подствольных гранатомётов.


[Закрыть]. И у каждого свои таблицы стрельбы, своё обслуживание, своя тактика использования. В роте – уже восемь видов. В батальоне – десять. А у нас в отделенных командирах народ максимум с церковно-приходской школой. А кто и вообще читать только во время ликбеза научился. Да среди взводных ситуация ненамного лучше…

– Это – да, – согласно кивнул Ванников. – С кадрами действительно беда. Я тут тоже столько интересного накопал – слюни текут, а понимаю, что и десятой части не освоим! Немцы – те освоят. Американцы – с превеликим удовольствием. Англичане, французы, даже итальянцы – за милую душу. А мы… – и он сокрушённо махнул рукой. – Столько инженерных кадров за время разрухи потеряли! Их и так-то при царе не слишком много было, а если ещё посчитать, сколько от тифа и голода перемёрло да уехало… Да и те, что были, как использовались? Того же Шухова[40]40
  Владимир Георгиевич Шухов – гениальный российский инженер, автор проектов и технический руководитель строительства первых российских нефтепроводов (1878 год) и разработчик технологии термического крекинга. Кроме того, родоначальник технологий применения в строительстве стальных сетчатых оболочек. Создатель знаменитой Шуховской башни на Шаболовке.


[Закрыть] взять. Ведь умнейший человек был! А что у нас делал? Средневековое медресе после землетрясения восстанавливал? Ну как можно так кадрами разбрасываться?

Триандафилов усмехнулся. Борис Львович отличался способностью быстро заводиться. И в критике частенько был неуёмен. Да и вообще – расслабились они здесь как-то. А это было плохо. Возвращаться-то им придётся аккурат в тридцать пятый. А это, судя по тому, что они здесь вычитали в сети, – год самых сильных «чисток». Нет, аресты-то начались раньше. Ещё в тридцать третьем. И, хм, «сейчас», то есть если соотнести прошлое и настоящее, в тридцать четвёртом, также шли вовсю. Но именно тридцать пятый оказался рекордным по числу арестованных. Да и «стрелять» массово начали именно в тридцать пятом. С лета. В том же тридцать четвёртом к «высшей мере социальной защиты» приговорили всего около двадцати пяти тысяч человек. А в тридцать пятом уже сто пятьдесят тысяч… Впрочем, их «гостеприимный хозяин», к которому Владимир Кириакович как-то, улучив момент, обратился с осторожными расспросами (ну когда они уже сблизились и стали более-менее доверять друг другу), его немного успокоил. Сказав, что всё продумано. И существует специальная договорённость до лета тридцать пятого максимально ограничить расстрелы. Потому что Всеволод Николаевич как раз сейчас работает над этим вопросом. Ну, помимо всего прочего… Дабы по возвращении можно было бы, так сказать, на фактическом материале «отделить овец от козлищ» и тем самым максимально сократить количество «поставленных к стенке» по ошибке, огулом или в качестве сведения счётов… Хотя положение сильно осложнялось тем, что, по идеологическим мотивам, подавляющее большинство «репрессированных» реально было посажено или расстреляно не за то, что указывалось в приговоре суда. Потому что вся идеология государства была основана на том, что в стране строится самое лучшее и справедливое общество на свете. Поэтому априори считалось, что честный выходец из трудящихся классов, которому выпала великая честь и немалая удача жить в первом в мире государстве рабочих и крестьян, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, не может ничего злоумышлять «против советской власти». Что бы под этим ни подразумевалось… Вот потому-то и клепали всем подряд «измену Родине» и «сотрудничество с иностранной разведкой» либо с «зарубежными контрреволюционными организациями». Мол, кое-кто, по скудоумию и врождённой жадности, а также наличию ещё каких «темных родимых пятен проклятого прошлого» не сумел задавить в себе «мелкобуржуазный подход» и страсть к деньгам, вследствие чего по глупости продался за «тридцать сребреников» врагам и предателям. Поэтому разобраться, за что именно посадили или расстреляли то или иное конкретное лицо, было той ещё задачкой…