Текст книги "Смерть на выбор"

3

Меблированные коттеджи «Акация» находились в нескольких минутах ходьбы от больницы, на тихой чистенькой улице напротив школы. Наверняка с тишиной было похуже, когда детвора высыпала на перемену. «Акация» состояла из десятка оштукатуренных домиков, расположившихся вдоль мощенной гравием подъездной аллеи – по пять с каждой стороны. Над дверями первого висела вывеска конторы; к вывеске был приколот кусок картона с надписью «Свободных комнат нет». Во дворе росли две акации, усыпанные крупными желтыми цветами.

Когда я вылез из машины, с одного из деревьев сорвался пересмешник и попытался спикировать мне на голову. Я метнул на птицу грозный взгляд, и она вспорхнула вверх. Усевшись на телефонный провод, она стала раскачиваться взад и вперед, издевательски хохоча. Лишь через несколько секунд я понял, что смеется не она, а краснолицый мужчина в джинсах, сидевший на раскладном стуле под деревом. Хохот его в конце концов перешел в надсадный кашель – похоже, он был астматиком. Давясь и задыхаясь, он сотрясался с такой силой, что кресло под ним жалобно поскрипывало. Лицо его побагровело еще больше. Когда приступ кончился, он стащил с головы грязную соломенную шляпу и с облегчением вытер платком красную лысину.

– Извините, – сказал он. – Каждый раз он такую штуку проделывает, разбойник. Это моя противовоздушная оборона. Наверное, его привлекают густые шевелюры – гнездо хочет свить. Квартирантки мои не знают, куда от него деться.

Я ступил в тень дерева.

– Мистер Рейш? – спросил я.

– Он самый. Я им говорю – шляпки носите, а они не слушают. В Литтл-Иджипте, где я родился, женщины никогда не выходят из дому без шляпки. Не то что эти. Наверно, не у каждой она и есть-то. А вы, значит, ко мне? Но свободных комнат нет, сразу вам говорю. – Он ткнул толстым серым пальцем в сторону картонки над дверью. – Да и вообще, я сдаю большей частью девчонкам из больницы и супружеским парам.

Я заверил его, что комната мне не нужна, и это было единственное, что я успел вставить.

– Да, я могу себе позволить выбирать постояльцев, – продолжал он. – Домики у меня, может, с виду и неказистые, зато внутри – высший класс. Своими руками отделывал, линолеум новый постелил, водопровод отремонтировал. А плату ни на цент не поднял. Потому народ ко мне и валит – ничего удивительного. Так какое у вас ко мне дело? Предупреждаю – покупать я ничего не собираюсь.

– Я разыскиваю Галли Лоуренс. Помните такую?

– Еще бы! – сказал он. Прищурив голубые глаза, он окинул меня оценивающим взглядом. – Не такая я старая перечница, чтобы этакую красотку не приметить. Впрочем, даже если бы она горбатой была и кривой на один глаз, я бы и то ее не забыл. Не дали бы просто. Двух дней не проходит, чтобы не заявился кто-нибудь с расспросами. Что вам всем от нее нужно?

– Лично я хотел бы с ней поговорить. А другим что было надо?

– Ну, пару раз ее мать приезжала. Послушать, как эта дамочка со мной разговаривала, так можно подумать, что я сводник какой или еще кто. А я всего-то навсего квартиру сдал ее дочери. Ну и ухажеры ее все время названивают – особенно после Нового года, – хоть телефон отключай. Вы не один из ее молодых людей будете?

– Нет, – ответил я, но прилагательное «молодой» мне польстило.

– А кто же тогда? Вы из Лос-Анджелеса, так? – Он продолжал ощупывать меня взглядом. – У вас номерной знак лос-анджелесский на машине. Те, другие, тоже из Лос-Анджелеса были, ну, которые в фирме игральных автоматов работают. Вы тоже оттуда?

– Нет. С чего вы взяли?

– Да вот, гляжу, вы тоже при оружии. Или, может, опухоль у вас под мышкой?

Я сообщил ему, что я – частный детектив и ищу Галли.

– А что, на таких фирмах без пистолетов не работают? – спросил я.

– Это я не знаю. Так или иначе, у тех ребят они были. Во всяком случае, у костлявого. Он мне сам свою пушку под нос ткнул. Думал, я испугаюсь. Я ему не сказал, что с этими железками обращаться научился раньше, чем его, ублюдка, мамаша на свет родила да в канаву выкинула. Очень уж ему хотелось шустряком и умником себя выставить, ну я и не стал ему мешать.

– Вы и сами не из простачков, похоже.

Он был польщен, его широкое красное лицо снова расплылось в улыбке. Ему захотелось рассказать о себе побольше.

– Если я кой-чего в жизни добился, то только потому, что не сидел сиднем и не ждал, когда доллары на деревьях вырастут. Нет, сэр, я трудился, землю потом поливал во всех сорока восьми штатах. Во Флориде целое состояние потерял, но это было в последний раз, когда меня вокруг пальца обвели.

Я присел рядом с ним на свободное раскладное кресло и предложил старику сигарету. Но он отмахнулся.

– Нет, это не для меня. Астма замучила, да и сердце пошаливает. А вы валяйте спрашивайте. Видать, эта фифа старая не на шутку переполошилась, раз детективов нанимает.

Я начинал думать, что переполошилась она не зря.

– Вы сказали, что эти ребята из фирмы пытались вас запугать. Как вы считаете – почему?

– Думали, я знаю, где Галли. И этот олух ее – не то мексиканец, не то итальяшка. Они сказали, Тарантини его зовут. Ну и имечко, говорю я им, вроде названия слабительного. Тощему это не понравилось, хотел на меня попереть, но коротышка его придержал. Засмеялся и сказал, что насчет желудка он не знает, а вот кошельки этот самый Тарантини облегчает здорово.

– Что он имел в виду?

– Он особо не распространялся. Похоже, Тарантини этот смылся с выручкой фирмы или навроде того. Они спрашивали, не оставила ли Галли адреса, но черта с два. Я им посоветовал в полицию обратиться, и коротышка опять развеселился. Тощий сказал, что они сами управятся. Тогда он мне пушку свою и показал – такой маленький черненький пистолетик. Я говорю, может, тогда мне в полицию звякнуть? Ну и коротышка велел ему ствол спрятать.

– Кто они были такие?

– Сказали, с фирмы. Но больше на головорезов смахивают. Визитных карточек они не оставили, но я их узнаю, если снова увижу. Тот, с пушкой, который у второго в подручных был, он худой как щепка – боком тени не отбрасывает. Пиджак как на пугале огородном висит. Плечи, правда, широкие. Лицо бледное, будто он только из тюряги или чахоточный. Глазки маленькие, колючие. И крутого парня из себя строит. А отними у него хлопушку, так я его в бараний рог скручу – даром что старик. Мне ведь лет столько, что давно пенсию получить мог бы, если в я в ней нуждался.

– Но вы не нуждаетесь.

– Нет, сэр. Я, как говорится, продукт частного предпринимательства. Так вот, второй – босс то есть, – он на самом деле малый крутой. Ввалился ко мне в контору, как к себе домой. Только когда смекнул, что на мне не покатаешься, стал вроде как в приятели набиваться. Но я скорее со скорпионом подружусь. Один из тех бильярдных ковбоев, что на рэкете наживаются, а потом джентльменов из себя корчат. В панаме, кремовый костюмчик из габардина, галстучек ручной работы, ботиночки желтые с блеском, лимузин длиной с вагон и черный, как катафалк. Когда он на нем подкатил, я решил, что ко мне из похоронного бюро пожаловали.

– А вы ждете оттуда гостей?

– Теперь уж со дня на день, сынок. – Он хотел было засмеяться, но передумал. – Только паршивому воришке лос-анджелесскому меня в гроб не уложить – кишка тонка. Но коротышка – громила еще тот, это точно. В плечах тоже – дай Бог, и по роже видать, что кулака попробовал. Смотрит на тебя этак ласково, но упорно, так что порой холодок пробирает. А о Тарантини так говорил, что клиент этот – пиши покойник.

– А как насчет Галли Лоуренс?

Старик пожал массивными покатыми плечами.

– Не знаю. Идея, наверно, такая, что если они ее отыщут, то она их на этого Тарантини выведет. Я им даже не сказал, что знаю его в лицо.

– Миссис Лоуренс вы этого тоже не сказали, не так ли?

– Нет, почему же. Сказал. Даже дважды. Хоть дамочка эта мне и не по нутру пришлась, но знать она имеет право. Я ей рассказал, что, когда Галли с квартиры съезжала, Тарантини перевез ее вещи на своей машине. Тридцатого декабря это было. Неделю или дней десять до того она где-то пропадала, а когда вернулась, сказала, что съезжает. По договору она должна была меня за месяц предупредить, так что я вполне мог заставить ее за этот срок заплатить, но я подумал: на кой черт? У меня тут целая толпа очереди дожидается.

– Миссис Лоуренс не знала, что парня Галли зовут Тарантини.

– Да я и сам не знал, пока мне эти молодчики с фирмы не сказали. Они здесь всего два дня назад были, в субботу, значит, а миссис Лоуренс несколько недель не показывалась. Я решил, она на это дело рукой махнула.

– Вы ошиблись. Еще что-нибудь можете рассказать о Тарантини?

– Будущее его ясно и без всяких карт! Тюряга. Если, конечно, его еще раньше на голову не укоротят. Один из этих смазливых итальянских мальчишек, на которых дурехи всякие кидаются. Да вы сами знаете. Черные кудри, костюм с иголочки, скоростная машина и воровская душонка. У такой девушки, как Галли, вкус получше должен быть.

– Думаете, она вышла за него замуж?

– Откуда мне знать? Сколько я видел хорошеньких девчонок, которые со скотами связывались, а потом всю жизнь маялись. Надеюсь, что не вышла.

– Вы сказали, у него спортивная машина?

– Точно. Довоенный «паккард» – бронзового цвета с белыми бортами. Села она, значит, в машину, хлопнула дверцей и – привет, только я Галли и видел. Если найдете ее, дайте мне знать. Понравилась мне эта девчонка, ей-богу.

– Почему?

– Сильная, своенравная. Люблю женщин с характером. У меня у самого характера хоть отбавляй, и, когда его в других чую, я к таким всей душой.

Поблагодарив его, я вышел на улицу. Вслед мне донесся его громкий жизнерадостный голос:

– Но одним только характером в жизни не обойдешься. Я это во время Большой депрессии понял. Говорят, сейчас другая на подходе, но мне наплевать. Я сижу крепко и ко всему готов.

Я крикнул в ответ:

– Вы забыли про водородную бомбу.

– Черта с два! – торжествующе рявкнул он. – Я и бомбу перехитрил. Доктор сказал, что с моим сердцем я больше двух лет не протяну.

4

Мне понадобилось не меньше получаса, чтобы разыскать «Арену», хотя я приблизительно знал, где она. Здание стояло на отшибе, возле железнодорожных путей. За ними, прижимаясь одним боком к пыльному пустырю, тянулись трущобы, застроенные хибарами из фанерных ящиков. Одна из лачуг была покрыта раскованными бочками из-под бензина, которые сверкали на солнце, словно рыбья чешуя. Посреди дворика лежал человек, застыв, как ящерица на горячем камне.

Снаружи «Арена» походила на старый пакгауз, с той только разницей, что со стороны улицы к ней была пристроена билетная касса размером с телефонную будку. Пожелтевшая афиша над закрытым окошечком сообщала: «Соревнования по борьбе каждый вторник. Стоимость билетов: обычный – 0.80; по предварительному заказу – 1.20; у ринга – 1.50; детский – 0.25». Дверь справа от окошка была приоткрыта, и я вошел внутрь.

После солнечной улицы в коридоре было так темно, что я почти ничего не видел. Свет проникал сюда через единственное окно, пробитое высоко в левой стене, если можно было назвать окном квадратную дыру, вырубленную в некрашеных досках и забранную толстой проволочной сеткой. Приподнявшись на носках, мне удалось заглянуть в конторку по другую сторону коридора. Там стояла пара стульев, поцарапанный письменный стол, на котором не было ничего, кроме телефона, антикварного вида медная плевательница. Стены были украшены календарями с обнаженными красотками, телефонными номерами, нацарапанными карандашом и фотографиями спортивных знаменитостей.

Откуда-то издалека доносились ритмичные удары по боксерской груше. Я шагнул в проем без дверей в конце коридора и оказался в главном зале. Он был сравнительно невелик – на трибунах, поднимавшихся с четырех сторон под самую крышу, могло поместиться с тысячу зрителей. Через застекленный квадрат крыши на огороженный канатами центральный ринг падал столб сероватого света, в котором плясали мириады пылинок. Людей пока не было, но, что они здесь бывают, чувствовалось сразу. Затхлый воздух лишенного окон, месяцами не проветриваемого помещения пропитался запахами человеческого пота, сигаретного дыма, пива и жареных орешков, одеколона, спиртного и взопревших ног. Исследователю с тонким нюхом хватило бы этих запахов на целую диссертацию о социальном составе посетителей «Арены».

Перестук кулаков по кожаной груше звучал в лад симфонии запахов. Я двинулся к двери с надписью «Выход», и удары стали слышнее. Дверь открывалась в переход, который вел в заднюю часть здания. Какой-то чернокожий парень избивал прикрепленный к стене кожаный мешок. Из-за дощатого забора по другую сторону прохода за ним наблюдала молодая негритянка. Руки ее лежали на заборе, а на руках – ее подбородок. Ее черные, в пол-лица, глаза пожирали юного боксера.

– Кто тут у вас главный? – спросил я.

Парень продолжал лупить грушу левой, стоя спиной ко мне и женщине. Он был голым по пояс, в линялых штанах цвета хаки и старых парусиновых тапочках, из которых вылезали черные пальцы ног. Он переключился на правую руку, не меняя бешеного темпа ударов. В лучах солнца его широкая спина блестела от пота.

Он, видимо, был полутяжеловесом, лет восемнадцати, не больше, несмотря на солдатские брюки. С его ростом и сложением из него должен был со временем получиться неплохой тяжеловес. Наблюдавшая за ним женщина, похоже, изнывала от нетерпения.

Чуть погодя она окликнула боксера:

– Симми, джентльмен что-то спросил.

Правильно: все джентльмены – белые, и все белые – джентльмены.

Симми опустил руки и медленно повернулся. Рельефная мускулатура груди и живота делала его похожим на бронзовую статую. У него было узкое длинное лицо, скошенный лоб, маленькие глаза, широкий, чуть приплюснутый нос и толстые губы.

– Я вам нужен? – спросил он, дыша носом.

– Я хотел узнать, кто здесь у вас главный.

– Я сторож. Вам что-нибудь нужно?

– Хочу поговорить с вашим боссом. Он на месте?

– Сегодня нет. Мистер Тарантини уехал из города.

– А мистер Спид? Разве не он здесь хозяин?

– Теперь – нет. С Нового года всем заправляет мистер Тарантини.

– А что случилось с Германом Спидом? – Удивление в моем голосе прозвучало немного фальшиво. – Он что, уехал куда-нибудь?

– Ага. Мистер Спид уехал. – Он не тратил слов даром.

– Подстрелили его, – сказала женщина. – Кто-то продырявил ему живот, и через это мистер Спид здоровье потерял. До слез его жалко, хороший был человек.

– Заткнись, Виолетта! – рявкнул боксер. – Ты об этом ни черта толком не знаешь.

– Сам заткнись! – огрызнулась она.

– А кто его подстрелил? – спросил я ее.

– Никто не знает. Сам-то он, может, и знает, только полиции он ничего не сказал. Словно язык проглотил.

– Я сказал, заткнись, – повторил парень. – Только время у джентльмена отнимаешь.

– А где сейчас Тарантини? – поинтересовался я.

– Тоже никто не знает, – отозвалась женщина. – Уехал из города на прошлой неделе, и с тех пор никто его не видел. Похоже, Симми они оставили, чтобы он сам тут распоряжался. – Она гортанно рассмеялась. – Может, вам с миссис Тарантини поговорить – вдруг она знает? Она совсем рядом живет, в нескольких кварталах отсюда.

Парень бесшумно прыгнул к забору, но женщина успела отскочить.

– Полегче, Симми! – прошипела она. – Я тебя предупреждала, Трим у себя в комнате.

– Ты меня в паршивое дело впутать хочешь, всю зиму старалась, а? Катись-ка ты отсюда подальше и не попадайся мне больше на глаза.

Женщина презрительно передернула налитыми плечами и скрылась за углом здания.

Мало-помалу мне удалось разговорить молчаливого боксера. Я сломал лед отчуждения похвалами его мускулатуре и расспросами о его спортивных победах. Оказалось, что он уже расправился с местными любителями и теперь готовился к «дебюту на профессиональном ринге», как он сам выразился. К сожалению, в Пасифик-Пойнте такие бои в последнее время не проводились. Но мистер Тарантини постарается заявить его на соревнования в Сан-Диего через неделю-другую. Я предположил, что мистер Тарантини – его хороший друг, с чем он согласился.

– Говорят, он женился на красавице, – сказал я.

– Мистер Тарантини не женат.

– Но Виолетта сказала что-то про миссис Тарантини.

– Это его мать. Виолетта сама не знает, что болтает. – Он метнул злой взгляд в ту сторону, где скрылась негритянка.

– А что она думает насчет неприятностей, в которые угодил Тарантини?

– Нет никаких неприятностей, – буркнул парень. – Мистер Тарантини – умный человек. У него не бывает неприятностей.

– Я слышал, там какое-то недоразумение вышло с игральными автоматами. Выручка пропала или что-то в этом роде?

– Ерунда все это. Мистер Тарантини автоматами больше не занимается. Это при мистере Спиде было, в прошлом году. Вы что, из полиции, мистер? – Лицо его стало непроницаемым.

– Я открываю собственное заведение в южных кварталах и хочу поставить там автомат.

– Можете найти телефон по справочнику, мистер. Компания «Вестерн верайети».

Я поблагодарил его и направился к выходу. Не успел я сделать нескольких шагов, как избиение боксерской груши возобновилось. Пройдет немного времени, и этого парня самого превратят в автомат, который будет наносить и получать удары на ринге за двадцать – двадцать пять долларов в день. Если он действительно хорош, то лет десять продержится на плаву – будет спать с негритянками посветлее, чем Виолетта, наворачивать толстые бифштексы на завтрак и крушить чужие челюсти. А когда постареет, снова вернется в гетто с мозгами всмятку от многочисленных сотрясений.

5

Я остановился залить в бак бензина на автозаправке возле «Арены» и нашел фамилию Тарантини в телефонной книге. Там значилась лишь миссис Сильвия Тарантини, Сенедрес-стрит, 1401. Я набрал указанный номер, но никто не ответил.

Я находился как раз на Сенедрес-стрит. Она пересекала весь город, проходя через центр негритянско-мексиканского района, и была застроена убогими коттеджами и перенаселенными бараками вперемежку с пивными, ломбардами, бильярдными, кишащими мухами харчевнями и дешевыми магазинчиками. Приближаясь к холмам по другую сторону бейсбольного поля, улица постепенно становилась благообразнее. Дома здесь были просторнее и лучше ухожены, с большими дворами, где играли белокожие, под слоем грязи, дети.

Нужный мне дом стоял на углу, у самого подножия холма. Это был одноэтажный коттедж под плоской крышей, почти скрытый от глаз зарослями лавров и кипарисов. Застекленная дверь вела прямо в бедно обставленную гостиную. Я постучал в дверь, но и на этот раз не получил ответа. Под брезентовым навесом у стены дома стоял английский гоночный мотоцикл. Я подошел, чтобы взглянуть на него поближе, и заметил женщину, развешивающую белье на веревке в соседнем дворе. Вытащив изо рта пару прищепок, она спросила:

– Ищете кого-нибудь?

– Миссис Тарантини, – ответил я. – Она здесь живет?

– Здесь, только сейчас ее дома нету. Пошла навестить сына в больнице.

– Он болен?

– Поколотили его недавно. Ночью, в порту. Страсть как избили. Доктор говорит, что голову проломили. – Она набросила последние простыни на веревку и откинула с лица седеющие волосы.

– А что он делал ночью в порту?

– Живет он там. Я думала, вы его знаете.

Я сказал, что не знаю.

– Можете подождать, она должна скоро вернуться. В больнице посетителям только до четырех можно.

– Спасибо, я лучше поеду туда. – Мои часы показывали четверть четвертого.

Без пяти четыре я вернулся туда, откуда начал. Сестра в справочной сказала, что Тарантини лежит в палате 204 – вверх по лестнице и через холл направо – и что у меня осталось всего пара минут.

Дверь палаты 204 была открыта. Огромных габаритов женщина в черном, в красный горошек платье стояла ко мне спиной посреди комнаты, заслоняя от меня лежащего в постели человека. Женщина говорила громко, с сильным итальянским акцентом.

– Ни в коем случае, Марио! Ты должен лежать, пока тебе не разрешит встать доктор. Он лучше знает.

– К черту доктора! – пробасил в ответ мужчина. Он сильно шепелявил.

– Можешь сколько угодно чертыхаться, если тебе так нравится, но с постели не вставай. Обещай мне, Марио.

– Ладно, сегодня не буду, – буркнул мужчина. – Но насчет завтра не обещаю.

– А завтра посмотрим, что скажет доктор. – Женщина склонилась над койкой, и я услышал громкий чмок.

– Аддио, фильо мио. Чи ведиамо домани[1]1
  До свидания, сынок. Завтра увидимся (итал.).


[Закрыть].

– Арриведерчи[2]2
  До свидания (итал.).


[Закрыть]. Не беспокойся, мама.

Когда она выходила из палаты, я шагнул в сторону и стал внимательно изучать правила внутреннего распорядка в рамке на стене. Окажись бедра у миссис Тарантини на дюйм-другой шире, ей пришлось бы протискиваться в дверь боком. На мгновение остановив на мне подозрительный взгляд черных глаз, она, переваливаясь, понесла свое огромное тело дальше. Набухшие варикозные вены у нее под чулками были похожи на толстых фиолетовых червей.

Я вошел в палату. В ней было две койки. На одной, у окна, спал мужчина с пузырем для льда у горла. На другой, ближе ко мне, полулежал, опираясь на две подушки, человек, которого я искал. Голова его была почти сплошь забинтована. Открытая часть скорее напоминала раздавленный баклажан, чем человеческое лицо. Оно распухло и посинело, местами позеленело и пожелтело, покрытое темными пятнами ссадин. Кто-то, кому нравилось причинять людям боль, изрядно поработал над его лицом – похоже, даже ногами.

Вздутые губы прошепелявили:

– Тебе чего, приятель?

– Что с вами произошло? – спросил я в ответ.

– Могу рассказать, если очень интересуешься, – с трудом выговорил он. – Глянул я на днях на свою рожу в зеркало, и до того она мне не понравилась, что я схватил молоток и как следует ей задал. Чего еще хочешь знать?

– Ребята с фирмы игральных автоматов все-таки до вас добрались, Тарантини?

Секунду он молча смотрел на меня. Глаза его в почерневших глазницах казались печальными. Он поскреб волосатой рукой густую черную щетину на подбородке. Я заметил ссадины на костяшках его пальцев.

– Убирайся отсюда! – неожиданно рявкнул он.

– Соседа разбудите, – предупредил я.

– Проваливай. Если ты работаешь на этого ублюдка, так ему и передай. А если ты легавый, тем более уматывай – я с тобой разговаривать не обязан, понятно?

– Ни на каких ублюдков я не работаю. В полиции тоже. Я частный детектив и ищу Галли Лоуренс. Ее мать думает, что с ней что-то случилось.

– Если вы частный детектив, покажите лицензию.

Я открыл бумажник и показал ему фотокопию.

– Мне сказали, что вы увезли ее на своей машине, когда она съезжала с квартиры.

– Я?! – В голосе его прозвучало неподдельное удивление.

– У вас спортивный «паккард» бронзового цвета?

– У меня – нет. Вы ищете моего брата. Не вы один. Меня зовут Марио, а вам нужен Джо.

– А где он?

– Если в я знал. Он сбежал три дня назад, скотина. Оставил меня с... – Он не закончил фразы. Рот его медленно приоткрылся, обнажив торчащие обломки зубов.

– Галли Лоуренс была с ним?

– Возможно. Он давно с ней путался. Хотите их найти, а?

Я кивнул.

Он сел прямо, поднявшись с подушек, и лицо его показалось мне еще страшнее.

– Давайте заключим договор. Я знаю, где они жили в Лос-Анджелесе. Я вам скажу, а вы дадите мне знать, если найдете их, идет?

– А вам он зачем нужен?

– Я ему сам скажу. Так скажу, что он век не забудет.

– Хорошо, – согласился я. – Если я его найду, я вам сообщу. Итак, где он живет?

– В «Каса-Лома». Шикарный отель в Беверли-Хиллз. Может, оттуда вам удастся его проследить.

– А сами вы где обитаете?

– На своей посудине. Стоит в порту у пристани для яхт. «Ацтекская королева».

– Зачем разыскивают его те, другие?

– Спросите что полегче. – Он снова откинулся на подушки. Холодный, с заученными интонациями голос сказал у меня за спиной:

– Приемные часы закончились, сэр. Как вы себя чувствуете, мистер Тарантини?

– Лучше не бывает, – отозвался тот. – Как вам мой вид?

– Бинты вам к лицу, мистер Тарантини. – Медсестра взглянула на другого пациента. – Как мы себя чувствуем без миндалин?

– Он тоже в порядке – думает, что не дотянет до завтрашнего утра, – криво усмехнулся Тарантини.

– Завтра утром он уже будет разгуливать по палате, – профессионально рассмеялась медсестра и вышла.

Я догнал ее в холле.

– Что произошло с Марио, – спросил я. – Он не хочет мне говорить.

Это была рослая, широкая в кости девушка с длинным носом и серьезным выражением лица.

– Нам – тоже, – ответила она. – Моя подруга дежурила в травматологическом отделении, когда он к нам поступил. Собственно, не поступил, а пришел – совершенно один, посреди ночи. Он был в ужасном состоянии, лицо все в крови. У него нашли легкое сотрясение мозга. Он сказал, что упал и разбился у себя на яхте. На самом деле его, конечно, избили – это видно с первого взгляда. Подруга, разумеется, вызвала полицию, но он и с ними не захотел говорить. Он очень скрытный, не правда ли?

– Весьма.

– Вы его друг?

– Просто знакомый.

– Некоторые из наших сестер говорят, что здесь замешаны гангстеры – что он был в банде и не поладил со своими дружками. Как вы думаете, в этом есть доля правды?

Я сказал, что в больницах всегда ходят какие-то слухи.