Текст книги "Огненный рейд. Книга 1"

Глава 3

– Ну и какого ты уперся? Почему не стрелял, когда приказано было стрелять? – подполковник Кабаев, возглавлявший оборону Восточного сектора, смотрел на Егора тяжелым немигающим взглядом больших, чуть навыкате, выцветших глаз.

Нездоровое одутловатое лицо подполковника было похоже на лицо утопленника.

Егор не отвел глаз. В просторном кабинете с окнами, забранными решеткой (на всякий случай: иногда через Стенку сквозь огонь зенитчиков все же пролетали мелкие тварюшки, которых потом отстреливала полиция и части гражданской самообороны), кроме них больше не было никого. Егора и подполковника разделял заваленный бумагами стол.

– Гус, я ведь тебя давно знаю…

Это была истинная правда. Еще до начала всех этих катаклизмов Егор служил под началом Кабаева. Да и позже неоднократно отличался при отражении атак тварей, удостаиваясь личной похвалы подполковника.

– И я хочу помочь.

Наверное, это тоже было правдой.

Но Егор молчал. Кабаев вздохнул:

– В чем дело, Гус? Все стреляли. Ты – нет.

– В моем контракте нет такого пункта, чтобы расстреливать беженцев, не проявляющих агрессии и не представляющих угрозы, – отчеканил Егор.

– Но в контракте есть пункт о беспрекословном подчинении командиру.

– «Во всем, что касается обороны города от интродуктов», – процитировал Егор упомянутый параграф.

Кабаев неодобрительно покачал головой.

– Согласен, форма контракта несколько хм… устарела, скажем так. Но, в конце концов, не в бумажке дело. Ты взрослый и, как мне до сих пор казалось, разумный человек. Ты должен понимать, Гус: есть определенные правила, по которым всем нам теперь приходится играть. Либо ты следуешь этим правилам, либо выходишь из игры. А выход здесь один. За Кольцо. Все ясно?

– Нет, – Егор упрямо выставил подбородок. – Не все. По людям палить зачем? Нас поставили оборонять Кольцо от тварей.

– Раз поступил приказ, значит, надо было палить.

– По людям?

– Да, по людям надо было. И иначе было нельзя.

– До прошлой ночи обходились без этого.

– А больше не обходимся, – Кабаев покачал головой. Вздохнул: – И у нас теперь тоже не обходится.

– В каком смысле, «и у нас тоже»? – не понял Егор.

– На южном и северо-восточном участках уже расстреливали беженцев. И на западном было пару раз.

– Расстреливали? – Егор удивленно поднял голову.

Стреляли на Кольце часто. Только до сих пор он думал, что стрельба велась исключительно по тварям-интродуктам. Выходит, ошибался.

– Расстреливали-растреливали, – заверил его подполковник. – Только это м-м-м… не афишировалось, в общем.

Ну да, это не та работа, которой стоит гордиться.

– До сих пор наш сектор был благополучным, – продолжал Кабаев. – Ну, относительно. Но когда беженцы прут отовсюду, нельзя остаться чистеньким.

– По Рязанке шли женщины и дети, – угрюмо сказал Егор.

– И что? Женщины, дети, старики, больные, калечные и умирающие приходят к Кольцу почти каждый день.

– В последнее время, реже, – возразил Егор. – Гораздо реже.

– Не важно. У нас и так не хватает ресурсов, а что будет, если пускать за Стенку всех страждущих? Чем прикажешь кормить эту прорву народа, где ее размещать, как защищать? Сейчас такие времена, что приходится контролировать количество ртов. И соотносить их с качеством всего остального, что к этим ртам прилагается. Мозги, руки, навыки, умения…

– Понятно. Оптимизация населения.

– Да, оптимизация! Или, если хочешь – естественный отбор.

– Не-е-ет, товарищ подполковник, – криво улыбнулся Егор. – Никакой он не естественный. Искусственный.

– Да по хрену! – взорвался Кабаев. – Москва – не богадельня! Чтобы хоть кто-то выжил здесь, в Кольце, остальных нужно оставить за Кольцом.

– Кто-то? – Егор снова усмехнулся. – Почему бы не сказать прямо: выживает только тот, кому посчастливилось получить штампик со столичной регистрацией, пережить чистку и доказать свою полезность этому самому Кольцу? Почему бы не признать, наконец, что МКАДовское Кольцо – это спасательный круг для избранных?

– Послушай, Гус, – Кабаев смотрел уже не на него, а куда-то в зарешеченное окошко. – Кольцо защищает нас. Вернее, мы сами защищаемся с его помощью от внешнего мира. Весьма, заметь, враждебно к нам настроенного. Когда к Стенке подваливают твари – мы отбиваемся от них. Когда беженцы из провинции рвут проволочные заграждения и пытаются влезть в чужой рай, который строился не для них, мы тоже вынуждены защищать наш благополучный мирок.

Благополучный? Насколько он вообще благополучен, если приходится делить людей на тех, кто достоин жить в Кольце, и тех, у кого такого права нет? И если тот, кто достоин сегодня, завтра может вылететь за Стенку, как пробка из бутылки.

Егор вздохнул:

– Беженцы все равно не перелезли бы через Стенку. Зачем их было расстреливать?

– А если бы перелезли? – Кабаев пожал плечами. – Ну, вдруг?

Егор промолчал. Он такого «вдруг» попросту не мог представить.

– В конце концов, все зависит от самих беженцев, – продолжал Кабаев. – Если они понимают, что им здесь нет места, и тихо отваливают восвояси, никто стрелять в них не станет. Нам надо экономить боеприпасы.

– Ну да, мы просто отгоняем людей от Кольца, чтобы потом их сожрали твари.

Кабаев усмехнулся:

– Так о чем мы тогда вообще спорим, Гус? Какая разница – сожрет провинциала тварь или свалит твоя пуля под Стенкой?

– Для провинциала – никакой. Разница есть для того, кто стреляет. Или не стреляет.

– Ну, раз уж ты такой принципиальный, – подполковник зло тряхнул головой, – выпустил бы пару очередей в воздух – и все дела.

– Боеприпасы экономить надо, – буркнул Егор.

Да и глазастый Клюв все равно понял бы, куда целит сосед: по живым мишеням или поверх голов. К тому же, пришлось бы не только стрелять самому, но и давать команду всему отделению.

– А приказы надо выполнять, – холодно заметил подполковник. Помолчал, вздохнул: – Думаешь, мне самому легко отдавать такие приказы?

Егор не ответил. Подумал про себя: «Отдаешь ведь». Подумал и даже немного устыдился. Выбора у Кабаева не было. У него семья, дети. Пока подполковник сидит на обороне сектора, – они живут в безопасности за Кольцом. Но как только Кабай слетит со своего поста, вместе с ним за Кольцо отправятся красавица-жена, две симпатичные дочурки и ни к чему не приспособленный сынок-раздолбай. Сразу столько места освободится! Пятерых новых подполковников можно прописать в столице и поставить на оборону сектора. Пятерых бессемейных, разумеется.

Да и у взводного Трубы тоже, кстати, жена и ребенок имеются. А когда от твоей лояльности зависит не только личное благополучие, но и безопасность родных, на некоторые вещи, наверное, смотришь несколько иначе. И расстреливать толпу обезумевших от страха людей тогда становится проще.

Егор прикинул: а если бы у него была семья за спиной, стал бы он кочевряжиться? Или предпочел бы молча пристрелить и карабкающуюся по колючке девчонку, и подсаживающую ее снизу мать. И уложить еще десяток-другой провинциалов, которым все равно ничего хорошего в этой жизни уже не светит.

– На самом деле приказ открыть огонь по беженцам исходил не от меня лично, если тебе это интересно, – снова заговорил Кабаев после недолгой паузы. Кажется, подполковник оправдывался и, вполне возможно, не столько перед ним, Егором, сколько перед самим собой. – Распоряжение пришло оттуда, – Кабаев ткнул пальцем вверх. – Я всего лишь ретранслировал чужой приказ.

«Всего лишь? Удобно, наверное, быть ретранслятором», – подумал Егор. Однако вслух ничего не сказал.

– Ну да ладно, хватит о беженцах, давай теперь о тебе. – Кабаев перевел разговор на другое. – Взводный твой мужик нормальный – он и рад был бы все спустить на тормозах, но не может уже: слишком много свидетелей. Кто-то успел стукануть в СБ.

Ну ясно кто… Егор вспомнил глумливую ухмылочку Клюва. Фирменная улыбка сотрудника службы внутренней безопасности.

– От трибунала мы тебя отмазали с грехом пополам, – произнес Кабаев, почему-то не глядя в глаза Егору. – Былые заслуги и все такое…

Егор ждал продолжения.

– Но на секторе оставить не получится.

– На мое место уже кого-то взяли? – поинтересовался Егор, заранее зная, каким будет ответ.

– А ты думал? – фыркнул Кабаев. – Очередь в кадровом резерве большая, желающих много. Твоя регистрация и право на служебное жилье аннулированы. Ну, сам понимаешь…

Подполковник снова что-то пристально рассматривал за решеткой окна.

Егор понимал. Он все прекрасно понимал. Если его снимают с обороны сектора, то он на фиг никому не нужен внутри Кольца.

– Значит – за Кольцо? – попытался улыбнуться Егор.

Губы были как резиновые, улыбка вышла натужная и неестественная.

За Кольцо – это значит прямиком в пасть к тварям. И это значит, что в следующий раз его самого будут расстреливать под столичной Стенкой всякие там Клюевы.

Так, может быть, трибунал был бы лучше? Предпочтительнее? Проще? Легче? А что? Скорый суд, пуля в черепушку или петля на шею – и все, и никаких тебе больше проблем…

– Не тушуйся, Гус, – вяло подбодрил его Кабаев. – «За Кольцо» – оно ведь тоже разное бывает.

Ах, вот в чем дело!

– Форпост? – вопрос вырвался сам собою.

– Да, – кивнул полковник. И снова повернулся к нему. – Это единственное, что я смог сделать для тебя. Удалось убедить начальство, что ты слишком ценный кадр и твои навыки еще могут пригодиться.

Так, значит, да? «Ценный кадр». Ну, конечно, кадровые военные и профессиональные спецназовцы нынче редкость. Почти все погибли. А среди беженцев-провинциалов настоящих профи трудно найти.

Ладно, Форпост – так Форпост… Егор задумался. В принципе, так оно, конечно, лучше, чем совсем уж за Кольцо. На самом деле громким и грозным словом Форпосты назывались несколько подмосковных городков-станций, еще связанных со столицей защищенными перегонами железных дорог и самостоятельно отбивающих нападения тварей.

У пригородов-Форпостов было два основных предназначения. Во-первых, размещение ценного рабочего персонала, в труде которого еще нуждалась столица, но которому уже не находилось места в пределах МКАДовского Кольца. Между столицей и Подмосковьем курсировали бронированные «электрички». Жители Форпостов, получившие в службе резервной занятости рабочие визы, как встарь каждый день ездили в Москву на работу и, отпахав смену, возвращались обратно. Это позволяло покрывать дефицит квалифицированных специалистов для военных и гражданских служб, не сильно перегружая столичную инфраструктуру и экономя массу ресурсов.

Вторая функция Форпостов заключалась в отправке и приеме столичных экспедиционных бронепоездов дальнего следования, а также в первичной сортировке и карантинном осмотре добытых в экспедициях грузов.

По большей части Форпосты снабжали и защищали себя сами, не сильно обременяя столичные власти. Жители Форпостов время от времени устраивали короткие вылазки в кишащие интродуктами подмосковные районы и выгребали подчистую все более-менее ценное, что еще можно было там найти. Половина найденного шла в столицу, половина – оставалась у форпостовских. Москва помогала лишь оружием и боеприпасами. Ну и людьми, когда появлялась такая необходимость. Проштрафившимися ценными кадрами, например.

Паек в Форпостах был скудным, жизнь – невеселой и короткой. Но все же там можно было жить. Пока еще можно было. Для многих неприкаянных беженцев-провинциалов рабочая виза и каморка или койко-место в Форпосте были бы сейчас пределом мечтаний.

У каждого Форпоста имелось свое Кольцо, наподобие столичного, но, разумеется, поменьше и похлипче. Как правило, подмосковные Кольца охватывали не весь город, а лишь те его кварталы, которые примыкали к железнодорожной станции. Эти районы были густо заселены и с большей или меньшей степенью надежности защищены от тварей.

Но все же недостаточно надежно: под натиском интродуктов Форпосты гибли один за другим. Еще месяц назад их было раза в три больше. Теперь осталось около дюжины. Все – в ближайшем Подмосковье. И сколько они продержатся, не знал никто. Вряд ли очень долго.

И все-таки это был шанс.

– Пока послужишь как наемник – по временной рабочей визе, – с вымученной улыбкой продолжил Кабаев. – Место базирования у тебя теперь станция Железнодорожная. Это за Реутовым.

– Знаю, – кивнул Егор. На сегодняшний день это был самый удаленный форпост Восточного сектора. Тоже зона ответственности Кабаева. Подполковник, вроде бы, и убирал Егора с глаз СБ МКАДовского Кольца, но в то же время оставлял под своим присмотром.

– Там как раз появилась одна вакансия. Специально застолбил для тебя.

– Спасибо за заботу, товарищ подполковник. А вакансия эта открылась случайно не потому, что человека перевели на мое место? Это я так, просто интересуюсь, к слову.

– Нет не поэтому, – нахмурился полковник. – Боевые потери. В Форпостах это, знаешь ли, случается чаще, чем у нас. А на твое место безопасники поставили кого-то из своих.

– Еще кого-то?

Клюева им мало, что ли?

– Угу, – Кабаев достал платок и вытер пот со лба. – СБ усиливают позиции в гарнизоне. Подозрительными стали – жуть! Сильно переживают за лояльность Кольца.

– А чего переживать-то? – удивился Илья. – Кольцо – оно для всех Кольцо. Дезертировать никто не станет. Предателей там тоже не может быть по определению. Не тварям же продаваться. Так какой резон?

– Ну вот ты, например, резон, Гус. Прямой приказ командира похерил. Стрелять в беженцев не стал.

– Понятно. А теперь получается одним резоном меньше – одним безопасником больше.

– Получается так…

М-да, веселенькое времечко наступает. Был во взводе один Клюв-дятел, стучавший на сослуживцев, теперь будет два. А потом глядишь – и третьего подтянут, чтобы уж по стукачу на каждое отделение. И пригляд усилится, и конкуренция среди безопасников появится, и все такое…

Егор искренне посочувствовал Кабаеву. Комсектора придется быть осторожней вдвое-втрое, чтобы не растерять верных людей и не слететь с должности самому.

– В Форпостах такая же беда? – спросил Егор.

– Брось, – отмахнулся подполковник. – Наших безопасников туда голой бабой не заманишь. Они все сейчас Кольцо пасут. От него ведь в первую очередь зависит без-з-зопасность, – Кабаев скривился – Безопасность шишек из Кремля, думы и мэрии. Вот, что самое важное. А все остальное – это так, постольку-поскольку.

В голосе Кабаева послышалась безысходная тоска. Егору стало по-настоящему жаль командира. Некогда бравый, смелый и перспективный офицер, а теперь – вечный подполковник (новых званий больше не дают, и до полковника Кабаев уже не дослужится), зубами и когтями цепляющийся за должность комсектора, все-таки сильно, очень сильно изменился, пока сидел на охране Кольца. Впрочем, то, что сейчас происходит, меняет многих и меняет не в лучшую сторону.

– Ладно, Гус, вот твой паспорт с визой, вот пропуск до Курского вокзала. Там уже в курсе. Встретят, определят. Пропуск дает право бесплатного проезда до Форпоста…

«Билет в один конец», – мысленно усмехнулся Егор.

– Так что иди. Служи…

Кабаев нервничал. Жалеет, наверное, что сорвалось с языка лишнее насчет «шишек».

– Когда все уляжется, перетащу тебя обратно в Кольцо при первой же возможности, – пообещал Кабаев. Не очень, впрочем, уверенно.

Егор поблагодарил подполковника: как ни крути, а есть за что. Взял паспорт и вложенный внутрь пропуск.

Вышел.

Глава 4

В паспорт он заглянул уже на улице. Ну да, все было, как и должно быть. Поверх штампа столичной регистрации, которую, многие по старой въевшейся в мозги привычке называли пропиской, стояла отметка «Аннулировано». С подписью Кабаева, между прочим. «Ка» и «бэ» с длинными размашистыми хвостиками-росчерками. Рядом служебная отметка «Восточный сектор, участок «РВ-СО-58»», перечеркнутая от руки жирным крестом. «РВ» – значит «Рязанские Ворота. «СО-58» – «Спецотражатель-58»

Ниже синела блеклыми казенными чернилами стандартная рабочая виза. Под визой тоже красовался подполковничий автограф.

Еще ниже – оттиск печати, на котором четко проступало неблагозвучно сокращенное название нового места службы «Железнодорожн.». Под печатью – незнакомая закорючка.

Между жестких страниц паспортины торчал желтый листок. Тоненькая такая плохонькая бумажонка. Однодневный пропуск, обеспечивающий беспрепятственный проход по прилегающим к МКАДу районам Москвы. Рабочей визы Форпоста для этого было недостаточно. С ней заходить дальше Курского вокзала Егор не имел права. Рабочая виза – это все-таки не аннулированная прописка, которая позволяла безбоязненно бродить по всей столице. Любая рабочая виза ограничивала передвижение ее обладателя местом жительства, местом работы и кратчайшим путем между этими двумя пунктами.

– Ваш-ументы… – над ухом раздался чей-то пренебрежительно-невнятный голос.

– Что?

Егор поднял глаза.

Да уж… Вашу… менты…

Перед ним стоял полицейский патруль. Трое. Молодые, наглые. В легких бронниках, с короткими «огрызками» АКСУ в руках. Да уж, полиция…

Таких вот, с позволения сказать, стражей порядка долго и упорно переименовывали в полицейских, но толку-то? Мент – он и в Африке мент. А уж сейчас – и подавно! Ну кому, в самом деле, нужна сейчас нормальная профессиональная полиция?!

Дубинок, баллончиков со слезоточивым газом и прочей чепухи московские менты-полисмены больше не носили. Зачем, если можно сразу стрелять на поражение? На широких ряхах патрульных застыли самодовольные ухмылочки. Один жует жвачку. Он-то и заговорил с Егором. Надменно так, презрительно.

Прижав резинку зубами, полицейский выцедил снова, чуть более разборчиво:

– Документы? Ваши… – так выцедил, будто сделал великое одолжение одним лишь своим соизволением заговорить.

Егор вздохнул. Он и шагу ступить не успел от офис-штаба сектора, а эти трое уже тут как тут. Явились, блин, не запылились! Впрочем, ничего удивительного. Наверное, человек, потеряно пялящийся в собственный паспорт, выглядит подозрительно. А у ребят в полицейской форме на все подозрительное глаз наметан.

– Документы, говорю. Оглох, что ли? – мент с жевательной резинкой во рту ткнул Егора автоматным стволом в живот.

Тычок оказался болезненный. Профессиональный. Ох, пустить бы обратку, врезать гаду в рыло, да так, чтобы подавился своей жвачкой. А нельзя… Положат сразу, на месте. Да еще и поощрение от начальства получат за грамотные и самоотверженные действия при ликвидации опасного нарушителя правопорядка.

Егор протянул жвачному паспорт и пропуск:

– Вот…

Он, увы, уже не мог, как прежде, небрежно сунуть в нос патрулю документ с «твердой» столичной регистрацией и гордо удалиться. Менты – сами по большей части рабвизовские – старались не связываться с прописанными москвичами. Зато на остальных отыгрывались по полной.

Жвачный вскользь глянул на пропуск и, не найдя в нем ничего интересного, с унылым, даже разочарованным каким-то видом вернул бумажку Егору. Открыл паспорт.

Первым делом сверил вклеенное фото с оригиналом, потом развернул регистрационные страницы. И от изумления чуть не проглотил резинку.

– Оба-на! Секторский! – почти с восторгом сообщил он напарникам. – Отсюда, с Восточного! Аннулированный, мля!

Снова повернулся к Егору:

– Сегодня, прописку закрыли? В Форпост переводят, да? На рабочую визу?

Дурацкие вопросы, которые не требуют ответа – и так все ясно из документов. Егор отвечать не стал.

Полицейский покачал головой:

– Ну ты попа-а-ал, братан!

Сочувствие? Ага, держи карман шире! В голосе мента отчетливо прозвучало неприкрытое злорадство. Как же! Прописанный «москаль» опустился на ступень ниже и стал теперь вровень с патрульными… Даже нет, какой там вровень! Форпостовская виза – это не столичная виза.

– Че натворил-то, а? – через плечо «жвачного» в паспорт уже заглядывал второй патрульный – низенький и пухлый.

Третий – худощавый верзила – с глуповатой улыбкой молча пялился немигающими глазами на Егора.

– Ничего не натворил, – буркнул Егор. Докладываться этим стервятникам о том, что их не касается, он не собирался. Не обязан. Да и не чувствовал он себя «натворившим». Даже после разговора с Кабаевым. Ну то есть вообще не чувствовал. Ни малейшей вины за собой не ощущал. Только обиду. Которая, между прочим, уже переносилась и на этих ментов тоже.

– Совсем-совсем ниче? – хитро прищурился недомерок в форме. – Че, не гонишь?

– Просто перевожусь. На новое место службы.

– Ага, «просто», – гоготнул жвачный. Поперхнулся. Отхаркнулся. Снова принялся гонять резинку во рту. – Просто так из Кольца в Форпостовскую дыру не уходят.

Егору снова захотелось вбить жвачку ему в глотку. Поглубже. Так поглубже, чтоб из задницы вылезла.

– Слышь, а че, правда, говорят, вы ночью по провинциалам шмоляли? – неожиданно сменил тему чекающий коротышка.

– Я не шмолял, – ответил Егор.

– Да ладно тебе, братело, – жвачный по-панибратски хлопнул его по плечу. – Наши парни сегодня у вас на Рязанке все утро прикрывали похоронно-санитарную команду. Похоронцы трупы со МКАДа растаскивали. Жмуров, которых твари сожрать не успели. Вы ж там уйму беженцев положили.

– А че, правильно, – снисходительно одобрил коротыш. – Так им, сукам, и надо. Че в столицу-то без визы лезть?

– Не-е, неправильно это, – неожиданно возразил жвачный.

Егор удивленно посмотрел на него. Не похож был вообще-то этот мент на великого гуманиста.

– Фигня какая-то получается, если не тварей, а провинциалов отстреливать начинают, – задумчиво продолжал патрульный с жвачкой.

– А че фигня-то? – вытаращил глаза коротышка. Тоже, видать, удивился.

Да и третий – молчаливый – мент озадачено уставился на жвачного.

– А то, что боеприпасов не напасешься, – обосновал свою позицию тот. – У нас вон дежурный табель уже урезали на полрожка.

– А-а-а, – протянул коротышка. – Ну, вообще, да. Че-то жирно живут эти секторские, если по людям палят почем зря. Слышь ты, жирно живете, а?

Коротыш повернулся к Егору.

Егор ничего не ответил. Молча взял паспорт из рук жвачного.

– Э-э-э, ты че?! – выпятил грудь коротыш.

– Документы в порядке? – хмуро спросил Егор, даже не взглянув на него. Не этот недомерок был главным в патруле.

– Ну, в порядке, – нехотя признал жвачный.

– Виза не просрочена?

– Ну, не просрочена.

– Пропуск есть?

– Ну, есть.

– Ну, и досвидоз.

Он повернулся. Пошел.

– Че борзой, да? – бросил в спину коротыш. Впрочем, уже не так задиристо.

– Ладно, хрен с ним, пусть топает, – осадил напарника жвачный. – В Форпостах долго не живут. Сам сдохнет.

Третий патрульный так и не произнес ни слова.

…Егор шел вдоль Стенки, осматривая изнутри систему укреплений столичного Кольца. Когда еще доведется вот так прогуляться и полюбоваться ею с тыла. И доведется ли вообще? С учетом того, что в Форпостах долго не живут.

Защитную Стенку построили в рекордные сроки, когда интродукты только-только начали появляться в регионах. И между прочим, возводили ее главным образом силами нелегалов-гастарбайтеров, которых, как рабов согнали со всех столичных и подмосковных строек, а затем выперли за ненадобностью. Собственно, лишь этот опоясывающий город защитный барьер спас его от неминуемой гибели. К тому времени, как твари поперли по-настоящему, Москва уже превратилась в крепость. Огромную и, что немаловажно, хорошо вооруженную: из ближайших воинских частей и складов сюда завезли уйму оружия и боеприпасов.

Стенку потом еще долго достраивали, укрепляли и усиливали, но основная работа была выполнена в самые первые критические недели. Хлынувшие на штурм волны тварей-интродуктов не один раз, не десять, и, наверное, уже не сто разбивались о неприступную линию укреплений.

По сути, Стенка была обычной стеной в три-четыре яруса, протянутой по внутренней стороне МКАДа. Великой Московской Стеной. Новым Кремлем нового века.

Бетон, кирпич, дерево, сталь и непременная колючка снаружи и поверху. Надежная система коммуникаций. Открытые и закрытые переходы. Многочисленные лестницы и пандусы для подвоза боеприпасов. Огневые точки и защищенные позиции для личного состава, бойницы, амбразуры…

Мощные пролеты Стенки тянулись между многоэтажками, превращенными в подобие крепостных башен. Выходившие на МКАД подъездные двери и окна нижних этажей были наглухо замурованы. Из верхних оконных проемов торчали пулеметы, огнеметы, и гранатометы. На крышах высоток смотрели в небо стволы зениток, наблюдали за окружающим пространством корректировщики огня и круглосуточно дежурили снайперы. За Стенкой располагались стационарные минометные и артиллерийские батареи и мобильные установки залпового огня.

Возле немногочисленных ворот и защищенных блок-постами наружных КПП, ожидали приказа к вылазке ударные бронегруппы, состоявшие из танков и БТРов. У подножия Стенки были оборудованы доты и дзоты, связанные с основной линией укреплений подземными галереями. Наиболее уязвимые места обороны прикрывали минные поля и усиленные проволочные заграждения. Практически все подступы к Стенке были расчищены и хорошо пристреляны.

Оборонительную систему Кольца дополняли, по крайней мере, в теории два мини-аэродрома, размещенные на Красной площади и на Тверской. Правда, исправных машин там уже почти не осталось. Последний самолет и с полдюжины вертушек столичные власти берегли как зеницу ока. Егор подозревал, что борта московских ВВС на самом деле предназначались для экстренной эвакуации высших чиновников, в том случае если… Хотя об этом лучше не думать.

Егор переключил внимание на другое. Над Стенкой на одинаковом удалении друг от друга поблескивали зеркальными сегментами изогнутые щиты, обращенные рабочей поверхностью в сторону МКАДа. Спецотражатели… Похожие на большие спутниковые тарелки, только прямоугольной формы, с чуть закругленными краями, эти массивные антеноподобные сооружения использовались вовсе не для связи и не для защиты от интродуктов. Но именно они были сейчас главным оберегом столицы. Мощные отражатели надежно прикрывали Москву и ближайшие пригороды от пространственных аномалий, из которых, собственно, и прут твари.

– Ваши документы, – снова услышал Егор за спиной знакомую фразу.

Еще один патруль… Полиция бдила. Рабвизовские стражи порядка, допущенные в спасительное Кольцо, отрабатывали оказанное доверие.

Егор со вздохом вынул из кармана паспорт и пропуск. Молча протянул документы.

Внутри Кольца шла такая же борьба против всякого рода нелегалов, как и против интродуктов, осаждавших столицу снаружи. Чистка… пардон, оптимизация населения, начавшаяся сразу после возведения Стенки, продолжалась до сих пор. И вряд ли она закончится прежде, чем падет Кольцо.

Полицейские патрули отлавливали все еще попадавшихся на московских улицах затравленных бедолаг без прописки и визы. Или вообще без документов. Или с аннулированной пропиской. Или с истекшим сроком действия рабочей визы. Или с фальшивым штампиком в паспорте. Охота шла и на форпостовских наемников-дезертиров, пытавшихся затеряться за надежным столичным Кольцом, вместо того, чтобы после рабочей смены возвращаться в обреченные пригороды, как и полагается законопослушным гражданам.

Всего по пути к Курскому Егора останавливали раз десять. Это было непривычно и неприятно. Нет, конечно, его проверяли и раньше, но не так часто.

Наверное, вместе с аннулированной московской пропиской, было утрачено что-то еще, что-то особое, неуловимое и необъяснимое, что раньше вселяло уверенность, делало его стопроцентным москвичом и сразу бросалось в глаза стражам порядка. И чего сейчас, увы, не стало.

Отсутствие этого «чего-то» опытные менты чуяли нутром.

Егор вдруг ощутил себя человеком второго сорта. Такое острое, неуютное и мерзкое ощущеньице, когда у тебя в паспорте не прописка, а временная рабочая виза.

Виза… Да уж, дожили. Егор невесело улыбнулся. Сегодня он стал иностранцем в собственной стране. А впрочем, если разобраться, богатая Москва всегда была особым городом-государством в бескрайней нищей России. И Стенка по МКАДу тоже стояла всегда. Пусть не видимая прежде, но вполне себе ощущаемая. Как ни крути, а жизнь по ту сторону столичной кольцевой дороги разительно отличалась от жизни по эту. Наверное, больше нигде в мире не было столь резкого контраста между жирующей столицей и голодающей глубинкой.

И раньше, и сейчас опоясанная Кольцом территория, была островком благополучной, ну или относительно благополучной жизни, построенной, кстати, во многом за чужой счет – за счет обобранной провинции. Москвичи, впрочем, не особенно задумывались на эту тему. Они просто ценили свое благополучие, трепетно относились к нему, берегли его и, конечно же, не собирались ни с кем им делиться. Благополучие – оно потому и благополучие, что на всех его не хватает.