Текст книги "Сотворение Волжской России. Книга 4. РОД"

Сотворение Волжской России
Книга 4. РОД
Руслан Леонидович Богомолов

© Руслан Леонидович Богомолов, 2017

ISBN 978-5-4490-1245-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мошенник – он и в Сибири мошенник

Валерий Викторович Сидоркин задумался. Он сидел в кабинете на третьем чердачном этаже своего особняка и ждал напарника по бизнесу. За заиндевевшим наружным стеклом большого окна стояли крепкие декабрьские морозы 1238 года. Сидоркин вспомнил, как тринадцать лет назад вот в такой же морозный январь они запустили свою первую пилораму.

История этой старой пилорамы была весьма интересной. Отработав двадцать лет на Волжском ЛПК её рама в конце 91 года не выдержала, во время работы лопнула одна стойка, едва не загубив заодно с собой и пилы и все остальные стойки. Вообще-то надо было заняться ремонтом этой рамы, но… наступил 1992-й, объёмы работ упали, поскольку государство планировать перестало, а заказчики не очень торопились заказывать пилёный лес. Лет через пять новыми хозяевами предприятия было принято решение её списать окончательно на металлолом, но что-то замешкались, а может исполнители решили в обход хозяев продать несчастную в металлолом для своего кармана и попридержали. В общем дожила она до катастрофы 1999/1224 годов…

Ещё в начале мая того катастрофического 1224 года Зенин, уже в ранге председателя Совмина, осмотрев ЛПК поручил её директору немедленно демонтировать эту старушку и отправить ремонтироваться на Ремонтно-механический завод. Там, по поручению Совета обороны, надо было не только отремонтировать этот станок, но и на его основе срочно наладить производство таких же для колоний Волжской России, да и для расширения производства пилёного леса на самом ЛПК. Разворачивающееся строительство на осваиваемой Волго-Донской территории требовало резкого увеличения объёмов его производства.

Обратно эта пилорама не вернулась, директоры договорились, что на ЛПК придут две новые, а эту, отремонтированную, отправят в Магнитогорск. Так вот списанный станок, у которого даже ржавые подшипники не заменили, а только наспех заварили лопнувшую стойку, отправили в июне на Урал. Там пилорама проработала в три смены больше полгода, пока не привезли новую. Местные умельцы крепили стойку с расползавшейся по сварке трещиной, как могли, и продержав этот станок ещё на подхвате, изредка загружая его работой в помощь новому, руководство строительства Магнитогорска приняло решение списать его окончательно. Вот тут и появился Сидоркин.

Валерий Викторович был тем самым строителем, которого отдали на суд племени сосновцев. Годовое рабство оказалось не больно утомительным. Его поселили в чуме вождя рода медведей. Поначалу к нему еженощно водили женщин из этого рода, дабы все они забеременели от него. Дело в том, что люди этого рода, впрочем, как и остальной народ сосновцев, были небольшого роста. Потому старейшины «медведей» и решили использовать его, сильного, высокорослого, как племенного жеребца. Месяца через три, когда основная часть женщин рода понесли, у Сидоркина появилась возможность самому чаще отлучаться из стойбища, бродить по тайге в сопровождении кого-либо из мужчин, новых сородичей. К концу осени он уже довольно бегло изъяснялся с «медведями» на их языке и потому стал исподволь допытываться, где они взяли золото, из которого и была изготовлена та самая брошь, медвежья голова. И в конце концов за тот же перочинный ножик, на который не купился наследник вождя, один из молодых охотников-медведей согласился провести его к месту, где они брали золото для той «брошки»…

Трёх медведей, которых много бродило в окрестностях Магнитогорска, перед тем как те начали устраиваться на зимнюю лёжку, застрелили и передали сосоновцам ещё осенью охранники из команды начальника СБ строительства. Потому Сидоркина, по прошествии года его «рабства», сосновцы-медведи тут же отпустили на свободу. Тот не стал задерживаться в Магнитогорске, а на первой же попутке, гружёной лесом, отправился в Волжский. Там он сразу же пошёл в управление геологии, где выложил килограмма полтора золотоносного песка. Месторождение оказалось на редкость богатым, тем не менее, ему целую неделю не давали согласие на его условие показать это месторождение за 10 тысяч рублей. Он согласился на полторы тысячи лишь после разговора с президентом АН Бердниковым. Александр Николаевич пообещал ему, что через пару лет, максимум через пять, геологи и так выйдут на это месторождение, поскольку сейчас поквадратно исследуют весь восточный Урал.

Дальше состоялось подписание договора с начальником геологической службы, и Сидоркин повёл экспедицию из пяти человек в тайгу. Там, проверив на месте качество месторождения, геологи нанесли его на карту, вызвали вертолёт на свой радиомаяк и уже в Магнитогорске выписали Сидоркину в местном филиале Сбербанка счёт на 900 рублей. Кроме того, выдали копию платёжки о выплате с его договорных полутора тысяч 600 рублей подоходного налога и улетели в Волжский. Валерий тут же отправился на почту и отправил в Волжский радиограмму-перевод на 20 рублей Сергею Веникову с одним словом: «Выезжай».

С Сергеем они познакомились, когда он неделю кантовался в Волжском. Тот только что вышел на свободу, отсидев год в колонии. Он был тем самым энергетиком Горхоза, из-за невнимательности которого Волжский и оказался в тринадцатом веке. В общем-то легко отделался, поскольку судили его по старому УК, по-новому пахать бы ему пожизненно, чтобы выплатить сумасшедшую сумму убытков…

Встретились они возле закрытого на обед центра занятости. Сергей пришёл искать работу, поскольку возвращаться в институт у него после всего случившегося не было никакого желания, а Сидоркин, на всякий случай, разведать возможности дальнейшей своей трудовой судьбы, если с золотом будет полный облом. Разговорились. Валерий поделился мечтой заняться своим делом, если выгорит с деньгами за месторождение.

– А сам-то золото добывать не думал? – спросил его Сергей.

– Да ты что? Там такая глушь. Надо будет так вложиться в дорогу, драгу, другие механизмы и машины. Я уж это точно не потяну.

– А если с банком каким насчёт кредита договориться.

– Ну, во-первых, что я банку в залог предложу? У меня ничего нет. А во-вторых, у меня и знакомств с банкирами нет и не было. У тебя есть?

– Нет, – вздохнул Веников.

– Ну вот, надо за что-то посильное взяться. Вот выгорит что с геологами, тогда и говорить будет о чём.

Тогда они, проведя разведку в центре занятости, разошлись, обменявшись адресами, а на следующий день, подписав договор с геологами, Сидоркин нашёл Сергея, и они договорились, что тот будет ждать сообщений из Магнитогорска.

Валерий тогда не ошибся в Веникове. Тот был действительно классным спецом не только в электроэнергетике. Когда он прилетел в Магнитогорск, Сидоркин уже договорился с начальником строительства о покупке списанной пилорамы практически по цене металлолома за 150 рублей, вместе с сараем, в котором она стояла. До глубокой осени они вместе, наняв ещё одного специалиста-рамщика, разбирали до винтика и заново собирали пилораму, затратив на новые запчасти и на всё про всё ещё почти двести рублей. К декабрю, съездив в Волжский, он зарегистрировался, как индивидуальный предприниматель, договорился о сбыте пилёного леса оптовой базе, торгующей стройматериалами, и со строительным трестом Магнитогорска, на покупку у того кругляка, и дело пошло…

К лету следующего 1226 года они с Вениковым построили рядом два дома для себя и барак-общежитие для рабочих. Сергей привёз из Волжского жену с сыном, а поскольку Магнитогорск в какой-то паре километров от них рос, как на дрожжах и там появилась уже вся городская инфраструктура, включая почту, банки, детсад, школу, больницу, появился даже Дворец культуры и своё радио и телевидение, то Вениковы решили продать свою двушку в Волжском и окончательно переселиться на Урал. На вырученные деньги они купили новый станок пилорамы, который привезли в Магнитогорск и установили рядом со старой, работающей, под общей крышей, расширив сарай.

Ещё весной, когда Сидоркин целую неделю мучился с составлением налоговой декларацией и разбором затрат-доходов, Сергей посоветовал ему в в помощь свою жену, которая работала в бухгалтерии Трубного завода. Сидоркин согласился и строительство домов для него и Сергея ускорилось, но, когда Вениковы приехали, да ещё и привезли вторую пилораму, стал вопрос: либо они входят в долю в общем бизнесе, либо строят своё дело отдельно. Валерий понимал, что, включая Вениковых в свою команду на равных, придётся делиться с ними прибылью, но с другой стороны, при таком крепком техническом профи, каким был Сергей, получать себе конкурента… Нет уж, лучше объединить усилия. В общем, посовещавшись и помечтав о будущем, они решили создать ООО «Плотник». Через неделю Клава, жена Сергея, зарегистрировала это их ООО с уставным капиталом 20 рублей (по 10 рублей с учредителей), помогла закрыть ИП Сидоркина, и дело двинулось с удвоенной энергией. Компаньоны сразу разделили обязанности. Директором их предприятия стал Валерий Викторович, его главной задачей, кроме организационных вопросов внутри предприятия, стал поиск сбыта продукции и поставка сырья (кругляка). Сергей стал главным инженером, занявшись всеми техническими вопросами обеспечения работы оборудования. Клава вела бухгалтерию и контакты с налоговой.

Дело у них пошло, как нельзя лучше. Заказы с оптовой базы в Волжском и подключившиеся строители Магнитогорска, давали загрузку обоим станкам на три смены. Основной контингент рабочих набирали из аборигенов 13-го века. Им можно было платить поменьше, да и налоги с их зарплат были всего 10%. Прибыль попёрла такая, что в конце года они, собравшись втроём стали думать, куда её спрятать. Ну просто жалко же было платить с этой прибыли 40%. Можно было бы выписать друг другу премии, но это те же самые 40%. И тогда Клавдия предложила закупить на эти доходы новые станки, поскольку затраты на развитие производства, как и на строительство жилья и производственных объектов налогом не облагались. Так и сделали – оплатили в декабре ещё один станок. Эти приобретения ставили в совместную собственность учредителей – 50/50. И так у них и пошло. В следующем 1227 году закупили ещё две пилорамы и два станка для столярки.

А заказов становилось всё больше. Они росли прямо в геометрической прогрессии. Уже гнали стройматериал и столярку на строительство Тюмени. В 1228 году там построили отдельный пилорамный цех, дабы производить доску и брус на месте. Пришлось даже покупать для этого тюменского цеха свой локомобиль с генератором, поскольку дефицит электроэнергии там был жуткий.

Всё бы хорошо, но Сидоркина напрягали налоги. Скрыть доходы было невозможно – потребители его продукции всё сплошь предприятия Волжской России. Даже частные лица были её гражданами, которые, чтобы самим уменьшить подоходный налог, требовали документы об оплате за пиломатериалы. Можно было, конечно, не отражать эти доходы в отчётах, но за умышленное сокрытие доходов ввели уголовное наказание с полной конфискацией бизнеса и таким весомым штрафом, что лучше здесь было не рисковать. В случае налоговой проверки нарваться по документам покупателей на такое сокрытие было раз плюнуть. Нужен был какой-то офшор. Только где его взять-то в 13-м веке?

Вот тут-то Клавдия, когда они в январе 1227 года подводили итоги прошедшего года, подала идею. Дело в том, что километрах в десяти от Магнитогорска новгородский купец Хортя строил что-то вроде фактории со складом для пушнины, которую он собирался покупать у местных аборигенов, а потом продавать её на вновь строящуюся в Калаче на Дону фабрику меховых изделий. Этот купец выбросил квитанцию к приходному ордеру, которую машинально выдала ему Клава, занеся его оплату за брус в кассовую книгу. Оказывается, что, уплатив в Новгородскую казну раз в год пошлину, Хортя получал княжескую грамоту, на право торговать всем, чем хотел на территории всего Русского Союза. При этом никаких даней-налогов больше он никому нигде не платил и ни перед кем за свои доходы не отчитывался.

Валерий нашёл этого купца и договорился с ним, что тот будет покупать у него пилёный лес с десятипроцентной скидкой, чтобы потом его перепродавать кому пожелает. Дело пошло. Уже к концу года почти треть своей продукции «Плотник» продавал новгородцу за «чёрный нал», который нигде не отображался, кроме такой же «чёрной» кассы у Клавдии. Затраты же на ВСЁ производство раскидывались на оставшиеся 23 продукции, которая в отчётах перед налоговой балансировала на грани убыточной. Кроме того, почти все сторонние рабочие получали зарплату из этой скрытой наличности, да и граждане Волжской России получали очень небольшую официальную зарплату, большая её часть выплачивалась в виде премий из той же скрытой кассы.

При всём при этом пилёный лес и столярка пользовались всё возрастающим спросом и ООО «Плотник» продолжал расширяться и наращивать объёмы. Когда в 1230-м году в налоговой, при сдаче годового баланса, им, из-за возросших объёмов производства, посоветовали преобразовать их ООО в акционерное общество, Сидоркин и Вениковы посчитали, что вполне можно было бы преобразоваться в закрытое АО. Валерий Викторович даже слетал в Волжский, чтобы подробнее ознакомиться с тонкостями деятельности такой формы предприятия, поговорить с такими акционерами, подобрать литературу…

Но тут он столкнулся с ситуацией, которая дала ему чёткий посыл – этого лучше не делать.

Рагимов действует аккуратно (как всегда)

Когда Рагим Рагимович взялся за внедрение системы учёта экономической деятельности предприятий по методу Гринёва, то ему пришлось работать тесно вместе с Удиновым и его командой экономистов. В один из уже холодных октябрьских дней, когда сам Удинов и трое его аспирантов сидели у Рагимова в кабинете, разбирая первые итоги отчётности трёх назначенных к эксперименту предприятий, молодой аспирант Николай Трунов вдруг задал Рагимову вопрос:

– Рагим Рагимович, а почему до сих пор ни правительство, ни дума не выходят на главный посыл этой новой системы – участие в управлении производством, наравне с другими капиталами и личностного капитала работника?

Рагимов удивился. Он как-то не особенно вникал в этот аспект взаимоотношения работника и производства.

– Вообще-то, я думаю, что управление производством это весьма специфичная область труда специалистов этого дела. А, Станислав Петрович? – обратился он к Удинову, – Или я чего-то не понимаю?

– Тут вопрос несколько идеологический, – ответил Удинов, – Понимаете, Рагим Рагимович, вот, к примеру марксистская идеология предусматривала всех отстранить от владения капиталом, а мы считаем, что как раз всем надо дать возможность своим капиталом распоряжаться, в том числе и работнику своим, а значит работнику, наравне с владельцем средств производства, распоряжаться результатами труда этого производства, то есть участвовать в распределении прибыли и, естественно, нести ответственность за убытки. Я это предлагал ещё в пояснительной записке Ярославцеву пять лет назад, когда мы разрабатывали концепцию приватизации предприятий.

– И что же Ярославцев?

– А ничего, концепцию-то нашу приняли практически без изменения, а вот личностный капитал так и остался не у дел, хотя и Сафонов был «за». Замылили. Зенин сказал, что пока не до того, нам бы по старой системе удержаться, а рисковать с участием в управлении кухарки… В общем поддержки не получили. Да вы посмотрите те наши предложения, они в архиве хранятся.

– Ладно, посмотрю…

На следующий день Рагимов выбрал время, зашёл в архив и внимательно прочитал предложение по приватизации пятилетней давности, предложенное группой Удинова. Дня два после этого он «переваривал» информацию, после чего созвонился с Сафоновым и вечером, это была пятница удивительно тихого прохладного дня первой недели октября, больше двух часов они беседовали, прогуливаясь по парку за зданием администрации. Сафонов был весьма красноречив и местами эмоционален.

– Понимаете, Рагим Рагимович, в этой постановке вопроса о праве личностного капитала участвовать в управлении производством и есть рождение того самого высшего смысла справедливости. Если хотите, в этом-то и кроется суть лозунга: «Фабрики рабочим».

– Ну что ж, вы меня убедили, я, пожалуй, готов записаться в ваши сторонники, хотя… Хотя, возможно мы несколько торопимся, возможно для реализации этой идеи необходим другой технологический уровень производства, да и интеллектуальный уровень людей. В общем, будем подумать.

На следующей неделе Рагимов попросил Удинова прислать к нему того самого аспиранта Трунова, предварительно выяснив, что он из себя вообще представляет, если у него лидерские качества. Удинов был о нём очень высокого мнения, более того, отметил, что Николай воевал в Чечне, когда служил срочную, был активным участником студенческого самоуправления в университете, да и сейчас остаётся капитаном его футбольной команды…

Трунов пришёл в точно назначенное время. Рагим Рагимович поздоровался с ним за руку, пригласил присесть за журнальный столик в углу кабинета, попросил секретаршу подать им чаю и присел за столик сам. После нескольких минут беседы Рагимов выяснил, что Николай холост, платит со своей аспирантской стипендии кроме подоходного ещё и налог на бездетность, а потому приходится подрабатывать наладчиком оборудования на мясокомбинате, в основном по ночам, чтобы свести концы с концами.

За чаем с печеньями хозяин кабинета выяснил, что Трунов действительно твёрдо убеждён в том, что личностный капитал должен наравне с иным производственным капиталом влиять на это производство, на управление им.

– Ну хорошо, если вы, Николай Андреевич, так уверены в справедливости ваших взглядов, что же вы не пробиваете их в обществе? Почему не пытаетесь найти сторонников и добиваться их осуществления на практике?

– Видите ли, Рагим Рагимович, меня, в круге моего общения, скажем так: поддерживает большинство моих друзей и знакомых. По крайней мере может пара человек найдётся из тех, кто со мной не согласен, раза в два-три больше таких, кто со мной солидарен, остальные как-то вроде бы не против, но с другой стороны – «нас и так не плохо кормят». Короче – поддержка пассивная. Но в любом случае, тех, кто может как-то реально влиять на властные решения, среди моих друзей нету, – развёл руками Трунов и отхлебнул чая.

– А желание-то есть что-то изменить?

– Ну, желание. Желание и возможности не всегда суть вещи совместимые. Я, например, очень желал бы жить более обеспечено, иметь свою квартиру или дом, а не койку в общежитии, в магазине покупать всё, что понравилось, а не рыться в кошельке в поисках мелочи и в раздумьях о том, без чего ну никак не обойтись. А с другой стороны, тогда мне придётся отказаться от любимого дела, от интереснейших исследований. Так что при всём при том, что мне много чего не хватает, у меня есть любимое дело, а это куда важнее.

– Что ж, славненько, – Рагимов вспомнил, как он отказался когда-то от аспирантуры ради своей Анны, и ни разу не пожалел об этом. Видимо тогда либо тема, предложенная ему, как-то не грела, либо… Либо этот Николай не встретил ещё свою Анну, – Вот что, Николай Андреевич, – продолжил он, – а вам не кажется, что прежде, чем что-то создавать, нужно создать инструмент?

Трунов пожал плечами:

– Логично, – он ещё не до конца понимал, куда клонит зам премьера.

– Ну, если логично, можете предположить, что необходимо для того, чтобы воплотить идею равноправия капиталов, которую вы мне на той неделе изложили?

– Нужна политическая воля?

– Ну да, а кто её будет осуществлять?

– Власть.

– Ну так берите эту власть и осуществляйте свои идеи.

– Ха, так кто же её мне даст?

– Дааа, я был лучшего мнения о вас, Николай Андреевич.

В повисшей было тишине Рагим Рагимович отхлебнул остывшего чаю и спросил:

– Вы хоть Ленина что-нибудь читали?

– Читал, – пожал плечами Трунов, – Вы предлагаете мне взять курс на революцию и гражданскую войну?

– Боже упаси, но вот напомните мне, что необходимо для распространения идей в обществе и поворота общества к вашим идеям лицом?

Трунов задумался. Потом усмехнулся и ответил:

– Нужна медиа поддержка, надо, чтобы в газетах и на телевидении давали информацию об этом, в общем нужна пропаганда идеи.

– Воооот.

– Ну и кто меня там будет слушать, кто меня вообще туда пустит?

– Правильно, шансов крайне маловато, – Рагимов усмехнулся и прочитал строчки из Маяковского:

– «Единица – вздор,

единица – ноль,

один —

даже если

очень важный —

не подымет

простое

пятивершковое бревно,

тем более

дом пятиэтажный.»

– Понял, Рагим Рагимович, нужна партия.

– Догадался, наконец. Вот теперь и подумай – хочешь чего-то добиться, ищи соратников, создавай команду, тогда тебя, хочешь не хочешь, а заметят масс-медиа, и общество задумается над твоими идеями.

– Да я пока как-то особенно в политику не лез.

– Правда, что ли? А ещё аспирант. Неужели не заметил, что экономика теснейшим образом переплетена с политикой? В советское время нам преподавали политэкономию. Это после Гайдара стали делать вид, что экономика сама по себе. Лукавство, однако.

Рагимов сам не заметил, как перешёл с Труновым на «ты». Просто ему стало как-то неинтересно с этим молодым человеком. Казалось, что он ошибся, парень не тянул на лидера идеи, которую он, тем не менее, принимал всем сердцем. Зам премьера продолжил:

– Если не лезешь в политику, то чего ж тогда мне вопрос про личный капитал на той неделе задавал?

– Да понял я, Рагим Рагимович, понял. Просто как-то не думал, вернее думал, что у нас и так партий хватает.

– А есть там такие, которые поддержали бы твою идею?

– Не встречал.

– Ну вот. Что делает настоящий мужчина, когда чего-то нет? Берётся и создаёт сам.

Рагимов встал, давая понять, что разговор окончен. Встал и Трунов. Его глаза наконец вышли из сосредоточенной задумчивости и вспыхнули решимостью. Он посмотрел на Рагимова и чуть улыбнувшись спросил:

– Рагим Рагимович, а вы сами-то вступите в мою партию?

– Ты, милок, её сперва создай, – усмехнулся Рагимов, – а там… Но в любом случае эту вашу удиновскую идею поддержу.

Потом, глядя на вспыхнувшие глаза Трунова, подумал: «А может и получится у него что-то» и сказал на прощанье:

– Думаю не я один поддержу, и в Думе найдутся депутаты. Ладно, иди, и удачи тебе.

– Через месяц я попрошусь к вам на приём уже со своей партией, – сказал, уже взявшись за ручку двери Николай. Его глаза светились уже какой-то не то дерзостью, не то нахальством…

– Ну-ну, герой, – Рагимова обрадовала такая перемена в настроении Трунова, – посмотрим.

И вдруг, что-то вспомнив он остановил молодого человека «на минутку», быстро что-то набросал на листике бумаге и протянул Николаю, добавив:

– Это телефон директора Энергомаша Румянцева. Он в начале девяностых всё добивался создания народного предприятия, но ему тогда рога пообломали и продали завод за бесценок какой-то московской компании. Думаю, он тебе будет полезен.