Текст книги "Неукротимый враг"

Глава 6

Положив отпиленные стволы и часть приклада в багажник, я поехал к себе в офис. Оттуда я позвонил Киту в компанию, где он служил. Его секретарша ответила, что он только что вышел обедать.

Я попросил ее назначить мне встречу с ним днем. Чтобы не терять времени зря, прежде чем уйти, я позвонил Джекобу Белсайзу.

Белсайз помнил меня. Когда я назвал имя Дэви Спэннера, он согласился встретиться и пообедать со мной в ресторанчике неподалеку от места его работы на Южном Бродвее.

Когда я приехал туда, он уже поджидал меня в отдельной кабине. Я не виделся с Джекобом Белсайзом несколько лет, и за это время он заметно постарел. Волосы стали почти все седые. Морщины вокруг глаз и в углах рта походили на растрескавшуюся глину в пустыне вокруг лужиц с водой.

Дежурный ленч в один доллар для деловых людей состоял из сэндвича с куском горячего мяса, жареного картофеля и чашки кофе. Белсайз заказал его, и я – тоже. Когда официантка приняла у нас заказ, он спросил меня сквозь громыхание посуды и гул разговаривающих и жующих посетителей:

– По телефону я не все понял. Что натворил Дэви?

– Нападение на личность при отягчающих обстоятельствах. Двинул мне ногой по почкам.

Темные глаза Джейка широко раскрылись. Он был один из тех добряков, что никогда не устают заботиться о своих подопечных.

– И вы намерены выдвинуть против него это обвинение?

– Я могу это сделать. Но ему стоит побеспокоиться, как бы против него не выдвинули куда более серьезных обвинений. Я не могу называть имена, потому что мой клиент не желает этого. У него дочь – старшеклассница. Ее не было дома целый день и целую ночь. Ночь, которую она провела с Дэви в его квартире.

– Где они сейчас?

– Куда-то едут в ее машине. Когда я упустил их, они ехали вдоль побережья по направлению к Малибу.

– Сколько девушке лет?

– Семнадцать.

Он глубоко вздохнул.

– Это нехорошо. Но могло быть и хуже.

– Хуже и есть, если бы вы знали подробности. Много хуже.

– Расскажите мне эти подробности. Что она за девушка?

– Видел ее всего две минуты. Я бы сказал, славная девушка, но попавшая в серьезную переделку. По всей видимости, в ее жизни это второй сексуальный опыт. После первого она хотела покончить жизнь самоубийством, как утверждает ее подруга. На этот раз все может обернуться гораздо хуже. Я могу только предполагать, но, по-моему, и девушка, и Дэви подзуживают друг друга совершить нечто из ряда вон выходящее.

Белсайз перегнулся ко мне через столик.

– Что, по-вашему, они могут натворить?

– Думаю, они замышляют какое-то преступление.

– Какое преступление?

– А вот это вы должны мне сказать. Его курируете вы.

Белсайз удрученно покачал головой. Морщины на его лице обозначились еще резче, словно превратившись в глубокие трещины.

– Курирую лишь в весьма относительной степени. Я не имею возможности следовать за ним по пятам постоянно – пешком ли, в машине ли. Я курирую сто пятьдесят человек, сто пятьдесят таких же вот Дэви Спэннеров. Уже по ночам снятся.

– Понимаю, вы не в силах физически уследить за всеми, – сказал я, – и никто вас за это не упрекает. Я встретился с вами, чтобы узнать, что вы думаете о Дэви как профессионал. Он совершал преступления против личности?

– Ни разу, но способен на это.

– И на убийство?

Белсайз кивнул.

– Дэви настоящий параноик. Когда он видит, что ему угрожают или с ним не считаются, он выходит из равновесия. Однажды в моем кабинете он едва не набросился на меня.

– Из-за чего?

– Это случилось как раз перед вынесением ему приговора.

Я сказал ему, что рекомендую суду направить его в тюрьму сроком на шесть месяцев с возможностью последующего условно-досрочного освобождения. В нем будто бы какая-то пружина лопнула, что-то из его прошлого, не знаю, что именно. Полных данных о биографии Дэви у нас нет. Родителей он потерял, и детство его протекало в сиротском приюте, пока его не усыновили приемные родители. Как бы там ни было, но когда я сказал ему, что намерен делать, он, вероятно, опять почувствовал себя совершенно брошенным. Только теперь, будучи большим и сильным, он был готов убить меня. К счастью, мне удалось воззвать к его разуму. И свою рекомендацию об условно-досрочном освобождении я отзывать не стал.

– Для этого в него нужно было здорово поверить.

Белсайз пожал плечами.

– Я сторонник того, чтобы верить таким людям. Еще много лет назад я понял, что в таких случаях надо поверить и предоставить им шанс. А если этого шанса не дам им я, то как же я могу ожидать, что они дадут его себе сами?

Официантка принесла наши сэндвичи, и несколько минут мы молча жевали. Я, по крайней мере, жевал. Белсайз только отщипывал кусочки, словно Дэви и я испортили ему аппетит. Наконец, он отодвинул тарелку.

– Мне следовало бы уже научиться не возлагать ни на кого особых надежд, – проговорил он. – Надо выработать в себе привычку постоянно помнить, что судьба уже дважды жестоко ударяла их, прежде чем свести со мной. Еще один удар – и у них наступает срыв. – Он поднял голову. – Я бы хотел услышать от вас факты относительно Дэви.

– Радости они вам не прибавят. Да и не хочу я, чтобы вы сейчас поднимали шум из-за него и этой девушки. По крайней мере, пока я не переговорю об этом со своим клиентом.

– Что я могу для вас сделать?

– Ответить еще на ряд вопросов. Если вы были столь высокого мнения о Дэви, то почему все же рекомендовали осудить его на шесть месяцев тюремного заключения?

– Для него это было необходимо. В течение нескольких лет он угонял автомобили, поддаваясь внезапному порыву.

– Чтобы продать их?

– Чтобы просто весело покататься. Точнее – невесело, как он сам выразился. Когда отношения у нас с ним наладились, он сознался, что колесил по всему штату. Сказал, что искал своих родителей, своих настоящих родителей. Я поверил. Мне крайне не хотелось направлять его в тюрьму. Но я подумал, что полгода, проведенные под жестким неусыпным контролем, дадут ему возможность поостыть, повзрослеть.

– И дали?

– В известной степени – да. Он окончил среднюю школу и прочел много литературы сверх программы. Но, разумеется, у него есть трудности, которые ему предстоит преодолеть, если он захочет этим заниматься.

– Трудности, связанные с психикой?

– Предпочитаю называть их жизненными трудностями, – ответил Белсайз. – Это парень, у которого не было нигде никого и ничего своего. Это судьба человека, не имеющего ничего. Я думал, что ему может помочь психиатр. Но психолог, который обследовал его по нашей просьбе, счел, что ничего хорошего из него не получится.

– Потому что он психопат?

– Я не любитель навешивать ярлыки на молодых людей. У них может быть и бурный подростковый переходный возраст, и юношеский максимализм. Я, например, встречал у своих подопечных решительно все, о чем можно прочесть в любом учебнике по патопсихологии. Но очень часто, когда буря проходит, они изменяются и становятся лучше. – Он повернул свои руки, лежащие на столе, ладонями вверх.

– Или изменяются и становятся хуже.

– Вы – циник, мистер Арчер.

– Я – нет. Я-то как раз из тех, кто изменился в лучшую сторону. По крайней мере, немного – в лучшую. Я принял сторону полицейских, а не преступников.

Белсайз улыбнулся, от чего все лицо его как-то разом сморщилось, и сказал:

– А вот я окончательного решения так и не принял. Мои подопечные считают меня полицейским. Полицейские же считают меня защитником правонарушителей. Но дело ведь не в нас с вами, правда?

– Можете ли вы предположить, куда направился Дэви?

– Направиться он мог куда угодно. Вы говорили с его хозяйкой? Сейчас не припомню, как ее зовут, такая рыжая...

– Лорел Смит. Я говорил с нею. Как она оказалась замешана в его судьбе?

– Предложила ему повременную работу через наш отдел. Как раз когда его освободили из тюрьмы, примерно два месяца назад.

– Она знала его раньше?

– Не думаю. По-моему, эта женщина просто хотела кому-то помочь.

– И что она ожидала получить взамен?

– Вы – циник, – повторил он. – Люди часто творят добро просто потому, что это у них в природе. Думаю, что и у самой миссис Смит были неприятности когда-то в прошлом.

– На основании чего вы так думаете?

– Мне на нее поступил запрос из управления шерифа в Санта-Терезе. Примерно в тоже самое время, когда Дэви освободили.

– Официальный запрос:

– Полуофициальный. От шерифа ко мне на службу явился человек по имени Флейшер. Он хотел знать все о Лорел Смит и о Дэви. Я рассказал ему кое-что. Если откровенно, мне он не понравился. А для чего ему понадобилась такая информация, сообщить он отказался.

– Вы не поднимали данных на Лорел Смит?

– Нет. Не счел нужным.

– На вашем месте я бы сделал это. Где жил Дэви перед тем, как его посадили?

– После окончания средней школы он жил сам по себе. Летом – на пляжах, зимой перебивался случайными заработками.

– А еще раньше?

– Жил у приемных родителей – мистера и миссис Спэннер Взял их фамилию.

– Можете мне сказать, где найти Спэннеров?

– Они живут в Западном Лос-Анджелесе. Их фамилия есть в телефонном справочнике.

– Дэви поддерживал с ними связь?

– Не знаю. Спросите у них сами.

Официантка принесла счет, мы расплатились. Белсайз встал и, попрощавшись со мной, направился к выходу.

Глава 7

Здание компании по сбережению и выдаче ссуд на Уилшире[5]5
  Уилшир-бульвар – бульвар, пересекающий центр Лос-Анджелеса и выходящий к океану в районе Санта-Моники.


[Закрыть] представляло собой двенадцатиэтажную башню из стекла и алюминия. На автоматическом лифте я поднялся на третий этаж, где находился кабинет Себастьяна.

Секретарша с фиалковыми глазами, сидевшая в приемной, сказала, что Себастьян ждет меня.

– Но, – добавила она многозначительным тоном, – сейчас у него мистер Стивен Хэккет.

– Сам большой босс?

Нахмурившись, она произнесла:

– Тс-с! Мистер Хэккет приехал после обеда с мистером Себастьяном. Но он хочет побыть здесь инкогнито. Я сама вижу его всего второй раз. – Она говорила таким голосом, словно им сейчас наносил визит член королевской семьи.

Я присел на кушетку у стены. Д евушка встала из-за машинки и, к моему удивлению, подошла и села рядом со мною.

– Вы полицейский, врач или кто-то еще?

– Кто-то еще.

Она обиделась.

– Можете не отвечать, если не хотите.

– Именно так.

Она помолчала.

– Я очень беспокоюсь за мистера Себастьяна.

– Я тоже. Почему вы так решили, что я полицейский или врач?

– По тому, как он говорил о вас. Он очень хочет вас видеть.

– Он сказал, почему?

– Нет, но я видела, как он плакал у себя сегодня утром. – Она показала на дверь в его кабинет. – Вообще-то мистер Себастьян человек очень уравновешенный. Но он в самом деле плакал. Я вошла и спросила, не могу ли я чем-то помочь. Он ответил, что помочь тут ничем нельзя и что его дочка очень больна. – Она пристально посмотрела на меня своими фиалковыми глазами. – Это правда?

– Вполне возможно. Вы знаете Сэнди?

– Видела ее. Что с ней случилось?

Выдумывать диагноз мне не пришлось. В кабинете за дверью послышались шаги. Когда Себастьян открыл дверь, секретарша уже сидела за машинкой на своем месте, словно статуя в нише.

Стивен Хэккет оказался ухоженным мужчиной лет сорока, моложе, чем я предполагал. Его упитанному телу придавал стройность отлично сшитый твидовый костюм. Его глаза презрительно скользнули по мне, словно по предмету мебели, стоящему не на месте. Он производил впечатление человека, использующего деньги так же, как другие мужчины – ботинки с толстой стелькой и внутренним каблуком – для увеличения роста.

Себастьяну явно не хотелось, чтобы тот уходил, и он попытался проводить его до лифта. Но Хэккет в дверях обернулся, быстро пожал ему руку и попрощался:

– До свидания. Продолжайте работать так же успешно.

Себастьян подошел ко мне, глаза его мечтательно сияли.

– Это был мистер Хэккет. Ему очень понравился мой проект плана на следующий год. – Он почти открыто хвастался перед секретаршей и мною.

– Я так и знала, что ему понравится, – сказала она. – План замечательный.

– Да, но ведь заранее никогда не знаешь.

Он провел меня к себе в кабинет и закрыл дверь. Это была небольшая угловая комната окнами на бульвар и автостоянку. Посмотрев вниз, я увидел, как Стивен Хэккет подошел к красной спортивной машине и, заскочив на переднее сиденье прямо через дверцу, умчался на большой скорости.

– Отчаянный спортсмен, – заметил Себастьян.

Его обожание вызвало у меня раздражение.

– И это все, что он делает?

– Он следит, разумеется, за положением своих финансовых дел. Но активного участия в управлении компанией не принимает.

– Откуда у него деньги?

– Унаследовал состояние от отца. Марк Хэккет был одним из техасских нефтепромышленников, о которых слагали легенды. Но Стивен Хэккет делает деньги по-своему. За последние годы, например, он приобрел эту компанию и выстроил вот это здание.

– Надо же, какой молодец! Молодец да и только.

Себастьян удивленно посмотрел на меня и сел за свой письменный стол. На нем лежали фотографии Сэнди и жены в полный рост и кипа рекламных макетов, на одном из которых красовалась надпись, выполненная старинной вязью: «К чужим деньгам мы относимся со столь же глубоким уважением, как и к своим собственным».

Я подождал, пока Себастьян настроится на другую волну. На это ушло некоторое время. Ему нужно было перенестись из мира денег, в котором лучшее, на что можно надеяться, заключается в том, что тебя купит миллионер, в такой сложный и запрятанный мир своей личной жизни. Себастьян стал нравиться мне больше после того, как я узнал, что некоторое время назад обладатель этой вьющейся шевелюры сидел, повесив голову, весь в слезах.

– Я видел вашу дочь несколько часов назад.

– Правда? С ней все в порядке?

– Внешне все в порядке. А вот что у нее творится внутри, не знаю.

– Где вы ее видели?

– Она была со своим приятелем у него в квартире. Боюсь, что желания возвратиться домой у нее не было. Похоже, что Сэнди сильно озлобилась на вас и на вашу жену.

Последнюю фразу я произнес с такой интонацией, чтобы она прозвучала как вопрос. Себастьян взял со стола фото дочери и стал внимательно смотреть на нее изучающим взглядом, словно пытаясь найти там ответ.

– Она всегда любила меня без памяти, – проговорил он. – Мы были настоящими друзьями. До этого лета.

– А что случилось этим летом?

– Она вдруг стала относиться ко мне резко враждебно, к нам обоим. Фактически прекратила с нами разговаривать. Только когда вдруг вспыхивала, обзывала нас плохими словами.

– Я слышал, что этим летом у нее была любовная связь.

– Любовная связь? Это невозможно в ее возрасте.

– Причем несчастливая любовная связь, – добавил я.

– Кто он был?

– Я надеялся, что об этом вы мне скажете.

Его лицо опять изменилось. Рот приоткрылся, а челюсть беспомощно отвисла. Казалось, что его отсутствующий взгляд сосредоточился на каком-то предмете где-то сзади, у него за головой.

– Откуда вы это услышали?

– От ее подруги.

– Вы имеете в виду настоящую половую жизнь?

– Почти вне всякого сомнения, Сэнди живет ею, начиная с лета. Не отчаивайтесь, держите себя в руках.

Мое предупреждение не возымело действия. Себастьян весь поник, как побитая собака, в глазах его появился страх. Он положил фотографию Сэнди на стол лицом вниз, словно не давая ей смотреть на себя.

Я достал листок с планом, который обнаружил в письменном столе Дэви, и разложил его перед Себастьяном.

– Взгляните-ка хорошенько. Прежде всего, знаком ли вам почерк?

– Похоже, что писала Сэнди. – Он взял листок в руки и посмотрел пристальнее. – Да, почерк точно ее. Что это означает?

– Не знаю. Вы узнаете это место с искусственным озером?

Себастьян почесал голову, от чего один крупный завиток упал, закрыв ему глаза. Это придало ему несколько таинственный и неопрятный вид. Он осторожно поправил упавшую прядь, но вид у него так и остался неопрятным и жалким.

– Похоже на усадьбу мистера Хэккета, – сказал он.

– Где это?

– На возвышенности, прямо над Малибу. Место красивейшее. Но не знаю, для чего Сэнди понадобилось чертить этот план. Вам это о чем-нибудь говорит?

– Кое о чем. Прежде чем мы начнем говорить об этом, хочу, чтобы вы еще кое на что взглянули. Я привез вам ваше ружье, точнее, оставшиеся от него части.

– Как понимать «оставшиеся части»?

– Пойдемте на автостоянку, я покажу вам. Не хотел приносить сюда.

Спустившись в лифте, мы вышли на улицу и подошли к моей машине. Я открыл багажник и развернул полотенце, в которое были завернуты отпиленные стволы и приклад. Себастьян взял их в руки.

– Кто это сделал? – Он был потрясен и разгневан. – Сэнди?

– Вероятнее всего – Дэви.

– Каким же надо быть варваром! Это ружье обошлось мне в полторы сотни долларов.

– Думаю, что это не варварство. И привести это может кое к чему похуже. Обрез у Дэви почти наверняка с собой. Прибавьте к этому план усадьбы Хэккета, начерченный Сэнди...

– Боже мой, по-вашему, они задумали вооруженное ограбление?

– По-моему, Хэккета нужно предупредить о такой возможности.

Себастьян двинулся было к зданию, но повернулся ко мне. Его терзали душевные муки, и он не мог скрыть их.

– Нельзя этого делать. Неужели вы думаете, я смогу сказать ему, что моя собственная дочь...

– План начертила она. Хорошо она знает то место?

– Очень хорошо. Хэккеты прекрасно относятся к Сэнди.

– И вы считаете, их не нужно предупредить?

– На этом этапе, конечно, не нужно, – он швырнул остатки ружья в багажник, и они звякнули. – Нам еще не известно точно, что именно они замышляют. Понимаете, чем больше я об этом думаю, тем менее вероятным мне это представляется. Что же, по-вашему, я должен ехать к ним и тем самым губить карьеру, не говоря уже о Сэнди...

– Вот ее жизнь действительно будет погублена, если ее дружок грабанет Хэккетов. И ваша – тоже.

Он глубоко задумался, уставясь на асфальт у себя под ногами. Я наблюдал за машинами, несущимися по Уилширу. Когда я смотрю на поток автомобилей, сам находясь вне его, у меня улучшается самочувствие. Но сегодня это не помогло.

– Хранит ли Хэккет дома деньги и драгоценности?

– Крупные суммы – нет. Но у жены есть бриллианты. И у них ценная коллекция картин. Мистер Хэккет часто бывал в Европе и приобретал там картины. – Себастьян помолчал. – Что конкретно вы сказали бы Хэккету, если бы стали ему об этом сообщать? Я имею в виду, могли бы вы не упоминать о Сэнди?

– В этом и заключается весь смысл того, что я пытаюсь сделать.

– Почему вы не привезли ее домой, когда виделись с нею?

– Она не захотела возвращаться. А силой я не мог ее заставить. И вас тоже я не могу заставить силой сообщить обо всем Хэккету. Но считаю, что вам следует это сделать. Или передать все дело в руки полиции.

– И отправить ее в тюрьму?

– Если она ничего не совершила, в тюрьму ее не посадят. Во всяком случае, есть места похуже тюрьмы.

Он неприязненно посмотрел на меня.

– Похоже, вы не отдаете себе отчета в том, что говорите о моей дочери.

– Единственное, о чем я думаю, это о ней. А вот вы – еще и о многом другом. Потому мы и стоим здесь, а время уходит.

Себастьян прикусил губу. Подняв глаза, он посмотрел на здание из стекла и металла, словно ища в нем моральной поддержки. Подойдя ко мне, он взял меня за руку повыше локтя и сжал пальцы, будто желая сделать комплимент и одновременно проверить мою физическую силу на тот случай, если мы станем драться.

– Послушайте, Арчер. А почему бы вам не поехать к мистеру Хэккету и не поговорить с ним? Не раскрывая, кто именно в этом замешан, не называя имен – ни моего, ни Сэнди.

– Вы хотите, чтобы я сделал это?

– Это единственный благоразумный выход. Не могу поверить, что они действительно задумали что-то серьезное. Сэнди не преступница.

– Обычно у молодой девушки ход мыслей тот же, что и у парня, которым она увлечена.

– Только не у моей дочери. С ней никогда не было никаких неприятностей.

Я устал спорить с Себастьяном. Этот человек предпочитал верить в то, что в данный момент улучшало его самочувствие.

– Будь по-вашему. Когда Хэккет прощался с вами, он собирался ехать домой?

– Думаю, что да. Так, значит, вы съездите к нему?

– Раз вы настаиваете.

– И ничего не скажете о нас?

– Это может не получиться. Не забывайте, что Хэккет видел меня у вас в приемной.

– Придумайте что-нибудь. Скажите, что узнали об этом случайно и пришли ко мне, потому что я служу в его компании. Вы и я – старые приятели, ничего больше.

На самом же деле – куда как меньше. Никаких обещаний давать я не стал. Он объяснил мне, как доехать до дома Хэккетов, и дал номер их телефона, отсутствующий в справочнике.

Глава 8

Приехав в Малибу, я набрал этот номер. Трубку сняла женщина, которая сказала с иностранным акцентом, что мужа дома нет, но что она ждет его с минуту на минуту.

Когда я назвал имя Себастьяна, она сказала, что велит меня встретить у ворот.

От центра Малибу ехать было мили две. Ворота были трехметровой высоты, по верху натянута колючая проволока. По обе стороны от ворот шел прочный забор из плетеной проволоки с прикрепленными к нему табличками «Вход запрещен. Частная собственность», уходящий, насколько хватало глаз, вдаль за холмы.

Человек, ожидавший меня у ворот, был худощав и внешне походил на мексиканца. Обтягивающие джинсы и взлохмаченная шевелюра придавали ему юношеский вид, которому, однако, никак не соответствовали темные глаза, словно лишенные возраста. Он даже не пытался скрыть от моего взгляда тяжелый револьвер в кобуре, оттопыривающий ему куртку слева на поясе.

Прежде чем отпереть ворота, он потребовал показать ему фото на моем водительском удостоверении.

– О'кей, парень. Думаю, все о'кей.

Он отпер ворота, я въехал, после чего он опять запер их, пока я ждал рядом с его джипом.

– Мистер Хэккет уже вернулся?

Он покачал головой, забрался в джип и поехал, сказав, чтобы я следовал за ним, вверх по огибающей холм частной дороге. Уже после первого поворота местность предстала передо мною почти столь же уединенной и нетронутой, как где-нибудь в самой отдаленной глуши. В кустах призывно кричали невидимые перепела, а на ветках сидели какие-то маленькие птички и склевывали ярко-красные ягоды. Два парящих в вышине грифа зорко следили за каждым движущимся по земле предметом.

Пройдя по невысокому перевалу, дорога шла по гребню широкой земляной дамбы, огораживающей искусственное озеро. По водной глади скользили утки, шилохвость и чирки, а в траве на берегу бродили болотные цапли.

Человек, ехавший впереди, выхватил револьвер и, даже не притормозив свой джип, выстрелил в ближайшую от него цаплю. По-моему, сделал он это, просто чтобы похвалиться передо мной. Утки мгновенно взлетели, а все цапли, за исключением одной, засеменили в воду, словно перепуганные человечки в мультипликационном фильме.

Дом стоял на возвышении у дальнего берега озера. Широкий, приземистый и красивый, он настолько удачно вписывался в окружающий пейзаж, что казался его неотъемлемой частью.

Миссис Хэккет ждала меня на террасе перед домом. На ней был шерстяной коричневый костюм, длинные пшеничного цвета волосы были собраны в слабый пучок на затылке. Ей было немного за тридцать, выглядела она симпатичной и пухленькой, а кожа у нее была очень светлая. Сердитым голосом она обратилась к мужчине, сидящему за рулем джипа:

– Это ты стрелял из револьвера?

– Подстрелил болотную цаплю.

– Я же просила не делать этого. Ты распугаешь всех уток.

– Но цапель развелось слишком много.

Женщина побледнела.

– Не сметь препираться со мною, Луп.

Они злобно смотрели друг на друга. Его лицо походило на потрескавшуюся седельную кожу. Ее – на дрезденский фарфор. Победа, очевидно, осталась за фарфором. Луп умчался на джипе и скрылся из виду за одним из подсобных строений.

Я представился. Женщина повернулась ко мне, но из головы у нее не выходил Луп.

– Он не хочет подчиняться мне. Просто не знаю, как с ним обращаться. Живу в вашей стране больше десяти лет и до сих пор не понимаю американцев. – Говорила она со среднеевропейским акцентом, вероятнее всего – с австрийским или немецким.

– Я живу здесь больше сорока, – ответил я, – а американцев тоже не понимаю. Особенно трудно понять американцев мексиканского происхождения.

– Тогда боюсь, что помощи мне от вас не получить, – улыбнулась она, пожав своими широкими плечами.

– Что за работа у Лупа?

– Присматривать за усадьбой.

– Одному, без помощников?

– Здесь не так много дел, как может показаться. За домом и усадьбой ведут уход приходящие работники по договоренности с фирмой по обслуживанию. Мой муж не любит, когда под ногами крутятся слуги. Мне же лично слуг очень не хватает, дома у нас всегда были слуги.

– А где ваш дом?

– В Баварии, – проговорила она с ностальгическими нотками в голосе. – Под Мюнхеном. Моя семья живет в нашем доме еще со времен Наполеона.

– А сколько лет живете здесь?

– Десять. Стивен привез меня в вашу страну десять лет назад. И я до сих пор никак к ней не привыкну. В Германии слуги всегда относятся к вам с уважением.

– Луп ведет себя не как типичный слуга.

– А он и не типичный. Это моя свекровь настояла, чтобы мы взяли его. Он знает об этом. – Она вела себя как человек, которому просто необходимо перед кем-то выговориться. Похоже, она слышала себя со стороны. – Боюсь, я слишком много говорю. Но почему вы задаете мне все эти вопросы?

– Это у меня привычка такая. Я – частный детектив.

Она изучала меня.

– Со Стивеном произошел несчастный случай? Он поэтому не вернулся домой?

– Надеюсь, что нет.

Она осуждающе посмотрела на меня. Для нее я был гонцом, принесшим дурную весть.

– По телефону вы сказали, что являетесь другом Кита Себастьяна.

– Я знаю его.

– Что-нибудь случилось с мужем? Вы это хотите сказать?

– Нет. Думаю, как объяснить вам, почему я здесь. Присесть можно?

– Разумеется, но проходите в дом. Здесь на ветру прохладно.

Я последовал за нею в распахнутую стеклянную дверь, затем вверх по небольшой лестнице, после чего мы прошли по хорошо освещенной галерее, увешанной картинами. Я узнал одну картину Клее, одну – Кокошки, одну – Пикассо[6]6
  Пауль Клее, Оскар Кокошка, Пабло Пикассо – крупнейшие представители авангардной живописи.


[Закрыть] и подумал, что нет ничего удивительного в том, что усадьба обнесена забором.

Из широких окон гостиной открывался прекрасный вид на океан, который, как казалось с такой высоты, наклонно уходил за линию горизонта. На его глади виднелось несколько белых парусов, словно бабочки на голубоватом оконном стекле.

Миссис Хэккет усадила меня в аскетическое на вид металлическое кресло, обитое кожей, сидеть в котором оказалось, однако, очень удобно.

Я рассказал о деле. Послышался шум подъезжающей машины. Хэккет затормозил у самой террасы и теперь помогал своей матери выйти из машины. Она казалась его ровесницей и одета была соответственно этому возрасту. Но если Хэккету было сорок, то его матери должно было быть по меньшей мере пятьдесят шесть или пятьдесят семь. Когда она шла по террасе, опираясь на его руку, я увидел по ее походке, что несмотря на столь моложавую внешность, прожитые годы все же дают себя знать.

Подойдя к окну, миссис Хэккет довольно вяло помахала им рукой. При виде свекрови ее, как мне показалось, совершенно покинула жизненная энергия.

Мать мне представили как миссис Марбург. Она смерила меня оценивающим взглядом увядающей профессиональной кокетки, словно определяя, сгожусь ли я на что-нибудь в постели.

Ее сын тоже посмотрел на меня холодно и оценивающе, но его интересовало другое.

– Это не вас я видел в приемной Кита Себастьяна?

– Да.

– И вы приехали за мной сюда? Зачем? Я смотрю, вы тут уютно устроились.

Он имел в виду рюмки на кофейном столике. Его жена виновато вспыхнула. Мать же заметила укоризненно и вместе с тем кокетливо:

– Стивен, я знаю, ты терпеть не можешь, когда нарушают твое уединение. Но сейчас веди себя прилично. У этого приятного молодого человека наверняка есть очень веские основания находиться здесь.

Она хотела взять его за руку. Хэккет уклонился от прикосновения, но ее попытка, похоже, все же поубавила в нем спеси. Он спросил уже более спокойно:

– И какие же это основания?

– Это идея Себастьяна. – Я сел и повторил то же самое, что несколько минут назад рассказал его жене.

Видно было, что мой рассказ огорчил всех троих. Из бара на колесиках Хэккет достал бутылку виски и, не предложив никому, налил себе солидную порцию, опрокинув ее залпом. Его жена-немка начала совершенно беззвучно плакать, волосы ее распустились и рассыпались по плечам. К ней подсела мать Хэккета и успокаивающе погладила рукой по широкой спине. Другой рукой она взялась за свою шею, закрытую креповой тканью, как свидетельство давно ушедшей молодости.

– Вы очень помогли бы нам, – обратилась миссис Марбург ко мне, – если бы предоставили в наше распоряжение все имеющиеся у вас факты. Кстати, я не расслышала, как вас зовут.

– Лью Арчер. К сожалению, я не могу прибавить что-либо существенное к тому, что уже сказал.

– Но кто эти люди? Откуда нам знать, что они вообще существуют?

– Потому что я вам говорю.

Тут вмешался Хэккет:

– А что, если вы просто ищете работу и напрашиваетесь к нам в телохранители?

– Должность телохранителя не соответствует моему представлению о достойном занятии. Если пожелаете, могу дать название хорошей фирмы. – Однако никого из них мое предложение не заинтересовало. – Разумеется, вы вольны поступать по своему выбору. Обычно все так и делают.

Хэккет увидел, что я собираюсь уходить.

– Ну, не уноситесь от нас так стремительно, мистер Арчер. Я в самом деле весьма признателен вам за то, что вы приехали. – От выпитого виски он сделался человечнее, интонация его смягчилась, равно как и выражение лица. – И конечно же я вовсе не хотел показаться негостеприимным. Выпейте.

– Мне уже достаточно, спасибо. – Я, однако, почувствовал, что стал относиться к нему с чуть большей симпатией. – Вы не получали угроз по телефону? Или писем с требованием денег?

Хэккет посмотрел на жену, и оба они отрицательно покачали головами. Он сказал:

– Могу я задать вам вопрос? Откуда вам известно, что этот, э-э, преступный замысел направлен против меня... против нас?

– Точно мне это не известно. Но у людей, о которых я веду речь, имеется план вашей усадьбы.

– Этой усадьбы или пляжного коттеджа?

– Этой усадьбы. Я счел это достаточно веским основанием, чтобы приехать сюда и переговорить с вами.

– Вы правильно поступили, – сказала Рут Марбург. У нее был приятный, слегка хрипловатый голос, как у героини вестернов. По такому голосу можно было определить, что его обладательница, хотя и располагает большими деньгами, знавала времена, когда вообще не имела ни цента. – Думаю, что мы должны оплатить мистеру Арчеру затраченное им время.

Хэккет достал из кармана бумажник и из купюр разного достоинства выбрал двадцатку.

– Это вам за потраченное время.

– Спасибо, но об этом уже позаботились.

– Берите, берите, – сказала миссис Марбург, – это честные деньги, полученные нами за нефть.

– Нет, благодарю.

Хэккет удивленно уставился на меня. Интересно, когда и кто последний раз отказался принять от него незначительную сумму. Когда я шагнул к двери, он последовал за мной в галерею, перечисляя имена создателей картин.