Текст книги "Рассказы"

Рассказы
Руслан Гавальда

© Руслан Гавальда, 2023

ISBN 978-5-0059-5439-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книжка за сто рублей
(сказочка)

Самира Сирина никогда никого не любила, поэтому была счастлива.

Ко всему и всегда она подходила с практической точки зрения.

Она не была бессердечна, подобно зеленому чудику, который умудрился стащить у людей Рождество. Она просто развеяла свою любовь по крупицам, подарила ее каждому человеку, каждому существу и окутала ею каждый предмет, который только мог потребовать от нее это теплое чувство.

Поэтому она не любила в том самом смысле слова, в котором любовь обычно подразумевают. Она не принадлежала сердцем никому и ни от кого не требовала принадлежать ей.

Все вокруг создавали семьи.

К сожалению, и ее сценарный анализ требовал от нее создать семью. От сценарного анализа ты никуда не денешься, как ни крути.

Она выросла в полной, счастливой семье, значит и ей предстояло создать счастливую семью.

Самира Сирина была умна и красива.

То, что она была умна, никого не интересовало, кроме несчастных преподавателей, которые рекомендовали ей стать такими же, как и они – защитить докторскую степень и положить жизнь на науку.

Самира Сирина была умна, но науке отдала только частичку своей любви, а этой частички не хватало на то, чтобы разжечь в ней страстный огонь к знаниям. Она отвергла науку.

То же обстоятельство, что она была чрезвычайно красива, влекло к ней много молодых людей, сыплющих ее комплиментами и желающих дорваться до ее цветка девственности.

Они говорили очень красивые слова, но для Самиры Сириной слова оставались лишь словами.

Иногда, особо смелые молодые люди отчаивались ради нее на безбашенные поступки, но истинную любовь не возьмешь даже какими-то делами, ибо они – лишь следствия страсти, но не постоянства. Она не нуждалась в мимолетных героях, в скоротечных эмоциях.

Среди всех ухажеров у Самиры Сириной был один, который был рядом всегда. Он не мог задаривать её букетами, ибо не имел на это средств, он не совершал ради девушки нелепых геройств, ибо берег себя – ему были необходимы целостность рук и ног, чтобы продолжать работать на заводе и помогать своим старым родителям. Он поступил учиться в учебное заведение даже не от желания чему-то обучиться, а по требованию работодателя – тому, видите ли, понадобился его диплом. Хотя и не ему вовсе, а чиновнику, который не видит жизни без учинения препятствий добрым людям.

И вот, Самира Сирина не любила, а молодой человек, который хоть и испытывал к ней чувства, за ней не ухаживал так, как это делали те, кто добивался лишь удовлетворения своих низменных желаний.

Но сценарный анализ требовал своего!

Молодой человек, который за ней не ухаживал, знал, что она – его судьба. Он верил в то, что они будут вместе и будут счастливы. Однако, стоит ли тянуть?

В один прекрасный момент, то ли устав ждать, то ли просто решив опровергнуть или подтвердить свою правоту, молодой человек сделал глупость. Он сказал Самире Сириной о том, какие чувства он к ней испытывает, и что ждет от нее в ответ.

Этим поступком он передал власть над собой Самире Сириной. Теперь она решала его дальнейшую судьбу. Она могла ответить нет, разочаровать молодого человека и сделать несчастным, ведь он был истинным мужчиной. Если он говорил что-то, то держал слово. Следовательно, он остался бы один и предан Самире Сириной. Ведь если сказал, люблю – люби до конца.

Если бы Самира Сирина ответила молодому человеку да, то он приобрел бы новую проблему – ему необходимо было бы искать деньги на свадьбу, жилье для будущей жены и детей. Про последнее он не подумал. Зато обо всем успела поразмышлять его подруга. Его, потому что она дала ему положительный ответ.

Ее, Самиры Сириной, рассуждения были просты и банальны. Общество давило ее вопросами о личной жизни. И она больше не могла держать оборону, не могла находить остроумные, изящные увертки от этого вопроса. Да и самой ей это уже надоело. Слишком часто она была отчаянно одинока, слишком часто успокаивала себя рационализацией: почему именно выбрала подобный образ жизни. И вот, многодневная бомбежка этой крепости под именем «одиночество», даже я не одинока, я свободна говорила она себе… В общем хрупкие ее стены перестали выдерживать…

Он красив? В принципе, не страшный. Мужчина не обязан быть красив, он не этим должен завоевывать женские сердца. Красота… Если на ней строить отношения, они станут подобны готовке мороженного под пылающим солнцем пустыни.

Да и вообще, почему мужчина что-то должен, помимо того, чтобы просто быть мужчиной? Мужчиной в словах, в делах. Успешность – не мерило мужских качеств, скорее уж – везения.

Дильбар рукаст. Дильбар ответственен. Рационален, даже слишком!

С таким мужчиной не пропадешь. По крайней мере, кусок хлеба с двумя кусочеками колбаски на столе будут при любых катаклизмах.

Так зачем хватать звезды с небес? Почему и, главное, чего ждать?

Страсть – это последнее, на чем должны строиться отношения между мужчиной и женщиной.

Часто она, фантазируя на эту тему, наблюдая за неверным выбором подруг (кто сказал, что учатся лишь на своих ошибках?). Она сделала вывод, что будущий муж – это человек, которого ты принимаешь к себе в услужение на всю жизнь. На работу, но только без увольнения. Ибо невозможно уволить человека из жизни, особенно, если он тебе подарил ребенка.

А еще в одном из исследований она читала (а обычно, если она что-нибудь читала, это были только официальные, авторитетные исследования), что близость с мужчинами как для них самих, так и для женщин врастает в твой генетический код, и затем не отмыть эту память и во веки веков. Только, возможно, при перерождении? Да и то…

Мужчина, если у тебя есть ребенок, всегда возвращается. Но мужчины, если у тебя есть ребенок, возвращаются не от любви к тебе или к плоду ваших любовных утех, а лишь за тем, чтобы потрепать тебе нервы.

Да и вообще, мужчины ли возвращаются? Или привязанные олени? Ведь вряд ли мужчина унизится до… Мужик сказал – мужик сделал. Если он не сдерживает обещание? Если он колеблется? Мужик ли он, вот ведь в чем вопрос.

В общем, одним довольно теплым февральским днем, это день не четырнадцатое, а двадцать первое, Дильбар, проснувшись ото сна в полдень, так как ему не нужно было спешить ни на заработок, ни к родителям, осознал, что более он не одинок. И более того, он осознал, что он ни одинок на всю жизнь, что Самира Сирина – та самая, которая появилась, чтобы остаться в сердце навсегда…

И он вдохновился ею, и стал ухаживать за нею, довольно банально, как банально ухаживают все. И Самире Сириной было скучно это ухаживание, и даже неприятно, а смешно, поэтому она с детской улыбкой наблюдала за всеми его такими предсказуемыми телодвижениями в ее сторону. Но Самира Сирина не отвергала его, ибо знала, другой мужчина будет делать для нее все то же самое, ибо мужчины просты, мужчины одинаковы. Она выбрала из всех его – Дильбара, поэтому ни к чему ей теперь разрывать его сердце на куски, она будет любить его, она будет с ним.

А Дильбар выбрал ту самую. Ту самую не только потому, что она его вдохновляла к жизни, но и ту самую, потому что все у него теперь пошло в гору. Он зарабатывал, сводил концы с концами, помогал сводить концы с концами матери и отцу, но теперь вдруг он стал еще и откладывать на свадьбу, и деньги на адекватное существование у него появились. И делая много денег, и так хороший человек, он стал сеять по миру много хороших дел. А затем стал тянуться к свету, к знаниям, потому что Дильбар знал, что Самира Сирина – девушка, которую невозможно добиться один раз и остановиться на этом. Самира Сирина никогда не останавливалась сама, она постоянно развивалась и, наверное, поэтому была столь очаровательна, а не потому, что имела красивое и желанное тело. Красивым телом мог довольствоваться только недоразвитый мужчина, цель на земле которого переспать как можно с большим количеством женщин и умереть как трутень.

Они сыграли свадьбу. В конце концов, у них все стало хорошо. И родили они двоих детей. И у детей было все хорошо.

А потом Дильбару стукнуло тридцать. Самира Сирина знала, что это время, когда у мужчин наступает кризис середины жизни, правда, она не понимала, откуда у кризиса такое самонадеянное название, ведь жизнь может длиться, и длиться, и длиться..? И не ясно когда у нее наступит середина.

Но он вошел в этот возраст, и этот кризис вошел в него, хотя ни он, ни она в него не верили. Он по причине того, что не был столь умен, сколько хотелось бы, и просто был человек практичный; она потому, что ей не верилось, что смена календаря может как-то повлиять на жизнь.

Но Земля квадратом не станет, если не верить в то, что она круглая. И кризис наступил, ибо он не мог не наступить только по той причине, что кто-то в его существовании сомневался.

Дильбар не стал пить, как это обычно бывает. Дильбар просто решил, что работа, на которую он ходил все это время, работа, которая кормила его, его жену и вырастила его детей – это не то, чем он должен в жизни заниматься. Он должен заниматься тем, к чему у него лежит душа. И он увлекся саморазвитием. Когда он шел домой все в том же феврале, теперь четырнадцатого числа, у метро его остановил русский парень Андрей. Он ему сунул в руку книгу о Шиве, и так как Дильбар был щедр и доволен в тот день, он не только автоматически взял то, что ему подсовывали, но и еще подал Андрею символические сто рублей за эту книжку. Он принес Андрею счастье и ушел.

Дальше за Дильбара действовала судьба. Судьба решила за него, что он не должен отправлять книжку в ближайший мусорный контейнер, как когда-то он поступил с трудом Роберта Кийосаки, ему дали его просветиться члены секты ТяньШи, причем не за сто, а за целых пятьсот рублей.

Судьба заставила его положить книжку в бардачок авто, а затем вернуться к ней от скуки две недели спустя.

Две недели спустя Дильбар был уже свободен от оков завода, он привязал себя оковами к баранке, которую крутил, работая в такси. Работа в такси его устраивала. Она давала ему время, которое Дильбару было так необходимо: он мог поспасть, он мог отдохнуть, пока не было заказов. Он мог лицезреть людей, изучать их, пока не было заказов. Он работал на автомобиле, который предоставляла организация, поэтому его авто все также отдыхало, как и в те времена, когда он растрачивал себя на заводе, производя никому не нужный хлам.

Сначала Дильбар наслаждался отдыхом: иногда спал, иногда слушал радио и даже медитировал порой, пока не наткнулся вновь на книгу, которую когда-то ему случайно сунул Андрей.

Дильбар открыл ее, начал читать от скуки, и произошло чудо. То ли по той причине, что книга действительно оказалась божественной, то ли от того, что ее автор сумел завораживающе, интересно писать, то ли от того, что она сектантская, и написана так, как наркотик, чтобы завлечь в секту, но Дильбар сделал открытие, что он – это лишь иллюзия. Также, его тело и предметы вокруг – это иллюзия, и счастье не в окружающих предметах, ибо он и есть оно, то самое счастье. Пришел день, когда Дильбар осознал, что всю Вселенную он может найти внутри себя, и он стал волшебником.

Но на этом беды Дильбара не закончились, наоборот – лишь начались. Осознав себя, сделав невероятное открытие, он не смог с ним спокойно жить. Его достаточно глупая примитивная психика не справлялась с таким полученным знанием: с одной стороны – очень простым, с другой – от этой простоты великим, ибо все гениальное…

Это знание сменило, причем кардинально сменило жизнь и мировоззрение Самиры Сириной. Ведь ей тоже было тридцать, с этим не поспоришь, и у нее наступил этот пресловутый кризис середины жизни.

Ни к чему не привязанная Самира Сирина, спокойная и довольствующаяся простой жизнью Самира Сирина обрела полную противоположность того, о чем заговорил ее муж. Она так полюбила мужа, так привязалась к нему, что он стал для нее всем миром, ее истиной и красотой. Она вдруг поняла, что она – умница, случайно сделавшая в свои двадцать с хвостиком очень верный и важный выбор, решив пойти именно за этим мужчиной, только за ним и ни за кем другим.

Она правильно не слушалась советов глупых разведенок о том, что главное для женщины – это саморазвитие, это познать жизнь, это опробовать так много мужских членов, как только возможно, а потом уже, и то не обязательно, создать семью с одним единственным. Это были грубые, глупые несчастные женщины, которые не понимали, что разницы в мужских телах нет, есть разница только в головах этих мужчин: кто-то из них способен быть твоей поддержкой, твоим плечом, а кто-то способен только предоставить тебе перепихон, который больше для него, нежели чем для самой женщины.

Она назвала его гуру. Они продали все имущество и уехали из страны, где уже вот столько лет правил все один и тот же президент, который был, казалось, бессмертен, ибо невозможно человеку пережить столько негатива, сколько пережил и переживет еще, наверняка, он. Ведь власть от Бога?

Если хорошая жизнь не идет к тебе, как не трудись, так ты можешь идти к хорошей жизни, ведь ты не дерево, обреченное стоять и не шелохнуться сотнями лет на одном месте, пока правительство не решит срубить тебя на дрова. Ведь ты не в азиаткой стране, где твое право растения уважают и просто пересаживают туда, где ты не будешь мешать задумкам корпорации срубить бабла?

Они поселились в Индии, в ашраме, подобно героине «Ешь. Молись. Люби» и стали есть, молиться и любить весь мир. К каждой букашке они стали относиться как друг к другу – с теплотой и любовью. Ведь как иначе? Букашка – она маленькая, беззащитная. Она не может тебе ответить, если ты ее обидишь. И Бог, он может придти за тобой в любом обличии.

Допустим, ты отдыхаешь на каком-нибудь месте. А та самая букашка носится вокруг тебя назойливо и не дает тебе расслабиться. Ты злишься, злишься, пытаешься избавиться от букашки каким-нибудь ядом-аэрозолем, но тщетно. Ты решаешь, ты сдаешься и уходишь с того места где ты отдыхал. И через какие-то десять минут в то место, где ты спал, попадает молния. Она повреждает дерево, под которым расположил свою палатку, и палатка разрушается под натиском упавшего на нее дерева, как терем-теремок под тяжестью, заглянувшего в него не прошеного гостя – медведя.

Дильбар и Самира Сирина любили букашку и занимались саморазвитием на острове в Индии, в ашраме, и жизнь их была чудесна. И Дильбар становился добрее и счастливее с каждым прожитым днем, а Самира Сирина с каждым днем все глубже и глубже осознавала атман.

Дильбар стал радостно откликаться на любое деяние, произошедшее с ним, ибо все, все посылается нам в мире для нашего блага!

Но не совсем верно он воспринял то учение, о котором когда-то прочел в маленькой книжке за сто рублей, ибо верное прочтение заставило бы его отречься от всего. Принятие с радостью – это не отречение, это тоже принятие, но менее разрушительное, чем негативное принятие. А вот позволить себе не принимать, этому учила маленькая книжка, данная ему Андреем в метро за сто рублей.

Мало по малу Самира Сирина стала солнцем.

Сначала она стала цветком, она дарила красоту, но никто не мог дарить красоту ей в ответ. Цветку требовался уход, ежедневный полив и этот полив, эту живительную влагу жизни, эту энергию она получала от мужа, ставшим гуру – знающим все и вся, умевшим объяснить все и всем.

Потом Самире Сириной этого стало мало, и она переросла состояние цветка, став солнцем. Она дарила тепло, но никто не мог дарить тепло ей. Она не нуждалась в том, чтобы что-то ее вдохновляло, помогало отдавать это тепло миру.

Возможно, кому-то солнце и не нужно, кому-то оно даже мешает, но об этом оно не знает, и его это не волнует. Так и Самиру Сирину все перестало волновать, все для нее стало безразлично и едино, она обратилась в чистую любовь.

Чистая любовь была все, даже неприятности, потому что неприятности – это просто часть существования этого мира. Горести, радости, бедность, богатство, скромность, разврат, работа, отдых, здоровье болезнь – все лишь условия жизни этого мира. Она гость, она наблюдатель, и более ничего.

Самира Сирина отошла от привычного дуалистичного мира, где есть разница между хорошо и плохо, все для нее стало единым, все перестало иметь для нее значение.

Ничего не притягивало ее, ничего не отталкивало ее, ничего не вызывало положительной реакции, ни осуждения, не призывало к действию или бездействию.

Самира Сирина подошла к мужу и попросила:

– Единственное, от чего мне осталось отречься, это от жизни в этом прекрасном женском теле.

И это было не хорошо и не плохо, потому что больше не существовало понятий хорошо или плохо. Это не было грехом, потому что грех – это всего лишь понятие, это всего лишь условие существования этого мира. И грех – не грех, если она есть все – по отношению к кому его совершать?

Эгоистично детям желать оставить мать подле себя, эгоистично вообще что-либо желать, желания рождают горе.

Монах сидел на берегу реки и увидел, как мимо проплывает золотой посох. Он захотел иметь этот посох у себя. Поплыл за ним, но посох не достал.

Он промок, расстроился. Теперь сидит на берегу и ругает холодную реку, сильное течение, себя за то, что не достал посох. И плачет о красивом посохе.

У него была возможность совершить действие – поплыть за посохом, но у него не было гарантий того, что посох достанется ему, а он уже привязался к его красоте. Он поступил дурно и теперь страдает.

Дильбар, научившийся испытывать радость во всем, понял и принял желание Самиры Сириной. Он не готов был последовать за ней, но согласился помочь ей в задуманном.

– Лучше ярко сгореть, чем медленно угасать, – сказал Дильбар, ибо видеть во всем положительную сторону он научился, но то, что все едино, то, что нет ничего настолько хорошего, чтобы оно могло быть лучше, он так и не осознал.

22.02.2021

Марк «Шакал»

Гл. 1

Янина всегда хотела собственный портрет. И не просто: вышла на Арбат, села в кресло напротив любого из ежедневно находящихся там дедов максимум на час и вот он – портрет готов, а чтобы его старательно написал тот, кто действительно может писать хоть немного пристойные картины.

Она проходила мимо торговых центров с портретами известных людей, посещала выставки, музеи, галереи и подолгу стояла перед портретами С. И Крамской, Неизвестной и Портретом певицы Мариинского театра В. А. Дорофеевой в Третьяковской галерее. Ее завораживали портреты в фильмах, что висят у благородных особ XVIII – XIX веков, и раз уж она жила одна, ажила она довольно богато (была не плохой пианисткой), ей хотелось иметь такой же и в своей собственной комнате. Живой и светлый.

Ее идеалом была картина Яна Вермеера «Девушка с жемчужной сережкой». Именно ее репродукция сейчас занимала то место, где вскоре знаменитая пианистка предполагала повесить свой портрет.

Ее любимой книгой был роман «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. А лучшей подругой и вообще единственным человеком, с которым Янина общалась (она была интровертом и воспитанницей одного из самых плохих сиротских домов города) была ее однокурсница по колледжу Кристина. Именно сейчас она звонила в дом к Янине, которая, только что, приняв душ, уже потушила свет, разделась и легла, чтобы заснуть.

– Привет! Ты уже спать собралась? – удивилась голубоглазая блондинка, ибо ей открыли в пижаме, посмотрев в глазок.

– Проходи.

Оказалось, нетерпеливая Кристина (которая в отличие от Янины не только экстраверт, но и Близнецы – самые общительные по гороскопу) придумала то, как можно осуществить мечту подруги. И ей непременно сейчас, непременно в данный момент, лично нужно было ей об этом, пока она не забыла, рассказать. Ведь такая новость, по словам подруги, ждать не может!

Она через три руки была знакома с Марком, а Марк – Бог. Точнее, он начинающий, но довольно интересный и уже во многом зарекомендовавший себя художник. Художник, который сын художника, и который учится на последнем курсе в государственной художественной академии. В него влюблены все, в том числе и Кристина, хотя ей нельзя. Ибо она уже имела неосторожность влюбиться и отдать себя на втором курсе молодому человеку по-пьяному. Аборт делать поздно, но сей страшный джентльмен в жены ее взял, слава тебе Господи.

И Кристина училась в художественном – да, но портрет она все-таки подруге подарить не смогла бы, ибо специализировалась на природе, а вот Марк – рисовал кадры из фильмов и иллюстрации к книгам, – он это запросто.

– Хорошо? Так вот просто? – удивилась Янина, когда разговор о ее мечте состоялся с самим Марком.

– Хорошо, – подтвердил художник и убедил, что ей это даже совсем ничего не будет стоить.

Гл. 2

И вот юноша в сером пиджаке стоял в комнате, заметно нервничая. Он только что вернулся с города, куда ездил за красками и кистями для портрета, самого лучшего портрета, портрета для Янины. Он тайно хотел сделать его своею лучшей картиной. Своею дипломной работой и переплюнуть ею Якубовского, этого задиру Верлена, который по пятам следовал за ним, картиной за картиной, а иногда и обгонял Марка. Кому такое может понравиться? Все время быть золотым ребенком, а тут раз и какой-то поляк впереди тебя. С того ни с сего! Марк уже не слезал с антидепрессантов, как раздражал его новый талант – Верлен. Это конечно не модельный бизнес, в котором работала его девушка, но тоже довольно своеобразная и жесткая борьба за славу. За первенство. За искусство. За красоту. За признание историей! Посему, когда в комнату Марка зашла сестренка и попросила одолжить краски, (а попросив и никогда не слышав отказа (ей всего было шесть), она тут же протянула за ними руку), но брат тут вдруг гаркнул на нее, как выразилась мать, и ударил по руке. Девочка заплакала, испугалась и со словами «брат меня бьет» пошла жаловаться.

Марка не наказали. На него косо посмотрели и спросили, не утомился ли он, ибо Янина пришла позировать.

Она была как статуя. Пока ее рисовали, стояла неподвижно и смотрела куда-то вдаль. Да, как эта американская статуя свободы, совершенно не двигаясь и, Марку казалось, не моргая.

– Как это у тебя выходит? – поинтересовался художник.

– Я когда работаю, не болтаю, – ответила Янина.

Тело ее было совершенно. Каждый изгиб лица. Форма тела. Любая впадина, ямочки были на месте. Марк хотел спросить ее, отчего она не модель? Так же, как его девушка? Ведь Янина в тысячу раз совершеннее. Но, наверное, как раз поэтому, потому что в тысячу раз совершеннее, красивее. Если ее встретишь, то и никогда не забудешь. Она была бы белой вороной среди остальных «моделей», красива своею какой-то особой красотой. Да, теперь онна моделей смотрел именно в кавычках. Модель – это, по сути, презентабельная вешалка, на которой впервые представляется новая коллекция одежды. А потом, как ее уже представили, и она уже не эксклюзив, она переносится на искусственные вешалки в магазинах, где ощупывается покупателями и продается. Модель это не Янина. Янина совершенство. Янина не модель. Он теперь понимал, почему она хотела свой портрет. По крайней мере, он думал, что она осознает, для чего он необходим ей. Марк прививал девушке умственные способности, коими обычно не награждены представительности их профессии. Или, по крайней мере, так принято считать в обществе. Законсервировать свою красоту навечно. Так, как консервировал совершенный нагой запах великий парфюмер великого немецкого автора.

– Янина, спасибо. Думаю, на сегодня хватит! – сказал, наконец, Марк.

– Думаю, хватит, спасибо, – сказала, наконец, Янина и тут же упорхнула.

И это был первый день.

Иногда, люди, желавшие получить свой портрет, просто себя фотографировали. А потом получались, выходя из-под кисти Марка, живее, чем на снимках.

– Но ее я должен рисовать с натуры, – думал Марк, – И рисовать так, чтобы картина переплюнула саму натурщицу.

Гл. 3

На следующий день Янина пришла, как жители столицы сказали бы, как раз вовремя. Явилась на полчаса позже назначенного ей времени.

– Что случилось? Я художник хотя и начинающий, но у меня совсем мало времени, – высокомерно, но как бы невзначай бросил Марк.

«Никакой ты не художник», – подумала Янина. «Ведь действительно, то, что ты где-то обучался этому ремеслу, то, что взрослые диву даются тому, что у тебя получается в твоем возрасте, еще ничего не значит. Турбина, например, тоже с четырех лет пописывала. И кто она теперь? И где она теперь? При жизни лучше не выпендриваться.

У Янины с утра и до вечера очень болела голова. «Наверное, я простудилась?» Но так как Янина ходить еще могла и так как безумно хотела свой портрет – выйти и пообщаться со смазливым и возомнившим уже о себе невесть, что мальчиком стоило.

Янина приняла вчерашнюю позу и не двигалась. Старалась не двигаться, как лондонский караул, охраняющий часами свой Букингемский дворец и меняющийся ровно по 45 минут, как того требует традиция. Интересно, туда берут, наверное, только самых лучших парней? Отбирают из лондонских кадетов, отсеивают среди элиты новобранцев или эта работа, сродни работе аниматора и туда нужен рост, вес, здоровье и милое личико?

Янина решила напомнить себе, чтобы не забыть об этом и где-нибудь разузнать. Хотя к чему напоминания? Она об этом не забудет, пока не докопается до истины. И интересно еще вот что. Они действительно такие безразличные, такие же черствые как она? Или стеснительные, или им по уставу не положено? Когда Янина была у них с концертом (не лично у них, а вообще, на Британских островах, в Лондоне, в Уэльсе), она с ними фотографировалась. И хоть бы один, что ли, из двух ее обнял?

Гл. 4

– Алло, алло!.. Янина? Янина, здравствуйте. Вас беспокоит… Ммм. Да. Отчего вы сегодня не пришли к… Ага. Хорошо. Ясно. Я спрошу у… Наверное, он согласится. К двум часам. Я передам. Извините.

В третий раз натурщица не явилась. Не хотела портрет? Отчего же? Хотела! Просто никогда не хворавшая до этого пианистка вдруг заболела.

Марк нервничал. Ему не терпелось продолжить работу, которая должна была стать одной из лучших в его карьере. Одной из самых или нет, он пока еще не знал. Но когда все получается, ты впадаешь в такой драйв, что хочется увидеть то, что будет в конечном варианте, скорее. Конечно, можно было так не гореть, но пошли слухи, что Верлен нарисовал какой-то там семейный портрет и вроде как тот оказался лучше всех его работ и пока он – впереди. Марк не мог допустить этого и поэтому согласился ехать к своей натурщице. К этой Джие, прямо в дом с холстом, с кистями, со всем оборудованием – в общем, при параде и писать ее. Писать, потому что сегодня он в духе заниматься именно ее портретом. Предложение Янины заниматься другими текущими делами его более не удовлетворило, потому что на самом деле ничего текущего кроме нее у него в голове-то сейчас не было, а назвал он его, чтобы поторопить ее исполнять собственные похоти.

Был снег, был ветер, Марк был теплолюбив, но все же он приехал и весь день провел у кресла, а позже и у кровати Янины. Ей все больше нездоровилось, и ему пришлось смотреть на натурщицу, которая совершенно ему не позировала. Девушка увядала на глазах, но мастерство Марка с каждым мазком оживляло ее на холсте. Ему следовало только видеть свою музу, свою Янину, иногда даже просто находиться с ней рядом, ибо иногда он совершенно в ее сторону и не смотрел, и писать, писать то, чего он хотел добиться в живописи – неподражаемой натуралистичности. Чтобы было как в жизни. Чтобы было лучше, чем как в жизни! Написать саму жизнь. Увлечь ее в рамки. Чтобы даже резвые рыбки за аквариумным стеклом (например, бойцовские петушки во время драки) не были живее его картин. Вот такая идея была у мастера кисти.

Он рисовал. Он рисовал. Он рисовал не то что, пока не стемнело, а пока он сам не выдохся и не начал засыпать за портретом с отваливающейся рукой.

Тогда он положил кисти, вздохнул и сказал, наконец:

– Думаю, уже все. На сегодня поздно. Если позволите, я приду к Вам…

Не договорив эти слова, Марк увидел, что Янина спит. Он рисовал ее спящей, а на наручных часах было давно за полночь.

Гл 5

На четвертый день к портрету Янины оставалось сделать только фон. И Марк не поехал к ней. Он хотелот звониться, предупредить, что его натурщица может спокойно отдыхать, сегодня он поработает без нее, но, не дозвонившись, решил больше себя этим не беспокоить.

Марк работал весь день. Выпил кофе и работал без остановки всю ночь, и на следующее утро он сказал себе:

– Портрет готов! Готов!

Гл 6

На следующее утро, выспавшись, Марк отправился по адресу к Янине, чтобы показать свой портрет. Ему никто не открыл, но дверь была и не заперта, поэтому он вошел к пианистке как к себе домой.

– Куда повесим? – спросил художник натурщицу.

Марк заходил по комнате и сам обнаружил пристойное место.

– Здесь?

Он прищурил глаз и сказал:

– Потрясающее место! Ну, как Вам?

И он отправился за стулом или лестницей, чтобы залезть наверх.

– Ну?! Нравится?! Нравится же, а?! Совершенство… Мое совершенство…

Янина все так же спала, перевернувшись на другой бок. На картину, которой она так недавно была одержима, что и ее создатель, она уже не обращала внимание. Уже было все равно. Марк спрыгнул с лестницы и подбежал к ней.

– Янина! Бросьте. Вставайте! Взгляните, что получилось! Взгляните же!

И пока он трепал девушку за плечо, пока поднимал ее – в комнату кто-то позвонил.

– Иду!

Марк подбежал открывать.

– Кто?

В глазке перед дверью стояла Кристина. Он впустил ее.

– Пойдемте, я Вам покажу шедевр! Работа закончена! Янина, конечно, дрыхнет, но… Посему Вы оцените первой!

– Вы работали, пока она болела? Одержимые! А… – Кристина затаила дыхание, – Она, она… Она прямо как живая! Вы волшебник!

Кристина то возводила руки к небу, то от удивления закрывала ими рот.

– Боже мой, Вы прелесть! Дайте я Вас обниму.

Немного прижав к себе Марка, Кристина отправилась к Янине.

– Если мы ее разбудим, ведь большой беды не сделается, – трещала восторженная девушка, – Правда?

– Да, но… Это же и бесполезно…

– Она даже на поправку пойдет, увидев, что Вы для нее сделали!

– Да?

– Янина! Янина, проснись! Ты должна это увидеть, Янина. Ян… Яни… Я… Что Вы?.. Что Вы с ней сделали? – произнесла Кристина и закричала как в японских фильмах ужасов.

Марк рассеянно посмотрел на натурщицу.

Девушка была мертва. И вообще, множество длинноногих девушек знаменитого портретиста с самого начала и до конца были мертвы. По словам Марка, то есть уже из уст преступника, он не помнил, что убивал девушек, что с хирургической точностью вонзал им в сердце нож. Он «просто настойчиво просил их не двигаться и не болтать с ним, а потом злился. И не помнил, что происходило…» «Для работы ему нужно максимум тишины. Максимум концентрации. Они сначала не слушались, а потом вдруг прекращали ему мешать и становились шелковыми».