Текст книги "Камера №11. Смерть ему к лицу"

Камера №11
Смерть ему к лицу
Руслан Марсович Баев

© Руслан Марсович Баев, 2023

ISBN 978-5-0056-3652-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Впервые эту историю я услышал в 2003 году. Мне её рассказали заключённые, которые сидели ещё с 90-х годов, а те слышали от тех, кто сидел в 80-х. Кто-то говорит, что событие произошло на самом деле, а некоторые утверждают, что всё это вымысел.

В Советском Союзе было несколько тюрем, приспособленных для исполнения высшей меры наказания. Нередко исполнителями были сами начальники тюрем. В основном, тюрьмы располагались в союзных республиках, подальше от цивилизации.

Я ничего не придумывал, добавил немного художественности и новые имена для героев.

Правда это или нет, решайте сами. Лично я склонен верить.

Глава 1

Страх смерти хуже самой смерти.

Публий Сир (римский поэт, 1 век до н.э.)

– Я хочу в камеру смертников!

– Это невозможно!

На улице лил дождь. Тяжёлые свинцовые тучи закрыли всё небо. Они простирались до самого горизонта. Из-за этого было темно, и казалось, что на улице вечер, хотя время было 11 утра.

Полковник Бакраев Мурат Умбетович стоял возле окна и смотрел вдаль. Ему было 59 лет. Выглядел он внушительно, как и положено человеку его положения и возраста. Густые тёмно-каштановые волосы, зачёсанные назад на огромной голове. Пышные усы такого же цвета. Мясистый нос, пухлые толстые губы и глаза, бледно-голубые, почти прозрачные. Одет в зелёный мундир с зелёной рубашкой и галстуком. На ногах чёрные уставные ботинки. Всё было выглажено, вычищено до блеска. Не придраться.

Тюрьма №14, или в народе «расстрельная тюрьма», находилась в 20-ти км. от города на юге страны. Единственную дорогу, которая соединяла их с цивилизацией, опять размыло. А это значило, что на несколько дней они изолированы от всего мира. Не привезут новых заключённых, продуктов питания, корреспонденции.

Полковник повернулся и посмотрел на молодого человека с тёмно-русыми волосами, почти до плеч. Тяжело вздохнул.

– Невозможно, – повторил он.

– Но почему невозможно? Вы здесь полноправный хозяин.

– Послушайте меня ещё раз. Я встретился с вами, потому что меня попросили оттуда, – полковник показал указательным пальцем вверх. – Я подумал, что вы хотите взять у меня интервью, узнать, как живёт наша тюрьма. Конечно, многое здесь не расскажешь, но кое-что можно. А вы, – полковник ткнул пальцем в сторону юноши, – хотите в камеру смертников. Вы понимаете, о чём меня просите? Взять интервью у приговорённого к расстрелу. Прочувствовать атмосферу, проникнуться тюремным духом, – язвительно произнес Мурат Умбетович. – Ты как себе это представляешь?! – он не заметил, как перешел на «ты». – А если с тобой что-нибудь случится в камере? Изнасилуют или убьют?

– Вы серьёзно? – Андрей недоумённо посмотрел на полковника.

– Нет, не серьёзно. У нас здесь институт благородных девиц. Я серьёзно говорю, не могу ничем помочь. При всем уважении к вам и вашему журналу. Не могу. – Полковник прошел к своему столу и сел в кресло.

– Теперь послушайте меня, товарищ полковник. Я сотрудник самого популярного журнала «Криминал», тираж, которого, превышает сто тысяч экземпляров! Мне нужна эта статья. После неё я стану самым известным и популярным журналистом. Мне дадут премию. И… много чего. Вы должны мне помочь. Я не могу вернуться без неё. – Журналист смотрел открытым и, немного, вызывающим взглядом, что полковнику не могло не импонировать.

Он усмехнулся. Посмотрел поверх головы журналиста, в другой конец кабинета, где на диване сидел заместитель начальника. Весь разговор он молчал и что-то писал в блокноте. Невысокий, мускулистый, с чёрными глазами и тёмным от загара, лицом. В форме он выглядел, как эсэсовец.

– Вы слышали, Дмитрий Алексеевич?

– Да. – Заместитель кивнул, не поднимая головы.

Начальник вновь взглянул на журналиста. С минуту они молча взирали друг на друга: молодой, амбициозный, настырный, и пожилой, но мудрый полковник.

– Хорошо! – Мурат Умбетович хлопнул ладонью по столу. – Я вас закрою в одиночку на пару дней, свыкнитесь. После переведу к кому-нибудь, подумаю. Возьмёте интервью. Так же, на пару дней. Итого, четыре дня. Хватит? – Хозяин кабинета исподлобья смотрел на журналиста.

– Конечно! – Воскликнул Андрей и протянул руку через стол, чтобы поблагодарить полковника. Тот сделал вид, что не заметил ее.

– Вы женаты?

– Нет.

– Ну, девушка есть?

– Да, есть. Но там всё нормально. Она в курсе.

– Кто еще знает, что вы поехали сюда?

– Редактор и, собственно, Светлана, моя невеста. Всё.

– Ладно.– Полковник тяжело вздохнул, быстро глянул на зама и обратно. – Вас закроют в 11 камеру. Она как раз сегодня ночью освободилась. Будете соблюдать распорядок дня, выполнять режимные мероприятия. О том, что вы журналист будем знать только мы. Из этого кабинета вы выйдете для всех заключённым, приговорённым к расстрелу. И относиться к вам будут, как к осуждённому. Понятно?

– Понятно, товарищ полковник. – Андрей улыбнулся и поднёс руку к голове, отдавая честь.

– Ничего смешного не вижу. Раз вы согласны, пишите расписку, – начальник достал листок и ручку из ящика стола и положил перед журналистом. – Я, такой-то, такой-то, полностью данные, год рождения, домашний адрес, номер паспорта, не имею никаких претензий к нам, нахожусь в здравом рассудке, если с вами что-то случится. Я имею ввиду, вдруг вы психически неустойчивы, захотите вздёрнуться, или ещё чего. Понятно?

Журналист быстро написал, что требовалось, повернул листок к полковнику и произнес:

– Пойдёт?

– Пойдет. Не пойму я вас. Люди выйти отсюда хотят, а вы сами лезете в пасть к смерти.

Глава 2

Меня зовут Степанов Андрей Владимирович. Родился в город-герое Москва, 20 июня, 1957 года. Являюсь сотрудником журнала «Криминал», очень известного в стране. Сейчас мне 27 лет, и за свою небольшую карьеру, уже написал несколько серьёзных статей на криминальную тему. Но эта статья должна побить все остальные. Потому что впервые, гражданский находится в самом апогее нашей карательной системы. По заданию редакции я поехал в этот город, чтобы на своей шкуре испытать всё то, что испытывает приговорённый к расстрелу. По договорённости с начальником тюрьмы, Бакраевым Муратом Умбетовичем, о том, что я журналист, будут знать только двое: он и его зам. Дмитрий Алексеевич.

В кабинете я оставил деньги, документы, часы, кольцо, что не положено иметь в камере. После, заместитель провёл меня вниз, в медчасть, где я сдал анализы, осмотрели моё тело на предмет татуировок, кожных болезней т. д. Затем на складе выдали полосатую робу, кусок мыла, полотенце, подушку, одеяло и проводили в камеру. Везде я уже передвигался в наручниках. Неприятное ощущение.

Камеру описывать не вижу смысла. Здесь ничего нет. В углу железная кровать, рядом железный стол, зацементированные в пол. И умывальник. Над железной дверью лампочка. Вот и вся обстановка.

Первое впечатление было жутковатым. Кто-то здесь сидел до меня, и ночью его расстреляли. Камера освободилась. Мне разрешили иметь тетрадь и ручку.

На ужин дали какую-то кашу, непонятно из какой крупы, чай в алюминиевой кружке, холодный и прозрачный, липкий хлеб.

Скоро отбой. Что принесёт эта ночь? Какие сны? Иногда, до меня доносились крики заключённых, сходивших потихоньку с ума. Завтра новый день подкинет новые впечатления. Послезавтра меня переведут в другую камеру, к какому-нибудь осужденному, надеюсь, не к серийному маньяку или насильнику. Всё, отбой. Мимо прошел контролёр, стуча дубинкой. До завтра.

Глава 3

Время было час ночи. Длинный коридор пятого корпуса, где сидели смертники, был пуст. Тусклые лампочки еле освещали продол.

Из-за угла появились двое. Они медленно передвигались, вразвалку. Один был очень жирный. Форма готова была лопнуть по швам. Узкие глаза, толстые щеки, вызывали омерзение. Звали его Султанбек, но все называли его Хряк. Второй, по имени Максим, был выше, накачанный. Лицо было, как будто вырублено тупым зубилом. Осуждённым они внушали страх и ужас. У обоих на поясе висели резиновые дубинки, наручники и баллончики с газом.

– Надоело мне всё это. Не хочу ничего. – сказал Максим. – Сколько можно? Пошли лучше спать. – он, настороженно, озирался по сторонам, словно ожидая нападения.

– В смысле? – Хряк остановился. Губы напряглись от возмущения.

– Не хочу. Я устал от всего этого.

Хряк развернулся и резко ударил его в грудь, затем схватил за грудки и прижал к стене.

– Ты что, мразь? Совесть заиграла? Ты сюда устраивался, знал, куда идёшь. Ты будешь делать то, что начальник сказал. Понял? – прошипел Хряк, брызгая слюной. – Понял?

Максим смотрел в сторону.

– Понял.

– Громче.

– Понял. Отпусти.

– Так-то. Пошли.

И они двинулись дальше.

– Вот она, одиннадцатая. Давай еще ключ.

Максим достал ключи, и они одновременно повернули замок, отворили дверь и вошли внутрь. Хряк рывком стянул одеяло с журналиста. Андрей резко подскочил на кровати и тут же получил удар дубинкой по руке. Андрей вскрикнул и попытался встать, но удары посыпались один за другим. Он упал обратно на кровать и прикрыл голову руками. Максим и Султанбек били со всей силы по телу, ногам. Андрей скатился на пол и заполз под стол. Хряк выдернул его за ноги, а Максим заломил ему руки и застегнул наручники.

Андрей потерял сознание. Они облили его водой и продолжили избиение. Уже ничего не чувствуя и не соображая, Андрей просто лежал на полу и только изредка мычал. Вдруг Хряк схватил его за руки и положил на стол. Стянув с него штаны он начал расстегивать пуговицы на своих брюках.

– Ты чё собрался делать? – Максим схватил его за локоть.

Хряк дернул плечом.

– Отвали. Я сам знаю.

– Ты не будешь этого делать. – Максим крепко держал его.

– Ты так решил? Ты ничего не забыл? – Хряк отпустил журналиста, и тот упал на пол.

– Я не забыл. А вот ты, по-моему, переходишь все границы.

Хряк правой рукой схватил за шею напарника и начал душить. Максим молча смотрел ему в глаза и не двигался, лишь напряг свою могучую шею. Султанбек скривил рот от натуги, узкие глаза стали еще уже.

– Отпусти.– прохрипел Максим. Лицо стало малиновым от нехватки кислорода и напряжения.

Прошла еще минута в таком молчаливом противостоянии. И тут Максим со всей силы, одновременно, ударил двумя руками по руке Хряку, левой снизу, а правой сверху. Жирный заорал от невыносимой боли, локтевой сустав вылетел наружу. Максим взял его за шиворот и вышвырнул в коридор. Затем снял наручники с Андрея и тоже вышел. Закрыв дверь, он потащил Хряка по коридору в медчасть.

Глава 4

Каких пределов может достигнуть человеческая ненависть? Почему люди, призванные тебя охранять, так жестоки и беспощадны к себе подобным? Где граница, которая отделяет разум от безумия? Враг, спрятавшийся за личиной добропорядочности, неспособный удержаться, заставляющий тебя переходить рамки дозволенного, – кто он по сути своей? Дьявол? Зверь, наделенный властью и облаченный в форму с присущими ей атрибутами? Как, такие люди, или нелюди, могут соблюдать закон?

Андрей лежал на нарах и смотрел в потолок. Утром его осмотрел врач, намазал синяки мазью.

– До свадьбы заживет. – напоследок сказал он и покинул камеру.

Андрей дрожал от злости.

До подъёма журналист пролежал без движения, не в силах пошевелиться. Затем он сказал контролёру, который пришел его будить, чтобы позвали начальника. Он будет жаловаться.

– Хозяин спускается только тогда, когда надо пристрелить кого-нибудь из вас. – зло ответил охранник и ушёл.

После обеда опять открылась «кормушка» и Андрей услышал женский голос. Он присел на кровати и посмотрел на дверь. В отверстии показалась лысая голова охранника.

– Встать! – рявкнул он.

Андрей медленно поднялся, опираясь руками на стол. Железная дверь медленно заскрипела, пропуская яркий свет, но их ещё отделяла решётка. За ней стояли трое. Контролёр, женщина с квадратным лицом, квадратным телом и голосом, как пожарная сирена, и тип в очках и чёрном костюме.

– Осуждённый Степанов Андрей Владимирович, ваше прошение в Верховный Суд о помиловании, отклонено. Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня, – женщина произнесла это на одном дыхании.– Вам всё понятно?

Андрей смотрел на неё, ничего не понимая. Приняв его молчание за согласие, женщина сказала охраннику:

– Идем дальше, – она закрыла папку с делом и пошла к соседней камере.

Контролёр начал закрывать дверь.

– Подождите, подождите! – закричал Андрей. – Какое прошение? Какой приговор? Где начальник? Позовите начальника!

Охранник кинул на него взгляд и выплюнул с презрением:

– Скоро придет начальник, может даже сегодня ночью.

Загремели засовы, журналист остался один. Он кинулся к двери и замолотил по ней кулаками, боль пронзила все тело, и Андрей закричал.

Глава 5

События этих дней навсегда остались в памяти Андрея. Боль и страх проникли в самое ядро его сознания. День стал кошмаром, а ночь – ужасом. Никогда он не испытывал ничего подобного в своей жизни. За ним приходили утром, днём, вечером, и даже ночью, и тащили в пустую комнату, обитую резиной. Издевательства не прекращались ни на минуту. Его молотили дубинками по пять человек, подвешивали за крюк в потолке, обливали ледяной водой, били током, кололи иголками. Затем приходил врач, невысокий, с плешивой головой, в роговых очках, делал укол в вену, от чего он терял сознание, и уходил. Андрея тащили обратно в камеру, где он валялся в беспамятстве до следующего прихода тюремщиков. Хряк бесчинствовал. Он упивался своей властью. После того случая с Максимом, когда тот вывихнул ему руку, он избавился от него, пожаловавшись начальству. И Максима уволили. Андрей потерял счет времени. Он ничего не ел, сильно похудел. Вздрагивал от каждого шороха, лязг засовов стал для него сигналом к новым пыткам. Он забивался в угол на кровати и, закрывая переломанными пальцами свое лицо, начинал скулить и рыдать. Когда на пороге возникал жирный узбек с плотоядной ухмылкой, это исчадие ада, знающий своё мерзкое дело и осознающий свою безнаказанность, Андрей просто впадал в ступор. Он смотрел на него, как кролик на удава, не в силах шелохнуться. В голове была только одна мысль: «За что?».

Неожиданно пытки прекратились. Целых четыре дня никто, кроме врача, к нему не приходил. Тот мазал мазью все тело, делал уколы, проводил все необходимые процедуры, печально вздыхал, и так же, печально, уходил.

Организм у Андрея пошел на поправку. Он даже пару раз пытался поесть. Видимо, врач знал свое дело.

Однажды утром контролёр заглянул в камеру к Андрею и сказал:

– После обеда будет обход начальника. Чтоб без номеров у меня. Понял?

Журналист приободрился. На обед дали гороховый суп и кашу с кусочками сала. Андрей все съел.

Время шло медленно, он уже подумал, что начальник не придёт, как вдалеке послышались голоса. Начальник подходил к каждой камере, слышался доклад осужденных, небольшой диалог, и начальник шел дальше. Наконец, они подошли к его камере. Дверь распахнулась. Андрей вытянулся по стойке смирно и, глядя на противоположную стену, громко и быстро заговорил:

– Заключённый Степанов Андрей Владимирович. Год рождения 1957. Статья 102, пункт «а», статья 144…

Затем он задом подбежал к решетке и высунул руки в кормушку. Защелкнулись наручники. Решётку открыли и журналист выбежал в коридор и упёрся головой в стену, подняв руки, как мог выше. Ноги расставил широко. Всё это он делал не глядя ни на кого.

– Меня зовут Данилов Алексей Алексеевич. Я начальник тюрьмы. Вопросы, жалобы есть? – голос зычным эхом пронесся по коридору.

Андрей быстро взглянул на того, кто это сказал, и тут же получил удар по почкам.

– Смотреть вниз! – рявкнул контролер.

Но журналист успел увидеть высокого, здорового мужика с пышными усами. Рядом стоял ещё один, пониже, тоже с усами и моложе. И третий был в очках, стройный, невысокий. Все трое были одеты в форму.

– Тихо, тихо, – сказал начальник. – Есть вопросы?

Андрей растерялся. Он не знал, что думать. Глаза его бегали. «Что происходит?»

– Есть, гражданин начальник! Разрешите обратиться, гражданин начальник?

– Где Бакраев Мурат Умбетович, гражданин начальник?

– Кто-кто? Бакраев? – он повернулся и посмотрел на своего зама, того с усами.

– Это бывший начальник тюрьмы, которого недавно расстреляли..

– А, да. Забыл, как его зовут. Еще есть вопросы?

Андрей опять резко поднялся после этих слов. Его взгляд был полон недоумения.

– Расстреляли?

Удар пришелся по спине.

– Вниз! – заорал контролер, Андрей согнулся.

– Разрешите обратиться гражданин начальник?

– Да.

– Где заместитель, Дмитрий Александрович?

– Он уволился и уехал куда-то.

Андрей не знал, что думать. В голове был сумбур. Он не мог соображать. Мозги заморозились.

– Разрешите обратиться, гражданин начальник?

– Говори быстрей, надо уже на совещание ехать.

– Гражданин начальник, я журналист. Работаю в журнале «Криминал» в Москве. Сюда приехал по заданию редакции. – Андрей изложил свою историю. – Расписка в столе у начальника тюрьмы. Вы должны меня отпустить.

– В столе не было ничего. – Алексей Алексеевич посмотрел на своих коллег.

– Нет-нет, стол был пуст. – Зам кивнул.

– Вы что бредите? Врач осматривал его? – начальник обратился к контролёру.

– Конечно. Осмотр происходит ежедневно. Но вы же знаете этих заключённых, чего только не придумают.

– Я не заключённый! Я журналист!

Андрей выпрямился и смотрел на начальника. Контролёр замахнулся дубинкой, но взмах руки остановил его.

– Подожди. Надо разобраться. Мы для чего пришли? Дай дело. – сказал он мужчине в очках.

Тот протянул коричневую папку.

– Так-так. Степанов. Статья 102. Работал в журнале, – Данилов листал дело и читал вслух выборочно материалы. – Особые приметы: родимое пятно на левом бедре. Есть? – он посмотрел на Андрея.

– Есть. – Андрей кивнул.

– Вот приговор. Так. Прошение о помиловании отклонено. – начальник пролистал дело до конца, закрыл его и отдал сотруднику в очках.

– Ну? Всё правильно. – он сказал контролеру: – В камеру, – затем повернулся, и все трое двинулись дальше.

Контролёр толкнул журналиста в камеру.

– Заходи.

– Подождите, подождите! – крикнул Андрей. – Пусть скажет. Отпустите меня!

Контролер ударил его по спине, затолкав внутрь.

– Руки! – тюремщик отстегнул наручники.

Начальник повернулся и, обращаясь к контролёру, сказал: – Да, и чтоб сегодня постригли его.

Камеру закрыли. Андрей кинулся на решётку, но внезапно остановился. Он услышал разговор в коридоре.

– У нас, кроме 15-ой и 17-ой, все ждут ответа с Верховки, правильно? – голос принадлежал начальнику тюрьмы.

– Все верно. И еще 11-ой.

– Ну, это само собой. Тогда чего тянуть. С неё и начнём. – Андрей прижался ухом и внимательно слушал.

– Когда, товарищ полковник?

– Через три дня. Потом 15-ую, так же через три дня. И 17-ую. До праздников уложимся?

– Да, успеваем.

– Тогда позвоните прокурору, чтоб через три дня приехал.

– Хорошо, товарищ полковник.

Шаги удалились.

Андрей медленно опустился на пол. Три дня? Через три дня его убьют? Так просто? Его состояние постепенно достигало тех пределов, когда мозг терял власть над рассудком. Он закрыл глаза и попытался подумать, но не получалось. Перед глазами вставала картина, как его ведут по тёмному, еле освещённому коридору в наручниках. Раздаётся выстрел, голова разлетается на сотни кусков, а он поворачивается к палачу, но ничего не видит, но чувствует его присутствие. Вспыхивает свет.

Андрей открыл глаза и быстро заморгал. Встал и начал ходить по камере. Два шага вперед, поворачивается, опять два шага. «Что сделать? Надо что-то предпринять. Неужели его расстреляют? Они врут, они не могут». « Когда-то я в годину зрелых лет, в дремучий лес зашёл и заблудился, потерян был прямой и верный след».

Именно так он себя и ощущал. Журналист лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Он надеялся, что за ним всё-таки придут и его выпустят.

Щелкнул замок. Андрей вскинул голову и с надеждой посмотрел на дверь.

– Степанов! Руки.

Андрей задом просунул руки, почувствовал, ка защелкнулись наручники.

– На выход! Быстро.

Он в наклоне, руки за спиной, вышел и остановился возле стены.

– Постригаться идём.

Его провели в пустую комнату, где такой же заключённый, обкорнал налысо, и Андрея увели обратно.

– Завтра с утра– баня, – напоследок сказал контролёр.

– На, поешь, – он протянул ему пирожок с луком и яйцами. – Больше, а то, не поешь. Никому не говори. Жена испекла.

Андрей схватил пирожок и жадно съел его.

Наступил вечер. Журналист лежал на шконке под тонким одеялом и не мог уснуть.

На глаза навернулись слёзы. Он вспомнил мать, как она готовила пироги. Разные. Очень вкусные. Вспомнил Свету. Светулю. Её карие глаза, ямочку на щеке, когда она улыбалась, длинные светлые волосы, пахнущие лавандой. Он повернулся на бок и зарыдал.

Глазок на двери отодвинулся и контролёр смотрел на журналиста с минуту, затем, также медленно задвинул и ушёл.