Текст книги "Темные огни"

Не только сенатора Брендона стали смущать некоторые черты князя Сарканова. Граф Черников вернувшийся два дня назад из поездки в Вашингтон и Нью-Йорк, был тоже этим озабочен, поскольку знал князя куда лучше, чем другие.

Граф отсутствовал чуть более двух месяцев, но, едва он водворился в Болдуин-отеле, до него стали доходить слухи о поведении князя. Пока это нельзя было назвать сплетнями, поскольку князь, известный непримиримой ненавистью к врагам, проявлял крайнюю осторожность. Все слухи относились к азартным играм, которыми князь был страстно увлечен. Столь пагубные привычки скрывать весьма трудно, тем более что у князя и прежде случались большие неприятности, связанные с его пристрастием к азартным играм. Но графа волновало не только это. Черников понимал, что скоро слухи распространятся в городе, а он сам не в силах пресечь их.

Граф видел лишь один выход: убедить князя поспешить с отъездом в Россию. Увидев рядом с ним молодую женщину, столь похожую на покойную Женевьеву, государь наверняка смягчится. К тому же Иван много времени провел за пределами империи, стал старше и, вероятно, смог научиться контролировать свои порывы.

Граф собирался нанести визит сенатору Брендону, дабы разобраться что и как. Графа удивило, что Иван, несомненно, осведомленный о его приезде, не засвидетельствовал ему свое почтение. Эта мысль навела его на печальные размышления, хотя, склонившись со старомодной галантностью над ручкой хозяйки дома, он ничем не выказал снедавших его сомнений.

– Надеюсь, мадам простит мне столь неожиданный визит?

От его проницательного взгляда не укрылось, что Соня чем-то взволнована, хотя и старается скрыть это. Она была бледна и выглядела утомленной. Впрочем, Соню, как и сенатора, могло поразить известие совсем иного рода – некогда процветающий район Комсток начал внушать определенное беспокойство. Даже по Нью-Йорку распространились слухи, что стоимость акций, прежде весьма высокая, неожиданно стала падать. Говорили, что тамошние золотые и серебряные рудники, считавшиеся неисчерпаемыми, стали иссякать. Нувориши, вложившие в рудники большие средства, встревожились. Люди более проницательные вкладывали средства в железные дороги, которыми предстояло покрыть весь североамериканский континент, в строительство пароходов и в недвижимость. Во что же вложил деньги сенатор Брендон?

Поглощенный этими мыслями, Черников слушал, как Соня выражает удовольствие по поводу его визита, говоря, что все домочадцы с нетерпением ждали его возвращения.

– Спасибо, но вы, кажется, одеты для выхода, и мне не хотелось бы нарушать ваши планы.

– Я и в самом деле собиралась посетить кое-кого из знакомых, но Джинни дома. Она проснулась сегодня поздно, поскольку все мы вчера ходили в театр. Уверена, она очень обрадуется вам. Прошу вас, садитесь, пожалуйста. Я уже послала известить Джинни о вашем приходе.

Между тем Джинни мрачно смотрела на свое отражение в зеркале, ожидая, когда горничная-мулатка закончит ее причесывать.

Итак, граф Черников вернулся. Успел ли он уже повидаться и перемолвиться словом с князем Иваном? Едва Джинни подумала о князе, ее охватило беспокойство.

Может, стоит попросить у графа еще одну порцию волшебного снадобья, которое успокаивало ее и избавляло от головной боли? Нужно же ей хоть что-нибудь помогающее заснуть или скоротать бесконечные, ничем не заполненные дни. Да, пожалуй, стоит принять это, прежде чем спуститься в гостиную к графу, – лекарство поможет ей выдержать проницательный взгляд его серых глаз и собраться с мыслями, чтобы ответить на его вопросы.

Конечно же, он спросит, где Иван, а она и понятия об этом не имеет. Но главное, ей на это наплевать. Она чувствовала себя куда лучше, когда князя не было дома.

Сегодня утром, когда она проснулась, вспоминая о странных ночных видениях, оказалось, что князь Иван стоит в ногах ее кровати и пристально смотрит на нее. Он был одет как всегда безупречно, и Джинни подумала, что он недавно вошел и еще не ложился.

– Доброе утро, любовь моя! Прикажешь принести тебе завтрак в постель? Ты выглядишь немного усталой – должно быть, вернулась из театра слишком поздно?

– Да. Вечер оказался невыносимо скучным. А как твои дела? Надеюсь, ты удачливее меня и хорошо провел ночь? – Говоря с ним, она всегда думала, спокойно ли звучит ее голос. Князь Иван присел на постель и, взбив подушки, приподнял их, чтобы она могла усесться. Простыни упали, обнажив ее матовые плечи. Во взгляде князя Ивана зажглось вожделение, и Джинни поспешно сказала:

– Да, я бы не отказалась от чашечки кофе. Пожалуйста, позови служанку.

– Хорошо, через минуту. Ты на редкость соблазнительна по утрам. – Его пальцы прошлись по плечам Джинни, и она сделала над собой усилие, чтобы не показать, как неприятны ей его прикосновения. – Ты напоминаешь напуганную газель, – тихо сказал он. – Неужели ты опасаешься, что я возьму тебя насильно? – Его глаза смеялись, но в них горел знакомый Джинни огонек, появлявшийся у всех мужчин при взгляде на нее. Она ждала, что он еще скажет.

– Ну, как тебе понравился сэр Эрик? Он тебя просто боготворит. Он даже поинтересовался, не возражаю ли я, если он попросит тебя заменить хозяйку на небольшой вечеринке для избранного круга гостей, кстати, весьма важных персон. Там будет и загадочный мистер Мердок, о котором говорят все кому не лень. От тебя нужно только одно – чтобы ты блистала красотой и слушала.

Джинни промолчала, и князь нагнулся к ней и коснулся губами ее шеи – того места, где билась жилка. – Твой отец весьма обеспокоен тем, как быстро падают акции Комстока в последнее время. А эти люди – манипуляторы – стоят за всем этим. Кто знает, насколько ценную информацию может почерпнуть на такой вечеринке умная женщина? Уверен, что они, как большинство мужчин, полагают, что красавицы всегда глупы. Может, докажешь, что они все заблуждаются?

– А ты? Ты тоже там будешь?

Джинни с трудом заставила себя задать этот вопрос. Простыни соскользнули ниже, обнажив ее груди, которые князь теперь с жаром ласкал. Джинни невольно напряглась, хотя и старалась скрыть отвращение к его ласкам.

– Ты соскучилась обо мне? Да, тебя воспитали в Европе, ты все понимаешь – я это знаю и ценю. То, из-за чего я слишком часто отсутствую по ночам, не более чем дело, дорогая! Это та страна и тот город, где умный человек с помощью умной и проницательной женщины может сколотить себе состояние. Когда мы вернемся в Россию, мне не хотелось бы слышать, будто я проживаю состояние моей жены, – твердо сказал князь. – Я принадлежу к очень древнему роду, который дорожит своей честью. Нет, я не появлюсь на вечеринке сэра Эрика. Без меня эти господа будут чувствовать себя куда вольготнее. Но тебе я, конечно, полностью доверяю. Надеюсь, ты удовлетворишь столь незначительную просьбу нашего общего друга? Уверяю тебя, что там не будет ничего шокирующего. Сэр Эрик не какой-нибудь озверевший американский капитан…

– Нет! – со злостью воскликнула она, спустив ноги с постели. – Нет, Иван, я не позволю себя использовать. Сэр Эрик на редкость скучный, к тому же волочится за мной. Но, несмотря на это, мне бы не хотелось услышать, что он тоже стал жертвой нападения через несколько недель после вечеринки! Надеюсь, ты меня понял?

Зелено-голубые глаза князя Ивана потемнели от злобы. Джинни, впрочем, не испугалась и не собиралась уступать ему. Их глаза встретились. Секунду спустя князь поднялся. Вспышка гнева, казалось, прошла, но на скулах его появился легкий румянец.

Не сказав ни слова, он повернулся и вышел. Уж не опасался ли он наделать глупостей, оставшись наедине с Джинни? Несколькими минутами позже она позвонила и попросила принести завтрак.

Делия, ее служанка, принесла кофе с рогаликом и плоский футляр, в каких обычно хранят драгоценности.

– Князь велел передать вам это, мадам. – Большие темные глаза Делии выражали любопытство. – Он также сказал, что поедет завтракать на биржу, но обязательно вернется домой ближе к вечеру. А драгоценности он просит вас надеть сегодня с новым вечерним платьем… О, мадам, я уверена, что камни прекрасные, хотя и не отважилась открыть коробку.

В футляре оказались изумрудные серьги. Они сверкали на белоснежном бархате футляра как две слезинки. Значит, в эту ночь князю повезло. Впрочем, блестящие камешки не вызвали у Джинни никакой радости. Еще одни побрякушки, подаренные ей лишь для того, чтобы она как можно лучше соответствовала отведенной ей роли великосветской красавицы.

Наконец Делия причесала ее и, полюбовавшись на свою работу, раздвинула шторы, чтобы впустить в комнату солнечные лучи.

– Вы великолепно выглядите, мадам. – Неожиданно Делия усмехнулась. – И вся эта красота для того престарелого джентльмена, который ждет вас в гостиной! – Поняв неуместность своих слов, Делия спросила: – Вам нужно что-нибудь еще, сударыня?

– Нет, спасибо. Больше ничего, Делия.

Чтобы предстать перед графом Черниковым, Джинни надела бежевое платье с коричневой отделкой и жемчуг. За окном уже рассеялся утренний туман, и голубое небо сверкало самыми чистыми и яркими красками. Вдруг Джинни вспомнила Веракрус, долгое-предолгое ожидание, а потом, как награду, появление Стива. А ведь это имя она запретила себе вспоминать! Но это имя пробудило в ней затаенные и сильные чувства.

«Он хотел меня, ибо считал, что я для него потеряна уже навсегда… а сейчас, наверное, и не вспоминает». По прихоти судьбы теперь она жена князя Сарканова. Воспоминания особенно болезненны, когда прошлого нельзя вернуть. Все кончено! Почему она должна страдать? Джинни приняла лекарство и вышла из комнаты.

– Мое дорогое дитя! – Ну почему этот несносный граф так ее называет? Между тем граф поднялся и, поклонившись, поцеловал ей руку. Его проницательные серые глаза внимательно смотрели на нее, поэтому Джинни заставила себя улыбнуться.

– Рада видеть вас, – сказала она, не испытывая никакого удовольствия от встречи с ним.

Джинни была настороже. Однако под воздействием лекарства она почувствовала, что готова к любой встрече и любым вопросам. Проницательный взгляд графа, казалось, легко преодолевал все барьеры.

– Вы очень похудели! – неодобрительно сказал он. – Вы что, мало едите? – Она заметила, как внимательно граф окинул взором ее фигуру, и ей вдруг захотелось смеяться. Может, граф считает, что ей пора забеременеть? Интересно, как он отреагирует, если она даст ему понять, что так оно и есть?

– Садитесь, прошу вас, – продолжал граф, – и расскажите мне, как жили вы все это время. Вы счастливы? – И снова граф бросил на нее настороженный взгляд. – А как Иван? Мы с ним еще не виделись, и я приехал узнать о вас все.

Значит, графу не удалось побеседовать с князем Иваном. Но ей-то что до этого? Джинни и сама не знала, как относится к графу, хотя он, несомненно, проявлял к ней доброту. Случайность ли то, что он «прихворнул» в ту злополучную ночь, когда Иван каким-то непостижимым образом заставил ее сочетаться с ним браком? Она доверяла графу не больше, чем князю Ивану. Оба старались использовать ее к своей выгоде – тем или иным способом.

Ну и что из того? С тех пор, как она покинула Мексику, все как-то поблекло и потеряло для нее значение. Ей хотелось одного – забыться.

Помимо воли, Джинни бойко проговорила:

– У меня все хорошо. Князь Иван постоянно чем-то занят. У него так много деловых знакомств! Разве вы не заметили, что всякий, кто приезжает в Сан-Франциско, стремится разбогатеть? Этот город просто наводнен миллионерами, которые выхваляются друг перед другом, кто больше сорит деньгами.

Зря она все это выпалила, ну да ладно. Пусть граф думает все, что хочет. Приятное, опьяняющее чувство беспредельной свободы поднималось в ней по мере того, как действовало лекарство. У Джинни даже засветились глаза, чего уже давно не было.

– Расскажите мне о Нью-Йорке. Я была там совсем недолго – сразу после войны. Там по-прежнему очень весело?

– Не так, как в Сан-Франциско, уверен, хотя улицы города залиты светом газовых фонарей – новейшее изобретение, так сказать. Но… – снова спросил граф, – вы счастливы здесь?

Отчего все задают ей один и тот же вопрос? Счастье – ничего не чувствовать, ни о чем не думать и ничего не помнить. Джинни пожала плечами:

– Почему бы и нет? Сан-Франциско – весьма занятный город.

Так и пошло. Граф спрашивал, а она давала ничего не значащие ответы. Он наконец откланялся, так ничего и не выведав.

Как бы между прочим, Джинни, провожая графа, попросила:

– Не приготовите ли мне еще одну порцию ваших волшебных порошков? Иногда мне трудно заснуть, да и от головной боли мне ничего, кроме них, не помогает.

– С удовольствием. – Ей показалось, что его взгляд стал более жестким, чем обычно, или так оно и было? – Я навещу вас, – сказал граф, – если вы захотите меня видеть. Попросите мужа наведаться ко мне в гостиницу, надеюсь, он не откажется поболтать со старым другом?

– Я обязательно передам ему. Уверена, что он с удовольствием послушает ваши рассказы. – В этот момент она ощутила такую легкость, словно готова была воспарить. Но отчего граф так пристально ее разглядывает?

– Дитя мое, вы уверены, что чувствуете себя хорошо? С вами все в порядке?

Она рассмеялась:

– Я чувствую себя превосходно! Просто чудесно! Ах, какой славный бриз с залива! Сан-Франциско – удивительный город, не так ли?

– Вполне возможно, – задумчиво сказал граф. Сев в экипаж, он отправился в отель. Всю дорогу он был погружен в задумчивость. Но когда пришел князь Иван, граф посмотрел на него холодно и даже жестко:

– Наконец вы решили ко мне зайти. Уж не жена ли сообщила вам, что я нанес ей визит?

– Я был чертовски занят. Впрочем, мне действительно сообщили о вашем визите. Если бы я узнал раньше, что вы уже вернулись в город, я бы тотчас приехал к вам.

– Не сомневаюсь, что ваши информаторы не менее точны, чем мои, – сухо произнес граф. – Итак, князь Иван?

– Итак? Что это значит? Вы что, хотите получить отчет о моей деятельности? Уверен, вы и без меня отлично знаете что к чему. Акции Комстока падают. Давно уже не секрет, что золотоносные жилы иссякают. К сожалению, мой тесть – человек чрезвычайно осторожный. Сделки с куплей-продажей земли в южной части штата не слишком успешны. Мне пришлось разработать новую методику, чтобы защитить наши вложения.

– Уж не в соответствии ли с вашей методикой вы проводите ночи напролет в игорных домах? И водите компанию с людьми с подмоченной репутацией? Может, вы уже забыли, что женаты? – Граф принялся ходить по комнате. – Если бы я знал, что вы поведете себя так, после того как принудили это бедное дитя к замужеству, воспользовавшись моим снадобьем из стеблей кактуса, называемого мексиканцами «пейот»… Но, клянусь перед Господом, я верил, что все это к лучшему. После всего пережитого она казалась такой спокойной, что я подумал: да, это дитя поможет вам стать другим. Никогда еще я не видел, чтобы вы были столь сильно увлечены женщиной. Но если вы причинили ей хоть малейший вред…

– Дорогой Дмитрий! Или мне называть вас дядей? За кого вы меня принимаете? За жестокого безумца? Моя очаровательная Вирджиния обладает всеми качествами, которые я надеялся обрести в женщине. Но даже если это и не так, неужели вы думаете, что я посмею нанести хоть малейший вред дочери нашего императора? Нет, вы ко мне несправедливы!

На губах князя Сарканова играла насмешливая улыбка, когда он покидал апартаменты графа. Но едва он уселся в модный фаэтон, улыбка исчезла.

Князь не терпел, чтобы вмешивались в его жизнь, ведь он уже не ребенок! Взбесило его и то, что он услышал совет, выраженный самым любезным тоном, – отправиться в Россию как можно скорее. Князь понимал, что это не совет, а приказ.

Доехав до дома на Вашингтон-стрит, князь швырнул вожжи лохматому мальчугану, словно выросшему из-под земли. Он открыл двери своим ключом, вошел и поднялся наверх. Газовые светильники ярко горели на улице. Судя по всему, в доме сенатора на Ринкон-хилл обед был уже в самом разгаре. Он предупредил, что задержится у графа Черникова, значит, лишних вопросов задавать не станут. Не то чтобы его очаровательная женушка уж слишком много спрашивала. Сегодня за обедом она, несомненно, продемонстрирует гостям новые серьги с изумрудами, а среди прочих гостей ждали и сэра Эрика Фотерингея.

Князь нахмурился, вспомнив не слишком приятную утреннюю сцену. «Нет!» – крикнула она ему, сверкнув своими зелеными глазами. Она не боялась выкрикивать ему и обвинения. Но рано или поздно он собьет с нее спесь. Князь представил ее себе такой, какой увидел впервые – самозабвенно исполняющей мексиканский танец. Потом вспомнил ее тело, почти сплошь покрытое синяками и ссадинами. Тело, которое до него принадлежало многим мужчинам. Утром ему понадобилась вся его воля, чтобы повернуться и уйти от нее. Он вовремя вспомнил, кто она теперь и какое место в ее новой жизни принадлежит ему, Ивану Сарканову.

Здесь, в комнате, обтянутой красным, где его ожидала женщина, которой он обладал, когда хотел, Иван Сарканов мог позволить себе быть тем, кем был на самом деле. Эта девушка, наполовину китаянка, в сущности, самая настоящая рабыня. Китайцы отвернулись от нее, поскольку считали ее отца «иноземным дьяволом». Красивая девушка! Ее длинные темные волосы струились по телу словно шелк и спускались ниже талии. Он требовал, чтобы она зачесывала их наверх и закалывала на макушке, когда он с особым усердием занимался с ней любовью.

Румянец вспыхнул на светлой коже князя Ивана, когда он пристально вгляделся в распростертое у его ног тело, сплошь – от плеч до бедер – покрытое следами его внимания. В некоторых местах ранки еще кровоточили, пачкая белоснежные простыни.

Она была его вещью, говорящим предметом удовлетворения похоти. И она обожала его – ведь именно он спас ее, вытащив из притона в китайском квартале, где ей предстояло обслуживать одного мужчину за другим всю ночь – и так на протяжении нескольких лет. Потом ее просто швырнули бы на корм акулам в залив – и концы в воду. Он купил ее три недели назад, и она, к его удивлению, оказалась девственницей. Более рослая, чем другие китаянки, она походила бы на дорогую фарфоровую статуэтку, если бы не свежие синяки на ее великолепной коже. Синяки, царапины и другие оставленные им следы показывали его полную власть над девушкой, но вместе с тем и то, что он, князь Сарканов, тоже нуждался в ней.

– Вставай! – Он швырнул кнут на пол, и девушка подняла его, скорчившись у самых ног князя в древнейшей из поз, символизирующих полную покорность господину. Она была покорна, безропотна, а значит, занимала подобающее ей место.

Дыхание с шумом вырывалось из груди Ивана. Чудовище, которое жило в нем, все еще не чувствовало себя насытившимся. Он взглянул на поникшую, дрожащую девушку.

– Вставай, шлюха, слышишь! Нет, – коротко бросил он, заметив, что она потянулась к тонкой шелковой тунике, сброшенной по его приказу. – Разве я позволил тебе одеваться? Теперь отправляйся и приведи ко мне своего брата. И не забудь прихватить ароматическое масло!..

Улыбаясь и не обращая внимания на слезы, струившиеся по щекам девушки, князь Иван начал раздеваться.

Впервые за долгое время князь Сарканов вернулся на Ринкон-хилл незадолго до полуночи. Они выпили с тестем по бокалу портвейна в библиотеке и коротко обсудили несколько деловых вопросов. Князь с некоторым удивлением отметил про себя, что сенатор Брендон несколько раз порывался начать с ним не слишком приятный разговор о его, князя Ивана, отлучках, но почему-то так и не решился.

Джинни, как сообщили князю, вернулась домой рано и сразу же ушла к себе, сославшись на головную боль.

– Возможно, ей нужно сменить обстановку, – с улыбкой произнес князь, откусывая кончик сигары. – Сэр Эрик собирался пригласить нас в свой загородный дом на полуострове, недалеко от местечка Ралстон. Попробую узнать, что Вирджиния думает об этом.

С этими словами он поднялся и направился к лестнице, а сенатор смотрел ему вслед.

Саркановым в доме сенатора предоставили отдельные спальни, объединенные гардеробной. Теперь князь быстро прошел через эту комнату, на ходу завязывая пояс расшитого халата. Дверь в спальню Джинни оказалась незапертой, да у нее и не было причин запирать ее.

Очень осторожно князь приподнял простыни, покрывавшие ее стройное тело. Какой плавный изгиб бедер и небольшие, прекрасные груди! Она подложила одну руку под подушку и зарылась в нее лицом. Джинни спала глубоким сном, по подушке разметались ее золотисто-медные волосы. По ее тихому, едва заметному дыханию князь понял, что перед сном она приняла еще один «магический» порошок. Итак, Джинни все еще пыталась распрощаться с прошлым.

Через минуту Иван снял халат, небрежно швырнул его в сторону и прилег рядом. Он натянул на себя простыни. Джинни шевельнулась и даже застонала во сне, но проснуться не смогла. Даже не прикоснувшись к ней, Иван лег на спину, закинул руки за голову и молча уставился в потолок. Мысли его, по-видимому, были приятными, ибо он улыбался.

Это улыбающееся лицо и увидела Джинни, открыв утром глаза.

– Когда…

– Вчера вечером, любовь моя. Я даже поставил перед собой цель – вернуться как можно раньше, но, увы, мне сказали, что ты уже легла из-за головной боли. Тогда я решил, что не обижу тебя, если лягу рядом.

Она замигала, словно пытаясь осмыслить его слова, но, едва попыталась двинуться, оказалось, что Иван прижал локтем ее волосы.

– Тебе бы не следовало…

– Не следовало что? Приходить к собственной жене и ложиться к ней в постель – ты это имеешь в виду? Но отчего же? Мы женаты – к тому же мне намекнули, что я слишком часто пренебрегаю своим супружеским долгом. Да и в самом деле, глядя на тебя и видя, как ты прекрасна, я начинаю понимать, что лишаю себя слишком многого.

Джинни удивленно посмотрела на улыбающегося князя Ивана, глаза которого, однако, оставались холодными и походили на кусочки зеленоватого стекла. Выражение этого лица она не могла разгадать. Джинни подумала, что, если князь попытается овладеть ею, а она станет сопротивляться, это будет выглядеть несколько театрально. Ее не покидало ощущение, что князь Иван хочет за что-то ее наказать, но за что?

– Дорогая, у тебя удивительное тело – стройное и упругое. Сомневаюсь, что на свете есть хоть один мужчина, способный устоять перед твоими чарами.

Когда князь Иван предавался с Джинни любви, в его манере поведения чувствовался автоматизм, хотя ласковые и даже льстивые слова, которые он нашептывал ей, несколько возбуждали ее. Джинни казалось, что даже в минуты страсти он не забывается и словно наблюдает за происходящим со стороны, отмечая ее реакцию. Хотя князь был весьма умелым любовником и старался доставить Джинни удовольствие, она внутренне от него отстранялась, стараясь сделать так, чтобы он побыстрее удовлетворил свою похоть и оставил ее в покое.

В это утро произошло то же, что и всегда: поначалу тело ее непроизвольно напряглось, когда Иван начал стягивать с нее рубашку, а потом Джинни закрыла глаза, предоставив князю полную свободу действий.

Джинни радовало, что князь Иван не страдает избытком воображения. Будь он изобретательнее, все только осложнилось бы. Но стоило ей подумать об этом, как князь схватил ее за плечи и перевернул на живот. Его ладони скользнули под ее торс и с силой сжали груди.

– Нет, Иван, нет! – Джинни изо всех сил старалась высвободиться, но он буквально пригвоздил ее к постели своим весом.

– Ну отчего нет, дорогая? Не сомневаюсь, что тебе уже случалось заниматься любовью подобным образом, – ты вовсе не невинное дитя, которое легко напугать. Перестань, Вирджиния, я не сделаю тебе больно – только не сопротивляйся.

Джинни зарылась лицом в подушки, чтобы не закричать от боли и унижения.

Когда все закончилось, Иван – теперь уже сама мягкость – сел на постели и стал нежно поглаживать ее:

– Не понимаю, почему человек не может немного пофантазировать в любви. Мне уже стало казаться, что ты начинаешь скучать! У тебя то и дело болит голова, так что же должен думать муж? Знаю, отчасти это связано с тем, что меня иногда не бывает по ночам дома, но ты должна понимать: то, что я делаю, я делаю для тебя, для нас. Но если ты предпочитаешь, чтобы я оставался дома и каждую ночь исполнял супружеские обязанности, что ж, я буду только рад этому приятному бремени.

Хорошо понимая, чего он от нее ждет, Джинни сухо сказала:

– Ну что ты! Нет нужды менять свои привычки. Раз уж дело касается бизнеса, поступай как знаешь. Ведь я тоже всегда чем-то занята и не ощущаю себя покинутой.

– Ага! – он убрал руку с ее бедра. – Значит, ты меня наконец поняла. Я так и думал! Ладно, с сегодняшнего дня будем жить так, как нас устраивает, согласна? А сплетники пусть займутся кем-нибудь другим. Что ты на это скажешь?

– Конечно, я согласна с тобой.

Их глаза встретились, и князь Иван все с той же улыбкой слегка коснулся ее лба губами.

Как только князь вышел, Джинни соскочила с кровати и бросилась к умывальному тазу, стоявшему за ширмой в углу комнаты.

Она изо всех сил терла кожу, словно смывая следы насилия и унижения. Через минуту ее тело покраснело от горячей воды и мочалки.

Боже, как же она презирала себя! И как усилились ее недоверие и ненависть к человеку, которого она называла своим мужем! Мысли теснились у нее в голове, она прижала ладони к вискам и прикрыла глаза. Все, что случилось с ней, по-прежнему казалось Джинни нереальным – ну разве может так неслыханно измениться жизнь всего за несколько месяцев? А ведь за это время она успела выйти замуж за человека весьма странного, которого почти не знала. Хуже всего, что он, как муж Джинни имел права на ее тело.

Тщательно одетая и свежая, с волосами, стянутыми на затылке зеленой лентой, Джинни завтракала с мачехой в небольшой комнате на первом этаже. Сенатор уже уехал на Монтгомери-стрит.

– Он обеспокоен, – пояснила Соня. – Ты же видишь, что происходит вокруг?

Стряхнув с себя привычную сонливость, Джинни заметила во взгляде Сони замаскированную враждебность.

– Какой смысл беспокоиться, если ничего не можешь предотвратить. Иногда куда приятнее просто не замечать реальности, – равнодушно проговорила Джинни.

Это равнодушие Соню и вывело из себя:

– Избегать реальности, подумать только! Так вот почему ты ходишь с таким видом, будто тебе на всех наплевать! Господи, Джинни, зачем ты создаешь эту искусственную дистанцию между нами!

С Соней определенно что-то происходило: ее голос, обычно спокойный, дрожал, а щеки пылали.

– Но на этот раз я скажу тебе все – нравится это тебе или нет! До сих пор я не задала тебе ни одного вопроса о том, как ты жила в Мексике с того памятного дня, когда тебя… нет, мне никогда не забыть того ужасного дня! А ведь мы с отцом ни единым словом не упрекнули тебя за то, что ты не написала нам ни одного письма, кроме того холодного и лишенного всяких родственных эмоций послания. А мы сходили с ума от волнения! Но и тогда ты нам соврала! Разве ты не понимаешь, сколько времени и средств потратил отец, чтобы найти тебя и обрести уверенность, что ты вернешься к нам в целости и сохранности! И вот теперь ты замужем за князем, который тебя боготворит и готов предоставить тебе все, что ты только захочешь, и все же ты… Ты когда-нибудь спрашивала себя, отчего Иван так много времени проводит вне стен этого дома? Или тебе на это тоже наплевать?

Пока Соня говорила, Джинни молчала, сжав зубы, но едва та умолкла, она со злостью посмотрела на нее и сказала:

– Да, наплевать! Мне вполне по душе моя теперешняя жизнь, если уж ты хочешь знать правду. Я бы с радостью осталась в Мексике, где была действительно счастлива, – во всяком случае, какое-то время. Но в мою жизнь вмешались какие-то люди. И вот теперь я замужем за князем. Только жизнь не сказка, дорогая Соня, и прости меня, если я пытаюсь по-своему избавиться от давящей скуки моего нынешнего существования.

Соня облокотилась о стол, и на ее щеках вспыхнул румянец.

– Хоть ты и говоришь, как взрослая светская дама, Джинни, ты все еще ребенок. Тебе только двадцать один год, а ты уже видела немало грязи. Думаешь, твой отец не обвиняет в этом себя? Но в этом есть и доля твоей вины. Сколько раз я говорила тебе: не флиртуй так откровенно с мужчинами, особенно с теми, кто способен на насилие и предательство. Таким был человек, похитивший тебя, и мне очень жаль, что его не убили тогда. Впрочем, уверяю тебя, если он наберется наглости и объявится поблизости от границы, его пристрелят без всякой жалости, как он того и заслуживает. Боже мой, Джинни, как ты… как ты низко пала! Иван поведал нам, как быстро этот Стив нашел предлог, чтобы избавиться от тебя. Да как ты могла подумать, что этот скот вдруг преобразится? Такие, как он, только и ждут момента, чтобы улизнуть от соблазненной ими женщины. И ради этого чудовища ты готова отвернуться от всех, кто спас тебя от унижений и самой дурной доли! Твой отец…

– Перестань, Соня! – Джинни вскочила. – Ни ты, ни отец никогда не знали меня. Кстати, если бы я оказалась дурнушкой, меня наверняка сплавили бы во Францию или постарались побыстрее выдать замуж. Так оно, кстати, и вышло – вы с отцом весьма преуспели! Князь Сарканов – какая великолепная партия! Но я-то вышла за Ивана по одной только причине – потому что была в состоянии шока, напугана и очень-очень несчастлива и… Боже! Я до сих пор не знаю, почему это сделала, – то ли перепила, то ли находилась под воздействием наркотиков. Но теперь это не имеет значения. Что сделано, то сделано. Но если бы отец не аннулировал наш брак со Стивом…

Как только Джинни произнесла это имя, у нее перехватило дыхание.

– После всего, на что он тебя обрек, я очень надеюсь, что его найдут и убьют! И это случится обязательно – ведь твой отец назначил за его голову награду в пятьдесят тысяч долларов! На свете немало мужчин, способных убивать не хуже, чем он. За такие деньги они пойдут на все!

Джинни смертельно побледнела.

– Но почему, – прошептала она, – почему вы так жаждете его смерти? Вы что, хотите отомстить за меня? Неужели вы воображаете… – Тут она истерически рассмеялась. – Нет, не верю… Неужели вы думаете, что он явится за мной и нарушит все ваши планы? Ах, вы боитесь, что, пока он жив, я могу бросить своего так называемого мужа и убежать к Стиву? Что ж, вы правы. Что это ты так напугалась, Соня? Разве тебе не доложили, что я уже успела прикончить двоих?

Соня с ужасом смотрела на нее, жалея, что некстати распустила язык. Но то, что произошло сейчас с Джинни, казалось ей совершенно невероятным.

– Господи, Джинни, как ты можешь… В этот момент в дверь тихо постучали, и в комнату вошел недавно нанятый сенатором дворецкий-англичанин.