Текст книги "Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву"

Вскоре Николай Рыжков подал в отставку (после массированной критики со всех сторон на заседании Президентского совета, в том числе со стороны союзных республик, в частности заместителя премьера Украины). Ушел и академик Леонид Абалкин, талантливый теоретик, способный принести огромную пользу делу. Если оценивать правительство Рыжкова в сравнительном аспекте, – это было последнее правительство в основном порядочных, честных и квалифицированных людей, специалистов высокого уровня, по-настоящему знающих народное хозяйство, испытывающих ответственность перед народом. Все остальное – нечто из породы манкуртов, легковесных и несерьезных людей, часто искателей приключений, ставших министрами по воле случая и прихоти правителя. Правительству Рыжкова добиться успеха, по существу, мешали многие политические силы – начиная от самого президента Горбачева и кончая руководителями союзных республик, Верховным Советом СССР, «демократическими силами», партийной бюрократией. Премьером стал «серенький» и циничный Валентин Павлов, полностью лишенный организаторских талантов.

Глава 3
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ И СУВЕРЕНИТЕТ «ВОЖДЕЙ» РЕСПУБЛИК

Кризис советской модели социализма

В обширной, разносторонней и радикальной критике политической власти в СССР вплоть до ее исчезновения не хватает важнейшего элемента – точного описания болезни, ее структуризации, вычленения главного, без чего понятие о кризисе имеет абстрактный характер. Поэтому необходимо, во-первых, выявить и описать виды и формы кризиса, какие звенья системы были подвержены ему; во-вторых, определить, что конкретно явилось причиной кризисов; в-третьих, классифицировать иерархию указанных кризисов, которые сплелись в тугой узел противоречий, сформировав взрывоопасный механизм.

При анализе этих вопросов трудно не прийти к выводу, что аналитики подчеркивали момент объективный, стремясь «списать» кризисы на «грехи прошлого» – то есть на саму систему – и всячески уходя от ответственности за неудачные эксперименты в течение многих лет, предшествующих гибели СССР.

Политический кризис характеризуется разными индикаторами – даже падение правительства называют порою «политическим кризисом». В ситуации СССР начала 90-х политический и экономический кризис охватывал все сферы: производство и распределение, институты государства, социальную жизнь людей, мировоззрение и культуру, мораль и нравственность, отношения между союзным центром и союзными республиками, межэтнические отношения. Это, безусловно, можно было охарактеризовать как общий кризис системы социализма. Но порожден он был не «системой», а действиями управляющих агентов, которые породили кризис этой «системы».

Политический кризис, как выше я упоминал, непосредственно сопряжен с общеэкономическим, финансовым, структурным, культурно-моральным кризисами и т. д. Социализм в той форме, как понимали его в советском обществе, исчерпал себя, началась его агония, деградация производительных сил. Он требовал своей кардинальной модернизации при демонтаже ряда его инструментов (например, структур КПСС, их перехода с коммунистической на социалистическую доктрину). После Октябрьского (1917 г.) переворота страна свернула с пути мировой цивилизации, поставила себя в состояние политической, экономической, научной, культурной изоляции. Установился железный занавес между «нами» и «ими». Восторжествовал принцип автаркии. По самому важному критерию – гуманности человека и общества – страна была отброшена назад. Прекрасные гуманистические идеи типа «ликвидации эксплуатации человека человеком», «равенство», «справедливость» оказались дискредитированными. Восторжествовало варварство. Власть стала опираться на штыки, ложь, слепая преданность правящей партии возведена на пьедестал почета.

Хрущев дал некоторые свободы обществу, поставил под государственный и партийный контроль КГБ, МВД, Армию, ликвидировал репрессивную функцию государства. Но одновременно, особенно после Хрущева, была повышена политическая, экономическая, социальная и культурная роль КПСС. И хотя массовые репрессии исчезли, свободы не было, а единственная существующая в обществе государственная партия оказывала угнетающее воздействие на общество, его развитие. И хотя в эпоху Горбачева ее роль быстро «растворялась», но существование в обществе всего лишь одной партии являлось нонсенсом.

Одновременно с успехами в области «введения демократии» экономическая реформа Рыжкова не давала успеха. Жизненный уровень населения в первой половине 1991 г. по сравнению с 1985 г. существенно снизился. Это вызывало разочарование в большинстве народа, а в условиях демократии (или полудемократии), что является несомненной заслугой Горбачева, – эта же демократия открывает путь для активного общественного проявления этого социального недовольства населения, что отражается в росте забастовочных выступлений трудящихся страны, критики прессы, выступлений различных новых политических сил с новыми (внесистемными) идеями.

Горбачев, несомненно, человек с четкими демократическими установками, хорошо образованный, интеллектуал, ему было совершенно недостаточно обладать диктаторскими полномочиями во второй мировой державе. Он по зову сердца, в силу своей нравственной позиции, сделал свой тяжкий выбор. Если бы Горбачев просто стремился к необъятной власти – он ее получил, причем без предательства и заговоров, как это было на пути Ельцина к власти. И, скорее всего, находился бы по сей день на вершине политического Олимпа второй мировой державы (а не третьестепенной России).

Неудачи в области экономических преобразований – большую часть вины за которые я склонен относить за счет союзной экономической бюрократии, и прежде всего правительства СССР, – лишь подстегивали Горбачева в конце 80-х к крупным политическим изменениям. Он стремился изменить само лицо социализма, придать ему гуманистические, человеческие черты, осуществить синтез социальных завоеваний социализма с качественным расширением реальных политических прав граждан, превратить их в полноправных субъектов политики и реорганизовать всю систему власти таким образом, чтобы она избиралась народом и была ему подотчетна.

При этом одним из аргументов Горбачева в этом вопросе было то, что, по его глубокому убеждению, без «демократии» невозможно добиться успехов в экономических реформах. Он предложил внести самые серьезные изменения в действующую Конституцию СССР и конституции союзных республик, в частности существенно расширить роль законодательно-представительной власти при одновременном сокращении полномочий органов КПСС. Это, несомненно, был революционный шаг, требующий большого мужества.

В результате в 1989 г. на основе нового избирательного закона стал действовать новый двухуровневый парламент СССР – съезд народных депутатов как высший орган власти в СССР и избираемый им Верховный Совет – Парламент СССР. Вскоре съезд народных депутатов СССР устранил из Конституции СССР (принятой в 1977 г.) статью о руководящей роли КПСС. Это означало новый этап в развитии СССР – так оценивали его в советском обществе, приветствуя начавшуюся демократическую революцию Горбачева. Аналогичные изменения были введены и в конституции союзных республик, что укрепило их демократичность, резко повышало роль парламентов и всей системы представительных органов власти – советов. По существу, речь шла о новой Конституции СССР («горбачевской Конституции», которая заменила «брежневскую Конституцию» 1977 года).

Именно на базе нового, горбачевского избирательного закона были избраны депутатами в парламент России (1990 г.) и мы, новые ее лидеры, – Ельцин (попавший в опалу и изгнанный Горбачевым из руководящего синклита в 1987 г.) и я, московский профессор, которого вряд ли «пропустила» бы партийная власть, если бы она сохранила догорбачевскую силу и влияние. Здесь, в области политических реформ, успехи горбачевской перестройки были очевидными и бесспорными.

Но процесс демократизации в обществе блокировался неудачами: в области экономики кризис все более углублялся. После того как в 1989 г. были проведены выборы в новый Союзный парламент и его главой стал Михаил Горбачев, он стал переносить центр политической силы из ЦК КПСС и Политбюро в государственные институты – Верховный Совет и Правительство СССР. Собственно, он стал больше уделять внимания своей деятельности руководителя государства и меньше – посту генерального секретаря ЦК КПСС. В этом как раз и обвиняла его высшая партийная бюрократия.

Основная концепция Горбачева, заложенная им в перестройку, заключалась в центральной идее, направленной на «возвращение к Ленину», который, согласно развернувшейся в тот период в обществе дискуссии, был «сосредоточием мудрости и человечности, непогрешимым политическим провидцем и реформатором».

Отсюда и тезис Горбачева – «Больше социализма!», который предполагал поворот всей экономики на обеспечение потребностей человека. Поэтому, согласно Горбачеву, нужна высокоэффективная экономика, способная производить самые передовые изделия и нужные человеку услуги. Формулировка и цели – верные, но задачи, как их решить – правительство и правящая элита не сумели понять и предложить обществу.

Другое направление его политики – это сокращение военных расходов, конверсия военно-промышленного комплекса, ориентация на общечеловеческие принципы; все это – тот самый «переходный мостик» от горбачевского толкования ленинизма – к новому миропорядку, основанному на общечеловеческих ценностях. Так, похоже, мыслил Горбачев, избравший в основе философии своей политики традиционный европейский гуманизм. Эти идеи и привлекали к Горбачеву нас, московских интеллектуалов, да и всю российскую интеллигенцию, а поддержка гражданами страны перестройки вызвала огромный подъем в обществе в ожидании наступления всеобщего счастья и процветания.

Столичная творческая интеллигенция, публицисты и литераторы, драматурги и театральные деятели и пр. – все они бросились к поискам «нового, неизвестного Ленина» и его «верного ученика Николая Бухарина», клеймили позором Сталина и Берия, пытались в этом превзойти Никиту Хрущева. Интересно, что они не решились занять какую-то позицию в отношении Троцкого (между прочим, в этой «мелочи» – показатель их привычного оппортунизма). Все эти «властители умов» в тот период одержимо поддерживали устремления Горбачева по «реставрации ленинизма», отождествляя их с наступлением эпохи «просвещенного социализма» (чтобы через несколько лет обливать грязными помоями).

«Вся власть – Советам!»

Вот откуда истоки возвращения старого лозунга «Вся власть – Советам!», понимаемого одновременно как требование устранить партийную власть, доминирующую над властью советов представительных органов народа. Конечно, все это было явлением инициативным и в целом способствовало энергичному вовлечению общества в политический процесс.

Первый, действительно демократический парламент СССР со времени начала своей работы в 1989 г. довольно быстро погряз в склоках и бесконечных дискуссиях. Формирование правительства СССР затягивалось – некоторые министры «обсуждались» в процессе своего утверждения по многу месяцев и должны были присутствовать, вместе с премьером Рыжковым, на заседаниях Верховного Совета СССР. А дела, которые требовали немедленного решения, становились объектом деятельности бюрократии.

Возникшая в составе этого первого парламента демократическая фракция – Межрегиональная депутатская группа (МДГ) – оказалась совершенно неконструктивной силой, способной лишь громко критиковать те решения, которые исходили от Горбачева и Рыжкова. Даже проект новой конституции, которую разработал академик Андрей Сахаров (Конституция Евразийских Советских Республик), опубликованный уже после его смерти в 1990 г. одной из московских газет, не стал объектом внимания этой «группы». Вскоре Горбачев был избран первым президентом СССР, а главой союзного парламента стал Анатолий Лукьянов, университетский товарищ Михаила Горбачева; вице-президентом СССР, по предложению Горбачева, был избран Геннадий Янаев.

Положение в СССР сильно ухудшилось с началом карабахского вооруженного конфликта (1989 г.), который возник из-за аннексионистских поползновений армянского руководства и, очевидно, ошибочных решений азербайджанских властей. Конечно, трудно задним числом вскрывать ошибки руководящих кругов СССР, но если бы этот конфликт тогда был жестко пресечен в самом зародыше, вряд ли произошли бы аналогичные конфликты в Тбилиси, Средней Азии, Приднестровье и Прибалтике, не говоря уже о войнах на Северном Кавказе. И все это происходило на фоне продолжающейся войны СССР в Афганистане. Но, по-видимому, Горбачев не мог действовать по-другому – он стал заложником своей собственной политики по демократизации общества. И дело не в том, что у него не было нужной политической воли. Она у него была в избытке. Он был смелым и отважным человеком, сумевшим коренным образом изменить облик страны. Скорее всего, не было четкого, отшлифованного представления о конечной цели реформирования, средствах и инструментах этого реформирования и, конечно, – сильных соратников.

Перестройка, как верно говорил Горбачев, началась по инициативе «верхов», была революцией «сверху». В чем был секрет успеха политической реформы на первом этапе? Думается, в том, прежде всего, что она осуществлялась «сверху вниз», без промежуточных инстанций, да и бюрократия была тогда в некотором растерянном состоянии. И не оказывала тогда серьезного сопротивления. Затем политика «бега на месте» дала возможность реакционерам «выйти из окопов». При этом несомненной заслугой Горбачева является введение парламентаризма в СССР (позже Ельцин отнимет это право у граждан России, а некоторые президенты других постсоветских государств, по примеру Ельцина, поступят так же, хотя и без танкового расстрела парламента).

Если вспомнить историю, Ленин начисто отрицал необходимость парламента как представительной власти, имеющей исключительное право на законодательство, называя парламенты «изобретением буржуазии». Горбачев превратил Верховные Советы СССР и союзных республик в действующие парламенты, ввел в Конституцию СССР принцип разделения властей, обеспечил граждан демократическим избирательным законом и т. д. Все это – выдающиеся его достижения.

Но что касается вопросов нового государственного устройства, включая отношения между СССР и союзными республиками, а также полного отстранения КПСС как единой государственной партии от власти – у него здесь не было точного представления того, как это осуществить и следует ли вообще это делать. Поэтому он взялся за Союзный договор, не представляя последствий этой затеи.

Спад

К началу 1991 г. горбачевская перестройка выдохлась – вместо крупных новаторских проектов в политике Кремля стали преобладать риторика, бесконечные дискуссии. Это при том, что на политической сцене появился новый феномен – сепаратизм, регионализм и национализм. Союзные и региональные лидеры охотно подхватили эту «игру». Началась откровенная торговля вокруг «нового союзного договора», идей экономической и политической самостоятельности республик. Горбачев упустил инициативу, он просто реагировал на события, вызванные его же политикой. С целью нейтрализовать сепаратизм он выдвинул идею о «всесоюзном референдуме по вопросу единства СССР» – совершенно избыточное мероприятие, поскольку ни общество, ни республики не ставили до объявления референдума вопроса о «выходе» из СССР.

Политический кризис проявлялся в предельной напряженности отношений между союзным центром и союзными республиками. Упадок эффективности сверхцентрализованной управляющей системы и финансовых поступлений в бюджет (в том числе под влиянием мировой конъюнктуры на нефть и газ) привел к нарастанию требований со стороны союзных республик дать им больше всего – и политических, и финансовых, и экономических возможностей и полномочий в целях решения (прежде всего) социально-экономических задач. Раньше других эти требования были сформулированы руководителями прибалтийских республик. Отказ союзного центра на расширение их экономических полномочий, причем в условиях продолжения экономических неудач, привел к эскалации их требований – в направлении большей политической самостоятельности. В ответ на это Горбачев выдвинул свою совершенно порочную, гибельную концепцию «Союзного договора».

Ослабление союзного центра проявилось также в волнах межэтнических столкновений по всей окраине советской империи – почти так же, как эти столкновения проходили в периоды резкого ослабления царской империи (1905–1907, 1911–1913, 1916–1917 гг.). Средняя Азия, Кавказ, Приднестровье, Прибалтика уже стали ареной разного рода конфликтов и даже военных действий на этнической основе, а в центрах «культурной России», как грибы после дождя, нарастали шовинистически-националистические организации, импульсы которым были заданы как «демократами первой волны», так и самими теоретиками ЦК КПСС, поднявшими вопрос «об эксплуатации России союзными республиками» и даже – «об отделении России от СССР». Продвинутая московская журналистика периода гласности называла народных депутатов СССР, собравшихся на Первый съезд в 1989 г., не иначе как «тюбетейками». Историки, занимавшиеся исследованием периода предреволюционной России, могут найти огромное число фактов и ситуаций, удивительно напоминавших новейшую российскую политическую сцену периода конца 80-х – начала 90-х гг., включая поведение элитарных слоев общества, как бы потерявших способности к мыслительной деятельности.

Одновременно происходило интенсивное нарастание процессов сепаратизма (в республиках России) и регионализации (в областях и краях). Эти процессы по большей части развиваются «сверху вниз», от партийно-административной бюрократии, которая боится потерять власть. Руководители краев, областей и автономий России в те времена даже бравируют тем, что они «России не подчиняются». (Это относилось ко всем без исключения республикам Северного Кавказа, Татарии и Башкирии.)

Политический кризис, таким образом, охватил и Российскую Федерацию, во многом благодаря деятельности союзных органов власти. Трудно сказать, что это было сделано по глупости. Например, Закон «О субъектах СССР», по которому автономные республики выступают субъектами СССР (субъектами союзного государства), – с юридической точки зрения это ущербный закон: нельзя рядом ставить целое и часть целого; налицо юридический казус (коллизия права). Но даже не это главное – главное то, что этот закон стимулировал борьбу российских автономий за право их выхода из Российской Федерации. Вместо системной политической философии союзные власти ограничивались предложением паллиативных мер – такой подход диктовался, скорее всего, от сознания бессилия силы, воплощенной в центральном руководстве, в правительственном сегменте СССР.

В тот период мировое сообщество с интересом и тревогой наблюдало за маневрами руководящих кругов СССР, оно видело, как стремительно слабели позиции второй мировой державы. Запад, однако, стремился к расширению деловых отношений, сотрудничеству. Внешнеполитическая деятельность правительства СССР была, однако, все еще крайне архаичная, не учитывала идущие процессы глобализации и новый уровень интернационализации финансово-хозяйственных процессов мировой экономики, что усиливало связи и взаимозависимости стран и регионов. Премьер Павлов громогласно заявил, что, дескать, международные банкиры готовили заговор против Горбачева. И… разом отпугнул от Союза весь деловой мир, в то время как стране требовались инвестиции и капиталы, деловые и управленческие услуги Запада.

Приход к власти в России команды Ельцина – Хасбулатова

Демократические изменения, осуществленные Горбачевым, в том числе новый избирательный закон 1989 г., позволили прийти к власти в Российской Федерации в 1990 г. новым политикам. В ходе избирательной кампании в Российской Федерации в конце 1989-го – начале 1990 г. я был избран народным депутатом России от Грозненского городского избирательного округа. Моими соперниками были высокопоставленные должностные лица в Чечено-Ингушской автономной республике: второй секретарь республиканского комитета КПСС, министр по телевидению и радиовещанию, генеральный директор крупнейшего в регионе машиностроительного завода «Серп и Молот» (до февраля 1944 г. этот завод возглавлял мой отец) и еще несколько кандидатов. В Москве народным депутатом СССР был избран Борис Ельцин; он же был избран его избирателями в Свердловске народным депутатом России.

В мае 1990 г. вновь избранные народные депутаты России собрались на свой Первый съезд народных депутатов в Кремлевском дворце съездов. Напомню, в соответствии с фундаментальными конституционными изменениями по инициативе Горбачева отныне вся власть в Российской Федерации принадлежала съезду народных депутатов, а депутаты, как я упоминал ранее, избирались исключительно избирателями в ходе острой конкурентной борьбы между многими соперниками. Это важно отметить, поскольку в период, когда ельцинский Кремль объявил войну Верховному Совету в 1992 г., проельцинские пропагандисты пустили в оборот термин «брежневская конституция», которую якобы «защищает Верховный Совет», а также подлую идею о «недемократичности выборов российских парламентариев», которую охотно подхватили на Западе. Но от этой «брежневской конституции» уже к началу нашей деятельности в 1990 г., по существу, ничего не осталось: она была заменена на «горбачевскую конституцию».

На этой демократической конституционной базе мы и пришли к власти в России в ходе работы Первого съезда народных депутатов. Интересно и то обстоятельство, что союзные власти, в том числе и сам Горбачев, пытались противодействовать избранию Ельцина Председателем Верховного Совета России, но при этом они не выходили «за рамки приличия». Уже действовала демократия, введенная самим Горбачевым, – вот в чем состоял глубокий смысл горбачевского прорыва в демократию – отныне даже он, всесильный генсек ЦК КПСС и первый президент СССР, не мог так просто действовать, игнорируя закон, инициатором которого он и явился.

Всего депутатов съезда было 1034 человека. Съезд, согласно новой горбачевской конституции, обладал всей полнотой власти на территории Российской Федерации. Он не был постоянным органом, собирался один раз в год. Его также мог созывать Верховный Совет на внеочередной съезд – если возникали сложные обстоятельства, которые мог рассматривать исключительно высший орган власти в стране. Съезду надлежало избрать Верховный Совет в качестве Парламента Российской Республики. Верховный Совет, по предложению Председателя, избираемого съездом, формировал правительство России. Таким образом, выборы Председателя Верховного Совета были решающим актом, свидетельствующим о том, кому принадлежит власть в Российской Федерации.

Поэтому на Первом съезде народных депутатов, который проходил в мае – июне 1990 г., разгорелась сильнейшая борьба вокруг поста Председателя. Мы, демократы, предложили Ельцина, коммунисты выдвинули своего секретаря ЦК Компартии Полозкова. Поддержка Ельцина среди депутатов не была абсолютной даже в Москве. Дело в том, что два года, когда Ельцин был первым секретарем московского городского комитета КПСС и обладал абсолютной властью в Москве, он мало что сделал полезного для горожан. Люди, несомненно, ценили в нем то, что он открыто критиковал ЦК КПСС и Горбачева, по большей части – в силу новизны и необычности такой открытой критики, но они не были готовы безоговорочно его поддержать. Поэтому среди депутатов, избранных в Москве и Московской области, было много тех, кто решил поддержать не Ельцина, а Полозкова.

Исход борьбы решила высокая активность, в общем, не очень большой группы депутатов – демократов и примкнувших к ним депутатов из разных избирательных округов, не связанных с центральной и местной партийной бюрократией. Мы объясняли им, что избрание Ельцина поможет им в решении социально-экономических проблем их регионов в большей мере, чем если они будут иметь дело с догматиком-коммунистом Полозковым. Это находило понимание – в провинциях надоели партаппаратчики со Старой площади, которые приезжали в «командировки» исключительно для проверок и выволочек вне связи с какой-либо конкретной помощью бедствующему населению провинций. А когда Ельцин заявил, что в случае своего избрания председателем он предложит съезду избрать своим первым заместителем представителя национальных республик – это увеличило поддержку среди депутатов, – большинство их поняло это как намек на меня – я уже тогда имел большую популярность в обществе как автор многих критических статей по экономической политике Горбачева – Рыжкова, в том числе в области ценовой политики (о чем я ранее упоминал). Большинством всего в 5 голосов Председателем Верховного Совета России был избран Ельцин (в ходе нескольких туров голосований). В ходе двух туров голосований был избран также я его первым заместителем (по настойчивой рекомендации Ельцина.)

Проиграв пост председателя, коммунисты решили не допустить меня, известного профессионального экономиста с либерально-демократическими взглядами, к руководству Верховным Советом, к тому же поддерживаемого автономиями (они уже в тот период имели определенные противоречия с областями и краями). Но, заслушав мои ответы на вопросы по самому широкому спектру общественно-экономической и общеполитической тематики, в том числе и в области отношений России и Союза СССР, съезд народных депутатов избрал меня первым заместителем председателя Верховного Совета России. Так я стал первым заместителем Ельцина и работал в этой должности до его избрания Президентом России 12 июня 1991 г.

На этом съезде была принята Декларация о суверенитете России, которая, по сути, ставила лишь одну, но серьезную задачу: передать в ведение Российской Федерации значительную часть вопросов социально-экономической политики, которые находились под юрисдикцией СССР. Но из этой Декларации пропаганда создала некое «разрушительное оружие», которое якобы «взломало» каркас СССР. Это – неправда.

Тогда же, в июле 1990 г., Верховный Совет России по предложению Ельцина избрал в качестве председателя Совета министров Ивана Силаева, крупного организатора военно-промышленного комплекса. Его заместителями стали Юрий Скоков, руководитель одного из крупнейших промышленных предприятий, а также Григорий Явлинский, который вместе с академиком С. Шаталиным разрабатывал программу экономической реформы. Отмечу, что мы все трое руководителей России – Ельцин, Силаев и я – вплоть до завершения разгрома ГКЧП в августе 1991 г., относились друг к другу с большим уважением, часто встречались в формальной и неформальной обстановке, согласовывали вопросы и позиции по наиболее важным вопросам внутренней политики, действиям и решениям.

Таким образом, итогом горбачевских демократических реформ явилось то, что в Российской Федерации впервые за 70 лет существования СССР произошла мирная демократическая революция и коммунисты, проиграв выборы, парламентским путем уступили власть беспартийной команде демократов, которые избрали руководство России во главе с Ельциным – Хасбулатовым – Силаевым.

Постановление

Съезда народных депутатов Российской Советской Федеративной Социалистической Республики

О Председателе Верховного Совета РСФСР

Съезд народных депутатов РСФСР постановляет:

Избрать Председателем Верховного Совета РСФСР товарища Ельцина Бориса Николаевича.

Первый заместитель Председателя

Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатов

Москва, Кремль

29 мая 1990 года

Всесоюзный референдум и избрание Ельцина Президентом России

Ельцин тяготился работой Председателя Верховного Совета, что требовало большой личной организованности, самодисциплины, хладнокровия, чтения огромного количества документов («бумаг»), в общем, скрупулезного знания дела, знания депутатов, умения общаться с ними, войти в контакт. Всего этого он был лишен начисто и прежде всего отличался малой работоспособностью и леностью, вечно жаловался на здоровье, отличался подозрительностью. Десятилетия руководящих должностей в партийной системе полностью отучили его от нормальной работы. Постоянно ввязывался в споры, делал неуместные реплики, допускал плоские шутки. Я сам большой любитель разного рода иронии, иногда шутки и пр., но у Ельцина это выглядело как-то грубо, не вызывало улыбку. Намеченная повестка заседаний Верховного Совета, когда эти заседания проводились под его председательством, никогда не выполнялась. Наши депутаты того периода – это были сложные люди, прошедшие отбор в жесткой борьбе с партийной бюрократией, образованные, опытные и самостоятельные – не видели в нем интеллектуальной и организационной силы. И хотя многие из них числились в КПСС, но по своим воззрениям это были люди разных идейных установок. Большая группа депутатов (приблизительно четвертая часть всех депутатов) состояла во фракции «коммунисты России»; почти столько же входили в «крестьянскую фракцию»; менее четверти – во фракцию «демократов», какое-то число – во фракции «республиканцев» и «христианских демократов». Фракции постоянно находились в движении – «умирали» одни, возникали другие. За исключением фракции коммунистов, какой-либо партийной дисциплины при принятии законопроектов (в ходе голосований) не существовало. Поэтому важна была позиция председательствующего на сессии (Председателя Верховного Совета или его заместителя), который смог бы убедить депутатов в необходимости принятия данного закона или иного нормативного акта. Такого дара убеждать депутатов, вызвать у них доверие к своей позиции у Ельцина не было.

Но он как человек опытный (тридцать лет работы в партийной системе) быстро понял, что я могу вести эти заседания лучше его, и почти перестал появляться на сессиях Верховного Совета, предпочитая ездить по регионам, на юг и за границу. Но тогда эти соображения, о которых я пишу ныне, мне и в голову не приходили – я считал необходимым действовать так, как действовал – эффективно, имея цель всегда добиваться поставленных нами с Ельциным задач и усматривая в этом свой нравственный и служебный долг, в том числе перед ним, Ельциным. Но, как отмечено выше, было очевидно, что Ельцин тяготился работой председателя. Особенно это стало очевидным после сентябрьского (1990 г.) инцидента с его автомобилем, когда он заподозрил покушение и впал в длительную меланхолию. И когда как-то в нашей беседе в Архангельском он поведал мне, – а это было в конце декабря 1990 г., – что хотел бы внести такие изменения в Конституцию, которые позволили бы ему быть избранным Президентом России, – я все понял с полуслова и взял курс на подготовку конституционных изменений.