Текст книги "Тропа колдунов"

Вражеский кистень Тимофей принимает на щит.

Утыканный обломками стрел щит трескается. Но не разваливается. Тимофей наносит ответный удар. По руке, вцепившейся в перекладину. Кисть отсечена. Латинянин кричит, падает.

Тимофей смотрит вниз. И видит, наконец. Отчетливо видит, как…

Подчиняясь движению Угримовых рук, движется земля. Там где ров. Где был ров.

Сейчас дно рва проседает. Бурлит и клокочет мутная вода. Внешняя стенка отдаляется от внутренней, над которой возвышается вал и частокол.

Хотя нет, не так. Не совсем так. В ров со стороны латинян сползают пласты глины, но не наполняют, не засыпают его, а бесследно исчезают в пузырящейся воде.

Крепостной ров углубляется и расширяется. С кромок осыпается земля и орущие люди. Ломается наложенная гать из осадных щитов. Рушатся переброшенные через ров мостки. Расползается и тонет наваленная для туруса насыпь.

Разрастающийся ров обращается в глубокий овраг, в широкую балку, затягивающую все новые и новые жертвы. На склонах копошатся кнехты и рыцари. Латиняне пытаются выбраться по предательским осыпям. Пытаются – и не могут.

А ко рву подходят новые ряды. Лезут упрямо, настырно. Определенно, страха штурмующие не испытывали. Страх был придавлен, пришиблен магией. И страх, и обычное свойственное человеку чувство самосохранения.

Тимофей чуть не пропустил выпад рыцарского меча.

По штурмовой лестнице уже вскарабкались новые противники. Острие длинного обоюдоострого клинка целило ему в горло, но отклоненное в последний момент, увязло в бармице, подцепило и сбросило с головы шлем. А без шелома сейчас – беда.

На Тимофея навалились сразу двое. Рыцарь в длиннополой кольчуге и кольчужном же капюшоне перебирался с лестницы на заборало. Сразу за ним – оруженосец, пытающийся из-за плеча господина достать Тимофея копьем.

Тимофей действовал одновременно двумя руками. Меч – под копейный наконечник. Отбить! Рыцаря – спихнуть щитом. С копьем получилось. С рыцарем не вышло. Проклятый латинянин вцепился левой рукой в край щита. Правой поднял тяжелый клинок.

Тимофей стряхнул щит с руки, толкнул от себя вместе с противником. Замахивающийся мечом рыцарь потерял равновесие. Рухнул спиной назад: над заборалом только ноги мелькнули. Свободной рукой Тимофей перехватил древко копья. Ткнул мечом под шлем оруженосца. Слуга полетел вслед за господином.

Опять небольшая передышка. Тимофей глянул на князя, на ров…

Угрим уже не разводил, а сводил руки. И ров… Ров смыкался, сжимался, натягивая на себя покрывало земли. Расстояние между стенками сокращалось. А дно уходило все глубже.

Вот ров достиг своих прежних размеров. А вот – и вовсе стал узкой земляной щелью, через которую можно перепрыгнуть без разбега.

Все! Темная щель доверху набита людьми, оружием, обломками осадных щитов. Из сужающейся ловушки тянутся руки, но податливая земля осыпается под пальцами. Там не спасается никто. Крики сменяются стонами и хрипами. Людей давит заживо. Ров выплескивает красное. Воду, густо окрашенную кровью. Или кровь, слегка разбавленную водой. На миг, на краткий миг, разделенные стенки смыкаются, будто створки моллюска, захлопнувшего раковину. Крепостной ров закрывает свою добычу, обращаясь могилой…

Но уже в следующее мгновение Угрим резко развел руки. Ров снова разошелся, раскололся, разверзся, подобно ненасытной земляной пасти. Трещина расширилась, и открывшийся провал явил жуткое зрелище. Смятые человеческие останки, искореженные и впечатанные в земляные стенки доспехи, перетертое в труху дерево. Сплошная бесформенная масса. И кровь, кровь, кровь…

А ров опять поглощал сползающую землю. Глотал ее жадно и быстро. Воины, оказавшиеся на краю, вновь сыпались вниз. Падали, барахтались, тонули в кровавом месиве.

Очередной латинянин, появившийся на лестнице, закрыл обзор. Это был рослый рыцарь с шестопером на крепкой рукояти. Противник атаковал напористо и яростно. Едва не выбил из рук Тимофея оружие, чуть не достал увесистым набалдашником палицы незащищенную голову.

Латинянин поднялся над заборалом и уже готовился прыгнуть в крепость. Тимофей нанес сильный рубящий удар в ноги. Будто бы в ноги… Рыцарь опустил шестопер, прикрывая колено и голень. Однако Тимофей бил со скрытым умыслом.

Он изменил направление удара. С маху обрушил клинок на лестницу. Перерубил перекладину под ногами противника.

Хрустнуло. Латинянин, взмахнув руками, сверзился вниз.

А что Угрим? Тимофей снова стрельнул глазами в его сторону. И скользнул взглядом по рву.

Князь-волхв опять сводил руки. Сначала сводил, потом – разводил. Глинистые стенки рва сходились и расходились, сдвигались и раздвигались. Захлопывались, разверзались снова…

Земляная пасть захватывала штурмующих ряд за рядом. Пережевывала добычу. Втягивая живых, выплевывая кровь мертвых. Первый штурм захлебывался в этой крови.

Однако люди, утратившие страх, все шли и шли… Вперед, на смерть. До тех пор шли, пока внизу не взревели рога и трубы.

Ага! Михель отводил от опасного рва тех, кого еще можно было отвести. Вторая волна штурмующих откатывалась назад.

Натиск латинян, уже прорвавшихся к стенам и не дождавшихся подмоги, ослабел. Штурмовые лестницы опустели. Те, кто пытался влезть наверх, были сброшены вниз. Тех, кто остался внизу, защитники крепости добивали из луков и забрасывали камнями.

Тимофей опустил меч. Для его клинка работы больше не было.

А вот Угриму, судя по всему, работенки хватало. Князь-чародей опять творил колдовство.

Ров сомкнулся в очередной раз и…

И больше уже не открывался. Зато зашевелился вал с частоколом. Заскользили по склонам насыпи тела латинян пронзенные ищерскими стрелами, посыпались земляные комья…

Угрим, не умолкая ни на миг, бормотал неразборчивые волховские заклинания. Подавшись вперед всем телом, упершись плечом и руками в невидимую преграду, князь стал похож на мужика, бранящегося сквозь зубы и выталкивающего из колдобины перегруженный воз.

И Угрим в-в-вытолкнул!

Нет, не какую-нибудь там телегу! Князь сковырнул крепостной вал. Весь! Целиком!

Плотная насыпь, полукольцом охватывавшая прижатый к речному берегу город, грузно сдвинулась с места, поползла от Острожца земляной волной – распрямляясь и слегка покачивая гребнем из заостренных кольев. Оставляя за собой густой пыльный след.

Тимофей заворожено наблюдал за движением земли. Вот вал миновал сомкнутую пасть рва. Вот стер и впитал кровавые лужи. А вот двинул дальше, постепенно набирая скорость.

* * *

Конница, возможно, смогли бы спастись от такого. Пешцы – нет. Это было видно и это было ясно. Отступавшим латинянам – в первую очередь. Однако паники во вражеских рядах не наблюдалось: сказывалось внушенное Михелем и Ариной бесстрашие.

Неприятельские отряды остановились и уплотнили строй. Ровными шеренгами, подпирая друг друга, выстроились впереди щитоносцы, копейщики и алебардщики. Стена щитов, лес пик и широкие лезвия топоров на длинных рукоятях должны были принять на себя первый, самый страшный удар, расковырять земляную массу и ослабить напор.

Из задних рядов густо полетели стрелы. Залп. Еще один. Еще… Нет, арбалетчики и лучники не пытались расстреливать надвигающийся вал. Стрелы усеивали пространство между движущейся насыпью и людьми, стоявшими неподвижно. Пестрые оперения уже торчали, как трава, а стрелы все продолжали сыпаться.

Земляная масса коснулась древок. Стрелы немного, чуть-чуть, но все же замедлили продвижение вала.

Строй латинян разомкнулся. За воинами, закованными в железо, стояли две фигуры, не обремененные доспехами. Фигура в красном балахоне. И стройная женская фигура.

Михель. Арина.

Тимофей покосился на Угрима. Князь простер перед собой руки, затем опустил ладони, словно пригибая что-то.

Перекошенный, зияющий дырами частокол сполз с вершины вала на его внешний склон, опустился к земле. Потемневшие, заостренные концы бревен смотрели теперь не в небо, а целили в щиты и нагрудники латинян. Колья тына превратились в плотный ряд толстых копий.

Стрелки продолжали стрелять. Земляной вал, ощетинившийся деревянными зубьями, катился по ковру из оперений. Вал спотыкался о стрелы, подминая их, но, все же, двигался дальше.

Михель и Арина ударили одновременно.

Взмах рук, раскрытые ладони…

Тимофей не увидел самой магии. Он видел только результаты магического действа. В надвигающуюся насыпь будто врылись глыбы, выброшенные мощным пороком. Насыпь вздрогнула. Изломанные бревна посыпались из нее, словно выбитые зубы из десны. Разлетелись налипшие на вал человеческие останки и оружие. Утрамбованная земля брызнула вверх и назад, обращаясь в безобидные рыхлые холмики и кочки – невысокие, неприметные и неподвижные.

Еще удар, еще, еще, еще…

Маг и ворожея яростно крушили вал. Земляную стену то тут, то там разрывали широкие бреши. Расчлененная и разбитая насыпь замедляла движение, но не останавливалась.

– Вблизи-то оно конечно, – расслышал Тимофей злой голос князя. – Вблизи так можно. Только всего вам уже не срыть. Не успеть…

И – вновь невнятное бормотание. Князь-волхв, сосредоточившись, толкал разбитую насыпь дальше.

Остатки земляной стены рваной и изломанной волной накатили, на стену живую. Удар был страшен. Много страшнее, чем натиск тяжелой конницы.

Сначала заостренные бревна частокола раздвинули пики и алебарды, разнесли в щепу осадные щиты, смяли доспехи, изорвали плоть. Потом латинянский строй накрыла земля. Копейные наконечники и тяжелые лезвия алебард взрыхлили и сковырнули внешний слой вала, но не остановили насыпь.

Разом сломались десятки, а может быть, сотни крепких ратовищ.

Темные земляные гребни, отчетливо различимые в море человеческих голов, ползли сквозь вражеское войско, увязая в мертвых и живых еще телах, и еще сильнее замедляя ход.

Часть вала латинянам все же удалось разметать по бревнышкам, разрубить, разбросать, расковырять и срыть. Но лишь часть. Несколько разрозненных холмов уже прорвали вражеский строй. Изрытые, истыканные обломками копий, залитые кровью, облепленные трупами, оплывшие и отяжелевшие, они двигались на лагерь осаждающих. Медленно – гораздо медленнее, чем прежде, – но все-таки двигались. В земле покачивались прореженные, посеченные, неровно торчащие колья.

Угрим обливался потом. На лбу и шее князя-волхва пульсировали вздутые жилы. Заклинания цедились сквозь стиснутые зубы. Видимо, на таком расстоянии приводить в движение даже то немногое, что оставалось от крепостного вала, было непросто. Близился рубеж, за которым колдовская власть Угрима над валом заканчивалась.

В лагере противника началась суета. Надрывались рога и трубы. Пешие кнехты ставили на пути земляных насыпей рогатки и обозные повозки. Всадники седлали коней, готовясь к отступлению.

А Михель? А Арина? Вон они, оба! Охотятся за движущимися по ровному полю наростами. Добивают, сметают, стирают…

Латинянский маг вскидывает руки вслед большому и темному земляному горбу. Земля расплескивается, словно вода. Разлетаются сломанные колья.

Бьет гречанка. По другим целям. Колдовство Арины разносит сразу два темных бугра поменьше.

Взмах руками, магический пасс, взмах, пасс, еще и снова…

Последние остатки вала рассыпаются пылью. Катятся, словно оброненное оружие, вывороченные колья. Земля ровняется с землей. Всё…

– Всё, – вздохнул Угрим.

Князь опустил руки и обессилено привалился к стене. На лице волхва не было радости.

– Мы отбили штурм, княже! – улыбнулся Тимофей, чувствуя, что его улыбке не хватало уверенности. – Теперь латиняне не скоро сунутся.

Ведь так? Так же, княже?

– Скоро, – качнул головой Угрим. Голос князя был бесцветным и уставшим. – Скоро сунутся, не сомневайся. Это был не штурм. Это была всего лишь разведка.

– Чего? – не понял Тимофей. – Чего разведка-то? Что могли вызнать латиняне, если они даже не поднялись на стены?

– Главное. Мои силы и возможности Кощеева тулова. В следующий раз Михель и Арина учтут, все что узнали сейчас. Сегодня они дрались не за крепость, а за знания, которые помогут войти в крепость. В следующий раз будет труднее.

– За знания? – Тимофей выглянул из бойницы. – И ради этого они положили столько народу?!

– Михель и Арина гонят на смерть воинов Феодорлиха, – пожал плечами Угрим. – Какое им дело до этих людей? Да и вообще… Сильные маги, стремящиеся к еще большей силе, никогда не считаются с потерями.

Тимофей огляделся. Кровь стекала со стен, у бойниц лежали тела убитых ищерцев. Отовсюду доносились стоны раненых.

– А ты, княже? – он глянул в черные, как смоль, глаза Угрима. – Ты считаешься?

Угрим криво усмехнулся.

– Вынужден. У меня в Острожце не так много воинов.

Князь перевел взгляд на необъятный лагерь противника. Что-то похожее на зависть отразилось в смолистых зрачках ищерского волхва.

Глава 4

Зигфрид увидел их, как только вывел свой небольшой отряд с плато. Желтолицые варвары вновь преградили дорогу. Только на этот раз язычников было гораздо больше. Десятка полтора всадников на приземистых лошадках. Сотни две пешцев, выстроившихся неровными рядами… Вот, значит, к кому был обращен зов сигнальной раковины-рога. Вот на чью помощь уповал пленник, вспоровший себе брюхо.

Барон без труда определил, кто командует чужеземцами. Это видно всегда, вне зависимости от того, войско какого народа стоит перед тобой. Во-о-он тот рыцарь, вокруг которого сгруппировались всадники, здесь главный. Красный шлем с рогами и устрашающей личиной-забралом, красная связка доспехов-щитков, красный плащ, заткнутый за пояс, широкие красные штаны. В руках – знакомый лук с укороченным нижним концом. За поясом – мечи. Длинный и короткий. На одежде – простенький герб. Рядом – знаменосец. На большом красном штандарте герб можно разглядеть во всех подробностях. Рыба. Карп, похоже…

Кто это, интересно? Какому роду принадлежит странный геральдический символ? Судя по количеству собранных воинов, рыцарь с рыбьим знаком – не из рядовых. Вероятно, местный барон, граф, быть может, даже герцог. Или хан? Или князь? Или как там эти варвары называют своих синьоров? Ладно, пусть будет князь. Это, в конце концов, не важно. Сейчас важно другое: именно по этому князьку следует нанести главный удар. Если удастся быстро убить или пленить предводителя язычников, появится шанс уцелеть самим. Уцелеть и победить. Другого пути к победе сейчас нет.

– Карл, шлем, – приказал Зигфрид. – Всадники, ко мне! Строить клин!

Конные рыцари, оруженосцы и кнехты подтянулись к барону, ставя коней поплотнее, и выстраивая за спиной господина живые крылья. Так удобнее будет рассекать вражеские ряды. Тем, кто лишился коня, придется пробиваться следом. Как-нибудь…

Телохранители, прикрывавшие князя-карпа, наоборот, раздались в стороны. Предводитель язычников, медленно оттянул за ухо тетиву. «Значит, решать дело миром не хочет», – усмехнулся Зигфрид. Впрочем, барон на это не очень-то и рассчитывал. Какой, в самом деле, может быть мир с язычниками?

В воздух взвилась первая стрела. Неожиданно резкий пронзительный вой огласил окрестности. Дернулся под седлом испуганный конь. На миг почудилась, будто и не стрела то вовсе летит, а визжащая ведьма на помеле.

Зигфрид вскинул щит. Сухой стук. Вой оборвался. Перед глазами дернулось орлиное оперение на длинном древке. Под наконечником воткнувшейся в обивку щита стрелы желтела роговая свистулька. Вот она какова, ведьма.

Что ж, хороший выстрел. Барон обломил стрелу.

Сигнал к началу битвы был подан. И сигнал был услышан.

На германцев обрушились новые стрелы.

– Ваша милость! Берегитесь! – верный Карл выдвинулся из задних рядов, прикрывая Зигфрида справа. В щит оруженосца ударило два… три… четыре раза.

Кто-то вскрикнул за спиной барона.

Рухнула лошадь Карла.

– Арбалетчики! – Зигфрид повернулся к своим стрелкам. – Красный рыцарь! Герб – рыба! Бей!

Поздно! Телохранители вражеского князя уже сомкнули ряды. Арбалетные болты вышибли из седел двух всадников, но самого «карпа» не достали.

Между тем вражеские лучники продолжали обстреливать воинов Зигфрида. Длинные легкие стрелы не пробивали щитов и отскакивали от прочных рыцарских лат. Однако кнехты и их незащищенные лощади оказались уязвимыми мишенями. Оставаться на месте было неразумно и небезопасно.

Зигфрид вырвал клинок из ножен. Копье – оно хорошо для поединка. Сражаться с многочисленным врагом все же удобнее мечом.

– В атаку! – рявкнул Зигфрид.

* * *

Они неслись на стрелы врага, сами подобные гигантской стреле. Скакали в тяжелом галопе, прикрывшись щитами и нещадно терзая шпорами конские бока.

– Не отставать! – рычал Зигфрид.

Стук копыт за спиной, свидетельствовал: воины барона не отставали.

Навстречу германцам ринулись вражеские всадники. Немного – с полдюжины. Без щитов, вооруженные короткими копьями, изогнутыми мечами и скособоченными луками, язычники что-то яростно кричали. Двое стреляли на скаку. И неплохо стреляли: из атакующего клина выпадали кони и люди. Но расстояние быстро сокращалось.

Первого противника, оказавшегося на пути, Зигфрид опрокинул без помощи меча. Вражеское копье скользнуло по щиту, а в следующий миг крупный баронский конь сшиб грудью низкорослую лошадку и втоптал желтолицего всадника в грязь. Крылья клина смели и отбросили еще трех язычников. Зигфрид, впрочем, этого уже не видел: барон несся на вражескую пехоту.

Он вломился во вражеский строй. Сразу четыре копья целило в конскую морду и в грудь всадника. Зигфрид прикрыл щитом и себя, и коня, привстал на стременах, ударил мечом через голову жеребца. Длинный клинок отклонил крюкастые наконечники. Конь сбил с ног двух копейщиков.

За спиной послышался хруст и звон. Рыцари вслед за своим предводителем бросали коней на копейный лес. А Зигфрид уже прорубался к князю-карпу.

Похожие на грибы пешие воины в круглых касках-шляпках пытались остановить или хотя бы задержать его. Желтолицые кнехты лезли под копыта, отчаянно размахивая длинными копьями и алебардами. Зигфрида старались зацепить крюком, сбить, сорвать, срубить. Но удача пока была на его стороне. И пока его меч разил вернее.

Вот враг слева. Зигфрид рубанул по широкополой стальной каске. Каска качнулась, отвела клинок вниз и в сторону. Соскользнувший меч отсек руку, сжимавшую копье. Покалеченный кнехт с визгом покатился по земле.

А вот еще один – справа!

На этот раз меч расколол и каску, и череп под ней.

Третий противник. Бьет алебардой… Зигфрид принял удар на щит. Нагнулся в седле, ткнул мечом под поля каски. Желтолицый кнехт стал краснолицым. Схватился за глаза, пал на колени.

Противно скрежетнул и зацепился за смотровую прорезь шлема копейный крюк. Сильный рывок… Зигфрид удержался на коне лишь благодаря высокой седельной луке, упершейся в спину. А вот шлем потерял. Выругавшись, барон повернул коня, наотмашь ударил назад. Кого-то задел мечом. А еще увидел…

Его клин был разбит и рассеян. Позади – никого. Оруженосцы и кнехты мертвы. Последних рыцарей, увязших в копейном лесу и стащенных с седел, добивают на земле. Безрассудная атака захлебнулась. И все же это еще не конец!

Зигфрид зарычал, как поднятый из берлоги медведь и вновь пришпорил коня. Вырвался из мешанины тел.

До князя-карпа оставалось совсем ничего. Однако красный рыцарь с рыбьим гербом ничем не выказывал беспокойства. Предводитель язычников неподвижно восседал в седле. За оружие не хватался, коня не разворачивал. Не спасался бегством и в схватку не лез. Просто смотрел и ждал.

Знаменосец при князе держался столь же невозмутимо. А вот телохранители князька заволновались.

Один атаковал Зигфрида. Перехватив меч двумя руками, желтолицый трабант звонко вскрикнул и обрушил на щит барона страшный удар. Тяжелый щит, который расколет не всякая секира, треснул под тонкой полоской изогнутой стали. Вражеский клинок застрял в массивном умбоне, едва не лишив Зигфрида левой руки.

Противник не сумел сразу извлечь из щита застрявшее оружие, и барон нанес ответный удар. Язычник покачнулся в седле, однако, к удивлению Зигфрида, разрубить доспех из туго переплетенных шелковых шнурков и металлических вставок оказалось не так-то просто. Легкое и податливое на первый взгляд плетение, спружинив, оттолкнуло клинок. Лишь со второго раза – поднявшись на стременах и присовокупив к силе удара вес всего тела – Зигфрид не столько рассек, сколько проломил широкий наплечник врага.

Язычник упал. Но к Зигфриду уже спешил другой всадник из свиты князя-карпа. Барон вздернул коня на дыбы: рубить сверху – значит, рубить наверняка. Именно в этот момент какой-то проворный вражеский кнехт взмахнул алебардой. Плоское мечевидное навершие мелькнуло над землей, ударило баронского коня по задним ногам…

Конь с пронзительным ржанием, повалился на спину. Зигфрид покатился с седла в кровавую грязь. Рукоять меча выскользнула из латной перчатки. Над головой блеснула заточенная сталь. Изогнутые клинки, острия копий, лезвия алебард.

«Все! – понял Зигфрид. – Конец…»

И ошибся.

Властный окрик остановил расправу. Языческий князь повелевал сохранить жизнь барону Зигфриду фон Гебердорфу.

* * *

Вислые усы и реденькая бородка. Волосы, увязанные на затылке в тугой пучок. Сведенные над переносицей брови, плотно сжатые губы. Желтоватая кожа, узкие глаза… Князь-карп, снял, наконец, свой рогатый шлем и нелепый, похожий на привязанный к голове мешок, подшлемник. Предводитель язычников мало чем отличался от своих воинов, только разве что смотрит злее.

Зигфрид исподлобья следил за чужаком и размышлял о том, как все-так переменчива судьба. Не так давно он допрашивал пленного. Теперь, по всей видимости, допрос учинят над ним.

Барон был связан и упирался спиной в спину Карла. Только этот оруженосец и уцелел из всего отряда. И то потому лишь, что придавленный лошадью в самом начале схватки, Карл не смог драться. Зигфрид невесело улыбнулся. Переменчивая судьба даже в деталях любит повторяться на новый лад. Того иноземного рыцаря, что взрезал себе живот, он тоже ведь пленил не одного, а вместе со слугой.

Языческий князь рассматривал колдовской артефакт. Карп изумленно вертел прозрачный яйцевидный кристалл с Черными Мощами и так, и этак. Потом спрятал трофей в седельную суму и склонился над доспехами Зигфрида. Их он перебирал с не меньшим удивлением и тщательностью.

Чужеземец осмотрел кольчугу, латы, шлем и треснувший шит, прикинул на руке вес каждой детали защитного снаряжения, примерил глухой шлем. Что-то пробормотал и неодобрительно покачал головой.

«Ну да, куда тебе!», – не без злорадства подумал Зигфрид. Маленький худощавый чужак, привыкший к легким шнурованным латам, вряд ли сможет ловко передвигаться в добротной рыцарской броне. Да и по размерам она ему никак не подойдет.

Язычник поднял и осмотрел мизерикордию. С озадаченным видом потрогал пальцами граненный клинок и, видимо, не сочтя кинжал милосердия достойным оружием, отбросил его в сторону. Зато мечу он уделил больше внимания.

Тщательно осмотрел обоюдоострый клинок от острия до рукояти, огладил крестовину эфеса, попробовал ногтем остроту заточки. С одной стороны, с другой. Поцокал языком, помотал головой. Попробовал пару раз взмахнуть особым способом – словно не рубил, а разрезал воздух. Получилось довольно неуклюже. Рыцарский меч все же не нож мясника. Да и варвар явно держал подобное оружие в руках впервые, и обращаться с ним не умел. Но, кажется, очень хотел научиться.

Расставив ноги пошире, карп снова взмахнул трофейным оружием. Ударил воображаемого врага, потянув клинок на себя. Вышло ненамного лучше. Еще несколько приемов незнакомой Зигфриду техники боя…

Нет, определенно, этот меч был тяжеловат и великоват для низкорослого чужеземца. Упражнения давались ему с трудом. Зигфрид усмехнулся: его оружие не желало повиноваться язычнику.

– Не умеешь, не берись, – посоветовал барон.

Чужак резко обернулся на голос и, заметив улыбку на лице пленника, что-то процедил сквозь зубы. Желтолицые слуги бросились исполнять приказ своего господина. Вскоре перед карпом лежали три мертвых воина Зигфрида. Два кнехта, один рыцарь. Все трое уже без доспехов.

Зигфрид перестал улыбаться.

Язычники уложили мертвецов одного на другого. Князь-карп занес меч барона над трупами.

Зигфрид нахмурился. Это он, что же, оружие так проверяет?[2]2
  Прим.: в средневековой Японии, действительно, практиковался подобный способ испытания клинков. В некоторых случаях мечи испытывались и на живых людях.


[Закрыть]

Громкий отрывистый вскрик – и клинок обрушился на мертвую плоть. Влажно хлюпнуло, хрустнуло… Кнехта, лежавшего наверху, меч перерубил в поясе. Надвое. Пополам. Змеистыми клубками вывалились кишки. Нижняя часть туловища соскользнула в одну сторону, верхняя – в другую. Сталь увязла в теле второго мертвеца.

Князь скривился, от чего его узкие глаза стали подобны двум глубоким морщинам, отшвырнул меч Зигфрида и вынул из ножен свой. Поднес изогнутый клинок к лицу барона – полюбуйся, мол. Зигфрид успел заметить странные узоры и символы, украшавшие полированную поверхность клинка от гарды до острия.

Князь варваров отдал новый приказ. Проворные слуги нагромоздили еще одну кучу трупов.

Карп снова издал пронзительный крик. Блеснула на солнце стальная дуга.

Зигфрид не поверил своим глазам. Один удар – и три мертвых тела развалились на шесть частей. Клинок чужеземца – более короткий и более легкий, чем его меч – увяз в земле.

Язычник тщательно обтер оружие тряпицей, спрятал в ножны и торжествующе взглянул на Зигфрида.

– Ну и что? – угрюмо проговорил барон, не отводя взгляда. – Меч должен рубить не только плоть, но и латы. И еще неизвестно чье оружие для этого сгодится лучше.

Конечно, его не поняли. Язычник с довольным видом похлопал по своим ножнам и пнул меч Зигфрида.

– Мерзавец! – простонал барон. – Развяжи мне руки и узнаешь, на что способен мой клинок. Кровью умоешься, тварь желтолицая!

Только Зигфрида уже не слушали. Карп обернулся на стук копыт. Со стороны плато скакал всадник. Видимо, возвращался кто-то из разведчиков князя. И, притом, не с пустыми руками: наездник держал за волосы человеческую голову.

Барон знал, чья это голова. Зигфрид вздохнул. Ну, теперь-то его точно в живых не оставят.

Всадник осадил коня. Соскочил на землю, с поклоном подступил к господину. Показал голову. Что-то быстро-быстро залопотал. Голова покачивалась, словно кивая и подтверждая сказанное.

– Ваша милость, это же… – встревожено прохрипел Карл.

– Вижу, – хмуро перебил его Зигфрид.

Искаженное, перепачканное кровью и грязью мертвое лицо смотрело на них закатившимися бельмами глаз. Это был пленник Зигфрида. Языческий рыцарь, вспоровший себе брюхо, и лишившийся головы от руки собственного слуги. Только кто ж теперь поверит, что все произошло именно так?

– Камнями надо было труп присыпать, – посетовал Карл. – Глядишь и не нашли бы…

Зигфрид не ответил оруженосцу.

Князь-карп отпустил разведчика и о чем-то ненадолго задумался. Затем шагнул к пленникам и пристально, странно как-то, посмотрел на Зигфрида. Что-то похожее на уважение… хотя нет – какое там уважение? откуда? – скорее уж любопытство, почудилось барону в холодном блеске узких глаз.

Чужеземец мельком глянул на лежавшую неподалеку мизерекордию, поморщился и извлек из ножен свой длинный, похожий на небольшой меч кинжал.

Яркое солнце весело заиграло на изогнутом лезвии. Зигфрид смотрел на язычника твердо, стараясь не выказать страха.

* * *

Желтолицый князь что-то проговорил – негромко и спокойно, с пугающей ледяной вежливостью, не сулившей ничего хорошего. Кивнул кому-то за спиной барона.

«Ну, вот и конец! – ничуть почему-то не волнуясь, подумал Зигфрид. – Сейчас повалят на землю, полоснут по горлу, прирежут как свинью, и…»

Путы, стягивавшие руки и ноги, вдруг ослабли. Перерезанные веревки упали наземь.

Эт-то еще что?! Спасительное чудо, ниспосланное свыше? Непозволительная глупость врага?

Чужой изогнутый меч-кинжал лег перед Зигфридом.

Князь-карп отступил на пару шагов. Замер, выжидая. Стоит, склонив голову к плечу. Смотрит. Просто смотрит. Даже меча из ножен не вынул.

Прочие язычники тоже вели себя как-то уж очень беспечно. Держались в отдалении. Близко не подходили. Эти варвары отчего-то были уверены, что пленник не посмеет напасть.

А острый, кованный из доброй стали кинжал – вот он, рядом совсем. Манит оплетенной рукоятью. Зигфрид растер затекшие руки. Да судьба-злодейка попросту хохочет над ним! Давно ли он сам вот так же клал оружие перед пленником и ждал, пока тот схватит подачку и вскочит. Попытается схватить, попытается вскочить…

Но он, вообще-то, положил не только кинжал. Меч он положил тоже. А ему меча никто не предлагает. Ему нет, зато…

Зигфрид в изумлении наблюдал, как язычники срезают путы с Карла, как суют ему, непонимающему и перепуганному, рыцарский меч, как подталкивают прихрамывающего (лошадиная туша основательно придавила бедняге ногу) оруженосца к Зигфриду.

Князь-карп что-то нетерпеливо выкрикнул, указав на кинжал. Провел пальцем по брюху. Ах, во-о-от оно что! Вот, значит, в чем дело!

Зигфрид и Карл переглянулись.

– Ваша милость, – оруженосец весь аж спал с лица. – Он, что же, хочет, чтобы вы… себе… живот?.. Сами?.. Как тот поганый язычник?..

– Ага, – нервная улыбка скользнула по одеревеневшим губам Зигфрида, – и чтобы ты потом мне голову снес.

– Как же так?! – ужаснулся Карл, – Грех-то какой, ваша милость!

Желтолицый князь снова прикрикнул, даже притопнул ногой. Карп терял терпение.

Зигфрид осторожно коснулся пальцами рукояти кинжала. Ничего не произошло. Никто не отсек ему руку. Взять кинжал – именно это сейчас от него и требовалось.

Барон поднял оружие.

– Слушай меня внимательно, Карл, – негромко и быстро заговорил Зигфрид. – Делаем так. Я хватаю языческого князька и приставляю ему кинжал к горлу. Ты рубишь любого, кто попытается подойти. Если пленим этого карпа – может, и уцелеем. Все понял?

– Да, ваша милость, только…

– Никаких только, Карл. Это наша единственная возможность. Если у меня ничего не выйдет – сам руби князя. Просто руби и все. Чтобы уж не зря нам с тобой пропадать.

На предводителя язычников Зигфрид прыгнул стремительно и яростно – как лев, изображенный на фамильном гербе Гебердорфов. Он намеревался сразу подмять под себя тщедушного противника, перехватить левой рукой тощую шею князька, а правой упереть лезвие в горло варвара.

Не вышло! Ничего! Ни левой, ни правой…

Маленький, но необычайно юркий чужеземец молниеносно ушел в сторону. Увернулся и тут же контратаковал сам.

Левая рука Зигфрида цапнула лишь воздух, правая угодила в цепкий захват. Пальцы иноземца оказались крепкими как палаческие клещи. Движения – быстрыми, резкими и беспощадными.

Зигфрид даже не понял, что случилось. Он лишь почувствовал острую, затмевающую сознание боль в правой руке и сильный удар о камни.

Кинжал выпал из вывихнутой кисти. Обезоружный и беспомощный барон, распластавшись, лежал на земле. Где-то в стороне мелькнуло растерянное лицо Карла.