Текст книги "Владыки мира. Краткая история Италии от Древнего Рима до наших дней"

Хотя в общем отношения у лангобардов с папами в 600-е гг. были весьма теплыми, к VIII в. папство начинает опасаться экспансии пришельцев. Чтобы ее не допустить, они периодически ищут военной помощи севернее Альп, у франков, чье королевство занимало тогда почти всю сегодняшнюю Францию и часть Германии. Так случилось и в 751 г., когда король лангобардов по имени Аистульф все-таки захватил остатки контролировавшихся Византией земель на севере Италии. Беспокоясь о безопасности своих владений, папа Стефан II обратился к королю франков Пипину Короткому. Войска последнего вошли в Италию и вынудили лангобардов уступить кое-что из недавно захваченной имперской собственности. Земли эти Пипин вернул не византийскому императору, а – это важно – папе римскому. Переданные в бессрочное пользование католической церкви, они сделались Папской областью: двадцать два города плюс обширная территория, пересекавшая весь полуостров с запада на восток, от Рима до Адриатического побережья. С этого момента папы становятся не только религиозной, но и светской властью. Они будут владеть данными землями – а многочисленные воины и князья будут пытаться их отнять – вплоть до середины XIX в.

Поколение спустя наследник Аистульфа, Дезидерий, в надежде расширить лангобардское влияние снова начал угрожать папству. И снова папа призвал на помощь франков. Пипин умер в 768 г., так что у франков был новый король, рослый 26-летний сын Пипина, тот самый будущий Карл Великий. В октябре 773 г. его войска вошли в Северную Италию и осадили столицу лангобардов Павию, а уже в следующем июне взяли город. Дезидерия, последнего монарха лангобардских кровей, отправили в монастырь, а Карл стал королем лангобардов и франков. Бóльшая часть Северной Италии (за исключением Венеции и Папской области) вошла в состав государства франкского.

Древние владения римских императоров произвели на Карла Великого большое впечатление.

Его двор, уже сравнивавший своего суверена с царем Давидом, Соломоном и Моисеем, теперь начал величать его novus Constantinus (новым Константином). Эта лесть нашла правильные уши. С территориями, простиравшимися от Северного моря до Дуная, включая Германию и, благодаря последнему завоеванию, области вплоть до Рима, Карл решил, что он воскреситель Западной Римской империи. Одновременно он считал себя защитником христианской веры и был убежден, что именно на него возложена эта священная миссия – ведь византийские императоры были невыносимо слабы, лишь отбивались от вторжений, занимались внутренними склоками и не могли либо не хотели защищать папство и Церковь. «В тебе одном, – провозгласил ближайший советник Карла, Алкуин из Йорка, – спасение Церкви Христовой» [6].

В декабре 800 г., будучи в Риме, Карл пришел в базилику Святого Петра на мессу. Во время церемонии перед ним пал ниц папа Лев III. Поднявшись, он возложил на голову монарха императорскую корону. Присутствовавшие трижды произнесли: «Карлу, благочестивейшему Августу, венчанному Богом, великому и миролюбивому императору, многие лета и победа!» [28]28
  Цит. по: Васильев А. А. История Византийской империи. Т. I. СПб.: Алетейя, 1998.


[Закрыть]. Титул, исчезнувший почти на 325 лет, вновь возродился на Западе – пусть и с отчетливо христианским уклоном: Карл провозглашался «Священным» Римским императором.

В течение последовавших столетий многие в Италии – в частности, папы римские – имели все основания сожалеть о том памятном дне. Коронование императора главой Церкви поднимало каверзные вопросы о полномочиях одного в отношении другого. Имеет ли папа власть в миру и, если пойти дальше, власть над императором? Может ли император вмешиваться в религиозные дела и, опять же, если пойти дальше, может ли приказывать папе? Эти нерешенные вопросы из серии «кто главнее?» в будущем приведут к серьезным конфликтам.

Данный спор достиг апогея во время «Борьбы за инвеституру», которая началась в 1075 г., когда папа Григорий VII заявил, что только папа имеет право назначать епископов. Священный римский император Генрих IV в ответ объявил, что Григорий избран незаконно, и потребовал его низложения. Григорий тут же отлучил Генриха от церкви и вынудил незадачливого императора – а его положение дома было весьма шатким из-за недовольства германских аристократов, которые не могли дождаться момента, чтобы от него избавиться – совершить унизительное «Хождение в Каноссу», замок посреди бесплодных земель в 150 км к юго-востоку от Милана (там папа гостил у своей убежденной сторонницы Матильды Тосканской). Здесь в разгар зимы – стоял конец января 1077 г. – Генриху, босому, одетому во власяницу кающегося грешника, пришлось три дня простоять в снегу перед входом в замок. Наконец ворота открылись, Григорий соизволил его принять и даровал коленопреклоненному императору прощение.

По крайней мере, это утомительное противостояние высветило фигуру Матильды, которую называли «великой графиней», одной из значимых фигур средневековой Италии. Родившаяся в Лукке в семье тосканских аристократов около 1046 г., она в юности предпочла женским занятиям типа вышивания более мужественные: надевала на себя тяжелые доспехи, скакала верхом и лихо орудовала мечом да боевым топором. Потом ушла из несчастливого брака с Готфридом Горбатым, герцогом Лотарингским, и вернулась домой в Италию – прямо, как говорили злые языки, в объятия папы Григория. Готфрид был убит, когда однажды ночью пошел по нужде, и многие тогда недвусмысленно кивали в сторону Матильды. Через десять лет она, будучи 40-летней дамой, вышла замуж за 17-летнего Вельфа, герцога Баварии и Каринтии. Союз снова оказался неудачным, и вряд ли помогло, что она побрила голову и облачилась во власяницу в их первую брачную ночь. Но окончательно брак рухнул, когда Вельф перешел на сторону Генриха IV, против которого Матильда боролась почти четверть века. Позже один историк будет восхищаться, что она, «вооруженная как воин», встала во главе собственного войска: ведь «храбрость и мужество человека зависят нет от пола, а от сердца и силы духа» [7]. Последующие папы так высоко ценили эту женщину, что в XVII в. ее останки были перезахоронены в соборе Святого Петра в Ватикане, под мраморным изваянием работы великого Джованни Лоренцо Бернини. А за столетие до того другой скульптор, Микеланджело, гордо провозгласил себя потомком Матильды.

* * *

Девятый век ударил по Италии очередным нашествием «варваров». Теперь захватчики пришли не со стороны Альп, как многие до них, а с моря, на кораблях. Мусульманский военный флот отчалил от Аравийского полуострова вскоре после смерти пророка Мухаммеда в 632 г. В Средиземноморье арабы захватили Египет в первой половине 600-х гг., Северную Африку (включая Карфаген) во второй и весь Пиренейский полуостров к 713 г. Завоевание Сицилии, начавшееся в 827 г., длилось десятилетиями и было завершено (за Византией осталось лишь несколько крепостей) взятием Таормины в 902 г.

Исламские захватчики частенько совершали набеги на материковую Италию – полуостров, который они по-арабски называли «аль-Ард аль-Кабира» – «Великая земля» (память о «сарацинах», высаживающихся на берег, сохранилась в сегодняшнем названии ставен из гофрированного листового железа, которые используются для защиты магазинов ночью или во время беспорядков, – «сарацинеска»).

Летом 846 г. арабская флотилия поднялась вверх по Тибру, напала на Рим и разграбила базилику Святого Петра. Год спустя мусульмане отобрали у лангобардского герцога Беневенто порт Бари, расположенный на каблуке итальянского сапога, на Адриатическом побережье, и основали там исламский эмират. Первым эмиром Бары, как теперь назывался город, стал Хальфун аль-Барбари («Бербер»). Один из его преемников, Савдан аль-Маври («Мавр»), как можно предположить по его имени, прибыл из некой африканской страны южнее Сахары – то есть в течение 14 лет (с 857 по 871 г.) мусульманским анклавом в Южной Италии правил чернокожий африканец. Судя по всему, Савдан оказался весьма эффективным и организованным правителем, сумевшим распространить свое влияние более чем на восемьдесят замков. Он построил в Баре мечети и дворцы, открыл школы и установил, в общем, неплохие отношения с соседями-христианами – кроме, конечно, тех городов, которые разграбили и сожгли его войска, или монастырей, у которых он экспроприировал золото. Троих монахов, путешествовавших по эмирату в 870 г., принимали очень хорошо, и их весьма впечатлил «король этой страны», так они назвали Савдана. Хотя и отметили, что на одно из стоявших в порту судов было погружено 9000 рабов-христиан, предназначенных для отправки на Восток [8].

Барийский эмират был завоеван в 871 г. армией Людовика II, франкского правителя Италии. Савдан четыре года просидел в каземате в Беневенто, а потом окончательно исчез из истории. В современном Бари ничто не напоминает об этом «эпизоде с сарацинами», потому что в 1100-х гг. город до основания разрушили норманны – следующая великая волна завоевателей Италии.

* * *

Норманны впервые пришли в Италию в качестве наемников, чтобы помочь лангобардам в борьбе с византийцами. Как мы помним, в середине VIII века лангобарды при короле Аистульфе покончили с византийским господством на полуострове. Однако византийцы вернулись на юг и большими силами отвоевали в 880-х гг. всю Калабрию, а потом, в 891 г., и Беневенто. После установления в Х в. «Катепаната Италии» (от греч. κατεπάνω, «верховный») итальянский сапог по щиколотку увяз во власти Византии. Но местные жители – то есть лангобарды, обосновавшиеся на юге полуострова почти 500 лет назад – начали проявлять беспокойство. Растущие налоги, навязанные Константинополем, а также желание большей политической автономии заставили разочаровавшегося лангобардского аристократа по имени Мелус из Бари поднять мятеж в 1009 г. Потерпев поражение от имперской армии, Мелус за следующие несколько лет перегруппировал свои силы. Он нанял на службу группу норманнских воинов, которых повстречал, по легенде, в святилище св. Михаила Архангела на Монте-Гаргано, скалистом выступе, образующем на побережье Апулии «шпору» – прямо над «каблуком» итальянского сапога. Эта банда из 250 авантюристов не очень усердно молилась, зато активно «крышевала» пилигримов – для которых храм был остановкой перед посадкой на корабли, отправлявшиеся в Святую землю из портового Бари, – и ушлые рэкетиры предлагали им защиту за мзду.

И этой кучке новобранцев Мелуса удалось изменить ход истории Италии. Норманны были потомками викингов, угрожавших Европе в недавнем прошлом – пока в 911 г. Карл Простоватый, праправнук Карла Великого, не откупился от них землями на севере Франции (ставшими герцогством Нормандским). С тех пор они прослыли безжалостными наемниками. Банду, орудовавшую на Монте-Гаргано, возглавлял Райнульф Дренго, которого выслали из Нормандии за то, что он скинул «с очень большой высоты» одного парня, похваставшегося, что он соблазнил племянницу Райнульфа [9]. Следующие несколько десятилетий на юге продолжали вспыхивать восстания и стычки с византийцами. Первое время норманны сражались бок о бок с лангобардами, позже стали использовать нестабильность региона в своих интересах (сначала грабеж, потом захват территории) и заключать непрочные союзы с различными местными силами – от лангобардских герцогов до римского папы и даже, со спокойной совестью переходя с одной стороны на другую, с византийским императором. В 1030 г. Райнульф стал графом небольшой Аверсы, построил крепость со рвами и высокой оградой – так и возникло первое норманнское поселение на Апеннинском полуострове. Стратегически расположенная между Капуей и Неаполем, Аверса быстро сделалась магнитом для безземельных норманнских рыцарей и ищущих лучшей доли младших сыновей.

Одним из таких искателей был прибывший около 1046 г. с маленьким отрядом всадников Роберт д’Отвиль, известный по прозвищу Гвискар (от норманнского wischard, «хитрец»). Этот великан с красным лицом и льняными волосами поначалу зарабатывал на жизнь разбоем и похищениями людей, промышляя на дорогах и в горах Калабрии, проливая, по свидетельству одного хрониста, «много крови и совершая много убийств» [10]. Вскоре он отвоевал у Византии Калабрию, и в течение следующих десятилетий норманны, возглавляемые Гвискаром и его многочисленными братьями, в том числе сводными, положили конец не только византийской, но и лангобардской власти. Далее, в 1091 г., младший брат Гвискара Рожер д’Отвиль захватил Сицилию, покончив с длившимся там почти два века мусульманским правлением. И все равно влияние ислама будет чувствоваться здесь еще долго – например, в сотнях слов сицилийского диалекта, включая (мы это еще увидим) слово «мафия». Это влияние живо в кулинарии: кассата (бисквитный торт), канноли (трубочки с кремом), даже холодные десерты – джелато, гранита и сорбет – тоже арабские заимствования.

В конце концов норманны превратили Сицилию в самое молодое королевство Европы. Сын и наследник Рожера, Рожер II, объединил остров с материковыми владениями норманнов в Калабрии и Апулии и на Рождество 1130 г. стал королем Сицилии. При Рожере II, который благодаря своим учителям-мусульманам свободно говорил по-арабски, пришельцы с севера стали частью выдающейся самобытной культуры на территории, населенной множеством арабов и греков. Период его правления можно назвать миксом западных, византийских и арабских традиций, олицетворением которых стали кафедральный собор Чефалу и Палатинская капелла Королевского дворца в Палермо. Оба строения могут похвастаться византийской мозаикой – в соборе ее площадь занимает порядка 650 кв. м, также там имеются переплетающиеся стрельчатые арки, похожие на те, что с Х в. украшают Соборную мечеть Кордовы. Капелла демонстрирует еще более выраженные исламские мотивы, начиная с сотовых сводов (их еще называют мукарны) в нефе, напоминающих архитектурные детали арабских мечетей и мавзолеев, и заканчивая арабской вязью на потолке. Такую же надпись можно рассмотреть на расшитой шелком мантии Рожера II начала 1130-х гг. (сейчас находится в венской Императорской сокровищнице). Вышитый затейливым куфическим письмом текст восхваляет королевскую мастерскую за «трудолюбие и совершенство», а самого Рожера – за «щедрость и величие». Еще превозносятся «счастливые дни и ночи без перерывов и перемен» в королевстве Сицилия. Многому предстоит измениться на этом острове в грядущих столетиях, но на короткий период норманны, потомки скандинавских налетчиков с топорами наголо, сделались под теплым средиземноморским солнцем самым толерантным и цивилизованным народом Европы.

6
«Все города Италии»: Средние века

Примерно в 1165 г. один еврейский путешественник из Испании, Вениамин Тудельский, по пути в Святую землю прибыл в портовый город Пиза[29]29
  Пизанский морской порт располагался на месте современного Ливорно и был связан с Пизой одним из русел реки Арно.


[Закрыть]. Увиденное произвело на него должное впечатление. «Пиза – очень большой город, в нем насчитывается до 10 000 башен, построенных над домами, и жители пользуются ими в случае междоусобной войны», – записал он. «Пизанцы отличаются храбростию, не имеют царя или князя, а управляются избранными из среды себя сенаторами» [30]30
  В. Тудельский. Книга странствий раби Вениамина. Пер. П. В. Марголина.


[Закрыть] [1].

Будучи густонаселенным, преуспевающим, самоуправляемым урбанистическим центром, Пиза разительно отличалась от традиционных итальянских городов прошлого. Более того, она вовсе не была исключением: к 1200 г. минимум 200, а может, и все 300 городов Центральной и Северной Италии управлялись не «царем или князем», а коллегиальным органом, который выбирали сами жители [2]. Такая форма самоуправления будет иметь далеко идущие последствия, одним из которых окажется появление свободного, живого городского общества – и на его почве сможет расцвести итальянское Возрождение.

Италия как минимум со времен этрусков была страной городов. Большинство их пережили крах Западной империи в более или менее неизменном виде, и полуостров остался самым урбанизированным регионом Западной Европы. Однако между V и X вв. жизнь практически ушла из городов. Население Рима сократилось с миллиона во II в. до примерно 50 000 в VI в. [3] и продолжало уменьшаться. Дома скромнели и ветшали, и строились теперь все больше из дерева, а не камня. Римскими термами никто уже не пользовался, и они пришли в упадок: проблема с водоснабжением стояла очень остро с тех пор, как в 537 г. остготы повредили акведуки, питавшие банные комплексы. Так что у историка XIX в. были все основания назвать Средневековье «тысячелетием без бань» [4].

Сельская местность за городскими стенами тоже изменилась со времен Августа или Траяна. Из-за угрозы варварских нашествий жители незащищенных селений, а также прибрежных и равнинных деревень уходили из своих домов в более безопасные и обороноспособные места. Они селились в хорошо укрепленных центрах – таких как городки или замки на вершинах холмов – или вокруг них. Историки называют этот процесс incastellamento (буквально – «озамкование», или бурный рост строительства мощных фортификационно-жилых сооружений на возвышенностях) [5]. Это движение началось спонтанно в VI–VII вв. – во времена, что неудивительно, беспощадного лангобардского завоевания. Позже местные аристократы начали приглашать беженцев жить по соседству или даже внутри своих крепостей, таким образом приобретая все больше контроля над населением.

В результате вторжений варваров и крушения всякой сильной централизованной власти между жившим в замках нобилитетом и его вассалами формируются отношения взаимного доверия и поддержки. Вассалы (от лат. vassus, «слуга») несут воинскую службу и оказывают своему сеньору разного рода услуги – убирают в замке, трудятся в полях. Взамен они получают защиту и иногда надел земли, или феод (предположительно, от fehu, «скот»). Данная система клятв, взаимозависимости и сложных землевладельческих схем позже будет называться феодализмом и станет синонимом экономически и социально отсталого Средневековья.

К началу нового тысячелетия эти феодальные связи начинают слабеть. Землевладельцы обретают все больше полномочий – сами взимают налоги, вершат правосудие и пользуются ничем не ограниченной властью, что ведет к злоупотреблениям и периодически к протестам и восстаниям. При этом в сельской местности с окончанием варварских набегов жизнь налаживается. Новые орудия труда, в особенности тяжелый плуг – который рыхлит почву гораздо эффективнее, чем допотопное рало – делают сельскохозяйственные работы более продуктивными. Как и трехпольный севооборот, благодаря которому урожайность увеличивается на 30–50 % [6]. С помощью дренажных систем и дамб активно используются болота. Роются ирригационные каналы, на холмах устраиваются террасы, территория очищается от лесов – а значит, вполне реально прокормить растущее население. Количество городских жителей увеличивается, потому что крестьяне, освобожденные от вассальных пут, устремляются туда, где зарождается совершенно другая, динамичная политико-экономическая жизнь.

Города начали бурно развиваться благодаря отсутствию сильной централизованной власти. Священные Римские императоры не особо интересовались Апеннинским полуостровом, фактически передав все административные права епископам, которые были имперскими ставленниками, обычно германских кровей, получившими дворцы, обширные земли, широкие светские полномочия и дворянские титулы – то есть, по сути, мало отличались от прочих феодальных князьков, разве что обладали еще и церковной властью. И стремительно теряли популярность из-за введения фискальных мер, вроде таможенных и дорожных сборов. В 1031 г. в Кремоне жители взбунтовались против епископа по имени Убальд, выгнали его из города и разнесли епископский дворец. Подобные восстания против имперских наместников в 1037 г. вспыхнули в Милане и Парме.

Парма, которую в Древнем Риме называли «Золотым городом», теперь процветала за счет торговли шерстью. На таком же подъеме на рубеже тысячелетий была экономика многих итальянских городов. Генуя, Пиза, Венеция, Бари и Амальфи – чтобы охватить все побережья – превратились в преуспевающие порты и центры торговли. Амальфи обрел независимость от лангобардов в IX в. и в X–XI вв. стал могущественной морской республикой. Мастерство местных моряков во многом связано с усовершенствованным амальфитанцами компасом, который был известен еще арабам, а усовершенствовал его, согласно легенде, некий Флавио Джойя (его статуя стоит на городской набережной). Банки, склады и торговые базы, принадлежавшие амальфитанским купцам или находящиеся у них в управлении, можно было встретить по всему Средиземноморью – в Триполи, Александрии, Антиохии и Константинополе. Суда отправлялись из Амальфи, груженные лесом, солью и зерном, а возвращались со специями, благовониями, шелком и коврами. Многое продавалось в Риме: папский двор оставался надежным потребителем товаров класса люкс. На другом конце полуострова, в Адриатике, доминировала Венеция. Основанная теми, кто искал защиты в водных лабиринтах лагуны во время варварских нашествий, она добилась автономии от Византийской империи в середине VIII в. Через сто лет венецианцы уже вовсю торговали с Сицилией и Египтом. В 1082 г. в обмен на военную помощь византийский император даровал им заманчивые торговые привилегии на Востоке, включая освобождение от всех таможенных сборов и право владеть магазинами, верфями и складами в Константинополе. Как и амальфитанцы, венецианцы многое экспортировали, в том числе соль и лес, привозя домой шелка, ценные шкуры, экзотические перья и специи, в особенности черный перец, спрос на который был так велик, что вскоре они импортировали из Александрии больше миллиона фунтов в год [7].

Политическая независимость и бьющая ключом коммерческая жизнь Венеции совпала со становлением новых структур, позволявших гражданам иметь правительство «избранных из среды себя сенаторов». Не позднее VIII в. венецианцы ввели республиканскую форму правления. Главой государства становился дож (от лат. dux, «лидер»), избираемый пожизненно, пользующийся огромным авторитетом, окруженный всевозможными почестями, но четко ограниченный в полномочиях: обращаться к нему следовало не «князь» или «владыка», а исключительно Messer lo Doge, «господин дож». При нем имелось ошеломительно много различных советов, образующих затейливую систему сдержек и противовесов. Члены их, преимущественно состоятельные купцы, имевшие деловые интересы по всему Средиземноморью, избирались на короткий срок.

На протяжении нескольких столетий Венецианская республика оставалась уникальной для Италии формой правления. Тем не менее к концу XI – началу XII в. власть в других городах на севере полуострова начала переходить от епископов и феодалов к организациям граждан внутри городских общин. Итогом стало развитие итальянских городов-государств, или «коммун» – независимых политических сообществ, в которых выборные официальные лица (консулы, как в Древнем Риме) занимали свой пост определенный срок, принимали коллективные решения о военных действиях, законах и налогах и фактически не контролировались высшей властью, оставаясь в номинальном подчинении местным епископам и Священному Римскому императору. Именно это произвело впечатление на Вениамина Тудельского в Пизе, и именно так обстояли дела по всей Северной Италии.

Многие священные римские императоры пытались, с разной степенью успеха, приструнить вольнодумные города-государства. Самый решительный удар был нанесен во второй половине XII в. Фридрихом Гогенштауфеном, севшим на германский трон в 1152 г. Через три года Фридрих, которого в Италии звали «Барбаросса» за длинную рыжую бороду, был коронован папой Адрианом IV (англичанином по имени Николас Брейкспир) в священные римские императоры. Полный решимости установить на слишком независимой территории имперское господство, он в 1158 г. вторгся в Северную Италию и осадил Милан. Многие города-государства, не готовые уступить с таким трудом отвоеванную автономию явившемуся из-за Альп иностранцу, объединились в антиимперский союз – Ломбардскую лигу. В эту конфедерацию, в числе прочих, вошли: Милан, Венеция, Болонья, Брешиа, Мантуя, Падуя, Виченца и Тревизо. В мае 1176 г. армия Ломбардской лиги разбила войска Барбароссы в битве при Леньяно – фантастическая победа, спустя много веков сделавшая Лигу символом борьбы итальянцев за независимость против иностранных захватчиков. Битва ляжет в основу сюжета оперы Джузеппе Верди, а в 1847 г. Леньяно (город в 30 км к северо-западу от Милана) будет упомянут в патриотической песне Fratelli d’Italia («Братья Италии») поэта Гоффредо Мамели, которая позже станет национальным гимном страны.

После поражения при Леньяно Барбаросса заключил с коммунами договор, по которому они оставались автономными, но за это платили налоги и клялись в верности Священному Римскому императору. Ненадолго воцарился мир, хотя коммунам пришлось возродить Ломбардскую лигу в 1230-х гг., когда внук Барбароссы, Фридрих II – космополит и энциклопедист по прозвищу stupor mundi, «чудо света» – предпринял очередную попытку вернуть Италию в имперское лоно. В 1248 г. ломбардцы воспользовались отсутствием императора в его лагере под Пармой (он уехал на соколиную охоту) и обратили в бегство его войско. Фридрих умер двумя годами позже, и в следующие 250 лет ни один император не найдет в себе достаточно сил и амбиций, чтобы беспокоить своенравный полуостров.

Однако позже коммуны начали потихоньку распадаться: разворачивалась другая, менее счастливая история. Столкновения интересов крупных землевладельцев и коммерсантов, равно как и конкуренция внутри каждой из этих групп, вылились в распри и открытую вражду внутри коммун. В Бергамо, к северо-востоку от Милана, горожан заставляли клясться, что они прекратят скандалить на улицах, резать друг друга до смерти и швырять снаряды с высоты друг другу на головы [8]. Начиная с 1177 г. во Флоренции больше двух лет не прекращались беспорядки и кровопролитные уличные сражения – после того как могущественный клан Уберти отказался принять результаты выборов. В итоге выгорела большая часть города. В начале 1300-х гг. Данте жаловался, что «не могут без войны / Твои живые, и они грызутся, / Одной стеной и рвом окружены». Далее в качестве печального примера он приводит воюющие кланы Вероны, в том числе Монтекки и Каппеллетти, которые позже обессмертит Шекспир (они у него станут Монтекки и Капулетти) в «Ромео и Джульетте» [31]31
  Перевод М. Л. Лозинского.


[Закрыть] [9].

Такая вражда в стенах одного города заставляла семьи объединяться в так называемые консортерии. Члены этих групп, основанных на родственных отношениях, клялись в верности друг другу, собирали военные отряды с катапультами и луками и жили все вместе в одном хорошо укрепленном доме, часто с высокой башней. Эти мощные фортификации призваны были защищать клан не от иностранных врагов, а от сограждан с соседних улиц. Здесь собирались в тревожные времена и, укрывшись за толстыми стенами, обрушивали на собравшихся на улице противников град камней и стрел. Силуэты городов Флоренция, Генуя, Лукка, Милан, Парма, Павия, Сиена и Верона скалились пиками этих семейных «гнезд» (такие и сегодня можно увидеть в тосканском Сан-Джиминьяно). В 1180-х гг. во Флоренции их насчитывалось около сотни. Они достигали высоты в 60–70 м и носили имена типа «Железная пасть» и «Поцелуй кошки». Башня одной консортерии в Болонье (до сих пор сохранившаяся) взметнулась над городом на сумасшедшие 97 м – больше 20 этажей и чуть выше Статуи свободы. Подобные архитектурные восклицательные знаки – это про устрашение и престиж в не меньшей степени, чем про оборону, проживание или укрытие.

Дабы привнести толику порядка в свои враждующие коммуны, многие города назначали специальное официальное лицо, главного магистрата, называвшегося podestà (от лат. potestas, «власть»). Им всегда был иностранец, вернее, кто-то из другого города – а значит (теоретически), человек беспристрастный, способный разрешать междоусобные конфликты, терзающие город, где он нес службу – обычно она длилась всего год, чтобы он не успел пустить там корни. Однако зачастую кто-нибудь более мускулистый, чем podestà, прибирал коммуны к рукам и в итоге уничтожал их. Многие местные авторитарные лидеры – именем закона и порядка – взяли под свой контроль целые города, превратив муниципалитеты в принципалитеты (или попросту в тирании). Например, Феррара стала коммуной в начале XII в., но после ста лет борьбы между кланами Торелли и Эсте власть захватили последние. И правили там следующие несколько веков, и Феррара в конце концов сделалась герцогством. Так же и Милан: до 1097 г. был коммуной, но после середины 1200-х гг. попал под пяту семьи Висконти, происходившей от крупных феодалов, которые с 1395 г. станут именоваться герцогами. Такие захваты власти случались все чаще – в XIII–XIV вв. управление коммунами и республиками Северной и Центральной Италии постепенно переходило в руки авторитарных лидеров, помешанных на основании собственных династий. Данте с горечью отмечал: «Все города Италии кишат / Тиранами» [32]32
  Перевод М. Л. Лозинского.


[Закрыть] [10]. Коммуны, сумевшие противостоять этому политическому развороту – как Флоренция и Сиена, – стали выдающимися исключениями.

* * *

Коронации Фридриха Барбароссы в Риме в 1155 г. предшествовало одно торжественное поручение от папы Адриана IV: схватить и уничтожить известного аскета, пламенного оратора и набожного священника Арнальдуса, вошедшего в историю как Арнольд Брешианский.

Папа Адриан надеялся задушить набиравшее ход новое течение, харизматичным лидером которого являлся опальный священник. Родившийся в Брешии в самом начале XII в., Арнольд сделался противником финансового благополучия Церкви и ее вмешательства в дела светских властей. Некоторые из церковных грехов, против которых в свое время восстанут Мартин Лютер и реформаторы XVI в. – распутные коррумпированные епископы, необразованные священники, агрессивный отъем средств у бедных, – вполне сформировались уже к XII в. Арнольд видел решение, во-первых, в отказе Церкви от материальных ценностей, территорий и политических амбиций, и во-вторых, в возврате к бедности и святости Христа и апостолов. Церковные власти пришли в ужас и тут же отлучили его как еретика. Барбаросса радостно исполнил предписанное ему папой, схватил Арнольда и повесил его накануне своей коронации.

Однако учение и идеалы Арнольда продолжали жить. Через пару десятков лет, в 1184 г., Веронский собор отлучил от церкви несколько разрозненных общественных движений – мужчин и женщин, объединившихся против богатства и коррумпированности духовных лиц, – на всех них навесили ярлык «арнольдисты». Летом 1209 г. в городе Безье на юге Франции было вырезано около 20 тысяч членов одной из таких сект, катаров, – после того, как папа Иннокентий III объявил на них крестовый поход. Однако, как ни удивительно, меньше чем через год другое движение за бедность снискало одобрение папы Иннокентия и было принято в лоно Церкви.