Текст книги "Полигоны смерти? Сделано в СССР"

Кто же прав?

Когда речь идет о специальных проблемах, профессионалу не стоит большого труда убедить малосведущего человека в своей правоте даже в самых сомнительных ситуациях. Он владеет информацией.

Об этом я не забывал, беседуя с сотрудниками Семипалатинского полигона, а тем более с его начальством. Все они были, вдобавок ко всему, люди военные, да еще на секретном (до той поры) объекте, вынуждены соблюдать строгую дисциплину и говорить то, что дозволено. Вдобавок они были заинтересованы в продолжении ядерных испытаний.

С другой стороны, и их противники, активисты «антиядерного движения» были, пожалуй, еще менее объективны. Они выполняли прежде всего политическую установку, ради чего подбирали любые, порой весьма подозрительные или даже заведомо ложные сведения.

Как же решить, кто из них прав или, во всяком случае, ближе к истине? Согласиться, что каждая сторона права по-своему и отчасти?

На этот счет есть верное замечание И.В. Гёте: «Говорят, что посредине между двумя противоположными мнениями лежит истина. Никоим образом! Между ними лежит проблема, то, что недоступно взору…»

В данном конкретном случае сталкиваются не просто мнения, а факты. Одни приводят утешительные сведения, подкрепляя их цифрами и статистическими выкладками. Другие делают то же самое, хотя и менее корректно, однако с показаниями свидетелей.

Академик А.Л. Яншин и А.И. Мелуа в книге «Уроки экологических просчетов» высказались на этот счет более или менее основательно:

«По заявлению Ю. Израэля, содержание в воздухе Семипалатинска долгоживущих радионуклидов (цезий-137, стронций-90) более чем в 1000 раз ниже предельных, установленных в нашей стране нормами радиационной безопасности значений, обусловленных не испытаниями, а глобальными радиоактивными выпадениями. Уровень радиации в этом районе не превышает фонового: 0,012 – 0,02 мР/ч. Содержание в почвах радионуклида цезия-137 находится на уровне 80 мКи/км2 и также связано с глобальными выпадениями. На ряде окружающих земель на глубине до 10 см несколько повышен уровень альфа-фона почвы, что свидетельствует об осадках 30–40 летней давности, когда атомные взрывы проводились в атмосфере.

Может быть, и успокаивает кого-нибудь эта информация руководителя важнейшего нашего экологического ведомства. Однако реальные данные состояния здоровья людей говорят о другом. Не могут исчезнуть последствия от взорванных здесь зарядов, суммарной мощностью в 2500 раз превышающих бомбу, сброшенную на Хиросиму.

Недавно под Семипалатинском работала комиссия, составленная из представителей самых разных ведомств. Каких только рекомендаций она не вынесла: снизить мощность взрывов, изменить конструкцию испытательных сооружений, увеличить глубину заложения зарядов… А надо бы запретить взрывы вообще – это отвечало бы всем требованиям».

Все бы хорошо, и хотелось бы согласиться с авторами, тем более с уважаемым академиком, если бы не возникали некоторые недоуменные вопросы. Мне даже кажется, что Александр Леонидович не прочел внимательно некоторые фрагменты этой книги, написанные то ли его соавтором, то ли вставленные сотрудниками.

Совершенно недопустимо сопоставлять мощность атомной бомбы, сброшенной на мирный город и погубившей более 100 тысяч человек, оставив множество искалеченных взрывом, и мощность зарядов, которые были испытаны на специально выделенной безлюдной территории. Такое сопоставление читатель невольно воспринимает с одинаковым возмущением. Он даже значительно сильней возмутится взрывами на полигоне, которые суммарно в тысячи раз мощнее той, хиросимской. Это совершенно недопустимая манипуляция эмоциями и рассудком читателя. Тем более массового (тираж книги – 20 000 экз.).

Авторы упомянули еще о жутких последствиях сейсмических толчков от подземных ядерных взрывов. Но это – тема особая, и ее мы затронем в главе 7.

Вообще-то все то, что написали А.Л. Яншин и А.И. Мелуа, судя по всему, взято из материалов, которые распространяли активисты движения «Невада – Семипалатинск». Но разве можно было им доверять? Не раз их ловили на подлогах и лжи. Почему бы не усомниться в том, что и в других случаях они не погнушаются ложью?

В принципе нельзя исключить некоторые недомогания, связанные с деятельностью полигона. Но они – не физические, а психические, вызванные постоянной пропагандой противников полигона, запугивающих местных жителей. Распространяемые ими слухи действительно должны были оказывать воздействие на людей, в особенности мнительных. Так и до самоубийства можно довести! Радиофобия – недуг опасный.

Конверсия или диверсия?

У меня сохранилась копия интересного документа, полученная от Ф.Ф. Сафонова. Это письмо от 3 июля 1991 года на английском языке на бланке международной организации «Врачи за предотвращение ядерной войны» и, по-видимому, связанной с ней «Международной комиссии врачей и экологов по исследованию медико-экологических последствий производства ядерного оружия».

Письмо начинается деликатно: «Дорогой Сергей! Я надеюсь, что Вы и Ваша семья живы и здоровы. Весь персонал в Бостоне шлет Вам самые теплые пожелания». А чуть ниже следует просьба собрать самые разнообразные сведения о районах, где идет добыча, переработка и использование радиоактивных веществ, в частности урана, трития, плутония. (Подчеркивалось: «Мы должны быть уверены, что любые деньги, израсходованные на работу комиссии как здесь, так и в Советском Союзе, не растрачены зря и потрачены только на получение информации». Деликатный намек на «любые деньги» надо понимать, как готовность оплатить по максимуму наиболее ценную информацию.)

Вот какие пожелания высказал американец Ральф Файн своему русскому коллеге (приведу выдержки из письма):

«Отчет о резервуарах – первоочередное значение.

1. Количество высокоактивных жидких радиоактивных отходов от операций по регенерации хранимых на каждом объекте (Челябинск, Новосибирск, Томск? другие?), включая объемы, радиоизотопный состав (включая Sr-90, Cs-137, Pu-239) и нерадиоактивный химический состав.

2. Размер, количество, типы и физический план резервуаров на каждом объекте.

3. Любая информация об утечках, происшествиях… и выпуске радиоактивных отходов, которые имели место с этими резервуарами, кроме происшествия в Кыштыме в 1957 году…

8. Подробности о текущем стекловывании высокоактивных отходов или планы по остекловыванию…

9. Добыча и очистка урана. По каждому объекту:

Краткая история (подробности об использовании заключенных), роль в военно-промышленном комплексе, размер, данные о производстве…

10. Переработка и обогащение урана. По каждому объекту:

Краткая история, роль в военно-промышленном комплексе, данные о производстве…

11. Урановые литейные производства…

Краткая история, роль в военно-промышленном комплексе, размер, данные о производстве…»

То же повторяется и по тритию, плутонию.

Трудно усомниться в том, что помимо всего прочего едва ли не главным было получить прямую или хотя бы косвенную информацию о советском военно-промышленном комплексе, производстве ядерного оружия. В конце письма вновь деликатно затрагивается вопрос об оплате перечисленных выше услуг:

«Мы понимаем, что потребуются средства, если будет достигнут успех. (Как видим, речь идет не о финансировании сбора информации, который, судя по всему, уже был оплачен, а о вознаграждении за проделанную шпионскую работу. – Р.Б.) Но мы не можем решать вопрос о средствах, пока не узнаем, чего можно ожидать с точки зрения результатов. И, конечно, мы не можем иметь дело с финансированием, пока не имеем представления об объемах и целях…

Как указывалось в моем послании Алексею, мы придаем большое значение обеспечению ваших потребностей в оборудовании связи в Иркутске».

Завершается письмо благодарностью в адрес Сергея и членов российской комиссии за передачу писем некого доктора Лоуна «президенту Горбачеву» и «Евгению Велихову».

Интерес американцев к сведениям о производстве в СССР ядерного сырья для ВПК был вызван вовсе не заботой о здоровье советских людей, а стремлением выведать засекреченные данные о военном потенциале нашей державы. Надо иметь в виду, что в США было проведено примерно в полтора раза больше атомных испытаний, чем в СССР. Значит, именно они усиленно готовились к ядерной войне.

Возникает вопрос: почему строго засекречиваются сведения о военном потенциале страны? На мой взгляд, прежде всего для того, чтобы скрывать свои слабости, тем самым запугивая вероятного противника своей мощью. Он вынужден выцарапывать по крохам соответствующие сведения, перепроверяя их, чтобы выяснить, где тут правда, а где хитроумная дезинформация.

Но, может быть, нам следовало показать США и Великобритании благой пример стремления к миру во всем мире? Для этого достаточно было прекратить в одностороннем порядке производство и испытание ядерного оружия и вообще «перековать мечи на орала», перевести наш непомерно огромный военно-промышленный комплекс на производство мирной продукции, столь необходимой для населения страны. Освободившиеся гигантские суммы пошли бы на финансирование сельского хозяйства, социальных программ, короче говоря, на благо и радость многострадального советского народа.

Примерно так убеждали наш народ «прорабы перестройки» и последовавшие за ними реформаторы, в частности Е.Т. Гайдар. Казалось бы, прекрасные намерения. Тогда стало модным в СМРАП (средства массовой рекламы, агитации и пропаганды) слово «конверсия», переводимое как «обмен, превращение, перерасчет», но в данном конкретном случае призванное обозначить переход военных предприятий на выпуск товаров ширпотреба.

Что можно возразить против такой замечательной идеи? Ведь в этом случае для народа двойная выгода: получают много дешевых товаров массового пользования и вдобавок оздоровляется окружающая среда от вреднейших отходов военного производства, включающих и радиоактивные.

Мне довелось беседовать на эту тему с Генеральным конструктором ОКБ им. А.И. Микояна академиком АН СССР, дважды Героем Социалистического Труда Р.А. Беляковым. Его ОКБ проектировал новейшие и лучшие в мире МиГи. Оказывается, им пришло указание «свыше» переориентироваться и делать что-то вроде кастрюль. От боевой – к бытовой технике. Соответственно сокращались ассигнования. Многие специалисты стали уходить из ОКБ.

Еще более озадачила меня другая его откровенность: на значительный срок задерживалась продажа Индии партии МиГов стоимостью в сотни миллионов долларов. Р.А. Беляков объяснял это нерасторопностью чиновников. Но у меня возникло другое предположение: а почему бы американцам не сделать все возможное для того, чтобы Индия закупала не наши боевые самолеты, а их «Фантомы» или еще что-то?

Получалось нечто похожее не на конверсию, а на диверсию в государственном масштабе. (Напомню: слово «диверсия» переводится как отклонение, отвлечение и предполагает несколько значений. 1) Военная операция, маневр с целью отвлечения противника от места нанесения главного удара; 2) вид подрывной деятельности; 3) в идеологическом аспекте – метод пропаганды с искажением фактов, распространением ложных слухов, идей и сведений.)

Военно-промышленный комплекс СССР действительно понес колоссальные потери. И в результате… Кто не знает, что вышло: столь же сильно пострадало все народное хозяйство; появились миллионы безработных и обкраденных; народ стал жить значительно хуже, чем раньше. Американцы сумели простейшим образом потеснить своего главного конкурента в мире по сбыту продукции военной промышленности.

Но, может быть, такой ценой в «свободной» России несравненно оздоровилась природная обстановка?

Самое удивительное, что этого не произошло, несмотря на значительное сокращение промышленного производства. Почему? Догадаться нетрудно: экологический контроль за предприятиями разом ослаб, крикливые до истерики «экологисты» вдруг притихли, словно достигли своей цели, которая оказалась сугубо политической и разрушительной, а для новых частных владельцев предприятий главнейшим было получение доходов, а вовсе не охрана природы.

…А теперь напомню о том, что в СССР уже проводилась конверсия, причем в огромных масштабах. Уже в конце 1945 года И.В. Сталиным была поставлена перед директорами крупнейших военных заводов задача о будущем переходе на мирную продукцию. Одновременно началась идеологическая подготовка к этому.

Обратимся для примера к многотиражному журналу «Техника – молодежи». В нем тогда открылась рубрика «Окно в будущее» о полуфантастических проектах развития науки, техники, производства. Еще продолжалась чудовищная мясорубка Сталинградской битвы, еще нельзя было точно предугадать, когда и как закончится война, а «ТМ» предлагала читателям подумать о мирном и счастливом будущем.

Так подготавливалась конверсия военной промышленности СССР. У людей пробуждалась или укреплялась уверенность в победе. Мало кто тогда слыхивал о слове «конверсия», не проводилось громко-торжественных кампаний по переводу промышленности на мирную продукцию. Зато были понимание необходимости этого процесса в ближайшие годы и сильная власть, способная выполнить такую задачу быстро и деловито. Наконец, был народ, любящий свою Родину и объединенный желанием отстоять ее. И это не пустые слова. Миллионы людей шли на смерть, переносили неимоверные тяготы и лишения. Моральный дух народа не был сломлен, несмотря на страшные поражения первых месяцев войны, потери обширных и богатых территорий.

В 1944 году обложка «ТМ» стала красочной. Содержание журнала как бы предваряло наступление мирного времени. Рассказывалось о лампах дневного света, геликоптерах (причем именно о мирных профессиях вертолетов), стереокино, высокочастотном транспорте, стробоскопах, позволяющих фотографировать стремительно движущиеся объекты (на снимке: момент попадания пули в электролампу), космических лучах, телемеханике…

Странным образом журнал в разгар сражений выглядел менее милитаризованным, чем в довоенное время. Появились даже фантастические рассказы зарубежных авторов – Р. Хайнлайна, А. Каммера, а также «Тайна горного озера» И. Ефремова, будущего классика советской научной фантастики. Традиционное «Окно в будущее», можно сказать, распахнулось настежь и надолго. Победный 1945 й «ТМ» встретила в «штатском». Конверсия для журнала к тому времени уже завершилась. Читателю предлагалось осваивать новые рубежи научно-технического прогресса. Советский народ уверенно смотрел в грядущее.

Так было тогда. А что стало после перестройки и реформ?

Солнце под землей

Некогда руководители нашей страны стремились быть «впереди планеты всей» в космических исследованиях, атомной военной мощи и в приручении «мирного термояда». Потратили на это сотни миллиардов рублей, массу сил и средств, построили соответствующие объекты и научно-технические комплексы.

Добились немалых успехов – с надрывом для народного хозяйства и ущербом для родной природы. И вдруг стали пресекать и запрещать то, что прежде воспевали, преисполняясь законной гордости.

Бросаться из одной крайности в другую – неумно, ненормально, вредно. Надо иметь в виду и то, что первая крайность определялась государственной необходимостью, а вторая – интересами Запада, в первую очередь США. Причем у противников ядерных испытаний и атомных станций главное оружие – психотронное. Они используют экологические темы в политических целях.

Обратим внимание на характерное признание Ф.Ф. Сафонова: оказывается, он своевременно уведомил руководителей партии, председателя КГБ о необходимости принять меры для защиты Семипалатинского полигона от клеветнических нападок противников не только его, но и единства СССР. Ответа не было. Значит, Горбачев и его команда были заодно с врагами полигона и Советского Союза.

Какие имеются разумные доводы в пользу продолжения подземных атомных взрывов?

Для военных целей. Атомное оружие повсеместно не запрещено. Его приходится проверять и совершенствовать хотя бы ради безопасного хранения.

Для народного хозяйства. Как известно, взрывы метана на кузбасских шахтах унесли десятки человеческих жизней. В Донбассе после десятилетнего перерыва начались «метановые катастрофы». Последняя стоила жизни более чем ста шахтерам. С этой бедой можно бороться с помощью подземных атомных взрывов.

Или другой аспект: можно «омолаживать» истощенные месторождения нефти с помощью искусственных землетрясений. Из-за сейсмического удара в полускальных горных породах возникают трещины, по которым так называемая микронефть «всплывает», накапливаясь в структурных «ловушках» (обычно – в куполах антиклинальных складок, выпуклых кверху), а из песчаных пород этот удар «выжимает» её.

Для научно-технических исследований. Как бы мы ни относились к атомной энергии, отдадим должное человеческому гению: это же настоящее чудо – солнце под землей!

И вряд ли можно надеяться, что удастся «закрыть» не просто испытательные полигоны, а само техническое освоение ядерного распада. Необходимо надежно использовать подземное солнечное пекло на благо людям.

Американцы ведут секретные исследования способов получения энергии сериями атомных микровзрывов. Подобные теоретические разработки есть и у нас. Существуют и другие варианты энергетики XXI века. Прекратив соответствующие научные разработки, мы останемся на задворках современных технологий даже в такой «нашей» области, как атомные исследования.

Имеется еще одна важная проблема – преувеличенная боязнь радиационной опасности, бездоказательное сваливание на нее многих наших бед и безобразий.

Не более одного процента населения Казахстана испытывало сколько-нибудь серьезные неприятности от подземных атомных взрывов. А какие страсти разжигали националисты и, можно сказать, «американисты» в первую очередь из движения «Невада – Семипалатинск» по поводу Семипалатинского полигона!

Можно возразить: эти люди в меру своих сил и ограниченности своих знаний боролись за здоровье казахского народа. Они могли ошибаться, но их цель была благородна.

Трудно согласиться с таким доводом. По-моему, о своем народе они заботились позорно мало. Более того, ориентировали его не на улучшение гигиены и санитарии, не на реальную экологическую безопасность, а на мнимую, несравненно менее существенную.

Поясню. В то время, когда эти активисты разворачивали кампанию против Семипалатинского полигона, едва ли не во всех городах и поселках республики люди изо дня в день пили недостаточно чистую воду, дышали загрязненным воздухом, употребляли в пищу растения, отравленные ядохимикатами.

Многие труженики продолжали жить в антисанитарных условиях, испытывать острую нужду в медикаментах и полноценном питании. Вот о чем следовало бы позаботиться тем, кто с такой яростной клеветой твердил о сомнительных ужасах Полигона.

Ну а чем же тогда объяснить аномально большое число врожденных уродств и многие заболевания местных жителей?

На мой взгляд, надо обратить внимание на характер генетических аномалий. Подобные прежде встречались и у жителей Западной Европы в связи с употреблением, в частности, некоторых лекарственных препаратов. Землетрясения, тем более редкие и слабые, тут совершенно ни при чем.

Как известно, развернутая в хрущевские времена кампания по химизации сельского хозяйства привела к тому, что немалая часть населения СССР (не только Казахстана) стала употреблять в пищу не вполне чистые продукты, например рис. В степях Казахстана животноводы использовали ДДТ для борьбы с насекомыми.

О том, что этот химикат ядовит, опасен и вызывает генетические аномалии, если им и разъясняли, то недостаточно постоянно и убедительно. А ДДТ имеет особенность накапливаться в организме, переходить в жировые ткани, воздействовать на молекулы, несущие генетическую информацию, искажая её. Вот и рождались дети с врожденными дефектами.

…Нет, не о благе своего народа и не об экологической безопасности своей республики заботились противники Семипалатинского полигона. Вольно или невольно они выполняли установку правительства США на дестабилизацию обстановки в Советском Союзе, на вражду между нашими народами, на ослабление ядерной мощи нашего государства.

Полет на ядре

В завершение этой главы хочу обратить внимание читателя на малоизвестный факт, относящийся к теме радиационной безопасности. В период перестройки у нас появилось немало людей, которых уверили в том, что Советский Союз был подобием дикаря, размахивающего ядерной дубинкой на страх всем народам, и прежде всего своему собственному.

(Напомню: использовали атомную «дубину» только США, они же угрожали пустить ее в действие, даже подготовив секретные планы атомной бомбардировки десятков наших городов.)

Как было в действительности, можно отчасти судить по тому, как у нас был подготовлен «полет на ядре». Об этом я узнал полтора десятилетия назад. Нет, в СССР не собирались повторить подвиг барона Мюнхгаузена. Хотя некоторая фантастичность была в проекте, который начали в полнейшем секрете разрабатывать почти полвека назад. В наше время подобным образом намечается добраться до Марса.

Конечно же, имеется в виду не пушечное ядро, а распадающиеся ядра – атомные.

…В XX веке научно-технический прогресс во всем мире шел как бы двумя параллельными путями: тайным и явным. В нашей стране «открытые» ученые, крупнейшие инженеры выступали по радио и телевидению, о них писали журналисты. Страна знала своих замечательных интеллектуалов, славила их, награждала.

Однако существовал и другой, незримый поток идей и разработок. Именно он приносил самые яркие – в прямом и переносном смысле – сенсации: взрывы атомных бомб, взлеты космических ракет. «Закрытых» специалистов обслуживали крупнейшие промышленные комплексы, научно-исследовательские центры, целые города, не нанесенные на топографические карты.

Об одном из удивительных достижений «секретной» науки и техники мне довелось услышать в Перми на предприятии «Авиадвигатель». Здесь создали «железное сердце» знаменитого боевого МиГа.

Можно было ожидать, что у тех, кто способен сконструировать высококлассный авиадвигатель – сгусток новейших технологий, инженерных решений, – есть в запасе немало историй о смелых идеях, фантастических проектах. Однако в случае, о котором пойдет речь, пермяки едва ли не первыми в нашей стране потерпели сокрушительное поражение на «экологическом фронте».

…В 50 е годы тема мирного использования атомной энергии была очень модной. В научно-популярных журналах с вполне обоснованной гордостью сообщали о первой в мире нашей АЭС. Весьма интересные сведения содержались и о перспективах космонавтики. В частности, А.А. Штернфельд утверждал, что «искусственные спутники Земли обязательно будут использоваться как строительные площадки для космических кораблей» с атомными двигателями. И давалось пояснение: «Запуск таких ракет с поверхности земли может иметь нежелательные последствия ввиду их радиоактивного действия. Старт же с искусственного спутника позволит избежать действия ракетной струи на земную поверхность и атмосферу».

Отметим уникальную для того времени ссылку на вредные экологические последствия крупного технического проекта. Ведь и в более поздние годы наши «закрытые» ученые и «оборонщики» считали возможным проводить атомные исследовательские взрывы в атмосфере. Большинство специалистов явно недооценивало радиационную опасность. Наконец, учтем строжайшую цензуру, которой подвергалась любая информация, связанная с атомными и ракетными проектами. Критические замечания в адрес подобного двигателя, видимо, вообще появились только потому, что он представлялся для «блюстителей тайны» слишком уж экзотическим, если не сказочным.

Но именно тогда несколько инженеров-конструкторов из пермского «Авиадвигателя» преисполнились решимостью «сказку сделать былью». Возглавлял их Н.М. Цыпурин. Он был уверен, что вполне возможно реализовать дерзкую идею авиационного атомного мотора. Предназначался он по первоначальному замыслу для стратегической авиации.

В 1959 году для разработки этой идеи в столичный НИИ-1 из Перми прибыла группа молодых инженеров (В. Блинов, Т. Васина-Семенова, П. Гонин, В. Диканев, А. Зотов, В. Копотев, Ю. Рыбакин, Ю. Хлебников и другие). Научным руководителем проекта был назначен М.В. Келдыш – будущий президент АН СССР. После первых встреч он убедился, что к энтузиазму авиаконструкторов необходимо добавить знания по ядерной физике и соответствующим технологиям. Решено было действовать так: с утра разрабатывать проект, а вечером слушать лекции.

Похоже, каждый из группы находился «под колпаком» (проект был строго секретным). Когда к одному из них у гостиницы «Останкино» обратились индусы с просьбой сфотографироваться вместе (он благоразумно отказался), то несколько позже ему пришлось доказывать «компетентным органам», что пятнышко на лбу у него от рождения, а на языке хинди он знает лишь популярное «хинди руси пхай, пхай». Все быстро утряслось.

…Принципиальная схема двигателя была не слишком сложна. Его основу составляли тепловыделяющие элементы – ТВЭЛы: графито-урановые стержни, которые пронизаны капиллярами, изнутри покрытыми радиоактивными изотопами.

Жидкое топливо, нагретое энергией радиоактивного распада, поступало в камеру сгорания, вспыхивало, и струя раскаленного газа создавала реактивную тягу. Но «гладко было на бумаге»! Постоянно возникали трудные вопросы: как сделать графитовые ТВЭЛы способными выдерживать высокие давления? Как обеспечить необходимый температурный градиент по сечению реактора? Как надежнее регулировать ядерный процесс? Как избежать аварийных ситуаций? Какие использовать материалы, способные противостоять интенсивному облучению?..

Обсуждения и споры продолжались до поздней ночи. А утром – снова за работу. Келдыш шутил: «Вот уж эти пермяки: уши соленые, а головы светлые!»

За несколько месяцев удалось решить все главные проблемы, провести расчеты компоновки схемы. И в один прекрасный день – указанный в задании – проект представили на «высший суд» авторитетнейших специалистов.

Совещание вел И.В. Курчатов. Присутствовали: С.П. Королев, В.П. Глушко, М.В. Келдыш и другие знатоки космической, авиационной и атомной техники. Интерес к оригинальной разработке был огромный.

Докладывал Цыпурин. Затем началось обсуждение. Подчеркивались сильные, а также уязвимые и недоработанные стороны проекта. Но в общем он оценивался как весьма перспективный.

– Такие бы двигатели да на ракету! – сказал Королев. – Тогда и Луна и Марс – в наших руках.

Заключительное слово произнес Курчатов. Худой, с болезненным, желтым лицом, он окинул зал пронзительным взглядом:

– Работа выполнена большая, грамотно и основательно. Пермяки молодцы. Однако есть одно «но»… Вы подумали о защите населения, на головы которого падут радиоактивные выбросы двигателя?

В принципе разработчики поднимали этот вопрос и намечали некоторые конструктивные решения для уменьшения количества этих выбросов. Но Курчатов категорически заявил:

– Ни грамма радиоактивных веществ в атмосферу!

Он был непреклонен. Не поддержал предложение о создании опытного образца и проведении испытаний в атмосфере. Рассуждал так: «Представьте себе, что конструкция двигателя будет удачной. И тогда вслед за экспериментальным самолетом полетят другие. В мире начнется гонка ядерных моторов. А что делает радиация с человеком, я знаю на собственном печальном опыте… Придумайте надежную систему защиты, иначе моя рука не поднимается дать «добро» проекту».

На том и порешили.

Группа вернулась в Пермь. Работа над атомным авиадвигателем продолжалась. Теперь главным образом искали теоретические и конструктивные решения проблемы нейтрализации вредных отбросов. Разрабатывались специальные замкнутые контуры, фильтры. Система эффективной защиты получалась сложной и тяжелой, что сводило на нет все преимущества такого двигателя перед обычным. А вскоре, в 1960 году, умер Курчатов. Хрущев не поддержал идею развития стратегической авиации, на которую, в сущности, и был рассчитан пермский проект. Работы над атомным реактивным мотором были прекращены, группа расформирована, а увесистые тома отчетов оказались наглухо замурованными в спецархивах.

Так закрылась одна интересная страница в истории отечественной авиационной техники. Рассказал ее мне участник событий Павел Карпович Гонин. По его словам, накопленный опыт «мозгового штурма», поисков неординарных решений пригодился участникам группы в дальнейшем при создании высококлассных самолетных моторов.

Возможно, это был первый в нашей стране крупный инженерный проект, «зарубленный» по соображениям экологической безопасности (имея в виду слова Курчатова). Тем не менее он возродился через четверть века.

…В Москве, в одном из отделов Российского научного центра Курчатовского института, стоит сравнительно небольшой – в полтора человеческих роста и в три обхвата – аппарат: физическая модель ядерного реактивного двигателя. Предполагается, что примерно такой будет на пилотируемом марсианском комплексе.

По мнению одного из разработчиков аппарата, В.А. Павшука, только использование атомной энергии позволит совершить космический перелет продолжительностью 665 суток, побывать в течение месяца на орбите искусственного спутника Марса и вернуться на Землю. Данная установка создаст реактивную тягу для преодоления силы земного притяжения и последующих маневров, а также обеспечит бортовые системы электрической и тепловой энергией.

Преимущества полета «на ядре»: максимальные мощности при минимальных размерах (в сравнении с установками других типов), наиболее компактное топливо – твердый раствор карбидов урана, ниобия, циркония. Наименьшая масса одного модуля: 50–70 т (предполагается использовать связку из 3–4 модулей). Общая масса пилотируемого комплекса порядка 1000 т. Его сборка будет производиться на околоземной орбите. Отсюда же он стартует в межпланетный полет. Тем самым исключаются любые вредные экологические влияния на биосферу.

Можно было бы считать создание проекта ядерной энергодвигательной установки для полета к Марсу достойным завершением давнего начинания молодых энтузиастов из «Авиадвигателя», если бы не одно обстоятельство: никто из пермских конструкторов не знал о современных разработках реактивного ядерного двигателя, а создатели марсианского комплекса не были знакомы с проектом пермяков.

Так проявляется одна из непривлекательных черт «закрытой науки»: разобщенность усилий творческих коллективов, если они не сорганизованы свыше. Хотя, конечно же, накопленный интеллектуальный потенциал повышает общий научно-технический уровень страны. В этом смысле даже погребенные в архивах и забытые труды косвенно сказываются на квалификации специалистов. Формируется атмосфера, благоприятствующая высокому профессионализму, постановке и решению сложнейших проблем.