Текст книги "Смерть на выбор"

Росс Макдональд
Смерть на выбор

1

Дом находился в Санта-Монике, на соединяющей два бульвара улице, совсем рядом с прибрежной автострадой, минутах в пяти ходьбы от океанского пляжа. Когда-то тамошние жители, наверное, очень этим гордились, но в последние годы причин для гордости поубавилось. Этажей в домах было многовато, а окон, напротив, мало, краска на стенах облупилась. Историю улицы было легко угадать: сначала ее застроили особняками, которые позднее переделали в многоквартирные дома, пансионаты и гостиницы для туристов. Казалось, что даже пальмы по обе стороны улицы знавали лучшие дни, но со временем стали терять листву, как люди теряют волосы от житейских невзгод.

Я остановил машину у нужного дома и перегнулся к противоположной дверце, чтобы рассмотреть здание получше. Ржавый номер был косо прибит к одной из колонн полукруглого портика. Объявление над входом – полоска белого картона с черными печатными буквами – предлагало «комнаты для туристов». На террасе стояло несколько плетеных кресел и низких диванчиков с выцветшей зеленой обивкой. Второй этаж портика, также уставленный плетеной мебелью, был огорожен ненадежными на вид деревянными перилами. Третий этаж украшали по углам готические башенки с фальшивыми зубцами, придавая всему зданию нелепо театральный облик. Занавески на окнах были приспущены, и казалось, будто с фасада на меня смотрят три ряда заспанных глаз.

Было не похоже, чтобы в таком доме водились деньги или когда-нибудь заведутся. Тем не менее я вошел, потому что мне понравился голос женщины, говорившей со мной по телефону.

Услышав мой стук, она поспешила к дверям. Высокая. Платье из черного крепа, под которым угадывался корсет, плотно облегало грузноватую фигуру. Большие темные глаза, удлиненное лицо, взгляд тревожен и рассеян.

Встреча с частным детективом явно была для нее событием. Ее седые волосы поднимались со лба красивой крутой волной, от которой еще попахивало щипцами для завивки; нос, щеки и подбородок покрывал толстый слой пудры. Красноватый свет, сочившийся сквозь полукруглый витраж над дверью, ложился на ее лицо зловещими бликами. Главным ее достоинством был голос – мягкий, низкий, с бархатистыми интонациями.

– Я миссис Сэмюэль Лоуренс, – промолвила она. – А вы, полагаю, мистер Арчер? Вы очень быстро приехали.

– Между девятью и десятью шоссе не слишком загружено.

– Входите же. Надеюсь, вы не откажетесь от чашечки чаю? Я как раз решила немного перекусить. Вся работа по дому на мне, так что надо поддержать силы, до обеда еще далеко.

Я переступил порог, и дверь плавно закрылась у меня за спиной. В прихожей было тихо и прохладно; пахло воском для натирки полов. Под ногами лежал старинный паркет, отполированный до блеска. У подножия лестницы стояла вешалка из мореного дуба с начищенными медными крючками. Контраст с шумными улицами, по которым я только что проехал, вселил в меня странное чувство: словно меня вдруг забросило далеко в прошлое или вообще в какое-то безвременье.

Миссис Лоуренс провела меня к открытой двери в дальнем конце прихожей.

– Здесь у меня малая гостиная, – объяснила она. – Большую я открываю только для постояльцев, хотя, должна вам сказать, в последнее время ею почти не пользовались. Что поделаешь – не сезон. Гостей у меня сейчас всего трое – один из моих постоянных клиентов и очаровательная пара из Орегона. Молодожены. Ах, если бы Галли посчастливилось выйти за такого человека! Присаживайтесь, мистер Арчер.

Она пододвинула мне один из стульев, стоявших вокруг массивного обеденного стола посередине комнаты. Комната была невелика и до такой степени загромождена кофейными и журнальными столиками и книжными полками, что походила на магазин подержанной мебели. Горизонтальные поверхности были уставлены безделушками, морскими раковинами, фотографиями в рамках, вазочками, салфетницами и прочими мелочами. Низвергаясь с высот материального благополучия, седая леди прихватила с собой массу вещей. Ощущение, что я оказался в царстве прошлого, росло, становилось тягостным.

Я ухватил настоящее за хвост и втащил за собой в комнату.

– Галли? – переспросил я. – Это и есть ваша пропавшая дочь?

Вопрос обрушился на миссис Лоуренс точно обвинение, рассеяв все ее очарование. День сегодняшней хозяйке решительно не нравился. Открывая глаза на настоящее, когда не оставалось иного выхода, она взирала на него со стыдом и растерянностью.

– Да, я говорю о Галатее. Из-за нее я и обратилась к вам. – Ее взгляд скользнул окрест и остановился на фарфоровом чайнике, стоявшем на обеденном столе. – Прежде чем вы приступите к делу, я должна напоить вас чаем. Я только что его заварила.

Рука ее, взявшая чайник, огрубела от грязной работы, однако чай миссис Лоуренс разливала с изяществом настоящей леди.

– Мне, пожалуйста, покрепче, – попросил я. Темная жидкость потекла в мою чашку, снова напомнив мне прошлое: мою бабушку в траурном платье из шуршащего черного шелка. Пытаясь отогнать этот призрак, я посмотрел в окно, где виднелась пристань Санта-Моники, а за ней – море и небо, похожие на две половинки голубого пасхального яйца.

– Красивый отсюда вид, – обронил я.

Миссис Лоуренс улыбнулась, держа чашку у губ.

– Да. Ради вида я и купила этот дом. Впрочем, «купила» – не то слово. Он ведь заложен.

Я допил чай и поставил тонкую фарфоровую чашку на такое же тонкое блюдце.

– Итак, миссис Лоуренс, что произошло с вашей дочерью?

– Ума не приложу, – сказала она. – И это меня больше всего тревожит. Два месяца назад она просто исчезла.

– Отсюда?

– Нет. В последние годы Галли не жила дома, хотя часто навещала меня – по крайней мере раз в месяц. Она работала медсестрой в Пасифик-Пойнте. Признаться, я надеялась, что Галли найдет себе дело получше – ее отец был врачом и весьма уважаемым человеком, – но ей захотелось стать медсестрой, и, кажется, она была очень довольна...

Моя хозяйка снова начала уклоняться от темы, и мне пришлось вернуть ее к суровой действительности.

– Когда исчезла ваша дочь?

– В декабре прошлого года, за несколько дней до Рождества. – Сейчас середина марта, значит, около трех месяцев назад – быстро прикинул я. – Галли всегда приезжала домой на Рождество, и мы обязательно наряжали елку. А в последний раз я впервые встречала Рождество в одиночестве. Даже ее поздравительная открытка опоздала на день. – Глаза миссис Лоуренс затуманились от жалости к себе.

– Если она вам все-таки написала, это трудно назвать исчезновением, – заметил я. – Можно взглянуть на открытку?

– Разумеется. – Она сняла с полки переплетенный в черную кожу том Сведенборга, извлекла из него большой квадратный конверт и протянула мне с таким видом, будто в нем был чек на миллион долларов. – Но она действительно пропала, мистер Арчер. Я не видела ее с начала декабря, а ее друзья – с января.

– Сколько ей лет?

– Двадцать четыре. В следующем месяце исполнится двадцать пять. Девятого апреля. Если она еще жива. – Она закрыла лицо руками и расплакалась.

– Я думаю, ничего страшного не случилось, – попытался успокоить ее я. – В двадцать четыре года девушка вполне может о себе позаботиться.

– Вы не знаете Галли, – всхлипнула она, по-прежнему пряча лицо в ладонях. – Мужчины всегда за ней увивались, но она не подозревает, сколько в них коварства. Я пыталась объяснить ей, однако она ничего не хочет слушать. Меня не оставляет мысль о всех этих девушках, совращенных и погубленных негодяями.

Широкое обручальное кольцо на ее прижатой к лицу руке блеснуло тускло, как угасающая надежда.

Я вытащил из конверта большую и дорогую открытку, осыпанную сверкающим слюдяным снежком. Под рождественским поздравлением в стихах была подпись зелеными чернилами, начертанная смелой и решительной рукой: «С любовью. Галли». Конверт был отправлен из Сан-Франциско двадцать четвертого декабря.

– У вашей дочери были... есть друзья в Сан-Франциско?

– Не знаю, – пробормотала она, показав мне заплаканное лицо с бороздками от слез на толстом слое пудры. Потом деликатно высморкалась в гигиеническую салфетку. – В последние годы, с тех пор как она окончила школу медсестер, она не знакомила меня со своими друзьями.

– Может быть, она в Сан-Франциско, как вы думаете?

– Не знаю. Она побывала там и вернулась обратно. Сюда она не приезжала, но владелец доходного дома в Пасифик-Пойнте, некий мистер Рейш, ее видел. У нее была небольшая меблированная квартирка в Пасифик-Пойнте. В конце декабря она появилась там и, забрав все вещи, уехала. С ней был какой-то мужчина.

– Что за мужчина?

– Мистер Рейш не сказал. Похоже, в нем было что-то таинственное. Даже зловещее.

– На самом деле или это только ваше впечатление?

– Мое впечатление. Наверное, я слишком им доверяюсь в последнее время. Не могу вам описать, как я прожила эти несколько недель. Раз десять ездила в Пасифик-Пойнт на автобусе – вырывалась, когда только могла. Разговаривала с другими медсестрами из ее больницы. Галли там не видели с конца декабря, когда выписался очередной ее пациент. Человек по имени Спид, у которого была огнестрельная рана в живот. Когда его пришли допросить из полиции, он едва не отдал Богу душу. В больнице поговаривают, что этот Спид – гангстер. Это пугает меня больше всего. Вот уже много ночей заснуть не могу. – Под ее запавшими глазами лежали синеватые тени.

– Однако конкретных причин для беспокойства у вас, по сути дела, нет, – сказал я.

– Нет? И вы говорите это, когда пропала моя единственная дочь?...

– Девушки часто бросают родительский дом. Их матери сходят с ума от страха, но они об этом даже не подозревают. До тех пор, пока не подрастают их собственные дети и не поступают с ними точно так же. Возможно, она уехала с тем мужчиной, которого видели у нее на квартире, и вышла за него замуж.

– Мистер Рейш думает так же. И все-таки Галли не вышла бы замуж, ни слова не сказав мне. Кроме того, я проверила регистрационные книги в Пасифик-Пойнте и Лос-Анджелесе. Записи о ее бракосочетании там нет.

– Это ничего не доказывает. Они могли уехать в Нью-Йорк, на Гавайи – куда угодно. – Я вытащил сигарету из лежавшей в кармане пачки и машинально спросил: – Вы не возражаете?

Ее лицо окаменело, словно я сказал что-то непристойное.

– Курите, сэр, если иначе не можете. Мне известно, какой властью обладает никотин над своими жертвами. Доктор Лоуренс прожил у него в плену много лет, пока наконец не вырвался на свободу – с помощью Господа Бога.

Я положил сигарету обратно в пачку и встал, собравшись уходить. Посули она мне миллион, я и тогда не согласился бы на нее работать. На самом деле у нее наверняка не было ни гроша. Что до ее дочери, то я готов был поставить десять против одного, что она просто решила начать самостоятельную жизнь.

Старой леди я изложил все это в более мягких выражениях:

– Полагаю, миссис Лоуренс, вам следует обратиться в полицию, в отдел розыска пропавших без вести. Лично я думаю, что вам не о чем тревожиться. Но даже если есть, полицейские смогут сделать для вас больше, чем я. К тому же мои услуги обойдутся вам недешево – я беру пятьдесят долларов в день, плюс расходы. А там все бесплатно.

Ее ответ был неожиданным:

– Я знаю, что вам надо хорошо заплатить. И я не собираюсь обращаться в полицию.

– Но почему? Пропавшие дочери – как раз по их части. Эти ребята организовали целую систему для их розыска на всей территории Америки.

Лицо ее вдруг отвердело, глаза мрачно сверкнули.

– Если Галли живет в грехе с мужчиной, то это дело касается только нашей семьи.

– Не слишком ли вы спешите с выводами?

– Говорю вам, вы не видели Галли. Она еще в школе училась, а мужчины уже летели на нее, как мухи на мед. Она славная девочка, поверьте мне, мистер Арчер. Но я сама была хороша собой в молодости и понимаю, какие ловушки ее подстерегают. Словом, я должна знать, что произошло с моей дочерью.

Стоя у стола, я зажег сигарету и бросил спичку на чайный поднос. Миссис Лоуренс промолчала. После долгой паузы она приподнялась с кресла и взяла с книжной полки фотографию в рамке.

– Взгляните, и вы поймете, что я имею в виду, – промолвила она.

Я взял фото. Мне показалось, что в этом ее жесте было что-то не совсем приличное, некий скрытый намек, точно она предлагала красоту своей дочери в уплату за мои услуги. Или это было только мое впечатление? Так или иначе, я тут же забыл о нем, стоило мне увидеть лицо девушки. Как и в ее почерке, в нем угадывалась страстная и смелая натура. Даже в белом сестринском чепце и строгом платье с белым стоячим воротничком это была девушка, которую, увидев однажды, уже не забудешь.

– Она сфотографировалась три года назад, в день окончания школы медсестер. С тех пор она совсем не изменилась. Хорошенькая, правда?

Хорошенькая? Едва ли здесь подходило это слово. Гордый рисунок губ, черные глаза, резкие, энергичные черты лица – в школе медсестер она, наверное, походила на юную орлицу, случайно затесавшуюся в куриный выводок.

– Ну что ж, – сказал я, – если вам так хочется потратить пятьдесят долларов, я сегодня же поеду в Пасифик-Пойнт и попробую что-нибудь разузнать. Напишите мне, пожалуйста, последний адрес дочери и имена людей, с которыми вы беседовали в больнице.

С осторожностью индюшки, возвращающейся к гнезду, миссис Лоуренс приблизилась к старой швейной машинке у окна и, сняв крышку футляра, извлекла из тайника черный кошелек. Щелкнув потускневшей металлической застежкой, она порылась внутри, с сожалением отсчитала пять десятидолларовых бумажек и положила их на стол.

Стряхивая пепел от сигареты в свою пустую чашку, я обратил внимание на расположение оставшихся на дне чаинок. Моя бабушка сказала бы, что меня ждут деньги и встреча с темноволосым незнакомцем. Незнакомец вполне мог оказаться и незнакомкой – смотря с какой стороны глядеть на чаинки.

2

Миновав Лонг-Бич, я ехал на юг, в Пасифик-Пойнт. Когда пересекаешь примыкающее к нему с северо-запада плоскогорье, взгляду открывается панорама города, который раскинулся между естественной гаванью, защищенной от волн изогнутой полоской суши, и холмистой грядой, выступающей над льнущей к земле туманной дымкой.

Склон отлого поднимается прямо от берега океана, четко поделенный на ряд социальных ярусов, словно город строил какой-то ученый, стремившийся наглядно продемонстрировать современное общественное расслоение. Туристы и прочие приезжие останавливаются в прибрежных отелях. Позади них тянется пояс трущоб – кварталов десять в ширину. По другую сторону железнодорожных путей – вокзал находится почти в центре города – расположились деловые конторы и магазины, чьи белоснежные испанские фасады напоминают глазурь на зачерствевшем торте. На следующем ярусе живут те, кто служит в конторах и магазинах, – еще несколько кварталов, разбитых на множество крошечных участков с коттеджами. Выше по склону, в домах попросторнее, с уютными двориками и врытыми в землю жаровнями для барбекю, обитают владельцы фирм и менеджеры. И уже у самых вершин холмов гнездятся настоящие богачи, купившие особняки в Пасифик-Пойнте потому, что это место напоминает им Жуан-ле-Пэн.

Жена одного моего клиента как-то выпила слишком большую дозу снотворного в одном из здешних отелей, поэтому я уже знал, где находится больница. Я свернул с шоссе налево и поехал по пустынным послеполуденным улицам. Больница помещалась в приземистом строении с грязно-желтыми стенами, вид которого нагонял на меня тоску. Жена моего клиента так и не проснулась. Таблетки она приняла только потому, что он попросил у нее развода.

После долгих расспросов я наконец оказался в приемном покое рентгенологического отделения в подвальном этаже больницы. Здесь я завязал разговор с пухленькой медсестрой в белом нейлоновом халате. Ее руки и плечи соблазнительно розовели сквозь полупрозрачную ткань. Звали девушку Одри Грэм, и она была совсем не прочь поболтать. Я сказал ей правду – что я частный детектив и разыскиваю Галли Лоуренс по просьбе ее матери, – и эта откровенность внесла освежающее разнообразие в обычную мою практику уклончивых недомолвок.

– Я не слишком хорошо знала Галли, – говорила Одри. – Конечно, мы учились в одной группе в школе медсестер, вместе ее закончили и все такое. Но, знаете, многие девушки не очень-то общительны. Сама я не такая. Люблю бывать среди людей, приятно провести время – в хорошем смысле, конечно. А вы правда частный детектив? Никогда раньше не видела частных детективов.

– Да, – подтвердил я. – Но я тоже из необщительных. Миссис Лоуренс сказала, что вы жили с Галли в одной квартире?

– Совсем недолго, в прошлом году. Ей удалось снять квартиру, и она пригласила меня пожить у нее. Платили поровну. Но через пару месяцев я подыскала себе другое жилье. Мы пришли с ней к согласию, что согласия у нас не будет, понимаете, что я имею в виду?

– Не совсем.

Она присела на краешек стола, слегка покачивая пухленькой ножкой в шелковом чулке.

– Ну, я хочу сказать, ладили мы с ней, в общем, нормально, но жили все-таки по-разному. Она все где-то бегала, уходила и приходила в любое время дня и ночи, а это не очень-то приятно, я имею в виду, когда сама ты работаешь от звонка до звонка и у тебя постоянный молодой человек. Пока она вела пациента, была паинька паинькой, но в промежутках любила погулять. К тому же за мужчинами гонялась. Сама я не такая. Нет, я понимаю, любая женщина имеет право на личную жизнь, пожалуйста, сколько угодно, но зачем заигрывать с чужим парнем?

Она медленно залилась краской, поняв, что выдала себя. При этом воспоминании круглые светло-голубые глаза на розовом лице подернулись ледком. Если Одри Грэм была единственной подругой Галли, Галли осталась без подруг.

– Где и когда вы жили с ней вместе?

– В августе-сентябре, кажется. Да, в июле я была в отпуске. Квартирку она сняла в «Акации». Там была только одна спальня, кровати совсем рядом. Из этого тоже ничего хорошего не вышло. – Она снова сболтнула лишнего и покраснела еще больше – до самых корней соломенных волос.

– С какими мужчинами она водила знакомство?

– Со всякими. Она была неразборчива – понимаете, что я имею в виду? – Этот ее рефренчик начинал действовать мне на нервы. – Казалось бы, девушка, которая считает себя какой-то особенной потому, что отец ее, как она утверждает, был доктором, должна быть разборчива в знакомствах. Парочку врачей из нашей больницы она, конечно, заарканила, но люди они были женатые и на квартире у нас не появлялись – я, во всяком случае, не видела. Еще были у нее ребята из Сейфуэй, какой-то судейский, потом еще один тип – говорил, что он писатель, только книг его я что-то не видела, даже какой-то малый, который смахивал на мексиканца. Итальянец – так это уж точно.

– Фамилий их не помните?

– Когда она меня с ними знакомила, я обычно звала их по именам. Фамилии врачей мне называть не хотелось бы. Если желаете знать мое мнение, ей просто осточертел этот городишко, и она сбежала с одним из своих любовников. В Лас-Вегас или еще куда-нибудь. Она всегда говорила, что хочет повидать мир. Была о себе очень высокого мнения. Транжирила деньги на тряпки, которые были ей не по карману, и чуть не через день ела за мой счет.

В холле послышались шаги, и девушка соскользнула с края стола. В дверь заглянул высокий мужчина в белом халате. Глаза его скрывались за большими очками с толстыми красными стеклами.

– Рентгенограмма на столе, – бросил он. – Одри, через пять минут будь готова. – Потом, повернувшись ко мне, спросил: – Это вам надо поставить бариевую клизму для завтрашнего просвечивания?

Я сказал, что нет, и он вышел.

– Ваше счастье, что нет, – хихикнула Одри. – Боюсь, мне пора, – добавила она, вставая.

– Он сказал «через пять минут», – напомнил я. – А как насчет этого Спида, которого выхаживала Галли? Ну этого, с ранением в живот?

– Это вы о Германе Спиде? У него был перитонит на почве отравления свинцом или еще что-то. Нет, к нему она не приставала. Он пролежал несколько недель в третьей палате, в декабре прошлого года, а потом уехал из города. Говорят, его просто выкурили. Он был импресарио, работал с борцами в «Арене», а потом в газетах написали, что его подстрелили – в стычке между гангстерами, что ли. Я сама не читала, врачи рассказывали.

– Она, случайно, не с ним уехала?

– Нет, после его отъезда она еще некоторое время оставалась в городе. Я ее видела однажды вечером с этим самым мексиканцем или кто он там. Фамилию не помню. Турантин или вроде того. Думаю, он работал на Спида. Он пару раз навещал его в больнице. Может, Тарантул?

– Тарантул – это такой паук.

– Правда? Ну, Галли, во всяком случае, на глупую мушку не похожа. Если она с кем связывалась, у нее всегда были на то свои причины. Одного у нее не отнимешь – пожить умела. Вот только ума не приложу, что она нашла в этом типе, который на Спида работал. Я этим мексиканцам и итальянцам не доверяю – ни капли уважения к женщинам.

Мне уже слегка надоели ее сентенции, к тому же она начинала повторяться. Я встал со стула.

– Большое спасибо, мисс Грэм, – сказал я.

– Не за что. Если вам понадобятся еще какие-нибудь сведения, я кончаю работу в половине пятого.

– Возможно, я подъеду сюда к этому времени. Кстати, вы рассказали миссис Лоуренс все, что рассказали мне?

– Нет, конечно. Не буду же я портить Галли репутацию в глазах матери. Не скажу, чтобы у нее была совсем плохая репутация, иначе я просто не стала бы жить с ней в одной квартире. Но вы понимаете, что я имею в виду.