Текст книги "Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву"

Глава 1
ГОРБАЧЕВ – РЕФОРМАТОР СССР

Геополитическая ситуация в мире в конце 70-х – начале 80-х гг.

В 70-е – начале 80-х гг. XX века СССР находился на высшем пике своего экономического, политического и военного могущества. Советский Союз занимал вторые, после Соединенных Штатов, позиции как супердержава, вел мощную конкурентную борьбу с ними на всех континентах и океанах. СССР возглавлял мировую социалистическую систему, которая состояла из почти 30 стран, расположенных в Европе, Азии, Латинской Америке и Африке, с третью всего населения мира, интеграционную группировку социалистических стран – Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) и военно-политический блок – Варшавский договор, противостоящий НАТО.

СССР полным ходом включился в гонку вооружений, которая развернулась после более или менее благополучного завершения Карибского (Кубинского) кризиса – устранения Никиты Хрущева в СССР и гибели американского президента Джона Кеннеди в первой половине 60-х.

Вьетнамская война США во многом питала эту гонку, так же как и экспансионистскую политику по «советизации» регионов развивающегося мира Азии, Африки и Латинской Америки. Эта политика поглощала огромные материальные и финансовые ресурсы, отвлекала их от созидательного строительства СССР, освоения Сибири и Дальнего Востока, и даже от реализации элементарных программ дорожного строительства и протяженной производственной инфраструктуры.

СССР включился в глобальное военно-политическое соревнование с США прежде всего в двух сферах – гонке вооружений и территориальной экспансии советского социализма. Последняя в немалой степени осуществлялась в форме «помощи» «прогрессивным» развивающимся странам, избравшим «путь некапиталистического развития» (или «путь социалистической ориентации»). При этом, что характерно, несмотря на масштабную помощь многим из них, она не создавала прочную основу для формирования в них экономических позиций и интересов СССР, поскольку не опиралась на конкретные предприятия, являющиеся, хотя бы частично, в собственности организаций СССР; то есть не возникали сетевые экономические отношения, свойственные иностранному сектору экономики в иностранных государствах. «Помощь» исключительно направлялась для целей укрепления политических режимов, их армий, строительства дорогостоящих инфраструктурных объектов – предприятий энергетики, транспорта, крупных металлургических заводов и т. д. – никаких экономических позиций такого рода «помощь» для СССР не создавала. Военные перевороты или приход других правительств к власти приводили к немедленному «вымыванию», казалось, сильных позиций СССР в такого рода странах, оставляя за собой лишь «долги», возвращение которых считалось необязательным. Долги «повисали» на правительствах, а не на конкретных промышленных объектах, которые здесь создавались, – в этом состояла органическая «узость» той помощи, которая покоилась на социалистических принципах, отрицающих отношения частной собственности и во взаимоотношениях с иностранными государствами.

Политика международной конфронтации Варшавского пакта с одной стороны и НАТО – с другой усилилась после вторжения армий первого в Чехословакию для подавления «пражской весны» в августе 1968 г. Некоторые позитивные перемены наметились после подписания целого ряда соглашений и договоров между СССР и США в 1972–1974 гг. в области сокращения производства и размещения систем противоракетной обороны (ПРО), подписания Хельсинкского заключительного акта 1975 г., по линии Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).

Но оккупация Афганистана в конце 1979 г. и начавшаяся здесь война против советской оккупации перечеркнули эти достижения и обозначили новый, гигантский уровень гонки вооружений и, соответственно, повышение общей геополитической нестабильности в мире. Такая обстановка, очевидно, служила базой для повышения военно-политической напряженности и на Ближнем Востоке, не позволяла приступить к поискам долгосрочного мира между Израилем и палестинским народом (в соответствии с резолюциями ООН о создании здесь двух государств, от 1947 г.), приводила к возникновению постоянных конфликтов и войн. «Звездные войны» президента США Рональда Рейгана, объявление им СССР «империей зла» мощно подталкивали советских руководителей к гонке вооружений, к созданию все более новых и чрезмерно дорогостоящих систем оружия и вооружений. На функции государства накладывалось такое тяжкое бремя, что они становились все менее эффективными. Все это наносило сильный удар по социально-экономическому положению советского народа, замедляло темпы улучшения их уровня жизни.

Через несколько месяцев после смерти Юрия Андропова, обласкавшего знаменитого режиссера Таганки Юрия Любимова (вполне в духе Николо Макиавелли), новый генсек ЦК КПСС Константин Черненко лишил Любимова гражданства СССР и выдворил за пределы страны. Известный драматический факт – сбитый советскими ВВС «Боинг-747» с 269 пассажирами на борту уже тогда, когда гигантский лайнер покинул территорию СССР и находился в пределах территории Южной Кореи, предельно накалил международную обстановку. Именно тогда Рональд Рейган сформулировал свою знаменитую фразу относительно того, что СССР – «это империя зла» и, как всякое зло, его надо сокрушить. Гигантские денежные потоки супердержавами (СССР и США) интенсивно направлялись на военные цели, в том числе на развертывание системы «звездных войн». Но США могли это себе позволить, а СССР – нет, но этого, видимо, еще не понимали в «советских руководящих кругах».

Михаил Горбачев, судя по его уже первым шагам, предпринятым прежде всего в сфере военно-политических отношений с США, хорошо понимал необходимость достижения международных договоренностей, во-первых, снижающих порог вероятного возникновения ситуации, ведущей к глобальной войне, и, во-вторых, прекращающих политику гонки вооружений. Эти цели им были провозглашены как составная часть политики «перестройки» в общих рамках создания «социализма с человеческим лицом». Горбачев начал интенсивные переговоры с США, их президентом Рейганом. В результате нескольких раундов встреч и переговоров отношения между СССР и США начали значительно изменяться в направлении разрядки, что оказывало мощное позитивное воздействие на всю систему международных отношений и позиции СССР в системе мирового сообщества.

Исходная социально-экономическая база накануне горбачевских реформ

В 70–80-е гг. XX столетия социально-экономическое положение 270 млн населения СССР было на уровне значительно ниже, чем в развитых странах мира, но выше, чем в странах Африки, Азии и Латинской Америки, даже в наиболее преуспевающих из них. Этот уровень жизни приближался к показателям среднеразвитых капиталистических стран. А если иметь в виду превосходно организованные системы образования, здравоохранения, санитарно-курортного лечения и отдыха, содержащиеся государством и охватывающие весь массив работающего и пенсионного населения, а также всех детей и подростков, – очевидно, уровень жизни, скорее, находился на уровне жизни населения среднеразвитых капиталистических стран. СССР в те годы XX в. перестал ассоциироваться с понятием «бедная страна», «бедное население»; здесь полностью была ликвидирована нищета и безработица. Несмотря на низкий уровень заработной платы (о ней речь пойдет ниже), плата за квартиру, энергию, транспорт, бензин, налоги и прочие социальные услуги были на предельно низком уровне, поскольку возмещались государством (за счет так называемых общественных фондов).

Достаточно образованное население СССР, однако, не было довольно условиями жизни. Люди понимали, что страна богата ресурсами, создан мощный производственный потенциал, ученые и инженеры страны производят и в состоянии производить любые современные изделия, какими бы сложными они ни были (атомная, космическая промышленность, первоклассный ВПК); рабочие и крестьяне работают много и совсем неплохо (вопреки утвердившемуся на Западе мнению). Люди не видели причин, почему они должны в материальном отношении отставать от уровня и качества жизни в самых передовых странах мира. Конечно же, они были недовольны дефицитами продовольствия и товаров народного потребления – не понимали их причины и не верили официальным объяснениям этого явления; и справедливо полагали, что эти дефициты – прямое следствие игнорирования их нужд, интересов и потребностей со стороны правящей партийно-государственной бюрократии, а не некие органические «изъяны» социалистического государства. Недовольство распространялось на авантюристические внешнеполитические приоритеты государственно-партийной олигархии – войну в Афганистане, «помощь революциям» в далеких азиях, африках, латинских америках. На них транжирились огромные материальные и финансовые ресурсы, которые могли бы быть использованы для существенного повышения уровня жизни, строительства жилья, дорог, создания новых предприятий, технологий и т. д.

Приход к власти Михаила Горбачева

Горбачев, несомненно, был человеком смелым и решительным, он не боялся трудностей и взял курс на перестройку всего государства и общества, и прежде всего существующую директивно-плановую экономику социализма – на нечто иное, в частности, принятое с периода «пражской весны» называть «социализмом с человеческим лицом». Очевидно и то, что Горбачев действовал отнюдь не спонтанно, а обдуманно, видимо, он много размышлял, читал – хотя советоваться с кем-либо он вряд ли мог – это повлекло бы «сбой» в карьере, но не более – иных репрессий в стране уже не было с хрущевских времен.

Страна, общество искренне приветствовали его приход к власти. Ожидалось, что энергичный, хорошо образованный и опытный Горбачев изменит многое в обществе, и прежде всего в области социально-экономического развития, поскольку, как я отмечал выше, люди были недовольны своим уровнем жизни, ждали повышения материальной обеспеченности, ликвидации вечной нужды. Отметим и то, что никакого массового недовольства системой социализма в обществе тогда не было. Диссидентское движение в СССР, которому придается в различного рода публикациях чрезмерно повышенное значение, как фактору разрушения СССР, с самого начала его появления в конце 60-х, не имело вообще никакой социальной базы и к началу 80-х вообще исчезло в СССР (стараниями «либерала» – главного чекиста Андропова). И лишь одинокий голос академика Андрея Сахарова в среде столичной интеллигенции приглушенно звучал, вызывая отчужденное любопытство. Люди, уверовавшие в позитивные сдвиги в недолгое правление Андропова, хотели от Горбачева продолжения именно этой, андроповской линии в политике (жесткой, направленной на укрепление социализма, его «очищение» от казнокрадов и бюрократов) с целью улучшить положение людей в их материальных потребностях. Они полагали, что такой политический вектор и приведет к осуществлению социалистических лозунгов, росту уровня жизни, реальным свободам. Отметим и то, что Андропов за короткое время своего правления сумел изрядно дискредитировать имя Брежнева, особенно в связи с привлечением к уголовной ответственности Чурбанова (зятя Брежнева, заместителя всесильного тогда министра внутренних дел Щелокова, любимца генерального секретаря), и вселил надежды в сердца людей началом антикоррупционной кампании в Москве и Средней Азии.

Горбачев уже в первые месяцы своего воцарения в Кремле объявил о начале новой политики – политики перестройки и гласности. Содержание понятия «перестройка» (пришедшее из эпохи «раннего Сталина», ревизовавшего ленинский НЭП) было раскрыто самим Горбачевым как глубокие и качественные изменения в самой государственно-партийной политике и экономике, в развитии общества в направлении к демократии с точки зрения общечеловеческих ценностей, повышении роли общества и человека в принятии важнейших государственных решений, возрождение значения советов как подлинных органов народовластия. Например, сразу же популярным стал лозунг «Вся власть – Советам!», а также «Больше социализма!» – что трактовалось как сокращение роли органов КПСС. Была изменена избирательная система, почти устранена цензура печати, политика демократизации и гласности привела к реальной свободе людей, их свободному самовыражению. Конечно, в пределах тех материальных условий – бедный не может быть свободным органически. Экономическая свобода гражданина – это платформа, общее условие всякой свободы – это своего рода теорема свободы.

Все это привело к тому, что Горбачев в короткое время завоевал полное доверие всего советского общества, особенно его образованной части, которая в наибольшей мере желала перемен в духе мировых общественно-культурных процессов. Особенно искренне была увлечена идеями М.С. Горбачева интеллигенция (интеллектуалы). Например, мы, ученые, профессора, преподаватели университетов и институтов, практически впервые за много десятилетий получили возможность прямо высказывать свои научные взгляды на развитие страны, в частности в вопросах экономики. Тогда я уже стал довольно популярным в стране, печатая часто на страницах ведущих газет «Правда», «Труд», «Социалистическая индустрия», «Экономическая газета», «Комсомольская правда» и других публицистические статьи по вопросам экономической реформы, разъясняя их на примерах мирового опыта. Так же как и некоторые мои коллеги-экономисты, я участвовал в разработке правительственных решений и законов. Тогда были разработаны, например, первые проекты законов, такие, как «О кооперации», «Об аренде» и другие, которые для того периода считались весьма радикальными, а не просто рыночными. Собственно, таковыми они и были в те времена.

Сильной заслугой Михаила Горбачева и премьера Николая Рыжкова я считаю их стремление привлечь ученых к преобразованиям. Ко времени прихода к власти научное экономическое сообщество и в целом представители общественных наук СССР давно пришли к выводу о необходимости коренных преобразований в стране, признании частной собственности, введения смешанной экономики и рынка. Экономисты-международники хорошо знали опыт быстро развивающихся стран Запада и Востока, были сторонниками конвергенции – взаимного перенесения наиболее позитивных сторон социально-экономических систем. Еще в 70-х гг. на это указывали многие видные ученые страны, такие, как академики Н.П. Федоренко, Г.А. Арбатов, С.С. Шаталин, В.Н. Трапезников и другие, в своих «служебных записках» на имя руководителей ЦК КПСС и Совета министров СССР. Догматики из Политбюро, да и нижних ярусов (аппарат ЦК КПСС), отвергали все разумное, здравое. А Китай мощно рванул вперед именно в эти годы, отказавшись от догматов, сковывавших систему.

Можно определенно утверждать, что это был период романтических ожиданий скорых и счастливых перемен. Этому как раз способствовала политическая демократия, гласность – в этих областях достижения Горбачева были реальными. Телевидение, радио, газеты непрерывно освещали события, жестоко подвергали критике партийные и государственные власти – все требовали немедленных успехов.

Горбачев начал «кадровую революцию» – снимались со своих должностей руководители партийных комитетов, Союзных и автономных республик, областей и краев, заменялись министры, руководители предприятий, городов и районов – под предлогами того, что они «выступают против перестройки». Начались дрязги внутри Центрального комитета Коммунистической партии, которую возглавлял М. Горбачев. Некоторых секретарей ЦК публика и печать назвали «консерваторами», требовали их отставки. Другие сподвижники Горбачева стали любимцами прессы – их называли «современно мыслящими» деятелями. «Новые кадры» Горбачева оказались намного хуже «старых» – они были менее подготовлены, но более склонны к интригам и карьеризму, более циничны.

Обнаружились и специфические «болезни» специфической демократии того периода. Многие из ответственных государственных работников только и делали, что «оправдывались» по телевидению перед публикой. Огромное значение стали придавать тому, что скажут о тех или иных решениях какие-то второстепенные западные представители, включая СМИ – их аккуратно публиковали в столичных газетах. Формировался сильнейший комплекс неполноценности в правящей бюрократии перед Западом. Этот психологический комплекс в полной мере присутствовал в новой политической элите, быстро приходящей в Кремль на смену «старой» – изоляционистской гвардии «эпохи Брежнева», проникая во все партийные и государственные сферы.

Я в те годы с наслаждением окунулся в политическую жизнь, много писал и публиковал. В целом в ряде своих статей в популярных газетах и журналах я показывал, что любое государство, независимо от его социальной природы, когда оно выступает как экономическая сила, должно иметь оптимальные масштабы вовлеченности в хозяйственный процесс. Переступая эту грань (объемы функций), государство, как любая информационная система, обрекает себя на деградацию, падение эффективности производительных сил, постепенное отставание от мировых стандартов жизни людей – вот наиболее отчетливые признаки этой деградации. А затем – стремительное усиление социальной и политической напряженности. Отсюда – прямая дорога к распаду государства, да еще такого сложного, как СССР или даже РСФСР. Я как бы стремился «обосновать» тезис о смешанной экономике в СССР, включая частное предпринимательство, создавая ему «свою нишу» в экономической системе социализма.

Советские правящие круги не осознали (и не смогли осознать) силу разложения, затаившуюся в монопольной государственной собственности, ее непомерных (абсолютных) масштабах. И поэтому чем сложнее становились процессы научно-технологической революции, усложняющие экономические взаимосвязи, тем в большей степени экономика СССР лишалась свойств развития, обрекалась на технологичное отставание. Вот почему шаталинский лозунг «Человек, свобода, рынок» и его именем названная «программа реформирования страны» мне представлялись для наших российских условий предпочтительнее по сравнению с другими программами преобразований. Но это уже позже, когда в мае 1990 г. я был избран первым заместителем председателя Верховного Совета Российской Федерации.

Глобализация тенденций и советская действительность

Горбачев понимал, что необходимо изменить систему экономических отношений, придать им гибкость, конкурентные свойства. Но вопрос состоял в том, как это сделать. Этот вопрос оказался ни им, ни его соратниками не изученным. Он ограничился лишь тем, что увеличил самостоятельность предприятий, перевел их на хозяйственный расчет, ввел арендные отношения, расширил сферы кооперативной деятельности. И, по существу, на этом завершился первый этап всех экономических реформ. Дальше уже начались бесконечные обсуждения разных видов «программ» реформирования экономики – вплоть до гибели СССР.

Всеобщее огосударствление экономики, которое началось со времен демонтажа НЭПа в сталинский период, стало проявлять свои губительные следствия особенно в отчетливой форме на зрелых стадиях научно-технологической революции. Стало очевидным, что управлять громадной и сложнейшей экономикой такой страны, как СССР, наподобие «единой фабрики», – о чем писал К. Маркс, – невозможно. Современный уровень развития мировых факторов производства (производительных сил) требует признания частной собственности и на этой базе – развития различных форм собственности, которые в своей совокупности образуют «смешанную экономику». Со второй половины 80-х гг. стало модным прибегать к сравнению реальностей СССР с предыдущим опытом НЭПа. Но отличия ситуации конца 80-х гг. от эпохи НЭПа состояли в том, что одно из главных условий, сопутствующих успеху НЭПа, заключалось в том, что в тот период (1921 г.) в наличии имелись опытные кадры для «запуска» капиталистической модели – прошло всего три-четыре года после «отмены капитализма». В период горбачевских реформ в обществе мало кто представлял себе, что такое «капитализм», «рынок», основанный на конкуренции, частные фирмы, банки, финансово-банковская инфраструктура, менеджмент и т. д. Эти вопросы, в определенной мере, знала небольшая группа ученых из ряда научных учреждений Академии наук и вузов Москвы.

Люди, конечно же, хотели изменений, но они боялись капитализма как чего-то неизведанного и опасного, однако по мере развертывания общественных дискуссий эти опасения исчезали. Другое отличие – Ленин осуществил решительный поворот в сторону «реституции капитализма» (при отрицании «буржуазной демократии»), а горбачевские реформы исходили из невозможности прямого признания частной собственности, придавая разнообразия всего лишь формам социалистической – сложившейся при Сталине – экономической системе собственности. При этом совершенно не учитывались новые тенденции, возникшие в мировой экономике в последнее время, тотальное разгосударствление во всем мире.

С 80-х гг. XX века в мире стал проявлять свое действие целый ряд глобальных тенденций, а действующие ранее – приобрели более рельефный характер.

Первая тенденция — к социализации мира – сформировалась на всем протяжении послевоенных десятилетий. Она ведет к неуклонному росту социализации государства, хотя в ней наблюдаются сильные колебания, то есть она развивается волнообразно, с приливами и отливами.

Вторая тенденция — укрепление частной инициативы, идущая из глубин тысячелетий и непосредственно связанная со стремлением индивида к экономической свободе. Она получила со времен Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер громадное ускорение. Укажем, первая тенденция – к социализации – явилась продуктом поисков просвещенных гуманистов своих эпох, мечтающих о «равенстве», «братстве» и «справедливости» (Томас Мор, Чезаре Кампанелла и т. д.), которых принято называть «утопическими коммунистами» (от знаменитого произведения «Утопия»). Коммунизм – производное от «коммуны» – первичная общественная ячейка или группа людей, объединенных общностью задач. Сильный удар по этой тенденции нанесло падение мирового социализма, но говорить о «прекращении» его действия – это принципиально неверно. Скорее речь может идти о временном явлении и видоизменении форм социализации (вместо прямого огосударствления экономики).

Третья тенденция. На базе действия этих двух параллельных тенденций (процесс дивергенции) получает мощное развитие третья тенденция – к конвергенции экономических и, отчасти, политических систем. Она получила свое конкретное выражение, в частности, в смешанной экономике и социальной ориентации макроэкономической политики национальных государств. Отсюда в развитых странах мира произошел мощный откат от кейнсианской парадигмы – то есть методологии и теории макроэкономической политики, которая исходила из однолинейно растущей роли государства в экономике. С 80-х гг. XX века наряду с кейнсианством стала использоваться и другая теория – монетарное направление неоклассической теории, в 90-е гг. ставшее доминантной методологией в экономической политике. В результате происходит сокращение прямых, непосредственных экономических функций государства, «сжатие» государственного сектора экономики. Это была тенденция объективная.

Но это было, подчеркнем указанный момент, – оправданно для зрелой, постиндустриальной национальной экономики. Для такой разбалансированной экономики, как экономика СССР, необходимо было, прежде всего, создание основ смешанной экономики (многоукладной), разработка программ по денационализации (приватизации), создание финансовых инструментов рынка и постепенный перевод административно-планового управления на принципы неокейнсианского регулирования. Вроде бы это понималось Горбачевым, но время уходило неумолимо – крупных, прорывных решений не принималось – все тонуло в бесконечных дискуссиях.

Много писали и пишут об ошибках Горбачева, но его практическая политика, со всеми ошибками и заблуждениями, являлась реальной политикой конвергенции, хотя и менее последовательной по сравнению, например, с китайским вариантом реформы или с реституцией капитализма, осуществленной Лениным в 1921 г. Возможно, если бы история получила иное развитие, эта конвергенция привела бы к некой устойчивой специфической модели развития, сочетающей социалистические и капиталистические принципы, а не к поглощению одной системы другой. Но современная история показала иное – как в процессе глобализации капиталистические рыночные отношения «растворили» весь мировой социалистический народно-хозяйственный комплекс, бросив его в жернова мировой конкуренции.

В то же время глобальная конвергенция происходит на основе трансформации элементов социализма и капитализма уже после исчезновения последнего как системы – это интересный парадокс. Капитализм, используя мощную социальную конструкцию социалистического общества (которая возникла на базе глобальной тенденции к социализации общественно-экономической жизни), направленную на обеспечение достойной жизни человека, предпринял в послевоенные десятилетия крупнейшие мероприятия, чтобы превзойти социализм по уровню жизни населения.

Средний класс. Интеллигенция СССР – врачи, учителя, профессора, директора предприятий, высококвалифицированные рабочие, государственные служащие, офицерский корпус – это был реальный «средний класс», аналогичный для развитых стран. В нем отсутствовала лишь одна важная страта – представители мелкого предпринимательства. Эта социальная группа («средний класс») являлась в СССР наиболее стабильной базой общества на протяжении десятилетий. И лишь в условиях политики перестройки этот «средний класс», являющийся самым преданным сторонником Горбачева, оказался ущемленным – началось ухудшение его материального положения. Нехватка продовольствия, товаров первой необходимости, и даже спички и мыло в магазинах – все вдруг становилось дефицитом; в ряде регионов вводились системы «карточек» – реликт Гражданской и Отечественной войн. Видимых причин для объяснения этих крайне непривлекательных явлений не было. И в то же время причина была банальной – бесконечные речи, выступления и дискуссии на верхних этажах власти и управления не вели к крупным, прорывным решениям в области политики. Воцарилась обстановка безответственности – производители (директора предприятий) уже не боялись нарушать производственную дисциплину, срывали плановые задания по поставкам, занимались больше «кооперативами» и т. д.

Так, официально не было признано право на предпринимательскую деятельность на базе частной собственности, хотя сама административно-бюрократическая система подвергалась быстрому разрушению. Таким образом, существовавшая Система разрушалась, но параллельно не формировалась другая – альтернативная, действующая на базе частных предприятий. Она не создавалась потому, что союзное правительство не предложило Парламенту СССР принять Закон о приватизации, базирующийся на комплексной программе реформирования экономики. Общественное сознание между тем требовало признания того очевидного факта, что люди должны обладать правом распоряжаться своим творчеством и способностями, своей рабочей силой, наконец. Необходимо было «мягкое» введение экономических отношений капитализма на базе синтеза последних с социалистическими принципами. Необходимость такого подхода, между прочим, все глубже осознавалась обществом. В результате «верхи» отстали от «низов», хотя сам первоначальный импульс к такого рода кардинальным переменам был дан «сверху» – самой властью в лице Михаила Горбачева.

Было очевидным, что наступает кризис той модели социализма, которую ранее общество воспринимало как некий идеал в качестве цели своего движения в его марксистско-ленинской трактовке.

Этапы социализма

Однако если вспомнить историю, Ленин в конечном счете отошел от первоначальных попыток трактовать Маркса «по-большевистски». Период НЭПа довольно короткий, но он достаточно ясно показывает, что Ленин начал очень серьезную ревизию коммунистических идей, основополагающих марксистских постулатов, приблизился к тому, что без признания принципа частной собственности социализм не создать, отказался от тезиса абсолютизации общественной собственности и в целом от идей «военного коммунизма».

Хотя нигде прямо, насколько я помню, он не высказал эту мысль, но практическая деятельность и политика правительства СССР 1921–1927 гг. со всей очевидностью показывает этот отход. Конечно, Ленину сложно было, по-видимому, публично признать крах первоначальных идей коммунизма, крах большевизма как теории и практики; поэтому он вначале пишет «об отступлении», «временном характере НЭПА». А позже, по мере неожиданно стремительного успеха в хозяйственном восстановлении страны, он все больше пишет о НЭПе как «о длительном периоде» («всерьез и надолго»). В связи с этим, очевидно, необходимо провести определенную периодизацию в эволюции экономических взглядов Ленина на социализм и последующее развитие.

Первый этап: это теоретический, дооктябрьский – примерно между двумя революциями, 1905 г. – октябрь 1917 г.; это этап марксистский и догматический.

Второй этап: с октября 1917 г. и вплоть до завершения Гражданской войны в 1920 г., когда действовал «военный коммунизм», сочетающий элементы марксизма и коммунистов-утопистов, даже более радикальные по сравнению с марксизмом.

Третий этап: период новой экономической политики – государственный капитализм со смешанной экономикой (знаменитые 5 ленинских укладов), 1921–1927 гг.

Четвертый этап: сталинский – восстановление принципов политики «военного коммунизма» в экономике (1928–1934) и развитие классической теории социалистической экономики (1934–1953).

Пятый этап: весь период постсталинского развития, который можно, в свою очередь, разбить на ряд подэтапов; но неизменно доминировала и «совершенствовалась» система государственно-монополистической экономики (1953–1985). Этот этап длился вплоть до начала горбачевской экономической реформы, когда обозначилось крушение этой системы, но без альтернативы.

После смерти Сталина под мощным хрущевским напором прошла радикальная политическая десталинизация, тоталитаризм был сокрушен, массовые репрессии были полностью устранены из общества. Но дело в том, что экономический тоталитаризм, восстановленный Сталиным после 1927 г. (в результате реституции принципов «военного коммунизма»), остался в неизменности и при Хрущеве, и при Брежневе, и при всех последующих генсеках КПСС. Не решился его заменить – даже на ленинский НЭП – и Горбачев, отказываясь публично признать сам принцип частной собственности как неотъемлемый элемент экономической свободы гражданина.