Текст книги "Радио Хоспис"

Вот и этим утром Лис-Педераст сиял во всю черно-белую диагональ переносного телевизора, который уже давным-давно никто не переносил с холодильника на кухне в квартире Стаса. Лейстрейд не просто сиял, он излучал самодовольство и укоризну одновременно. Еще бы, ведь где-то среди нас, дорогие телезрители, бродит мерзавец, совершивший девять убийств, а доблестные защитники правопорядка до сих пор не могут не только поймать преступника, но даже и определить, кого тот прикончил. Говоря все это, Лис-Педераст умудрялся корчить такие наигранные рожи, что все рассказанное начинало напоминать анекдот. В этом и была цель Доусона Лейстрейда. Он был комиком от бога, хотя, как подозревал Стас, бог этого мерзавца носил рога и ходил, цокая копытами. А по утрам вселялся в телевизоры. Естественно, этот гаденыш не забыл упомянуть об ограблении аптеки.

Стас со стоном оторвал задницу от табурета и вылил кофе в раковину. Настроение было испорчено. Он подошел к телевизору и выдернул вилку из розетки. Подумал – и повернул экраном к стене.

Хреновое утро…

* * *

– Я ненавижу Лиса! – объявил Югира, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье.

– Совершенно с тобой согласен, – скривился Стас, поворачивая ключ зажигания. – Этот ублюдок испортил мне утро.

– А мне этот и еще один. – Югира кивнул на дверь Управления. – Самое обидное, Лис снова прав. Мы ничего не знаем. У остальных групп по нулям. Да и у нас тоже. Звонил шериф Миссельтресса, сказал, что пока новостей нет, – объявил Югира, – так что сегодня едем в Сарай.

Стас удивленно посмотрел на руководителя. Сарай был поселением зажиточных азиатов. Там действовала своеобразная автономия, и хотя губернатор Сарая, которого там называли «паша», подписал двенадцать лет назад Договор о подчинении общей конституции с учетом этнических особенностей обособленных групп населения, вышеуказанные этнические особенности в Сарае главенствовали. Своя полиция, свои суды, свои меры пресечения. Представитель Управления юстиции, обязательная штатная единица в любом обособленном этническом поселении, проводил дни, сидя в чайхане или в собственной бане. Он получал настолько мизерную зарплату в Управлении, что иногда терял нюх и забывал за ней заехать. В то же время от местных воротил он получал столько, что потеря нюха казалась вполне оправданной. Разумеется, представитель Управления в Сарае был из местных. Правительство закрывало на это глаза, поскольку Сарай был прекрасной налоговой Меккой, исправной машиной по пополнению государственного кошелька. К тому же ходили слухи, что паша принимает служебные визиты правительственных инспекторов в собственном гареме, так что за право проинспектировать Сарай разгораются самые настоящие кулуарные битвы с подмешиванием слабительного в кофе и наймом частных детективов с целью опорочить честное имя претендентов. Надо заметить, эти сами местные воротилы редко были рады видеть здесь коллег представителя Управления. Можно сказать, они никогда не были этому рады. Поэтому, к примеру, Гейгеру туда попасть не удалось, его просто не пустили, отчего тот все утро ходил и брызгал ядом.

– Там было совершено третье убийство, – напомнил Югира.

– Будет нелегко, – ответил Стас.

– Да уж, но у меня там есть кое-какие связи, – пожал плечами старший детектив. – Видок у тебя, кстати, Станислав, потрепанный.

– Вы не поверите, но последний раз я слышал эту фразу в придорожном кафе от сорокалетней красотки, мечтавшей затащить меня к себе в постель.

– И? – подал голос Ник, все утро поражавший феноменальной молчаливостью.

– Что «и»?

– Ей это удалось?

– Джентльмены не обсуждают это вслух, – покачал головой Стас, – но вообще-то да.

– Поехали, джентльмены, – усмехнулся Югира. – Меня смущает одна деталь, и я должен срочно оказаться на месте убийства.

– А этого… Полынера… дожидаться не будем? – спросил Ник.

– Я отправил его в Миссельтресс, – ответил Югира, – у него там тоже есть какие-то связи.

– У Полынера? – удивился Стас.

– Да. Среди футбольных хулиганов, кажется. Или у тех, кто их держит, я точно не понял.

* * *

Утро в городе – самое невыносимое время суток. Все дороги превращаются в одну сплошную пробку, смердящую выхлопными газами, воющую клаксонами, матерящуюся ртами, отдающими сквозь запах зубной пасты перегаром, смешанным с дымом первой утренней сигареты. Но после столь бурной ночи Стас пребывал в это утро в неком полусонном состоянии. Он не спал, не кивал носом, не ослаблял внимания, но на то, что в любой другой ситуации легко бы вывело из себя, сегодня ему было глубоко наплевать. Орут – ну и пусть себе орут. Закрытые стекла, кондиционер и радио делали возможность не замечать этого вполне реальной.

Не испытывал раздражения по поводу затрудненного движения и Ник Спайкер. Во Втором Периметре он бывал только раз, да и то в командировке, под неусыпным надзором злобного капрала. И теперь пользовался любой возможностью увидеть и отреагировать. Он глазел во все стороны, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы убедиться, что новый «Лес Пол» с диском на сорок патронов калибра 5,45 ему не приснился и действительно лежит на коленях.

– Ух ты, стачка, забастовка! – воскликнул он первым, когда они вырулили на Бондштрассе. По площади ходило по кругу человек двадцать в полосатых пижамах, заложив за спину руки. У каждого на спину был пришит прямоугольник белой ткани с надписью «Банкрот». А над площадью парили несколько воздушных шаров, удерживающих транспарант «Новая налоговая доктрина – убийца малого бизнеса! Вы хотите нового финансового кризиса?».

– Обычное дело на Бондштрассе, – пояснил Югира. – Здесь находится здание регионального отделения министерства финансов и центральные офисы всех крупных банков Второго Периметра. Так что в этих местах постоянно какие-то грозы. Сталкиваются два атмосферных фронта – финансовые кульминации и банкротства – над отдельно взятым районом города.

– В прошлый раз забастовщиков было меньше, – заметил Стас. – Кто-нибудь знает, что это за новая доктрина?

– Понятия не имею, – покачал головой Югира, – никогда в этом не разбирался. Я и про старую-то ничего не знаю.

Они миновали Бондштрассе и окунулись в неторопливый водоворот утреннего лабиринта. Даже зная все объездные пути, Стасу удалось только через час вытащить «Фольксваген» за Второе Кольцо. Местные обитатели уже покинули свои дома, спеша в обратном ведомственному «Фольксвагену» направлении, то бишь в центр, к своим офисам, представительствам, конторам самого разного пошиба. Можно было не сдерживать спрятанных под капотом лошадей, но именно теперь на Стаса начала наваливаться дрема. Он прижал «Фольксваген» к обочине и, обернувшись к Спайкеру, спросил:

– Ник, ты водишь машину?

– Конечно, – воссиял новый коллега, – правда, я не знаю города.

– Я знаю, – проворчал Югира и укоризненно посмотрел на Стаса. – Надеюсь, оно хоть того стоило.

– Мы поминали отца, а потом… Все как-то вышло из-под контроля, – пожал плечами Стас.

– Понимаю. Перебирайся назад. До Сарая около часа езды. Большего дать не могу.

– Больше и не понадобится.

* * *

Бывают состояния, когда задние кресла служебного микроавтобуса могут показаться лучшим ложем на свете, и неважно, что ноги либо прижаты коленями к груди, либо болтаются по всему салону. Неважно, что на поворотах твоя голова бьется о стену, а откуда-то свыше божественным гласом то и дело приходят звуки сирены. Ничто это не способно заставить тебя думать, что кресла салона – это не то место, ради которого ты был рожден на свет. Ничто. Да и ладно вам, это еще праздник по сравнению с теми условиями, в которых приходилось кемарить сначала курсанту-гардемарину, потом солдату, а затем, в хронологическом порядке, таперу в ресторане средней руки, механику в автомастерской, специализирующейся по реставрации довоенных автомобилей, водителю в свадебной конторе, водителю в похоронной конторе, водителю в Управлении юстиции и, наконец, младшему детективу того же Управления. Богатая на события жизнь определяет философское отношение к тому, где и в каких условиях приклонить голову. В окопах под постоянным обстрелом? Запросто. На складе между коробками с вермишелью и банками с томатным соусом? Нет ничего проще. На креслах в салоне «Фольксвагена»? Именно этим он и занят.

Вот только уснуть никак не получалось. Стас то впадал в полупрозрачную, но невероятно тяжелую дрему, то снова приходил в себя и пытался уговорить свой организм вспомнить и более тяжкие условия. Организм помнил, но даровать спасительный сон отказывался. В конце концов Стас принял горизонтальное положение и воззвал в тишине:

– Парни, никому из вас супруга термос с кофе не приготовила на сегодняшний день?

– Я не женат, – до омерзения жизнерадостно отозвался Ник.

Югира обернулся, окинул Стаса взглядом и усмехнулся:

– Послушай, парень. Мне тоже приходилось бывать в таком состоянии. Так что, если хочешь, мы тебя скинем, а потом как-нибудь прикроем.

– Спасибо, Югира, но я действительно приду в себя, если выпью кофе. И извини, что твой подчиненный создает тебе столько хлопот. Обычно я бываю посвежее.

– Кофе нет, а я временный начальник. В моей сумке есть термос. Там мате. С непривычки может показаться мерзкой шуткой. Но бодрит не хуже кофе, поверь старому солдату. Я в последнее время пристрастился к этой дряни…

За то время, пока Стас находился на тонкой, вибрирующей и воющей сиреной грани сна и яви, Ник под чутким руководством японца вывел «Фольксваген» на окраину города. Это было нетрудно определить: дома вокруг стали еще выше, еще менее приглядными, а дорога была испещрена выбоинами. Тут выспаться уж точно не удалось бы. Стало темнее из-за того, что солнцу все труднее было проникать в узкие щели между домами: дороги сузились до одной полосы. Это был район небоскребов, переполненных малогабаритными и чаще всего однокомнатными квартирами, в которых ютились семьи по шесть и больше человек. Стас давно обнаружил занятную закономерность: чем беднее семья, тем больше она стремится к многодетности. Кто-то однажды пошутил, что, дескать, если уж не удается достичь богатства в финансовом плане, то нужно использовать то богатство, что дано природой. Но Стас имел на этот счет собственное мнение. Скорее всего многодетность была этаким безусловным инстинктом, навязанным как раз бедностью. И инстинкт этот не из сегодняшнего дня, а с доисторических времен. С тех пор, когда холод нельзя было одолеть, его можно было только перетерпеть. И в одиночку терпеть холод было нелегко, порой невозможно, но, если рядом оказывался кто-то, к кому можно прижаться, кто мог бы поделиться своим теплом, твои шансы на выживание увеличивались. Бедность – тот же холод, и в одиночку его трудно пережить. Впрочем, была и оборотная сторона медали, как же без нее. Чем больше стая, тем она агрессивнее. Масса – это сила. А бедность, точнее, отсутствие надежды выбраться из нее нормальными (читай, законными) путями заставляет стаи идти на незаконные меры. Вот потому-то и коллективная преступность среди представителей малообеспеченных классов особенно распространена, причем преступления отличаются особенной жестокостью. Человек легко напьется крови, напьется и ужаснется. Напоить толпу невозможно. А если эта толпа организована и связана какими-то узами, мы имеем дело с криминальной группировкой, способной на все и не останавливающейся ни перед чем. Инстинкты и бедность. Возможно, эту проблему можно было бы решить, но до тех пор, пока для ее решения создаются не группы экономистов и психологов, а отделы по борьбе с организованной преступностью, этого не случится.

– А ведь всего пять лет назад здесь было вполне сносно, – с особенной ноткой печали, той ноткой, которая живет только в голосе азиатов, проговорил Югира.

– В последнее время вполне сносными могут считаться только районы, близкие к центру, – согласился Стас.

– Тут где-то… точно уже не вспомню где, был ресторан. Там я познакомился со своей женой, – сказал Югира. – Теперь уже, наверное, и не найду его.

– Не знал, что ты женат.

– Почти пять лет уже. И с тех пор здесь я не был ни разу. Старался выбирать другие дороги.

– На других дорогах пробки, – вставил Ник. – А вообще, вы просто все избалованные здесь, во Втором Периметре. Уверяю вас, парни, если бы вы видели, как вымирают целые кварталы, и не просто какие-нибудь трущобы, а такие, знаете, где богатые особняки с бассейнами и все такое, если бы вы это видели, вы говорили бы иначе.

Они миновали дома, проехали несколько кварталов складов. Ненадолго задержались на муниципальном блокпосте, потом проскочили между бетонными стенами, огораживающими дорогу, идущую через свалку. И хотя свалка была окружена бетонными плитами со всех сторон, делалось это отнюдь не для благоустройства бедных районов, а для того, чтоб скальные массивы городского мусора не портили вид с идущих по обе стороны автомагистралей.

– Просто экскурсия какая-то, – проворчал Югира, – едем в рай дорогой через ад.

– Жуткая поэзия, – кивнул Стас.

– Я тоже стихи не люблю, – согласился Ник Спайкер, – дурь, по-моему, вся эта любовь-морковь. Правда, у нас был парнишка, все время с гитарой ходил. Вот он неплохо рифмовал. Но ведь песни – это не стихи, верно я говорю?

– Почему «был»? – вяло поинтересовался Стас.

– Да не знаю, может, и сейчас есть. Его здорово порвали во время одного из набегов. Ну, там медики подсуетились, какие-то уколы сделали, увезли. Не знаю, может, и выкарабкался. Вот этот наш, главный, он же выздоровел. Может, и парню повезло. Неплохой был, веселый. Элвис… Элвис Пресли, рядовой второго пограничного дивизиона. Блин, вы бы его на сцене видели, такие кренделя выдавал! Да…

Они пристроились в хвост очереди из десятка машин, ждущих возможности выбраться на 2-ю магистраль. Над развязкой высоко в небе парил дирижабль с накопителями солнечной энергии на борту. Стас поднял голову и увидел, как с его платформы сорвался и устремился в сторону города кажущийся миниатюрным биплан. Красно-белые круги на его крыльях говорили о том, что он принадлежит не к муниципальной эскадрилье, а к чьей-то частной. В последнее время это стало распространенным явлением. Правительству было легче оплачивать аренду частной авиатехники, нежели содержать в порядке свою собственную.

– Ну а ты, Станислав, – обернувшись, спросил Югира, – не собираешься пока обзаводиться семьей?

Стас усмехнулся и пожал плечами:

– Да как-то не представилось возможности. Женщины были, но ничего серьезного. Знаешь, война отучила строить планы.

– Знаю, – серьезно кивнул Югира, глядя прямо по курсу, – но война кончилась. Нет уже даже того, из-за чего она началась. И за что велась. Но мне знакома эта неуверенность в будущем. Другое дело, что я не стал ее культивировать. Иногда нужно поступать вопреки чувствам.

– Да я не спорю, – ответил Стас и отчаянно зевнул. – Где, говоришь, твоя мята?

– Не мята – мате. В сумке.

Некоторое время ехали молча. Стас пытался заставить себя глотать обжигающую и невероятно горькую жидкость из термоса, Югира задумчиво рылся в синей папке, а Ник Спайкер крутил баранку под круто завернутый свинг из динамиков радиолы. Крутил-крутил, а потом вдруг сказал, немало озадачив обоих своих коллег:

– Бросьте, ничего не исчезло, господин Югира. Вы вот говорите, что все, из-за чего началась война, исчезло, а это не так. Деньги остались, бедность осталась, белые ненавидят черных, а черные – белых. Парень с Библией под мышкой не подает руки такому же парню с Талмудом. Ничего не исчезло. Я вырос в бедном квартале. Только у нас было еще хуже, чем там, – он неопределенно мотнул головой, – потому что Третий Периметр. И такие вещи у нас сильнее чувствуются. Ничего не исчезло, господин Югира. Просто затаилось до времени и ждет. Как те упыри из-за Стены. Дайте ему время, он еще высунется, это я вам точно говорю. И тогда уж рифмуй не рифмуй…

Стас пересекся с Югирой взглядом в зеркале. Потом увидел, как тот пожимает плечами.

– Югира, передайте мне материалы по третьему убийству, – пробормотал Стас, – надо чем-то занять голову.

* * *

Из четырнадцати фотографий с места убийства, переданных представителем Управления в Сарае (великолепно выполненный, подробнейший отчет прилагался, плюс отчет специалистов – парамедиков и баллистиков), Стас задержался взглядом лишь за одной. На ней крупным планом было запечатлено то, что ранее было лицом жертвы. Месиво мяса, костей и зелено-серой слизи, небрежно уложенное в лопнувшую скорлупу черепа, – вот и все, что от него осталось.

Наверное, это было ужасно. То есть Стас подозревал, что по человеческим меркам это было ужасно. Но сам не испытывал ни ужаса, ни омерзения. Он вообще ничего по этому поводу не чувствовал. Усмехнулся и, положив снимки в папку, вернул ее Югире.

– Чему улыбаешься, Станислав?

– Это не улыбка, Югира, это усмешка. Я просто… Знаешь, я сам себе кажусь тысячелетним старцем с головой подростка. Мне нет и сорока лет, а моя эпоха закончилась.

– Почему?

– Потому что я только что увидел развороченное выстрелом и кислотой лицо мертвеца, но мне совершенно плевать. Не должно бы, но мне плевать. Я видел в свое время, как парень, который не успел вовремя надеть противогаз, выцарапывал себе глаза. И выцарапал, но не остановился, а продолжал рвать лицо. А я не мог ему помочь, потому что держал пулеметную ленту. Вместо него – парень был вторым номером. Я видел, как он умер, Югира. И это не все, что я успел увидеть за свою жизнь, и это вроде наждака. Оно обтесало во мне то, что должно чувствовать в такие моменты. Мне уже кажется, что я и не человек…

Югира молча кивнул и задумчиво уставился перед собой. Вряд ли он видел в этот момент дорогу. Стасу вдруг захотелось спросить: попади он в положение проигравшего бой офицера, стал бы вспарывать себе брюхо? Но сдержал себя, не спросил. Не знал, как тот отреагирует. Югира был отличным мужиком, судя по всему. Не стоило портить отношения нечаянной обидой.

* * *

Сарай тоже был обнесен стеной из бетонных плит. Но этот забор был не чета тому, что окружал свалку. На плитах вокруг Сарая были выбиты орнаменты, все они были искусно расписаны и казались произведениями национального искусства. Стас не особенно удивился бы, если б узнал, что все это сделано вручную и при Сарае содержится целый штат работников, отвечающих за сохранность и внешний вид стены. Даже стандартная телефонная будка у ворот была расписана лабиринтами орнамента, отчего казалось, что она сшита из ковров.

Около будки в теньке сидел на корточках человек, невероятно похожий на Югиру.

– Мой брат, – объяснил Югира. – В отличие от меня он принял мусульманство. У Эбо хорошо развита экономическая жилка, а жить в Сарае, будучи мусульманином, весьма выгодно. Подождите здесь, парни, я быстро.

Он вышел из машины и подошел к брату. Солнце медленно, но крайне упорно продвигалось в сторону зенита. Окрестности Сарая были засыпаны специально привезенным песком, а над стеной забора, покрытого восточным орнаментом, высилась колонна минарета.

– Можно подумать, мы где-нибудь в Арабских Эмиратах или в Египте, – сказал Стас.

– Это точно. – Ник опустил солнцезащитный козырек и обернулся к Стасу. – Богато у вас тут живут мусульмане эти.

– Эти да. Но эти – не все мусульмане Второго Периметра, поверь мне. Остальные живут в районе у свалки или в других точно таких же. По крайней мере большинство. Но есть, конечно, люди, кто на бедных внимания не обращает и рассуждает о том, что азиаты слишком много себе позволяют. Хотя на самом деле этнические поселения – факт, зафиксированный конституцией. Кое-кто, – Стас кивнул на забор, – этим умело воспользовался. И они не одни.

– Да, парень, такое дело. Законами вообще-то умело некоторые пользуются. Но не такие, как мы с тобой.

– Да уж, мы с тобой должны приглядывать за теми, кто не обладает такими талантами. Так что ты, наверное, был прав: ни хрена не исчезло и ни хрена не изменилось. Смотри, Югира возвращается.

Югира вернулся мокрый от пота, но довольный.

– Ник, рули в объезд к другим воротам. В парадные нас не пустят, но в Сарай мы сегодня попадем.

– Югира, ты уверен, что мы не обязаны перейти с тобой на «вы»? – покачав головой, спросил Стас.

– Позже, – отмахнулся Югира, – на самом деле нам дали всего два с половиной часа. Нужно многое успеть.

* * *

Сарай был оазисом. Даже на фоне лучших домов в городах Второго Периметра он был оазисом. Прекрасным, чуждым и притягательным. Он был похож на экзотическую красавицу с постера, таких никогда не бывает в твоем окружении, но ты прекрасно знаешь, что где-то они все же есть. Впрочем, это сравнение из прошлой жизни. После объединения под натиском наступающей природы и связанного с этим перенаселением оставшихся за людьми районов не только дома стали выше, а улицы уже. Смешение рас и соседство религий (до зубов вооруженный нейтралитет с правой рукой на религиозном писании и левой на цевье пулемета Джексона), появление и уже взросление девчонок и парней таких причудливых национальных комбинаций, что подобным сравнениям вроде бы и места уже не осталось. И все же большой настенный календарь с экзотической красавицей – это именно то, о чем подумал Стас, когда они проехали по задним дворам одно-двухэтажных домов из белого камня, который был похож на сахар. Даже обратная сторона медали была прекрасна! Дороги были вымощены булыжником, зелень вдоль дорог была редкой, но ухоженной и чужеродной. Тут и там из причудливых чаш били маленькие фонтаны. Мужчины строги и насторожены, а единственная встреченная женщина прятала лицо под паранджой. Ник шепотом сказал, что она наверняка умопомрачительно красива, а Стас ответил, что паранджа дает Нику право в это верить.

Единственным минусом пребывания в Сарае была невероятная жара. Здесь было еще жарче, чем за стенами. Стас в шутку предположил, что здесь под дорогами специально проложили трубы с горячей водой, потому что теоретически белый камень домов и такой же булыжник мостовой должны были отталкивать тепло, а не аккумулировать.

Ну и кроме того, им здесь явно были не рады, общались с ними без охоты, и беседа, которая могла бы уложиться в пять-десять минут, растягивалась на полчаса просто потому, что Стасу и Нику было сложно пробиться сквозь настороженность местных жителей. Была такая поговорка: «Что случилось в Сарае, то в нем и останется». Стас начал подозревать, что это не просто поговорка. Ничего нового они не узнали, все собранные сведения соответствовали тем, что уже хранились в синей папке Югиры.

Кстати, сам руководитель группы, отдав распоряжение Стасу и Нику, куда-то исчез. Скорее всего, парился в какой-нибудь местной бане, а гурии избавляли его от проблем, накопившихся за пять лет семейной жизни. Вымотанные уже через полчаса работы, взмокшие и возненавидевшие тропические красоты, которыми не так давно восторгались, Стас и Ник выработали план. Им нужно было опросить жителей домов, окружающих центральную площадь. Эту часть задания они выполняли, строго сверяясь с тенью от башни минарета. Они преданно следовали в ее кильватере – это хоть немного спасало от жары.

Был один пункт из намеченных, который так и остался нераскрытым. Все опрошенные в один голос утверждали, что понятия не имеют, кто этот убитый, зато все знали точно, без объяснения причин, что он был не местный. Каким образом чужой человек мог попасть на территорию Сарая, а точнее, на задний двор мечети и остаться незамеченным, они не знали. Но многие видели, как этот человек упал, сраженный пулей. Выходило так, что он как будто появился из ниоткуда только для того, чтобы его череп разошелся по швам.

Наконец, когда означенное ранее время истекло, появился Югира. Он не выглядел утомленным, скорее, наоборот – довольным, что подтвердило худшие опасения его подчиненных.

– Выезжайте за ворота, парни, и ждите меня у парадных. Я выйду там.

– О’кей, – вздохнули Стас и Ник и обреченно побрели к «Фольксвагену».

– Хорошо быть старшим детективом, – проворчал Спайкер, залезая на водительское сиденье.

– Это точно, – кивнул Стас. – Ты что, выключал кондиционер?

В салоне ведомственной машины царил горячий ад пустыни.

* * *

Югира вернулся еще через полчаса – взмокший, в запыленном костюме и с довольным видом.

– Югира, конечно, нехорошо так говорить руководителю, даже временному, – заметил Стас, глядя в сторону, – но такое ощущение, что ты неизвестно чем там на песке занимался, и это «неизвестно что» тебе понравилось.

– Надо бы не забыть лишить вас премиальных, – усмехнулся Югира. – Потому что я… Да, я выпил по чашке чая с парой человек, но, увы, так и не побывал в секретных банях, и в гарем паши меня не пустили. Зато я получил вот это, – он потряс несколькими листами бумаги, – общий план поселения с расписанием высот и прочего. А третья новость – я дозвонился до Полынера, он нашел машину.

– Его связи лучше твоих, – констатировал Стас. – Потому что ничего толкового из поездки в Сарай не вышло. Боже, как я мог мечтать сюда попасть? Жуткое место. Кстати, я готов сесть за руль.

– Наконец-то. – Ник поторопился покинуть водительское место. – Еще час езды под таким солнцем – и мои глаза будут похожи на глаза господина Югиры.

Маленький, непристойно скромный для этих мест ведомственный «Фольксваген» сделал круг перед ковровой дорожкой и, поднимая облака пыли, помчался туда, откуда приехал. Ему вослед печально сверкнул солнечный блик на золотом полумесяце над минаретом.

– Черт, такую дорогу зря осилили, – проворчал сзади Ник.

– Спайкер, ты теряешь хорошее настроение? – удивился Стас. – Думал, такого не бывает.

– Да я вообще-то парень веселый. Смешливый и все такое, – пожал плечами Ник, – но, похоже, если кто и сдвинет это дело с мертвой точки, то не наша группа. А значит, уцепиться за должность в Управлении мне не светит и придется возвращаться в Третий Периметр, если не на Периферию.

– Мы не зря съездили, – возразил Югира. – Все, что нужно, я узнал. И даже если не мы найдем ответ, кое-что интересное мы откопали. А потом, я слышал, что сформированные Гейгером группы не будут сразу расформировывать. Ладно, смотрите…

Югира снова помахал бумагами и объявил:

– Когда я перед поездкой уточнял подробности убийства в Сарае, меня смутила одна деталь. Вообще-то в ней нет ничего особенного, поэтому никто не обратил на нее внимания, а Ублюдка не пустили в Сарай. Он бы и сам додумался и уже сложил бы это дело с себя, поскольку наши убийства, скорее всего, не его специализация.

– Югира, – проворчал Стас, – никогда не видел тебя таким разговорчивым.

– Ты убиваешь флер классического детектива, Станислав. Я должен выступить с обличительной речью, затягивая интригу. Вы, европейцы, такие непоседливые… Короче, меня смутил тот факт, что все убийства были совершены с высоты. Этот момент вообще характерен для снайпера, работающего в городских условиях. Залечь на какой-нибудь крыше, или балконе, или даже карнизе, выбрать жертву, выстрелить – так они поступают. Не всегда, но и не редко. Но Сарай – это же не совсем город. Единственная достаточная высота в этом поселении – у минарета. Я это знал, так как мне уже приходилось бывать в Сарае. Так вот минарет. Даже если не учитывать, что вокруг него такая охрана, что нашему президенту даже в Первом Периметре не снилась, все равно наш снайпер не мог находиться там.

– В смысле?

– Если верить вот этим бумагам и заключению экспертов, сделанному на основе положения тела и баллистических характеристик, выстрел должен был быть произведен с противоположной стороны.

Стас непонимающе посмотрел на Югиру, потом огляделся, как будто мог что-то рассмотреть сквозь заднее стекло отдаляющегося от места преступления «Фольксвагена».

– Но на противоположной стороне нет высотных зданий и вообще нет высот, – проговорил он наконец. – Насколько мне, конечно, известно.

– Верно, – кивнул Югира.

– Снайпер на аэроплане или геликоптере? Бред какой-то.

– На аэроплане, геликоптере, дельтаплане…

– Или дирижабле, – добавил Ник. – Они же и над Сараем летают?

– Не знаю, но почему нет? Не думаю, что паша купил и небо над своими землями.

– Круг подозреваемых сузился с любого до любого, у кого есть летное удостоверение, – констатировал Стас.

– Или была возможность попасть на борт в момент совершения убийства. Возможно, убийств.

Стас посмотрел на Югиру и покачал головой:

– Серийный убийца-снайпер на летательном средстве? Похоже на начало анекдота.

– Или скандала, – согласился Югира, – в случае, если это не серийный убийца. Нам нужно определить, кто эти люди. Мы не особенно сдвинулись с мертвой точки, но это кое-что. У других нет и этого.

«Фольксваген» налетел на «лежачего полицейского», определяющего скоростной режим на подъездах к магистрали. Стас вдруг резко затормозил и посмотрел на японца.

– Югира, – проговорил Стас, – серийного тоже исключать нельзя. Потому что, возможно, снайперская винтовка – это не главное. Не фетиш. А мотив, вернее, то, что определяет поведение маньяка, в чем-нибудь другом. Выстрел не играет роли, винтовка – это просто орудие убийства, и все.

Югира снова кивнул:

– Ты не первый до этого додумался. У Гейгера есть такая версия.

– Нам точно надо разузнать, кто эти жмурики, – просунув голову между передними сиденьями, вставил Ник Спайкер. – Парни, я чувствую, что у меня еще есть шанс получить работу в городе. Куплю себе фиолетовый костюм и красный галстук. Всю жизнь об этом мечтал.

– В Мессельтресс, – приказал Югира.

– Точно, – согласился Стас. – У их шерифа отличный кофе.

Может, ведомственные микроавтобусы и не были самыми мощными лошадками в обжитом людьми пространстве, но уж самыми исполнительными – точно. Они были как те пони, которым никогда не стать настоящей лошадью, но которые все равно готовы выполнять лошадиную работу, отплясывая на задних копытах.

– Парни, я что спросить хотел, – проговорил Ник, снова показываясь между сиденьями, – а разве шериф не относится к областному ведомству? Вы же мне вчера сказали, что им вроде как надо палки в колеса пихать и все такое.

– Тут все очень сложно, – натянув на лицо маску крайней серьезности, ответил Стас. – Шериф подчиняется областному управлению. И «подчиняется» тут ключевое слово. Какой раб не желает поплясать на могиле своего хозяина?

– Что-то я не совсем понимаю, – честно признался Ник Спайкер.

– Ничего страшного, – успокоил его Югира, – это понимание приходит не сразу. Медитируй, практикуй водные процедуры, работай в нашем Управлении, и со временем тебе откроется дао. Сайонара!

– Совершенно верно, господин Югира, – сказал Стас и поклонился до рулевого колеса. – Теперь я вижу, что вы достигли истинных высот цинизма.