Текст книги "Шаг в пропасть"

Рут Манчини
Шаг в пропасть

Посвящается моей любимой мамочке

Ruth Mancini

THE WOMAN ON THE LEDGE

Copyright © 2024 by Ruth Mancini

All rights reserved

© О. Э. Александрова, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука^®

Пролог

Понедельник, 19 декабря

Я резко просыпаюсь, сердце отчаянно колотится. Утренний свет просачивается сквозь щели в жалюзи. Секунду-другую я пытаюсь сориентироваться, а потом слышу это. Оглушительный стук в дверь. Громкие мужские голоса и крик:

– Откройте, полиция!

Спросонья я не могу сдвинуться с места, онемев от страха. Внутри все сжалось, в голове вихрем проносятся обрывки мыслей. За мной пришли. За мной наконец пришли. Стук раздается снова. Очень громко. Они у входной двери, с тревогой думаю я. Кто-то открыл им дверь в парадную. Они не звонили в домофон, я бы услышала. Квартирка такая маленькая, что мне кажется, будто они уже у меня в гостиной.

Мой кот Джордж спрыгивает с кровати и шмыгает под плетеное кресло. Я поспешно накидываю на кровать покрывало.

– Уже иду! – кричу я, но у меня получается лишь слабый писк.

Надеюсь, меня услышали. Очень не хочется, чтобы они начали ломать дверь. Я поспешно влезаю в джинсы и хватаю из стопки сложенного на стуле белья чистую футболку. Рывком стаскиваю прилипшую к телу ночную рубашку, натягиваю футболку и, больно ударившись рукой о дверную ручку спальни, выскакиваю в прихожую.

– Уже иду! – снова кричу я, держась за ушибленную руку, достаю с притолоки ключи и дрожащими руками снимаю дверную цепочку. – Секундочку! Мне просто нужно отпереть дверь. – Я поворачиваю в замке ключ и нажимаю на защелку.

Они всей толпой вваливаются внутрь. В мою крошечную прихожую. Здоровенные мужики в форме и бронежилетах. Двое, трое, четверо. Наводняют квартиру, словно я какая-то опасная преступница.

Среди них женщина-коп. Слава богу!

– Тейт Кинселла?

– Да.

Она берет меня за руку и защелкивает на запястье наручник.

– Тейт Кинселла, вы арестованы по подозрению в убийстве. – Она тараторит текст, который отскакивает у нее от зубов: – Вы не обязаны что-либо говорить. Однако это может навредить вашей защите, если при допросе вы не упомянете то, на что впоследствии собираетесь ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано как доказательство. Вам понятно?

Я киваю.

Они обыскивают мою гостиную, потом спальню, пока я стою на кухне с женщиной-копом, на руке у меня тяжелый наручник. Я облизываю зубы языком и оглядываю кухню, мозг буквально вскипает от всех тех вещей, которые необходимо обдумать. Но поскольку я прикована к совершенно незнакомому человеку, мне не удается собрать мысли в кучку. Нёбо пересохло.

– Можно выпить воды? – спрашиваю я, кивая на раковину.

Столешница рядом с ней завалена тарелками и грязной посудой. Оставшиеся с прошлого вечера винные бокалы: две штуки. Разводы от кетчупа и зернышки жареного с яйцом риса. Вино и еда навынос: именно то, что вы выбираете на ужин, когда хотите что-то отпраздновать. Женщина-коп перехватывает мой взгляд. Возможно, она уже составляет мой психологический портрет.

– Не сейчас. Позже, – отвечает она.

– Мой кот. Я должна сделать кое-какие распоряжения, – говорю я.

– Кому?

– Соседке. Пожалуйста… Мне нужно ей позвонить. Мой телефон… он возле кровати.

– Мы это уладим.

– Она живет двумя этажами выше. У нее есть ключ. Я только попрошу ее кормить кота.

– Я ведь уже сказала. Мы это уладим.

Спустя десять минут меня выводят из квартиры. При виде синего с флюоресцентным желтым полицейского автомобиля, нелепо припаркованного за моим маленьким «опелем-корса» на узкой улочке перед домом, я чувствую, как сердце начинает громко стучать. Сейчас, в середине декабря, уже довольно промозгло и холодно, но полицейские изъяли мою куртку и все джемпера. И пока мне открывают дверь и усаживают на заднее сиденье, я в своей тонкой футболке дрожу как осиновый лист.

Мы молча едем до полицейского участка, женщина-коп за рулем, ее коллега-мужчина рядом с ней на переднем сиденье, я – на заднем, где-то на периферии моих мыслей периодически возникает потрескивание полицейской рации и приглушенные ответы полицейского. Во время этой короткой поездки мы проезжаем мимо ресторанчиков ближневосточной кухни, магазинов на Эджвер-роуд, букмекерских контор и микрофинансовых учреждений на Аппер-Беркли-стрит, Портман-сквер. Все выглядит совершенно обыкновенным, хотя и не совсем. Почти каждый день я хожу по этим улочкам, но сейчас они кажутся мне незнакомыми, словно после возвращения домой с каникул. Интересно, а мне суждено хоть когда-нибудь вернуться домой? Сердце отчаянно колотится. Всего-навсего учащенное сердцебиение. Ничего страшного, говорю я себе. Впрочем, мне положено волноваться, и тем не менее сейчас более, чем когда бы то ни было, я должна сохранять спокойствие.

Радует только одно: я больше никогда не вернусь в тот офис. При этой мысли у меня снова схватывает живот. Я вспоминаю, как, подойдя к самому краю террасы на крыше, смотрю вниз. И вижу на тротуаре ее искалеченное тело, выглядящее неаккуратной грудой одежды. Грудой одежды, принявшей форму человеческого тела. Кроссовка валяется на проезжей части. Сумка висит, зацепившись за зубец ограждения. Я снова и снова проигрываю сцену в голове, представляя ту вероятную боль, которую она испытала, ударившись о землю. И опять принимаюсь плакать. Всякий раз, как вспоминаю это изуродованное тело, я начинаю задыхаться, словно мне не хватает воздуха, словно это я, упав с террасы на лондонской крыше, пролетела двадцать пять этажей навстречу своей смерти на тротуаре внизу.

Мы въезжаем в ворота в задней части полицейского участка, и автомобиль останавливается. Меня ведут через двор, забитый полицейским транспортом, в пустую комнату с бетонными стенами и черными пластиковыми ковриками на полу. Мне объясняют, что это изолятор временного содержания и нам нужно подождать, так как мы стоим в очереди на заключение под стражу. Через пару секунд полицейские говорят что-то в интерком, и нас впускают внутрь.

Теперь я в пустом холле с высокой стойкой. Я сажусь на скамью между двумя полицейскими. Женщина-полицейский снимает с меня наручник и ставит рядом со мной коробку с бумажными носовыми платками.

– Давайте я принесу вам воды, – предлагает она.

– Спасибо. – Я тру ноющие запястья, затем бумажным платком вытираю слезящиеся глаза и мокрый нос.

Женщина-полицейский куда-то исчезает, оставив со мной копа-мужчину.

Он молодой, чисто выбритый, светловолосый, прыщавый. Прямо-таки копия моего племянника Джоша, что меня несколько утешает, пока мы бок о бок сидим на скамье.

Вернувшись, женщина-полицейский вручает мне пластиковый стаканчик. Я делаю глоток. Вода ледяная, но сейчас самое то. Я залпом выпиваю содержимое стаканчика.

– Хотите еще?

– Нет. Мне достаточно. Спасибо.

Мы ждем еще какое-то время, и вот наконец сержант за стойкой машет нам рукой. Он задает ряд вопросов о моем душевном состоянии, я отвечаю, что прекрасное, хотя, очевидно, бывает и лучше. Он зачитывает мои права, я говорю, что все поняла. Он предлагает адвоката, я соглашаюсь. Он обещает вызвать дежурного адвоката. Меня снабжают одеялом и отводят в камеру. Мою обувь и одежду забирают, а вместо них выдают толстовку и треники. Дверь захлопывается, я ложусь на койку и закрываю глаза. Я не собираюсь спать – сна нет ни в одном глазу, – но очень уж не хочется смотреть на стоящий в углу металлический унитаз без сиденья и крышки. Мне вообще ни на что не хочется смотреть. Даже с закрытыми глазами я ощущаю чужеродность всего вокруг: непривычной одежды, колючего одеяла, хлопающих дверей камер, звякающих ключей.

Я подтягиваю коленки к груди. Нужно о многом подумать, многое вспомнить. Я столько всего должна сказать своему адвокату, когда он или она здесь появится, но у меня замерзли руки и ноги, а мозг оцепенел. Одеяло совсем не греет, и я не знаю, можно ли попросить второе, да и особо не хочется привлекать к себе внимание лишними просьбами. И как я ни стараюсь нормализовать дыхание – вдох на счет четыре, задержка дыхания на счет пять, выдох на счет шесть или семь, – собраться с мыслями никак не получается.

За мной приходят, чтобы отвести на встречу с адвокатом. Я слышу стук в крошечное окошко в двери, и на сей раз ключи звякают в мою честь. На меня опять надевают наручник, хотя и ненадолго; его тут же снимают, когда я оказываюсь в маленькой комнате, где уже ждет адвокат. Это женщина лет тридцати с хвостиком, ближе к сорока; похоже, моя ровесница. Волнистые светлые волосы затянуты небрежным узлом, и одета она совсем неформально: на ней флисовая толстовка, джинсы и кроссовки. Что несколько неожиданно, ведь я считала, все адвокаты носят строгие костюмы. Но так как я закутана в одеяло, на мне бумажные тапки и спортивный костюм с чужого плеча, столь затрапезный вид тут же позволяет расслабиться.

– Привет, Тейт. Присаживайтесь. Меня зовут Сара, – представляется она. – Я ваш адвокат. Ну что, вы согласны?

Я сажусь на скамью напротив нее.

– Конечно, – киваю я.

– У вас есть выбор, – улыбается она; у нее добрые глаза. – Если решите, что я вам не подхожу, можете попросить себе другого адвоката. Должна вас предупредить: все, что вы скажете, естественно, останется между нами. Я не смогу никому передать содержание нашей беседы за пределами этой комнаты. – (Я снова киваю.) – А кроме того, вы разрешаете мне говорить от вашего имени с полицией, представлять вас в суде, а в случае надобности советоваться со своими коллегами.

– Хорошо.

Она проводит пальцем по тачпаду ноутбука:

– Итак, вас зовут Тейт Кинселла. Все правильно? И вы родились восьмого июня тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года?

– Да.

– Хорошо. О’кей. – Наморщив лоб, она смотрит на меня серьезными глазами. – Итак, Тейт, вам известно, почему вы здесь?

– Да.

– Вы обвиняетесь в убийстве…

– Мне известно, – поспешно говорю я. – Мне известно, почему я здесь.

– И как вы себя чувствуете? – спрашивает она. – У вас все хорошо?

Как странно. Почему все интересуются моим самочувствием, если считают, что я кого-то убила? Если честно, я рассчитывала встретить в свой адрес чуть больше негатива.

– Я в порядке. Разве что немного потрясена. Но я знала. Знала, что меня собираются за это арестовать.

– Да. – Сара, прищурившись, смотрит на экран ноутбука. – Вы сделали заявление. Вы сказали полиции и свидетелям происшествия, что находились с покойной в здании и были рядом с ней незадолго до того, как она умерла. Вы сказали им, что это ваша вина. – Она вопросительно смотрит на меня.

– Ну… я совсем другое имела в виду, – качаю я головой. – Я растерялась. Мне казалось…

Она переводит глаза на текст на экране ноутбука:

– А потом вы взяли свои слова назад. Заявив, что не знали о ее присутствии в том здании.

Я роняю голову на сложенные руки:

– Да, я действительно этого не знала.

– Но ведь вы там были.

– Да, я там была, – соглашаюсь я. – В том самом здании. В то самое время. Тем не менее не рядом с ней. И я ничего плохого не сделала. О чем и сказала полиции. Они мне не поверили.

– Не поверили, – соглашается Сара.

– Послушайте, я не могу ничего объяснить. Я не знаю, как или почему так произошло. У меня есть теория, но она типа… безумная. На самом деле весьма странная.

Сара смотрит мне прямо в глаза:

– Тейт, я должна вас предупредить… Если вы как-то замешаны в этом деле, вам не нужно ничего говорить. Вы должны хранить молчание. Вы меня поняли?

– Нет. Я должна им сказать! – протестую я. – Я невиновна. И ничего плохого не сделала. Я должна изложить им свою версию событий.

– Вы уже изложили свою версию событий.

– Но они мне не поверили! Они меня арестовали.

– Вот именно. То, что вы изложите свою версию событий, отнюдь не означает, что вас отпустят. Это так не работает. Как вы уже успели заметить, в результате вы просто окончательно запутаетесь.

– Но я невиновна!

– Тогда расскажите мне все. И позвольте дать вам совет. Ведь я здесь именно поэтому.

Я заворачиваюсь поплотнее в одеяло, хотя вполне согрелась и уже способна чувствовать свои ноги. Способна нормально соображать.

Сара придвигает к себе ноутбук и ждет, опустив глаза и расправив плечи.

– Я не знаю, с чего начать, – вздыхаю я.

– Начните с самого начала.

Часть первая

Глава 1

Пятница, 9 декабря

Я пробиралась по забитому людьми бару к стеклянной двери на террасу. Настроение у всех было приподнятым, рождественское караоке в самом разгаре. Мой начальник Дэн и его личная помощница Хейли только что вполне прилично сработали под Элтона Джона и Кики Ди. А теперь выступал наш исполнительный директор Джерри Сигер, явно воображавший себя Элвисом. Разогретый благодарной публикой и количеством выпитой водки, он рывком расстегнул на груди рубашку и стал энергично вращать бедрами, пародируя короля рок-н-ролла.

Бар находился на верхнем этаже двадцатипятиэтажного офисного здания в самом сердце Сити. Подойдя к двери, я заметила несколько человек из своего отдела, кучковавшихся в курительной зоне снаружи, и резко остановилась, так как была сыта по горло пустой офисной болтовней. По правде говоря, я вообще не общалась с сотрудниками нашего банка, если не считать Дэна и, возможно, Хейли. Меня не интересовали ни автомобили партнеров, ни их каникулы на горнолыжных курортах, ни кто следующий на очереди за самым крупным бонусом, а сотрудников банка не интересовала ни я, ни моя захиревшая актерская карьера.

Я проскользнула мимо них за угол и поднялась по узкой пожарной лестнице на верхнюю площадку террасы на крыше. Холодный воздух действовал отрезвляюще, так же как и открывавшийся вид. Когда я поднялась на самый верх, то увидела мерцающие вдали белые огни Тауэрского моста и змеившуюся в восточном направлении, в сторону доков, реку. За моей спиной на том берегу возвышался небоскреб «Осколок», нижние этажи были окутаны тьмой, а макушка ярко светилась. Я закурила сигарету и глубоко затянулась, наслаждаясь одиночеством. Докурив, я сделала пару шагов вперед, поближе к парапету. Мне хотелось проверить, как близко я смогу подойти к краю, а заодно посмотреть на улицу внизу. Я всегда боялась высоты, у меня затряслись поджилки, тем не менее какое-то извращенное чувство упрямо гнало меня к самому краю. Будто я проверяла на вшивость свой мозг: сможет ли он остановить меня от прыжка? Мне когда-то говорили, что в этом-то и состоит настоящая причина головокружения.

Я подошла к ограждению и, ухватившись за перила, посмотрела вниз – и вот он, длинный отвесный обрыв. Мой желудок тут же сделал кульбит. А потом справа от себя краешком глаза я заметила ее. Женщину с темными волнистыми волосами. Она залезла на наклонное световое окно, перебралась через парапетное ограждение и теперь сидела, свесив ноги, на карнизе.

Поколебавшись, я крикнула:

– Эй! Не уверена, что тут стоит сидеть. – Когда она не ответила, я подошла поближе и, преодолевая головокружение, затараторила: – Я серьезно. Это небезопасно. Ты можешь упасть.

Она повернула голову и посмотрела на меня:

– Не могла бы ты просто… оставить меня в покое?

– Не думаю, что мне стоит это делать, – с некоторой заминкой ответила я.

– Я только хочу… Мне нужна всего лишь одна минута.

– А потом ты слезешь с карниза? – Повернувшись ко мне спиной, она покачала головой, и меня затрясло. – Если ты собираешься прыгнуть… Пожалуйста, не нужно этого делать. – (Она не ответила.) – Да ладно тебе! Наверняка все не так уж и плохо.

– Неужели? Давай поспорим! – произнесла она дрожащим, срывающимся голосом, взяла бутылку вина, стоявшую рядом с ней на парапете, и, откинув голову, сделала большой глоток.

– Может, хочешь об этом поговорить? – не сдавалась я.

– Тут не о чем говорить, – ответила она. – Я облажалась. Эпически облажалась.

– А как именно ты облажалась?

У нее затряслись плечи, она заплакала.

Тогда я поспешно сказала:

– Послушай, моя жизнь – сплошная катастрофа. Если кому и прыгать вниз, так это мне. – (Она не ответила.) – Нет, я серьезно. Я тридцативосьмилетняя безработная актриса – слеш – временная секретарша – слеш – девочка на побегушках. Я живу совершенно одна. А точнее, вдвоем с котом.

Она оглянулась:

– Так ты актриса?

– Ага, – облегченно кивнула я, довольная, что привлекла ее внимание. – Ну… пытаюсь ею стать.

– И в каких постановках ты участвовала?

– Да так, особенно ни в каких. Ты вряд ли о них слышала.

– А по телику тебя показывали?

– В одной рекламе. Да и то сто лет назад.

– Ну и в какой же?

– Магазина ковров. Я была женщиной на ковре-самолете. Той самой, которая влетела в окно и приземлилась прямо в гостиной какой-то пары. – (Она посмотрела на меня пустыми глазами.) – Угу. Ну да ладно. У меня давным-давно не было приличной работы. На мне висит долг в двадцать одну тысячу фунтов. Я ничего не умею. Разве что лицедействовать. Хотя нет. Я получила сертификат OCR, уровень два, по машинописи, но у меня хромает скорость, и я заработала RSI[1]1
  Травма от повторяющихся нагрузок. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]. Поэтому в основном занимаюсь фотокопированием, сканированием и уничтожением документов. Что мне наверняка пригодится, – я продолжала болтать, – если я получу роль одуревшей от скуки временной секретарши. Хотя прямо сейчас все это безумная чертова скукотища! И знаешь что? Мои братья и сестры – семейные люди с детьми, и все они мультимиллионеры.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет, – кивнула я. – Каждый из них. У них большие дома, хорошие машины, дизайнерские шмотки, шикарные каникулы. Они живут в сказке. А теперь посмотри на меня.

Женщина протянула мне бутылку с вином. Я сделала шаг вперед и взяла у нее бутылку.

– Они что, реально миллионеры?

– Реально. – Вытерев рукавом горлышко бутылки, я отхлебнула вина. – Я не шучу. Одна из моих сестер – владелица сети отелей. Мой старший брат разместил акции своей компании на фондовом рынке перед кризисом и заработал пятьдесят миллионов, за одну ночь превратившись из просто богатого в супербогатого человека.

– Ну а если они все такие богатые, почему не помогут тебе рассчитаться с долгами?

– Они сговорились и решили, что не будут этого делать. Они считают, я должна включить мозги и научиться сама себе помогать.

– Мило, – медленно кивнула она.

У меня завибрировал телефон. Я вытащила его из кармана и посмотрела на экран.

– Бойфренд? – спросила она.

– Всего-навсего «Амазон». Завтра доставка, – покачала я головой.

– А что ты заказала?

– Туфли, – ответила я, и она, снова кивнув, внезапно заплакала. – Если честно, чуть поздновато. Новые туфли нужны были мне для вечеринки. – После этих слов она заплакала еще горше, и я придвинулась чуть поближе. – Эй!

– По крайней мере, у тебя есть бойфренд, – всхлипнула она. – По крайней мере, у тебя есть чертов бойфренд!

– Что? – нахмурилась я. – С чего ты взяла, что у меня есть бойфренд?

– Сообщение, которое ты только что получила, – объяснила она.

– От «Амазон».

– Ох! Ага… О’кей. – (Интересно, когда она успела так набраться?) – А у тебя есть бойфренд?

Она сверлила меня глазами в ожидании ответа. И при этом ерзала на карнизе. Я запаниковала. Вообще-то, я собиралась сказать «нет», но не хотелось врать. Что, если Дэн отправится меня искать и поднимется на террасу?

– Типа того, – кивнула я.

– Что ты хочешь этим сказать? – фыркнула она.

– У меня кое-кто есть, – призналась я. – Но он, собственно, не мой бойфренд.

– Что значит – он, собственно, не твой бойфренд?

– Он женат, – замялась я и, встретив ее немигающий взгляд, добавила: – Теперь понимаешь? Катастрофа.

Минуту-другую она обдумывала мои слова. Ветер, подняв полу пальто незнакомки, стегнул ее по бедру. Поправив пальто, она спросила:

– А ты его любишь?

– Да.

– А он тебя?

– Не знаю. Возможно.

– И тем не менее осталась какая-то надежда, – пробормотала она. – У тебя осталась надежда.

– Он женат, – напомнила я. – У него есть дочь, которую он обожает. Он никогда не бросит жену.

– Откуда ты знаешь?

– Я это прогуглила.

Внезапно она улыбнулась сквозь слезы:

– Ты это прогуглила?

– Ой, ну ты понимаешь! Я прогуглила, как часто мужчины бросают своих жен. Оказывается, всего в пяти процентах случаев или типа того. – Ее улыбка стала шире, и я улыбнулась в ответ. – Что?

Женщина пожала плечами:

– Не знаю. Извини. Просто ужасно смешно звучит.

– Так все делают, когда находятся на грани отчаяния.

– Расскажи мне об этом, – попросила она.

Я молча посмотрела на нее. Она не шелохнулась, но мне показалось, будто мы чуть-чуть продвинулись вперед. И я побоялась все испортить, ляпнув что-нибудь не в тему.

Наконец она засопела и вытерла глаза.

– Можно стрельнуть у тебя сигаретку?

Я поспешно достала из сумки пачку и протянула своей собеседнице.

Она попыталась взять пачку, но не смогла дотянуться.

– Не получается… Не могла бы ты подойти поближе?

– Спускайся, – предложила я. – Пожалуйста! Где ты живешь? Может, мы возьмем до дома одно такси или… найдем какой-нибудь бар или типа того. И уже там продолжим наш разговор.

Она помолчала секунду, а затем, к моему удивлению, повернулась и, схватившись за перила, встала на колени, после чего перелезла через парапетное ограждение и спустилась со светового окна. Я поспешно подошла поближе и встала между ней и парапетом. Щелчком вытряхнув сигарету, я протянула ее женщине, дала ей прикурить и вернула бутылку с вином. Женщина выпустила облачко дыма и приложилась к бутылке.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Тейт, – ответила я.

– Еще раз, – нахмурилась она.

– Тейт. Т-е-й-т.

– Как необычно.

– Угу. Думаю, родители надеялись, это сделает меня интересной. В нашей семье у всех односложные имена. Ферн, Хит, Блэр, Скай. А как тебя зовут?

– Хелен.

– Ух ты! Я поняла. Целых два слога.

Она сжала губы и втянула щеки:

– Моя фамилия Бэк.

Я постаралась сохранять непроницаемый вид. Хел и Бэк[2]2
  Хел (Hell англ.) – ад, Бэк (back англ.) – назад. Выражение «Be to hell and back» означает: «Пережить большие неприятности».


[Закрыть]. Я не рискнула смеяться. Хелен по-прежнему стояла слишком близко к краю. Она все еще могла передумать и, снова вскарабкавшись по световому окну, броситься вниз.

– Шучу-шучу. Моя фамилия Джонс. – Она широко улыбнулась и выпустила еще одно облачко дыма.

Я облегченно улыбнулась в ответ.

– Итак, расскажи об этом женатом мужчине, – попросила она.

– А где ты работаешь? – замялась я.

– Что?

– Ты работаешь в ФКБ?

– Где-где?

– Это Французский частный кредитный банк, где я подвизаюсь. Банк занимает несколько этажей: с двенадцатого по девятнадцатый. Сегодня в баре гуляют сотрудники банка.

Она покачала головой:

– Нет.

– А на каком этаже ты работаешь?

Она сделала очередную затяжку:

– На десятом.

– На десятом? – Я почесала в затылке. – В «Коуэн Макколи», да?

– Э-э-э… я просто временная сотрудница, – ответила она. – На самом деле я там никого не знаю.

Я вытряхнула из пачки еще одну сигарету и прикурила:

– И я тоже. Отстой, да? Никому нет до тебя дела. Ты словно человек-невидимка.

– Тогда почему ты здесь?

– Рождественский корпоратив. – Я пожала плечами. – Приходится делать над собой усилие. Ведь так?

Она затушила окурок каблуком:

– Ну… я не знаю. А зачем, если ты всего лишь временная секретарша?

– Долговременная. Я здесь уже четыре месяца. – Сделав паузу, я добавила: – Ладно. По правде говоря, парень, с которым я встречаюсь, – я кивнула на здание за спиной, – он там, внутри. Я с ним работаю. Он мой босс. – Когда она, поджав губы, многозначительно покачала головой, я не смогла сдержать кривой усмешки. – Вот такие дела. Только все это реально дохлый номер. На работе он никогда со мной не разговаривает. И даже более того, демонстративно меня избегает. Так что ты совершенно права. Сама не понимаю, какого черта я сюда притащилась.

Она передала мне бутылку. Я сделала глоток и вернула бутылку:

– А как насчет тебя? Ты-то зачем здесь?

– Я пришла, чтобы броситься вниз с крыши. Ты что, забыла?

– Блин! Прости. Но ты ведь больше не собираешься этого делать?

Она бросила тоскливый взгляд на «Осколок»:

– Ты вроде как меня отговорила.

Я осторожно коснулась ее руки:

– Ай ладно. Давай вызовем такси. Утром жизнь покажется тебе совсем в другом свете.

– Я так не думаю.

– Ну тогда ты всегда сможешь мне позвонить. Хорошо?

– Ты серьезно?

– Ага. Совершенно серьезно. Дай-ка мне твой телефон.

Вытащив из кармана сотовый, она отдала его мне. Я набрала свой номер и нажала на кнопку «Отправить». Мой телефон звякнул, и я вернула ей сотовый.

Она бросила на меня озадаченный взгляд:

– Почему тебя это волнует?

– Потому. Несмотря на то что, по-твоему, ты сделала или не сделала, ты, кажется, милая женщина, – улыбнулась я. – И, кроме того… мы, временные сотрудники, должны держаться друг друга. Разве нет?

Поразмыслив минуту-другую, она шагнула вперед и спрыгнула на крышу рядом со мной.