Текст книги "Таинственная смерть брата Педро"

Рубен Дарио
Таинственная смерть брата Педро

* * *

Не так давно, будучи в одном из испанских городишек, мне случилось посетить монастырь. Приветливый священник, мой провожатый, показал мне все местные достопримечательности, а после повел на кладбище, где у могильной плиты, на которой было начертано: «Hie jacet frater Petrus»[1]1
  «Здесь лежит брат Педро» (лат.)


[Закрыть], произнес:

– Дьявол искушал его и погубил!

– Так уж и дьявол! Куда ему искушать на старости лет! – пошутил я и услыхал в ответ:

– Ошибаетесь! Именно дьявол, и новейшего образца – Демон Знания.

И священнослужитель рассказал мне историю брата Педро.

* * *

Злой дух, разжигавший жажду знания, терзал брата Педро. Худой – кожа да кости, измученный, бледный, он проводил дни и ночи в молитвах и ученых изысканиях (полагая, что таковые могут принести пользу монастырю, ему дозволили даже оборудовать лабораторию). Еще в ранней юности брат Педро занялся оккультными науками. Когда в разговоре ему случалось помянуть имена Парацельса[2]2
  Парацельс (наст, имя – Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм; 1493 – 1541) – немецкий философ, врач, алхимик.


[Закрыть] или Альберта Великого[3]3
  Альберт Великий (Альберт фон Больштедт; 1193 – 1280) – немецкий философ, теолог.


[Закрыть], глаза его загорались восторгом, а монах Шварц[4]4
  Шварц Бертолъд (1310 – 1384) – немецкий монах-бенедиктинец, изобретатель пороха.


[Закрыть] – тот самый, что смешал нам на горе серу с селитрой, – внушал ему величайшее восхищение.

Жажда знания подвигла брата Педро на изучение астрологии и хиромантии и отвратила душу его от мудрости, запечатленной в Священном Писанин. Любопытство, погубившее прародителей наших, завладело и его душой. Все чаще, захваченный очередными экспериментами, он забывал о молитве. В его распоряжении была монастырская библиотека – вся, без изъятия, ибо ему дозволялось читать любые книги, и в том числе те, авторы которых глубоко заблуждались, – так что в конце концов брат Педро вознамерился и сам заняться колдовством и начал с белой магии. К самому краю пропасти увлекла его жажда знания! И брат Педро позабыл, что знание – орудие Змия – крепит силу сатанинскую и отвращает от веры истинной, тверд в которой лишь тот, кому ведомо: «Initium sapientiae est timor Domini»[5]5
  «Начало премудрости – страх Божий» (лат.).


[Закрыть].

* * *

Благо неведения – священный дар. Но брат Педро не удостоился дара сего, о коем писал Гюисманс[6]6
  Гюисманс Жорис Карл (1848 – 1907) – французский писатель.


[Закрыть], не воссиял над ним нимб, озарявший некогда великих мистиков!

Богословы растолковали нам, что душа любящая угоднее Господу, чем душа, взыскующая знания. И оттого их, птиц Господних в сини небесной и сиянии звездном, их, осененных даром любви и милосердия, нищих духом, чистых сердцем, как голуби, и непорочных, как ирисы, запечатлел в своих «Витражах» Эрнест Гелло. И не случайно Жорис Карл, брат, взысканный всеми добродетелями и, помнится, удостоенный – несмотря на пагубную склонность к сочинительству – священнического сана, повествуя об обращении Дюрталя[7]7
  Дюрталъ – герой ряда романов Гюисманса.


[Закрыть], упомянул о райском сиянии, озарившем непосвященного – свинопаса, услыхавшего хоры ангельские. Но не ведал того брат Педро, а ведь верил он, как верят лишь искренне верующие!

Жажда знания терзала его и влекла к тайне, да с такой силой, что брат Педро и думать забыл о том, сколь греховно его неодолимое стремление постичь непостижимое, разгадать тайну мироздания. Сам дьявол искушал его. И брат Педро погубил свою душу.

* * *

Случилось это несколько лет тому назад. Попалась как-то брату Педро газета, в которой рассказывалось об открытии Рентгена – о лучах, просвечивающих тела и предметы, о пластинках, трубках, излучении и прочем. Там же был помещен снимок руки, сделанный в рентгеновских лучах, на котором явственно проступали все суставы и косточки, а рядом – другие снимки, являвшие взору недра непрозрачных предметов.

С тех пор брат Педро потерял сон и покой: его вера и жажда знания слились в едином кощунственном порыве… О, если б он мог добыть тот прибор, если б мог осуществить свой тайный замысел – поставить теологический и в то же время естествоиспытательский опыт! О, если б только добыть прибор!..

Не раз в часы общих молитв и бдений братья замечали горящий взор брата Педро, устремленный в пространство, не раз их поражала его отрешенность – печать древнейшего из грехов, извечного Адамова греха, погубившего у подножия древа прародителя рода человеческого. День и ночь думал брат Педро об одном, но так и не мог измыслить, как завладеть аппаратом. Все отдал бы он, бедный монах, ученый по зову сердца, только бы увидеть у себя в келье, в убогой своей лаборатории, этот наиновейший прибор и поставить ВОЖДЕЛЕННЫЙ ОПЫТ, который положит начало новой эпохе и станет вехой в истории науки и человечества!.. Что в сравнении с ним эксперимент Фомы Неверующего… Если люди уже запечатлевают на снимке невидимое глазу, значит, скоро они научатся запечатлевать и душу, а тогда… почему бы не попытаться заснять – с Божьей помощью – чудеса, видения и, наконец, Богоявление?

О, если бы у кого-нибудь там, где являлась Бернардетте[8]8
  Бернардетта – святая Бернардетта Субиру (1844 – 1879). В 1858 году ей, четырнадцатилетней пастушке из города Лурда (юго-запад Франции), неподалеку от местного целебного источника было явление Богородицы.


[Закрыть] Богоматерь Лурдская, оказался фотоаппарат! Если б прибор зафиксировал на пленке явление Святой Девы!.. Сколько неверующих обратилось бы к Господу, как торжествовала бы Церковь!

Такие мысли роились в голове бедного брата Педро, готового пасть жертвой Князя Тьмы.

* * *

И случилось так, что однажды, в тот самый час, когда надлежало молиться, а молитва не шла на ум, дверь в келью брата Педро отворилась и перед ним предстал монах со свертком, упрятанным в складки плаща.

– Брат мой, – сказал он, – слышал я, что тебе необходим чудесный наиновейший прибор. Вот он, бери.

И посетитель исчез, оставив сверток потрясенному брату Педро, который и не заметил, как из-под облачения, когда гость переступал порог, выглянуло козлиное копытце.

Немедля брат Педро принялся за опыты, от которых уже не мог оторваться. Сказавшись больным, он не ходил к мессе, забывал о молитве. Отец-настоятель отчитал его, но это не помогло. Скоро весь монастырь стал тревожиться о здоровье брата Педро, как о телесном, так и о душевном, ибо с каждым днем он становился все отрешеннее и завороженнее.

Одна мысль владела им безраздельно. Он испробовал аппарат на себе, просвечивал яблоки и вообще все, что попадалось под руку, клал в книгу ключ – и обнаруживал на снимке изображение ключа. И наконец в один прекрасный день, точнее – ночь…

Так вот, той ночью он НАКОНЕЦ решился осуществить свой ЗАМЫСЕЛ. Тайком, крадучись он пробрался в церковь, зашел в алтарь, устремился к дарохранительнице, открыл ее, схватил ломтик Тела Господня и кинулся к себе в келью.

На другой день отец-настоятель проводил в келью брата Педро самого архиепископа.

– Ваше преосвященство! Сегодня утром обнаружилось, что брат Педро скончался. В последнее время он несколько повредился в уме; должно быть, ученые занятия сказались. Хотите взглянуть?

И архиепископ поднял с пола фотопластинку, на которой был запечатлен распятый на кресте.