Текст книги "Лицо под вуалью"

Крупные слезы потекли из его глаз по щекам. Он рыдал, всхлипывая и не закрывая лица, сидя прямо и держа палку двумя руками; он плакал так, как большинство мужчин плачет только совсем маленькими детьми.

Глава 3

– Похоже, ее задушили гарротой. – В голосе Бэзила Самнер-Квиста звучало приятное возбуждение, будто он позвонил, чтобы сообщить какую-то сплетню: например, что главный констебль удрал с чужой женой. – Вы меня слышали? Я сказал, что ее задушили гарротой.

– Да, я слышал, – ответил Вексфорд. – Очень любезно с вашей стороны сообщить мне об этом.

– Я подумал, что вам будет приятно узнать такую криминальную подробность до того, как я представлю вам полный отчет.

У некоторых очень странное представление о вкусах других людей, подумал старший инспектор, стараясь вспомнить все, что ему известно об удушении гарротой.

– Чем именно ее задушили? – переспросил он.

– Гарротой, – весело хихикнул Самнер-Квист. – Понятия не имею, какого именно типа. Но самодельной, без сомнения. Это ваша проблема. – И он по-прежнему со смехом сообщил Вексфорду, что миссис Робсон встретила свою смерть в промежутке от пяти тридцати до шести часов и не подверглась сексуальному насилию. – Просто задушена гарротой, – закончил он.

– Раньше это был способ казни, – заметил Вексфорд, когда в кабинет вошел Бёрден. – Железный ошейник прикрепляли к столбу, а в него помещали шею жертвы. Становится немного не по себе, когда начинаешь думать, как они вставляли туда шею жертвы… Потом ошейник стягивали до тех пор, пока жертва не задохнется. Ты знал, что такой способ смертной казни применяли в Испании еще в шестидесятых годах двадцатого века?

– А мы-то думали, что они увлекаются только боем быков! – хмыкнул Бэзил.

– Существовало еще более примитивное приспособление, состоящее из куска проволоки с деревянными ручками.

Майкл сел на край письменного стола Вексфорда из розового дерева.

– По-моему, я где-то читал, что если Инквизиция приговаривала тебя к сжиганию, то палач мог задушить тебя за небольшую плату до того, как костер разгорится.

– Думаю, именно тогда проволока с деревянными ручками получила широкое применение, – кивнул Вексфорд.

Он отвлекся и подумал, относятся ли джинсы Бёрдена к так называемым «дизайнерским». Они были очень узкими у щиколоток и гармонировали с цветом носков инспектора, оттенок которых назывался, наверное, «синий деним». Не подозревая о том, что его так озадаченно разглядывают, инспектор спросил:

– А Самнер-Квист говорит, что именно так задушили Гвен Робсон?

– Он не знает; просто говорит «гаррота». Но она должна быть чем-то в этом роде. И убийца должен был принести ее с собой, готовую. То есть все было заранее подготовлено, что, если вдуматься, Майкл, довольно странно. Это, безусловно, говорит в пользу преднамеренного убийства, но в ситуации, когда никто не смог бы предсказать преобладающих условий. На автостоянке могло быть много народа, например. Если только наш преступник не носит с собой гарроту, как мы с тобой носим авторучку… Не думаю, что мы сможем сказать об этом больше до тех пор, пока не получим полный отчет о вскрытии. А пока, что мы вообще знаем о Гвен Робсон?

Ей было пятьдесят восемь лет, бездетная, раньше работала приходящей помощницей по хозяйству на службе у муниципального совета Кингсмаркхэма, теперь на пенсии. Ее мужем был Ральф Робсон, также бывший сотрудник муниципального совета, за два года до этого ушел на пенсию из жилищного отдела. Миссис Робсон вышла замуж в восемнадцать лет, и они с мужем жили сначала вместе с его родителями в их доме в Стоуэртоне, позже на съемной квартире, а потом снимали коттедж. Они были в числе первых в списке на получение жилья в этом районе, и им выделили один из новых домов в Хайлендз, как только его построили. Никто из них еще не имел права на государственную пенсию, но Робсон получил пенсию от местных властей, на которую они умудрялись жить с относительным комфортом. Например, им удавалось ездить на автомобиле «Эскорт», которому было всего два года. Как правило, супруги проводили ежегодный отпуск в Испании, но в этом году им помешал сделать это только артрит Ральфа Робсона, который сильно повредил его правое бедро.

Все это узнали от самого Ральфа и его племянницы Лесли Арбел, изображенной на той фотографии, которая так напомнила Бёрдену о Шейле.

– Эта племянница – она живет не с ними? – уточнил Вексфорд.

– Она живет в Лондоне, – ответил Майкл, – но проводила много времени здесь, с ними. Была для них больше дочерью, чем племянницей, как я понимаю, к тому же необычно преданной дочерью. По крайней мере, так это выглядит. Она сейчас живет с Робсоном – приехала, как только он ей сообщил, что произошло с его женой.

По словам Ральфа, у его супруги была привычка делать покупки на неделю по четвергам, во второй половине дня. Еще шесть месяцев назад он всегда ездил вместе с ней, но артрит лишил его этой возможности. В прошлый четверг, два дня назад, она уехала на своей машине почти в половине пятого. И больше он ее не видел. А где он сам был между половиной пятого и семью часами? Дома, один, на Гастингс-роуд, смотрел телевизор, заварил себе чай. Почти так же, как Арчи Гривз, подумал Вексфорд: он заезжал к нему пораньше в это утро.

* * *

Этот старик был не свидетелем, а просто мечтой полицейского. Узость его жизни и ограниченный диапазон его интересов превратили его в устройство с объективом и пленкой для идеальной регистрации событий в его маленьком мирке. К несчастью, наблюдать Гривзу было почти не за чем: покупатели уезжают, огни меркнут и гаснут, Седжмен закрывает и запирает ворота…

– Там был этот молодой парень, и он бежал, – рассказал он Вексфорду. – Это было как раз в шесть часов, на одну или две минуты позже. Много людей покидало центр, в основном леди с покупками, а он выбежал из-за той стены.

Вексфорд вслед за Арчи посмотрел в окно. Стена, о которой шла речь, была боковиной въезда на подземную парковку, рядом с которой стояла небольшая толпа мерзких зевак. Смотреть там было не на что, но они ждали и надеялись. Ворота стояли распахнутыми, и по асфальту катался под порывами ветра пустой пакет из-под еды. Флаги на башенках развевались на ветру, расправлялись и трепетали. Я там был, подумал Вексфорд, и чуть не застонал, я выехал оттуда в десять минут седьмого и видел… ничего я не видел! Ну, ничего, кроме той женщины, Сандерс.

– Я подумал, что у него неприятности, – сказал Арчи Гривз. – Подумал, что он сделал нечто недозволенное, что его заметили и теперь за ним гонятся. – Гривз был так стар, что его лицо, как и кожа на руках, потеряло цвет и покрылось старческими пятнами, которые называют «могильными метками». Он похудел от старости, и его вязаная кофта и фланелевые брюки мешком висели на костлявом, дрожащем теле. Но бледные голубые глаза в розовых ободках видели не хуже, чем глаза человека вдвое моложе его. – Это был просто мальчишка, в одной из таких шерстяных шапочек на голове и в куртке на молнии, и он мчался, как летучая мышь из преисподней.

– Но в действительности за ним никто не гнался? – уточнил Вексфорд.

– Я этого не видел. Может быть, им это надоело, и они повернули обратно, понимая, что не догонят его.

А после этого Арчи видел, как Дороти Сандерс, которая потом кричала и грохотала воротами, ходила взад и вперед, искала на автостоянке кого-то или что-то. Она сдерживала гнев, но ее оскорбленное негодование накапливалось, и позже безумный ужас выплеснулся из нее, заставляя Гривза дрожать, трепетать и опасаться за свое сердце.

В ночь на четверг в полицейском участке Кингсмаркхэма выделили специальную комнату, чтобы принимать звонки от людей, которые могли оказаться в торговом центре «Баррингдин» на подземной автостоянке между пятью и половиной седьмого вечера. Местная телевизионная станция немедленно обратилась с призывом к возможным очевидцам заявить о себе, и Вексфорду удалось разместить обращение ко всей стране в ночных десятичасовых новостях, идущих по кабельным сетям. Сразу же начали поступать звонки – даже раньше, чем номер для звонков исчез с экрана, по словам сержанта Мартина, – но большинство звонивших только вводили полицию в заблуждение, несмотря на добрые намерения, или, наоборот, с недобрыми намерениями, или намеренно пытались всех запутать. Позвонила молодая женщина по имени Сара Киссонз и сказала, что это она сидела за рулем того автомобиля «Воксхолл Кавальер», который выехал вслед за Вексфордом с автостоянки. Еще один звонок поступил от мужчины, рядом с машиной которого Гвен Робсон поставила свой красный «Метро». Он видел, как она приехала, и смог назвать время ее приезда в центр – примерно без двадцати пять.

На протяжении ночи четверга продолжали поступать звонки – многие от водителей машин, стоявших на других уровнях, которые больше ничего не видели. Но с ними все равно беседовали. Рано утром в пятницу раздался звонок от имени владелицы синей «Лянчи». У миссис Хелен Брук, находящейся на девятом месяце беременности, начались роды в магазине здорового питания торгового центра около пяти часов вчерашнего вечера. Вызвали «Скорую помощь», и ее увезли в родильное отделение Стоуэртонской королевской больницы.

Ни один из явно искренних и полных благих намерений позвонивших людей не смог описать тех, кого они видели, когда парковали или забирали свои машины, зато те шутники, которым нравится дразнить полицейских, дали множество фантастических описаний.

Две продавщицы из центра «Баррингдин» позвонили, чтобы сообщить, что обслуживали Гвен Робсон: одна – почти в пять часов, а вторая, Линда Назим, кассирша из супермаркета «Теско» – на полчаса позже. Но к этому времени двое полицейских от Вексфорда уже находились в торговом центре и расспрашивали всех сотрудников магазинов, а Арчболд уже поговорил со старшей продавщицей рыбного отдела из супермаркета «Теско», которая подтвердила, что поскандалила с женщиной, соответствующей описанию Дороти Сандерс, около шести часов, когда они уже закрывались. Все это только подтверждало время ее появления на автостоянке, которое мог подтвердить и сам Вексфорд.

В то же утро Ральф Робсон официально опознал тело своей жены – во время этого испытания ее шея была деликатно прикрыта. Он вошел, хромая и опираясь на палку, посмотрел на искаженное ужасом лицо Гвен, с которого частично исчезло посинение, кивнул и сказал: «Да», но на этот раз не заплакал. Вексфорд в тот момент его не видел – он вообще еще не видел этого старика. Зато лично побеседовал с Дэвидом Седжменом, сторожем автостоянки. Этот человек мог бы стать ценным свидетелем, но он, по-видимому, ничего не видел или не запомнил ничего из увиденного. Он помнил, как помахал рукой Арчи Гривзу, потому что делал это каждый вечер, но почему-то не мог вспомнить, как запирал ворота. И в его памяти не остались ни встревоженная женщина, ни бегущий мужчина, ни быстро проехавшая машина, ни подозрительный беглец. Все было нормально, сказал сторож своим скучным голосом. Он запер ворота и уехал домой, точно так же, как всегда, сев в свою машину там, где всегда ее оставлял, – в отсеке одной из площадок автостоянки.

Ноябрьский воздух обжигал холодом, небо было свинцово-серым. Красноватое солнце висело над крышами домов – не очень высоко, но выше оно в ноябре и не поднималось. Бёрден надел утепленную куртку, светло-серую и очень теплую, марки «Килли». В ней он превращался из худого человека в толстого. Его жена на время уехала к матери, которая выздоравливала после операции, и это беспокоило Майкла, делало его нервным и неуверенным. Он мог бы провести эту ночь вместе с ней и их маленьким сыном в доме у тещи, возле Майрингхэма, но ему очень хотелось, чтобы его семья вернулась к нему, в их собственный дом. На его лице появилось раздраженное и одновременно циничное выражение, когда Вексфорд заговорил с ним в машине.

– Не показался ли тебе Робсон, – сказал старший инспектор, – одним из тех людей, которые способны сесть и неторопливо смастерить из проволоки приспособление с ручками на обоих концах с конкретной целью задушить свою жену?

– Ну и вопрос ты задал! – изумился инспектор. – Не знаю, каким для этого надо быть человеком. Но у него не было машины – как ты помнишь, на ней уехала его жена. А центр находится в миле от Хайлендз.

– Знаю. У него действительно артрит бедра?

– Если даже и нет, у него не было машины. Он мог пойти пешком, и есть еще автобус. Но если хочешь убить жену, почему бы не сделать это дома, как поступает большинство?

Вексфорд не смог удержаться от смеха от такой безразличной готовности согласиться с убийством на дому.

– Может, так и было, мы пока не знаем, – ответил он. – Мы не знаем, умерла ли она на автостоянке или ее тело только бросили там. Мы даже не знаем, вела ли она машину.

– Ты имеешь в виду, что за рулем мог сидеть сам Робсон?

– Посмотрим, – сказал старший инспектор.

Они приехали в Хайлендз, и Лесли Арбел открыла им входную дверь. Она не напомнила Вексфорду его собственную дочь – с его точки зрения, Лесли совсем не походила на Шейлу. Он увидел лишь хорошенькую девушку, которая сразу же поразила его тем, что была исключительно хорошо одета, почти абсурдно хорошо одета для траурного утра выходного дня за городом в доме у недавно потерявшего жену дяди. Она представилась и объяснила, что не стала ждать предварительно намеченного времени своего визита, а приехала утром в пятницу.

– Дядя наверху, – сообщила Лесли. – Он лежит. Приходил врач и сказал, что он должен отдыхать как можно больше.

– Всё в порядке, мисс Арбел. С вами мы тоже хотели бы побеседовать, – ответил ей Вексфорд.

– Со мной? Но я ничего об этом не знаю. Я была в Лондоне.

– Вы знаете свою тетушку. И можете рассказать нам что-нибудь о том, каким она была человеком, лучше, чем ваш дядя.

Девушка ответила весьма педантично:

– Правильно, но это он – мой настоящий дядя. То есть моя мать была его сестрой, а Гвен была моей тетей, так как вышла за него замуж.

Вексфорд кивнул, сознавая, что его нетерпение заметно. Он мысленно призвал себя к осторожности, чтобы не сделать поспешного вывода, что свидетельница безнадежно глупа. Арбел провела их в пестро обставленную гостиную Робсонов, где Вексфорда ослепили никак не гармонирующие друг с другом рисунки на тканях: цветы на ковре, цветы более сдержанных узоров на шторах, деревья и фрукты на обоях, половичок с узором из ромбов… Пламя газового камина лизало вечные угли. Девушка уселась, и теперь у нее за плечом из серебряной рамки ее собственное лицо улыбалось. Первый же вопрос полицейского очень удивил ее:

– Эти шторы – они новые?

– Простите?

– Разрешите, я задам вопрос иначе. На этих окнах когда-нибудь висели другие шторы?

– По-моему, у тетушки Гвен были когда-то красные шторы, да… Почему вы хотите это узнать?

Вексфорд не ответил. Он наблюдал за Арбел, пока Бёрден расспрашивал ее о телефонном звонке от дяди в четверг вечером. У нее была необычная одежда, и она почему-то напоминала о нереальной элегантности актрис из голливудских комедий тридцатых годов – такая же нарядная и неподходящая для повседневной носки. На грудь кремовой шелковой блузки Лесли свисало между лацканами шелкового жакета кофейного цвета множество золотых цепочек, слишком тяжелых, чтобы быть удобными. Руки ее с ярко-алыми ногтями лежали на коленях, и она поднесла одну к лицу и прикоснулась к щеке, когда отвечала на вопросы.

– Вы собирались приехать на уик-энд в субботу, как часто делали? – начал расспрашивать ее Майкл.

Лесли кивнула.

– Но ваш дядя позвонил вам сам вечером в четверг и рассказал, что произошло?

– Он позвонил в четверг, в четверг ночью. Я думала приехать сразу, но он и слышать не хотел. С ним была одна из соседок, некая миссис Уиттон, поэтому я подумала, что с ним все будет в порядке. – Девушка переводила взгляд с одного полицейского на другого. – Вы говорили, что хотите поговорить со мной о тетушке Гвен.

– Чуть позже, мисс Арбел, – ответил Бёрден. – Не расскажете мне, что вы сами делали в четверг во второй половине дня?

– Зачем вам это знать? – Лесли была более чем удивлена, и ее поведение стало вызывающим, будто ей нанесли оскорбление. Ее длинные, элегантные ноги со ступнями, обутыми в кремовые кожаные туфельки на высоких каблуках, сдвинулись, плотно прижавшись друг к другу. – Зачем вам вообще знать об этом?

Возможно, это была чистая наивность.

Инспектор ответил напрямую:

– Это обычные вопросы, мисс Арбел. При расследовании убийства необходимо знать местонахождение людей. – Он попытался помочь ей с ответом. – Наверное, вы были на работе, не так ли?

– В четверг я рано вернулась домой, не очень хорошо себя чувствовала. Разве вы не хотите, чтобы я вам рассказала о тетушке Гвен?

– Чуть позже. Вы вернулись домой рано, так как неважно себя чувствовали. Вы простудились, да?

Арбел устремила бессмысленный взгляд на Бёрдена, но, возможно, не совсем бессмысленный, так как в нем был элемент серьезности.

– Ведь это день моего ПМС, – сказала она, будто славилась этим недомоганием, будто весь мир знал об этом. Вексфорд сомневался, знает ли его коллега, что обозначает это сокращение, а теперь и девушка, кажется, тоже усомнилась в этом. Нахмурившись, она подалась в сторону инспектора. – У меня всегда бывает ПМС, и с этим ничего нельзя поделать.

В этот момент дверь открылась, и вошел Ральф Робсон, опираясь на палку. На нем был халат, а под халатом – сорочка и брюки.

– Я услышал голоса. – Его плоское лицо с большим носом повернулось к Вексфорду с озадаченным выражением.

– Старший инспектор Вексфорд, управление уголовных расследований Кингсмаркхэма, – представился тот.

– Рад с вами познакомиться, – произнес Робсон тоном далеко не радостным. – Ваш приход сюда избавил меня от необходимости звонить вам. Может, кто-то из вас скажет мне, что стало с покупками?

– С покупками, мистер Робсон?

– С теми покупками, которые Гвен сделала в четверг. Они лежали в багажнике нашей машины, я полагаю. Я понимаю, что не могу пока получить обратно свою машину, но покупки – дело другое. В тех пакетах мясо, батон хлеба и масло, и не знаю, что еще. Не скажу, что я беден, но и в деньгах не купаюсь и не могу просто так все это выбросить, правда?

Инстинкт самосохранения или прижимистость берут верх над горем. Вексфорд это знал, но все равно это никогда не переставало его слегка удивлять. Возможно, этот человек и не ощущал горя, возможно, он был виновен в смерти жены, но могло быть и так, что он перестал питать сильные чувства к кому-то или к чему-то. Иногда это случается с людьми в старости, и Вексфорд замечал это, внешне оставаясь спокойным, но с внутренней дрожью. И все же Бёрден рассказывал, что Ральф рыдал, когда ему сказали о смерти жены.

– Мы вернем их вам позже, но сегодня же, – вот и все, что ответил вдовцу Вексфорд.

Он лично внимательно изучил содержимое пакетов с покупками перед тем, как распорядился поместить скоропортящиеся продукты в один из холодильников столовой полицейского участка. Среди них не оказалось ничего интересного: в основном это была еда, а также аптечные товары – зубная паста и присыпка из талька – и кое-что из отдела домашних товаров – четыре лампочки. Все это лежало в фирменном пакете с надписью «Британские товары для дома», и это указывало на то, что Гвен, вероятно, зашла сначала именно в этот магазин. В сумочке миссис Робсон, которую скоро тоже вернут и которую Бёрден первой осмотрел на автостоянке, лежал ее кошелек с двадцатью двумя фунтами плюс какая-то мелочь и чековая книжка банка «Трасти Сейвингз». Были там также кредитная карточка «Виза» и карточка, которую выдавал торговый центр «Баррингдин» своим клиентам. Носовой платок жертвы и две свернутые бумажные салфетки не были использованы. Из двух писем, которые подсказали полицейским ее личность и адрес, одно оказалось от ее сестры из Лидса, а второе – хотя его едва ли можно было назвать письмом – приглашением на Рождественский показ мод в тот магазин, где Вексфорд покупал Доре свитер.

– У вас не пропадала коричневая штора, мистер Робсон? – спросил старший инспектор Ральфа.

– У меня? Нет, – покачал тот головой. – Что вы имеете в виду?

– Штора, которую вы, возможно, держали в багажнике вашей машины для того, например, чтобы накрывать ею лобовое стекло в морозную погоду?

– Для этого я использую газету.

Лесли Арбел внезапно спросила:

– Ты не хочешь съесть что-нибудь на ланч, дядя? Что-нибудь легкое?

Хозяин дома к тому времени уже сел и согнулся в кресле, прижимая одну руку к бедру – по-видимому, ему было по-настоящему больно, так как его лицо страдальчески сморщилось.

– Мне ничего не хочется, дорогая, – отозвался он.

– Но ты ведь еще не принимал свои таблетки? Те, которые плохо влияют на твой желудок?

– Доктор отменил эти чертовы таблетки. Сказал, что они мне не подходят, что у меня может от них возникнуть язва.

– У вас ведь артрит, не так ли, мистер Робсон? – вновь подал голос Вексфорд.

Ральф кивнул.

– Вы послушайте, и услышите, как скрипит тазобедренный сустав. – Он шевельнул ногой, и в ней явно сместилась кость в суставе, вызвав у него мучительную боль, и Вексфорд, к своему ужасу, услышал это – услышал не свойственный человеку треск. – Мне не повезло, у меня аллергия на обезболивающие лекарства. Приходится улыбаться и терпеть. Я стою в очереди на операцию по замене сустава, но список такой длинный, что нужно будет ждать около трех лет. Один бог знает, в каком состоянии я буду через три года. Если б я смог сделать ее в частном порядке, тогда дело другое.

Для Вексфорда не было новостью, что замену тазобедренного сустава можно сделать почти сразу же, если пациент готов заплатить, но вот время ожидания операции по государственной медицинской страховке может быть долгим. Он сознавал несправедливость такого положения дел, но его больше занимала попытка оценить подлинность инвалидности Робсона. Старший инспектор перевел взгляд на девушку – та смотрела на него простодушным взглядом, и ее красивое лицо ничего не выражало.

– Где вы работаете, мисс Арбел?

– В журнале «Ким».

– Назовите мне, пожалуйста, его адрес, и еще ваш домашний адрес в Лондоне. Вы живете одна или делите квартиру с другими жильцами?

– Я снимаю квартиру вместе с еще двумя девушками. – Лесли с раздражением невнятно назвала полицейскому адрес в северо-западном Лондоне и добавила: – А офис «Ким» находится в Оранжтри-хаус на Ватерлоо-роуд.

Вексфорд только один раз видел этот журнал, когда Дора купила его, увидев рекламу товаров со скидкой, которые можно было заказать по почте. Глянцевый еженедельник – кажется, его издавали для не слишком молодежной аудитории, но в то же время иногда и для женщин старше сорока. В том номере, который попался Вексфорду, были опубликованы статьи, показавшиеся ему скучными, но сам журнал преподносил их как спорные и интересные. Их заголовки гласили: «Хорошо ли быть лесбиянкой?» или «Ваша дочь – это ваш клон?»

– Может быть, ты сможешь съесть немного омлета, дядя, и тонкий кусочек хлеба с маслом? – предложила девушка.

Робсон пожал плечами, а потом кивнул. Бёрден заговорил с ним о миссис Уиттон, соседке, которая приходила посидеть с ним до того, как приехала Лесли Арбел. Видел ли он кого-нибудь, говорил ли с кем-нибудь по телефону, пока его жены не было дома?

Лесли поднялась, сказала:

– Прошу меня простить, я на минутку…

Ральф стал рассказывать Майклу о соседях по Гастингс-роуд жалобным, монотонным голосом, постоянно запинаясь и после каждого предложения вставляя фразу о том, что Гвен знала их всех лучше его, и Вексфорд вышел из комнаты. Он нашел Лесли Арбел стоящей возле электрической плиты; она повязала вокруг талии узорчатое кухонное полотенце вместо фартука, чтобы защитить шелковую юбку кофейного цвета. В миске лежали два яйца, а рядом с ними – венчик, но вместо того, чтобы готовить дяде ланч, девушка рассматривала свое лицо в маленьком зеркальце и наносила на него какую-то краску маленькой толстой кисточкой.

Как только она увидела Вексфорда, то тут же убрала кисть и зеркальце, будто этот поспешный маневр каким-то образом делал невидимыми ее предыдущие действия. Она разбила яйца, но не слишком умело – уронила кусочек скорлупы в миску и вынуждена была выуживать ее длинным красным ногтем.

– Зачем кому-то могло понадобиться убить вашу тетю, мисс Арбел? – спросил старший инспектор.

Лесли ответила не сразу. Сперва она полезла в буфет за тарелкой и поставила солонку на поднос, накрытый салфеткой. Когда же заговорила, ее голос звучал нервно и раздраженно:

– Это сделал какой-то сумасшедший, правда? Нет никаких причин для убийства, в наше-то время. Те, о которых читаешь в газетах, там люди говорят, что не знают, зачем они это сделали, или что они забыли, или что временно потеряли память – что угодно. Тот, кто ее убил, должен быть одним из таких людей. Я хочу сказать, кто мог захотеть убить ее по какой-то причине? Не было никакой причины. – Девушка отвернулась от полицейского и начала взбивать яйца.

– Ее все любили? – спросил он. – У нее не было врагов?

В левой руке Арбел держала сковородку, на которой сильно дымилось сливочное масло, а в правой – миску с яичной смесью. Но вместо того, чтобы вылить эту смесь на сковородку, она стояла, держа на весу оба сосуда.

– Просто смешно слушать то, что вы говорите, – заявила она. – Или было бы смешно, если б это не было такой трагедией. Она была чудесной, милой леди, разве вы не понимаете? Вам никто не сказал? Посмотрите на дядю Ральфа, у него разбито сердце, правда? Он ее боготворил, а она боготворила его. Они были просто чудесной парой, как молодые влюбленные, до того самого дня, когда это случилось. И это сведет его в могилу, я вам говорю, это его прикончит. Он постарел на двадцать лет со вчерашнего дня.

Она резко повернулась, вылила яйца на сковородку и начала быстро их перемешивать. У Вексфорда возникло любопытное ощущение, что, несмотря на кажущуюся искренность ее слов, Лесли в действительности пытается произвести на него впечатление заботливой, компетентной, зрелой женщины. Только ей это не удалось: девушка вдруг осознала, что, хотя яйца уже готовы, она забыла о хлебе с маслом. Лесли принялась в большой спешке отрезать толстые ломти хлеба, а затем положила на них неровные куски масла, отколотые от замороженного куска. Старший инспектор открыл перед нею дверь, и его охватило чувство, похожее на жалость, хотя он и не совсем понимал, за что жалеет ее. Самодельный фартук из чайного полотенца слетел, когда мисс Арбел вошла в гостиную, покачиваясь на своих высоченных каблуках. И все равно, проходя мимо маленького зеркала на стене, висящего между кухней и гостиной, она не смогла удержаться от взгляда в него. Балансируя в остроносых туфлях с подносом в руках, нервничая, девушка, тем не менее, воспользовалась возможностью бросить самовлюбленный взгляд на свое лицо…

Робсон полулежал, откинувшись на спинку кресла, и его пришлось вывести из полудремы. Его племянница сделала это, не только подложив ему под спину подушку, чтобы он сел прямо, и плюхнув поднос ему на колени, но еще и сказав грубым и даже шокирующим тоном:

– Он спросил у меня, были ли у Гвен враги! Ты можешь в это поверить?

Старик поднял на нее тусклый, удивленный взгляд, а потом недоверчиво пробормотал:

– Он всего лишь делает свою работу, дорогая.

– Гвен, – произнесла Лесли и продолжила со слезами в голосе, – Гвен, она была мне как мать. – Внезапно ее голос стал резким. – Учтите, она не была мягкой! У нее были принципы, очень высокие принципы, правда, дядя? И она умела высказать свое мнение. Ей не нравилась та парочка, они живут вместе, через дом отсюда, не помню их фамилий, они занимаются своим бизнесом на дому. Я говорила, что времена изменились с тех пор, как она вышла замуж, но это ее не убедило. Я ей сказала, что так сейчас все поступают. Но она и слушать не хотела, правда, дядя?

Теперь все смотрели на девушку, и Робсон тоже. Кажется, она осознала, что ведет себя слишком оживленно для того, кто совсем недавно потерял близкого человека, и покраснела. Не много здесь искренней любви, подумал Бёрден и сказал:

– Теперь мы бы хотели осмотреть дом. Вы не возражаете?

Лесли стала бы возражать, но Робсон, почти ничего не съев, оттолкнув от себя тарелку, кивнул и махнул одной рукой, соглашаясь, хоть этот жест и был весьма странным. Вексфорд не стал бы возиться с домом: он не ожидал найти ничего существенного, касающегося жизни или смерти миссис Робсон. Он уже почти согласился с точкой зрения девушки, что Гвен убил какой-то человек с совершенно расстроенной психикой – просто потому, что она оказалась там и была женщиной, неготовой к нападению и достаточно слабой. Тем не менее он прошел в ее спальню, общую с Ральфом, и увидел повсюду признаки семейной гармонии. Кровать не была застелена, и хотя Вексфорд не ожидал сделать какое-то особенное открытие, он зачем-то приподнял ту подушку, которая была смята меньше, и обнаружил под ней ночную сорочку миссис Робсон, которую, должно быть, она смяла и сунула туда утром в четверг.

На фотографии в рамке была молодая Гвен, с темными и пышными волосами, с широкой улыбкой и более пухленькая, чем теперь. Она сидела, а ее муж смотрел из-за ее плеча – возможно, чтобы произвести впечатление более высокого человека, чем он был в действительности. На тумбочке рядом с ее кроватью лежали два романа Кэтрин Куксон, на его тумбочке – последний роман Роберта Ладлэма[2]2
  Кэтрин Энн Куксон (1906–1998) – видная английская писательница в жанре любовного романа; Роберт Ладлэм (1927–2001) – знаменитый американский писатель, автор многих бестселлеров в жанре шпионского и политического триллера.


[Закрыть]. На туалетном столике стояла маленькая бутылочка духов «Шик» от «Ярдли» между щеткой для волос и подушечкой для булавок, к которой были приколоты три брошки. А на стенах висело удивительно много рамок: фотографии супругов, коллаж из открыток в рамке, сентиментальные памятки об их отпусках, снимки кошек и собак, вероятно вырезанные из календарей, коттедж в цветущем саду, вышитый кем-то – может быть, самой Гвен Робсон…

Шторы в комнате были так же разукрашены цветочными рисунками, как и эта картинка. Несмотря на мрачный стиль в одежде, хозяйка этого дома любила яркие цвета – розовые, голубые и желтые. Пускай пожилая женщина и одевалась в коричневый цвет, но в доме она его не использовала. Аккуратная стопка журналов «Ким» занимала половину верха длинного табурета, а на них лежала вчерашняя вечерняя газета. Означает ли это, что в ночь после убийства жены Робсон взял вечернюю газету с собой в постель, чтобы почитать? Ну а почему бы и нет? Жизнь должна продолжаться. И ему, несомненно, дали снотворные таблетки, так что ему нужно было что-нибудь почитать в ожидании, когда подействует лекарство. Вексфорд бросил взгляд на передовую статью и на фотографию прокурора Эдмунда Хоупа, такого же красивого и впечатляющего, как любой из тех арабских террористов, против которых он выдвигал обвинение, а затем отвернулся и стал изучать вид из окна.