Текст книги "Армагеддон"

Часть II
Взлет

1

Вертолет сделал сумасшедший вираж и резко ухнул вниз. Инга почувствовала, как ее желудок скакнул куда-то под горло, а его содержимое попыталось забраться еще выше. Слава богу, с утра в нем не было ничего, кроме тоста и стакана чая с лимоном. Сидящий слева фотограф, который вчера хорошенько накачался градусами и потому успел уже с утра вылакать литра два лимонного сока, охнул и зажал рот перчаткой. Инга удивилась – ведь до этого момента полет больше напоминал поездку на хорошем автомобиле по хорошей автостраде. Но этот рывок оказался прощальным приветом северного неба. Потому что всего через несколько секунд вертолет мягко затормозил, пару мгновений повисел, едва заметно вибрируя, будто легковой автомобиль с дизельным мотором на холостом ходу, а затем осел на шасси. Все зашевелились, так до конца и не поняв, сели они уже или все еще нет? Инга тоже с интересом завертела головой. Павлик, ее однокашник с журфака, который сейчас подвизался в каком-то смешном военно-авиационном журнале с пафосным названием «Крылья родины», однажды рассказывал ей о каких-то новых вертолетах с совершенно сумасшедшими (судя по выпученным глазам Павлика) характеристиками. Она мало запомнила из его возбужденной речи (тем более что, как она думала, рассказывал он это все лишь для того, чтобы произвести впечатление на нее), но кое-что в памяти отложилось. И вот сейчас как будто снова увидела, как Павлик размахивает руками перед ее носом и выкрикивает: «Он же совершенно бесшумный! Понимаешь? И совершенно никакой вибрации! Металлокерамическая втулка несущего винта, блококаскадный двигатель, углепластиковые лопасти синергического профиля… да от него шума не больше, чем от автомобиля. Так что в салоне можно разговаривать хоть шепотом…»

Что там было еще в этом вертолете, Инга так и не узнала, потому что в тот момент окончательно поняла, что Павлик несколько отклонился от генерального курса, намеченного ею на вечер, и быстренько вернула беседу в более приятное русло. Но вот эти его слова как-то случайно запали в память. И она вспоминала их в течение всего этого полета, не слишком долгого. Действительно, несмотря на все ее страхи, полет на этой новенькой машине с несколько непривычным обтекаемым и слегка наддутым дизайном больше всего напоминал поездку на дорогом роскошном суперкаре типа «феррари» или «ламборгини» (но только не «порш», Ингу как-то прокатили на «порше», так там было существенно теснее). Сходство еще больше усиливалось благодаря очень удобным креслам, чем-то напоминавшим автомобильные, и еще тому, как мощно, но плавно вертолет набирал скорость.

Дверь кабины пилота распахнулась, и возник высокий летчик в форменном комбинезоне.

– Господа, наш полет закончен. Прошу простить за некоторые неудобства на последнем этапе полета, но нам нужно было сесть побыстрее, с севера идет снежный заряд…

Не успел он договорить, как вертолет слегка качнуло и все окна (это в самом деле были окна – большие, забранные прозрачным углекомпозитом, назвать их иллюминаторами как-то не поворачивался язык), обращенные к северу, залепило мокрым снегом, прямо на глазах превратившимся в толстую ледяную корку. Однако эта последняя попытка северной погоды испортить им полет пропала втуне. Посадочная площадка была оборудована выдвижным помостом, так что спустя несколько секунд вертолет затянуло в теплое нутро ангара. Пилот, к тому моменту уже добравшийся до выхода, разблокировал дверь и коротким движением элегантного рычага, притулившегося у самой двери, одновременно отворил створку и выдвинул лесенку. Журналисты, составлявшие в этом рейсе большую часть пассажиров, задвигались, загомонили и потянулись к выходу. Однако Инга, выпустив фотографа, слегка задержалась в проходе, поскольку та, ради которой она покинула суматошную, толкучую, но такую уютную и привычную Москву, тоже летела в этом вертолете.

Интересующая ее личность поднялась со своего места, когда вертолет уже почти опустел, а сама Инга успела уже трижды переворошить свою сумочку (надо же было каким-то образом оправдывать то, что она так долго торчит в проходе). У Инги екнуло под ложечкой. Сейчас…

– Извините… у вас не найдется зеркальца?

Женщина, приостановившаяся рядом с Ингой в ожидании, пока молодая журналистка наконец-то отыщет то, что она так долго искала, и освободит проход, слегка повернула голову, окинула Ингу насмешливым взглядом и каким-то странно легким и изящным движением запустила руку в сумочку Инги. Девушка опешила. Спустя мгновение рука женщины вынырнула наружу, сжимая небольшое изящное зеркальце, надежно (как казалось Инге) закопанное на самом дне ее косметички.

– Вот это вас устроит? – Женщина качнула головой и вдруг легко и… очень заразительно рассмеялась. – Господи, милочка, у вас такое ошарашенное лицо… не бойтесь, я вовсе не ясновидящая и мыслей читать не умею, просто ваш фотограф, вылезая из салона, очень упорно сверлил меня взглядом, а зеркальцем вы все время, пока копались в сумочке, пускали зайчики в потолок.

Инга густо покраснела. Что тоже было весьма удивительно. Она считала себя достаточно закаленным репортером. И не раз добивалась своего способами, не совсем, как бы это помягче… одобряемыми общепринятой моралью. Но женщина не дала ей долго смущаться. Она снова улыбнулась и, заговорщицки подмигнув журналистке, спросила:

– Ну ладно, признавайтесь, зачем я вам нужна?

Инга, с трудом взяв себя в руки, улыбнулась:

– Дарья Александровна, я – корреспондент журнала «Бизнес-леди». Наш журнал готовит специальный номер, посвященный Службе эскорта Его Высочества. Мы хотели бы получить у вас эксклюзивное интервью…

Ее собеседница рассмеялась:

– О господи… милая моя, я ушла из Службы эскорта уже почти пятнадцать лет назад. Что я могу рассказать о ней?

Инга упрямо вскинула голову:

– Да, но наших читательниц интересует не только сама Служба. Очень важно то, что она вам дала и насколько помогла вам подняться столь высоко. Согласитесь, среди всех бывших сотрудниц Службы эскорта вы на сегодняшний день – самый высокопоставленный менеджер. Да что там Служба эскорта… по нашим данным, во всем мире за последние пятьдесят лет было только семь женщин, которые в вашем возрасте держали под контролем финансовый поток, сравнимый с вашим. И среди них нет ни одной русской.

Инга открыла пошире глаза и устремила на собеседницу самый восторженный и преданный взгляд, какой только могла. Женщина с иронической улыбкой покачала головой:

– Говорила мне мама: доченька, будь умницей, никогда не ругайся при людях, не ходи гулять в лес одна и не верь журналистам… Ну да уж ладно, пойдемте.

Через пятнадцать минут бесшумный лифт вознес их на сотый уровень огромного комплекса. Инга, окрыленная успехом, еле поспевала за стремительно шедшей впереди Долинской, успевая, однако, вертеть головой по сторонам. Хотя фотографии гигантских генераторов Северной энергетической плети давно обошли обложки всех крупнейших журналов мира, вблизи комплекс поражал еще больше. Его можно было назвать зримым олицетворением мощи и технологического рывка новой Империи. Здесь, у тысячастодвенадцатого энергоблока располагался административный центр всей западной ветви плети, поэтому тундра внизу сияла отблеском тысяч огней, а дальше, будто стаи гигантских птиц, присевших передохнуть перед тем как продолжить свой полет, разбегались в разные стороны ряды гигантских мегаваттных генераторов, мерно машущих подсвеченными на концах лопастями. Из официального пресс-релиза Инге было известно, что до назначения на свой сегодняшний пост Долинская возглавляла завод, на котором были собраны первые образцы таких генераторов. Наверное, это и сыграло решающую роль в ее столь головокружительном взлете. Ну кому еще поручать организацию монтажа столь уникального оборудования, как не той, что досконально знает все его конструкционные и технологические особенности. Впрочем, тут же возникал другой вопрос: а чем объяснить ее назначение на пост директора Восточного машзавода или более ранние, но столь же неожиданные престижные назначения? Вот все опять и возвращается к Службе эскорта. Так что давай, Инга, раскапывай, что в этом деле важнее – школа или личное знакомство с Императором. Да еще и «вкусные» подробности накопай, а то все твои шансы на какие бы то ни было престижные назначения окажутся равны нулю.

Лифт остановился, шикарные двери из полированной стали бесшумно распахнулись. Долинская шагнула вперед. У секретарского терминала стоял навытяжку высокий молодой человек с уже привычным значком выпускника Терранского университета на лацкане пиджака.

– Добрый день, Дарья Александровна, с возвращением.

Долинская, приветливо кивнув, все так же стремительно пролетела через приемную, на ходу бросив:

– Добрый-добрый, спасибо. – И уже от самой двери кабинета: – Булыгин на месте?

– Ждет вас в кабинете. И Половцев там, и Айзеншпис, и Ахмед-оглы.

Долинская кивнула и, распахнув дверь, остановилась на пороге. Инга, с крайне независимым видом проскочив мимо секретаря, заглянула через плечо хозяйки и едва не присвистнула. Кабинет впечатлял. Площадь его зашкаливала за две сотни квадратных метров, а обстановка… Середину кабинета занимал супермодный месяцеобразный стол для совещаний в стиле техно из полированного алюминия. Левая стена представляла собой плазменный экран (судя по размерам, производства Борского завода или ЛОМО, такие большие плазменные панели выпускались пока только в России), всю правую стену занимало окно, по которому мерно пробегали тени от гигантских лопастей одного из генераторов, рядом с окном было устроено что-то вроде гостиной, а прямо напротив, на небольшом возвышении, сверкал хромом и алюминием так называемый интегрированный модуль руководителя. В кабинете находилось трое мужчин. Один стоял у окна, другой, с ярко выраженными восточными чертами лица, сидел на модерновом кожаном диване, а третий перегнулся через стойку модуля и что-то говорил в микрофон, укрепленный на гибком держателе. Окинув взглядом раскинувшуюся перед ней картину, Долинская насмешливо покачала головой:

– Да-а-а, мужики, я гляжу, вы тут без меня совсем кушать бросили. Восточный человек, разве можно так мучить вместилище разума?

Тот неторопливо выбрался из объятий дивана и несколько ворчливо произнес:

– Ай, Даша-джан, а незачем нас так надолго бросать. Тут не только похудеешь, а и совсем зачахнешь.

Долинская повернулась к Инге:

– Вот что, милая моя, я сейчас немножко поругаюсь со своими мужиками, а ты пока погуляй по обзорной галерее. – С этими словами она шагнула вперед, взмахом руки опустив за собой массивную стеклокерамическую плиту кабинетной двери. Инга качнулась назад от легкого хлопка системы предупреждения (двери гильотинного типа оборудовались особым устройством, заставлявшим находящегося в небезопасной близости человека инстинктивно отшатываться) и, зыркнув на секретаря, с независимым видом отошла к окну. Что ж, не все сразу. Ну ничего, она еще попадет в этот кабинет…

– Не хотите прогуляться на обзорную галерею?

Инга от неожиданности вздрогнула и обернулась. На лице секретаря играла приветливая улыбка. Инга сделала вида, что раздумывает, усмехаясь про себя (настоящий журналист умеет извлекать информацию из любых источников), и растянула губы в самой обворожительной из своих улыбок.

– На обзорную галерею?

Парень кивнул:

– Ну да, сейчас там как раз будет «окно». Японцы только что ушли, а вашу группу, журналистов, сначала проведут по нижним трансформаторным залам и только потом поднимут на обзорную галерею. Так что минут двадцать вся обзорная галерея будет в вашем полном и единоличном распоряжении.

Инга с деланной застенчивостью наклонила головку к левому плечу и томно спросила:

– А что, в обязанности секретаря генерального директора входит и отслеживание графиков туристических групп?

Парень рассмеялся, очень приятно – весело, беззаботно и добро.

– Да нет, конечно, но Дарья Александровна любит всегда быть в курсе, так что я отслеживаю очень многие вопросы, которые могут привлечь ее внимание.

Инга не выдержала и тоже тихонько засмеялась.

– Да ну, такой молодой Поскребышев?

Парень удивленно воззрился на нее, но лишь на мгновение, после чего опять рассмеялся:

– Ну… почти. Хотя у нас тут много смеялись, когда эта дура Кершоу из «Ньюсуик» назвала Дарью Александровну Сталиным в юбке.

– А что, это не так?

Парень прищурился:

– У-тю-тю, да у нас, оказывается, уже все продумано, уже статья в головке набросана, и на продолжение темы в «Ньюсуик» уже кое-какие виды имеются. Только некоторых сочных и колоритных деталей добавить, и бац! Статья готова.

Инга вздрогнула. Вот дьявол, она совершенно не ожидала, что этот парень ее вычислит, да еще так молниеносно. В принципе все действительно было решено еще до отъезда. Причем Инга считала, что ей удалось провернуть просто блестящую комбинацию. Эта публикация в «Ньюсуик» должна была дать мощный толчок ее журналистской карьере. Питер Стонквик, с которым она обговаривала окончательные детали, намекнул ей, что они давно ищут молодых перспективных журналистов с «незамыленным взглядом», способных критически оценивать то, что происходит в Империи. Так что она может очень выиграть, если ее статья будет отличаться от восторженных материалов о «Северном сиянии», которыми переполнена мировая пресса. Инга решила во что бы то ни стало сорвать крупный куш и начала атаку на Долинскую уже в вертолете. Она должна была получить «эксклюзив», причем «эксклюзив» определенного толка. Так что Долинскую она обрабатывала очень аккуратно – и глазками наивно хлопала, и ротиком чуть ли не причмокивала, изображая из себя сексуально озабоченную недалекую блондиночку, а зайчиков зеркалом пускала именно потому, что человеку свойственно снисходительно относиться к тому, кого он как бы уже вычислил. И вот такая осечка…

Инга вымучила усмешку:

– Ну что вы…

Парень еще пару мгновений «ласкал» ее своим ироничным взглядом и вдруг тоже смутился и отвел глаза. В этот момент на его столе ожил спикерфон.

– Толенька, я тут немного задерживаюсь, так что пока покорми девочку и… на галерею ее отведи, что ли? У нас там есть кто?

– Нет, Дарья Александровна, японцы только что ушли, а журналисты пока в нижних залах.

– Ну вот и ладненько.

Спикерфон замолчал. Парень и Инга еще некоторое время старательно избегали встречаться глазами друг с другом. Наконец парень вздохнул и несколько уныло произнес:

– Ну, кушать вы, наверное, еще не хотите.

Инга, уже успевшая немного прийти в себя и лихорадочно прикидывавшая, как «разрулить» ситуацию с наименьшими потерями (если парнишка хотя бы намекнет Долинской о своих предположениях, о материале можно забыть), тут же ухватилась за это предложение:

– Ну почему же? Я, признаться, перед полетом почти не ела, опасалась за свой желудок, знаете ли…

Парень слегка оживился:

– Ну что ж, тогда предлагаю совместить полезное с приятным. На шестом ярусе есть очень приличное кафе, как раз над обзорной галереей…

Через пятнадцать минут они сидели за столиком у окна и пили довольно неплохой кофе с прекрасными свежайшими булочками. За окном мерно двигались лопасти генераторов, а чуть дальше, километрах в пяти, сияла огнями громада соседнего генераторного комплекса. Половина кафе была занята возбужденными японцами, увешанными камерами. Они тыкали пальцами в сторону окна и что-то громко лопотали. Парень, прислушивавшийся к их разговору, неожиданно улыбнулся. Инга, которая все это время отчаянно флиртовала с ним, насторожилась:

– Что?

Парень пожал плечами:

– Да так… – Потом, смилостивившись, пояснил: – Вон тот, седой, в очках, до того расчувствовался, что заговорил стихами.

Инга понимающе кивнула:

– Так ты знаешь японский?

Парень хмыкнул.

– Да так, немножко…

Инга окинула его задумчивым взглядом. Вот черт, а мальчик, пожалуй, может пойти очень далеко… Терранский университет, секретарь Долинской, языки… А она-то сначала оценила его по нижней шкале. Инга уже вступила в тот возраст, когда романтические бредни уступают место строгому расчету и стремлению планировать свою жизнь. Впрочем, об этом можно подумать завтра, а сейчас надо добить проблему, возникшую по ее собственной неосторожности (ну надо же ей было ляпнуть про Поскребышева, хотя кто знал, что у мальчика так развито ассоциативное мышление).

– И часто у вас бывают такие экскурсии?

На лице парня снова промелькнула ироническая усмешка.

– Что значит часто? У нас по семь экскурсий в день и заявочная очередь заполнена на три месяца вперед.

Инга удивленно воззрилась на него:

– Вот оно как… – Она посмотрела на панораму за окном. – Да, это, конечно, впечатляет, но никогда не думала, что до такой степени!

– Это их впечатляет мало. К нам едут в основном те, кто вложил деньги в проекты БЗЛ. Чтобы убедиться, что эти деньги не исчезли. И на них производят впечатление вовсе не размеры или техническое совершенство конструкции, а то, что их деньги уже работают. Почему американцам, несмотря на все их старания, не удалось раздуть вселенский скандал по поводу банкротства БЗЛ? – Парень мотнул головой в сторону окна. – Именно поэтому. Это есть, и это уже работает.

Инга задумчиво оттопырила губу:

– А почему они не вкладывают деньги у себя? Я слышала, японцы тоже разворачивают строительство энергетической плети на своем побережье, но у них трудности с финансированием. А у нас – нет. Странно.

– Знаешь, на свете не так много людей, готовых доверить деньги, скажем, под техническое обоснование или под готовый проект, либо еще под что-нибудь подобное. Деньги дают под имя. Под человека, а особенно охотно под того, кто доказал, что умеет с ними обращаться. И беда японцев в том, что у них такого человека нет.

И оба поняли, о ком идет речь…

Два дня спустя Инга улетала в Москву с вожделенной статьей и… большим сомнением, стоит ли ей завязываться с «Ньюсуиком».

2

Полковник Баштан ввалился в собственный кабинет как был, в грязных, залепленных глиной сапогах и измурзанной полевухе, с черным от недосыпа и трехдневной щетины лицом. Ногой распахнув дверь, он сделал несколько шагов вперед, обогнул стол и устало рухнул в кресло, бросив перед собой тяжелые, с крупными кистями руки. Несколько мгновений он сидел, тупо уставившись в одну точку, потом скрипнул зубами и стиснул кулаки. Вот и все… Все надежды, планы, мечты – все, все пошло псу под хвост!

О том, что его полку грозит инспекторская проверка, Баштан узнал еще два года назад. А узнав, не очень-то испугался. В принципе подобные проверки – это всегда палка о двух концах, причем положительный конец, как правило, увесистей отрицательного. Поскольку хотя возможность «залететь» на инспекторской, конечно, присутствует – солдат там сбежит, или прапор напьется, или еще какая беда случится в самый неподходящий момент, но возможность «подлететь» всегда оценивалась значительно выше. Потому что, как правило, к инспектированию готовятся, и готовятся капитально. Части и соединения, которым предстоит инспекторская, сразу получают «зеленую улицу» по финансированию, в округе выделяется целый сонм кураторов, которые днюют и ночуют во вверенных их попечению подразделениях и службах, с бойцами, любимым развлечением которых до того была уборка территории или выкапывание траншей, начинают мало-мальски регулярно проводиться занятия и стрельбы, штаб по самые ноздри влезает во всякие планы, журналы, проекты боевых приказов и т. п., так что к приезду комиссии подвергающаяся инспектированию часть сияет свежеположенным асфальтом, свежепокрашенными казармами, свежепобеленными бордюрами и свежеподшитыми подворотничками. Поэтому на строевом смотру, с которого по традиции начинается всякое инспектирование, полк сияет как начищенный медный пятак, а до синевы выбритые и до кругов в глазах «заинструктированные» солдаты и офицеры едят глазами начальство и звонкими голосами докладывают, что вопросов у них нет и они всем довольны. Впрочем, последнее время в эту десятилетиями отработанную схему стали регулярно вноситься не слишком приятные изменения, когда молодые лейтенанты вдруг хором заявляли, что отказываются служить, а солдаты – что не видели мяса с самой гражданки. Но проверяющие ведь тоже не с луны свалились, а служат в этой же армии, так что прекрасно представляют, к каким вопросам и как прислушиваться. Поэтому главное, чтобы в остальном вроде бы было как положено – и свежеположенный асфальт, и свежепобеленные бордюры, и банька, и кормежка на убой. Так что если не было прямой команды «валить», на подобные приметы нового времени часто просто закрывали глаза. Зато если полк сдавал инспекторскую на «отлично», это практически всегда означало орден и еще одну ступеньку наверх. Вот почему Баштан ожидал от предстоящей проверки скорее хорошего, чем плохого. Тем более что службу он знал, профессию свою любил и белоручкой и снобом не был.

К приезду комиссии все было готово еще за неделю. В последний четверг Баштан лично обошел весь полк и, прищурив глаз, «просмотрел» не меньше сотни ракурсов. Расположение полка выглядело достойно. Даже выкрашенные в черно-белую полоску столбики ворот автопарка, на которые зам по тылу нахлобучил несколько аляповатых орлов, изготовленных на местном литейном заводике, смотрелись вполне в тему. Баштан удовлетворенно кивнул и поднялся к себе в кабинет. Там его уже ждал заморенный начальник штаба.

– Ну как, Петрович, готов?

Тот кивнул.

– Угу! – Он вдруг оживился. – А в третьем батальоне вон чего придумали – все учетные документы по боевой подготовке обернули в красную винилискожу, по тылу – в зеленую, по артвооружению – в коричневую… так я дал команду – всем сделать так же.

Баштан хмыкнул. Ну что ж, ежели начальника штаба занимают такие мелочи, значит, все более серьезное в полном ажуре.

Он тогда даже не подозревал, как сильно ошибался…

Полк подняли по тревоге в два сорок. Сначала Баштан не придал этому особого значения – ну мало ли с чего комиссия начинает? Ну построят личный состав, ну проверят содержимое вещмешков и тревожных чемоданов, а затем распустят по домам, ведь на девять утра назначен строевой смотр. Однако когда его новенький «уазик» (зампотех округа под инспекторскую расщедрился и выделил полку пять новеньких машин), сияющий в ночи яркой зеленой краской и белыми кругами на шинах, влетел на плац, в полку уже творилось что-то невообразимое. Во-первых, проверяющие одним махом вывели из строя всю систему связи, просто объявив, что по части нанесен удар, поразивший узел связи. Во-вторых, они до кучи отключили свет, введя в действие вводную об обрыве нитки ЛЭП, ведущей к части. И тут весь полк погрузился в кромешную тьму, поскольку имевшийся в части аварийный дизель-генератор производства семьдесят лохматого года был штукой чрезвычайно капризной, требовал тонкого обращения и запустить его вслепую было абсолютно невозможно, а аварийные керосиновые фонари типа «Летучая мышь», перед проверкой надраенные, как у кота… вторичные половые признаки, и горделиво поблескивавшие на полках в ружпарках, складах и казарменных помещениях, в подавляющем большинстве оказались абсолютно сухими, без малейших следов керосина. Так что «Сбор» начался с дикой свалки, сумятицы, мата и грохота роняемых автоматов, вещмешков и касок. Это до такой степени не походило на обычную процедуру проверки боеготовности, что Баштан не выдержал и во весь голос выматерился. Голос полкового Бати еще рокотал над плацем, когда откуда-то из кромешной темноты материализовалась фигура в полевом кепи и офицерской плащ-накидке:

– Полковник Баштан?

Баштан зло рявкнул:

– Ну!

Фигура включила маленький пальчиковый фонарик и осветила свое лицо.

– Старший группы, полковник Ким… Где мы сможем переговорить?

Баштан слегка остыл и задумался. А действительно, где? При этакой-то тьме египетской… В этот момент, словно отвечая на невысказанный вопрос, на дальней окраине плаца около «уничтоженного» узла связи затарахтел дизель-генератор. Спустя мгновение темноту прорезал луч прожектора. Баштан облегченно вздохнул. Ну хоть кто-то сработал как надо…

– В мобильном командном пункте. Пойдемте…

Они забрались в кунг и уселись за широким штабным столом, занимавшим всю его центральную часть. Проверяющий скинул плащ-накидку и снял офицерскую сумку.

– У вас есть карта?

Командир полка нахмурился. Какая карта? Он же только въехал на территорию части… Но тут в дверь кунга постучали. Баштан недовольно сморщился:

– Ну кто там еще?

– Начальник секретной части прапорщик Луценко, товарищ полковник. Я это… карты принес.

Баштан удивленно тряхнул головой, но ответил уже тоном ниже:

– Давай сюда.

Поставив свою размашистую подпись в журнале выдачи секретных карт, он поднял глаза на прапорщика, слегка скукожившегося в присутствии двух самых значительных на данный момент персон в полку, и негромко спросил:

– И кто это тебя надоумил?

Прапорщик поежился и хрипло ответил:

– Так это… лейтенант Ахметзянов.

Баштан удовлетворенно кивнул. Что ж, толкового командира сразу видно. Командир взвода связи лейтенант Ахметзянов был «хозяином» и того самого кунга, в котором они сейчас находились. Причем лейтенанта этот Ахметзянов получил всего пару месяцев назад, как и все терранцы пройдя сначала ступеньку рядового и сержанта. Ну да ладно… Баштан сделал знак прапорщику, отчего тот мгновенно испарился, и перевел взгляд на проверяющего.

– Разрешите вызвать офицеров управления и штаба для постановки задачи?

Полковник Ким слегка округлил свои раскосые глаза:

– Зачем? Я доведу задачу полка вам, а вы уж сами доведете ее до своих подчиненных. – Он раскрыл полевую сумку и вытащил из нее длинную склейку (от ее размеров у Баштана екнуло под ложечкой). – Значит так. Задача вашего полка – совершить марш, имея целью к 11 часам утра 19 мая выдвинуться в район северного берега озера Козодольское, где занять оборону на рубеже деревня Мальки – станция Белая, с целью – не допустить прорыва противника в направлении Силуяновка – Большие Маркизы. Марш совершить скрытно. Во время марша со стороны противника возможно авиационное противодействие выдвижению, также не исключена высадка на маршруте тактических воздушных десантов и диверсионных групп с целью организации засад, подрыва мостов и иных дорожных сооружений. Начало и интенсивность действий противника зависят от того, насколько эффективны будут маскировочные мероприятия полка. – Проверяющий сделал паузу и, пристально посмотрев на командира полка, с которого сейчас вполне можно было писать центральный персонаж финальной сцены гоголевского «Ревизора», продолжал: – Расположение полк должен покинуть не позднее чем через два часа, вывезя с собой ВСЕ необходимые материальные ценности для обеспечения боевых действий полка в течение трех недель. Поскольку, согласно данным разведки, по истечении этих двух часов по расположению полка будет нанесен ракетно-ядерный удар тактическим ядерным боеприпасом мощностью до 20 килотонн. – В голосе проверяющего ясно зазвучала ирония. – Так что за все время проверки – а она, как вы уже поняли, продлится около трех недель – вы не сможете воспользоваться ни единым гвоздем, оставшимся на территории части.

Баштан несколько мгновений переваривал сказанное, потом сипло спросил:

– А как же… строевой смотр?

Полковник Ким пожал плечами:

– К каждому из ваших подразделений, начиная с уровня роты или службы, прикреплен офицер-посредник. Ему предоставлено право в зависимости от ситуации и действий командиров подразделений объявлять часть личного состава убитыми и ранеными, а технику – выведенной из строя. Транспортировка личного состава, объявленного «раненным», возлагается на «действующий» состав полка. Личный состав, объявленный «убитым», переводится в специальный сводный отряд, возглавляемый начальником штаба, который уже объявлен «убитым». В состав этого сводного отряда также переводится выведенная из строя техника. Данному личному составу не разрешается нести вооружение и транспортировать материальные ценности, которыми может воспользоваться «действующий» состав полка. Если же вы примете решение задействовать состав или технику сводного отряда для транспортировки части вооружения и материальных ценностей, то они будут считаться «утерянными», что будет отмечено в итоговой справке. – Проверяющий помолчал, выжидательно глядя на командира полка, и все тем же спокойным голосам произнес: – Вопросы есть? – Вопросов не было. Он извлек из кармана секундомер, нажал кнопку запуска и закончил: – Отсчет времени до удара по расположению полка пошел. Напоминаю, что количественные показатели потерь от ядерного удара зависят от того, как далеко вы успеете увести людей от эпицентра. – С этими словами проверяющий встал, сделал четкий кавалергардский поклон и покинул кунг.

Когда Баштан вывалился из кунга, в круге света под прожектором переминались с ноги на ногу полтора десятка офицеров во главе с выглядевшим крайне уныло начальником штаба. Баштан удивленно покачал головой:

– Петрович, ты-то как в убитые угодил?

Тот уныло вздохнул:

– Да пошли она на… придурки какие-то. Я только свет в кабинете включил – сам знаешь, какой у меня в сейфе замок, – так на тебе, появляется этот черт нерусский и объявляет, что мой кабинет поражен высокоточным оружием и я, и все, что в нем находится, – уничтожены.

Баштан ахнул:

– Мать моя женщина!

В сейфе начальника штаба хранились все пакеты с планами действий при чрезвычайных ситуациях, расчетами сил и средств, проектами приказов и всего остального, без чего вся огромная машина под названием «полк» тут же замерла бы, не в силах сдвинуться с места. И вот теперь все это оказывалось недоступно.

Следующие три недели показались Баштану настоящим адом. Начать с того, что покинуть расположение в указанное время полк не успел. Все ссылки Баштана на то, что даже в плане перехода на степень боевой готовности «Военная опасность», что хоть каким-то образом напоминало поставленную перед полком задачу, на подобный переход предусматривалось восемь часов чистого времени, были встречены проверяющим все тем же пожатием плеч и холодным ответом:

– К сожалению, господин полковник, на этот раз противник не дал вам этих восьми часов. Так что вам придется воевать с тем, что вы успеете спасти.

Впрочем, положа руку на сердце, «спасти» можно было бы намного больше, если бы не обыкновенное головотяпство. Просто многие прапора – начальники складов вместо того, чтобы тут же начинать загрузку, подставив под тюки и ящики собственные спины и спины своих солдат-каптенармусов, мирно подремывали на этих своих тюках и ящиках, ожидая, пока из подразделений прибудет положенный по разнарядке личный состав, командир пятой роты второго батальона, которая в результатте и была выведена «в расход» в полном составе, двадцать минут пытался завести БТР, заглохший прямо в воротах парка, а начальник столовой, успевший уже загрузиться под завязку необходимыми продуктами, отказался трогаться, пока не прибудет самосвал с местного сельхозтоварищества, вывозивший из столовой пищевые отходы. Запыхавшемуся посыльному, присланному начальником продслужбы, до которого к тому времени уже дошло, насколько все серьезно, он сварливо заявил: