Текст книги "Биржевой роман"

Глава 5. Между эмоциями и рассудком

Удивительно, но факт. Только к концу 1974-го года, то есть на 5-ый год своей причастности к фондовому рынку, я осознал важность психологической подготовки для биржевого успеха.

Вплоть до того времени все мои мысли целиком были заняты премудростями фундаментального и технического анализа. Кроме того, в торгах мне где-то сопутствовала удача. Поэтому о психологических моментах рыночной игры я даже не задумывался…

Однако колоссальное нервное напряжение на бирже всё-таки не прошло для меня бесследно. Изначально несколько до боли обидных проигрышных сделок подорвали мою веру в собственную, казавшуюся непогрешимой, систему. Затем, преследуемый неудачами, я начал копаться в себе, изнемогать от внутренней борьбы, иногда срываться и совершать не вполне обдуманные торговые операции, вследствие которых стал терпеть ещё большие убытки…

На моё счастье рядом со мной был мудрый учитель – дядя Билл. Он всегда был взвешен и спокоен, эмоции обходили стороной этого неординарного человека…

– Майкл, не переживай из-за случившихся проигрышей. Но не заигрывайся. Проиграть не страшно, это – часть нашего бизнеса. Без поражений не бывает побед. Страшно – играть без системы и, проиграв, желать отыграться во что бы то ни стало. Не позволяй эмоциям взять над тобой вверх, иначе работа-игра на фондовом рынке станет для тебя просто игрой. Ты должен либо строго следовать своей системе ведения торгов, либо не играть вообще…

Дядя Билл был, конечно, прав. Эмоциональные всплески бесполезны в рыночной игре. Ведь биржа – это место битвы не чувств, а интеллектов… Мне надо было взять себя в руки, и спокойно разобраться во всех своих ошибках.

– Ты переживаешь переходный период, Майкл, – дядя Билл, как никто другой, понимал моё состояние. – Но он пройдет – даже не сомневайся. Если же ты хочешь углубиться в первостепенные причины своих проигрышей, то задумайся над одним вроде бы далёким от биржи вопросом: Кто больше совершает аварий – водители автомобилей со стажем до 1 (одного) года, от 1 года до 2 (двух), или от 2-х до 3-х лет? – дядя Билл в упор посмотрел на меня довольный образностью своего сравнения.

– Минуту назад я бы ответил, что со стажем до 1 года, – улыбнулся я.

– И, конечно, ошибся бы, – улыбнулся в ответ дядя Билл. – Согласно статистике больше всего аварий совершают не новички, а те, кто имеет опыт вождения именно от 1 (одного) года до 2-х лет. В этом заключён очень глубокий смысл, который выходит за рамки дорожного движения…

– Я понимаю ход твоих мыслей. Суть в том, что начинающие водители, как и новички на бирже, предельно осторожны. Они зачастую перестраховываются. И… очень уважают правила и знания.

– Да, именно так, Майкл. Новички всегда очень внимательны. Они со всей серьёзностью относятся к событиям, происходящим вокруг. Однако затем, проехав определённый промежуток времени без аварий и инцидентов, они начинают мнить себя истинными ассами. Им уже кажется, что они достаточно опытны для того, чтобы позволить себе рисковать, и более профессиональны, чем это есть на самом деле. Дорога, которой их пугали, оказалась не столь страшна. Поэтому у новичков возникает эйфория. Они думают, что освоили многое из того, что им было нужно. Это называется иллюзией опыта…

– И это приводит к ошибкам…

– Да, неизбежно. Статистика в данном случае тебя не обманывает.

– Мне кажется, дядя Билл, что когда я только появился на бирже, я и волновался гораздо меньше.

– Это неудивительно, Майкл. Новички на рынке часто переживают гораздо меньше, чем опытные трейдеры. Так как им пока невдомек, на какие сюрпризы способен рынок, и чего именно стоит опасаться. Да, и нервы тоже со временем изнашиваются. Иметь крепкие нервы – это половина успеха на бирже.

Разговор с дядей Билом, как всегда, оставил после себя богатую пищу для размышлений. Мне не хотелось пройти до конца путь возомнившего себя ассом водителя…

– Я думаю взять тайм-аут, и не торговать пока на фондовом рынке, – в один день внезапно решил я.

– Мудрое решение, Майкл, – одобрил дядя Билл. – Тебе будет полезно побыть одному, и понаблюдать за биржевыми торгами со стороны…

Где-то около месяца я вообще не появлялся на Нью-йоркской Фондовой Бирже. Впервые за неполные 5 лет у меня появилось много свободного времени. Я посвятил его чтению, но уже отдавал предпочтение книгам, связанным, так или иначе, с психологией торгов…

Вернувшись на Нью-йоркскую Фондовую Биржу, я, чтобы не поддаваться эмоциям, старался, как можно реже, смотреть на табло. Но, как и раньше, много общался с дядей Биллом, который продолжал давать мне очень ценные, дельные советы.

– Одна из твоих главных ошибок состоит в том, Майкл, что ты слишком сфокусирован на прибыли. И категорически не приемлешь убытки. Ты, наверное, Майкл, обращал внимание на то, насколько тяжело психологически закрывать сделку с убытком. Как будто бы всё твоё естество восстаёт против этого. И не так уж важна величина убытка. Вот, например, у тебя активны 2 сделки – одна в минимальном плюсе, другая в незначительном минусе. Какую из них ты предпочёл бы закрыть?

– Ту, что в плюсе, – незамедлительно ответил я.

– Так скажут многие, но это вовсе не значит, что это верно.

– Почему, дядя Билл?

– Потому что та сделка, что была в плюсе, могла обладать ещё большим выигрышным потенциалом. Закрыв её, ты, возможно, расстался с курицей, несшей тебе золотые яйца. А сделка, что была в минусе, могла, напротив, быть изначально неудачным выбором. И потому целесообразным было бы закрыть именно её, зафиксировав минимальный убыток…

– Ты хочешь сказать, дядя Билл, что настоящим профессионалом в трейдинге можно назвать только того, кто может признаться самому себе в собственных ошибках, – задумчиво произнёс я.

– Да, я это имел в виду, Майкл. Хотя выигрывать, конечно, намного приятнее. Но это эмоции, тебе же нужно видеть всю картину в комплексе…

Несколько дней я переваривал сказанное дядей Биллом. Действительно, мой подход к делу не был достаточно профессионален. Мне необходимо было продолжать учиться. Прежде всего, умению держать себя в руках…

– Если полноценно использовать технический анализ, то проблем с психологией не возникает, – убеждал меня Джонатан. – Вот, я, например, выработал чисто механический вариант трейдинга. Вхожу в рынок и выхожу из него только согласно своим техническим индикаторам и сигналам. Не оставляю даже маленькой лазейки для субъективного подхода. Делаю только то, что мне надлежит делать.

– Это всё до той поры, пока у тебя всё складывается удачно. Когда же случаются проигрыши, тогда и начинаются сомнения и терзания, и ты впадаешь в психологическую яму, – отвечал ему я.

Я не был апологетом технического анализа. В своей деятельности я, будучи учеником дяди Билла, опирался больше на фундаментальный анализ фондового рынка.

– Майкл, момент для входа в рынок определить не так уж и просто, но всё же это значительно проще, чем определить момент выхода из него, – слова дяди Билла отпечатались в моей памяти.

– Выигрывая недостаточно много, торопясь с закрытием сделки, ты обрекаешь себя на проигрыш. Терпение и ещё раз терпение будет твоим ключом к успеху, – дядя Билл, редкий случай, был одинаково силён и как теоретик, и как практик биржевых торгов.

– Но где взять это терпение? – вздыхал я.

– Тебе может показаться странным, но самое главное во время биржевой игры это – не думать о деньгах. Да первым долгом ты должен забыть про то, что акции или товары это – деньги. Ты должен внушить себе, что всего лишь решаешь конкретную логическую задачу. Лично я никогда не говорю себе, что выиграл, например, 100 долларов. Вместо денег у меня в голове одни пункты – я думаю только о том, на сколько именно в пунктах изменилась цена…

Дядя Билл продолжал философствовать на тему акций: – Я давно обратил внимание, Майкл, на то, что людям гораздо легче решиться на покупку, чем на продажу акций. Это объяснимо тем, что покупка сама по себе как бы более естественна для человеческой природы, чем продажа. Со временем инвестор сродняется с тем, что окружает его, прирастает к тому, что у него есть. Ему становится психологически тяжело расставаться с ценными бумагами, и начинать новую биржевую жизнь…

Помимо дяди Билла, на Нью-йоркской Фондовой Бирже был ещё один человек, терпеливо обучавший меня тому, что касалось психологии биржевых торгов. Это был трейдер, которого все звали «психолог Гарри». «Психолог Гарри» был закадычным другом «хаоса Шона». Прозвище своё он получил за чрезмерную страсть к психологическим трюкам и изыскам. Он любил разглагольствовать о важности психологической подготовки, но при этом сам нередко оказывался жертвой излишнего биржевого напряжения…

– Не удивлюсь, если узнаю, что «психолог Гарри» сам навещает психолога, – со снисходительной улыбкой говорил мне про него брокер Том.

«Психолог Гарри» был импозантный мужчина средних лет, склонный к проявлению внешних эффектов. Всегда одетый с иголочки, он излагал на фоне дыма дорогих сигар свои замысловатые психологические истории.

Любимой его притчей была история про 10-долларовый портсигар, который можно продать на своеобразном аукционе за 100 и более долларов, если, конечно, соблюсти два условия… Во-первых, это бонус в 10 долларов, который получает покупатель, победивший в аукционе. А во-вторых, самое главное, это штраф в размере предложенной ставки, взимаемый с участника аукциона занявшего второе место. Таким образом, получается, что победителю выгодно заплатить за 10-долларовый портсигар до 20 долларов, так как 10 долларов всё равно возвращаются ему в виде бонуса. Быть же на втором месте невыгодно с самого начала торгов. Поэтому постепенно в процессе аукциона отсеиваются те, кто понимает, что имеется мало шансов занять первое место, и боится оказаться вторым. В любом случае, в конечном итоге, в игре остаются 2 человека. Когда цена достигает 20 (двадцати) долларов, они начинают бороться, в сущности, за то, кто проиграет меньше. Допустим, ставка первого участника – 22 доллара, а ставка второго – 21. Значит, первый проигрывает 2 доллара (22 минус цена портсигара (10) минус бонус (10)), а второй – 21. Поэтому второй участник для того, чтобы проиграть меньше продолжает поднимать ставку2424
  В экономической литературе подобный эффект часто называется парадоксом Базермана, в честь профессора Макса Базермана.


[Закрыть].

В этой притче вся суть фондового рынка. Сначала люди борются за выигрыш, а затем незаметно для самих себя сталкиваются с неизбежностью большого проигрыша.

– Понимаешь, Майкл, – говорил мне «психолог Гарри», окутанный в клубы табачного дыма, – биржа очень сложный механизм. Причём в ходе торгов ярко проявляется эффект Лейк-Уобегона2525
  Иллюзия самопревосходства. Психологический эффект, названный в честь радиопостановки Гаррисона Кейлора, в которой рассказывалось о вымышленном городе Лейк-Уобегон, где «все женщины сильные, все мужчины привлекательные, а все дети обладают способностями выше среднего уровня». Радиопостановка была популярна в 1970-е годы.


[Закрыть]. Да, большинство людей считают себя выше других. Преподаватели считают себя умнее своих коллег по работе, студенты считают себя одарённее одногруппников и т. д. Однако при всём при этом завышенная самооценка в некоторых сферах деятельности весьма полезна, и помогает людям реализоваться, добиться успеха. Но применительно к бирже она губительна. За иллюзию самопревосходства приходится расплачиваться своими кровными деньгами.

– Да, очень малое количество людей способно оценивать себя адекватно, – согласился я.

– Своё сознание не изменить, Майкл. Нельзя заставить человека себя не переоценивать. Только время и опыт могут внести свои коррективы, – «психолог Гарри» говорил доходчиво и складно.

– А помимо переоценки своих способностей, что ещё мешает добиваться успеха на бирже с точки зрения психологии?

– Конечно, это эмоции – страх и жадность, из-за которых теряется способность трезво мыслить. К тому же на бирже присутствует «феномен лёгких денег». Всегда кажется, что выиграть значительно легче, чем это есть на самом деле. На многих губительно действует и первый большой успех, так как он порождает «иллюзию контроля» рынка. Трейдер начинает верить в то, что отныне всё будет идти только по намеченному им плану. Потом, когда случаются проигрыши, психика трейдера начинает ломаться.

– Я думаю, что каждый трейдер должен через это пройти.

– Да, это школа жизни. Нельзя научиться воевать по книжкам…

«Психолог Гарри» посоветовал мне вести «дневник трейдера».

– Это очень полезная штука, Майкл. Ты там будешь расписывать все свои сделки. И, самое главное, мотивы, побудившие тебя войти в рынок. Время от времени ты будешь перечитывать свои записи, анализировать ошибки и делать выводы.

– Ты сам ведёшь «дневник трейдера», Гарри?

– Честно говоря, нет, Майкл. Начинал пару раз и… не хватало терпения, – небрежно бросил «психолог Гарри». И добавил: – Но вот аутотренинг регулярно провожу.

– А в чём заключается твой аутотренинг, Гарри?

– Говорю себе, что мне предстоит обычный день, и, что выигрыш или проигрыш никак не повлияют на мою судьбу. Благодаря аутотренингу я настраиваю себя на нужный лад, достигаю состояния эмоционального равновесия столь необходимого для успеха на рынке. Мой тебе совет, Майкл: никогда не совершай сделки, будучи в плохом настроении. В этом случае, вероятно, что твой вход в рынок может быть обусловлен не сложившейся благоприятной ситуацией, а твоим желанием выиграть и таким образом поднять себе дух… Что очень опасно. Если тебе «повезёт», и ты выиграешь, ты обязательно захочешь ещё раз провести этот трюк, когда у тебя снова будут личные проблемы. И это превратится в тенденцию… Так что никогда не решай свои личные проблемы с помощью рынка…

«Психолог Гарри» был дважды женат, и оба раза неудачно. Собравшись жениться в третий раз, он не преминул мне дать ещё один совет: – Обязательно женись, Майкл. Помни, что, согласно статистике, больше всего на рынке рискуют одинокие мужчины

Глава 6. Признание дяди Билла

Наступил 1975-ый год. С помощью мудрых советов друзей я всё-таки смог преодолеть «чёрную полосу», и вскоре моя игра на бирже расцвела и заблистала новыми красками. Ничто мне больше не напоминало о той глубокой «психологической яме», в которую я когда-то угодил. Довольно быстро я достиг столь необходимого для фондового рынка баланса чувств и эмоций. Сильно не радуясь своим выигрышам, я аналогично стал равнодушен и к проигрышным сделкам. Так уж устроен человек. Настраивая себя на скромную радость, мы неосознанно меняем отношение и к неизбежным неудачам. В дальнейшем, несмотря на рост собственного благосостояния, я остался верен своему подходу к биржевым торгам. Тщательно анализируя каждую потенциальную сделку, я довольно редко «входил в рынок». Мои мысли и сомнения находили своё отражение в «дневнике». В отличие от «психолога Гарри», я не бросил эту идею на полпути, а научился извлекать из неё максимальную для себя пользу.

– Это ещё один урок для тебя, Майкл. На бирже, как и в жизни, большое значение имеет не сама идея как таковая, а то, насколько у тебя хватает сил, желания и терпения для того, чтобы довести её до конца, – дядя Билл, несомненно, обладал талантом облекать всё происходящее в ёмкие формулировки.

– Согласен. Многие люди знают, что именно нужно сделать для успеха. Но далеко не каждый человек способен к преодолению самого себя во имя достижения высшей цели, – я старался по мере сил не отставать от него.

Незаметно прошли 5 лет со дня получения мною загадочного наследства. За эти бурные годы я добился ощутимого прогресса на фондовом и товарно-сырьевом рынках. Обрёл наставника в лице дяди Билла, хороших друзей – Джонатана и Пола. «Хаос Шон» и «психолог Гарри» часто делились со мной своими соображениями, остряк брокер Том тоже, чем мог, помогал мне.

Всё шло просто замечательно, только одна мысль не отпускала меня, не давала мне покоя…

Почему же все так благоволят ко мне? Слишком уж добр и приветлив был этот жёсткий биржевой мир…

За 5 лет на Нью-йоркской Фондовой Бирже я, как мне кажется, достаточно хорошо изучил дядю Билла. Это был, несмотря на свою общительность, суровый хладнокровный человек, бывший морской пехотинец, хитрый и ловкий в делах, совсем не склонный к сантиментам. Но он почему-то с самого моего появления на бирже начал оказывать мне покровительство, а чуть позже даже стал делиться со мной своими секретами. Когда я узнал получше дядю Билла, его подобное поведение показалось мне удивительным вдвойне…

Погружённый в себя интроверт «хаос Шон» и закоренелый эгоист «психолог Гарри» тоже выделяли меня, относясь ко мне несколько иначе, чем к большинству коллег по бирже.

Первое время свою «избранность» я объяснял тем, что обладаю способностью нравиться людям, легко входить в доверие. Действительно, вокруг меня всегда было много друзей. И в школе, и в университете я слыл очень весёлым коммуникабельным парнем. Но одно дело университет, и совсем другое – острая конкурентная борьба на Нью-йоркской Фондовой Бирже! С обретением опыта работы на фондовом рынке мне стало казаться очень и очень странным то, что все вокруг так заботливо опекают меня…

Я неоднократно мысленно «прокручивал плёнку», возвращаясь к тому приснопамятному дню 1970-го года. Сам факт получения наследства ещё тогда поразил меня. Мой отец уехал в Европу. И, хоть от него не приходило никаких вестей, я думаю, что он всё же был в добром здравии, иначе я как сын незамедлительно был бы оповещён. Итак, выходит, что я получил наследство при живом отце, в обход живого отца.

С матерью я продолжал видеться очень редко. Меня ещё в 1970-м году несколько смутило то, что когда я ей рассказал «историю с наследством», она была очень удивлена, даже встревожена. В её глазах я не увидел счастья или радости…

– Я плохо знала родственников твоего отца, Майкл. Он с ними почти не общался. Помню лишь, что был у него близкий друг из Чикаго. Вот с ним он регулярно переписывался, – только и сказала она…

История моего наследства, окутанная тайной, тяготила меня… Вокруг было слишком много странностей, неувязок и противоречий.

По прошествии пяти лет странным мне стал казаться и сам посыльный – изысканно одетый франтоватый молодой человек, который непосредственно и передал мне ценные бумаги. Время на бирже не прошло для меня бесследно, мой кругозор существенно расширился. В какой-то момент я осознал, что по манере своего поведения, по образу и взгляду он был скорее похож на биржевого игрока, чем на клерка юридической конторы…

Так, множество мелких деталей постепенно навели меня на мысль, что с самого начала вокруг меня плёлся клубок, и все события того дня 1970-го года вовсе не были случайны, а были подчинены чьему-то хитроумному замыслу.

Для того чтобы проверить это предположение я первым делом решил выяснить, существовал ли вообще Питер Оливер из Чикаго. Наняв дорогого частного детектива, я погрузился в ожидание. Спустя некоторое время он доложил мне, что Питеров Оливеров в Чикаго достаточно много, и трое из них скончались в 1970-м году.

Однако… один из них был простым рабочим, умершим в результате несчастного случая на стройке, другой – преступником, скончавшимся в тюрьме, а третий, хоть и был богат, не оставил после себя никаких бумаг…

Теперь у меня не оставалось никаких сомнений в том, что Питер Оливер – вымышленный персонаж, его в действительности не существовало, как и не было таинственного завещания…

Так, я пришёл к выводу, что во всём происшедшем есть рука дяди Билла, все нити ведут к нему, и следующим моим шагом непременно должен стать откровенный разговор с ним. Его фигура явно стояла особняком, больше него никто не радел за меня на Нью-йоркской Фондовой Бирже.

Но удобный случай всё никак не представлялся – я не знал, как начать трудный для меня разговор.

В конце концов, я, просто улучшив момент, когда мы остались вдвоём, не мудрствуя лукаво, прямо заявил: – Дядя Билл, а не было никакого завещания.

– Какого завещания, Майкл? – дядя Билл удивлённо спросил.

– Того, по которому я получил акции в наследство в 1970-м году.

Дядя Билл сосредоточенно посмотрел на меня…

– Расскажи мне с самого начала, Майкл. Я кое-что знаю, но далеко не всё. В моём пазле не хватает очень многих деталей.

До этого я чуть рассказывал дяде Биллу о себе, об отце, в частности о том, что в 1962-м году мои родители развелись, и он уехал в Европу. Касался я немного и своего пришествия на биржу. Но про все перипетии того дня 1970-го года в этот раз я рассказал впервые…

Дядя Билл очень внимательно меня выслушал… Когда я закончил, он тяжёло вздохнул и медленно, будто по слогам, проговорил:

– Теперь всё понятно. Это был от начала до конца план твоего отца, Майкл.

– Моего отца? Ты знал его?

– Да, мы с ним дружили. Вместе воевали во времена Второй мировой войны.

– Значит, ты и есть тот самый его друг из Чикаго, с которым он переписывался?

– Да, именно так, Майкл.

– Тогда тебе должно быть хорошо известно, где он находится сейчас? – я был безмерно рад тому, что впервые за 5 лет что-то стало проясняться.

– Нет, вынужден тебя огорчить, Майкл. Я с ним не переписывался после его отъезда. Лишь однажды за всё это время я получил от него телеграмму, – дядя Билл сделал многозначительную паузу.

– Телеграмму? Что за телеграмму? – моё любопытство било через край.

– Телеграмма была послана из Индии, Майкл, за полгода до твоего пришествия на биржу, – дядя Билл не спешил раскрывать все карты. – Хотя я не думаю, что твой отец обязательно был там. Вероятней всего, телеграмма была послана из Индии для отвода глаз, просто чтобы замести следы…

– И что было там написано?

– Всего несколько слов: – Через 6 месяцев к вам придёт Майкл. Позаботься о нём, но так, чтобы никто не узнал об этом. – И всё. Не было даже подписи, но я, конечно, догадался, что это от него. Мы с твоим отцом долго дружили и понимали друг друга с полуслова.

– Удивительная история, дядя Билл. И что ты сделал после того, как получил телеграмму?

– Я, в первую очередь, позаботился о том, чтобы соседнее с моим место на Нью-йоркской Фондовой Бирже было зарезервировано за тобой. И это не составило для меня большого труда. Так как в 1970-м году наблюдался некоторый спад биржевой активности, много трейдерских мест сдавалось в аренду. Но, думаю, что и это твой отец предвидел… Однако впоследствии я решил всё-таки не рисковать, и арендовал «твоё место» ещё за 2 месяца до твоего появления… Я боялся, что кто-то на него может претендовать, – дядя Билл обстоятельно излагал события более чем 5-летней давности.

– А что было дальше? – картина всё ещё не складывалась у меня воедино.

– Ничего особенного. За неделю до твоего прихода я просто сделал так, чтобы табличка о сдаче торгового места в аренду была визуально хорошо заметна, – улыбнулся дядя Билл. – И на этом моя подготовительная миссия была завершена. Обо всём остальном ты знаешь…

– Но я многого пока не понимаю, дядя Билл. Откуда вообще взялись эти акции?

– Дело всё в том, Майкл, что твой отец занимался торгами на Нью-йоркской Фондовой Бирже. Более того, он был очень успешен и пользовался огромным авторитетом. Он слыл лучшим экспертом в сфере долгосрочных инвестиций. Акции, которые он фактически передал тебе в 1970-м году, были приобретены им лично в 50-60-е годы.

– Я не знал, что отец занимался биржевыми торгами. Он мне ничего не рассказывал об этом. И мать мне ничего не говорила, – для меня действительно было сюрпризом биржевое прошлое отца.

– Тем не менее, это так, – произнёс дядя Билл. – Просто, понимаешь, в те послевоенные годы, когда твой отец только начинал, ситуация была несколько иная, чем сейчас. Страна тогда переживала тяжёлые времена. Биржевой Крах 1929-го года оказался сильным психологическим ударом для общества, от которого оно очень долго не могло оправиться. Великая Депрессия (1929—1933), будучи логическим последствием Биржевого Краха, породила негативное отношение ко всему, что касалось акций и облигаций. Органы власти с целью обезопасить доверчивых граждан от финансовых потерь, а самих себя от бесчисленных жалоб и обращений, вынуждены были принять ряд предосторожностей. Дошло до того, что акции были приравнены к сигаретам и алкоголю. В рекламе инвестиционных фондов стало обязательным упоминание о том, что акции могут быть опасны для здоровья и благополучия человека!

– Поэтому те, кто занимался биржевыми торгами, открыто не афишировали род своей деятельности?

– Да, памятуя о Биржевом Крахе, общество относилось с некоторым предубеждением и к участникам фондового рынка. Этого нельзя было не учитывать. Только в 60-е годы ситуация кардинальным образом начала меняться…

– Хорошо, дядя Билл, – мне не терпелось вернуться к «своей» истории… – Я понимаю, что мой отец сделал состояние на акциях. Благодаря этому я получил хорошее образование, а потом и наследство. Я понимаю, что он попросил тебя помочь мне. И осознаю, что без твоей помощи мои шансы «выжить на бирже» были бы ничтожны. Но всё-таки для меня остаётся загадкой, на основании чего он был так уверен в том, что я непременно решу заниматься тем же самым, что и вы? Что я обязательно продам акции на Нью-йоркской Фондовой Бирже и вложу их в аренду торгового места?

– Понимаешь, Майкл, – дядя Билл продолжал невозмутимо отвечать на мои бесконечные вопросы, – твой отец, как оказалось, послал телеграмму не только мне, но и брокеру Тому. Он прекрасно знал, что твои акции котируются только на Нью-йоркской Фондовой Бирже, и поэтому ваша встреча с Томом неизбежна. Он был уверен и в том, что ты не будешь ждать, и пойдёшь на Wall-street в тот же день, день получения наследства.

– Интересно было бы прочитать телеграмму, адресованную Тому…

– Вряд ли твой отец был многословен. Он, скорее всего, написал Тому, что бы тот сделал всё от себя зависящее для сохранения тебя для биржи. Брокер Том намеренно предложил тебе сделку в кредит. Крупная сумма наличными, возможно, направила бы тебя в несколько иное русло…

– И так же намеренно он водил меня по торговому залу для того, чтобы я увидел табличку «сдаётся в аренду»?

– Да, Майкл. Это всё было частью плана твоего отца.

– Но мне всё равно кажется, что план мог и не сработать. Решение остаться на бирже я принял внезапно, неожиданно даже для самого себя.

– Тебе ли не знать, что риск всегда есть, Майкл. Но твой отец, судя по всему, был уверен в том, что ты пойдёшь по его стопам. Наверное, он полагался и на гены…

– А на бирже многие знают, чей я сын?

– По идее только двое: я и брокер Том. За себя могу поручиться – я никому не рассказывал. Насчёт Тома я не так уверен, – улыбнулся дядя Билл.

– А как ты думаешь, где сейчас отец?

– Думаю, что он всё ещё в Европе.

– А кем же был посыльный, который передал мне бумаги? Какое отношение он имеет к моему отцу?

– Полагаю, что это был один из его людей. Может, он из Европы приехал в Нью-Йорк вместе с акциями по поручению твоего отца, или ему передали бумаги уже в Штатах. Это не так важно.

– Всё же у меня остаётся очень много вопросов, дядя Билл.

– Неудивительно, Майкл.

– Во-первых, почему всё-таки отец так внезапно уехал, когда мне было 13 лет? Что его сподвигло на отъезд? Во-вторых, я понимаю, что после того, как я достиг совершеннолетия, отец захотел помочь мне материально. Но почему всё было так загадочно обставлено? Почему он не приехал сам? И, в-третьих, почему он ни разу не позвонил и не написал мне за всё то время, прошедшее со дня его отъезда?

– Это очень серьёзные вопросы, Майкл. Для всего этого у твоего отца были очень веские причины.

– Расскажи мне про них.

– Хорошо, Майкл. Я расскажу тебе всё от начала до конца, – согласился дядя Билл.