Текст книги "Кость бледная"

5

Джилл Райерсон сидела за рулем патрульной машины. Окно было приоткрыто, обогреватель гнал горячий воздух через вентиляционные отверстия. Она смотрела сквозь деревья на ветхое здание, которое было пристанищем Джозефа Мэллори. Лобовое стекло затуманилось от мелкого дождика.

Машина Райерсон была не единственным полицейским автомобилем поблизости – на самом деле других было довольно много, поскольку они собирались провести у Мэллори обыск, – но она предпочла пока сидеть за рулем и как можно дольше наслаждаться теплом. «Вэл Драммелл отключил телефон, официантка из закусочной оставляет мне на автоответчик цитаты из Писания, вместо того чтобы сделать официальное заявление, а у нас не хватает людей, и мы работаем круглые сутки, потому что половину департамента свалил грипп. И я, между прочим, тоже не могу сбить температуру. Что мне нужно, так это хороший отпуск. Может быть, даже круиз в теплые края».

Было пятнадцать минут четвертого, но для измотанной Джилл – все равно что полночь. От дождя легче не становилось. Она закрыла глаза и прислонилась головой к прохладному оконному стеклу. И по-прежнему размышляла о том первом теле.

После того как арестованного Мэллори оставили в больнице, ей позвонил МакХейл и сообщил о найденном трупе. Новость ошеломила Райерсон, она-то готова была последние деньги поставить на то, что Джозеф Мэллори просто местный псих с бурным воображением. Это в который раз напомнило, что люди полны сюрпризов.

Тем же вечером она вернулась в Дредс Хэнд и позвонила капитану Эрикссону, который позже перевез Мэллори из больницы «Мемориал Фэрбенкс» в больницу «Анкоридж Риджинал», чтобы хоть на шаг опередить газетчиков. Именно в ту, вторую поездку Райерсон поняла, что ей не особенно нравится этот городишко. Во-первых, ей не давали покоя все эти деревянные кресты вдоль единственной дороги. Но дело было не только в крестах – в самом городе царила тревожная, давящая атмосфера. Кроме того что когда-то это был старый шахтерский поселок, она ничего не знала об этом месте и, конечно, не была знакома ни с кем из местных жителей. Проезжая мимо старой церкви на краю леса, Джилл заметила на обочине ребенка – то ли мальчика, то ли девочку – не старше восьми-девяти лет, как ей сначала показалось, в лыжной маске. Однако, подъехав поближе, она увидела, что это и есть самая настоящая маска из меха. В пушистой шкуре были неровно прорезаны глазницы. Ребенок поднял руку и помахал Райерсон. Все это было так неожиданно, что Джилл нажала на газ и умчалась.

Когда она вернулась на место преступления, там уже стоял экскаватор, выпуская в воздух облачка сизых выхлопов, а коронер осматривал тело на дне свежей ямы. Неподалеку курили двое мужчин в темно-синих комбинезонах. Когда она спросила, где ищейки, МакХейл ответил, что кинологам пришлось вернуться с ними в город, поскольку в лесу собаки постоянно чего-то пугались.

– Медведя, наверное, – предположил МакХейл.

Райерсон подошла к коронеру и заглянула через его плечо в яму. По работе Джилл видела насилия куда больше, чем ей хотелось бы, – одних бытовых разборок и изнасилований хватило бы на всю жизнь, не говоря уже о нападениях, убийствах, самоубийствах и даже о сбитом поездом парне, чье тело перекрутилось, словно песочные часы, – но то, что лежало на дне, выглядело намного хуже. «Это потому, что оно мало напоминает человека, – предположила детектив, – а больше походит на нечто свалившееся из космоса, а потом заползшее и умершее в этой норе». Кожа трупа была мраморной, словно сыр с плесенью, и тонкой, как рисовая бумага. Руки походили на чешуйчатые когти какой-нибудь хищной птицы.

К счастью, на жертве сохранилась одежда, так что она все еще скрывала большую часть иссохшей, напоминающей сухожилия плоти, которой были обтянуты тонкие выступающие кости. «Нет, не инопланетянин, – подумала тогда Райерсон, глядя на это невероятное и отталкивающее существо. – Египетская мумия. Холод мумифицировал плоть».

– У нас тут голова, – объявил коронер, мужчина средних лет, с аккуратной седой бородкой и в очках в тонкой оправе.

Он указал на то, что, как показалось Джилл, было большим комом грязи и корней, прижатым к левому бедру трупа.

– Обезглавлен, хотя я не могу пока сказать, это ли стало причиной смерти.

– Обезглавлен. Господи, – произнесла Райерсон.

От вони выхлопных газов экскаватора ее начало подташнивать.

После этого на лесной поляне обнаружили шесть из восьми тел. Сейчас она старалась не думать о первом мертвеце, прекрасно понимая, что эти птичьи когти и бугристый ком грязи станут часто возвращаться к ней в кошмарах, точно так же, как они мучили ее прошлой ночью, когда она пыталась уснуть.

Но ей нужно было сосредоточиться на ветхом домишке, видневшемся сквозь лобовое стекло, и ордере на обыск. Мэллори ничего не рассказывал о своем жилье и отказался сообщать, можно ли там обнаружить какие-нибудь доказательства его преступлений или намеки на личности жертв.

Капитан Эрикссон постучал костяшками пальцев по окну, Джилл вздрогнула.

– Вы готовы, Райерсон?

– Да, сэр, – сказала она и вылезла из машины.

Участок Мэллори располагался посреди леса, неподалеку от окраин Дредс Хэнда. Полуразрушенные строения напоминали выстроенные в ряд грузовые контейнеры. Оконные стекла почернели от грязи. Крыльцо было сложено из бетонных блоков, а раскатанная грунтовая подъездная дорожка, больше походившая на трассу для собачьих бегов, уходила в сторону заднего двора. На крыше было прибито несколько старых автомобильных покрышек.

– Вы с МакХейлом производили арест по этому делу, – уточнил капитан Эрикссон, высокий мужчина с худым серьезным лицом и густыми седыми усами. – Верно?

– Да, сэр.

– Хорошо. Я хочу, чтобы вы его возглавили.

– Да, сэр.

– Отправляйтесь туда, Райерсон.

Джилл вбежала по бетонным ступенькам и выстроила офицеров в ряд. Билл Джонсон стоял рядом с ней и, несмотря на холод, уже обливался потом. В нем было, наверное, фунтов двадцать лишнего веса, и гладкая выпуклость живота выдавалась из-под края бронежилета. В руках он сжимал штурмовой таран.

– Жду твоего приказа, Джилл, – сказал он.

Райерсон оглянулась через плечо на устремленные к ней взгляды, кивнула, подняв три пальца, и обернулась к Биллу. Затем досчитала до трех, и Джонсон ударил в дверь. Замок разлетелся на куски, створка распахнулась. Детектив, выхватив пистолет, ворвалась в дом, ее сердце под жилетом било молотом. Она двигалась так быстро, что не почувствовала царившего тут запаха, пока не прошла до половины коридора, – запаха, в котором слились все худшие оттенки гниющих растений, немытой плоти и собачьего дерьма, оставленного преть под солнцем. Горячая тяжелая вонь шибанула в нос и, казалось, только усиливалась, проникая в пазухи.

Коридор, похожий на узкую шахту, был увешан фотографиями в рамах, и тонкий луч фонарика, который Райерсон держала позади своего глока, хвостом кометы мелькал вдоль стен. Два офицера поравнялись с детективом, а затем ворвались в первую комнату справа. Один из них крикнул: «Чисто!» – и Райерсон продолжила идти по коридору. Она выбила дверь в самом его конце, метнулась за угол. Оружие наготове. Руки согнуты, локти разведены. Луч фонаря – смутное и слабое пятнышко света в бескрайней темноте – почти рассеялся. Завеса паутины щекотала лицо Джилл и оставляла бледные завитки на груди жилета.

Вечерело, шел дождь, но все равно здесь не могло быть так темно. Райерсон различила очертания оконных рам в дальнем конце комнаты, за горбатыми силуэтами мебели, и ей показалось, что стекла чем-то покрыты, чтобы не пропускать дневной свет.

– Чисто! – прокричал кто-то из полицейских.

– Чисто! – отозвался другой голос.

– Все чисто! – раздался третий.

– Кто-нибудь, включите свет, – приказал капитан Эрикссон.

Райерсон пошарила вдоль стены, нашла выключатель и щелкнула им, но безрезультатно.

– Свет не работает, – ответила она.

– Электричества нет, – произнес Майк МакХейл, подходя к ней, луч его фонарика скользнул по ковру, почерневшему от грязных отпечатков ботинок. – Воняет здесь дерьмово.

– Что-то не так с окнами, – сказала ему Райерсон.

Света от ее фонарика не хватало, чтобы пробить тьму комнаты. МакХейл поднял свой и направил луч на одно из окон. Стекло было окрашено в черный цвет.

– Господи Всемогущий, – пробормотал под нос МакХейл.

Темная краска покрывала не только окна, но и по всем стенам ею было нанесено что-то вроде граффити – полосы коричневато-красного цвета, складывающиеся… нет, не в слова, а в символы, иероглифы. Стены дома Мэллори, от пола до потолка обшитые деревянными панелями, были изрисованы этими странными знаками, один загадочнее другого.

– Выглядит, как кровь, – приблизившись, сказала Райерсон, она сфокусировала луч на одном из символов, очень похожем на египетский глаз Гора, только тут у «глаза» был вертикальный кошачий зрачок. – Очень старая засохшая кровь.

– Тогда она тут довольно давно, – МакХейл поводил лучом фонарика по пыльному ковру на полу. – Местечко-то заброшенное.

Двое патрульных принесли портативные галогенные лампы. Мгновение спустя гостиная наполнилась ярким слепящим светом. Тени наклонились, даже показалось, что стены и мебель раздвинулись.

Райерсон подошла к ближайшему окну. Оно и в самом деле было закрашено черной краской. Едва заметные блики дневного света пробивались сквозь крошечные трещинки там, где краска откололась или осыпалась. Детектив, зажав фонарик между зубами, протянула руку и поскребла стекло ногтем, расширяя один из таких маленьких просветов. По другую сторону стекла мелькнула фигура. Райерсон отпрянула. Она подбежала к приоткрытой кем-то двери черного хода, покрытой грязными отпечатками рук, выскочила на короткую бетонную лестницу и заглянула за угол. Но за исключением двух полицейских, дежуривших позади дома, там никого не было.

– Кажется, я кого-то видела, – объяснила она полицейским.

Те бросили на нее беглый взгляд. Один – Алекс Уинсом, прибывший из анкориджского отдела по расследованию тяжких преступлений, чтобы принять участие в этой заварухе, – пожал плечами и отвернулся. Другой, молодой парень по имени Эмери Олсен, который пришел в ее подразделение чуть больше года назад, был одним из тех, кого она в прошлом году отправляла в Дредс Хэнд искать пропавшего без вести мужчину. Именно они с напарником обнаружили брошенный автомобиль.

Стоявший внизу возле деревьев Олсен снова посмотрел на нее, словно почувствовав, что Райерсон думала о нем. Почему-то ей померещилось, что во взгляде молодого полицейского мелькнуло презрение. Или, возможно, тревога.

«Наверное, я просто неважно себя чувствую, может, я тоже что-то подхватила, к тому же холодно, – подумала она, глядя мимо Олсена в глубину леса, туда, где тонкий, перевитый дождем туман висел между деревьями полупрозрачной занавесью. – Наверное, тоже заболеваю гриппом». Но на самом деле она вовсе не считала, что дело в гриппе. Возможно, всему причиной дом. Что-то не так было с домом.

* * *

Предчувствие подтвердилось, когда они обнаружили подвал.

– Джилл, – позвал ее капитан Эрикссон. – Думаю, тебе стоит взглянуть на это.

Сначала никто и заподозрить не мог, что в старой ветхой хибаре окажется подпол – земля тут была слишком каменистой, да и дом Мэллори выглядел так, словно его построили случайные работяги пару десятилетий назад, но затем кто-то заметил нечто вроде люка между половицами коридора, который вел в задние комнаты. Из машины принесли лом и люк открыли. Оттуда доносился ужасный запах: влажная, тяжелая, приторная вонь, которая, очевидно, и отравляла воздух в доме, и все, кто сгрудился вокруг отверстия, отшатнулись прочь.

– Нам понадобятся противогазы, – сказал МакХейл, и Райерсон не смогла определить, шутит он или нет.

Она прошла сквозь толпу мужчин, которые стояли вокруг люка, вглядываясь в темноту. Деревянная лестница спускалась под землю.

– Кто-нибудь, дайте мне фонарь, – произнесла Джилл, протягивая руку.

Один из полицейских вложил в ее ладонь холодный металлический цилиндр.

– Я тебя прикрою, – сказал МакХейл.

– Просто проследи, чтобы я не упала и не сломала шею.

Когда она начала спускаться по короткой деревянной лестнице, ей пришло в голову, что это место могло быть заминировано. Джилл слышала мрачные истории о полицейских, случайно наткнувшихся на дом ужасов, где в выключателях была заложена взрывчатка, а ковры закрывали зияющие провалы в половицах. Кто знает, не вступит ли она в лужу с проводом под напряжением, едва коснувшись земли… Но внизу оказалась лишь грязь.

– Тут запах хуже, – сообщила она МакХейлу, зажимая ладонью нос и рот.

Резкая, едкая вонь разложения, которой пропитался воздух наверху, здесь была куда сильнее. От нее слезились глаза. Райерсон быстро пробежала лучом фонаря по помещению, которое оказалось совсем не подвалом, а какой-то грязной ямой под домом. Мертвенно бледные спирали корней пробивались сквозь земляные стены, а тонкие корешки – настолько тонкие, что казались волосами – клочками прорастали отовсюду.

Джилл подняла глаза и увидела над головой половицы коридора – так низко, что пришлось пригнуться, хотя в ней было всего пять футов и три дюйма.

– Господи, – пробормотала она.

Это была нора скопидома – хранилище грязных вещей, нагроможденных вдоль земляных стен, так что единственное свободное пространство имелось лишь в центре крошечной подземной комнатки. Проводя светом фонарика по вещам, она заметила старую фермерскую куртку в пятнах плесени, пару кожаных рабочих сапог, рюкзаки, кишащие огромными черными жуками, и другие вещи.

– Какой-то склад? – предположил МакХейл.

Его голос звучал приглушенно – он прикрывал ладонью рот. Он почти наваливался на спину Райерсон, настолько тесно было в подвале.

– В некотором смысле, – ответила та, задержав луч фонарика на одном предмете – большой пыльной сумке с тусклой металлической пряжкой и ремешком, похожим на кожаный. – Это женская сумочка.

– Ох. Ох, черт возьми, Джилл.

– Да.

Она повела лучом от сумочки вдоль остальных вещей – одежда, еще одежда, обувь, отсыревшие туристические рюкзаки – и остановилась, когда высветила старый пароходный кофр. Он был прижат к стене из шлакоблоков, на которой были намалеваны кровавые кресты, они тянулись почти прямой линией и чернели в свете фонаря.

Кофр, покрытый пылью, казался очень древним, большие латунные застежки окислились и позеленели. Он был массивнее, чем обычные пароходные сундуки, и отчего-то это беспокоило Райерсон. Земля вокруг поросла большими белыми грибами. Один из тех странных символов со стен наверху – глаз с вертикальным зрачком – был нарисован на крышке, хотя Джил заметила его, только когда подошла и сдула толстый слой пыли.

– Открываем или зовем саперов? – спросил МакХейл.

И опять она не могла сказать, шутил он или нет. Джилл подняла крышку.

– Ох, – она со стоном отвернулась от того, что лежало внутри.

Райерсон уронила фонарик и прижала обе ладони ко рту и к носу. Майк МакХейл тоже был немногословен – его сразу вырвало.

6

За четыре дня из массового захоронения в лесу, менее чем в двух милях от города Дредс Хэнд, штат Аляска, извлекли восемь тел. Далеко зашедшее разложение указывало на то, что, по крайней мере, пять из них закопали довольно давно. По мнению судмедэксперта из Анкориджа, несколько лет назад. Более поздние жертвы однозначно красотой не блистали, но их разложение было не настолько значительным… хотя следователи до сих пор не могли снять с них отпечатки пальцев. Капитан Дин Эрикссон из отдела особо тяжких Фэрбенкса заявил, что его сотрудники в настоящее время просматривают файлы пропавших без вести, чтобы узнать, могут ли они сузить круг потенциальных жертв, но, учитывая, что на Аляске каждый год пропадает около 3600 человек, процесс предстоял трудоемкий и долгий.

Пол Галло прочитал обо всем этом в Интернете. И выяснил кое-что еще о подозреваемом – Джозефе Мэллори. Большинство онлайн-статей сопровождалось все той же черно-белой фотографией, которую показали по новостям в первую ночь – простоватый мужчина с дурацким зачесом и узким, длинным лицом неулыбчивого человека. Он носил фланелевую охотничью куртку и чисто брился. Снимок выглядел не новым.

В каждой статье была краткая биография Мэллори, иногда – лишь одно длинное предложение. Ему было пятьдесят восемь лет, он всю жизнь прожил холостяком и перебрался в Дредс Хэнд примерно в середине восьмидесятых. До этого жил в городке под названием Буффало-Соапстон, где промышлял охотой на пушных зверей и рыбалкой. Он продолжил это занятие в Дредс Хэнд и, как было известно, время от времени устраивал вылазки в предгорья, чтобы поохотиться на горных баранов.

Было несколько лаконичных заявлений от людей, знавших его по жизни в Буффало-Соапстон, но ни в одной статье Пол не встретил ни слова от кого-нибудь из Дредс Хэнда.

Джозеф Мэллори зашел в местную забегаловку, где, как утверждали, заказал чашку какао, а затем признался в убийстве неустановленного количества людей всем посетителям в пределах слышимости… Однако никто из них ни с кем не беседовал. После своего признания Мэллори якобы дошел до местной церкви и дожидался приезда полиции на скамейке. Прибывший на место офицер безопасности – ни в одной из статей не называлось его имя – сидел вместе с Мэллори, пока сотрудники отдела тяжких преступлений добирались из Фэрбенкса. Пол сделал быстрый поиск по MapQuest[7]7
  Американский картографический сервис, второй по популярности, уступает только Google Maps.


[Закрыть] и посчитал, что дорога заняла у следователей ОТП не менее полутора часов.

Однако сельский коп, который все это время провел с Мэллори, по-видимому, не дал никаких показаний. Что-то было не так, поэтому Пол продолжил поиски. По крайней мере попытался. Но в Интернете оказалось очень мало информации о городке Дредс Хэнд. Это был старый шахтерский поселок, затерявшийся у подножья Белых гор, примерно в девяноста милях к северо-западу от Фэрбенкса, за Северным полярным кругом. В 1916 году шахта обрушилась, погибли двадцать шесть человек. Хижины прежних старателей все еще стояли на окраине города, наполовину осев в разлом, который много лет назад образовался из-за обвала шахты.

Об этом можно было узнать лишь на нескольких форумах. Если бы не они, то казалось бы, что Дредс Хэнда – отдаленной сонной деревушки на Аляске, в которой с начала века проживало не более семидесяти пяти душ, – не существовало вовсе.

В течение недели Пол еще трижды звонил на рабочий телефон детектива Райерсон. Каждый раз его перебрасывали на голосовую почту. И он вешал трубку, не оставляя сообщения. «Да что не так со мной?» – недоумевал он. Но ответ был ему прекрасно известен.

* * *

– Я как будто снова его теряю, – объяснил он Эрин Шарма за обедом в субботу. – А если дозвонюсь и получу подтверждение, ну… ну, тогда ведь все, да?

Эрин, сидевшая напротив, улыбнулась ему. Они вместе работали на кафедре английского языка в колледже Святого Иоанна. Эрин, женщина с прелестной улыбкой, чуть за тридцать, была влюблена в науку. Когда-то они с Полом встречались, Эрин даже несколько раз виделась с Дэнни. А когда у того начались проблемы с полицией и он просил денег на адвоката, именно она встала на его сторону, не в силах понять, как Пол, утверждавший, что очень заботится о своем брате, может быть настолько равнодушным. Пол объяснил, что лучше знает Дэнни. Возможно, даже продекламировал напыщенную старую банальность о том, что человека следует научить ловить рыбу. Конечно, причиной их расставания с Эрин стала не эта история, но он чувствовал, что выставил себя перед ней в черном свете. Пол так и не смог объяснить ей всю ситуацию, поэтому оставил попытки.

– Дозвонишься ты туда или нет, это не изменит того, что с ним случилось, – произнесла Эрин. – Ты просто обманываешь себя, Пол.

А ведь так оно и было. Впервые он понял, какое важное место занимал Дэнни в его жизни после своего исчезновения. Даже более важное, чем пока присутствовал в ней. В этом было что-то грустное.

– Но знаешь, что интересно, как мне кажется? – спросила Эрин.

Они сидели на террасе кафе «Книги и Кофе», наслаждаясь осенней прохладой и наблюдая, как парусники скользят по заливу.

– Что? – откликнулся он.

– Что он всегда «потерявшийся». Понимаешь? Каждый раз, когда ты говоришь о нем, он у тебя просто «потерялся». Даже сейчас, когда тебе кажется вполне правдоподобным все, что вытворил этот ненормальный со всеми теми бедолагами за пять тысяч миль отсюда, Дэнни все еще «потерялся». Неужели ты сам себя не слышишь? – она улыбнулась, ее глаза за линзами толстых очков в черной оправе сияли. – Милый, я не думаю, что ты боишься позвонить туда и узнать, что твой брат мертв. Я думаю, ты боишься позвонить, оказаться в исходной точке и снова гадать, что с ним случилось. В той же точке, где ты находишься с тех пор, как он ушел. Этому нет конца, и из-за этого ты изменился.

– Изменился? Как?

Она вонзила вилку в огурец на своей тарелке.

– В основном в мелочах. Но что-то в тебе переменилось с тех пор, как Дэнни ушел.

– Разумеется, – произнес он.

– Ты не так понял, – сказала она, – Не с тех пор, как он исчез, а с тех пор, как он ушел. С тех пор как он уехал на Аляску, я имею в виду. Еще до исчезновения. Словно какая-то маленькая часть тебя тоже ушла. Уехала вместе с Дэнни.

– И где теперь эта часть?

– Там же, где Дэнни, – ответила Эрин.

По какой-то странной причине ее слова заставили Пола вспомнить прошлое лето, долгие недели невыносимой бессонницы, которая не отпускала его по ночам, и он сидел, привалившись к изголовью кровати, пока небо не начинало менять цвет за окнами спальни. Несколько раз он едва избежал аварии по дороге на работу или обратно из-за ужасной усталости. А то ли на четвертый, то ли на пятый день, когда он сумел выкроить для себя целых десять часов относительного покоя, ему привиделось, что спальня обернулась темным склепом глубоко под землей, оконные стекла покрыты грязью, а ковер кишит извивающимися червями. Когда больше не было сил все это выносить, Пол пошел к своему врачу, который прописал ему снотворное. Но таблетки только нагоняли сонливость днем, пока он стоял в аудитории перед студентами, пытаясь читать лекции. Ночью от них было столько же проку, сколько от мармеладных мишек.

– Ты знаешь, он всегда был ужасным братом, – признался Пол с улыбкой, но та вышла неискренней. – Не нарочно. Но он постоянно попадал в неприятности. И меня втягивал.

Он закатал рукав и показал полукруглый узор из крошечных шрамов на левой руке.

– Видишь?

– Я помню, – сказала Эрин, – ты говорил, что тебя укусила собака. Теперь скажешь, что это работа Дэнни?

Пол засмеялся:

– Нет, нет, это не Дэнни. Но это по его вине. Когда нам было по одиннадцать, он полез в старый заброшенный дом в нашем районе. И каким-то образом уговорил меня пойти вместе с ним. Мы спустились в подвал, а там оказалась собака. Какая-то бродячая псина. Напугала нас, – Пол пожал плечами и раскатал рукав, – Дэнни сбежал, а меня она покусала. Пришлось на всякий случай делать прививки от бешенства.

– Я вызову официанта, если у тебя пойдет пена изо рта, – предупредила Эрин.

– Пока мы были детьми, между нами всегда была действительно сверхъестественная связь, – продолжал Пол. – Знаешь, я не верю в подобную чушь, но мы с Дэнни в детстве были очень близки. Иногда даже казалось, что мы знаем друг о друге все. Конечно, теперь, став старше, я могу взглянуть на такие вещи объективно и понять, что это была не столько сверхъестественная связь, сколько старая добрая интуиция и, по правде, просто игра случая, но в те времена, когда мы были молоды… не знаю. Казалось, мы иногда словно жили одним разумом.

– Ну, ты же знаешь, я не верю в кристаллы, ловцы снов и тому подобное, – сказала Эрин, – но я верю, что мы отчасти сохраняем в себе людей, которые нас окружают. Особенно когда эти люди очень нам близки. Это в нашей крови, или, может быть, все дело к генетике или в чем-то таком – в каком-то инстинкте, оставшемся с тех пор, когда мы все жили в пещерах и били друг друга дубинами по голове, и я верю, что он существует. А вы, ребята, к тому же близнецы! А о близнецах же постоянно ходят всякие истории о том, как они… не знаю… могут чувствовать боль друг друга, или сказать, когда другой голоден, напуган, болен, да все что угодно. Например, «когда зазвонил телефон, я уже знала: мне сообщат о том, что сестра, живущая за две тысячи миль, в Поукипзи, упала с лестницы». Что-то вроде этого.

– Такого никогда не было, – сказал он.

– Тогда на что это похоже?

«На пульсирующую пуповину, – на тысячную долю секунды мелькнуло у него в голове, словно всполох неоновой вывески промчался в окне набирающего скорость поезда. – Словно какой-то трос натянут между нами, связывая в единое целое. Соединяя две половины».

Но вместо этого он произнес:

– На самом деле это шестое чувство. Источник всех внутренних ощущений, – он прижал большой палец к животу, между солнечным сплетением и пупком, – прямо здесь.

– Это Манипура, – сказала Эрин, – третья первичная чакра.

– Я думал, ты не веришь в кристаллы и ловцы снов.

– Индуизм – это не кристаллы и не ловцы. Не фокус-покус.

Он поднял обе руки, изображая капитуляцию.

– Манипура связана с огнем, – объяснила Эрин, – а еще с трансформацией тела и духа. Если ты научишься медитировать на Манипуру, то сможешь обрести силу, чтобы спасти или уничтожить мир.

– Тогда чувствую, я не полностью реализовал свой потенциал.

– Ты вот шутишь, а чакры существуют.

– И как это поможет мне найти Дэнни?

– Ага, – на лице Эрин появилась лукавая улыбка, которую она нечасто себе позволяла, – найти его. Потому что он все-таки потерялся.

– Ты сплошная загадка, Эрин, – сказал Пол.

– Давай выпьем, – предложила она.

* * *

Позже он убеждал себя, что именно разговор с Эрин Шарма убедил его все-таки позвонить, но это была ложь. Просто так было легче это принять, и он принял. На самом деле Пол позвонил из-за того случая, что произошел два дня спустя, в понедельник, на семинаре по рассказу Генри Джеймса «Веселый уголок».

– Когда Спенсер Брайдон возвращается в «веселый уголок» и сталкивается со своим альтер эго, что тем самым пытается сказать Джеймс?

Заговорила девушка в переднем ряду, чье имя внезапно вылетело у Пола из головы:

– Джеймс намекает на «непрожитую жизнь». Альтер эго Брайдона навещает «веселый уголок», его дом детства, чтобы показать, что могло бы стать со Спенсером, если бы он остался в Америке и действительно сделал что-то со своей жизнью.

– Так, и что вы на это скажете? – спросил Пол, у него в затылке зашумело, словно вдалеке жужжало какое-то насекомое, он попытался не обращать на это внимания. – В конце рассказа Спенсер Брайдон научился чему-нибудь у своего призрака? Изменит ли он благодаря этому опыту свою жизнь или останется расточительным, эгоистичным… э… – его мысли смешались.

– Они – доппельгангеры[8]8
  В литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю. В произведениях некоторых авторов персонаж не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть героя.


[Закрыть], – ответил кто-то, Пол слышал голос, но не мог узнать говорившего, – добро против зла. Только читатель путается, кто из Брайдонов добро, а кто – зло. Альтер эго, в конечном счете, одерживает верх благодаря тому, что в тексте описывается как «яростно кипучая сила», а в действительности это означает, что Брайдон слаб, в то время как его альтер эго – его двойник – возмужал и преуспел, несмотря на то что вообще не существовал в реальном мире.

Но Пол уже не слушал. Он вглядывался в страницу книги, которую держал в руках, – тонкое издание в мягкой обложке «Веселый Уголок Генри Джеймса и другие рассказы», – затем моргнул и приблизил ее к лицу. Текст был виден, но слова превратились в нагромождение бреда. Пол не мог их прочесть. Не понимал, что они означали. Он почувствовал, как пальцы сомкнулись на кусочке мела, внезапно сделавшемся в его руке тяжелым и холодным, словно лед.

Одна из студенток в первом ряду произнесла:

– Мистер Галло?

Но ее голос звучал как пластинка, которую проигрывают на медленной скорости, – тембр стал по-мужски низким, тягучим и нестройным. Пол уронил «Веселый уголок» и уставился на аудиторию. Он продолжал сжимать кусок мела.

Его ассистентка, Рена Тремейн, сидевшая в дальней части комнаты, подняла взгляд от своего стола, ее очки съехали на кончик носа, перед ней лежала открытая книга. Губы женщины шевельнулись, она что-то говорила, но ее голос заглушало сердцебиение Пола, барабанным боем звучавшее у него в ушах: бам, бам, бам, бам. Нечеткая серая пелена на периферии зрения становилась все гуще и гуще, пока ему не начало казаться, что он смотрит на аудиторию сквозь мультяшный бинокль. Пелена все расширялась, пока не остались лишь два узеньких пятнышка тусклого белого света. А затем все померкло.

* * *

Он моргнул и понял, что глядит в небо цвета пушечной бронзы, испещренное стремительными пепельными облаками. Студеный ветер холодил его тело. Он неподвижно лежал на земле, и его дыхание со свистом вырывалось из узкой трубки горла. Он попробовал сесть и понял, что не может. А когда попытался хотя бы пошевелиться, оказалось, что не в силах сделать и это. Он скорее почувствовал, чем увидел фигуру, двигавшуюся где-то вне поля зрения, – чье-то неясное и смутное присутствие, которое тем не менее вымораживало до глубины души. Он попытался открыть рот и заговорить, но не смог. Рука скользнула перед его глазами, заслоняя небо и темные облака. Он сообразил, что рука – его собственная, хотя он не двигал ею и не поднимал к лицу. Ладонь и пальцы были покрыты кровью.

* * *

Он очнулся на полу в своей аудитории, над ним нависало чье-то размытое и незнакомое лицо. Губы шевельнулись, но ни слова не прозвучало. Теплая рука прижалась к его лицу. Все тело Пола покрывала пленка холодного пота. На склонившемся лице проступили черты Рены Тремейн, и ее голос пробился к Полу, поднимаясь вверх по октавам, пока не приблизился к своему нормальному тембру.

– Мистер Галло? Мистер Галло? – произнесла Рена более мягким тоном, хотя ее лицо по-прежнему выражало беспокойство. – Ну, наконец-то.

Он изо всех сил попытался сесть. Кровь стучала в висках.

– Пожалуй, вам лучше пару минут не двигаться, – сказала Рена.

– Что случилось?

– Вы потеряли сознание.

– Как… – ему удалось повернуть голову, студенты смотрели на него широко распахнутыми глазами, кое-кто открыл рот от удивления.

– Может, я вызову скорую? – спросил один из ребят.

– Да, – ответила Рена.

– Нет, – возразил Пол, – нет, все в порядке.

На этот раз ему удалось сесть. Он прислонился к стене, опершись руками на колени. Отчего-то хотелось взглянуть на правую ладонь. Пол перевернул ее, но она выглядела как обычно, лишь была слегка испачкана мелом. Рядом на темно-зеленом линолеуме был нарисован несколько раз обведенный круг – порывисто, будто его рисовал рассерженный ребенок, – с грубой косой чертой в центре.