Текст книги "Время вызова. Нужны князья, а не тати"

Глава 4

– До Мневников, шеф?

Андрей молча кивнул и буркнул:

– Восемьсот.

– Пойдет. – Мужик влез на переднее сиденье и захлопнул дверцу. Андрей повернул ключ. Под капотом завизжал стартер, мотор вздрогнул раз-другой и сердито заворчал, позвякивая клапанами. Андрей подгазовал, затем включил «поворотник» и вырулил на проспект…

Из СИЗО его освободили внезапно. Уже под вечер раскрылось окошко, в котором сверкнули глаза выводного, затем раздался голос:

– Встать. Лицом к стене. Руки на стену.

Потом загремели ключи. Андрей считался «буйным» (ну еще бы, после того как такое учинил), но в общем охрана к нему благоволила. Во-первых, здесь, в СИЗО, он вел себя совершенно спокойно, во-вторых, все-таки офицер, а в-третьих, несмотря на всякие там режимы секретности, с обстоятельствами его дела все были более-менее ознакомлены. И большинство Андрея одобряло. А еще дело было в том, что среди «правильных воров» хозяин разгромленной Андреем усадьбы считался беспредельщиком, так что и блатные на Андрея также зуба не имели. Наоборот, ходили слухи, что «смотрящий» предлагал администрации поселить «танкиста» в его камеру, обещая проследить, чтобы тому не было никакого убытку. Но, согласно правилам, «буйных» надлежало «селить» отдельно, так что Андрей попал четвертым к еще троим горемыкам.

Выводной вошел в камеру. Окинул четверых сидельцев цепким взглядом, а затем коротко приказал:

– Данилов, с вещами на выход.

Кто-то охнул. Андрей отлип от стены, молча собрал свои нехитрые пожитки и вышел в коридор…

Едва он выбрался за железные ворота, как черный джип, стоявший метрах в сорока от ворот, коротко мигнул фарами. Андрей недоуменно покосился в его сторону. У него знакомых с подобными машинами не было. Он пожал плечами, поднял воротник и, повернувшись к джипу спиной, пошел к автобусной остановке. Джип за спиной коротко взрыкнул мотором, включил фары и двинулся за ним следом.

Когда черная громадина поравнялась с ним, щелкнула, открываясь, дверца и прозвучал уверенный голос:

– Андрей Альбертович, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Андрей остановился и обернулся. Задняя дверца джипа была приглашающе раскрыта, но разглядеть, кто сидит внутри, было невозможно. Что ж, если хотят грохнуть, то все равно грохнут. От джипа не убежать. Да и у тех, кто внутри, явно не только кулаки имеются. А если действительно хотят поговорить, так от него не убудет… Он усмехнулся про себя (да, тюремная камера быстро влезает в человека, раньше он не был таким покладистым) и полез в машину.

– Добрый день, Андрей Альбертович, меня зовут Бальтазар Иннокентьевич. – Мужчина располагающе улыбнулся. – Думаю, ломаете голову, почему это вас отпустили?

Андрей неопределенно пожал плечами. Он, конечно, удивился, но не то чтобы это так уж его волновало. После двух недель в глухой клетке со стенками, обработанными бетонной «шубой», с маленьким, забранным решеткой окошком под потолком и вонючей дыркой параши в углу становишься фаталистом.

– Можете не гадать. Это я обо всем позаботился.

Андрей удивленно воззрился на сидящего перед ним мужчину.

– Нет-нет, не надо никакой благодарности. Более того, скажу честно, я действовал отнюдь не в ваших интересах. Дело в том, что я работаю на… человека, чей дом вы так эффектно порушили.

– А-а-а, – протянул Андрей, внезапно вспомнив фигуру у бассейна, – я вас там видел…

– Несомненно, – удовлетворенно кивнул Бальтазар Иннокентьевич. – Но дело не в этом. Просто… ваш столь экстравагантный поступок создал для моего работодателя определенные сложности. Скажем так, он привлек к нему излишнее внимание, и кое-что из того, что, по уму, должно было бы оставаться в тени, внезапно выплыло наружу. Нет, дело не в официальных структурах. Хотя и тут возникли некоторые проблемы, но вполне решаемые. Трудности возникли в другой среде. – Он всплеснул руками. – Вы не представляете, насколько люди, принадлежащие к так называемым теневым структурам, подвержены ханжеству и закоснелости. И как они не любят тех, кто смело и свободно отбрасывает заплесневелые законы и традиции…

– А я-то тут при чем? – равнодушно спросил Андрей. Ему были совсем не интересны трудности того урода, который имел отношение к смерти деда.

– Дело в том, что мой работодатель непременно желает вам отомстить. Что в его понимании означает только одно – смерть. Причем довольно мучительную. – Бальтазар Иннокентьевич грустно улыбнулся. – К сожалению, он слишком привержен идеологии зверя. Он считает, что она делает его сильным. А волки ведь никогда не прекращают гона и не бросают загнанную добычу…

– А разве это действительно не делает его сильнее? Ведь зверь не только силен, но и ничем не ограничен, – заметил Андрей больше для того, чтобы что-нибудь сказать. Он уже понял, что ему и так расскажут все, что собирались. Правда, зачем ему это надо и, главное, зачем это надо его собеседнику, он пока не понял. Ну да и черт с ним…

– Вот как? Отрадно, что даже в столь… смутный период вашей жизни вы находите в себе силы задумываться над подобными вопросами. А что касается вашего замечания, то… нет, ни в коем случае нет, – мягко улыбнулся Бальтазар Иннокентьевич. – Если бы это было так, то человек никогда бы не стал тем, кем он стал, а остался бы всего лишь мясом на клыках зверя. К тому же, можете мне поверить, в далекие времена, когда человек был еще очень слаб, на этой планете водились звери гораздо более сильные и страшные, чем те, кто сегодня олицетворяет силу зверя. То есть всякие там волки, тигры или львы. И даже тогда человек оказался сильнее.

– Ну и к чему вы проводите со мной этот ликбез?

– Ну… ликбез – это всегда полезно, – усмехнулся Бальтазар Иннокентьевич, – к тому же не только с вами. Вон те два джентльмена тоже волей-неволей прислушиваются. – Он кивнул на сидящих впереди водителя и еще одного «джентльмена» шкафообразных пропорций. – Ну а главное, я пытаюсь убедить вас в том, что в просьбе, которую я собираюсь высказать, нет никакого подвоха. Что она столь же выгодна вам, как и… моему работодателю.

– И что же это за просьба?

– Я бы попросил вас, – мягко начал Бальтазар Иннокентьевич, – как можно быстрее ухать из Ленинграда.

– Зачем? – спросил Андрей.

– Затем, что в этом случае у вас появится шанс остаться в живых, а мой работодатель получит возможность быстро утрясти все свои проблемы с теми, кто сейчас настроен по отношению к нему крайне негативно.

– То есть вы гарантируете, что, если я уеду из города, этот ваш работодатель не будет ни искать меня, ни преследовать мою семью?

– Ну почему же, искать-то он будет. Идеология зверя, я же говорил… Но… как бы это сказать, гораздо менее активно. И даже при очень небольших усилиях с вашей стороны вряд ли отыщет. Он все-таки еще и бизнесмен. А ваша с ним ма-аленькая разборка создает некоторые трудности для дальнейшего роста и развития его бизнеса. Так что… если олень спрыгнет в водопад, то даже волки прекращают преследование.

– А если водопад не высок и не глубок?

Бальтазар Иннокентьевич вновь улыбнулся:

– Иногда, если бизнес этого требует, полезно сделать вид, что водопад о-очень высок. К тому же в «идеологии зверя» весьма ценятся безрассудная смелость, презрение к смерти и способность поступать по-своему вопреки всему. А вы все это продемонстрировали вполне наглядно. Так что уезжайте, Андрей Альбертович…

Бальтазар Иннокентьевич проводил взглядом худощавую фигуру, скрывшуюся за углом высокого забора, и, наклонившись, тронул водителя за плечо:

– В «Чепок».

Тот молча включил двигатель и джип тронулся с места.

К дверям модного кафе, служившего штаб-квартирой группировки, у лидера которой Бальтазар Иннокентьевич исполнял функции ближайшего советника, и носившего неофициальное наименование «Чепок», они подъехали, когда уже совсем стемнело. Бальтазар Иннокентьевич покосился на ярко освещенную витрину и едва заметно сморщился. Эти господа, разбросанные по городам и весям огромной страны – от столиц до глухих поселков, – на кого он имел честь работать, все как один страдали полным отсутствием какого бы то ни было вкуса. То, что им нравилось, что вызывало их одобрение, должно было непременно выглядеть аляповато, кричаще и пестро. Впрочем, если бы он хотел найти людей с безупречным вкусом, должен был бы искать их в другой среде. А для выполнения его задачи нужны были именно такие люди…

Он вылез из джипа и двинулся к дверям, украшенным табличкой «Спецобслуживание».

Когда Бальтазар Иннокентьевич вошел, «бык», все это время буравивший его спину тяжелым взглядом, покачал головой и, повернувшись к водителю, пробурчал:

– Не нравится мне этот еврей…

– А чё?

– Ты чё, не понял? Там же был тот урод, что хозяину дом порушил.

– Иди ты?! – не поверил водитель.

– Точно говорю. Я из разговора понял. Могли бы кончить – и вся недолга. Так нет, он его отпустил.

– Ну дела-а-а… – протянул водитель и покосился на «быка»: – Слушай, а откуда ты знаешь, что он еврей?

– А кто же еще? – удивленно переспросил «бык»…

Вечером после «бомбежки» они, как обычно, пили в гараже.

Снимать напряжение тяжелого и долгого трудового дня можно по-разному. Кто-то делает это на теннисном корте, в бассейне или на поле для гольфа, ну а большинству русских мужиков в это тяжелое время был доступен только один способ – застелить верстак старой газетой, нарезать колбаски, селедочки, лучка и… разлить по разнокалиберной посуде «беленькую».

Первая пошла хорошо. Андрей занюхал рукавом, сгреб на горбушку кольцо лучка и кусочек селедочки и засунул в рот.

– Нет, вот это жизнь, – блаженно щурясь, заявил Сема, – ни тебе жены, ни начальства – сам себе хозяин.

Сема был однокашником Андрея по училищу. Он распрощался с погонами еще раньше Андрея. И по собственной воле. Именно к нему Андрей приехал из Питера. Потому как куда еще было податься, кроме как в Москву…

До дома он тогда добрался часов в девять. Позвонил в дверь. Открыл отец. Увидев Андрея, он задрожал и прошептал севшим голосом:

– Сынок…

– Не волнуйся, папа, я не сбежал, – хмуро бросил Андрей и шагнул вперед, отодвигая отца.

– Ну зачем ты так? – укоризненно произнес тот и, повернувшись, крикнул: – Рая, Андрей вернулся!

Мать появилась на пороге комнаты, окинула его оценивающим взглядом и зло резанула:

– Нет у меня теперь сына, вот!

Отец тут же скукожился. Андрей тяжело вздохнул. Что ж, чего-то подобного он ожидал…

Пройдя на кухню, он залез в холодильник и выудил оттуда кусок колбасы и пару яиц. Поставив сковороду на огонь, бросил в нее кусок масла, затем мелко нарезал пару кружков колбасы и разбил несколько яиц. После тюремной баланды обыкновенная яичница должна была показаться ему верхом совершенства.

Отец зашел на кухню, когда яичница уже подходила. Андрей выставил на стол купленную в киоске внизу бутылку водки, бухнул сковороду на подставку и кивнул ему:

– Садись, пап, давай по рюмашке, а то я давно уже ничего такого не пробовал.

Отец торопливо присел на табурет. Андрей разлил. Чокнулись. Опрокинули. Закусили яишенкой. Отец слегка расслабился и улыбнулся:

– Хорошо… Знаешь, я когда-то даже мечтал, что вот так как-нибудь сяду с сыном на кухне, залужу по рюмочке…

– Ну… наслаждайся, – неловко буркнул Андрей.

– Ты не обижайся на мать-то. Ей тоже ведь тяжело. Она ведь всегда мечтала о том, какая у нас будет респектабельная и обеспеченная семья. Как все будут нас уважать и даже где-то завидовать. А видишь, как оно в жизни получается-то…

– Да я понимаю, – кивнул Андрей, – и не обижаюсь. Ну что, повторим?

– Повторим, – кивнул отец. Они накатили еще по одной.

– Ну и что ты делать думаешь?

– Уезжать мне надо из города, – объявил Андрей.

– Это почему? – удивился отец.

– Да так, умные люди посоветовали. Пока все не уляжется.

– Ну… раз так, то да, – согласился отец.

– Пап, я машину дедову заберу, ладно? Она ж все равно моя. Ее дед на меня переписал, еще когда я училище окончил.

– Бери, – согласился отец. – А куда думаешь податься?

– Знаешь, я пока лучше говорить не буду. Ну мало ли что? А так – вы и вправду не знаете.

– Разумно, – согласился отец. – Ну что, по третьей?

Они накатили и по третьей. В этот момент в кухне появилась мать.

– Все пьете? Я так и думала. Ты бы, Альберт, лучше брюки погладил. Завтра в люди идти.

– И действительно, – засуетился отец, – пойду поглажу.

Когда он, сопровождаемый суровым взглядом матери, выскочил из кухни, она покачала головой и уставилась на сына. Андрей продолжал невозмутимо поглощать яичницу.

– Ну что, добился своего? – сварливо начала мать. – И на что теперь жить прикажешь? И так денег не было, а тут появился единственный шанс, так ты же своими руками его и угробил!

– Ничего, – буркнул Андрей. – Он-то больше потерял.

Мать всплеснула руками:

– Дурак ты, дурак! Ну чего ты добился-то? Петр Демьянович все одно мертвый. Умер он, понимаешь? Умер. Закопали его туда. – Мать ожесточенно ткнула пальцем вниз. – А мы, – тут она всхлипнула, – мало того что денег лишились, так еще и тебя едва не посадили. Ну чего ты полез? О себе думать надо, о себе! Время сейчас такое…

– Мам, не начинай, – сурово произнес Андрей.

– Ох, Андрюшка, – вздохнула мать, внезапно теряя весь свой обличительный пыл, – я ж за тебя боюсь. Да черт бы с этими деньгами, хотя они нам очень бы сейчас пригодились, но ты ж вечно в какие-то истории вляпаешься. Думаешь, из этой выбрался, так и всё?

– Не выбрался еще, мам, – тихо произнес Андрей и, увидев, как побледнело лицо матери, торопливо добавил: – Да нет, не то, что ты думаешь. Не сбежал я. Но в городе мне оставаться нельзя. Так что уезжаю я. Завтра.

– И куда?

– Видишь ли, мы с папой решили, что вам об этом лучше не знать.

– С папой, – вздохнула мать. – Скажи уж, сам решил. На твоем отце всю жизнь ездят. Сам-то он никогда ничего не решает…

– Ну… не важно, – неловко произнес Андрей. – Он мой отец, и я его люблю. И тебя тоже…

На следующее утро он поднялся рано. В коридоре стоял чемодан с его вещами, собранный матерью, и сумка, которую сложил он сам. Он уже натягивал куртку, когда в прихожей, щурясь от света, появился отец. Он неловко протянул сыну маленький бумажный сверточек.

– Вот, возьми. Здесь триста долларов. Не бог весть что, но на первое время…

Андрей почувствовал, как к его горлу подкатил ком. Он покачал головой и молча обнял отца. Затем повернулся. Взял чемодан, сумку и вышел из дома…

– Нет, ну ты мне скажи, с какого такого бодуна мне такую жизнь портить? – вернул Андрея в настоящее голос Семы. Тот оседлал своего любимого конька, в очередной раз убеждая всех, что главное для человека – свобода. – Сам посуди: свои три сотни баксов в месяц я легко имею. И это чистыми, за вычетом бензина и текущих расходов. И мне вполне хватает. Вот еще только машину поменяю… – Он мечтательно закатил глаза. – Я уже присмотрел себе… «Форд-Сьерра». Ласточка… бензина жрет – каплю, а как по трассе идет… Мне Бульбаш дал прокатиться.

Бульбаш был одним из своих, «бомбил».

– Я уже уточнял, – перешел на деловой тон Сема, – за две триста можно свободно взять.

Первые два месяца Андрей жил у Семы. Дедова машина была в довольно страшненьком состоянии, так что все триста баксов ушли на то, чтобы привести ее в более-менее божеский вид. В принципе Андрей готов был заняться чем-то другим, но Сема убедил его, что «бомбить» – это самое то, безапелляционно заявив, что «корячиться на дядю – последнее дело, а тут – свобода». И все бы ничего, но время от времени Сема надирался так, что у него начинались глюки. Так что, как только финансы позволили, Андрей от него съехал, сняв совершенно убитую однокомнатную квартиру на окраине Железнодорожного.

Тем вечером компания засиделась надолго. Андрей ушел домой в половине второго, а гулянка еще была в самом разгаре. К полуночи подошли девки из киосков у метро, сменившиеся с суток, и разгул принял совсем уж непотребный характер. Андрей еле отбился от одной; ее звали Маруся, и родом она была с Тамбовщины. Как рассказывали девки, по первости сильно робела и шарахалась от мужиков, но потом вошла во вкус и нынче в их компании считалась самой разбитной. Так что для того чтобы выдержать даже первый натиск, Андрею пришлось изрядно потрудиться… Но к часу, поняв, что сегодня с «этим красавчиком» может произойти полный облом, Маруся быстро переключилась на Сему и спустя пару минут уже исчезла с ним в одном из соседних гаражей. Зато к Андрею тут же начала подбивать клинья другая девица. Он понял, что надо либо сдаваться, либо убегать, и решил… уйти. Его не слишком привлекал регулярный торопливый секс с пьяной молодухой в полутемном гараже на куче засаленных ватников…

Следующий день оказался дохлым. Ну бывают такие дни, когда все вроде бы как обычно, а масть не идет. К полудню Андрей едва набрал четверть от обычной нормы. Затем проколол левое заднее колесо, причем как раз тогда, когда вроде как сел выгодный клиент. Мужик очень торопился в Домодедово и обещал двойной тариф… Клиент пересел в другую машину, а Андрей полчаса трахался с колесом. Болты прикипели так, что один пришлось срубать на фиг. Пытаясь спасти день, он решил поработать подольше…

Эти двое сели на «Динамо» уже в первом часу ночи.

– В Бирюлево, шеф, – бросил один. Андрей недовольно поморщился. Гнать на окраину, да еще так поздно, было чревато. Ну да волков бояться – в лес не ходить.

– Тысяча сто, – бросил он, заводя мотор.

– Поехали, поехали, – успокаивающе пробурчал второй.

О том, что с этими двумя что-то не так, до Андрея начало доходить, когда он свернул на Пролетарский.

До Бирюлево оставалось немного, и он уточнил:

– Куда в Бирюлево-то?

– Езжай, там покажем, – буркнул первый, и Виктор заметил, как они переглянулись.

– Нам до гаражей, – пояснил второй, – машину вот хотим взять. Надо бы проверить. Ты вот свою как, сам чинишь или помогает кто? А то можем порекомендовать отличных мастеров… – Второй засмеялся. Первый недовольно покосился на него, а у Андрея вспотели ладони. Среди московских «бомбил» уже давно ходили истории о ночных пассажирах, которые вот так же брали машину до глухой окраины, а потом и машина, и водитель навсегда исчезали с московских улиц.

– А до каких гаражей-то? – холодея, спросил Андрей. – До тех, что у насыпи?

– Да ты не волнуйся, – недовольно пробурчал первый, – там увидишь…

Андрей сглотнул. Вот черт, и ни одного мента как назло! Да уж, гримасы судьбы – то едешь клянешь, а тут хоть молись! Можно было, конечно, притормозить и выскочить из машины, но кто его знает, может, это просто фантазии, да и машину жалко, потому как если нет ключа, то закоротить зажигание легче легкого. И прощай, ласточка.

– А машину я сам ремонтирую, ребята, – делано веселым голосом заговорил он, лихорадочно размышляя над тем, что делать. – Я ведь бывший танкист.

– Танкист, – хмыкнул первый, – как же, знаем – братская могила четверых.

И тут у него что-то забрезжило.

– Это вы зря, – обиженным голосом протянул Андрей. – Вы, видать, ни разу в танке не ездили. – Он резко надавил на тормоз и развернулся к пассажирам: – А хотите – прокачу?

– Чего? – ошарашенно протянул первый. Но Андрей его не слышал. Он выскочил наружу и подбежал к капоту. Поломавшиеся пружины он давно уже снял и выбросил, поэтому капот просто откидывался на лобовое стекло. Андрей откинул капот, хмыкнул, пока те хмыри в машине его не видели, и шустро юркнул на место.

– Э-э, парень, ты чего это? – обеспокоенно вскинулся второй. Но Андрей уже захлопнул дверцу.

– Первая! – рявкнул он, и машина прыгнула с места. Между обрезом капота и рамкой лобового стекла была узкая щель, в которую кое-что просматривалось, но парням на заднем сиденье она была не видна.

– Вторая! – весело заорал Андрей.

– Ты чего, идиот? – заверещали сзади.

– Башнер! Подкалиберным, заряжай! Прицел семь! Упреждение полкорпуса! Наводить под башню! – Андрей заложил крутой, до визга покрышек, вираж и с грохотом перелетел через трамвайные пути. – Механик, бля, дорожку!

– Мужик, – проблеяли сзади, – останови, слышь! Нам здесь надо.

– Есть дорожку! – торжествующе проорал Андрей, выруливая на осевую, и врубил четвертую. Машина рванула вперед.

– Эй, мужик, вот деньги. – На переднее сиденье упало несколько смятых купюр. – Мы уже приехали, мужик…

Андрей с размаху топнул по педали тормоза. Тормоза отчаянно заскрипели, капот с грохотом рухнул вперед, а машину повело влево. Через несколько секунд они остановились. Андрей повернулся к пассажирам:

– Ну как танк?

– Лечиться тебе надо, мужик, – буркнул первый. А второй вылез молча…

До дома Андрей добрался через полчаса. Войдя в квартиру, он, не снимая ботинок, прошел в ванную и, открыв кран, присосался к нему ртом. Напившись, утерся рукой и все так же в обуви прошел на кухню. Вытащив из холодильника бутылку водки, он оглянулся, ища стакан. Все имеющиеся были свалены в раковине. Тогда Андрей открыл сушку, вытащил чайную чашку и налил водку в нее. Залпом выпив, он некоторое время стоял, уставившись в стену невидящим взглядом, а затем прошептал:

– Я больше не хочу так жить…

Но мир его не услышал. Тогда он произнес громче:

– Я больше не хочу так жить!

Мир слегка повел ухом. Андрей повторил еще раз:

– Я. Больше. Не хочу. Так. Жить!

Мир недовольно поморщился. Подумаешь, какая-то букашка чем-то там недовольна. Вот новость-то…

Андрей стиснул бутылку водки и со всего размаха жахнул ею об стол. Брызнули осколки, во все стороны полетели брызги водки и кровь из распоротой стеклом руки.

– Я! Больше!! Не хочу!!! Так!!!! Жить!!!!!

Мир вздрогнул. Это уже был голос ХОЗЯИНА, человека, который сам определяет свою судьбу. И судьбу многих других людей. К этому голосу стоило прислушаться. И мир прислушался. Со всем возможным вниманием. Только Андрей этого пока не знал. Он тяжело вздохнул, покосился на залитый водкой и его собственной кровью стол, на засыпанный стеклом пол кухни и, повернувшись, двинулся в комнату искать бинт…