Текст книги "Либерализм как слово и символ. Борьба за либеральный бренд в США"

Глава 2
Британская аналогия

Возникновение либерализма в Англии

Как верно замечает Джованни Сартори, «если доктрина либерализма как явление, по мнению такого авторитетного специалиста, как Гарольд Ласки, играла заметную роль в истории Запада на протяжении четырех веков, то слово “либерализм” появляется относительно недавно»[76]76
  Giovanni Sartori. Democratic Theory. New York: Frederick A. Praeger, Inc., 1965, p. 357.


[Закрыть]. Термин «либерализм» родился в 1811 г., когда группа испанцев предложила принять конституцию, базирующуюся на французской конституции 1791 г., которая в свою очередь основывалась на радикальных идеях философов[77]77
  Речь идет о создании так называемой Кадисской конституции, принятой в Испании в 1812 г. Кадисскими кортесами, т. е. испанским парламентом периода войны с Наполеоновской Францией. Для ее разработки в декабре 1810 г. была создана группа из 15 человек, работавших тайно на не оккупированной врагом территории; большинство из них были образованными людьми, воспитанными на идеях Великой французской революции и называвшими себя либералами. После реставрации Бурбонов (май 1814 г.) Кадисская конституция была отменена. В первой половине XIX в. она стала знаменем либерально-конституционного движения не только не только в Испании, но и в ряде государств Европы.
  Под философами имеются в виду французские философы-просветители. – Прим. перев.


[Закрыть]. Сторонники этой радикальной конституции называли себя либералами, и поскольку корни этих либералов были в Просвещении, существенным элементом их умонастроения с самого начала был антиклерикализм[78]78
  См.: Thomas P. Neill. The Rise and Decline of Liberalism. Milwaukee: Bruce Publishing Company, 1953, p. 7 и Neil. «Liberalism… A Term of Many Meanings Whose Sense Must Be Defined When Used», Social Order 3–4 (October 1954), 341.


[Закрыть].

В споре о новой конституции с монархистами и клерикалами, а также со светскими сторонниками католической церкви либералы стали даже еще большими антиклерикалами; их оппоненты отвергали конституцию как негодный документ, основанный на ложных теологических и философских допущениях[79]79
  Neil. «Liberalism», p. 341.


[Закрыть]. Притом что испанские правые, безусловно, не могли вызывать симпатии, самих новых испанских либералов тоже едва ли можно было считать образцом добродетели. Томас Нил назвал их философию «доктринерской (как это вообще характерно для испанцев), деспотической и – как ни парадоксально – совершенно нелиберальной (illiberal)»[80]80
  Neil. Rise and Decline, p. 7.


[Закрыть].

Из Испании термин «либеральный» отправился в Италию, явившись там как liberalismo, и во Францию – как liberalisme, где использовался для характеристики некоторых местных политических убеждений[81]81
  Neil. «Liberalism», p. 341.


[Закрыть]. Важно понимать, что в каждом случае новый ярлык прикладывался к убеждениям, которые уже существовали. Термин «либерализм» приходил после того, как либерализм возникал как явление, и – поскольку слово следовало за фактом – никакого идеологического сходства в использовании термина в разных странах не требовалось. В некоторых странах, например в Германии, «люди начинали говорить о “либерализме”, когда они уже переставали – или готовы были перестать – быть либералами»[82]82
  Sartori. Democratic Theory, p. 357, 358.


[Закрыть]. Хотя в католических странах либерализм, как правило, включал в себя антиклерикализм, в ярлыке «либеральный» не было ничего, что бы свидетельствовало о необходимости такой взаимосвязи. Хотя английский либерализм и имел некоторый теологический подтекст, в действительности он не был антиклерикальным, будучи сосредоточен в первую очередь на экономических проблемах, и лишь во вторую – на политике[83]83
  Neil. «Liberalism», p. 341.


[Закрыть].

История укоренения термина «либерализм» в Англии, куда он был занесен с континента, особенно поучительна. С 1811 по 1830 г. термин «либерализм» путешествовал по европейскому континенту, приобретая коннотации революции, антиклерикализма и безграничного своеволия, т. е. всего того, что большинство американцев сегодня назвали бы экстремизмом. Затем, около 1830 г., левое крыло партии вигов объединилось с группой радикалов[84]84
  Философские радикалы – кружок интеллектуалов, объединившихся вокруг журнала «Вестминстерское ревью». Кружок объединял видных философов, историков, правоведов, экономистов, психологов, дипломатов, политических деятелей. Философские радикалы настаивали на разрушении власти британской аристократической элиты путем просвещения избирателей, расширения избирательного права, частой смены парламента и тайного голосования. Среди основателей кружка был известный экономист Джеймс Милль, среди его участников – Д. Рикардо. Идейным лидером «философских радикалов» был И. Бентам. – Прим. перев.


[Закрыть] и предпринимателями, начав борьбу за то, что в итоге стало реформой избирательной системы 1832 г.[85]85
  Реформа избирательной системы 1832 г. (Reform Bill 1832) – общее название законопроектов, подготовленных парламентом в 1832 г. для усовершенствования избирательной системы. Реформа 1832 г. положила начало созданию современного гражданского общества в Великобритании, в XIX в. этот процесс был обозначен, как вехами, парламентскими реформами 1832, 1867, 1884–1885, 1888 г. – Прим. перев.


[Закрыть] Они предложили расширить избирательное право, распространив его на предпринимателей, и пересмотреть деление страны на избирательные округа, с тем чтобы растущие промышленные центры получили более справедливое представительство[86]86
  Neil. Rise and Decline, p. 94.


[Закрыть]. Маколей считал, что это был «второй Билль о правах, Величайшая хартия вольностей Англии»; однако вторая «Магна карта» не понравилась землевладельцам, поскольку она могла уменьшить власть, которую они получили благодаря первой.

Сегодня, когда даже наиболее тоталитарные режимы на словах признают демократию, трудно точно оценить, насколько действительно были обеспокоены сельские землевладельцы. Их обеспокоенность сменилась совершенным ужасом, когда Дэниел О’Коннелл предложил более радикальный вариант реформы, выдвинув требование тайного голосования и всеобщего избирательного права для мужчин. Журнал «Эньюэл реджистер»[87]87
  «Эньюэл реджистер» (The Annual Register), «Ежегодник», первоначальное название: «Ежегодное обозрение истории, политики и литературы…» («A View of the History, Politics and Literature of the Year…») – авторитетное справочное издание, подготавливается и публикуется каждый год в течение вот уже более 250 лет; в нем сообщаются и анализируются главные события года, происходящие по всему миру. Первый номер журнала вышел в 1758 г. под редакцией Эдмунда Бёрка. – Прим. перев.


[Закрыть] подверг его идеи критике, указав, что они основаны на «простом, но безумном предположении, что каждый, кто платит налоги или обязан служить в милиции, получает право голоса в представительстве»[88]88
  Ibid., p. 94–95.


[Закрыть]. Журналу не стоило так пугаться, поскольку левое крыло вигов и предприниматели полагали, что право голоса должен иметь только средний класс, обладающий достаточной собственностью. Однако и в том и в другом случае – будь реформа 1832 г. принята с поправками О’Коннела или без них – землевладельцы теряли значительную долю власти, и они отчаянно сопротивлялись этой реформе[89]89
  J. M. Robertson. The Meaning of Liberalism. London: Kennikat Press, 1925, p. 15.


[Закрыть].

Сельские землевладельцы и их представители в Парламенте, тори, полагали, что, назвав своих оппонентов «либералами», они получат стратегическое преимущество в своем противодействии реформе, так как это должно было (как надеялись тори) вызвать ассоциацию с «не-английскими» революционерами континента[90]90
  Sir James A. H. Murray, ed. A New English Dictionary on Historical Principles, vol. 6. Oxford: Clarendon Press, 1908, p. 238.


[Закрыть]. Таким образом, в Англии термин «либерал» поначалу стал использоваться с намерением употребить его в его уничижительном значении.

Однако, по всей видимости, слову «либеральный» были неотъемлемо присущи позитивные оттенки смысла. В Англии с конца XVI в. прилагательное «либеральный» означало «свободный от предрассудков и далекий от ортодоксального рвения»[91]91
  Sir William A. Craigie and James R. Hulbert, eds. A Dictionary of American English: On Historical Principles, vol. 3. Chicago: University of Chicago Press, 1942, p. 1417.


[Закрыть]. Определение «либеральный» подразумевает «терпимость» (liberality) и «свободу» (liberty); все эти слова происходят от одного латинского слова liber, означающего «свободный».

В другую историческую эпоху государство Рима обнаружило, что liberalitas – означающее «щедрость» (liberality) – весьма подходящий символ для того, чтобы помещать его на своих монетах[92]92
  Liberalitas – щедрость, одна из царственных добродетелей; императоры являли народу свою щедрость путем всевозможных раздач, как денежных, так и продуктовых. На римских монетах часто встречается слово liberalitas, к которому нередко добавляется число I., II., III. и до VII. и VIII., показывающее, сколько раз каждый император проявил щедрость. Сама добродетель при этом персонифицируется в образе женщины. В одной руке она держит тессеру – квадратную табличку с ручкой и определенным числом точек, показывающих, что правитель раздал народу деньги, зерно и другие предметы потребления; в другой – рог изобилия, обозначающий изобилие пшеницы в государственных зернохранилищах. Английское слово liberality означает как «терпимость», так и «щедрость»; впрочем, и латинское liberalitas означает не только «щедрость», но и «образ мыслей и действий, подобающий свободному человеку», а также «милосердие». – Прим. перев.


[Закрыть] и таким образом завоевывать и сохранять политическую поддержку народа[93]93
  К вопросу об использовании римлянами на монетах образа «Liberalitas» см.: Michael Grant. Roman History from Coins. Cambridge, Eng.: Cambridge University Press, 1958; ср.: A. R. Hands. Charities and Social Aid in Greece and Rome. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1968.


[Закрыть]. Как правильно замечает Томас Нил, «“свобода” – слово, прекрасное в любом языке. Его коннотации всегда были притягательны, благородны, возвышенны… Прилагательное “либеральный” предполагает величие души, заботу о духовных предметах, уважение приличий. С другой стороны, “нетерпимый” (illiberal) – слово отвратительных коннотаций. Оно подразумевает мелочность души, узость кругозора, эгоистичность натуры. Поэтому каждый хочет, чтобы его считали либеральным в указанном смысле»[94]94
  Neil. Rise and Decline, p. 3.


[Закрыть].

Для прогрессивных вигов слово «либеральный» было особенно удачным символом вследствие исторических обстоятельств, при которых оно вошло в употребление. Весь континент был охвачен агитацией в поддержку реформы. В слове «либеральный» была схвачена суть исторического сдвига, поскольку оно подразумевало свободу, устранение ограничений и прогресс[95]95
  Hamilton Fyfe. The British Liberal Party. London: George Allen & Unwin Ltd., 1928, p. 14.


[Закрыть]. В Англии XIX в. использование этого слова в политических целях сулило немалые преимущества. Этим и воспользовались прогрессивные виги: в Англии тех лет прилагательное «либеральный» имело настолько очевидный положительный смысл – несмотря на его континентальную закваску, – что они охотно приняли так называемый не-английский, иностранный ярлык «либеральный»[96]96
  Murray, vol. 6, p. 238.


[Закрыть].

Противники нового либерального крыла партии вигов оказались в очевидно невыгодном положении. Дело было не только в том, что их план закрепить за прогрессивными вигами определение «либералы» в качестве уничижительного наименования привел к обратному результату, но и в том, что их собственное название, «тори», стало в то время считаться постыдным. Тогда Дж. У. Крокер в статье, датированной 1 января 1830 г., использовал новый ярлык – «консерваторы». Он употребил этот термин в политическом смысле, подразумевая поддержку существующих политических и церковных институтов. Многие тори, не одобрявшие реакционность старых тори, сразу же начали демонстрировать предпочтение в отношении нового термина «консервативный»[97]97
  Новый ярлык «консервативный» имел успех еще и потому, что отвечал требованиям тех, кто был напуган страшными переменами во Франции. Robertson. The Meaning of Liberalism, p. 14.


[Закрыть].

Новые либералы полагали, что слово «консервативный» не настолько подходило их оппонентам, как уничижительное «тори», так что поначалу либералы высмеивали этот новый ярлык[98]98
  Sir James A. H. Murray, ed. A New English Dictionary on Historical Principles, vol. 2. Oxford: Clarendon Press, 1893, p. 855.


[Закрыть]. Однако в это время происходила смена не только партийных имен, но и партийных принципов. Виги-либералы, боровшиеся скорее за средний класс, чем за фермеров или рабочих, начали получать поддержку от тех многочисленных сторонников тори, которые были промышленниками или представителями образованного среднего класса. Какое-то время в парламенте сосуществовали три главные группы: тори, виги и либералы. «Традиционная парламентская система, по-видимому, была неспособна допустить рядом с партиями вигов и тори третью, не подчиненную ни той ни другой, – пишет Гвидо де Руджеро. – Но со временем, благодаря более активной и реалистичной позиции, партия свободной торговли втянула старомодный либерализм вигов в свою орбиту и тем самым восстановила старую двухпартийную систему, хотя и придала этой форме новое содержание»[99]99
  Guido de Ruggiero. The History of European Liberalism, trans. R. G. Collingwood. Boston: Beacon Press, 1959, p. 128, 129.


[Закрыть]. Старым содержанием было соперничество двух партий, обе из которых базировались на единой аристократической традиции и в качестве основания членства имели одинаковые привилегии от рождения. Новым содержанием стала политика, базирующаяся на классовом интересе[100]100
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 93, 128.


[Закрыть]. В результате вместо старого деления депутатов на вигов и тори в Парламенте возникло новое деление, на либералов и консерваторов[101]101
  Murray, vol. 6, p. 238.


[Закрыть].

Поскольку новые названия партий отражали фундаментальные изменения политической реальности, они оказались долговечными. Так как новые либералы были сторонниками другой экономической политики и опирались на поддержку среднего класса – короче говоря, именно потому, что на самом деле они уже не были вигами, – имело смысл называть их либералами. И так как новые консерваторы были более чем просто тори, этот ярлык тоже оказался долговечным, хотя либералы и настаивали, что новых консерваторов надо продолжать называть тори.

Консерваторы в Англии упустили шанс называться либеральными. Хотя они часто старались сделать так, чтобы их ассоциировали с этим словом[102]102
  В 1847 г. Кокбурн писал: «Среди выступлений кандидатов – приверженцев консерватизма с трудом можно найти хотя бы одно, в котором не объяснялось бы, что имеется в виду “либеральный консерватизм”» (цит. по: Murray, vol. 6, р. 238).


[Закрыть], оно стало именем особой политической партии – Либеральной. С тех пор в Англии этот политический ярлык мог иметь совершенно точное значение; название «либеральный» более не было настолько неопределенным, чтобы его могли закрепить за собой множество разных людей, принадлежащих к разным партиям.

Элементы английского либерализма и семена изменения

Тот факт, что «либерализм» был закреплен за одной из двух крупнейших английских партий и тем самым имел совершенно конкретное политическое значение, не означал, что определение либерализма не могло изменяться. В классическом либерализме присутствовали три базовых элемента, уже содержавших в себе семена будущего либерализма социального обеспечения: радикальный элемент, экономический элемент и религиозный элемент[103]103
  В этой части я опираюсь на аргументацию, разработанную Руджеро в «Истории европейского либерализма» на с. 94–123.


[Закрыть].

Главным представителем радикальной мысли был Иеремия Бентам. Человек, сочетавший высочайшую эффективность, крайний индивидуализм, высшую степень рационалистичности и исключительную холодность души. Про него говорили, что его выводы «опережают самое смелое воображение». Руджеро утверждает: «Всякий закон для него есть зло, потому что нарушение свободы индивидуума и вообще любая функция правительства есть зло»[104]104
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 99.


[Закрыть].

Бентам считал, что общество находится в гармонии, когда люди руководствуются своими эгоистическими интересами. Однако иногда индивиды не следуют своим эгоистическим интересам. Поэтому государство действует вполне обоснованно, принимая законы, создающие препятствия для людей, которые, действуя из ложного эгоизма, стесняют свободу других людей. Но не существует естественного права; наоборот, всё право создается правительством и всё право «инспирировано интересом большинства и одновременно направлено против так называемого ложного, узкоэгоистического интереса»[105]105
  Ibid., p. 102.


[Закрыть].

Принцип Бентама был с готовностью воспринят буржуазией, использовавшей его против эгоизма землевладельческого класса. Однако бентамовским принципом могли воспользоваться не только промышленники. Хотя радикализм отчасти был либеральной философией среднего класса, в том смысле, что принцип эгоизма подразумевал индивидуализм и защиту личных свобод, радикализм мог также быть демократическим, поскольку оправданием законов было счастье большинства. В бентамовской философии содержались также семена государства социального обеспечения и социализма: если рабочие обретали право голоса, то государство, действуя во имя торжества принципа наибольшего счастья и не озабоченное необходимостью соблюдать естественные права собственности, было бы вполне социалистическим[106]106
  Ibid., p. 106.


[Закрыть].

Понять, что принципы Бентама содержат возможность либерализма социального обеспечения и даже социализма, легче всего, если обратиться к книге Джона Рёскина «Последнему, что и первому» – сочинению, которое было одним из самых значимых по своему воздействию на британскую политику рубежа XIX–XX вв. Согласно Джону Розенбергу, «Клемент Эттли, ставший социалистом, прочтя работы Рёскина и Уильяма Морриса, писал, что современная Лейбористская партия родилась в 1906 г., когда в Палату общин были избраны 29 независимых лейбористов[107]107
  В начале XX в. Англия опережала все другие страны, кроме Германии, по численности и организованности профсоюзов. Часть профсоюзных деятелей считала, что профсоюзы должны вести не только экономическую, но и политическую борьбу. В 1900 г. они организовали Комитет рабочего представительства для выборов в парламент рабочих депутатов. В 1906 г. комитет был переименован в Рабочую (лейбористскую) партию, которая в этом же году приняла участие в выборах и провела в парламент 29 депутатов. Таким образом, двухпартийная система была поколеблена: наряду с консерваторами и либералами возникла третья влиятельная партия – партия лейбористов. – Прим. перев.


[Закрыть]; согласно ходившей среди них анкете, книгой, которая сильнее всего повлияла на их мировоззрение, была именно книга Рёскина “Последнему, что и первому”»[108]108
  John Rosenburg. The Darkerning Glass: A Portrait of Ruskin’s Genius. New York: Columbia University Press, 1961, p. 131.


[Закрыть]. Однако же именно этот автор, столь авторитетный среди первых членов великой английской социалистической партии, настаивал на том, что политическая экономия должна стремиться к тому, чтобы «как можно большее число людей были благородны и счастливы»[109]109
  John Ruskin. Unto This Last. New York: John Willy and Sons, 1875, p. 126 [Дж. Рёскин. Последнему, что и первому. М.: 1900].


[Закрыть].

Второй составной частью классического либерализма, содержавшей зародыш другого либерализма, либерализма социального обеспечения, была философия английских экономистов. В политике эти экономисты примыкали к радикалам – сторонникам Бентама, а в сфере экономической теории они были последователями Адама Смита. Адепты Адама Смита верили в существование homo oeconomicus[110]110
  Человек экономический (лат.). – Прим. перев.


[Закрыть], правда, ограниченное стенами их научной лаборатории. «Экономического человека» не выпускали «на улицу как человека из плоти и крови, чтобы он мог создавать законы для своих ближних»[111]111
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 109.


[Закрыть]. Второе важное различие между радикалами и экономистами заключалось в том, что эти последователи Адама Смита не считали, что, если люди будут преследовать эгоистические интересы, это породит естественную гармонию. Наоборот, они считали, что в обществе неизбежен конфликт.

Один из аспектов этого конфликта раскрыл Мальтус в своем «Опыте о законе народонаселения». Большое население, заявлял Мальтус, не всегда является благом. Он полагал, что темпы прироста населения значительно выше темпов прироста продовольствия, порождаемого землей[112]112
  Имеется в виду сформулированный Мальтусом «естественный закон», согласно которому население растет в геометрической прогрессии, а средства к существованию – в арифметической. – Прим. перев.


[Закрыть]. Группой, которая виновна в нищете, возникающей в результате перепроизводства людей, является трудящийся класс. Мальтус как бы говорил работникам: «Отсутствие самоконтроля привело вас к тому, что ваша численность умножилась до состояния смертельной взаимной конкуренции»[113]113
  Ibid., p. 110.


[Закрыть]. Следующий шаг в развитии аргументации Мальтуса сделал Рикардо. У него злодей не пролетариат, а землевладелец. С увеличением народонаселения должно обрабатываться все большее количество земли. Кроме того, поскольку одни земли более плодородны, чем другие, по мере роста численности населения более плодородные земли будут расти в цене. Небольшое число землевладельцев, которым повезло владеть этими более плодородными землями, будут богатеть просто благодаря ожиданию; такие землевладельцы могут становиться богаче, не трудясь при этом более усердно.

Промышленная буржуазия использовала теорию Рикардо с целью показать, что это не она, а землевладельцы суть эгоистичные члены общества, ответственные за нищету рабочих. Однако уже этот аргумент деловых кругов содержал в себе семена введения системы социального обеспечения: если ценность земли создается обществом, то, очевидно, общество и должно владеть землей. Экспроприировать злодеев! По словам Руджеро: «Вскоре рабочий… цитировал Рикардо против Рикардо»[114]114
  Ibid., p. 111, 112.


[Закрыть].

Главной фигурой среди тех, кто использовал довод Рикардо для обоснования исключительно государственного владения рентой, занимал американец Генри Джордж. Он считал сформулированный Рикардо закон ренты «геометрической аксиомой». Он доказывал, что рента, поскольку она растет быстрее, чем производительность труда и капитала, понижает заработную плату и прибыль, вызывая тем самым спады производства и все большую бедность. Простое решение проблемы, предлагавшееся Генри Джорджем, состояло в том, что ренту должно присваивать государство. Единый налог на землю привел бы к постоянному росту государственных доходов, что позволило бы ему осуществить целый пакет новых программ. Джордж предсказывал: «Мы сможем достичь социалистического идеала, но не посредством репрессий, осуществляемым государством. Государство должно стать управляющим великого кооперативного сообщества всех людей»[115]115
  Joseph Dorfman. The Economic Mind in American Civilization, vol. 3. New York: Viking Press, 1949, p. 142, 146.


[Закрыть].

Третья составная часть классического либерализма, содержавшая в себе семена изменений, была связана с религиозным аспектом либерализма. По выражению Гладстона, «главной опорой британского либерализма» был религиозный нонконформизм. Личная инициатива, конкуренция и дух кальвинизма присутствовали в каждой нонконформистской секте[116]116
  Нонконформизм в Англии означает непринадлежность к Англиканской церкви. Само понятие вошло в употребление в XVII в. – именно тогда в Англии его начали применять по отношению к протестантам, выступающим против англиканства как «религии большинства». Во время гражданской войны почти все нонконформисты сражались на стороне парламента. Принятый с началом периода Реставрации «Акт о единообразии» (1662) лишил нонконформистов прав на свободу вероисповедания. Преследуемые властями, многие из них вынуждены были эмигрировать из Англии. Часть из них отправились в Северную Америку и впоследствии были названы «отцами-основателями» Соединенных Штатов, «отцами-пилигримами». В 1681 г. в Англии был принят Закон о веротерпимости, несколько облегчивший положение нонконформистов. – Прим. перев.


[Закрыть]. Их организация была конгрегациональной[117]117
  Конгрегация – автономная церковная община. – Прим. перев.


[Закрыть], их члены в основном были выходцами из среднего класса и элиты рабочего класса[118]118
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 116.


[Закрыть]. Эти возрожденные нонконформистские секты[119]119
  Возрожденными эти секты автор называет, видимо, потому, что в XIX в. положение нонконформистов в английском обществе существенно улучшилось; они даже получили право занимать государственные должности. К этому времени к нонконформистам причисляли пресвитериан, конгрегационалистов, баптистов, квакеров и методистов. Сами они называют себя представителями «Английских свободных церквей». – Прим. перев.


[Закрыть] были призваны сделать радикализм более гуманным. Homo oeconomicus и добрый самаритянин стали компаньонами. Наряду с нонконформизмом, вызванным к жизни деятельностью методистов, развивалось и евангелическое движение, которое действовало в рамках англиканской церкви и породило те же моральные и социальные достижения, что и методизм.

Результатом этого религиозного развития, по словам Джона Дьюи, стало всеобщее гуманистическое движение, «вызванное к жизни религией, активно выступившей против рабства, против жестокого обращения в тюрьмах, против грубых и механических методов административной благотворительности, а также, посредством фабричных законов, против нечеловеческих условий труда женщин и детей на заводах и в шахтах. Движущей силой каждого из этих проявлений гуманизма было евангелическое рвение»[120]120
  John Dewey. «A Liberal Speaks Out for Liberalism», New York Times, February 23, 1936, sect. 7, p. 3.


[Закрыть]. Это гуманистическое рвение и стало, конечно, зародышем нового либерализма.

К концу 1860-х годов классическая Либеральная партия выступила против Крымской войны, в Гражданской войне в США[121]121
  Крымская война началась в октябре 1853 г. и закончилась в марте 1856 г.
  Гражданская война в США между северными и южными штатами продолжалась с 1861 по 1865 г. – Прим. перев.


[Закрыть] поддержала в конечном счете северян (поскольку либералы воспринимали северян как борцов против рабства), сократила государственные расходы, ввела прямые налоги; она также поощряла большую независимость колоний (что в итоге проложило путь к созданию Британского содружества наций в XX в.) и религиозную свободу. Но Либеральная партия все еще не имела собственной политической позиции в сфере образования, либералы выступали против фабричного законодательства и государственной опеки рабочих и с почтительным педантизмом относились к свободе договора, который давал преимущества, главным образом, владельцам средств производства[122]122
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 133–135. Ср.: Lochner v. New York, 198 U. S. 45 (1905).


[Закрыть].

Семена нового либерализма: рост, созревание и увядание

Как было показано выше, в Англии термин «либеральный» имел совершенно определенное значение, потому что был связан с конкретной политической партией. Но даже это совершенно определенное значение могло эволюционировать, поскольку доктрина либерализма содержала в себе семена перемен. Однако простой факт того, что семена посеяны, еще не дает уверенности, что они прорастут, – для этого необходимо создать подходящий климат. Примерно с 1870 г. в Англии началось формирование такого климата.

Одним из таких наиболее важных «климатических изменений» стало изменение установок и поведения наемных работников. Многие либералы утверждали, что бедность неискоренима. Однако поскольку индустриальная Англия процветала, убеждать бедных в том, что бедность естественна, становилось все труднее. Многие утверждали, что «если “естественные законы” экономики обрекают людей на бедность в условиях экономического процветания, значит, пора создать систему с другими законами»[123]123
  Neil. Rise and Decline, p. 228.


[Закрыть]. Рабочие взяли три главных элемента классического либерализма, представленные в общих чертах в предыдущей части, и довели содержавшиеся в них аргументы до логического конца.

Рабочие взяли на вооружение и развили также и другие постулаты классического либерализма: власть большинства и всеобщее избирательное право, под которым понималось расширение круга лиц, имеющих право голоса; свобода выбора рабочих мест, на которую делался больший упор, чем на свободу торговли; свобода личности как свобода организации политических и экономических союзов наемных работников. Рабочие выступили за экономический прогресс, но под прогрессом понимали управление экономической жизнью, осуществляемое неким общечеловеческим коллективом[124]124
  Max Lerner. It’s Later Than You Think: The Need for a Militant Democracy. New York: Viking Press, 1939, p. 9.


[Закрыть].

Что думают рабочие, становилось все более важным, поскольку теперь они имели право голоса. В течение некоторого времени консерваторы, чтобы привлечь голоса рабочих, отстаивали трудовое законодательство и расширение избирательного права. Так что после второй избирательной реформы 1867 г. консерваторы были способны нанести поражение кабинету Гладстона в 1874 г.[125]125
  См. выше, прим. 10 на с. 162. – Прим. перев.


[Закрыть],[126]126
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 140.


[Закрыть] Более привлекательная для масс позиция консерваторов вынуждала либералов измениться, с тем чтобы иметь возможность вернуть себе инициативу. В 1884 г.[127]127
  В 1884 г. был принят третий закон об избирательной реформе права (см. прим. 10 на с. 162). – Прим. перев.


[Закрыть] именно либеральное правительство приложило усилия к завоеванию голосов рабочих, добившись распространения права голоса на сельскохозяйственных рабочих, сделав избирательное право для взрослых мужчин почти всеобщим[128]128
  Neil. Rise and Decline, p. 234, 235.


[Закрыть].

Менялась не только позиция рабочих, но и позиция либералов; к этой перемене последних частично побуждала необходимость завоевывать голоса рабочих. Другая причина состояла в том, что того общества мелких капиталистов, которое постулировала либеральная философия, больше попросту не существовало. В ответ на возникновение новых крупных корпораций появились профсоюзы[129]129
  Neil. «Liberalism», p. 342.


[Закрыть]. В конце концов либералы начали осознавать тот факт, что профсоюзы являлись вполне адекватной формой организации, потому что это были добровольные ассоциации свободных работников, позволяющие наемным работникам участвовать в конкуренции на равных[130]130
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 142.


[Закрыть]. Многие либералы начали также понимать, что вследствие растущей сложности общества такие виды деятельности, как образование, коммунальное обслуживание, банковские операции, перевозки, осуществляемые железнодорожными и пароходными компаниями, начинают приобретать характер социальных услуг и как таковые должны регулироваться и контролироваться государством или принадлежать ему[131]131
  Ibid.


[Закрыть]. Со времен Бентама либералы использовали для проведения реформ законодательную власть; так что многие либералы не были шокированы, когда обнаружили, что используют законодательство положительным[132]132
  Имеется в виду предоставление разного рода благ за счет государства. – Прим. изд.


[Закрыть] образом[133]133
  Neil. Rise and Decline, p. 245.


[Закрыть].

Проще всего этот резкий сдвиг значения слова «либеральный» можно понять, рассмотрев, как этот сдвиг происходил в творчестве Джона Стюарта Милля. Сначала Милль был убежденным последователем Бентама. Он написал «Утилитаризм» главным образом с целью защитить бентамовский «принцип наибольшего счастья» и в ходе этой защиты внес в саму доктрину поправки, чтобы сделать ее более убедительной. Тем не менее под конец своей жизни сам Милль признавался, что даже если бы он вдруг добился всех тех перемен в институтах и взглядах, которых требовала его утилитаристская философия, он все равно не был бы счастлив.

После того как утилитаризм вызвал кризис в его мировоззрении, Милль решил отказаться от этой холодной философии радикалов: «Если меня спрашивают, какой системой политической философии я заменил ту, от которой, как от философии, отказался, я отвечаю: никакой – только убеждением, что истинная система представляет собой нечто гораздо более сложное и многостороннее, чем все то, о чем ранее я имел какое-либо представление»[134]134
  John S. Mill. «A Crisis in My Mental History: One Stage Onward» в: Victorian Prose, ed. Frederic Roe. New York: Roland Press, 1947, p. 218–235. См. в целом: Maurice Cowling. Mill and Liberalism. Camdridge, Eng.: Camdridge University Press, 1963.


[Закрыть]. И тот же Дж. Ст. Милль неожиданно заключал: «Если бы надо было делать выбор между коммунизмом со всеми его возможностями и нынешним состоянием общества со всеми присущими ему страданиями и несправедливостью; <…> если бы пришлось выбирать между таким положением вещей и коммунизмом, то все затруднения коммунизма, большие и малые, были бы не более чем песчинкой на весах»[135]135
  Цит. по: Neil. Rise and Decline, p. 228. Этого утверждения нет в первом издании «Принципов политической экономии» Милля 1848 г., но оно появляется в издании 1852 г. и во всех последующих. [См.: Дж. Ст. Милль. Основы политической экономии с некоторым приложениями к социальной философии. М.: Эксмо, 2007. С. 277.]


[Закрыть].

Короче говоря, либерализм менялся. Философия, отвечавшая условиям в Англии первой половины XIX в., перестала подходить второй половине этого столетия. Как это видно на примере Дж. Ст. Милля, в ответ на новую ситуацию ведущие философы либерализма изменили свои убеждения, и семена этих перемен в новом климате дали обильные всходы.

Из сосуда с наклейкой «либерализм» старый (классический) либерализм был вылит, а вместо него туда был залит новый либерализм, либерализм социального обеспечения. Но хотя содержимое было новым, наклейка «либерализм» осталась прежней. Поскольку либерализм социального обеспечения вырастал из базисных элементов классического либерализма, многим казалось разумным, чтобы для описания обоих подходов использовалась одна и та же этикетка.

Однако сколь бы разумным ни было сохранение старого ярлыка, следует помнить, что либерализм уже показал себя как очень важный символ для использования его членами политической партии. Следовательно, можно было ожидать, что поборники классического либерализма будут возражать против присвоения этого символа защитниками государства социального обеспечения. И они действительно возражали.

Главным представителем манчестерских либералов[136]136
  Манчестерские либералы, а также манчестерцы, манчестерская школа, фритредерство – либеральная политическая и экономическая программа, сформулированная в ходе агитации за отмену хлебных законов в Англии в середине XIX в. и в последующие годы лидерами «Лиги за отмену хлебных законов» (прежде всего Ричардом Кобденом и Джоном Брайтом).
  Фразу «манчестерская школа» часто использовал британский политический деятель Бенджамен Дизраэли для обозначения движения за свободу торговли; в Германии социалисты и националисты использовали придуманный Фердинандом Лассалем термин «манчестерство» (manchestertum) в качестве синонима «бездушного капитализма» для оскорбления и высмеивания своих либерально настроенных оппонентов.
  В ходе агитации в речах ораторов Лиги были сформулированы и обоснованы все основные принципы либеральной экономической и внешней политики. В значительной мере они были положены в основу деятельности правительств Великобритании во второй половине XIX в. Участники движения не оставили систематизированных трудов в этой области, их идеи разбросаны в многочисленных речах на митингах. Только собрание речей Кобдена состоит из трех томов общим объемом более 3000 страниц. Это был (и остается) в высшей степени практический либерализм.
  Теоретической основой манчестерского либерализма послужили произведения Давида Юма, Адама Смита, Давида Рикардо, Джона Стюарта Милля. В области внешней политики представители манчестерской школы выступали резко против войны и империализма, проповедуя мирные отношения между народами.
  В 1927 г. Людвиг фон Мизес изложил основные положения манчестерской версии классического либерализма в своей книге «Либерализм», которая и сегодня остается единственным систематическим изложением принципов либерального устройства общества и государства, основ либеральной экономической и внешней политики, демонстрируя тесную связь между международным миром, частной собственностью, гражданскими правами, свободным рынком и экономическим процветанием.
  В настоящее время термин «манчестерская школа» иногда применяется для обозначения радикального либерализма/либертарианства в экономической политике: laissez faire (см. выше прим. 34 на с. 157), свобода торговли, устранение государства из экономики и оптимистический акцент на «гармонизирующем» влиянии капитализма свободного предпринимательства.
  См.: Бастиа Ф. Кобден и Лига: движение за свободу торговли в Англии. М.; Челябинск: Социум, 2017; Мизес Л. фон. Либерализм. Челябинск: Социум, 2014. – Прим. изд.


[Закрыть], не пожелавших терять принадлежавшую им либеральную марку, выступал Герберт Спенсер. Он был столь ярым приверженцем принципа laissez faire, что ратовал даже за то, чтобы частное предпринимательство было допущено в сферу строительства шоссе и систем канализации. Спенсер признавал, что из-за врачей-шарлатанов могут гибнуть люди, но использовать государство для того, чтобы запрещать врачам практиковать, – значит «прямо попирать моральное право»[137]137
  Цит. по: Neil. Rise and Decline, p. 10, 11.


[Закрыть]. Этот несгибаемый классический либерал решительно протестовал, указав в 1884 г., что, по его мнению, так называемый новый либерализм на самом деле является родом торизма[138]138
  См. первую главу под названием «Новый торизм» знаменитой брошюры Г. Спенсера «Личность и государство»: Спенсер Г. Политические сочинения: в 5 т. Т. I. М.; Челябинск: Социум, 2014. С. 3–21. – Прим. перев.


[Закрыть], поскольку отказался от идеи свободы договора и добровольного сотрудничества, что отличало классический либерализм от «принудительной военной организации»[139]139
  De Ruggiero. European Liberalism, p. 149.


[Закрыть]. Чтобы оградить свой ярлык от злоупотреблений, пишет Томас Нил, Спенсер и другие манчестерские либералы сформировали «Лигу защиты свободы и собственности (очень похожую на Американскую лигу свободы 1934 г.[140]140
  Лига защиты свободы и собственности (The Liberty and Property Defence League (LPDL)) была создана с целью поддержания свободы торговли. Она лоббировала интересы промышленников и землевладельцев, обеспокоенных активностью администрации Гладстона, но привлекала на свою сторону также многих либералов и философов индивидуалистического толка. Лига прекратила свое существование в 1920 г., когда в Англии перестали пользоваться популярностью идеи Герберта Спенсера. Однако ее идеология была подхвачена в Италии и позже в Америке.
  Американская лига свободы (The American Liberty League) – политическая организация, созданная в 1934 г. консервативными демократами с целью противостояния Новому курсу Рузвельта, в течение двух лет была чрезвычайно деятельна, но после переизбрания Рузвельта в 1936 г. резко сократила свою активность и в 1940 г. была распущена. – Прим. перев.


[Закрыть]), которая объявила крестовый поход в защиту свободы и собственности от нападок нового либерализма “социального обеспечения”… Обе группы предъявляли права на титул либерализма и упрекали друг друга <соответственно> в “ложном либерализме” или “слепом консерватизме”»[141]141
  Neil. «Liberalism», p. 342, 343.


[Закрыть].

Спенсеру не удалось отвоевать либеральный ярлык по двум основным причинам. Во-первых, было совершенно логично, что либералы социального обеспечения назывались либеральными, поскольку их убеждения относительно социального обеспечения проистекали из элементов классического либерализма. Во-вторых, исторически в Англии термин «либеральный» был связан с названием определенной политической партии. Когда новые либералы завоевали контроль над партией, они получили и контроль над ярлыком. Те, кто продолжал держаться принципов laissez faire, были просто-напросто исключены из партии. Протестовавшие стали именоваться «консерваторами»[142]142
  Thomas D. Ungs. «Liberal-Conservative: The Sense and Nonsense of Political Labels», University of Wichita Bulletin (February 1964), 10.


[Закрыть].

Новый либерализм социального обеспечения постепенно эволюционировал и в конце концов стал полностью определять эпоху социального прогресса начала XX в. Например, перед Первой мировой войной при либеральных правительствах Кэмпбелл-Баннермана и Асквита произошел настоящий взрыв социальных реформ[143]143
  Речь идет о либеральном правительстве Англии 1905–1915 гг., которое с 1905 по 1908 г. возглавлялось сэром Генри Кэмпбелл-Баннерманом, а с 1908 по 1915 г. – Гербертом Асквитом. В этот период был осуществлен ряд важных социально-экономических реформ, в частности введение системы социального страхования и государственного пенсионного обеспечения. – Прим. перев.


[Закрыть], которые были «во многих отношениях подобны американским реформам периода Нового курса и фактически послужили образцом для ряда законодательных мер того периода»[144]144
  Samuel H. Beer. «Lideralism and the National Idea», in Left, Right, and Center: Essays on Liberalism and Conservatism in the United States, ed. Robert A. Goldwin. Chicago: Rand McNally & Company, 1965, p. 147.


[Закрыть]. Ко второму десятилетию XX в. переход к этому новому либерализму в Англии был завершен. Теперь это было совершенно зрелое учение. Сами либералы социального обеспечения в основном считали, что они вышли за пределы эпохи манчестерской школы. Что касается политических убеждений, то тут они видели себя между тори и социалистами. Они представляли средний путь.

Как новый либерализм выходит за пределы веры в принцип laissez faire, объяснил Хобхаус: «Если мы… допустим, что ото всех взрослых и находящихся в здравом уме мужчин и женщин требуется, чтобы они могли жить как цивилизованные существа, как труженики, как хорошие родители, как порядочные и деятельные граждане, то, с другой стороны, функция экономической организации общества состоит в обеспечении их материальными средствами для такой жизни… <…>…и если они не обеспечены без сознательного участия государства, то должны быть обеспечены с его сознательным участием»[145]145
  Цит. по: Neil. Rise and Decline, p. 284. [См: Л. Т. Гобхаус. Либерализм // О свободе: антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). С. 163–164.]


[Закрыть]. Либерализм также отделял себя от торизма: по замечанию Чемберлена, тори допускали вмешательство государства в экономику в силу свойственного им патернализма, тогда как либералы вмешивались, поскольку полагали, что «все люди нуждаются в содействии в их стремлении управлять самими собой»[146]146
  Цит. по: De Ruggiero. European Liberalism, p. 151.


[Закрыть].

Новый либерализм отличался также и от социализма, как разъяснял это Черчилль в 1908 г.: «…социализм стремится ликвидировать богатство; либерализм должен защищать частные интересы тем единственным способом, которым только и можно их сохранить и действительно защитить, а именно посредством приведения их в соответствие с правами общества. Социализм убьет предпринимательство; либерализм спасет его, освободив от пут привилегий и фаворитизма. Социализм не приемлет примат индивидуального начала; либерализм стремится и будет стремиться еще активнее к формированию минимального гарантированного уровня жизни для широких народных масс. Социализм превозносит власть; либерализм превозносит человека. Социализм атакует капитал; либерализм атакует монополию»[147]147
  Цит. по: Neil. Rise and Decline, p. 291.


[Закрыть].

Между тем созданная в 1891 г. Лейбористская партия быстро добилась успеха[148]148
  Fyfe. British Liberal Party.


[Закрыть]. Рабочие, как и Черчилль, понимали отличие социализма от либерализма и выбрали социализм. Хотя термин «либеральный», когда он только-только появился в Англии, показал себя как политический символ, обеспечивающий преимущество в политической борьбе, к 1920-м годам это слово потеряло часть своей естественной силы – именно вследствие того, что оно оказалось так сильно связано с Либеральной партией. Слово, обозначавшее доктрину, превратилось в название партийной платформы. Когда избиратели отвергли эту платформу, они вместе с этим отвергли и символ, ассоциировавшийся с данной платформой. К тому времени, когда в Америке начал оформляться Новый курс, в Англии электоральная поддержка Либеральной партии шла на убыль.

Новую жизнь в Либеральную партию пытался вдохнуть Джон Мейнард Кейнс. В конце 1920-х – начале 1930-х годов он предложил ей взять на вооружение новые принципы. Хотя эти принципы не смогли воскресить Либеральную партию в Англии, суждения Кейнса достаточно интересны, чтобы их рассмотреть. Он утверждал, что никогда не мог убедить самого себя стать консерватором, потому что консерваторы не предлагали ему «ни интеллектуального, ни духовного утешения». То, за что стояли некоторые консерваторы, «не содействует, – писал Кейнс, – ни моему эгоизму, ни общественному благу». Точно так же не мог он стать и членом Лейбористской партии, потому что это была классовая партия, «а этот класс, – замечал он, – не мой класс… Классовая война застанет меня на стороне образованной буржуазии»[149]149
  John Maynard Keynes. Essays in Persuasion. New York: Harcourt, Brace & Co., 1932, p. 323, 324.


[Закрыть]. Методом исключения мы приходим к тому, что «лучшим двигателем прогресса по-прежнему является Либеральная партия, – но только если она будет иметь сильное руководство и правильную программу»[150]150
  Ibid., p. 325.


[Закрыть].