Текст книги "Дождливые сны (сборник)"

Роман Зубков (Служебный)
Дождливые сны

© Зубков (Служебный) Роман, 2016

© Петрова Евгения, иллюстрации, 2016

© Оформление. ООО «Дальиздат», 2016

На твоих бирюзовых губах

 
На твоих бирюзовых губах
Только отблеск хрустальных слёз,
Ты приходишь ко мне во снах
Из страны золотистых грёз.
 
 
Твои волосы пахнут росой,
Твои руки, как майский дождь,
Обнимают меня весной,
А по телу проходит дрожь.
 
 
Свои дни я стираю в тлен
И хочу побыстрее заснуть,
Чтобы снова попасть в твой плен
И щекою к тебе прильнуть.
 
 
Я готов, как верный пёс,
У тебя засыпать в ногах,
Словно отблеск хрустальных слёз
На твоих бирюзовых губах.
 

«Дождливые сны»

Еще в раннем детстве я полюбил это чувство…С годами оно превращалось во что-то большее, чем страсть или даже жажда. Я убегал, прятался и молчал, как будто специально обрекая себя на одиночество. Только я, никого вокруг, и тишина. Она, словно густой, теплый туман, окутывала все вокруг. Это «все» куда-то пропадало, проваливалось… Пожалуй, неважно, где оно сейчас, то, детское, неуклюжее, но честное и настоящее. Да, пожалуй, самое сложное – простить себя. Других прощать легче (они сразу же обо всем забывают), а я помню. Наверное, эта тишина и нужна, чтобы забыть. Когда кто-нибудь рядом, он напоминает, что здесь,

в этой маленькой комнате, кроме столика, дивана, книжных полок, набитых до потолка чьими-то бессмертными творениями, телевизора и дурацкой картинки на стене, еще есть ты… А иногда хочется не помнить об этом. Вдруг резкий щелчок откуда-то сверху сбил меня с мысли, и я начал засыпать. Опять это блаженство: щекочущие мурашки пробегают по равнинным гладям и откосам тела, и долгий, не моргающий взгляд в пустоту… Покой.

«Нет, пожалуйста, только не сейчас!» – подумал я и проснулся. Хорошо, что была еще ночь (не люблю просыпаться в уже с утра испорченном дне). Наверное, это дождь разбудил меня. Большие капли ударялись о стекла. Не зная этого звука, я подумал бы, что карабкается соседская кошка по водосточной трубе, или суетливый голубь прогуливается туда-сюда по жестяному карнизу.

«Льет, как из ведра, – подумал я. – Или по меньшей мере с десяток голубей и кошек». Пожалуй, дождь единственный, кого я могу слушать часами. Это тоже очень сложно – слушать. Люди так скучны, однообразны и предсказуемы, порой их видно насквозь, будто они из воды. А с дождем не так: он всегда такой же, как обычно, но разный. Не знаю, кто придумал, что дождь наводит скуку, страх или грусть. Обидно за него. Я поймал себя на мысли, что не помню о чем был сон. Так всегда…

За окном промелькнуло что-то, и я встал посмотреть. Открыл окно, и в лицо мне ударил холодный свежий воздух, вперемешку с маленькими капельками. Я вдохнул их носом и выдохнул тонкую струйку пара, сумев рассмотреть в темноте лишь мокрую, неподвижную березу. Она выглядела так, будто на нее нацепили старый шерстяной свитер, и заставили бежать под зеленым ливнем. А теперь она стоит здесь и отдыхает. Я потянулся, еще раз вдохнул, закрыл окно и лег. Приоткрывшись, скрипнула форточка. «Это даже хорошо, – подумал я, – теперь я все слышу»…

Я построю дом

 
Я построю дом из цветных витрин
И осколков забытых снов,
Там не будет стен и немых картин,
Ни замков, ни дверей, ни углов,
 
 
Только окна, а в окнах – лиловый свет,
Потолок – неба кровать,
Не нужны слова, там их тоже нет,
Я с балкона пустил их летать…
 

Первый снег

 
Первый снег спустился в мой застылый сад,
А унылый клен наряды сбросил,
«То, что было раньше, не вернешь назад», —
Догорая, мне шептала осень.
 
 
В лед укрылись лужи, словно в зеркала,
Обнял иней серебром деревья,
На твоих ладонях капельки тепла,
А душа – за ледяною дверью.
 
 
Вечер, синей далью, постучал в твой дом,
Фонари зажгли усталый город,
Я прошел случайно под твоим окном,
Укрывая сердце в серый ворот.
 

«Не смотри на время, знаю…»

 
Не смотри на время, знаю:
То не зной и не белый снег,
Я опять, я опять засыпаю,
Чтобы снова начать разбег.
 
 
Дождь струями, струями,
Вдруг сорвался, жизнь кипит,
А ты здесь, бьешь поцелуями,
То не град, сердце хрипит.
 
 
Не смотри за окно, послушай:
Там, вдали засыпает закат,
Уезжай побыстрее, а лучше
Поскорей возвращайся назад.
 
 
Снова дождь будет струями, струями
Укрывать этот город от сна,
Я тебя буду пить поцелуями,
Извини, как умею, до дна.
 

«Я во снах повстречал тебя…»

 
Я во снах повстречал тебя,
Мы во снах друг друга нашли,
Твои руки коснулись меня,
Будто звезды коснулись Земли.
 
 
На рассвете, капелью звеня,
Нас весной разбудили часы,
Твои губы коснулись меня,
Будто солнце коснулось росы.
 
 
Ты ушла, и разлуку кляня,
Я молился в вечерней тиши,
Твое сердце коснулось меня,
Будто ангел коснулся души.
 

«Я все равно не сплю…»

 
Я все равно не сплю,
Как это было раньше,
Тоска моя точь-в-точь,
Что хриплый лай собак.
 
 
Я все равно не сплю,
Мой свет клубится дальше,
Листву роняет в ночь
Стихов бесцельных мрак.
 
 
Я все равно не сплю,
Мой друг, небесный житель,
Передавай привет
Седому январю.
 
 
Я все равно не сплю,
Кудрявой ночи гибель
Мне ближе, чем рассвет,
Целующий зарю.
 

«Награди меня разлукой…»

 
Награди меня разлукой,
Как весенними цветами,
Чтоб я жил тоской и мукой,
Разбавляя сны стихами.
 
 
Губ твоих мне сладок трепет,
Но грешно любви раздолье,
Жду, когда ж гроза приметит
Мою душу в чистом поле.
 

Горюшко

 
Горюшко моё, ты странное,
Вязкое такое, липкое.
Счастьюшко моё, ты рваное
Лязгаешь песочком, зыбкое.
 
 
Где же мне теперь стариться,
Где же сну бродить вишнями,
Что же моим родным станется,
Как же я один-то, с пришлыми?
 
 
Скоро уж уйду по утру,
Лесом затяну дымную,
Попаду в страну новую,
Там сживу свою длинную.
 
 
Знать, после меня сладится,
Перестанут тополя грозами,
Всякая дороженька разгладится,
Вдоль нее уж шиповник – розами.
 
 
Вновь забьется огонек в доменке,
И леса вновь загудят соснами,
Не ходите на мои поминки,
Я всего лишь – по пути с веснами.
 

«Без имени, без отчества…»

 
Без имени, без отчества
Заснет мое отрочество,
Как старое пророчество, в тени,
Уж света не захочется,
А ночью, в одиночестве,
Лишь свет ее высочества луны.
 
 
Вдруг ветер, сном всклокоченный,
Слегка росой намоченный,
Смахнет пыль у обочины и – в дом,
Там спрячется, застуженный,
Замерзший и простуженный,
А ночь заплачет утренним дождем…
 

«Под ногами слякоть, весь промок, до нитки…»

 
Под ногами слякоть, весь промок, до нитки,
Разучился смотреть наверх,
Я подкостную мякоть раздарил по слиткам,
Обмотав одеялом поверх.
 
 
Я не знал дороги, и никто не знает,
А маяк безбожно лжет,
Заплетаются ноги, но не стонет, лает
И живет, потому что ждет.
 
 
До конца, до края и до дна могилы
Нас ведут: под локоть кисть,
«Баю – бай, засыпайте, набирайтесь силы,
Впереди другая жизнь».
 
 
И мы верим, спим, позабыв былое,
Растекаясь дерьмом по пню,
Может там, с ним, как кино немое:
На стену да в простыню?
 
 
Что ж вы тяните руки, что, уже проснулись,
Забурлила в сердце кровь?
Из-за вас, суки, как старухи согнулись
Вера, надежда, любовь.
 
 
Мы ведь все – калеки, и нам нравится лазать
На коленях взад-вперед,
Поднимите же веки, перестаньте мазать
Сажей тьмы тех, кто свет несет.
 
 
Не ломайте крылья, отпустите ветром,
Тех услышьте, кто сердцем пьет,
Может небыль – былью, да прозренье – пеплом,
Ваши серые души спасет.
 

«Берег мой холодный…»

 
Берег мой холодный,
Словно прошлым летом,
От зимы свободный,
Заливался светом.
 
 
Может просто снилось,
Что тебя коснулся,
Словно ночь кружилась,
И во тьме проснулся.
 
 
Но незримый холод
Утонул в отдышке,
Растопил мой голод:
Сладкие пустышки.
 
 
Тайна твоя знала,
Что от пепла будет:
Для мечты начало
В день по капле сгубит.
 
 
Лишь улыбкой зрея,
Вновь целуя губы,
Солнце, розовея,
Прячет свою убыль.
 
 
Осени измена
На ветвях играет,
Красно-снежной пеной
Берег догорает.
 

«На книжной полке моих дней…»

 
На книжной полке моих дней
Совьет гнездо шальная птица,
Забвенье, выцветшей страницей,
Вновь принесет к мечте моей.
 
 
Мечта моя не сможет позабыться,
Мечта моя была моей…
 
 
На берегах людских страстей
Растеряны слепого счастья лица,
Твоей тоской не смел напиться —
Я погружался в мир теней,
 
 
Но в бесконечности дождей
Успел тебе я позабыться,
Любовь в окно устала биться —
Я навсегда простился с ней.
 
 
Нет, ты не сможешь позабыться,
Мечта моя, ты все-таки была моей…
 

«Как лист дрожу, сорваться б с ветки…»

 
Как лист дрожу, сорваться б с ветки
И прилететь к тебе во двор,
Увы, желтеет редко
Листвы моей убор.
 
 
Ах, не пускает лето осень
Озолотить мою печаль,
И мои братья слезно просят:
«Не опадай, не опадай».
 
 
Кружиться в вальсе – вот забава!
Лететь, не зная мук земли,
Вертеться влево, править вправо
Когда-то все могли.
 
 
Но вот и осень облетела,
Уж вьюгами отпел январь,
Февраль ветрами, неумело,
Влюблялся в марта марь.
 
 
А я свернулся в серый кокон,
И не дрожу, застыл мой взор,
Погас тот свет любимых окон,
Потрескался листа узор…
 

«Ты знаешь, где будет мой дом…»

 
Ты знаешь, где будет мой дом,
Ты знаешь, сколько мне лун,
Ты помнишь, как летним огнем
Касался я снов твоих струн.
 
 
Я знаю, что ты любишь петь,
И звуки уносятся вдаль,
Ты можешь, как птица, за ветром лететь,
Покинув земную печаль.
 
 
Ты видела звезды и ночь,
Ты верила свету с дождем,
Но так уж случилось, что Бога Дочь
Проснулась в доме моем.
 
 
Ты снова покинешь мой мир,
Растаешь в тумане к утру,
Узнаешь количество всех черных дыр,
К обеду тебя я сотру.
 
 
Я знаю, мы встретимся вновь,
Как будто мгновенье – сто зим,
Вернут позабытую небом любовь,
И вместе о том погрустим.
 
 
Ты вспомнишь, где будет мой дом,
Забудешь о том, сколько лун
Я ждал и, в осеннем тумане хмельном,
Звучал летний стон теплых струн.
 

Чудовище

 
Когда останешься один, как брошенная псина в грязной клетке,
И жизнь твоя отмерена рулеткой, незакрепленная, избитая, скучна,
И, выцветшая, не нужна, забыта, словно не найденная точка без отметки,
Листом кленовым опадает с ветки, как лучик солнца, бьет в глаза…
И та, хрустальная слеза, была последней каплей в жизни ветхой.
Лиловым снегом осыпается душа, не спится на верху, и снизу не живётся,
Простится, и уходит не спеша, заплачет мать, а кто-то рассмеётся.
Безумие её так сладко и безгрешно, я попытаюсь вам простить его,
Я ухожу, лишь поцелую нежно, и попрошу: не говорите ничего,
Оставьте мне мои семьдесят восемь вёсен и те сто семьдесят коротких до весны.
Кто мы такие, что у жизни часто просим укрыть нас от беспамятства молвы,
Не видеть эту мразь, не слышать бленья, забыть про всё и не искать прощенья,
И не желать врагам такой судьбы?!
Я понял всё, теперь я знаю: я – чудовище, я виноват, а не они!
Лишь ты одна простишь меня, моё сокровище,
                                                           зажжешь спасительные в темноте огни.
 

«Полон воздух колокольный…»

 
Полон воздух колокольный
Звонкой бронзой, будто встарь,
На забаву ветер вольный
Раздувает с крыш январь.
 
 
И горчит тяжелый ладан,
Растворяясь в бликах свеч,
Наш спаситель словно рядом,
Дышат храмом своды плеч.
 
 
На иконы, грусть навея,
Мне приснится благодать,
На семнадцатой аллее
Я хотел бы умирать…
 

Замечталась ночь

 
Замечталась ночь
О печалях дня,
От зари, точь-в-точь,
Сберегла меня.
 
 
Оробев от слез,
В голубую рань,
Седина с волос
Собирает дань.
 
 
И рисует мор
На земле следы,
Не сберег костер
Ледяной воды.
 
 
Раздобрела высь
В перетоке дня,
Разорвали в клочья
В тот час меня.
 
 
Но белым-бело,
И ветшает даль,
От дождей – стекло,
От любви – печаль.
 

«Я людей люблю видеть живыми…»

 
Я людей люблю видеть живыми,
Я живыми люблю их знать,
А давайте рождаться другими,
Чтобы вовсе не умирать.
 

Ангел

 
Иногда слышу стук,
Он сквозь вены поет,
Это сказочный звук,
Это – сердце твое.
 
 
Ангел твой не забыл,
Как же счастлив он,
И глаза приоткрыл
Пред смертельным прыжком.
 
 
Закружилась тогда
От небес голова,
Засияла звезда,
Распустились слова.
 
 
Пусть они долетят
До тебя весной
И расскажут, что был я
Всегда с тобой.
 
 
И упал на траву
Ангел – перьев рой,
«Для тебя я живу —
Вот подарок мой!»
 
 
Я сквозь землю рос,
Я пил свет в реке,
Полюбил гроздья слез
На твоей щеке.
 
 
Полюбил те сны,
А пока летел
Вспоминал объятья
Сплетенных тел.
 
 
Стало бешенством рук
В голове воронье,
Самый сказочный звук
Это – сердце твое.
 

«Бесы, бесы, вы мои и только…»

 
Бесы, бесы, вы мои и только,
Бесам я посвящаю песнь.
Не собрать вам клыков столько,
Что бы в душу мою залезть!
 
 
Не скопить вам ножей острых,
Что б меня до костей прогрызть,
Ледяной во мне дикий остров,
Золотая во мне рысь!
 
 
И я рыскаю, пробую землю,
Заливаю закатом край.
Во мне души умершие дремлют,
Там они обретают рай…
 
 
И залит я, забрызган тенью,
Как безногий пытаюсь встать,
Проклинаю свою землю,
Поминаю свою мать.
 
 
Мне дорога – слепая старуха,
А попутчик – небес простор,
Я мечтаю о светлых муках,
Грежу смыть я с души позор.
 
 
Бесы, бесы мои…пусто,
Хоть вокруг берегов круговерть,
Я как старая пыльная люстра,
Освещаю забытую смерть.
 
 
С облаков ваших смыть жалость,
Подле вас на камнях гнить,
Среди вас мне немного осталось,
После вас буду вечно жить!
 
 
Так умойте ж, родные, пылью,
Я другой, я такой, как есть,
Вашим лапам, зубам и крыльям
Я свою посвящаю песнь.
 

Храм мой

 
Уже совсем скоро, заплетайте косу
И косите: раз, два…,
Запевали хором, да пошла кровь носом,
Боже, как болит голова!
 
 
Закатился свист закатом красным,
Я закрою настежь глаза,
Он мне снова снился цветочным маслом,
Точно алый маковый сад,
 
 
Только вместо цветов – крестов распятья,
А трава – иглы в ряд,
И глаза зверя кровавой рябью
Исподлобья на меня глядят.
 
 
Я опять слишком рано, дурак, зарёкся,
Свою линию – под монастырь,
Слишком поздно понял, но успел, осёкся
И упал дыбом в пустырь.
 
 
Едкий страх стальным жалом мне дырявит ноги,
Лишь тепло от свежих ран,
Ненасытному мало, не простят боги,
И грех не пустит в храм.
 
 
Но я жив, и в этом твоя лишь заслуга:
Ты одна не бросала меня,
А когда я ослеп, ромашковым лугом
Обернулась любовь твоя.
 
 
И я снова вижу, ко мне ходят в гости,
Излечен, исповедан тобой,
Ты внутри дышишь, ты моя кровь и кости,
Златокудрый Храм мой!
 

«Однажды ветер влюбился…»

 
Однажды ветер влюбился
В печальную желтую осень,
Над нею он пел и кружился,
Попросту заморозил.
 
 
Но снег пришел на подмогу,
Грехи он и тайны спрятал,
Целовал ледяную дорогу,
С ветром ее сосватал.
 
 
А дорога к весне брезгливой
Потемнела и стала вязкой,
Тогда ветер влюбился в ивы,
В теплый пух, в сказку.
 
 
Распускались потом листья,
Он ласкал эти листья тоже,
А тоска становилась высью
И небесной кожей.
 
 
У ветра бывают порывы,
Он тоже слепой в любви,
Смотри, как сгибаются ивы,
Прямо до земли.
 

«Туман рассеялся лишь через много лет…»

 
Туман рассеялся лишь через много лет,
Устал мне быть таким родным и близким,
Проснулся утром, а его уж нет,
И небо стало вдруг каким-то низким.
 
 
Привык я жить без солнца и луны,
Без света звезд и неуместных правил,
И знаю: нет ничьей вины,
Ушел он просто и растаял.
 
 
Оставив меня одного в новом сне,
Сегодня цветном, а не белом,
Пойду, посмотрю: может это ко мне?
В моё красное, белым мелом.
 

Обещание

– Любимый.

– Да, любимая.

– Ты ведь никогда меня не бросишь?

– Нет, конечно, никогда.

– Пообещай.

– Обещаю: я никогда тебя не брошу.

– И я тебя, никогда-никогда, ведь я люблю тебя…

Я часто вспоминаю этот разговор. Он хорошо мне запомнился.

Как наяву вижу ее глаза, наивные, добрые и счастливые, даже запах ее помню и тепло.

Все произошло очень быстро. Я увидел ее, она – меня, точнее не так: я ее почувствовал. Первое же свидание стало началом нашей новой жизни. Мы сразу стали жить вместе. Она сводила меня с ума, я же стал тем островком, где она могла спрятаться от бурь и дождей. Со временем, мы часто менялись местами. Бывало по-всякому, в общем, как у всех: холодные войны и горячие перемирия, заход солнца и восход луны. Мне нравилось в ней все. Особенно то, как жадно ее плечи пьют лунный свет по ночам, а утреннее солнце целует ее золотые волосы.

Времена тогда были не простые. Частые переезды с места на место, работа, институт, и постоянная нехватка денег. Но все это только сближало нас. Она любила читать сказки, а я любил писать ей стихи. Я верил ей, и она была честна со мной. Что такое ревность, я до сих пор не знаю, потому что не чувствовал этого ни разу. Любовь и вера тогда были моими сестрами, которые так наивно надеялись на своего брата…

Все произошло очень быстро. Я перестал понимать ее, она – меня, точнее, не так: я терял ее. Наш мирок, маленький и хрупкий, постоянно разваливался, словно карточный домик: только соберешься строить очередной ярус, как что-то ударяет по столу. Она не смогла принять мой мир таким, какой он есть. Испугалась, выбрав для себя самый простой путь, а я просто отпустил ее. Она была влюблена в меня, да, это так. Но не любила. Когда любишь – не боишься и не сомневаешься. Я не сомневаюсь и сейчас. И не борюсь за ее любовь. Ее любовь уж давно покинула меня. Это было для меня самым страшным. Сестры разъехались, и я остался один.

Зачем мы нужны друг другу? Чтобы просто жить вместе, есть из одной тарелки и спать в одной кровати? Нет, я не верю. А может, мы нужны, чтобы любить и, однажды, сдержать свое обещание…

– Любимый.

– Да, любимая.

– Ты ведь никогда меня не бросишь?

– Глупенькая моя, я не брошу тебя никогда-никогда.

– Пообещай.

– Обещаю, я никогда тебя не брошу, чтобы не случилось, чтобы не произошло, ведь я люблю тебя.

«Твой мир укутан тишиной…»

 
Твой мир укутан тишиной,
А блеск мечты украден далью.
Я шел, как маятник, хмельной,
А сердце наливалось сталью.
 
 
Твои глаза устали лгать,
Небесный свет пропах презреньем,
Тогда мне было, что сказать,
Но я питался лишь терпеньем.
 
 
Твоя любовь была слаба,
Я слышал хруст её, но верил,
Я позабыл твои слова,
А жизнь мою мне Бог отмерил.
 
 
Тебя мне незачем прощать,
Недаром я слыву поэтом,
Могла ты только обещать,
Хотя была слаба и в этом.
 
 
Так пей же смех, живи весной,
Любуйся снами теплым летом,
Мы не увидимся с тобой,
И лишь тебе жалеть об этом.
 

«Не вернешься назад, знаю…»

 
Не вернешься назад, знаю,
И судьба, и любовь другая,
И ходить ты устал по краю,
И в морщинах твои глаза,
 
 
Но когда твой сын крылатый,
Укрываясь еловой лапой,
Засыпает и шепчет «папа»,
Из души его бьет слеза.
 
 
Ты не знаешь, чего я знаю,
И мечта, и любовь иная,
И дорога моя чужая,
И своя на душе гроза.
 
 
Зарываясь в снег косматый,
Умирает твой сын крылатый,
Под ветрами и красной ватой,
Он не в силах тебе сказать,
 
 
Что весна для него другая,
Что не надо ни ада, ни рая,
Но опять за окном светает,
И забытое нужно стирать.
 

«На территории служебные собаки…»

 
На территории служебные собаки,
А за забором – неслужебная свинья,
Всё роет землю рылом после драки,
Визжа и извиваясь, как змея.
 
 
А дворники, смеясь хмельною бранью,
Пинают высохшую каменную грязь,
На пыльной рваной ране в бессознаньи,
Спят души их, пытаясь не пропасть.
 

«Вольному – и воля, и свобода…»

 
Вольному – и воля, и свобода,
Слабому – и вера, и запрет,
Грешнику – расплата от народа,
Честному – и плаха, и ответ.
 
 
Узнику – и пища, и отрада,
Сильному – и пепел, и поклон,
Праведным – на блюде черном гада,
Мне – расплавленного неба стон.
 
 
Раненому – смертного спасенья,
Павшему – покой и сок берёз,
Старику – и хмеля, и веселья,
Молодому – и тоски, и слёз.
 
 
Страннику – приюта и ночлега,
Матери – младенца тихий плач,
Травам – света и растаявшего снега,
Морю – колыханья серых мачт….
 

«Есть ли жизнь какая-то кроме…»

 
Есть ли жизнь какая-то кроме,
Кроме той, что во век не жизнь?
Я иду, и глаза мои кровью
От тоски вековой налились.
 
 
Рядом смерть голубком воркует,
И щенячьей немою слезой,
Я тебя обнимаю нагую,
Ты нужна мне сейчас такой!
 
 
Я люблю, мне легко ненавидеть,
И хотелось так много сказать!..
Лучше б было тебя не видеть,
Лучше б было тебя не знать!
 
 
Сам Господь твою жизнь отметил,
А моя жизнь – безлюдный причал,
Лишь тебя я на радость встретил,
На погибель свою повстречал…
 

Обман

 
А помнишь, раннею весною мы по утрам ходили в лес,
Как целовались над рекою, и в отражении небес
Играло солнце, вновь родившись, на смену заспанной луне?
Твой локон мягкий, золотившись…Я помнить буду. Лишь во сне
Я обниму тебя за плечи и вновь увижу теплый взгляд.
Смешною кажется мне вечность! Ах, если б мог вернуть назад
Апрель тот сладкий, что растаял, как утренний лесной туман,
И на прощание оставил любви несбывшейся обман…
 

Город

 
В любовью раненных мечтах и одиночестве слепом,
Бродила радость, впопыхах, глотая воздух ртом.
 
 
Зимой под снегом, летом – вплавь, спешило счастье в дом,
И падал дождь, стирая явь, и страх играл с дождем.
 
 
За ветром, в рваных облаках, парила радуга, смеясь,
А полдень, с вечером в руках, пытался день украсть.
 
 
Последний день, как первый снег, растает на ладонях стен,
Но не поднимет город век, не встанет с пней-колен.
 
 
Вновь чайка пролетит над ним и, с отвращеньем, провопит,
Укроет город сладкий дым, мой город снова спит.
 
 
Под треском нитей-проводов туман лишь будет петь,
В ту ночь на ласки и воров луна придет глазеть.
 
 
Потянет холодом сквозь плед, и туча в море, как в кровать,
Уляжется, но скажет свет: «Проснись, пора вставать».
 

«Я целовал ее несмелыми руками…»

 
Я целовал ее несмелыми руками,
И не скрывал беспомощной страсти,
А ночь слепая стянула силками,
Вдруг понял: я в ее власти.
 
 
Дыханье сердца забилось в легких,
Запело утро в облаках низких,
Сплелись два мира, разных и далеких,
Но счастливых и таких близких.
 
 
В ее глазах засияло море,
Забыв про шторм и холодный ветер,
Она спала и не ведала горя,
Я покинул ее на рассвете…