Текст книги "Миссия: Земля «Во мраке бытия»"

Я заранее знал, как будут развиваться события. Наемные убийцы, состоящие на службе у мафии, вынуждены вести очень нервную жизнь. Джимми Подонок потянулся к дверной ручке, одновременно целясь в дверь Из пистолета. Мне пора! Дверь, чуть скрипнув, начала приоткрываться.

Я шагнул через подоконник, громко объявив при этом:

– А вот и сюрприз!

Перепуганый мафиози моментально обернулся на мой голос. Пуля из его пистолета ударила в стену над моей головой. Но не успел отгреметь выстрел, как Джимми бросился к двери. Эффект был катастрофическим. Он, конечно же, столкнулся в дверях с дежурным клерком, державшим на вытянутых руках поднос со спиртным.

Клубок из рук и ног, изрядно сдобренный виски из разбитой бутылки и приправленный стеклом, под аккомпанемент еще двух беспорядочных выстрелов бесформенным комом покатился вниз по ступенькам.

Наконец они грохнулись об пол у подножия лестницы и замерли. Я рысцой сбежал по ступенькам и взял пистолет из бесчувственной руки Джимми.

– Разве так полагается встречать старых друзей? – с упреком проговорил я. Именно так и следует с ними обращаться. Прием этот можно вставить в любой учебник по психологии. Там это называется «выведением из равновесия».Правда, своим пистолетом я не просто вывел из равновесия Тейвилнасти – из него, похоже, просто дух вышибло.

Дежурный клерк, лежавший рядом с Джимми Подонком, с ужасом уставился на меня. Тут только я заметил, что пистолет в моей руке направлен прямехонько на него. Я поставил его на предохранитель.

– Ты на редкость неуклюж для официанта, – сказал я. – Посуди сам – разбить целую бутылку виски. А теперь поднимайся поживее, да принеси новую за счет заведения. Клерк кряхтя удалился.

Я поднял Тейвилнасти с пола и потащил к небольшому столику в холле. Он понемногу приходил в себя.

Клерк, трясясь от страха, принес новую бутылку виски с двумя стаканами. Прежде всего я вернул Тейвилнасти его пистолет. Потом налил ему изрядную порцию виски. Он немедленно выпил. После этого на его изрытом оспой лице появилось выражение настоящего раздумья.

– Что, черт побери, должно все это означать? – осведомился он наконец.

– Просто мне не хотелось, чтобы ты случайно застрелил меня, – ответил я.

Чувствовалось, что он все еще не разобрался в ситуации. Я налил ему еще виски. И решил начать с другого конца.

– Я спокойно мог бы убить тебя, но, как видишь, я этого не сделал. И этот факт доказывает, что я являюсь твоим другом. Он обдумывал мои слова, потирая шишки и ссадины на голове.

Я снова подлил виски в его стакан.

– Как поживает Бэби? – спросил я.

Он поглядел на меня ничего не выражающими глазами.

– Ладно, не придуривайся, – сказал я. – Я спрашиваю о Бэби Корлеоне, моей старой любви.

– А ты знаком с Бэби?

– Конечно же, я знаком с Бэби.

– А откуда ты ее знаешь?

– Встречались, – лаконично ответил я.

Он выпил виски.

– Ты из АБН?

В ответ я рассмеялся.

– Из ФБР?

Я налил ему еще виски.

– Я из Всемирной организации труда. И собираюсь помочь тебе сколотить состояние.

Он молча выпил.

– А теперь слушай меня внимательно, – сказал я. – Мы заняты строительством нового госпиталя. Он будет готов принять первых пациентов примерно через два месяца. Мы овладели совершенно новой методикой производства пластических операций. Мы можем изменять отпечатки пальцев, расположение зубов, голосовые связки, лицевые кости черепа.

– А ты не (...)?

– Ничуть. Кроме нас никто на свете не способен на такое. И никто об этом не будет знать. Сам знаешь, клятва Гиппократа и все такое прочее.

– Вроде пятой поправки к Конституции?

– Совершенно верно, – подтвердил я.—А теперь перейдем к делу. Ты прекрасно знаешь дно Атлантик-Сити. Ты близко знаком с многими ключевыми фигурами мафии. Верно?

– Ну верно, – буркнул он.

– Так вот, у мафии полно людей, которые скрываются от закона, их там набилось столько, что яблоку негде упасть. Люди эти предпочитают никому не показывать свое лицо, потому что фотографии их вместе с отпечатками пальцев хранятся в каждом полицейском управлении, в ФБР и в Интерполе. Правильно я говорю?

– Ну правильно.

– Так вот, если этих людей удастся переправить сюда и поместить во «Всемирный благотворительный госпиталь милосердия и любви», мы сможем изменить их физическую внешность, снабдить их новыми свидетельствами о рождении и паспортами и все это, естественно, по твердой цене. Ты же лично положишь в свой карман двадцать процентов уплаченной ими суммы. Он взял со стола бумажную салфетку и принялся что-то старательно подсчитывать.

– Я буду богатым человеком, – изрек он наконец.

– Верно.

– Но есть тут одна и неправильная вещь, – сказал он. – Я могу шепнуть кое-кому словечко, и шепот этот будет услышан. Я могу поставлять сюда людей с именами просто пачками. Но я не могу этого сделать.

– Почему не можешь?

– Потому что сейчас я занят другой работой. У меня контракт.

– Знаю, – сказал я. – Гансальмо Сильва?

– Откуда ты узнал?

– У меня есть свои источники, – и я высокомерно поглядел на него сверху вниз. – Сильва не вернется сюда по меньшей мере еще недель семь. А., это означает, что в твоем распоряжении имеется шесть недель, которые ты можешь посвятить вербовке первых пациентов для нашего госпиталя.

– Мне понадобятся деньга на расходы. Я не могу повесить их на Бэби.

– А ты бери деньги на расходы из сумм, выплаченных тебе в виде аванса, – посоветовал я.

– Ну ты и хитер! – воскликнул он и рассмеялся.

– А если ты сумеешь поставить нам много клиентов и дело через пару месяцев завертится, то и я смогу подбросить тебе кое-какой дополнительный заработок.

– Да?

– Да. Я преподнесу тебе Гансальмо Сильву на серебряном блюде.

– А ты не (...)?

– Я подставлю тебе его как глиняного голубка в тире!

На глаза его навернулись слезы благодарности, и он протянул мне руку:

– Ну, начальник, считай, что поладили!

Да, что ни говори, а психологические приемы срабатывают безупречно и безотказно. Немного погодя я вернулся к своей машине и, не обращая никакого внимания на вечно возмущающуюся чем-то толпу местных жителей, завел машину и уехал. Все во мне ликовало. Мне даже казалось, что я не еду, а парю в облаках.

Солтен Грис, он же Султан-бей, на пути к просто неприличному богатству. И в конце концов, разве Великий Совет не велел нам внедрять элементы более прогрессивной технологии на этой планете? То есть именно в тех областях, где технология эта принесла бы настоящую пользу, не так ли?

ГЛАВА 3

Солнце шпарило вовсю. Небо было безоблачным и сияющим, во мне тоже все сияло и пело, когда я гнал свою машину, возвращаясь домой. И тут мне припомнилось, что вдобавок ко всему мне еще сегодня доставят танцовщицу. Будущее представлялось мне настолько блестящим, что я невольно сделал то, чего я обычно никогда не делал – я вдруг запел.

Фрэнки и Джонни – парочка что надо!

Что бы ни случилось, Фрэнки с Джонни рядом!

Фрэнки клялась Джонни век его любить,

Джонни клялся Фрэнки девочек забыть!

На дороге появилось препятствие. Это была вереница из десяти тяжело нагруженных верблюдов. Они плелись, с трудом передвигая ноги, и я даже не мог разглядеть, где же их погонщик. Сигнал у– моего «рено» давным-давно испортился, и мне пришлось чуть ли не по пояс высунуться в окно, чтобы разглядеть, что же там творится во главе каравана.

Ага! Именно то, чего я и ожидал.

В этих местах веревку-поводок переднего верблюда зачастую привязывают к ослу, поскольку животное это, по-видимому, знает дорогу к месту, куда направляется караван. И вот осел попросту тянет за собой всю цепочку верблюдов и приводит их в конце концов к месту назначения. По этому можно судить, до чего же глупые животные эти верблюды, если такая маленькая и тупая скотина, как осел, оказывается умнее их.

Такого шанса позабавиться просто нельзя было упускать.

Я тут же запел во весь голос:

Вернись ко мне, мой друг!

Ведь я же твой супруг!

Я направил машину почти прямо на осла. Тут уж вопрос стоял так – либо мой бампер, либо его нос. Но не исключаю возможности, что главную роль здесь сыграло и мое пение. Глупое животное рвануло привязанную к нему веревку-поводок, взревело и перемахнуло через кювет. Верблюды вели себя так, будто попали под артиллерийский обстрел. Они сразу же попрыгали с дороги на поле подсолнечников, теряя вьюки и пытаясь во что бы то ни стало следовать за ослом. Я просто покатывался со смеху. Так я подъехал к Международному центру переподготовки фермеров, перевернув попутно бампером выставленный здесь явно по ошибке столб со знаком, запрещающим парковку, и остановился у конторы коменданта базы.

Контраст между выражением его лица и моим настроением был просто разительным. При виде меня он застонал и обеими руками схватился за голову.

– Офицер Грис, – сказал он, подымая наконец голову, – нельзя ли нам постараться создавать вокруг себя поменьше замешательств?

– Ты что, имеешь в виду этот дурацкий дорожный знак? – высокомерно поинтересовался я.

– Нет. Дело вовсе не в нем. Прошлой ночью произошла драка, а сегодня наши агенты в городе донесли, что сыплются жалобы со стороны владельцев тележек, жалобы полиции на то, что вы постоянно паркуете машину в неположенных местах, а перед самым вашим появлением мне позвонили и сообщили, что вы с каким-то гангстером открыли пальбу в отеле. Умоляю вас, офицер Грис, будьте поосторожней. Нас вообще не должны замечать здесь. До вашего прибытия мы все...

– Глупости! – резко перебил я его. – Вы жили совсем не в духе планеты. Вы вели себя как захолустные деревенские растяпы. Вы не задавали тон и ритм, и вы далеко отстали. Так что позвольте теперь действовать мне! Именно я являюсь крупнейшим специалистом по социально-поведенческим стереотипам на Блито-ПЗ. Вы хотя бы посмотрели их фильмы, если не способны на что-либо другое. Ну хотя бы те, которые импортируют в Турцию. Да они там ничем иным и не занимаются, как только стрельбой друг в друга и взрыванием всего на свете. Но у меня сейчас просто нет свободного времени, чтобы восполнять пробелы в вашем самообразовании или заниматься улучшением культурно-просветительской работы. Я приехал сюда ради дела! И я швырнул пачку контрактов на его стол. Он взял ее усталым жестом и сокрушенно покачал головой, как бы давая понять, что он и тут не ожидает ничего хорошего.

– Госпиталь? – недоуменно спросил он. – Госпиталь стоимостью в пятьсот тысяч долларов?

– Вот именно, – сказал я. – А уж заботы по государственному устройству, Фахт-бей, оставьте мне.

– Но ведь это не было одобрено нашим, местным офицерским советом. Наш начальник финансовой службы упадет в обморок при виде этих бумаг.

Кого-кого, а нашего начфина я знал отлично. Он был беженцем из Бейрута. В Ливане он считался одним из ведущих банкиров, пока война не привела к краху банковское дело и не заставила его бежать из страны. Жадный и наглый ливанец.

– А ты передай ему, чтобы он вытащил из казенного денежного ящика свои грязные лапы, пока я не обрубил ему их, – сказал я. – И раз уж мы заговорили об этом, то выдай-ка мне тридцать тысяч лир. Я поиздержался на этом деле. Он поплыл в свою комнату на задах конторы и вернулся оттуда с тридцатью тысячами турецких лир. Сделав какую-то пометку в книге, он, стоя прямо передо мной, спокойно отсчитал десять тысяч и спрятал их в карман.

– Постой! – заорал я. – А когда это ты получил лицензию на кражу государственных денег?

Следует сказать, что поведение его меня здорово разозлило.

Он протянул мне двадцать тысяч.

– Мне пришлось дать двадцать тысяч девушке. И выдал я их из своих личных денег.

– Девушке? За что? Почему?

– Офицер Грис, я не знаю и знать не хочу, почему вам вздумалось отправлять ее обратно в Стамбул. Наш агент заверил меня, что она совершенно здорова. Я и сам видел ее. Это и в самом деле очень красивая девушка. Она там побросала все свои дела, заперла свою комнату и мигом прилетела сюда. О, она была просто вне себя от ярости – она рвала и метала! Но я все утряс. Я лично поехал за ней в город – она стояла там прямо на улице и жутко скандалила. Я вручил ей десять тысяч лир от вашего имени – ведь это всего-то девяносто американских долларов – и посадил ее в автобус, на котором она могла бы вернуться в Стамбул.

– Но я никому не говорил, чтобы ее отправили назад! – крикнул я, ничего по-прежнему не понимая.

– Ваш друг, водитель такси, сказал, что вы так велели.

Поверьте мне, тут уж я окончательно пришел в бешенство. —Я быстрым шагом вышел из помещения, завел «рено», перевернул еще один столб с запрещающим стоянку знаком – просто для того, чтобы доказать, что с такими людьми, как я, шутить опасно, и помчался к дому, в расчете на то, что застану там этого (...) таксиста.

«Рено» не доехал до места. У него кончился бензин. Я бросил его прямо на дороге и пешком дошел до виллы, благо до нее оставалось ярдов двести, по пути готовя речь, которую собирался закатить я этому таксисту.

Но его на вилле не оказалось. Я устроил разнос Карагезу и отправил его вместе с садовником прикатить машину вручную к дому, а для острастки запретил им пользоваться для буксировки другой машиной. Внутри у меня все кипело.

Девушки нет.

Делать нечего. Я забаррикадировался за дверью и какое-то время предавался мрачным раздумьям. А затем, будто для того чтобы еще больше растравить душу, направился в свой тайный кабинет и включил следящее устройство, настроенное на датчики Хеллера. Хеллер не мог никуда пойти – у него ведь не было денег. Однако теперь судьба его не внушала мне особого беспокойства. Через день-другой я получу весточку от Рата, потом мы воспользуемся буксиром для доставки Хеллера в Соединенные Штаты, а еще через некоторое время он будет арестован как самозванец и заключен в тюрьму. Но, может быть, мне удастся увидеть или услышать что-нибудь такое, на чем я мог бы с чистой совестью сорвать злость. И он тут же предстал передо мной на экране во всей красе – он не придумал ничего лучшего, как превратить коридор, идущий вдоль складских помещений, в беговую дорожку. При этом на каждом плече он еще и нес по набитому рюкзаку. Судя по тому, как они болтались у него за спиной, вес их был довольно солидным. Нет, подумать только, в такое время он решил заниматься тренировками! Это он придумывал себе дополнительные нагрузки, чтобы поддержать в форме мышцы ног, которые могли бы ослабеть из-за того, что притяжение на этой планете меньше, чем у нас. Ох уж эти спортсмены!

Однако особенно заводиться по этому поводу не имело смысла, и я решил поглядеть, чем он занимался раньше. Я вернулся к тому моменту, когда в прошлый раз выключил экран, и стал проворачивать пленку, следя за событиями.

Ого! А он, оказывается, не терял зря времени. После проведенного им дурацкого обследования ангара он поднялся на корабль, но там почти не задержался. Сначала я даже никак не мог понять, чем именно он собирается заняться. Он явно навесил себе на ноги какие-то приспособления. Я обратил на это внимание, когда, спустившись с лестницы, он принялся поправлять у себя что-то на коленях. Более того, у него и на поясе висели какие-то мешки, а что он прицепил на колени, я как раз не мог рассмотреть из-за того, что эти мешки заслоняли обзор.

Потом он направился к строительной мастерской. Там оказался один из техников, который сидел на скамье, изнывая от безделья. Заметив, кто это забрался в его берлогу, он тут же отвернулся, не проронив ни слова.

– Мне хотелось бы попросить у вас сверло-щуп для взятия проб в скальных породах, – сказал Хеллер очень дружелюбным тоном. В ответ техник отрицательно покачал головой.

– К моему величайшему сожалению, – сказал Хеллер, – я вынужден настаивать. Похоже, что район этот подвержен частым землетрясениям, а у вас здесь ведутся крупномасштабные раскопки. Есть все признаки того, что происходит систематическое расслоение каменных пород. Меня же особо беспокоит безопасность моего корабля – дело в том, что по плану он вынужден будет регулярно садиться и взлетать отсюда. И я очень не хотел бы, чтобы во время одной из таких операций он оказался погребенным под обрушившейся скальной породой. Так что очень прошу вас дать мне на время щуп. В крайнем раздражении техник взял какую-то небольшую деталь с одной из полок и буквально швырнул ее в Хеллера. Тот вежливо поблагодарил его и вышел.

А еще называется военным инженером! Забросив в очередной раз свои мешки за спину, Хеллер принялся взбираться по вертикальной скале, которая образовывала заднюю стену ангара. Теперь мне стало понятно, что он нацепил себе на колени. Штуки эти почему-то называются «шипами», хотя на самом деле представляют собой крохотные дрели, которые всверливаются в поверхность камня или какого-либо иного твердого материала. У нас в Аппарате с их помощью обычно взбираются по стене на второй этаж. Однако инженеры пользуются ими для подъема на крутые горные обрывы. На ботинках у Хеллера имелось еще по четыре сверла, расположенных на носках и на каблуке, а также на боковых сторонах подошв. Я-то сам боялся и не любил этих штук – ведь такой чертовиной можно запросто просверлить себе лодыжку или еще что-нибудь, стоит только зацепить ногой за ногу. Хеллер тем временем бодро взбирался на каменную стену. Ого!

Да у него точно такие же приспособления были прицеплены и к запястьям! Интересно, были ли они у него прошлой ночью, когда он подымался по обрывистым склонам Афьон-Карахисара? Нет, я уверен, что он обошелся тогда без них. С одной стороны, я наверняка заметил бы их у него во время драки, а кроме того, это явилось бы откровенным нарушением статей Космического Кодекса. Так, теперь понятно – он надел их потому, что считал, будто занят сейчас настоящей работой. Ему приходилось делать частые остановки и переключаться при подъеме на другие дела. Сейчас он поднялся на высоту примерно пятнадцати футов от уровня пола ангара. Тут он впервые использовал одолженный щуп. Работал щуп с таким визгом, что у меня сразу же заныли зубы.

С помощью щупа Хеллер добыл из скалы пробу камня. Проба эта представляла собой небольшой цилиндр из скальной породы одного дюйма в диаметре и примерно трех дюймов длиной – просто такой маленький столбик. Он поднес его к самым глазам и принялся тщательно осматривать. Это был самый обыкновенный образец кристаллической горной породы. Но Хеллер продолжал вглядываться в него. С моей точки зрения, камень этот был самым обычным. Потом он достал откуда-то небольшой молоточек, отколол с его помощью примерно полдюйма каменной пробы, умудрился поймать на лету падающий кусок, а потом сунул его в свой мешок. После этого он достал из рюкзака баночку. На этикетке, кстати сказать, приклеенной весьма небрежно, было выведено некрасивым беглым почерком: «Каменный клей».

Обмазав клеем остаток цилиндра, он засунул его в проделанное щупом отверстие, апотом с помощью молотка забил эту каменную пробку настолько аккуратно, что со стороны уже невозможно было догадаться, что здесь брали пробу.

Потом Хеллер передвинулся по стене на несколько футов влево и там проделал те же манипуляции. А потом, работая с невероятной быстротой, он принялся брать пробы одну за другой. Ну что ж, наблюдать за ним не составляло никакого труда, пока он был на расстоянии пятнадцати футов от земли. Но иное дело, когда он забрался на высоту пятидесяти футов и стал повторять там те же процедуры. При этом каждый раз, когда он бросал взгляд вниз, я чувствовал себя преотвратно. Я ведь не выношу высоты!

Впрочем, я просто прогнал пленку вместе с этими неприятными местами. А Хеллер тем временем добрался до стыка скалы с электронным изображением пика горы, которое и создавало в глазах окружающих иллюзию, что перед ними возвышается гора совершенно естественного происхождения. И тут он наконец что-то сказал вслух.

Я тотчас же отмотал пленку назад и включил нормальный ход.

– Да что же это творится с Аппаратом? – пробормотал Хеллер. – Почему у них всюду стоит такая вонь? А кроме того, зачем им понадобилось замуровывать вентиляционные отдушины этим нелепым электронным сооружением, лишая себя тем самым возможности получить хоть глоток свежего воздуха?

Ага! Мои усилия начинают давать зримый эффект. Он уже начал разговаривать сам с собой. А это верный признак начала общей деградации. Он достал из кармана маленькую зажигалку и подрегулировал ее так, что она стала немного дымить. Он же внимательно вглядывался в струйку дыма.

– Никакого движения, – тихо сказал он. – Здесь совсем прекращен доступ воздуха. О боги, мне обязательно нужно найти место, откуда включается эта система.

Надо признаться, что мне его манипуляции уже изрядно поднадоели. Он все время поглядывал вниз, где в трехстах футах под ним машины казались просто рассыпанными по Земле камушками. Желудок мой в такие моменты готов был вывернуться наизнанку. Я снова включил перемотку пленки, надеясь найти запись звука.

Определив одно такое место, я вновь включил экран и звук. Но сейчас он просто напевал про себя. И, конечно же, эту дурацкую песенку о храбром принце Каукалси. Несколько позднее он попытался завязать разговор с начальником ангара, который, будучи прекрасно осведомленным о содержании пущенного мною слуха, решительно проигнорировал эту его попытку. Хеллер дошел до того, что положил руку на плечо этого человека и развернул его лицом к себе.

– Я спросил вас, – сказал Хеллер, – где находятся приборы управления этим электронным муляжом? Я хочу отключить его на сегодняшнюю ночь, чтобы хоть немного проветрить помещение. Вы же таким образом только собираете здесь влагу.

– Он у нас всегда включен, – рявкнул в ответ начальник ангара. – Он был включен десятки лет тому назад. Я не думаю, что его выключатели вообще работают еще. Он имеет собственный источник питания, и трогать его никто не собирается в ближайшую сотню лет. Вы все тут норовите переменить, но для этого вам следует иметь дело по меньшей мере с комендантом базы. И он пошел, сетуя на проклятую службу, которая подсовывает ему то одно дело, то другое, когда его единственное дело – сделать так, чтобы рабочий день пролетел поскорее.

Капитан Стэбб находился подле своего судна. Пять антиманковцев были расквартированы вне пределов корабля. Они располагались в общежитии при ангаре – там было гораздо более комфортное жилье и оттуда легче было добраться до города. Никаких лестниц восьмидесяти футов высотой. Капитану Стэббу очень понравилось то, как одернули Хеллера с его маниакальной жаждой свежего воздуха. Ох уж эти флотские! Ему просто ни за что бы не выжить в условиях Аппарата!

Итак, Хеллер вернулся на борт судна. Я прогнал еще большой кусок пленки. По-видимому, Хеллер снова вышел наружу, чтобы сделать пробежку. При этом он не забывал на бегу еще и подымать свои тяжести, чтобы постепенно приспособиться к условиям гравитации на этой планете. Эти спортсмены все чокнутые.

Я отключил аппаратуру и снова погрузился в мрачные размышления относительно отосланной в Стамбул танцовщицы. Мир снова начинал оборачиваться ко мне самой неприглядной стороной.

ГЛАВА 4

На следующий день примерно к полудню я начал понемногу оправляться от своего мрачного настроения, но тут произошло нечто такое, что вновь погрузило меня в трясину бед. Был нестерпимо жаркий день. Августовское солнце заставило ртуть в моем турецком термометре подняться до ста градусов, что по исправному термометру должно было бы означать сто пять градусов по Фаренгейту. Я возлежал в тенистом уголке двора, разбитого на задах миниатюрного храма Дианы – богини охоты Древнего Рима. Мой кувшин ледяной сиры был пуст, и мне уже надоело награждать пинками маленького мальчишку, который только и делал вид, будто старательно работает опахалом, как вдруг совершенно внезапно услышал трели певчей птички. Это была канарейка. Здесь канарейки успели одичать, и сейчас одна из них заливалась в ветвях во все горло. Сразу пробудились все мои первобытные инстинкты. Год назад я купил по случаю ружье двенадцатого калибра и еще ни разу его не опробовал. Эта штука наверняка успокоит канарейку.

Я сразу же вскочил и побежал в свою комнату. Там я быстро нашел ружье, но никак не мог отыскать патроны. Странное дело, если учесть, что они такой величины, что ими спокойно можно заряжать пушку. Тогда я перешел в спальню и принялся обшаривать один за другим все ящики комодов и ночных столиков.

И тут произошло нечто такое, что сразу же заставило меня позабыть и об охоте, и о канарейке.

К моей подушке был приколот конверт!

Его здесь не было, когда я вставал. Значит, кто-то был в моей комнате! Но ведь никто не проходил по двору моей виллы. Каким же образом этот конверт мог попасть сюда? Ветром занесло? Но ведь и ветра не было.

Конверт был того типа, который используется для отсылки поздравительных посланий в определенных социальных кругах Волтара – уже одно это несло в себе некий оттенок скрытого блеска. Я был бы меньше удивлен, обнаружь я змею в собственной постели.

Наконец мне удалось собрать достаточно мужества, чтобы взять его в руки. Внешний вид конверта не позволял предположить, что в нем может находиться взрывчатка. Осторожно, словно боясь обжечься, я извлек из него открытку. Это действительно была поздравительная открытка. Того типа, которые обычно содержат послания вроде: «Весьма сожалею, что не застал Вас дома». Однако эта открытка содержала не менее элегантное послание:

Ломбар выразил желание, чтобы я иногда напоминал вам о себе.

И под этой светской запиской был нарисован кинжал. Кинжал, обагренный кровью. И кровь, покрывавшая лезвие ножа, стекала с него крупными каплями. Я похолодел и вместе с тем обнаружил, что буквально обливаюсь потом. Кто мог положить сюда это послание? Мелахат? Карагез? А не мог ли это сделать Фахт-бей? А может быть, начальник ангара? Или Джимми Подонок? Хеллер? О нет, нет и еще раз нет! Только не

Хеллер – он был бы последним, кому Ломбар мог бы поручить такое задание. Тот маленький мальчишка, который обмахивал меня опахалом? Нет, конечно, не он – он ведь был у меня на глазах все утро. А где все они могут находиться в настоящий момент? Следит ли тайно кто-нибудь за мной в эту самую минуту? Мои недавние мысли об охоте бесследно улетучились. Сейчас шла охота на меня самого! Огромным усилием воли я заставил себя сосредоточиться и спокойно обдумать ситуацию. От меня, несомненно, чего-то ожидали. Кто-то, по-видимому, решил, будто я недостаточно усердно выполняю свою работу. А если моя догадка верна, то, согласно последней брошенной Ломбаром фразе, этот загадочный кто-то имеет приказ убить меня. Я твердо знал, что должен что-то сделать. Предпринять какое-то действие, проявить себя. И при этом – безотлагательно.

Нашел! Я тут же поручу капитану Стэббу пустить еще один слушок насчет Хеллера. Ружье выпало у меня из рук, но я даже не нагнулся за ним. Я бросился к шкафу в задней стене, отпер дверь в проход и прямиком бросился искать капитана Стэбба. Но антиманковец как-то не попадался мне на глаза. Вместо него я увидел нечто совсем другое.

Боевые корабли!

Целых два!

Должно быть, они прибыли ночью. Это были неуклюжие посудины угрожающего вида. По размерам они совсем ненамного превосходили наш буксир. Корабли были сплошь покрыты тяжелой броней. Экипаж таких судов состоял всего из двух человек. Это была наиболее экономичная разновидность той модели «пушки», которой пользовался Ломбар. Зверские суда – холодные, черные, смертельно опасные. Довольно покорно я приблизился к ним. Когда же они должны были покинуть Волтар, чтобы сейчас прибыть сюда? По-видимому, старт был дан точно в тот день, когда Хеллер приобрел буксир, – иначе они не успели бы прибыть сюда. Ход этих кораблей почти не превышал ход обычных буксиров. Выходит, Ломбар узнал о покупке нами буксира в тот момент, когда эта сделка заключалась! Он вообще знал слишком много и узнавал обо всем слишком быстро. Должно быть, ему удалось внедрить своих шпионов во все... Голос, прозвучавший за моей спиной, раздался столь неожиданно, что я чуть было не грохнулся в обморок:

– Мы, Грис, находимся здесь уже несколько часов. Где это ты пропадал все это время?

Я обернулся. Передо мною стоял человек-камень с холодными каменными глазами. За ним стояли еще трое таких же типов. И как они умудрились появиться у меня за спиной? На них были черные мундиры и красные перчатки. Красные эмблемы с изображением взрывов красовались на отворотах их воротников. Мне сразу же стало ясно, с кем я имею дело. В Аппарате их называли пилотами-убийцами. Их используют во всех боевых операциях Аппарата. Однако с врагом они не сражаются. Они наблюдают, чтобы ни один корабль Аппарата не бежал с поля боя. Если же кто-то сделает это или же просто подумает об этом, эти парни тут же сбивают его. Учитывая, что личный состав Аппарата почти сплошь укомплектован самыми настоящими подонками, такие меры просто необходимы. Ведь приходится иметь дело и с трусами, и с бунтовщиками. Пилоты-убийцы и служат достойным ответом на подобные вызовы. У Флота его величества не имеется подобных подразделений.

Манеры их полностью соответствовали их служебному долгу. Вот и сейчас, обращаясь ко мне, пилот опустил уставное обращение «офицер». И не протянул мне руки для пожатия.

– У этого корабля, – и он презрительным жестом указал на буксир, – отсутствует антенна лучевого приемника.

Дело в том, что каждый корабль Аппарата обязан иметь специальное устройство, прочно встроенное в корпус, которое судноубийца мог бы нащупать с любого расстояния с помощью специального луча – это крайне необходимо для того, чтобы было легче обнаружить отсутствующее судно и уничтожить его.

– А этот корабль состоял на учете у Флота, – сказал я, чуть отступая назад.

– Послушай, Грис, тебе же не хотелось бы, чтобы я отослал донесение по поводу этого нарушения, не так ли?

Я отступил от него еще на шаг. Это было всего лишь незначительным упущением. Он пододвинулся ко мне. В жизни своей я не видел ни у кого таких холодных глаз.

– А каким образом можно рассчитывать, что я уничтожу какое-то судно, если я не способен даже отыскать его? Сейчас же установите приемную антенну на его корпус!

Я попытался отступить еще на шаг, но спина моя натолкнулась на корпус боевого корабля. Положение становилось отчаянным.

– Я не состою в твоем распоряжении и не должен подчиняться твоим приказам.

– А мы не подчиняемся твоим, – сказал он.

Остальные пилоты-убийцы за его спиной дружно кивнули, как бы подтверждая справедливость его слов. Это были мрачные парни, бесчувственные, словно роботы. Однако они были специалистами своего дела и в данный момент требовали одного – чтобы все выполняли свой долг.

Ситуация складывалась препаршиво. Ведь пусть не часто, но мне самому придется бывать на борту этого буксира. А он был безоружен и не снабжен броневой защитой. Одного-единственного выстрела любого из этих кораблей было бы достаточно, чтобы превратить нашего «Принца Каукалси» в межзвездную пыль за какую-то долю секунды.