Текст книги "Дневник по имени «Алька»"

Дневник по имени «Алька»
Руслёна Фринбот

Корректор Светлана Харитонова

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Руслёна Фринбот, 2023

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-5998-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Мне в это воскресение было как-то грустно и одиноко… Щемило сердце, побаливало что-то там в голове и ныло плечо, идти куда-то совершенно не хотелось. Но привычка гулять по воскресениям в парке взяла своё и я позвонила кумушке, чтобы пригласить её с собой побродить по аллейкам. Та долго не брала трубку, а когда взяла, начала охать и ахать, что у неё всё болит и что я замучила её своими вылазками на природу. Ну, нет, так нет, пойду всё же, погуляю.

Для большей устойчивости прихватила свою палку, которую мне подарили мои дети на день рождения. Может, в другой раз я и обиделась бы на такой подарок, но, во-первых, палка была резная, украшенная разными мордами и ветками, а во-вторых, я в то время без неё ходить не могла, а «выгуливать» меня им некогда – разъехались по разным городам. Это сейчас я уже могу обходиться без неё, а тогда, после операции, тяжело пришлось. И прихватываю её теперь на всякий случай. Летом в траве ковыряюсь, сейчас (осенью) в листьях. В позапрошлый раз маленького ёжика вспугнула, такой смешной был! Свернулся, а носик и глазки торчат.

…Листья тихонько шуршат под ногами, мне этот звук очень нравится, специально выбираю места, где их ещё не смели в кучи. Так жалко, когда их жечь начинают. Горький запах подожжённых листьев напоминает о возрасте и ушедших годах… Ветра нет и листья почти не падают, так, немножко – то тут, то там. Ворона уселась на ветке и стряхнула на меня парочку зелёно-жёлтых листочков. Я проследила за ними взглядом и попыталась поймать хоть один. Ура, один поймала! Он не очень большой, жёлтенький, но с одного боку ещё осталась зелёная полосочка, как привет из лета. Положила его аккуратно в кармашек сумочки. Нет, погода замечательная, зря кумушка отказалась идти со мной.

Прошла аллейки три, подустала и села на скамью. Слева за ней раскинул ветки большой клён. У него листья были всех оттенков – от жёлтого, до красно-бордового. Жаль, что не взяла мобильник, поставила на зарядку и забыла, можно было сделать красивые снимки. Некоторое время сидела, задрав голову, разглядывая ворох разноцветных листьев над головой. Потом, скользнув по стволу взглядом, за что-то зацепилась. Интересно… Со скамейки не видно. Встала и подошла поближе. Вот когда палка пригодилась! В стволе было дупло, я его и раньше видела, а когда подошла поближе, заметила в глубине уголочек чего-то, завёрнутого в целлофан. Высоковато… В принципе, можно было и рукой достать, но плечо болело и рука не поднималась так, как хотелось бы. Я поддела находку палкой, засунув её как можно глубже в дупло и с третьей попытки выковырнула таинственный пакет. Хм… Кто-то явно что-то спрятал! Прямо шпионские страсти. Фантазия разыгралась и я, поёжившись, как от чьего-то взгляда, заспешила домой. По дороге успела, всё же, разглядеть, что это была общая тетрадка.

Придя домой, не торопилась заглянуть в тетрадь. Во-первых, это была чужая тетрадь, а меня всегда учили, что в чужие тетради заглядывать нельзя, некрасиво. Во-вторых, я проголодалась, поэтому пошла на кухню, поставила на плиту турку с кофе, намешала туда сахара ложечку и, когда сахар уже растопился, налила воду. Привкус подгоревшего слегка, карамельного, сахара мне нравится больше, чем запах горелых листьев. Намазала пару бутербродов с икрой минтая, взяла чашечку с кофе и понесла всё это в комнату. Пока перекусывала бутербродами с кофе, разглядывала находку. Тетрадка ждала меня на столе. Потрёпанной её не назовёшь, довольно аккуратная. Значит, её любили. Или просто аккуратный хозяин был… Почему, был? Может, он её на время спрятал, а потом захочет прийти и забрать. Ну вот, у меня уже начались угрызения совести. Надо бы её вернуть на место… Но редакторский зуд уже не отпускал. Ладно, вот прочитаю, а потом верну. Может, она и неинтересная вовсе, я так, полистаю и верну на место.

Итак, начнём! Торжественный момент – тадааам! Я открываю первую страницу…

«12 марта.

Привет. Меня зовут Изабелла. Не знаю, чем руководствовались мои родители, когда так называли. Друзья зовут просто Белка. Так и проще, и прикольнее. Меня вполне устраивает. Никогда не думала и не собиралась писать дневник. Но всё бывает когда-то впервые. Хехе. Теперь ты будешь моим поверенным, дневничок. Буду рассказывать тебе всё, что у меня творится. А давай, я тебе придумаю имя? Поскольку ты мой теперь собеседник, я должна же как-то к тебе обращаться? Что бы такое придумать? Вот если бы у меня был брат, то как бы я хотела его называть? Макс? Неееет… Серёга? Тоже не нравится. Ну вот, имён куча, а ничего в голову не приходит. Так, что там на полке стоит? География, английский… Может, Артуром назвать? О, вижу! Гайдар! Очень мне нравилась повесть одна в детстве – «Военная тайна». Там про мальчика Альку. Очень смелый мальчишка был по моим воспоминаниям. Мне мама часто про него читала. Будешь ты Алькой. Привет, Алька!

Я, Алька, очень люблю свою маму. Ей так нелегко было растить меня. Папа давно уже умер, от чего, так и не поняла, но раз есть могила, куда мы ходим иногда, значит, он, всё же, был. Думаю, что когда-нибудь расскажет она мне про него!

В принципе, я бесконфликтный ребёнок, более или менее послушная. Чес слово! Особенно с возрастом. Чем старше, тем послушнее. Ну, нравится мне её радовать! А то, придёт с работы – вся никакая, замотанная, глаза в кучу, а тут – суп готов, салатик… Не ахти чего, но ей-то приятно! Подруга моя, Татошка, удивляется – и когда успеваю? А я на неё удивляюсь – ну чего тут успевать! Поставил на плиту, а она сама готовит. Мы с мамой иногда просто чаю попьём с хлебом-с маслом и то, знаешь, как приятно.

Но всё закончилось полгода назад. Она влюбилась… Да было бы в кого! Алька, это не человек, это просто чудовище какое-то! Он, как только к нам переехал, стал дружбу со мной заводить. На родственных, типа, началах. Втирался в доверие – покупал шоколадки, билеты доставал на концерты и на спектакли. К нам часто приезжают разные театры, даже из Москвы. Вот он и старался. Просил его Лёшей называть. Ваще жесть! Мужику под пятьдесят, а я его Лёшей звать буду. Смехота! По-началу забавляло это всё, а потом как-то раз, когда мамы не было, он зашёл ко мне в комнату, начал чего-то сопеть, весь красный сделался… и потный – ужас! Я, конечно, по доброте душевной, спросила, что, плохо, что ли? Сердце? А он – гад! говорит:

– Да, Бэллочка, я болен, уже давно, как только тебя увидел.

Я обалдела! Сказала, что мне надо на дополнительные занятия в школу и свалила. Нет, ну ты видел это? И что делать? Маме сказать? А она что будет делать? Поверит? Она так его любит! Я же вижу, как на него смотрит. Всё готова сделать – «Лёшенька, что тебе приготовить? Лёшенька, что тебе купить? Тебе понравился супчик?» Ну и так далее… А я? Не могу же сидеть в комнате всю оставшуюся жизнь! Вот засада! Надо, всё же, как-то с мамой поговорить на эту тему.»

II

«20 марта.

Привет, Алька! Давно не писала, так как писать было нечего. Школа – она школа и есть. Но там у меня, в принципе, всё в порядке. И «папашка» не приставал. Я вздохнула свободно, но рановато, кажись… Уходить в школу я стала вместе с мамой, хоть она и уходит рано. Полчаса иду до школы и полчаса вокруг школы, пока она откроется. Холодно же, блин! Не май месяц! Ну, ничего, утренний моцион полезен, как говорят по телеку. Татошке ничего пока не рассказывала, вдруг это у него нечаянно получилось, ну, или я не так поняла чего-то. Сегодня после школы напросилась к ней домой, сказала, что у нас воду отключили, помыться хочу. Она так обрадовалась! Я к ней редко хожу, потому что папаша её пьёт, не пристаёт ни к кому, просто видеть не могу пьяных, меня от них тошнит. Татошка живёт совсем рядом, минут десять всего, поэтому мы пришли быстро, ветер ещё подгонял в спину, так что прибежали в пять сек! Пока бежали, мне показалось, что я его видела пару раз. Может, у меня уже глюки? Пришли и сразу на кухню пошли, замёрзли жутко! В марте почему-то всегда такие ветра! Напились чаю и я пошла в ванну. Пока там сидела, на сотовый кто-то позвонил, но Татошка не слышала, она уже сидела в наушниках за компом. Она любит громкую музыку, а её папаша ругается, поэтому она врубает её в наушниках на всю катушку.

А когда я вышла, опять зазвонил. Это был он. Я очень удивилась и спросила не очень приветливо:

– Чего надо?

Он начал какую-то чушь нести, что меня мама искала, просила узнать, где я и всё такое.

– Ну, у подруги, и что?

– А когда придёшь?

– Когда надо!

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна – то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.

В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») – идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

Я бросила телефон на диван и задумалась. Что, опять? Что, мне теперь маму у подъезда, что ли, ждать? Она поздно приходит, а этот боров пока не работает, в творческом поиске он.

– Татошка, слушай, что скажу. Сейчас я высохну и мы пойдём ко мне.

– Зачем? Я, в смысле, не против, но, может, ещё посидим, поиграем в компе? Или диск с собой возьмём?

– Бери, поиграем у меня. Но у меня есть план.

Мне пришлось рассказать ей о том, что у нас творится. Татошка пришла в ужас. Ну, это неудивительно, она от всего в ужас приходит. Чуть что, и у неё глаза квадратные, рот круглый и всё, она, как Зверев – в шоке!

– Что будешь делать? Это же беспредел какой-то! Давай, маме твоей расскажем?

– Нет, маме не буду рассказывать, я её расстраивать не хочу, ты же знаешь, у неё сердце.

– Ну и какой у тебя план? – Татошка потрясла волосами, раскидывая их по плечам. Они у неё длинные и пушистые, она вообще очень эффектная, лучше меня. И чего этот придур нашёл во мне? Тощая, сутулая, волосы короткие и торчат во все стороны… Ну да ладно!

– Давай так… Я приду и сразу закроюсь в комнате, а ты постоишь за дверью и послушаешь, что и как. Услышишь, что мы кричим – а я обязательно буду кричать, если что, звони и кричи тоже, что забыла у тебя дневник, а ты мне его принесла.

– А если он не откроет?

– Я придумаю что-нибудь. Откроет.

Мы отправились ко мне домой. Открыла своим ключом дверь и вошла. Татошка осталась на верхнем пролёте, в засаде. Хотела нырнуть незаметно в свою комнату, но он поджидал меня в прихожей.

– Ты очень долго, – и смотрит так внимательно.

– И чего?

– Ты что, меня избегаешь? Или боишься?

– Чего мне вас бояться! Я у себя дома! – я говорила громко, напористо, старалась не показать вида, что боюсь его. А я его, правда, боюсь! У него такие глаза… какие-то бесцветные и жёсткие. Пока мы препирались, он как-то так встал, что отрезал мне путь в комнату и стал теснить в комнату мамы. Я несколько растерялась, но, всё же, продолжала тараном прорываться к себе. Блин, и чаю не напьёшься с этим придурком! О чём он только думает??? Вернее, чем… Тут раздался длинный звонок и дробный стук ногами в дверь. Это Татошка. Он вздрогнул так, как будто его по башке долбанули. Хихиих! Я кинулась к двери, быстро её открыла и впустила подружку. Схватив её в охапку, потащила к себе и закрылась на два оборота. Эх, жалко, что нет засова амбарного! Сердце готово было выпрыгнуть наружу, оно стучало кувалдой в висках, мешая слушать, что делается за дверью. Татошка прилепила ухо к двери, затаив дыхание, а я подошла к окну и прижалась пылающими щеками (то одним, то другим) к стеклу. Сердце понемногу успокаивалось и я начала размышлять. Теперь, когда всё прошло, как нельзя, удачно, опять пришли сомнения – может, мне всё мерещится? Напридумывала чёртичё… Я решительно открыла дверь и крикнула:

– Дядя Лёша, чайник горячий?

Он засуетился:

– Сейчас включу, еле тёплый. Идите, девочки, я вам по бутерброду с сыром сделаю, конфеты есть!

Мы выползли на кухню. Татошка смотрела на него во все глаза, растопырив их, как два блюдца. Ну и глазищи у неё! Я, делая вид, что занимаюсь бутербродами (нарезкой сыра), из-под чёлки, которая свисала до самого кончика носа, подглядывала за ним, как он себя будет ТЕПЕРЬ вести. А он прямо светился весь! Чуть не порхает по кухне. Усадил Татошку к окну и мне ничего не оставалось, как сесть напротив неё. А он устроился рядом с ней. Ну, почти, сбоку. Налил нам чай, выложил конфеты, варенье, которое у нас никто, вообще-то, кроме него, и не ест. Себе тоже налил в большую кружку и хлебал громко так, с «выражением», как бы бабушка сказала. Потом Татошка будет говорить, что он с меня глаз не сводил, смотрел, не отрываясь. Наверное, я проглядела это…

III

«Алечка, добрый вечер! Вечером мама пришла уставшая; она как-то похудела в последнее время и осунулась. Её хахаль утащил на кухню и стал грузить проблемами со мной. Я сидела в ванной и пыталась подслушать. Вода сначала бежала из крана и сильно шумела, не давая мне подслушивать, тогда переключила её на душ, а лейку засунула в воду. Стало слышно более или менее.

– Она тааак грубит! Я с ней пытаюсь контакт наладить, а она полностью игнорирует. Сегодня привела подружку, закрылись в комнате и музыку включили на всю громкость. (Вот брехло, Алька, всё ж врёт!). Чем они там занимались? – и всё в таком духе – бла-бла-бла!

– В смысле – чем? – озадачено переспросила мама. Она сама занималась тем, что перемазывала бутерброд, который ей намазал Лёшенька – масла почти килограмм намазюкал, а мама столько не ест.

– Ну… ты же знаешь, молодёжь сейчас такая… Мало ли, что. Я к ним стучался, а они даже не отозвались!

– Ну, не выдумывай! А кто приходил? Ты знаешь?

– Наташа.

– Ну… Это хорошая девочка, я её чуть не с пелёнок знаю. Ну ладно, я поговорю с Беллой. Ты ходил на собеседование?

– Да, устроился туда, берут охранником пока.

– Здорово! А какой график?

– Ночь через ночь.

Какой кошмар! Он и теперь будет маячить передо мной целыми днями!

– Ну и здорово! Я смогу теперь спокойно ходить в поликлинику.

– Зачем? Ты заболела?

Мама каким-то загадочным голосом ему говорит:

– Ну, ты знаешь…

…Хотелось бы знать, о чём мы с мамой будем говорить? Этот умник тоже хотел послушать, но мама сказала, что хотела бы поговорить со мной наедине. И сообщить заодно… ну, ты знаешь… Интересно, что это мама хочет мне сообщить? Может, они, всё же, решили пожениться? Ааа!!! Этого мне только не хватало! И что мне тогда делать прикажите? Я, Алька, тогда просто сбегу из дома, ей-Богу. Уеду к бабушке. Ладно, подождём… О, вот, зовёт! Я пошла. Пожелай мне ни пуха, ни пера!»

«Вечер 23—30.

Дааа, Алька… Это совсем не то, что я напридумывала. Вот балда! Можно было догадаться сразу. Мы зашли ко мне и уютненько устроились на моём диване. Я накрыла нас пледом и включила лампу с рыбками. Они через пару минут заколыхались по стенам и потолку. Очень даже ничего себе смотрится!

– Изабелла, нам надо серьёзно поговорить!

Ну вот, если она так говорит, то это что-то из ряда вон выходящее! Сейчас будет разгон по полной!

– Алексей Константинович говорит, что ты груба с ним. А он так мечтал с тобой подружиться! В чём дело? Чем он тебе не нравится?

Вот он, момент истины! Сейчас я всё скажу! По крайней мере, я так думала.

– Мама! Он всё врёт! Представляешь, он…

– Белла, я ещё не всё сказала. Мне очень тяжело и мне именно сейчас нужна твоя поддержка. Видишь ли, у нас будет малыш…

Я, как мешком пыльным стукнутая, сидела. Всё, приехали… Сглотнула непонятно что и застыла с выпученными глазами. Сижу, рот разинула и, наверное, была сейчас похожа на Татошку.

– Что? Что ты так сидишь и молчишь? Ты против? – в голосе у мамы была тревога и волнение.

– Э… нет, что ты! Просто неожиданно. Ты не говорила мне, что хочешь ребёнка.

– Ну, вот, говорю…

Мама ещё долго мне говорила о своём особом положении, о давлении, которое именно теперь начало скакать то туда, то сюда, о токсикозе. О том, что существует угроза прерывания беременности, так как в её возрасте, практически, не рожают… (надо будет узнать об этом поподробнее), что её могут в любой момент положить в больницу на сохранение, но я уже отключилась, сидела, как в тумане, а в голове что-то мягко так гудело, отчего звуки проходили, как сквозь толстый слой ваты… Алька. Я ей ничего не сказала. Что ж, будем отбиваться… ну, если что…»

 
                                                   * * *
 

Я положила дневник на стол и сидела в полной прострации… Бедная девочка! За окном завыл ветер и пошёл дождь – первый этой осенью. А у Беллы ещё весна, март… Какая история неприятная! Хотелось бежать, что-то делать, искать, спасать! А куда бежать-то? Во-первых, уже поздно, час ночи, во-вторых, я ни о чём из ряда вон выходящем по городу не слышала. У меня подруга (не кумушка) работает в милиции, рассказала бы, если вдруг что-то такое приключилось… Это как-то успокаивало. Но, может, не афишировали, промолчали? Я имею в виду, у Беллы дома. А вдруг, произошло убийство? Я поковыляла на кухню, за кофеем… Всё равно теперь не усну. Буду читать уже до конца. Когда я нервничаю, у меня просыпается сильнейший жор – могу съесть что угодно и в любом количестве. Так было и теперь. Открыла холодильник и уставилась на полки задумчивым взглядом. Кое-как сообразила, что надо хоть что-то взять и закрыть его, бедолагу… А то он пищит уже минут пять. Взяла пачку творога, размешала на воде и кинула столовую ложку орехов (у меня всегда есть под рукой размолотые орешки – кешью, миндальные, грецкие), взяла три булочки и поспешила обратно, к «Альке». Надо же, фантазёрка, дневнику имя придумала. Усевшись поудобнее, я продолжила чтение…

IV

«5 апреля.

Привет, дружище! (здесь нарисовано три сердечка). Представляешь, я теперь стала очень вежливой, здороваюсь с будущим папашей (не моим, разумеется!), называю его по имени-отчеству, говорю всякие красивые слова – типа: будьте добры! пожалуйста! вы не могли бы?… ну и так далее. Ты не думай, что я всегда была страшной грубиянкой, просто с ним не разговаривала ни так, ни, в принципе, вообще никак. Соблюдаю все формальности, только бы мама не нервничала и не уехала в больницу. Даже, на всякий случай, позвонила бабуле, как там она, не сможет приехать? Бабуля, кряхтя в трубку, отказалась, далеко, боится, что не доедет, дорога для неё слишком дальняя. Я ей велела срочно помолодеть и выздороветь, а то соскучилась. Она посмеялась и пообещала скинуть лет двадцать, тогда уж точно приедет. Хорошо бы… Надеялась съездить к ней на весенние каникулы, но не получилось. Мы поболтали ещё о том, о сём и тут нарисовался «Лёшенька». Встал сзади и слушает. Тут же сообразила, что можно поржать. И как я забыла, что сегодня первое апреля! Не сегодня, а тогда, когда я звонила.

– Так чё, когда ты приезжаешь? На следующей неделе? Оч хорошо! Я тя жду! Люблю! – и положила трубку. На самом деле на кнопочку уже нажала, так что бабуля ничего этого не слышала.

– Кто приезжает?

– Бабушка, – я вежливо улыбнулась, скосив на него глаза. Он явно был недоволен этим известием. Ашоподелать! И не смогла не съехидничать:

– Ужасно невежливо подслушивать чужие разговоры! – я обошла его и поспешно скрылась в комнате, предусмотрительно закрывшись на ключ. Мы теперь часто остаёмся вдвоём в квартире. Мама всё ещё работает. Она говорит, что, когда у неё будет шесть месяцев, её отпустят в декретный отпуск. Интересно, почему такое название? «Декрет» помню по истории – их было тогда много: декрет о земле, о мире…»

«8 апреля.

Всю неделю он ждал бабулю. Я веселилась втихую! Было видно невооружённым глазом, как он нервничает и дёргается от каждого звонка. А, спрашивается, что такого? Несколько раз пытался со мной поговорить, но я всякий раз сматывалась к Татошке. Я перестала с ней делиться домашними делами и она тоже не спрашивала.

Мама заметила его нервозность и спросила:

– У тебя всё в порядке?

– А что?

– Ты какой-то не такой.

– Тебе показалось.

– Да? Ну и ладно, – мама сразу отстала от него, она не любит лезть в душу. Всегда ждёт, когда человек созреет и сам всё расскажет. Сегодня должна была приехать бабуля (в кавычках). Он прождал её целый день, а её всё нету и нету! Уже наступил вечер и он, не выдержав, спросил за ужином:

– Ну, и где тёща?

Мама уставилась на него с огромным удивлением:

– Откуда ты взял, что она должна приехать?

– Белла говорила с ней по телефону.

– Да? Белла!

Пришлось идти на кухню.

– Беллочка, о чём это говорит Алексей Константинович? Когда ты говорила с бабушкой и почему я об этом ничего не знаю?

– Эээ… я действительно говорила с бабушкой, но она не обещала приехать, она… ну, в общем, я преувеличила. Ну, или просто напросто пошутила, – тут я широко улыбнулась, – тогда было первое апреля, я не виновата, что Алексей Константинович не понимает шуток!

Я смотрела на неё невинными глазами, честно распахнув их ей навстречу.

– Ну и зачем ты пошутила? – мамины брови запрыгнули высоко на лоб.

Я сорвалась:

– А не надо стоять у меня за спиной, когда я разговариваю по телефону!

– Милая, Алексей Константинович, скорее всего, просто шёл мимо и нечаянно подслушал тебя! Правда же? – она повернулась к своему Лёшеньке.

О, святая наивность! (я где-то слышала эту фразу, она такая прикольная!)

– Да-да, именно так! – закивал головой этот болванчик.

(Ага, охотно верю!)

– Так приезжает бабушка или нет, мне кто-нибудь скажет?

– Нет, она сказала, что боится, что её растрясёт в поезде на запчасти… – буркнула я.

– Белла! Что ты такое говоришь?

– Да она сама так сказала…

Он тут же встрял:

– Ну, ты видишь, солнышко, как она разговаривает…

Тьфу! Как барышня кисейная! Противно даже! Пока мама смотрела на него, быстренько убралась к себе. Потом она, всё же, заходила ко мне поговорить по душам. Ну, поговорили. Всё опять свелось к тому, чтобы не доставать его. Я пообещала не видеть его в упор. На этом и разошлись. Пока, друг мой! Ушла спать!»